Текст книги "Зелёный мяч"
Автор книги: Андрей Розум
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Луна
Я проснулся, когда на дворе ещё было темно. По настенному радио прозвучал гимн СССР. Посреди комнаты, на ковре, лежали полосы света от уличного фонаря, пробивающегося сразу из трёх окон. Моя ночная рубашка была немного влажной и прилипала к спине. Было холодно. Ночью ко мне снова приходил Лунный волк. Он часто являлся во сне и уносил меня с собой, прикусив за ворот рубахи. Я уже к этому привык.
Из-за стены, из кухни, доносился звон кастрюль и посуды. Бабушка топила печь. Я поднялся со своей постели и тихо, на носочках, по холодному полу, вышел из большой комнаты. Забравшись с ногами на кровать в прихожей и укутавшись в толстое ватное одеяло, я стал прислушиваться и принюхиваться к тому, что делает бабушка. Мне очень нравился промежуток времени между ночью и утром. Время, когда вечерняя духота натопленного дома уходила, а тепло от потрескивающей дровами печи ещё только-только расползалось по комнатам. В это время бабушка обязательно что-то готовила. Запах дыма, смешанный с ароматом жареного лука, сала и блинов, уже добрался до прихожей. В животе от этого урчало, а рот наполнялся слюнками.
Из кухни вышла бабушка, совсем не ожидавшая увидеть меня.
– Цьфу на цябе. Напужаў мяне, – вскрикнула она, увидев мою голову, выглядывающую из-под одеяла.
Бабушка с подозрением смотрела на меня. Пугал я в последнее время не только её одну.
В начале осени произошёл случай, который заставил моих близких относиться ко мне внимательнее и даже свозить к бабке-шептухе на сеанс лечения заговорённой водой.
Как-то родственники, уложив детей спать, засиделись за поздним ужином в прихожей. Когда в два часа ночи мама с бабушкой уже убирали со стола, открылась дверь и из большой комнаты вышел я. Босой, но в штанах, в которых я ходил гулять на улицу, и в вывернутом наизнанку тёплом свитере. Мои стеклянные глаза смотрели в сторону двери на улицу. Я подошёл к ней, сел на пол и стал обувать свои ботинки на босу ногу, явно собираясь покинуть помещение. На дворе вторые сутки лил дождь.
– Ты куда это собрался, дружок, почему не спишь? – спросила мама.
Ничего не отвечая, я продолжал неловко шнуровать свой ботинок. Мама, вытирая руки о фартук, подошла ко мне и присела на корточки рядом. Бабушка в недоумении молча наблюдала за происходящим. Ни на одну, ни на вторую я не обращал никакого внимания.
– Ты куда собираешься? Ночь на дворе, – снова обратилась мама, всматриваясь в моё лицо.
Кое-как завязав шнурок, я медленно поднялся на ноги. Увидев мой ледяной взгляд, мама изменилась в лице.
– Так он же спит, – сказала она то ли себе, то ли бабушке. – Андре-е-ей, проснись. Ты куда собрался?
– Мне нужно волка покормить.
– Какого ещё волка, давай раздевайся и спать ложись, – мама схватила меня за плечи.
– Лунного, – ответил я с абсолютно безэмоциональным лицом.
Тут вмешалась стоявшая рядом бабушка.
– Не чапай яго, – тихо сказала она, – напужаеш. Пайшлі, мой каток, пайшлі да краваткі, – бабушка раздела меня и уложила обратно в кровать.
Утром мама рассказала о ночном происшествии. Меня случившееся даже повеселило. Особенно было смешно, что я собирался кормить Лунного волка. Я действительно ничего не помнил.
Спустя месяц история повторилась. Был обычный будничный вечер. Бабушка и моя двоюродная сестра щёлкали тыквенные семечки за столом в прихожей. Дед уже спал. На небе светил огромный диск луны. Мне нравилось его рассматривать, сидя у окна и вглядываясь в серые пятна на лунной поверхности. Вскоре, почистив зубы белым мятным порошком, я укрылся толстым одеялом в своей кровати в большой комнате. Уже в полной темноте, я слушал бабушкину сказку, смакуя остатки порошка на зубах…
Первым в то утро проснулся дедушка.
