Текст книги "Ответы молодым"

Автор книги: Андрей Кураев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Буду рад, если у вас дойдут руки и до моих книг.

– Если не брать в расчет Священное Писание, то какова, по вашему мнению, роль книги с точки зрения прихода человека к вере?

– Люди разные, и их пути к вере тоже – разные. Бывают пути совершенно "некнижные". Этим летом я был в украинском городе Новоазовске и беседовал там с одним священником. Он недавно пришел в Православие, а в начале 90-х это был активный баптистский проповедник. Он поведал мне историю своего обращения. Однажды он решил зайти в православный храм, чтобы там подискутировать со священником. Священник был занят и сказал: "Знаете, у меня сейчас абсолютно нет свободного времени – надо срочно ехать на требы; но если уж вам так нужно поговорить, то за время, пока я буду переоблачаться, мы, возможно, успеем пообщаться". Батюшка заходит в какую-то комнатку, начинает переоблачаться; сзади же стоит этот молодой баптист и расстреливает его пулеметными очередями евангельских цитат, якобы опровергающих Православие. Священник слушает молча, без всяких возражений, и вдруг, снимая с себя наперсный крест, он поворачивается к этому юноше, резко подносит крест к его лицу и говорит: "Целуй!"

Когда этот бывший баптист (нынешний православный священник) рассказал мне эту историю, он добавил: "Не знаю, что вдруг со мной произошло, но я без всяких споров поцеловал протянутый батюшкой крест и почувствовал себя как младенец, нашедший, наконец, титьку матери. Младенец успокаивается, ему ничего больше не надо. Так и я почувствовал, что этот храм – мой дом, и здесь живет истина, которую я так долго и безуспешно искал. Мне никуда больше не надо идти, я нашел Ее!"

Так что бывают случаи абсолютно "некнижных" обращений (я думаю, что их даже большинство). Но я бы сравнил книгу с лекарством, лежащим на аптечной полке. Есть какое-то лекарство, которое не нужно всем, а кому-то даже и вредно, но если оно нужно и помогает хотя бы одной десятой доле процента людей, то такое лекарство должно быть в каждой аптеке (например, инсулин).

Точно так же и в мире церковном – книги нужны не всем, но есть люди, которым они необходимы. Книга дает возможность избавиться от засилья газет и газетных сплетен. Книга дает возможность мыслить, в отличие, например, от телефильмов, когда поток информации с большой скоростью проносится мимо тебя, не давая возможности регулировать его течение. Книга же дает возможность спокойно осмыслить какой-то эпизод, вызвавший недоумение или, наоборот, поразивший тебя. Вновь и вновь открывая нужную страницу, можно обдумать этот эпизод с разных сторон, подыскать аргументы "за" или "против".

Книга восполняет нехватку знаний, мудрости, рассудительности у твоих обычных (или случайных) собеседников.

Книга помогает увидеть мир глазами былых поколений, а не нынешних журналюг.

– Какая, по вашему мнению, книга в современной литературе имеет наибольший миссионерский эффект и наоборот, какая (из встретившихся вам) может надолго оттолкнуть человека от Церкви?

– Я думаю, что ничего более сильного, чем "Исповедь" блаженного Августина, никогда ни один миссионер уже не напишет.

Но, с другой стороны, мне сейчас с некоторой горечью и разочарованием придется сказать о том, что сильная, эффективная с миссионерской точки зрения книга – не всегда лучшая. Например, книга Владимира Вейника "Почему я верю в Бога" чрезвычайно эффективна с точки зрения прихода людей к вере, но совершенно несерьезна с точки зрения богословия и даже той самой науки, которую Вейник представляет[43]43
  Критику теорий Вейника с научной точки зрения см.: Дынич В.И., Ельяшевич М.А., Толкачев Е.А., Томильчик Л.М. Вненаучное знание и современный кризис научного мировоззрения // Вопросы философии. 1994. № 12. Его книга «Термодинамика» называется «скандально известной». О ней же: «Бред под видом науки» (Федоров В.С., Степанов Б.И. Рецензия // Весцi АН БССР. Серия физ.-мат. навук. 1974. № 5. С. 131).


