Текст книги "Конец игры"

Автор книги: Андрей Раевский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Гембра уже не была занята работой на винограднике, и весь день до вечернего угощения и расчёта был свободен. В своей совершенно изодранной рубашке она бесцельно слонялась по городу, чувствуя на себе ехидные и высокомерные взгляды зажиточных горожан. Даже мелкий базарный перекупщик, всем своим видом показывал своё над ней превосходство, при этом мгновенно преображаясь в жалкого и угодливого червя при виде солидного покупателя. Каждый нищий босяк чувствовал себя маленьким начальником возле своего дерева или стенки, считая себя вправе грубо отгонять посторонних. У Гембры не было ни дерева, ни стенки, но она твёрдо знала, что скорее погибнет, чем надолго задержится в этом маленьком убогом мире среди жалких никчёмных людишек. Мысли о Ламиссе не покидали её. Присев на камень на одной из примыкавших к базару улочек, она в который раз стала прокручивать в голове план дальнейших действий. Когда нахальный лжеслепой, собиравший здесь милостыню, попытался бесцеремонно столкнуть её с камня, она, не выдержав, ответила крепким тумаком в нос. Тот, отлетев в сторону, кинулся было жаловаться проходившему мимо солдату, но, получив пинка и от него, съёжился и затих на почтительном расстоянии. «Я не стесняюсь любить животных, похожих на людей, и не стыжусь презирать людей, похожих на животных» – вспомнились ей слова Сфагама. «Интересно, доехал он до этой самой гробницы и что там с ним происходит?» Ещё одна глубокая заноза в сердце болезненно зашевелилась. Гембра горестно вздохнула. Кто-то из прохожих, не глядя, бросил к её ногам мелкую монетку. Ногтем большого пальца ноги слегка подбросила Гембра маленький блестящий кружок.

– Держи! Твоё! – наподдала она милостыню в сторону лжеслепого и, решительно поднявшись, зашагала в сторону порта. Там она долго выспрашивала всех, кого только можно, об отплывших в последние дни кораблях, надеясь напасть на след Ламиссы. Но о проданных в тот день рабах никто по-прежнему толком ничего сказать не мог. Известно было только, что торгов с тех пор больше не было – проповедь Пророка возымела действие.

Вечером всех временных работников Пранквалта ждало угощение. Во дворе был накрыты большие столы, где расселись и работники с других полей, а также гости хозяина. Какие-то вооружённые люди в ярких одеждах уединились с хозяином во внутренних, ярко освещённых покоях дома, явно обсуждая нечто важное. Работники ели горячие свежеиспечённые сырные лепёшки, овощи и баранину, запивая это всё терпким виноградным вином.

– А теперь лучшее хозяйское вино многолетней выдержки! – донёсся до пирующих голос домоправителя, здорового горластого дядьки.

Гембра обратила внимание, что слуга с кувшином обходит стол несколько необычно, наливая вино не всем. Ей, впрочем, налили полную кружку. Густое сладкое красное вино сразу ударило в голову, и всё вечернее пиршество с беспорядочным шумом голосов и стуком деревянных тарелок, с кусками еды, освещёнными настольными свечами, с яркой луной в сине-лиловом небе и с треском цикад смешалось и поплыло в отяжелевшей голове. Последняя мысль, промелькнувшая в уходящем из под контроля сознании, говорила что-то о том, что нельзя ни в коем случае засыпать – нужно было получить расчёт. А потом всё померкло.