– А ты что тут делаешь? – спросил у меня изумлённый дед, слегка щурясь от света включённой им лампочки без абажура, – ты здесь спал, что ли? И почему в одежде?
От щелчка выключателя и яркого света я тоже проснулся. Я лежал на кровати в прихожей, в одежде и в испачканных грязью ботинках на босу ногу. Голова была тяжёлой, и немного болело в висках. Не понимая, где нахожусь и что со мной произошло, я смотрел на стоящего передо мной в трусах и белой майке деда.
Я сообразил, что засыпал вчера не на этом месте, а в зале. Попытки что-нибудь вспомнить лишь усиливали головную боль. Судя по незапертой двери и грязной обуви, было очевидно, что я выходил на улицу. Что я там делал и как долго там был – оставалось загадкой. Неизвестность меня очень пугала. К вечеру на входной двери в веранде в дополнение к железному крючку дедом была сделана деревянная завала.
* * *
Уже через несколько дней мы на жёлтых жигулях моего дяди ехали к знахарке. Надежда была только на неё.
Мы остановились у высокого дома, вокруг которого не было забора. Огромные деревья и высокие кусты словно окутывали и обнимали его своими длинными ветвями. Я подумал, что в этом доме вполне могла бы жить Баба Яга. Нас никто не встречал. Когда в тёмном окне без занавесок мелькнуло пламя свечи, бросавшее причудливый отсвет на незнакомое лицо, мне стало немного не по себе.
По узенькой тропинке, заросшей травой, мы прошли к двери, около которой, на пороге, сидел огромный чёрный кот. Прежде чем постучать, бабушка несколько раз перекрестилась и что-то прошептала про себя. Тяжёлая дверь отворилась, и мы вошли в дом. Половицы скрипели под нашими ногами.
В доме было темно и холодно. Электричества в нём не было. На стене, сразу напротив входной двери, висели огромные громко тикающие часы. Свет из маленького окошка освещал небольшую комнату со столом, заставленным разной посудой и банками, диваном и двумя табуретами. Высокая женщина, с длинными седыми волосами, завязанными в хвост, появилась из темноты. Я крепко держал маму за руку и прижимался горящей щекой к её плащу. Мурашки бегали по моей спине.
– Что привело вас ко мне? – спросила женщина буднично.
– Нам сказали, что вы сможете помочь. Сын по ночам ходит. Испугался, наверное, чего-то. Спит плохо совсем. Говорит во сне, – ответила мама.
Женщина неторопливо подошла к столу, чиркнула спичкой и подожгла толстую свечу.
– Подойди ко мне, мальчик. Как тебя зовут?
– Андрей, – ответил я, неуверенно выглядывая из-за маминой спины.
– Подойди ко мне, не бойся.
Я бросил на маму вопросительный взгляд, словно спрашивая её разрешения. Она лишь кивнула в сторону седоволосой женщины, отпуская мою руку. На ходу снимая шапку, я медленно, будто боясь провалиться под скрипучий пол, подошёл к столу и сел на табурет. Всё внутри сжалось. На странную тётку я старался не смотреть. Она подошла ко мне совсем близко. К своему удивлению, я почувствовал, что с каждой секундой рядом с ней страх и дискомфорт куда-то пропадает.
– Дай мне свою ручку.
Я медленно протянул ей руку ладошкой вверх, по-прежнему не поднимая глаз. В пальцах у женщины я заметил толстую красную нить со сверкающей золотой иглой на конце. Она аккуратно взяла мою ладонь своей мягкой и тёплой рукой. Бормоча себе что-то под нос, загадочная женщина сделала с десяток круговых движений ниткой с иглой над моей ладонью, потом опустилась на одно колено и, глядя мне уже прямо в глаза, тихо спросила:
– Ты уже накормил своего волка?
От неожиданного вопроса у меня перехватило дух. Я смутился и в поиске поддержки посмотрел в сторону бабушки с мамой. «Откуда она вообще знает про волка?» – пронеслось у меня в голове. В этот момент бабушка закашлялась, снова перекрестилась и опять что-то прошептала себе под нос. Я решил молчать, меня охватил жар. Не дожидаясь моего ответа, женщина продолжала:
– Скоро он придёт к тебе в последний раз. Ты накормишь его, и он уйдёт. Уйдёт навсегда. И больше к тебе никогда не вернётся.
