Текст книги "Наследие христа. что не вошло в евангелие"

Автор книги: Андрей Кураев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

ОТ АВТОРА

1997 год для меня стал годом уничтожения собственных черновиков.

Так получилось, что я начал писать и публиковаться раньше, чем сам это предполагал, и раньше, чем был готов к этому. Слишком резкий поворот произошел в религиозной жизни России в начале 90-х годов, и слишком медленно реагировали на происходящие перемены церковные издания и церковные писатели. На себе я убедился в истинности наблюдения, утверждающего, что каждый пишет ту книгу, которую хотел бы просто прочитать. Отсутствие современных апологетических публикаций, с одной стороны, и невероятное количество лжи о православии, с другой, понудили меня взяться за перо.

К обычной, давно привычной и тогда еще не стихнувшей атеистической антиправославной полемике в те годы прибавились новые голоса: и сторонников "общечеловеческих ценностей", полагающих, будто именно православные монахи мешают им стать банкирами, и быстро набирающих силу оккультных пропагандистов, и новых русских протестантов, в одночасье воспитанных иностранными миссионерами.

Со стороны церковных публицистов и богословов старшего поколения не было слышно публичных ответов на эти нападки на православие. И тогда я вспомнил слова Антона Чехова: "Есть большие собаки и есть маленькие собаки, но маленькие не должны смущаться существованием больших: все обязаны лаять, – и лаять тем голосом, какой Господь Бог дал" (Цит. по: Бунин И. А. О Чехове // Собрание сочинений. М., 1967. Т. 9. С.185.).

Мои статьи начали появляться в газетах, затем в журналах, наконец они стали собираться в книги. Те отклики, которые мне доводилось слышать, показывали, что несмотря на всё несовершенство этих книг, многим людям они все же принесли пользу. Их тиражи и допечатки быстро разошлись. Но когда сейчас вновь стали поступать предложения об их переиздании, оказалось, что просто так это сделать невозможно. Их нужно слишком серьезно менять. Я отказываюсь признать эти книги своими, то есть выражающими мое сегодняшнее отношение к обсуждаемым в них проблемам.

В Московской Духовной Академии моим любимым преподавателем был профессор Алексей Ильич Осипов. Человек глубоко православный и потому наделенный удивительной внутренней свободой, он не прочь иронично отнестись к самому себе и к своему профессорскому достоинству. Чтобы не прилагать к нему слишком обязывающее слово "юродство", я скажу иначе: порой он может поступить так, как не позволяют поступать нормы православного этикета. Так вот, однажды на перемене я подошел к Алексею Ильичу с вопросом по поводу одного из тезисов его учебника "Основное богословие". Мой вопрос, однако, был встречен совершенно неожиданно: "А почему Вы с этим вопросом обратились именно ко мне?" – "Ну как же, – говорю, – Алексей Ильич, это же Ваш учебник!" – "Помилуйте, да с чего Вы это взяли?". Ошеломленно показываю ему титульный лист: "Да вот здесь же написано!" – "Ну нет, извините, здесь как раз написано, что автор совсем другой человек". – "Как так?" – "Читайте внимательно: видите, как написано – "доцент А. И. Осипов". А я кто? – профессор А. И. Осипов. Так что это не мой учебник".

Вот так и я чувствую, что мои первые книги не вполне мои. А потому и занялся в этом году уничтожением своих старых черновиков, точнее – переработкой прежде вышедших книг. В переизданиях многое заново написано на те же темы, которым были посвящены первые книги, но при этом, естественно, были сохранены те места прежних книг, которые в моих глазах все еще выглядят как более-менее приемлемые.

Так из книги "Все ли равно как верить" (Клин, 1994) при переработке получилась книга "Протестантам о Православии" (М., 1997). Из книжек "Миссионеры на школьном пороге" и "Библия в школьной хрестоматии" (М., 1995) получилась при переработке книга "Школьное богословие"(М., 1997). Из книги "Соблазн неоязычества" (М., 1995) вышел двухтомник "Сатанизм для интеллигенции" (который, впрочем, сам уже нуждается в серьезной переработке).

А пока настала пора книги, которая в 1995 г. появилась под названием "Традиция, Догмат, Обряд. Апологетические очерки".