* * *

На следующий день в городе началась настоящая паника. Корабль, посланный навстречу эскадре, вернулся обратно. Высмотрев ещё издали посланца Гуссалима, вырисовывающегося в одиночестве на фоне чистого горизонта, городские заправилы сперва обрадовались, надеясь, что гроза и на этот раз пронеслась мимо. Но вести с корабля были неутешительны. Адмирал даже не удостоил послов аудиенцией – от его имени говорил один из старших офицеров. Решение было таким: золото и драгоценности конфисковывались в пользу императорской казны, наложницы возвращались обратно, а самим отправителям было рекомендовано запасти побольше кольев для их разжиревших задниц. На поведавших всё это ответственных посыльных не было лица, что произвело особо удручающее впечатление на фоне, как всегда, беззаботно хихикающих наложниц, которые так даже и не поняли, к чему была эта вся морская прогулка. В ответ на вопрос, почему же тогда эскадра задержалась, а не пришла сразу вслед за ними, никто не мог ответить ничего вразумительного. Это осталось тягостной и зловещей загадкой. Загадка стала ещё более зловещей, когда стало известно, что эскадрой командует Талдвинк. Это означало, во-первых, что взятку лучше было не посылать вовсе, и во-вторых, что задержка эскадры явно не случайна, а является частью некоего таинственного манёвра. Жуткие слухи, на лету расцвечиваемые фантазией рассказчиков, понеслись во все стороны прямо с пирса, где проходила встреча злополучных взяткоподателей. Про кого-то из них уже стали кричать, что его скормили акулам, ничуть не смущаясь тем, что этот якобы скормленный, как ни в чём не бывало, стоял рядом у всех на виду.

Всю первую половину дня из Гуссалима в сторону перешейка в сопровождении многочисленных охранников и наёмных солдат один за одним отправлялись наспех снаряжённые караваны. Их хозяева, боясь фрахтовать корабли, надеялись сушей улизнуть из-под удара и отчалить затем из каких-нибудь небольших портов Лаганвы. Другие начали было снаряжать корабли для поспешного отплытия. Некоторые маленькие суда даже успели сняться с якоря. Но от серьёзных партнёров власти Гуссалима потребовали участия в подготовке обороны города. Нужны были не деньги и товары, которыми многочисленные подельники пытались откупиться, а люди, оружие и боевые корабли. Партнёров же интересовала не оборона города, а возможность поскорее удрать. Начались торги, переходящие в склоки и стычки. Все большие корабли в порту были временно мобилизованы властями. На эти корабли из переполняющих город пиратов, авантюристов, беглых разбойников и прочего сброда стали спешно за огромные деньги наниматься боевые команды. Многие потенциальные защитники, впрочем, предпочли двинуться в сторону перешейка.

На всех улицах, наводя ужас на жителей, гремели грозные проповеди последователей Пророка, а сам он неподвижно сидел на земле посреди базарной площади, глядя в одну точку и ни на что не реагируя. Площадь вокруг него вмиг очистилась, вплоть до самых краёв, где торговцы продолжали спешно сворачивать свои лотки.

К концу дня на город обрушилась новая страшная новость. Стало известно, что у перешейка, блокируя единственный сухопутный выход с полуострова, сметя таможенный кордон Данвигарта, стали войска Андикиаста. В городе, конечно. слышали, что императорский корпус движется к Лаганве, но никто не мог ожидать столь внезапного появления войск метрополии у самого перешейка. Теперь стал ясен и замысел Талдвинка. Зная, что они никуда не денутся, он нарочно дал время зажиточным беглецам из города снарядить и отправить караваны, которые увели с собой добрую половину военных сил Гуссалима. Это означало, что теперь эскадра не заставит себя долго ждать.

Давно не переживал Гуссалим такой тревожной ночи. Город гудел, как растревоженное осиное гнездо. В центральном храме непрестанно хлопотали жрецы. Волны паники и неразберихи прокатывались по улицам и площадям, доносясь до самых отдалённых дворов и улочек. В порту всю ночь творилось что-то невообразимое. Городские гвардейцы и варвары-наймиты силой удерживали стремящихся любой ценой отплыть на своих кораблях купцов и пиратов. Отовсюду раздавались звуки стычек и звон оружия. Кое-кто из наиболее ретивых судовладельцев уже сидел в городской тюрьме. Немалая часть городских олигархов впала в апатию и напилась до бесчувственного состояния. Ответственного за городское военное хозяйство и смотрителя портовых фортификаций с трудом обнаружили в дешёвой курильне среди восточных матросов в совершенно невменяемом состоянии. Среди всего этого хаоса, тем не менее, каким-то непостижимым образом шла подготовка к обороне, и даже был проведён смотр боевых сил. Но Гембра всего этого не видела.