Затем, налив воды из кувшина в стеклянную банку и закрыв глаза, она стала водить над ней руками и что-то неразборчиво шептать. Закончив свой ритуал, шептуха смочила мои ладони, лоб и затылок холодной водой из банки.
– Выпьешь эту водичку за три дня, перед сном, – обратилась она ко мне.
В ответ я закивал головой и уже сам посмотрел ей в глаза. Напряжение и страх, сковывавшие меня до этого, исчезли полностью.
Мы с бабушкой вышли из странного дома. Чёрный кот сидел на прежнем месте, внимательно рассматривая нас. Мы направились к жёлтой машине, где нас ждал дядя. Мама осталась в доме, чтобы поговорить со странной женщиной о чём-то наедине.
Домой мы вернулись затемно. Мама и мой дядька уехали. Поужинав молоком с батоном, я отправился в кровать. Через какое-то время в комнату вошла бабушка с полной кружкой заговорённой воды.
Всю дорогу домой и сейчас мне не давал покоя один вопрос.
– Баб? – тихо спросил я. – А чем я волка во сне кормить буду? У меня же ничего нет с собой.
Бабушка, пожав плечами, вышла в прихожую, достала из белого серванта три леденца в серебристой обертке.
– На, схавай пад падушку.
Спрятав шуршащие конфеты поглубже под свою подушку, я быстро уснул.
Спал я в ту ночь крепко. Волк не пришёл. Утром я даже немного из-за этого расстроился.
Прошла зима. Я ждал его прихода каждую ночь, бережно храня под подушкой для него конфеты. Спал я на удивление хорошо. Однажды, проснувшись утром, я не обнаружил заветных леденцов. Перерыв всю постель, я решил, что опять слишком крепко спал и не услышал, как приходил мой волк и забрал конфеты. Я никому ничего не сказал. Мне стало очень грустно и одиноко. Я понял, что больше его никогда не увижу и буду очень сильно по нему скучать. Уткнувшись в подушку, я тихо заплакал. Мне очень хотелось попрощаться с моим Лунным волком.
Пушок
На дворе стояла суровая зима, и поэтому я сидел с бабушкой и двоюродной сестрой дома в большой комнате. Мы слушали пластинки на новенькой, в кожаном коричневом ящике, радиоле и даже немного танцевали. Время близилось к обеду, и скоро должен был вернуться с работы дед. Через какое-то время его тень мелькнула в окне, со скрипом открылась дверь веранды. Слышно было, как дед оббивает с валенок снег. Мы с сестрой бросились его встречать. Дед ввалился в прихожую, окружённый клубами пара. Его тулуп и шапка были в снегу. Лицо и уши покраснели от мороза. Дед почему-то был необыкновенно весёлый. В руках, прижав к себе, он держал что-то маленькое и пушистое. Это был щенок! Рыжий, лохматый и совсем ещё малюсенький.
– Нашто ты яго прыцянуў, няма табе чаго рабіць? – опираясь на палку и ступая через порог большой комнаты, строго бросила бабушка. Дед ничего не ответил. Он лишь молча, опустившись на колени, положил щенка на пол. Мы с сестрой облепили собачонку и деда с двух сторон. Щенок неуверенной поступью сделал несколько шагов своими маленькими пушистыми лапками по затёртому ковру. Чмыхая и виляя хвостом, он обследовал новую территорию. Все были в восторге. Даже бабушка улыбнулась, когда маленький рыжий комок подошёл к её укутанным в ватные стёганные валенки ногам. Она аккуратно погладила щенка своей палкой. Мы с сестрой на коленках ползали вокруг неожиданного гостя, то и дело пытаясь его погладить по пушистой холке. Щенок понемногу осваивался. Изведав все доступные места, он вернулся на потрёпанный ковёр в прихожей и как-то странно сел на задние лапы. Тонкая струйка полилась между его лапок. Он писал! Мы с сестрой переглянулись и одновременно посмотрели на бабушку, ожидая её реакции. На удивление, бабушка сказала:
– У сенцах пасцялі яму. Хай там пабудзе, пакуль маразы.