[Закрыть]. Я считаю просто позором для Церкви, что эта оккультная книга продается во многих храмах и монастырях. Но, несомненно, она очень эффективна и приводит в Церковь сотни людей с компьютерным складом ума. Правда, приходя через эту книгу в Церковь, они потом плохо отличают мир Православия от мира оккультизма.

Или возьмем различные сборники чудес, книги типа "Православные чудеса XX века". С миссионерской точки зрения они очень эффективны, но дальше возникает вопрос: а куда они приводят человека? В мир Православия или в мир некоей общечеловеческой магии, которая в данном случае просто выражает себя через православную символику? Что я имею в виду под миром общечеловеческой магии? Понимаете, есть люди, которые ходят в православный храм, искренне считают себя православными, но, по сути, специфически христианские догматы для них не так уж и важны. Такой человек идет в церковь, чтобы вымолить себе какую-нибудь поблажку в земной жизни, и ему абсолютно все равно, к кому по этому вопросу обратиться. "Батюшка, у меня сын пьет, скажи, какому Господу Богу я молиться должна?". То есть ровно с той же легкостью и по тем же мотивам, по которым такой человек шел в храм православный, он пошел бы в любую секту, к любому целителю, в любую языческую общину, попадись ему тогда другая литература или другой проповедник.

Что касается второй части вашего вопроса, то я могу назвать прекрасный пример антимиссионерской литературы. Недавно мне в руки попала книга одного грузинского архимандрита под названием "Адамов грех", автор которой на двухстах страницах доказывает, что все некрещеные младенцы идут во ад. Читая ее, я внутренне благодарил Господа за то, что пришел в Церковь двадцать лет назад, а не сейчас. То есть если бы сейчас я находился в числе сомневающихся, то, увидев подобную книгу, я бы не пришел в такую Церковь точно. Кстати, у оптинских старцев, в частности у Варсонофия, был совершенно иной взгляд на участь некрещеных младенцев[44]44
  «Передавал мне отец Иларий, монастырский духовник, что отец Амвросий отзывался о некрещеных младенцах так: хотя они по заслугам Господа Иисуса Христа и будут в Царствии Небесном, но останутся слепыми, то есть лишатся возможности зреть лице Господа, вследствие того, что в Таинстве Крещения с них не смыт прародительский грех» (Старец Варсонофий Оптинский. Келейные записки. М., 1991. С. 24). Ср. мнение святителя Григория Богослова о людях, которые по малолетству или не по своей воле не были крещены: «Последние не будут у Праведного Судии ни прославлены, ни наказаны; потому что хотя незапечатлены, однако же и не худы, и больше сами потерпели, нежели сделали вреда. Ибо не всякий, недостойный наказания, достоин уже и чести; равно как не всякий недостойный чести достоин уже наказания» (Святитель Григорий Богослов. Слово 40. На святое Крещение // Творения. Троице-Сергиева Лавра, 1994. С. 558).


[Закрыть].

– Существует мнение, что даже такая книга, как «Сын Человеческий» отца Александра Меня, неполезна и искажает православное вероучение. Каково ваше отношение к этой книге?

– Боюсь, что моя оценка окажется слишком субъективной. Дело в том, что "Сына Человеческого" я прочел примерно в пятнадцатилетнем возрасте, и она меня тогда сильно разочаровала. Это была первая христианская книга, которая попалась мне в руки, а заодно и первая попытка разобраться и что-то понять в христианстве. Читая ее, я все ждал, что вот-вот автор докажет мне, что Иисус Христос – это и есть Бог, пришедший на землю. А отец Александр доказывал там совершенно другие вещи. Например, то, что Иисус действительно жил на земле. Но с подобного рода вопросами у меня в то время уже не было никаких проблем. Так что через эту дверь войти в Церковь мне не удалось, и мое Крещение отложилось лет на пять. Поэтому я и говорю, что мое отношение к «Сыну Человеческому» слишком, наверное, субъективно. Но если этот рецепт не сработал в моем случае, то это не значит, что он не поможет кому-то другому, тому, у кого возникают те самые вопросы, которые рассматривает в своей книге отец Александр Мень.