* * *

Первым её ощущением после долгого бесчувственного состояния была лёгкая тошнота и нестерпимая жажда. Открыв глаза, она долго не могла понять, куда она попала и что с ней происходило до этого. Наконец до неё дошло, что она лежит на полу в трюме среднего, скорее даже небольшого корабля, среди тесно сгрудившихся людей, некоторые из которых были ей знакомы.

– Ты Данквилла. Ты тоже работала на винограднике Пранквалта, верно? – обратилась она к сидящей рядом женщине лет сорока, с трудом управляя своим незнакомо хриплым и непослушным голосом.

– Очнулась? Вот и хорошо. На, попей водички. А мы уж думали – не померла бы.

Гембра с жадностью, насколько позволяли ослабшие руки, схватила поданную Данквиллой кружку и не оторвалась от неё, пока не выпила всю до дна. Сразу стало легче – тошнота отступила и начала возвращаться ясность сознания. Оглядевшись внимательней, Гембра обнаружила, что в трюме находится примерно человек двадцать мужчин и пятнадцать женщин.

– Во, отчаливаем! – произнёс чей-то вялый бесстрастный голос.

Гембра прильнула к маленькой прорези под самым потолком трюма. Действительно, пестрящая парусами пристань и нависшие над ней громады портовых построек плавно отъезжали назад. Шум порта всё удалялся, а плеск волн за бортом становился громче.

– Ну и что… куда теперь?

– Люди, слушать! Все сейчас плыть Ордимола! Сидеть тихо! – словно в ответ на сбивчивый вопрос Гембры ответил громкий гортанный голос с сильным восточным акцентом. Все как по команде глянули в сторону люка, откуда свесилась вниз кудрявая чёрная голова с большим носом и огромной серьгой в ухе. Голова тотчас же скрылась и на её место появилась другая в пышной расшитой жемчугом шапке.

– Меня зовут Халгабер – представилась голова. – Я хозяин корабля и всех вас. Мой друг с Ордимолы неважно говорит по-алвиурийски, но суть дела он изложил верно. Мы действительно плывём на Ордимолу, где вырученные от вашей продажи деньги помогут мне хотя бы частично покрыть расходы, которые я понёс в этом проклятом городе.

– Куч деньга, отплыть только чтоб! – добавил из-за его спины друг с Ордимолы.

– Точно! – подтвердил хозяин. – Так что, кто не хочет плыть на Ордимолу, милости прошу за борт. Есть такие?

Ответом было тягостное молчание.

– Ну, вот и славно!

Крышка люка захлопнулась.

– Опять! От одних разбойников к другим, – иронически простонала Гембра. – а как мы вообще сюда…?

– Кого опоили, кого силой притащили, – объяснила Данквилла. – Есть хочешь?

– Гембра безразлично кивнула.

Данквилла достала из небольшой холщовой сумки холодную сырную лепёшку и грушу.

– Держи. У меня ещё остались.

Вслед за лепёшкой из сумки показалась мордочка дымчато-серого котёнка. Он подался вперёд, любопытно озираясь удивлёнными круглыми глазёнками.

– Муж погиб, дом сгорел, сын пропал, вот он только и остался. – Данквилла нежно погладила котёнка, и тот снова скрылся в сумке.

– Вот такие дела у нас в Лаганве творятся, – горестно вздохнула женщина, смахнув рукавом слезу.

– А нам, стало быть, неволя, – завершил кто-то рядом.