По мере переработки из первоначального материала выделились четыре книги. Издательство "Благовест" будет выпускать их как начало серии "Апологетика".

Первая книга перед Вами – "Наследие Христа". Она начинает серию "Благовеста", но сама является продолжением вышедшей несколькими месяцами раньше книги "Протестантам о Православии".

Вторая книга – "Вызов экуменизма". Третья – "Догмат и ересь". Четвертая – "Церковь: мир искушений".

Если к этим книгам добавить книжку "Если Бог есть Любовь…", то логика серии получится такой: книга "Если Бог есть Любовь…" поясняет своеобразие христианства в мире других религий. Книги "Протестантам о Православии" и "Наследие Христа" говорят о различиях внутри христианского мира и поясняют, в каких отношениях находятся православие и протестантизм. Книга "Вызов экуменизма" немного касается вопроса православно-католических отношений, а в основном дает аргументы, объясняющие право православных христиан на защиту своей уникальности. Книга "Догмат и ересь" адресована скорее просто светским людям, без определенных религиозных симпатий, которым Православие кажется чем-то "слишком догматическим". Наконец, книга "Церковь: мир искушений" обращена уже к своим, к православным, и содержит размышления о нашей внутрицерковной жизни и о ее проблемах.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Самый сложный вопрос, который только есть в богословии, – это вопрос о том, что значит «быть христианином».

Дело в том, что, во-первых, человек сам себя христианином сделать не может. Обращение – это не то, что совершаю я, а то, что совершается со мной. Здесь не столько моя инициатива, рожденная любопытством или еще чем-то, сколько вдруг почувствованный зов.

В одном фантастическом романе описывался мир (совсем даже не симпатичный), в котором у власти находится олигархия телепатов. Они контролируют сознание людей, но мир не знает, кто реально и как именно управляет людьми. К сожалению для правителей, телепатические способности не передаются по-наследству. Поэтому правящая каста не может быть замкнутой, она нуждается в постоянном притоке новых людей. Однако – как можно вербовать людей в эту группу, если люди не знают о ее существовании и зачастую даже не подозревают, что в них самих есть те самые способности, наличие которых открывает дверь в этот элитарный клуб? В том романе способ воспроизведения правящей касты описывался так: во время вступительных экзаменов в университеты в закрытой комнатке недалеко от главного входа сидел мощный телепат и неслышно для большинства окружающих непрестанно передавал одно и то же сообщение: "Кто меня слышит, зайдите в комнату номер такой-то… Кто меня слышит, зайдите в комнату номер такой-то…". Те немногие абитуриенты, кто обладал склонностью к телепатии, улавливали этот голос, и, если они не отбрасывали от себя новый опыт, обзывая его "галлюцинацией", шли в названную комнату. Вопрос об их поступлении в университет и об их дальнейшей карьере тем самым решался уже вполне определенно. Остальные экзамены проводились уже скорее для проформы.

Что-то похожее можно сказать и о Церкви. Церковь – это сообщество людей, которые расслышали зов Христа и откликнулись на него. Если человек не почувствовал в себе этого призвания – то он и не сможет стать христианином. Но потому и не может быть инструкции на тему "Сделай себя христианином". Поскольку же речь идет о зове Христа, а не о зове миссионера, то не может быть и инструкции на тему "Как сделать ближнего христианином". Миссионер может пригласить в храм, может предложить почитать Евангелие. Но он не может гарантировать, что человек что-то почувствует. Даже рядом с Христом были люди, которые и слушали Его, и видели Его, и даже видели Его чудеса – и ничего не ощущали своими сердцами.

Во-вторых, вопрос о том, что значит "быть христианином" предполагает и размышление о том, зачем именно мы позваны Христом. Что именно Христос желает нам передать после того, как мы откликнемся. Размышления на эту тему в богословии называются "объективной сотериологией" ("сотериология" – учение о спасении). Это рассказ о том, что сделал Христос "нас ради человек и нашего ради спасения", и что именно Он передает нам.

В-третьих, размышления о том, что значит "быть христианином", предполагают и понимание того, что должен сделать сам человек для того, чтобы оказаться в состоянии принять эти дары и не растерять их. Это то, что можно назвать "субъективной сотериологией". В ней объясняются те личные усилия человека, которые делают возможным усвоение им дара, принесенного Христом всему человечеству.