– А к другим книгам Меня?

– К его книгам я отношусь вполне спокойно. С чем-то соглашаюсь, с чем-то спорю. Но я против "меньшевизма" – это когда духовные чада отца Александра Меня пробуют поставить его на пьедестал и сказать: "Вот она, вершина богословской мысли Православия, вот он, идеальный батюшка...". О тех его суждениях, с которыми я не могу согласиться, была у меня статья "Александр Мень: потерявшийся миссионер" в книге "Вызов экуменизма". Но если вообще отказаться от книг Меня по истории религии, то по этой теме у нас останутся только книги атеистов. Что, атеистов пойдем читать? Вот если и когда будет чем заменить книги Меня, я сразу же скажу: оставьте их в библиотеке, есть книги, которые научно более выверены, богословски более продуманы,– читайте эти книги. А пока этого нет… В конце концов, если вы можете читать книги А. Меня, значит, кажется, у вас на носу очки. И я боюсь, что ваша биография отягощена упоминанием о высшем образовании. А раз так, то извольте демонстрировать ваше высшее образование и умение думать, а не просто слепо рабствовать любому печатному тексту.

– Каково ваше отношение к экранизациям литературных произведений?

– В литературных произведениях серьезных авторов, для того чтобы их понять, надо "жить" долго, может быть, несколько недель или месяцев, а кинематограф – это калейдоскоп, где все проносится за секунды…

Сами же экранизации бывают очень разные. Например, я убежден, что экранизация "Собачьего сердца" получилась лучше, чем одноименная книга Михаила Булгакова. Но такое бывает редко. Что касается последней многосерийной экранизации "Идиота", то, судя по тем отрывкам, которые я смотрел, это очень сильная постановка. Я сам не ожидал, что этот фильм мне понравится. Потому что Достоевский – мой любимый писатель, и я слишком "ревниво" отношусь ко всем попыткам его экранизировать.

Но если к экранизациям классики подойти с другой стороны, с точки зрения миссионера, то окажется, что все то, что сегодня учит думать, учит сложности,– это наш союзник. Физика – наш союзник, математика – наш союзник. Давным-давно один мудрец уже прописал экуменическую недискуссионность и безмыслие как рецепт против социальных волнений. "Если не почитать мудрецов, то в народе не будет ссор. Если не ценить драгоценных предметов, то не будет воров среди народа. Если не показывать предметов, побуждающих желание иметь их, то сердцА народа не будут волноваться. Поэтому совершенномудрый, управляя страной, делает сердцА простолюдинов пустыми, а желудки полными. Такое управление ослабляет их волю и укрепляет их кости. Оно постоянно стремится к тому, чтобы у людей не было знаний и страстей, а имеющие знание не смели бы действовать"[45]45
  Лаоцзы. Дао Дэцзин, 3.


[Закрыть].

Ну – чем не "Великий Инквизитор"? Современные "инквизиторы" от "нового мирового порядка" обеспечивают "затасканное счастье хорошо откормленного, вымытого и подвергнутого психоанализу, напичканного приятными впечатлениями и научно обоснованными оргазмами скота. Чтобы избавить человека от покаяния, ему даже могут предложить радость экстаза"[46]46
  Клеман О. Вопрос о человеке // Беседа. Ленинград; Париж, 1985. № 3. С. 96.


[Закрыть].

Вот это и есть сегодняшний новый мировой порядок: забота о том, чтобы человек отучился думать и только жевал рекламную жвачку. В этих условиях все то, что учит человека мыслить, учит "плыть против течения" – наш союзник. Достоевский – это человек, который учит думать, а потому даже плохие экранизации по Достоевскому будут работать на нас.

– Отец Андрей, с нашумевшим «Последним искушением Христа» все понятно: Патриарх выступил по телевидению и призвал паству этот фильм не смотреть. Но ведь Его Святейшество не может уделять внимание каждой новой картине. Вот выйдет фильм, аналогичный «Последнему искушению». Патриарх осудить его не успеет, а я – уже посмотрю. Я совершу грех?