– Посмотрим ещё! – тихо, почти про себя проговорила Гембра, снова прижавшись к прорези и с тоской следя за пенистым следом на ослепительной сине-зелёной глади моря.

Глава 3

Небольшая провинция Гвернесс почти вся умещалась в долине, прижатой огромным Трангванским озером к лесистым северо-западным горам. Только благодаря знаменитой, известной всей стране гробнице эта провинция выделялась из множества неприметных лоскутков на карте империи. Именно здесь, в семье потомственных магов, был рождён будущий император Регерт, волей судьбы в двенадцатилетнем возрасте унаследовавший трон и сидевший на нём более восьмидесяти лет. И первым же начинанием юного императора, единственного в истории страны монарха-мага, было заблаговременное строительство гробницы, которое продолжалось всю его жизнь.

Долгие десятилетия строительства стали для Гвернесса золотым веком. В заштатную провинцию хлынул поток людей и денег. Были проложены великолепные широкие дороги, по которым день и ночь шли нескончаемые обозы, гружённые всем, что только можно себе представить. Немногочисленные города Гвернесса стали отстраиваться и богатеть на глазах. Рынки заполнились невиданными доселе товарами, разнообразными и сказочно дешёвыми. Как грибы выросли, застроенные добротными каменными домами посёлки приезжих ремесленников, а жрецы, чиновники, офицеры, купцы и подрядчики устраивались ещё комфортнее. Даже местные дровосеки стали жить в домах из дорогого мрамора.

Наводились мосты, разрабатывались новые каменоломни, возводились дамбы и храмы, не говоря уже о бесчисленных хозяйственных постройках.

Возводимая гробница была необычной даже для императора. Ничего подобного не строили ни до, ни после. Это был грандиозный комплекс, скрытый от глаз каменным кожухом и представлявший собой, по словам самого Регерта, «императорский град по ту сторону зеркала жизни». Был там огромный многоэтажный дворец с лабиринтом комнат и коридоров, с внутренними святилищами, складами и службами. Были там храмы и залы тайных обрядов, огромный зодиакальный парк с полной картой звёздного неба и бассейны, наполненные магическими составами. Само тело почившего императора, как говорили, было погружено в ртуть, где тлен не мог тронуть его. О несметных сокровищах, спрятанных под каменным кожухом, ходили самые фантастические легенды, но никто ничего не знал наверняка. Все работавшие внутри гробницы, по окончании строительства были внезапно поражены безумием и окончили свои дни в казённых приютах, а от попыток дерзновенного проникновения в гробницу отказались даже самые отчаянные грабители. Дело было не только в её циклопических размерах. Гробница была опечатана проклятьем магов, совершавших свои таинственные обряды с первого дня строительства. В надёжности защиты не сомневался никто. В первые лет пятьдесят местные жители иногда находили возле кургана, скрывшего гладкую каменную облицовку, мертвецов с кирками, лопатами и сумками. Лица их обычно были искажены гримасой ужаса, а тела изуродованы страшными, нечеловеческой силы ударами. Да и с самими живущими по соседству с гробницей стали происходить странные вещи. Люди часто лишались памяти и рассудка. Иногда на время, иногда – навсегда. Маленькие дети вдруг начинали говорить на незнакомых языках, взрослые временами впадали в странную прострацию, а животные проявляли пугающую сообразительность. Постепенно человеческое жильё всё дальше отступало от зарастающего лесом кургана.

А в жизни Гвернесса, тем временем, всё стало возвращаться на прежнюю колею. Города стали хиреть, величественные сооружения, облепленные бедными домишками, пришли в полуразрушенное состояние. Разбитые, поросшие бурьяном арки и ведущие в никуда пандусы, бывшие когда-то величественными лестницы и одиноко врезающиеся в небо огрызками каменного мяса колонны напоминали редким путешественникам о былом размахе строительства и процветании провинции.