Собственно, различия в ответах на эти вопросы ("Что Христос сделал для нас?" и "Что мы должны делать для Христа?") и есть те самые различия, которые породили все разнообразие христианских конфессий.

Поэтому сопоставление разных течений христианства между собою должно коснуться этих проблем. Протестантам только кажется, будто их отличие от православия лишь в обрядах: отношение к иконам, способ совершения крещения, молитвы ко святым… Большинство протестантов, пожалуй, даже не догадываются, насколько глубже наши различия.

Эта книга посвящена сопоставлению православия и протестантизма. Если книга "Протестантам о Православии" была скорее апологетическая, защищающая православие от критики со стороны протестантов, то цель этой книги – иная. В ней пойдет речь о том, что именно в протестантизме кажется непродуманным, нелогичным, поверхностным, если на него посмотреть из перспективы православной традиции[1]1
  В обеих книгах словом «протестантизм» объемлются прежде всего те протестантские религиозные группы, которые активнее всего действуют в современной России, – баптисты, адвентисты, пятидесятники и харизматические течения. Заранее готов признать, что не все сказанное в этих книгах о протестантизме может быть отнесено к таким традиционным протестантским общинам, как лютеране, англикане, кальвинисты


[Закрыть].

Вопросы "субъективной сотериологии" я затрагивать не буду. Дело в том, что у этого термина есть синоним. Это слово аскетика. Аскетика говорит о том, что и как человек должен изменять в себе ради того, чтобы сделать себя доступным для действия Христа. Чтобы глубоко говорить об аскетике, необходимо иметь опыт практического личного участия в аскетическом делании. При этом желательно быть монахом и даже священником (чтобы иметь возможность говорить, основываясь не только на своем опыте, но и на опыте других людей, чьи душевные пути открываются перед священником). Поскольку же я не монах, не священник и не аскет, то и не чувствую за собой права говорить об аскетике.

Но есть вопросы "объективной сотериологии". Если бы жизнь религий сводилась к человеческим действиям и усилиям (то есть к обрядам и к аскетическим упражнениям), то можно было бы признать экуменическое равенство религий. В самом деле – не все ли равно: выражают люди свое восхищение природой в стихах, написанных гекзаметром или ямбом, в картинах, исполненных в стиле символизма или импрессионизма, в музыке вокальной или инструментальной… Утонченнейшее и своеобразнейшее искусство Японии и Китая ведь не воспринимается европейцами как нечто "противоборствующее" искусству великих европейских мастеров. Китайские вазы в наших музеях не потеснили полотен Рафаэля. Аналогично можно было бы сказать, что и разные религии в многообразии своих обрядов выражают благоговение человека перед высшей Тайной – и в этом разнообразии нет ничего преступного или недостойного. Приемы же аскетики, дисциплинирования чувств, плоти и ума довольно схожи в разных религиях. Уж сколько говорено о схожести путей концентрации сознания, предлагаемых в буддизме и в православном исихазме…

Да, если бы религия была лишь человеческой деятельностью, она была бы просто частью человеческой культуры, а право культуры на многообразие неоспоримо. Поэтому люди нерелигиозные, воспринимающие религиозную тематику в привычной для себя перспективе, говорят, что споры религий между собой есть "невежество" и "бескультурье". Посетитель музея менее всего хотел бы слышать спор иконописцев и сторонников ренессансной школы. Сам-то он готов всюду заметить и по достоинству оценить красоту, изящество и "свежесть видения". И если некая "вещица" исполнена искренне и со вкусом – то зачем же отрицать право на существование этого творческого продукта в мире Культуры?

Но религия есть нечто большее, чем культура, потому что религия – не просто человеческая деятельность. Религия – это взаимная связь, диалог, и в ней есть нечто, что Иная сторона сама сообщает о Себе. Бог не есть просто Тайна. Он выходит из Своей непостижимости, приближается к людям, говорит к нам и действует "посреде нас". И именно с этой, нечеловеческой, несубъективной стороной религии связано самое главное в мире религий. Самое главное и самое опасное: а вдруг ты не расслышишь этого зова Бога? Вдруг пройдешь мимо протянутой тебе руки?