– Многое зависит не от вас, а от того, кто создавал фильм. То, что является грехом с точки зрения Православия, может не являться грехом с точки зрения той культуры, в которой фильм создавался. Память об этом важна для того, чтобы отличить – где сознательное богоборчество, а где – чей-то искренний поиск или чья-то игра, ведя которые человек считает, что действует в рамках социальных или своих религиозных приличий.

Что касается произведений второго типа, ты мы с вами прекрасно знаем: святые отцы, начиная от апостола Павла, использовали языческие тексты – и философские, и художественные – в целях православной проповеди.

Но вряд ли возможно употребить в благих намерениях сознательный антихристианский трактат… Хотя с неоплатониками, кажется, это получилось. Блаженный Августин сказал о неоплатонике Порфирии: "Ученейший из философов, хотя и величайший враг христиан"[47]47
  Августин Блаженный. О Граде Божием. 19, 22.


[Закрыть]. Но при этом несомненно знакомство отцов с трудами неоплатоников и влияние этих философов на богословие отцов[48]48
  См. например, Ситников А.В. Философия Плотина


[Закрыть].

Итак, важен авторский замысел, тот "мессидж", который сам автор заложил в свое произведение. Но важна и информированность зрителя: знал ли сам зритель или читатель до просмотра или прочтения, что это произведение сознательно антихристианское или греховное?

Как правило, мы подходим к новому фильму отнюдь не в состоянии собственной "информационной невинности". Мы заранее можем представить себе, о чем картина,– по рекламе, например, или по мнениям людей, которые ее уже посмотрели. Да и потом, никто нас цепями не держит в кинотеатре. И дома мы можем в любую минуту выключить телевизор. У нас нет никаких обязательств перед теми книгами и кассетами, которые мы покупаем. И нет никакой нужды до конца досматривать или долистывать их, если видишь, что это не твое, не нравится. Вкус источника можно понять по его капельке.

– Я читал вашу полемику с разными публицистами. Вы осуждаете своих оппонентов за то, что они плохо ознакомились с вашими работами. А к произведениям искусства призываете относиться именно так – по первому впечатлению. Если оно подсказывает мне: «Фильм – антихристианский»,– ни в коем случае не нужно его смотреть, чтобы проверить, верно ли это впечатление?

– Именно так. А даже если я ошибся – что, я много потеряю разве? Сегодня так много этих так называемых произведений искусства, что жизни не хватит на знакомство с ними. Если их все изучать – жить-то когда?

Другое дело – если меня спросят, чтО Церковь думает о конкретном фильме. Здесь, конечно, надо будет повнимательней присмотреться и найти аргументы. Потребуется серьезное погружение в материал, чтобы твои слова не показались дикими и странными для того, кто уже влюбился в это явление культуры.

– Вы писали про «Терминатора-II». Казалось бы, такой жестокий фильм, столько крови… А вы говорите, что после просмотра детьми финальной сцены, где Терминатор уничтожает себя во имя мира, вам будет гораздо проще разъяснить им, что значит жертвенность, которой учит Евангелие. Чего же будет больше: пагубы от садистских сцен «Терминатора-II» (когда буквально ножи в глаза втыкают) или пользы от его заключительного эпизода?

– Вопрос в том, с кем дети будут этот фильм смотреть. Если со мной – пользу получат, если без меня – нет. И я говорю о нецерковных детях. Речь не идет о том, что я приду в воскресную школу и поставлю "Терминатора" – вместо того, чтобы говорить о житии преподобного Сергия Радонежского.

– Тем не менее своих крестников Вы повели на тот же «Титаник». И сказали: мол, таким должен быть настоящий мужчина – умереть, но спасти любимую женщину.

– Ну, здесь этическая составляющая гораздо яснее прописана, чем в "Терминаторе". Интересный фильм с правильной моралью, вот и все.

– Вы говорили, «Титаник» хорош тем, что в нем есть четкая грань добра и зла. Но ведь во всех – позволю себе эпитет – тупых американских боевиках тоже присутствует эта грань. Такие фильмы учат защищать слабых, стоять за правду и справедливость. Что же, они несут положительный заряд?