Счастью не было предела! Я понял, что щенок остаётся с нами жить!
– А давайте назовём его Пушок! – восторженно предложил я. Возражающих не было.
Мы с ним подружились. Это была моя первая и единственная собака.
* * *
Мы с Пушком не отходили друг от друга. Всей доступной едой я делился со своей собакой. Пушок делился со мной своим хорошим настроением и ощущением, что я кому-то очень-очень нужен.
Наступила весна. В том году она была очень поздняя. Снег сошёл только к майским праздникам. Но на День Победы погода была как на заказ: яркое солнышко и никакого ветра. Дед, надев серый пиджак с наградами, уехал в город. Я, вдохновлённый хорошей погодой, решил прогуляться по окрестностям. Надев резиновые сапоги и болоньевую куртку, я вышел из дома. Конечно, со мной был немного подросший с зимы мой маленький друг Пушок. Он то обгонял меня на несколько метров, чтобы потом терпеливо подождать, то догонял, тыкаясь носом мне сзади в ноги. Лапы, грудь и живот его были мокрыми от утренней росы.
Первым делом я собирался заглянуть в посадку и вырезать себе там ровненькую палку из орешника, чтобы сделать из неё пугу. Вот-вот должен был начаться сезон выгона домашнего скота на пастбище, наша очередь пасти коров была одной из первых. Затем я собирался прогуляться мимо озера, с которого только-только сошёл лёд, и я с нетерпением ждал времени, когда смогу там порыбачить.
Мы приближались к деревянному мостику через довольно широкую и глубокую после паводка канаву. Скорее, это был не мостик, а просто кладка без перил. Он соединял тропинку из деревни с переходом через железную дорогу к автобусной остановке. Движение по нему было достаточно интенсивное, и деревянный настил был уже неплохо отшлифован обувью пешеходов. Поэтому он был очень скользким, особенно после дождя. Пушок в очередной раз на всей своей скорости озорно промчался мимо меня и направился прямо на мостик. Вбежав на него, он попробовал остановиться, но вместо этого заскользил как по льду и через несколько секунд оказался на краю кладки. Он зацепился лапами за край настила, умоляюще посмотрел в мои растерянные глаза и свалился прямо в ледяную воду канавы.
Хотя я совсем не умел плавать, но не раздумывая бросился спасать своего маленького беспомощно барахтавшегося в мутной воде друга. Я спрыгнул на склон канавы, чтобы протянуть к Пушку руку, но заскользил по мокрой прошлогодней траве и тут же оказался по пояс в ледяной воде рядом со щенком. Одежда мгновенно промокла, и я почувствовал уколы тысячи ледяных иголок. До Пушка было не больше метра, но дотянуться до него я не мог. Я стал загребать воду руками к себе, чтобы достать собаку, и ещё больше провалился в мягкое дно канавы.
Наконец щенок оказался совсем рядом со мной. Я попытался взять его на руки, но, к большому удивлению, пальцы перестали меня слушаться. Прилагая неимоверные усилия, я отбросил щенка ближе к берегу. Пушок, цепляясь лапами за прибрежную траву, выбирался на берег. Я попробовал последовать за ним, но не смог оторвать ногу от илистого, заросшего травой дна. Ноги тоже перестали мне подчиняться. Я испугался. С большим трудом, наклонив своё тело по направлению к берегу и делая короткие движения, похожие на рывки, мне удалось добраться до прибрежной травы.
Несколько минут я лежал на спине неподвижно, пытаясь отдышаться и глядя в голубое небо. Пушок, поскуливая и постоянно отряхиваясь от воды, бегал вокруг, норовя лизнуть меня в лицо. Солнышко было ярким, и пальцы рук понемногу стали двигаться. Я еле стянул с себя сапоги и вылил из них воду. Надеть обратно их оказалось гораздо труднее. Я ощутил ужасное чувство холода. Зубы стучали, всё моё тело непроизвольно тряслось. Взяв Пушка на руки и прижав к себе, я поплёлся домой.