Люди могут изготовлять любые сосуды. Предлагаемые людьми формы могут быть любыми. Но наполнение сосудов может быть разным: в одном – пустота, в другом – прогорклое масло, в третьем – скисшее вино, в четвертом – вода, а где-то – драгоценнейший Нектар Жизни.

Если бы религия строилась лишь снизу – то религии были бы равноценны и едины. Но в главном религия строится сверху. И здесь приходится ставить вопрос: где Бог более всего приблизился к людям, где и как Он дал нам более всего? Именно потому, что Бог есть непостижимая Тайна, этот вопрос так важен. Ведь если мы сами не можем выработать подлинное знание о Нем – значит, мы должны прислушаться к Его самооткровению. Так где же это Слово звучало яснее и полнее всего? И только ли Оно звучало, или же еще и действовало и что-то изменяло и совершало внутри человеческих сердец?[2]2
  Об этом – моя книга «Если Бог есть Любовь…»


[Закрыть]

Поэтому и невозможно "примирение религий". В бассейне спор между сторонниками разных стилей плавания выглядел бы глупо. Но глупой ли будет настойчивость людей, призывающих пассажиров "Титаника" выбраться из воды и подняться на борт наконец-то прибывшего спасательного корабля? Если кто-то будет уверять пострадавших, что плыть к спасательному судну не нужно, потому что у пострадавших "карма такая", то можно ли вступить с ним в дискуссию?[3]3
  Махатма Ганди, например, возражал против открытия больниц на том основании, что благотворительность лишь оттягивает искупление грехов (см. Борхес X. Л. Коллекция: Рассказы, эссе, стихотворения. СПб., 1992. С. 522).


[Закрыть] Если кто-то скажет, что приплывший корабль есть мираж, иллюзия, майя, и что есть только океан, в котором и настала наша чреда раствориться, – можно ли будет возразить ему?

Если действительно Бог пришел к людям во Христе – то неужто все равно: прийти ко Христу, игнорировать Его или распинать Его?

Итак, фундаментальное расхождение религий не в обрядах, не в том, что люди делают для Божества. Главное различие возникает в связи с совершенно другим вопросом: совершает ли Божество какие-либо действия по отношению к людям, каковы именно эти действия и каковы их цели.

Это и есть область "объективной сотериологии". Основных вопроса здесь два. Первый – что Христос совершил ради нас во дни Своей земной жизни. И второй – каково действие Христа в последующей человеческой истории. Именно последнему вопросу и посвящена эта книга.

Что оставил Христос после Своего Вознесения? С довольно грубым упрощением можно сказать, что по воззрениям протестантов Христос после Себя оставил людям Библию. По ощущению католиков Он оставил миру Своего наместника – Папу. Согласно православному опыту – Он оставил нам Самого Себя.

Ограниченно ли действие Христа в истории Библией? Можем ли мы утверждать, что Он продолжает действовать в истории? Если да – то как? Именно эти вопросы встают, как только мы начинаем вдумываться в знаменитую богословскую дискуссию, начавшуюся еще полтысячелетия назад между протестантами и католиками. Это дискуссия о соотношении Писания и Предания.

Протестанты утверждали и утверждают, что источник вероучения только один – Писание. Столь почитаемые церковными людьми творения святых Отцов, деяния Соборов, свидетельства церковной истории не должны приниматься во внимание при решении жизненных и богословских вопросов. Только Писание. Sola Scriptura.

Православные же убеждены, что в Евангелия вошло не все то, что Христос сообщил людям. Есть Священное Предание, есть устные церковные предания. О чем говорят они? Как к ним относиться? И, может, существовало некое "тайное предание" для истинно духовных христиан, которое не было зафиксировано в общедоступных канонических книгах Библии? Что именно Христос передал людям такого, что не было заключено в библейских страницах?

Об этом – начинающаяся книга.

ХРИСТОС ЦЕРКОВНОГО ПРЕДАНИЯ

Христианскую книгу естественнее всего начать с размышления о Христе.

В каждой своей книге я стараюсь вновь и вновь напоминать о том, что было самым главным и настойчивым в проповеди Христа, и что тем не менее поразительно не воспринимается современным читателем Евангелия.