– Могут нести – если окажется рядом человек, который сумеет указать именно на это. Ведь дети оценивают фильмы не по наличию в них правильной морали. Дискуссии, которые возникают в подростковой среде после просмотра кинокартины – они совсем на другие темы.

– Точно. По себе помню: мы с друзьями обсуждали, из каких пистолетов и автоматов стреляют герои «Терминатора».

– Вот именно, а отнюдь не жертвенную этику и так далее. Я говорю не о том, что православным людям эта культура рекомендуется. А о том, что миссионер должен уметь использовать любой подручный материал, чтобы заговорить о том, ради чего он пришел к людям.

– А вообще – ваша точка зрения на современное кино?

– Боюсь, в данном случае можно стать заложником ограниченности своего кругозора… В последнее время у меня больше претензий к российскому кино, чем к американскому. Все эти бесконечные сериалы о бандитах, мафии, "кротах" и прочем… Здесь легче отождествить себя с героем, поскольку это на нашем, узнаваемом материале сделано. И впечатление создается такое, будто нет другого выхода, кроме как в бандиты идти. Дескать, нормальным путем ты не пробьешься никуда, ничего не сделаешь. В социальном плане эти фильмы опаснее. Они почти так же опасны, как всевозможные игры типа "Слабое звено". Это самая опасная передача, какая есть на телевидении.

– Почему?

– Во-первых, культ богатства. Во-вторых, богатство без работы. Вы знаете, у студентов есть такая примета – перед экзаменом зачетку выставить в форточку и сказать: "Ловись, халява!". По всем каналам идет реклама халявы. И это более чем странно: ибо идеологи "реформ" твердят, что русскому народу не хватает "протестантской деловой и трудовой этики", но при этом делают все, чтобы с помощью телевидения трудовую этику разрушить.

– А если о хорошем? Можете чтото выделить из последних фильмов?

– Мне понравился "Адвокат дьявола".

– ?! Это же явно фильм ужасов.

– Видите ли, в этой картине меня потрясла последняя сцена.

– Вспоминается начало нашего разговора. Когда я включил «Адвокат дьявола» и увидел сцену в лучших традициях голливудских «ужастиков» – тут же выключил, потому что мой внутренний голос, моя христианская совесть, как мне показалось, дала понять: «Тебе это смотреть не надо, это вредно, выключи». А теперь я думаю: если отец Андрей хвалит – зря выключил, надо было досмотреть до финала.

– Во-первых, я еще до просмотра слышал добрые отзывы об этом фильме. Во-вторых, фильм о продаже души дьяволу – и чтоб был без "ужасов"? Вот именно в этом случае он и стал бы рекламой сатанизма…

Но если вы все же решили не смотреть этот фильм до конца, то я поясню, в чем дивность последней сцены. По сюжету сатана вроде бы загнан назад в преисподнюю, и адвокат, который смог одолеть искушение, радуется своей победе. А затем, спустя несколько месяцев после этой решающей битвы, знакомый журналист окликает его: "Слушай, меня интересует твой опыт работы в Нью-Йорке, и вообще – ты такой молодец! Дашь интервью?".– "Нет".– "Я тебе обещаю: это будет гвоздь номера, твое лицо будет на обложке". После секундного раздумья адвокат соглашается: "Хорошо, позвони мне". Оператор показывает лицо журналиста: оно преображается, и мы видим сатану, с довольным видом произносящего: "Поистине, тщеславие – мое самое любимое оружие". Ну, прям хоть в "Добротолюбие" включай!

– Вот. Конкретный случай: наслушавшись «внутреннего голоса», я отринул хороший фильм. А вы призываете не смотреть, не читать, если совесть подсказывает: «Не надо».

– Конечно, призываю. Зачем идти против совести? Не понравилось с самого начала – плюнул и пошел дальше. Христианин, который не посмотрит даже этот фильм, честное слово, нимало не обеднеет. Да и посмотрев – не обогатится (ибо в лучшем случае найдет подтверждение тому, что и так уже знал).

– В православной публицистике встречается мнение, что искусство не греховно тогда, когда оно не мешает молиться. То есть: если мы посмотрели какой-то фильм и это не дает нам сосредоточиться во время молитвы – он греховен. Такая точка зрения верна?