Гробница стояла уже шестьсот лет, и местные жители давно перестали сожалеть о былом благоденствии. Они отличались спокойным и рассудительным нравом и понимали, что всё происходящее закономерно. Держась от кургана подальше, они неторопливо вели возле грандиозных руин свою обычную жизнь – сплавляли лес по узеньким речкам, тесали камень, привозимый из горных каменоломен, и потихоньку торговали с соседями. И казалось, уже ничего не связывает эту простую и однообразную жизнь провинциального захолустья с таинственным миром по ту сторону каменного кожуха. Даже разговоров о гробнице жители Гвернесса старались избегать. И не только потому, что интерес обычно подогревается степенью удаления от его предмета; то, что видишь каждый день, перестаёт казаться великим, становится обыденным и не волнует более воображение. Живя рядом с гробницей, люди за долгие столетия постигли то, как она влияет на события их жизни, и поняли – чем меньше разговоров, тем лучше. Так что многочисленные легенды о тайном граде Регерта сочиняли другие. Рассказывали о подземных монстрах, бродящих по коридорам дворца, о бронзовых воинах-великанах, о собраниях демонов под крышей магических святилищ, о том, что гробница будто бы имеет подземное сообщение с самой Пещерой Света, и ещё о многом другом, не говоря уже, разумеется, о сокровищах.

Особой темой выделялись легенды о людях, якобы побывавших внутри. Самих их, правда, никто не видел, и басни об их невероятных приключениях обычно передавались через десятые лица, где каждый не упускал случая приврать что-нибудь от себя. Но то, что гробница Регерта – не просто вход, а чуть ли не главные ворота в запредельный мир, все признавали без споров. А ещё жрецы и учёные монахи говорили, что гробница отвечает на самый главный вопрос человека, если тот ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ЗАСЛУЖИЛ ПОЛУЧЕНИЕ ОТВЕТА. Но об этом говорили меньше – простых людей это не интересовало. Их воображение больше волновали рассказы о сокровищах и чудовищах.

* * *

Извилистый серпантин горной дороги уже к полудню вывел Сфагама и Олкрина в долину. Величественный холм был виден ещё издалека с горы, и расстояние до него казалось меньшим, чем на самом деле. Но все другие дороги к кургану, особенно центральная, идущая от въезда в долину, были намного длиннее. К концу дня путники вошли в редколесье, где кое-где виднелись развалины давно брошенных домов. Ощетинившийся деревьями курган был совсем близко и застилал уже половину неба.

– Что скажешь, Олкрин, про это место?

– Что-то здесь такое… Не пойму даже… Вот как если входишь в комнату, где сидят чужие люди, и заранее знаешь, что они тебя не послушают, что бы ты ни сказал. То есть любые слова говори – всё равно дураком будешь, потому что дух твой – посторонний там…

– Хорошо сказал. В самую точку.

– А что чувствуешь ты, учитель?

– Примерно то же, что и ты. И к тому же сдаётся мне, что встречу я здесь кое-кого из старых знакомых. А что из этого выйдет – не знаю.

– Вот бы знать будущее! – с искренним пафосом воскликнул Олкрин.

– Помнишь, в Книге Круговращений: «закинул я десять клубков в десять мышиных нор. И в каждой норке мышка за ниточку дёргает. Пошёл за одной, а девять других утянули нити в норки и концов не видно».

– Помню вроде. Ну и что?

– А это как раз про то же. Будущее уже существует. И его можно увидеть ясно, во всех деталях. К этому и стремится ставший на путь совершенства. И ты скоро этому научишься. Но образов будущего несколько и все они уже существуют – в том-то вся и штука. А пойти можно лишь за одной нитью. Пойдёшь за другой – и не только твоя жизнь, но весь мир станет другим. По крайней мере для тебя. Так что даже если видишь будущее – от выбора не уйти. Это ещё в древности знали.