Бабушки и сестры дома не было. Сняв сапоги, я спрятал их глубоко под скамейку на веранде. Пройдя прихожую и оставляя на коричневом полу мокрые следы, я двигался к печке. Утром бабушка что-то в ней готовила, и она была ещё тёплая. Подставив табурет, я забрался на самый верх и стал раздеваться. И хоть печь была огромной, места на лежаке было совсем не много. Пахло луком и сажей. Повсюду лежали какие-то тряпки, мешочки с семечками, фасолью и сушёными яблоками, а с потолка свисали заплетённые в толстые косы грозди золотистого лука. Разложив мокрую одежду на кирпичной поверхности печи, я укутался с головой в грубое покрывало. Стало немного теплее. Поджав коленки к груди и обхватив их руками, я прижался к тёплой стене в ожидании возвращения бабушки.
Получил я тогда по полной. Про канаву и Пушка я ей не рассказал. Пришлось придумать историю, что нечаянно поскользнулся в большой луже. В этот день на улицу я больше не выходил. К вечеру поднялась температура, и я заболел. Зато наша дружба с Пушком стала ещё крепче. Это была моя собака.
* * *
Пушок не отходил от меня ни на шаг. Он уже был взрослой лохматой собакой, а я учеником начальной школы, когда тихим летним вечером мы вместе отправились на рыбалку. Обычно я ловил карасиков в озере на окраине нашей деревушки, но сегодня решил порыбачить на канаве за переездом, возле железнодорожного моста. Поговаривали, что на навозного червя там ловился крупный окунь. Накопав полосатых червей и сложив их в жёлтую жестяную баночку из-под консервов, с удочкой через плечо и алюминиевым бидончиком в руках, я быстрым шагом вышел из дома.
Дорога до моста занимала минут пятнадцать. Солнышко уже садилось, и от его ярких лучей я немного щурился. Добравшись до места и постелив на траве старую дедушкину куртку, я удобно расположился на берегу и стал нанизывать упругого извивающегося червя на крючок. Пушок, поджав хвост, улёгся рядом.
Плавным движением дирижёра, чтобы не задеть прибрежный камыш, я аккуратно забросил свою нехитрую снасть в окошко между кувшинками. На водной глади ещё не успели разойтись круги от плюхнувшегося червя, как поплавок резко ушёл под воду. Кто-то жадно схватил наживку и потянул ко дну. Вцепившись обеими руками в бамбуковое удилище, я потянул его на себя. Рыба категорически не собиралась сдаваться без боя и металась из стороны в сторону, леска цеплялась за траву и листья кувшинок. Через мгновение леска ослабла, и мне показалось, что моя добыча сорвалась. И вдруг из воды вместе с брызгами появилась сначала огромная, как мне почудилось, голова, а затем и всё зелено-пятнистое тело щуки. Она взлетела из воды на добрых полметра, одновременно вертя в полёте хвостом и головой. От неожиданности я поскользнулся и чуть не выронил удилище из рук. Плюхнувшись о воду, рыба попыталась снова уйти ко дну. Пушок навострив уши уже стоял около меня, весело вертя хвостом. Он несколько раз гавкнул в сторону зелёного чудовища. Я с перепугу резким движением дёрнул снасть и вернул рыбину на поверхность воды, с трудом подтягивая хищника к берегу.
Через минуту пятнистая красавица, шевеля жабрами и тяжело дыша, смотрела на меня испуганным глазом, лёжа в траве на берегу. Я дышал ещё тяжелее, сидя над ней и прижимая обеими руками к земле её покрытое слизью тело. Сердце моё вот-вот должно было выскочить из груди. Пушок бегал вокруг меня и звонко лаял. Отдышавшись, я понял, что моя сегодняшняя рыбалка закончилась, так как щука полностью заглотила крючок и шансов достать его из брюха рыбы не было. Весь испачканный в липкую щучью слизь и траву, я сидел и думал, как донести здоровенную рыбину до дома. Не найдя решения лучше, чем закрутить её в дедову куртку, я, довольный собой, собрался уже двигаться домой. Но на этом мои приключения ещё не закончились.