– Этот критерий верен для сообщества исихастов. Но между этим сообществом и сообществом людей нет полного тождества. Как мне кажется, еще не все люди творят непрестанную молитву. И вот для тех, кто еще не на вершине Фавора, я бы предложил иной критерий: очеловечивает ли фильм. Если он обостряет твои чувства, ощущения того, как ты живешь, в каких отношениях находишься с людьми, с Богом, самим собой, если фильм заставляет человека выбиться из среды будничных мыслей и чуть-чуть более серьезно задуматься о себе – это уже хороший эффект.

– Но все же. Я посмотрю «Титаник», у меня будет буря впечатлений, и я вечером не смогу совершить молитву перед сном – так меня потрясет кино. Это характеризует фильм с плохой, с греховной стороны?

– Может, это скорее характеризует вас, нежели фильм? Неужели не понятно, что если на воротах монастыря висит объявление: "Не входите в майках без рукавов и в коротких юбках! Не смущайте братию!" – то это характеризует именно братию, ее небоеготовность и какую-то совсем немонашескую подвижность ко греху?!

– До какой степени можно увлекаться искусством, чтобы это увлечение не стало чрезмерным?

– Наверное, до тех пор, пока человек сам не становится персонажем. Смотри на чужую игру, но не играй сам.

– Красиво, но поконкретней.

– Не смогу. Пожалуй, это очень субъективно: человек должен сам почувствовать грань. Либо он ее чувствует, либо нет.

– Вы упомянули «Терминатора». Это фантастический фильм. А что вообще Церковь думает об инопланетянах?

– Если можно, я отвечу не своими словами, а словами из писем святителя Феофана Затворника, которые я сейчас читаю.

В 1863 году он написал:

"С удовольствием готов сказать Вам слово-другое в устранение Ваших недоразумений.

Вы уверены, что все небесные тела населены разумными существами, что эти разумные существа подобно нам, по склонности ко злу (уж почему бы не сказать, как падшие), имеют нужду в средствах ко спасению, что средство это и для них одно: изумительное строительство смерти и Воскресения Христа Бога. Из этих мыслей вытекает у Вас неразрешимое недоумение: как мог Господь Иисус Христос быть для них Спасителем? Неужели мог Он в каждом из этих миров воплощаться, страдать и умирать? Неумение решить этот вопрос беспокоит и колеблет веру Вашу в Божественность домостроительства нашего спасения.

Что такие мысли колеблют и беспокоят Вас – это по собственной Вашей вине, а не по свойству мыслей. Эти мысли – цепь мечтаний, не представляющих ничего несомненно верного, а домостроительство спасения есть дело несомненно верное, доказавшее и постоянно доказывающее свою Божественность. Можно ли позволять, чтоб эту твердыню колебали мечтательные предположения?

Хоть Вы издавна содержите мысль о бытии разумных существ на других мирах и хотя она имеет много за себя,– но все же она не выходит из области вероятных предположений. Очень вероятно, что там есть жители– но все только вероятно. Сказать «есть» не имеете права, пока не удостоверитесь делом, что есть. Правильнее выражаясь об этом, я говорю так: вероятно, есть; а может быть, и нету. Мореплаватель подъезжает к острову: все признаки показывают, что там есть жители,– но всходит на него, и ничего не видит. Да что о мореплавателях! Перенеситесь мыслию к первому времени, когда люди еще не размножились: на каждом почти шагу Вы встретили бы местность с признаками несомненной обитаемости, а, между тем, жителей не было нигде. Так и относительно тел небесных много имеется намеков, будто они обитаемы. Что удивительного, если они еще ждут своих обитателей, или их совсем там не будет: кто знает, чего хочет Господь относительно их! Надо бы побывать там, посмотреть и удостовериться делом – тогда, пожалуй, смело можно говорить, что «есть», а без того нельзя больше сказать, как – «может быть». Но то, что «может быть», нельзя ставить в возражение против того, что фактически, верно «есть».