– В древние времена было проще. Так все говорят.

– Это верно. Тогда нор было поменьше. Но и выбирать люди тогда ещё не привыкли. Да и сейчас… И сейчас у многих людей всего одна-единственная нора, где прячется мышь, знающая будущее, и одна единственная нить, за которой, хочешь – не хочешь, приходится идти. Что может быть тоскливее?

Некоторое время путники шли молча.

– Учитель, – прервал молчание Олкрин. – А что это было там в горах?

– Точно сказать не смогу, – помолчав, ответил Сфагам. – Ты помнишь, в третьей главе Книги Круговращений говориться о Великой Пустоте?

– Помню, конечно.

– Понял ли ты, что такое Пустота? Ведь Пустота – это не просто когда ничего нет, как об этом судит непросвещённый ум.

– Боюсь, мой ум пока не слишком просвещён…

– Так вот, Великая пустота – не есть простое отсутствие вещей или бессмысленное ничто. Великая пустота – это всё то, что могло случиться, но не случилось по тем или иным причинам. Вот, например, выбрал ты себе одну дорогу и, стало быть, отказался от других. А если бы пошёл по другой, то всё было бы иначе. И вот все эти несбывшиеся возможности не пропадают, а хранятся в Великой Пустоте.

– Вот теперь я понимаю! Ты объяснил это гораздо лучше нашего наставника. А в его словах я ничего не понял.

– Не греши на наставника. Это твоё несовершенство, а не его. А что касается Великой Пустоты, то иногда то, что там хранится, начинает всплывать и высвечиваться, врываясь в нашу жизнь. Иногда такое случается, когда некие могущественные запредельные силы хотят донести до нас своё послание или какой-нибудь важный знак. Или просто хотят позабавиться… Похоже, в городе камеланцев с нами приключилось нечто подобное.

– Хорошенькие забавы! У меня до сих пор внутри всё дрожит, как вспомню!…

– Укрепляй дух и волю. На слабость никто скидок не делает – ни в том мире, ни в этом.

Узкие тропинки совсем растворились в траве, и теперь путники шли напрямую через редкий лес, перемежающийся густыми зарослями кустарника. От ушедших наполовину в землю каменных столбов, отмечающих внешнюю границу кургана по всей её длине, начинался плавный подъём вверх. Проходя мимо столбов, Олкрин сильно волновался, то и дело замедляя шаг и растерянно оглядываясь по сторонам. Подойдя к одному из них, он осторожно провёл рукой по гладкому холодному камню, но затем стряхнул с себя оцепенение и бросился догонять ушедшего вперёд учителя.

Разговаривать не хотелось. Слух обострился предельно, и каждое шевеление листьев под дуновением лёгкого осеннего ветерка отдавалось внутри тревожным эхом. Подъём становился всё круче, изменился и цвет земли, став из золотисто-бурого красновато-коричневым.

– Выше забираться не стоит, – сказал Сфагам, остановившись на небольшой поляне и бросив сумку на землю. Ты пока подожди здесь, а я посмотрю тут вокруг.

Оставив Олкрина с сумками на поляне, Сфагам направился обследовать местность более тщательно. Вскоре, даже как-то подозрительно быстро, ему удалось найти следы внешнего вывода одной из многочисленных вентиляционных шахт. С помощью меча он расчистил от земли и травы каменное кольцо уходящего внутрь узкого колодца. Эта шахта могла быть прямым и простейшим путём внутрь гробницы, но могла быть и ловушкой. Сфагам осторожно бросил камешек в черноту и прислушался. Звук падения так и не донёсся. Это, конечно же, ни о чём не говорило: требовалась основательная проверка. А пока можно было возвращаться.

Сфагам почувствовал неладное ещё издали и почти не удивился, когда, возвращаясь на поляну, разглядел среди кустов мощный силуэт фигуры Велвирта. Тот невозмутимо сидел в неподвижной позе и даже не обернулся на звук его шагов. Олкрин лежал неподалёку на земле со связанными руками и ногами и с кляпом во рту. Сфагам молча приблизился и сел рядом.