Христос не воспринимал Себя Самого как просто Учителя. Такого Учителя, Который завещает людям некое "Учение", которое можно разносить по миру и по векам. Он не столько "учит", сколько "спасает". И все Его слова связаны с тем, как именно это событие "спасения" связано с тайной Его Собственной Жизни.

Все, что есть нового в учении Христа, связано лишь с тайной Его Собственного Бытия. Единый Бог был уже проповедан пророками, и монотеизм уже давно установился. Об отношениях Бога и человека можно ли сказать словами, более высокими, чем это сделал пророк Михей: "Человек! сказано тебе, что добро и чего требует от тебя Господь: действовать справедливо, любить дела милосердия и смиренномудренно ходить пред Богом твоим" (Мих. 6, 8)? В нравственной проповеди Иисуса практически к любому ее положению можно указать "параллельные места" из книг Ветхого Завета. Он придает им большую афористичность, сопровождает удивительными и удивляющими примерами и притчами – но в Его нравственном учении нет ничего такого, чего не содержалось бы в Законе и у Пророков.

Если мы внимательно прочитаем Евангелия, то увидим, что главным предметом проповеди Христа являются не призывы к милосердию, к любви или к покаянию. Главным предметом проповеди Христа является Он Сам. "Я есмь путь и истина и жизнь" (Ин. 14, 6), "Веруйте в Бога, и в Меня веруйте" (Ин. 14, 1). "Я свет миру" (Ин. 8, 12). "Я есмь хлеб жизни" (Ин. 6, 35). "Никто не приходит к Отцу, как только через Меня" (Ин. 14, 6); "Исследуйте Писания… они свидетельствуют о Мне" (Ин. 5, 39).

Какое место из древних писаний избирает Иисус для проповеди в синагоге? – Не пророческие призывы к любви и чистоте. "Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим" (Ис. 61, 1–2).

Вот самое прорекаемое место в Евангелии: "Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и не следует за Мною, тот не достоин Меня" (Мф. 10, 37–38)[4]4
  Напомню, что по толкованию Климента Александрийского в этом слове Христа речь идет о том, чтобы быть готовым отказаться от следования общественным предрассудкам (естественно, даже в том случае, если эти предрассудки побуждают родителей воспитывать сына в духе противления Евангелию).


[Закрыть]. Здесь не сказано – «ради истины» или «ради Вечности» или «ради Пути». «Ради Меня».

И это отнюдь не рядовое отношение между учителем и учеником. Никакой учитель не притязал столь всецело на власть над душами и судьбами своих учеников: "Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее" (Мф. 10,39).

Даже на Последнем Суде разделение производится по отношению людей ко Христу, а не просто по степени соблюдения ими Закона. "Сделали… Мне" (Мф. 25, 40) – Мне, а не Богу. И судья – это Христос. По отношению к Нему происходит разделение. Он не говорит: "Вы были милостивы и потому благословенны", но – "Алкал Я, и вы дали Мне есть" (Мф. 25, 35).

Для оправдания на Суде будет требоваться, в частности, не только внутреннее, но и внешнее, публичное обращение к Иисусу. Без зримости этой связи с Иисусом спасение невозможно: "Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь от того и Я пред Отцем Моим Небесным" (Мф. 10, 32 – 33).

Исповедание Христа перед людьми может быть опасно. И опасность будет грозить отнюдь не за проповедь любви или покаяния, но за проповедь о Самом Христе. "Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески неправедно злословить за Меня (Мф. 5, II). "И поведут вас к правителям и царям за Меня" (Мф. 10, 18). "И будете ненавидимы всеми за имя Мое; претерпевший же до конца спасется" (Мф. 10,22).

И обратное: "Кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает" (Мф. 18, 5). Здесь не сказано «во имя Отца» или «ради Бога». Точно так же Свое присутствие и помощь Христос обещает тем, кто будет собираться не во имя «Великого Непознаваемого», но во имя Его: «Где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 18,20).

Более того, Спаситель ясно указывает, что именно в этом и состоит новизна религиозной жизни, привнесенная им: "Доныне вы ничего не просили во имя Мое; просите, и получите, чтобы радость ваша была совершенна" (Ин. 16, 24).

И в завершение Библии звучит призыв: "Ей, гряди, Господи Иисусе!". Не "Прииди, Истина" и не "Осени нас, Дух!", но – "Гряди, Иисусе".