Защищать истину против придумываемых вероятностей есть то же, что бороться с призраками. Вот почему Вы ни в одной богословской солидной книге не найдете опровержения своему возражению. Богословы не считали разумным делом опровергать мечты. Вот теперь у нас польское восстание. Вы командуете отрядом, подходите к лесу, слышите шум, видите дым кое-где и людей с топорами. По всему видно, что тут мятежники. Однако ж если бы ни с того ни с сего Вы начали правильную атаку,– Вас не похвалили бы. Вы могли атаковать мирных жителей, рубящих лес. Вам надо наперед удостовериться, что там мятежники, разведать их число и положение,– и тогда уже действовать против них. Зачем вступать в борьбу, когда нет нападений действительных, а только кажущиеся?

Так и здесь: доведите до очевидности, что есть жители на телах небесных, тогда и начнем опровергать все возникающие из того возражения против святой веры нашей.

Так как существование жителей на планетах есть только вероятность, а область вероятности неизмерима, то относительно их открывается охотникам мечтать широкий простор. Вот и Вы, сами, может быть, не замечая того, пустились в мечты, лишь только дали силу предположению. Предположив, что есть разумные твари на других мирах, Вы начинаете рисовать их быт, не имея к тому никаких данных. Вам следовало остановиться на предположении о существовании, на которое есть намеки, и сказать, что далее идти нельзя по недостатку данных; а Вы пошли далее. Дух пытливый покою вам не давал и увлек вас. Но пусть и так – бедЫ еще нет большой – помечтать, но поддаваться влиянию мечты – опасно. Следовало бы, по крайней мере, правильно вести свои мечты. Сказали бы себе, примером, так: существование разумных тварей на планетах очень вероятно, но что бы такое они были и каково им там?.. Решая это, Вам следовало придумывать разные предположения, не останавливаясь ни на одном, а считая вероятным и то, и другое, и третье, потому что нет никакого основания останавливаться на одном каком-либо. А Вы взяли одно предположение, заимствовав его от нас, да и стали на нем. У нас было падение – ну и там, мы склонны ко греху – ну и те; у нас нужно домостроительство спасения – нужно и там; у нас Единородный Сын Божий благоволил воплотиться – и там уместен только этот способ спасения.

А Вам следовало бы идти в своих предположениях так: положим, что есть разумные жители на других мирах; что ж они, соблюли ли заповеди, пребыли ли покорными воле Божией или преступили заповеди и оказались непокорными? Вы не можете сказать ни того, ни другого; а я думаю, что или согрешили, или не согрешили, ибо и наших прародителей грех не был необходимостью, а зависел от их свободы. Они пали, но могли и не пасть. Так и жители других планет: могли сохранить заповедь, могли и не сохранить. Если они сохранили, то все дальнейшие мечты о способах их спасения прекращаются сами собою: они пребывают в первобытном общении с Богом и святыми Ангелами и блаженствуют, находясь в том состоянии, какого чаем и мы по воскресении. Но Вы признали их падение несомненным и пошли далее по этой дороге. Хорошо, положим, что и там было падение; но, не зная меры их греха, можем ли мы сказать что-нибудь и о способах восстановления их и спасения? Может быть, их грех так мал, что обошелся легкою мерою исправления; а может быть, так велик, что исключает всякую возможность поправить дело. Пример мы видим на нечистых духах. Все такие случаи надлежало иметь вам в виду и все-таки не останавливаться ни на одном, так как они все лишь вероятны.

Наконец, способ восстановления у Вас один: воплощение Бога, Его крестная смерть и Воскресение. Мы веруем, что и у нас домостроительство спасения было свободным делом Божественной благости, а не делом какой-либо вынужденной необходимости. Чрезвычайный образ восстановления у нас приспособлен к обстоятельствам нашим: но все же мы не можем сказать, чтоб он был актом необходимым. У Бога бездна премудрости. Церковь поет: Пришел еси от Девы, не ходатай, ни Ангел, но Сам, Господи, воплощься[49]49
  Из канона ко Святому Причащению, ирмос песни 4.– Ред.