Пройдя метров двадцать от моста в сторону переезда, я увидел, как со стороны поля, совсем не пугаясь меня, бежала облезлая лиса. И тут я вспомнил утренний разговор бабушки с соседкой Галей, работавшей ветеринаром в колхозе, про бешеную облезлую лисицу, покусавшую на днях корову. Я замер, не понимая, что мне делать. Моя собака стояла рядом, внимательно во что-то вслушиваясь. Между мной и облезлой лисой уже было не больше десяти метров, когда Пушок, заметив животное, ощетинившись, сорвался с места и бросился ей навстречу. Через мгновение моя собака и лисица, поднимая клубы пыли, сцепились в схватке. Визг, лай – всё перемешалось в рыже-чёрном клубке беспощадно рвущих друг друга животных. Я бросил куртку со щукой на землю и суетливо стал искать какое-нибудь орудие, чтобы вмешаться в драку и помочь своей собаке. Не найдя ничего подходящего, кроме двух камней, я с криком швырнул их в сторону лисы. Мимо. Схватка продолжалась. И вдруг пронзительно затрезвонил и замигал красными огнями семафор на железнодорожном переезде, напугав и меня, и обезумевшую лисицу. На горизонте появился поезд. Лиса, взвизгнув, вырвалась из смертельного клубка и бросилась прочь.
Несколько метров мой пёс ещё пытался преследовать зверя, но вскоре развернулся и, сильно хромая, вернулся ко мне. Я присел на колени, стал обнимать и гладить дрожавшего друга. Пушок лежал, высунув набок окровавленный язык, и учащённо дышал. Проведя рукой по его взъерошенной шерсти, я ощутил что-то тёплое и липкое. Ухо собаки было порвано, из раны тонкой струйкой сочилась кровь. Вся шерсть была покрыта смешанными с песком и травой багровыми пятнами. Задняя лапа пса судорожно дёргалась и была в каком-то неестественном положении. Еле сдерживая слёзы, я обнял свою собаку. Мимо нас, оглушая грохотом железных колёс, промчался товарный поезд.
Я несколько раз пытался поднять Пушка с места, подзывал его, но он, пройдя несколько шагов, снова ложился и лишь тяжело дышал, высунув язык и виновато отводя глаза. Я понял, что сам он домой не дойдёт. Вытряхнув щуку из дедовой куртки в траву и прикрыв её наспех сорванными лопухами, я завернул в одежду своего пса и попытался взять его на руки. Пушок оказался гораздо тяжелее рыбы. Со слезами на глазах я нёс домой истекающую кровью собаку. Подходя к дому, я уже во всё горло звал на помощь бабушку и деда.
На дворе было уже темно, когда пришла соседка-ветеринар с большим ящиком, доверху наполненным какими-то лекарствами и шприцами. Она долго возилась с Пушком, обрабатывала ему раны, перебинтовывала и делала уколы. Дед ей помогал. Бабушка нагрела для меня на плите воды, и я отмывался в тазике на кухне. Из доносившегося со двора разговора соседки с дедом я расслышал обрывки фраз: «надо наблюдать…», «бешенство…», «усыпить…» Я знал, что означает слово «усыпить». Стараясь не привлечь к себе внимание, я тихо заплакал.
Утром следующего дня я проснулся очень рано, когда выгоняли коров на пастбище. На ходу одеваясь, я выбежал во двор. Пушок с перебинтованными головой и задней лапой спал в своей будке. Убедившись, что он живой, я не стал его тревожить. Бабушки и деда не было.
Я вернулся в дом и взял висевшую на кухне плетёную сетку. На дедовом велике погнал к переезду, к месту, где вчера оставил накрытую лопухами щуку. Через пять минут я был уже возле железной дороги. Бросив велик, взволнованный, подбежал к кучке лопухов. Листья лежали на прежнем месте. Рыбы под ними не было.
Пушок после той истории выжил. Когда моей собаки уже не стало, я не раз вспоминал произошедшее и понимал, что между мной и псом была невероятная невидимая связь. Тонкие узы – между ребёнком и собакой, которые, не задумываясь ни на минуту, без каких-либо условий, готовы были отдать друг за друга свои жизни.
Жаль, что взрослые так редко способны испытывать такую безусловную и искреннюю близость.