Христос спрашивает учеников не о том, каково мнение людей о Его проповедях, но о том – "за кого люди почитают Меня?" Здесь дело не в принятии системы, учения – а в принятии Личности. Евангелие Христа раскрывает себя как Евангелие о Христе, оно несет Весть о Личности, а не о концепции. В терминах нынешней философии можно сказать, что Евангелие – слово персонализма, а не концептуализма. Христос не совершил ничего такого, о чем можно было бы говорить, отличая и отделяя это от Его Я.

Основоположники других религий выступали не как предмет веры, а как ее посредники. Не личность Будды, Магомета или Моисея были настоящим содержанием новой веры, а их учение. В каждом случае можно было отделить их учение от них самих. Но – "Блажен, кто не соблазнится о Мне" (Мф. 11, 6).

Та важнейшая заповедь Христа, которую Он сам назвал "новой", также говорит о Нем Самом: "Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как Я возлюбил вас" (Ин. 13, 34). Как Он возлюбил нас – мы знаем: до Креста.

Есть еще одно принципиальное пояснение этой заповеди. Оказывается, отличительный признак христианина – любовь не к тем, кто любит его ("ибо не так ли поступают и язычники?"), но любовь к врагам. Но можно ли любить врага? Враг – это человек, которого я по определению, мягко выражаясь, не люблю. Смогу ли я полюбить его по чьему-то приказу? Если гуру или проповедник скажет своей пастве: завтра с восьми часов утра начинайте любить ваших врагов – действительно ли именно чувство любви обнаружится в сердцах его учеников в десять минут девятого? Медитации и тренировки воли и чувств могут научить равнодушно, без аффектов относиться к недругам. Но вот радоваться их удачам как своим человеку невместимо. Даже горе чужого легче разделить с ним. А радость чужого разделить невозможно… Если я люблю кого-то – любая весть о нем радует меня, от мысли о скорой встрече с любимым человеком я радуюсь… Жена радуется успехам мужа на работе. Сможет ли она с той же радостью встретить весть о служебном повышении того, кого она считает своим врагом? Первое чудо Христос совершил на брачном пире. Говоря о том, что Спаситель взял на Себя наши страдания, мы часто забываем, что Он был солидарен с людьми и в радостях…

Так что же, если заповедь о любви к врагам невместима нам – зачем Христос дает ее нам? Или Он плохо знает человеческую природу? Или Он просто хочет всех нас погубить Своим ригоризмом? Ведь, как подтверждает апостол, нарушитель одной заповеди становится повинен в разрушении всего Закона. Если я нарушил один параграф закона (например, занимался вымогательством) – на суде мне не помогут ссылки на то, что я никогда не занимался кражей лошадей. Если я не исполняю заповеди о любви к врагам – что мне пользы от раздаяния имущества, переставления гор и даже отдания тела на сожжение? Я – обречен. И обречен потому, что Ветхий Завет оказался более милосерден ко мне, чем Завет Новый, предложивший такую "новую заповедь", которая подвергла своему суду уже не только подзаконных иудеев, но и все человечество.

Как же мне ее исполнить, найду ли я в себе силы для послушания Учителю? Нет. Но – "Человекам это невозможно, но не Богу, ибо все возможно Богу (Мк. 10, 27). Пребудьте в любви Моей… Пребудьте во Мне, и Я – в вас" (см.: Ин. 15, 9). Зная, что любить врагов человеческими силами невозможно, Спаситель соединяет с Собою верных, как ветви соединяются с лозою, чтобы в них открылась и действовала – Его любовь. "Бог есть Любовь… Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные"… " Закон обязывал к тому, чего не давал. Благодать дает то, к чему обязывает" (Б. Паскаль[5]5
  Паскаль Б. Мысли о религии. М., 1905. С. 265


[Закрыть]).

Значит, эта заповедь Христа немыслима вне участия в Его Тайне. Мораль Евангелия нельзя отделить от его мистики. Учение Христа неотторжимо от церковной христологии. Лишь непосредственное соединение со Христом, буквально – причастие Ему, делает возможным исполнение Его новых заповедей.