[Закрыть]. Стало быть, возможно было и ходатаю, и Ангелу быть спасителем. У нас угодно было Самому Господу прийти воплотиться; а там, может быть, совершил дело спасения ходатай, или Ангел, или еще кто. Если Вы потрудитесь пройти всю эту цепь мечтаний, то, конечно, не придете к вопросу: как же и там возможно спасение чрез Господа Иисуса Христа? Ужели и там Он воплощался? Если трудно решить этот вопрос, то признайте там уместность другого способа восстановления падших; ведь нет никакой необходимости стоять на одном. В нашей воле остановиться мысленно на том или другом предположении. Но и при этом держИтесь той мысли, что все эти предположения – мечты, в которых нет ничего несомненно верного. Следовательно, и возражение, идущее от таких мыслей против святой веры, основанной на действительных фактах, состояться никак не может. Дойдите прежде сами и затем доведите нас до верного познания о бытии и состоянии жителей других миров, тогда мы займемся с Вами и решением вопроса о их спасении; тогда, если Вы построите возражение против нас,– оно будет возражение дельное, стОящее опровержения; а до тех пор – что себя беспокоить?

Вы приняли и остановились на одном течении мыслей; а их возможно множество. Допустив населенность разумными существами других миров, Вы полагаете, что они там тоже сотворены; а может быть, не сотворены, но переводятся туда именно с Земли? Земля определена быть рассадником жизни для всех планет. Как на Земле первоначально из одного места расселились люди по всем обитаемым странам Земли, так с Земли наполняются жителями все тела небесные. В дому Отца Моего, сказал Господь, обители многи суть (Ин. 14, 2). Почему не признать этими обителями небесные тела? Почему не допустить, что люди по смерти живут на той или другой планете, на том или на другом солнце и по Страшном Суде водворятся там вечно со своими телами? Скажете: отчего же такая честь маленькой Земле? Для Бога в тварях нет ничего ни большого, ни маленького. Он всех тварей Своих любит и о всех них равно печется. Если Он положил, чтобы на одной какой-либо планете был рассадник жителей, то для Него все равно какую бы ни избрать для этого. И какое тело Вы ни возьмите, все останется вопрос: почему оно избрано? Ибо всякое из них, в сравнении с целым мирозданием, будет ничто. Против такого предположения, как предположения, сказать нечего.

Далее, предположив бытие жителей на других мирах, ничто не мешает предположить, что они пребыли в воле Божией, сохранили себя в святости и чистоте, не нарушали заповеди Божией и не взбунтовались против Бога, как это случилось на нашей планете. Взбунтовалась одна Земля, а прочие миры остались совершенно спокойны. Но Бог, Которому дорога всякая тварь, не бросил нас, а устроил способ нашего восстановления, который приемля благоговейною верою мы спасаемся. В притче пастырь оставляет девяносто девять овец и идет искать одну... Но нельзя допускать и ту мысль, что когда о Земле такое попечение, то другие миры забыты, и что, после сделанного у нас, там и делать ничего для них не остается. Цель творения есть слава Божия, или явление беспредельных совершенств Божества. У нас они явлены наипаче в домостроительстве спасения, а на других мирах они являются другими способами. Если предположить другой образ бытия разумных тварей и облаженствование их, то уж прямее предположить устояние их в своем чине, светлое состояние блаженных.

Но пусть и пали. Нет основания думать, чтобы им неизбежно нужно было воплощение, чтоб оно совершилось на каждой планете. Сила воплощения и искупительная жертва спасают нас чрез усвоение их верою. Почему не предположить, что искупительная жертва, совершенная на Земле, подействовала благотворно и на другие миры? Почему не предположить, что и тамошние разумные твари приняли ее верою и таким образом спасаются? В способах сообщения и произведения веры у Господа не может быть недостатка: есть даже Ангелы, в служение посылаемые для хотящих наследовать спасение. Все планеты состоят между собою в связи и взаимовлиянии, для нас неведомом. Чтобы какая-нибудь из них была исключена из этого союза, этого предположить нельзя. Если физически существует такой союз – то почему же не предположить нравственного? Если в физическом отношении одно тело влияет на все прочие, с какими оно состоит в связи, то отчего же не допустить того же и в отношении нравственном?