– Вот мы и встретились снова, брат Сфагам, – проговорил Велвирт, – твой ученик – шустрый малый. Мне пришлось его связать, ты уж прости.

– Ты связал, ты и развяжи.

Велвирт сдержанно усмехнулся и, подойдя к Олкрину, двумя скупыми движениями разрезал верёвки. Кляп Олкрин тут же вытащил сам едва освободившейся рукой. Сфагам дал ему знак рукой сидеть поодаль. Велвирт вернулся на прежнее место. Некоторое время никто не нарушал плотного, будто спрессованного из несказанных слов молчания.

– Могу ли я порадоваться за тебя, брат Велвирт? Разрешил ли ты свои сомнения?

– Всё будет разрешено здесь и сейчас. А к Регерту войдёт кто-то один.

– Сейчас так сейчас. Ты помнишь, выбор оружия за тобой.

– Не выбираю, но предлагаю. Предлагаю выйти на вторую ступень и использовать то оружие, которое у нас есть, – простые мечи. Бой до полной победы. Победитель хоронит побеждённого по всем обрядам Духовных Братств.

– Это уж как водится – усмехнулся, в свою очередь Сфагам.

– Тогда начнём.

Монахи сели рядом в позу медитации и застыли в неподвижном трансе. Олкрин не успел даже толком осмыслить всё происходящее, как монахи поднялись на ноги. Что-то изменилось в их пластике: движения стали одновременно и плавнее и быстрее, а при ходьбе они будто застывали в воздухе, мягко отталкиваясь от земли. Даже лица их неуловимо изменились, а глаза, казалось, видели всё вокруг одновременно и даже заглядывали внутрь предметов.

Молча разойдясь в разные концы поляны, монахи, обнажив мечи, стали медленно двигаться навстречу друг другу. Олкрин был поражён тем, что увидел не меньше любого, впервые наблюдающего бой воинов второй ступени. Уследить за движениями сражающихся было невозможно. Лишь во время коротких пауз можно было понять, что они действительно стоят на земле, а не парят над ней в невообразимо быстром и невообразимо прекрасном танце. А от их мечей шло физически ощущаемое силовое излучение.

Впрочем, бой длился недолго. Когда монахи в очередной раз стали сближаться, а Олкрин с замиранием сердца силился разгадать рисунок будущего каскада движений, произошло нечто совершенно непонятное. Сначала в воздухе на высоте человеческого роста над головами сражающихся раздался сухой громоподобный треск. Затем ослепительный комок белого огня нарисовал в этом месте прихотливый витиеватый силуэт и оттуда, словно из вырезанного в реальности отверстия, хлынул поток светящегося ветра. Олкрин невольно зажмурился и на миг опустил глаза. Открыв их вновь, он застал момент, когда нестерпимо яркий силуэт мгновенно заполнился абрисом человеческой фигуры. Бьющее по глазам свечение пропало, и образ застывшего в воздухе пришельца стал более различим. В его облике прежде всего бросалось в глаза почти столь же нестерпимо яркое, несмотря на густо-синий цвет, вихрем закрученное одеяние. Серебряные каймы длиннополого кафтана змеились, бегали и перетекали с почти неуловимой для глаза быстротой. Волнами ходили и две синие с серебряным узором ленты, отходящие от такой же синей с серебром шапочки. Да и само лицо с огромными вытаращенными глазами и торчащими по сторонам чёрными усами было словно выкрашено серебряной краской. Все в пришельце было несколько крупнее обычного, человеческого – и само лицо, и руки, и длинная, не без изящества выточенная чёрная дубинка, которая также непрестанно плясала и вертелась в его руке, и огромные чёрные с раструбами сапоги.

Силуэт гостя закрыл прорезь в реальности, и потусторонний световой ветер стих. Силуэт прекратил своё мелькающее внутреннее движение и застыл, стоя в воздухе в столь же обычной позе, в которой люди стоят на земле.

– Конец боя! – бухнул пришелец, вытянув вперёд короткую бычью шею и глядя одним выпученным глазом направо, другим – налево.

Мечи вернулись в ножны, и гость из иного мира лёгким прыжком спустился вниз.

– Я – Канкнурт, гонитель бесов и прочих посторонних сил возле гробницы его величества императора Регерта, – провозгласил он, небрежно махнув дубинкой в сторону. Стоящее рядом дерево с треском надломилось и, шумя кроной, рухнуло наземь.

– А вы, я смотрю, люди непростые и пришли сюда неспроста.

– Ты прав, Канкнурт, – ответил Велвирт, – у каждого из нас есть вопросы к великому императору, но лишь один из нас может войти в гробницу.

– Уж это мне виднее, кто может войти, а кто не может, – ответил гонитель бесов, шевеля усами. – Я вижу… Я всё про вас вижу. Боя вашего причина из нашего мира пришла и только в нашем мире разрешиться может. А вы собрались решение в грубом мире мечам доверить.

Канкнурт уселся прямо в пустоте, словно на невидимую скамью и задумался, глядя перед собой огромными вытаращенными глазами. Никто не нарушал молчания.

– Вы оба войдёте во владения великого императора. И там, у ворот Регерта, решится ваш спор и завершится ваш поединок – поединок судеб и сущностей. А кто останется, сможет войти и к самому императору. Если сможет… А может, и не сможет. Вы в тайных искусствах искушены – про пилюлю «жизни-смерти» не мне вам рассказывать. Только тонкое тело может запретную границу пройти. А телу простому, грубому лучше и не соваться. Раньше вон по всему лесу скелеты валялись – всё хотели подкопаться да проковыряться, пока дубинкой не шмякнешь. Теперь перестали.

– Позволь спросить, Канкнурт, – вступил Сфагам, всегда ли ты сам жил в тонком мире?

– Не-е-т. Рождён я был человеком и жил в самом Каноре. И занятие у меня было преинтересное! Ни за что не догадаетесь! Вызывал я с того света духов жертв и свидетелей для показаний в суде. Против преступников. Не у всякого мага такие вещи получаются, а? Имел я девятый ранг по чиновной службе – это по тем ещё временам! Тогда чины почём зря не давали, не то что сейчас! И была у меня третья степень посвящения придворного мага. А потом меня отравили – уж больно многим моё занятие не нравилось. Вот тогда и взял меня Регерт в свою загробную свиту. А тех молодцов, что меня отравили, я на том свете встретил. Поговорили… Иногда и не только возле гробницы делишки находятся. Вот помните, лет триста пятьдесят назад принц Гентиар заговор раскрыл? Вроде как ни с того ни с сего?

– Помнить, не помним, но читать приходилось, – ответил Велвирт.

– Так вот, это я тогда ему во сне разъяснил, что к чему… Ладно, – хлопнул себя по коленям Канкнурт, – пять дней поста и подготовительных медитаций. Без этого просто помрёте и всё. Ну, да вы сами знаете. На шестой день утром получите по пилюле, и проведу я вас внутрь. А ты, малый, – обратился он к Олкрину, – будешь за телами присматривать. Когда кого закапывать – сам поймёшь. Так вот!

Гибкой пружиной гонитель бесов подскочил вверх, на миг застыл в воздухе и провалился в ослепительную прорезь в пространстве, светящийся силуэт которой затухал ещё несколько мгновений.

Сфагам достал из сумки пирамидальную металлическую чашу.

– Надо возжечь огни и почистить здесь тонкое пространство. Наши медитации должны быть глубокими.

Велвирт кивнул и достал свою такую же чашу.