Обычная этическая и религиозная система представляет собой путь, следуя которым, люди приходят к определенной цели. Христос начинает именно с этой цели. Он говорит о жизни, истекающей от Бога к нам, а не о наших усилиях, которые могут нас вознести до Бога. Для чего другие работают, то Он дает. Другие учителя начинают с требования, Этот – с Дара: "Достигло до вас Царство Небесное". Но именно поэтому и Нагорная проповедь возвещает не новую нравственность и не новый закон. Она возвещает вступление в какой-то совершенно новый горизонт жизни. Нагорная проповедь не столько излагает новую нравственную систему, сколько открывает новое положение вещей. Людям дается дар. И говорится, при каких условиях они могут не выронить его. Блаженство не награда за подвиги, Царство Божие не воспоследует за духовной нищетой, а сорастворяется ей. Связь между состоянием и обетованием есть Сам Христос, а не человеческое усилие или закон.

Уже в Ветхом Завете вполне ясно возвещалось, что лишь пришествие Бога в сердце человека может заставить его забыть все былые несчастья: "Уготовал еси благостию Твоею нищему, Боже" пришествие Твое в сердце его (Пс. 67, 11). Собственно, у Бога только два места обитания: "Я живу на высоте небес, и также с сокрушенными и смиренными духом, чтобы оживлять дух смиренных и оживлять сердца сокрушенных" (Ис. 57, 15). И все же одно дело – утешающее помазание Духа, что ощущается в глубине сокрушенного сердца, и другое – мессианское время, когда мир становится уже неотторжим от Бога… Поэтому "блаженны нищие": Царство Небесное – уже их. Не "будет ваше", но – "ваше есть". Не потому, что вы Его нашли или заработали, а потому, что Оно само активно, Оно само нашло вас и настигло.

И иной Евангельский стих, в котором обычно видят квинтэссенцию Евангелия, также говорит не столько о добрых отношениях между людьми, сколько о необходимости признания Христа: "По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою" (Ин. 13, 35). Так каков же первейший признак христианина? – Нет, не "иметь любовь", а "быть Моим учеником". "По тому узнают все, что вы студенты, что у вас есть студбилет". Что является здесь главным вашим атрибутом – имение студбилета или сам факт студенчества? Другим важнее всего понять, что вы – Мои! И вот вам – Моя печать. Я вас избрал. Мой Дух на вас. Моя любовь в вас да пребывает.

Итак, "Господь, телесно явившись людям, прежде всего требовал от нас познания Себя и этому учил, и к этому немедленно привлекал; даже более: ради этого чувства Он пришел и для этого Он делал все: "Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине" (Ин. 18, 37). А так как Истиною был Он Сам, то почти что сказал: "Да покажу Себя Самого" (св. Николай Кавасила)[6]6
  Цит. по: Черемухин П.А. Учение о Домостроительстве спасения в византийском богословии (епископ Николай Мефонский, митрополит Николай Кавасила и Никита Акоминат) // БТ. М., 1964. № 3. С. 168.


[Закрыть]. Главным делом Иисуса было не Его слово, а Его бытие: бытие-с-людьми; бытие-на Кресте.

И ученики Христа – апостолы – в своей проповеди не пересказывают "учения Христа". Выйдя на проповедь о Христе, они не пересказывают Нагорную проповедь. Ссылки на Нагорную проповедь отсутствуют и в речи Петра в день Пятидесятницы, и в проповеди Стефана в день его мученической кончины. Вообще апостолы не употребляют традиционно-ученической формулы: "Как наставлял Учитель".

Более того, даже о жизни Христа апостолы говорят очень скупо. Свет Пасхи для них настолько ярок, что их зрение не простирается на десятилетия, предшествовавшие шествию на Голгофу. И даже о событии Воскресения Христова апостолы проповедуют не как о факте лишь Его жизни, но как о событии в жизни тех, кто принял пасхальное благовестие, – потому что "Дух Того, Кто воскресил из мертвых Иисуса, живет в вас" (Рим. 8, 11); "Если же и знали Христа по плоти, то ныне уже не знаем" (2 Кор. 5, 16).

Апостолы говорят об одном: Он умер за наши грехи и воскрес, и в Его Воскресении – надежда нашей жизни. Никогда не ссылаясь на учение Христа, апостолы говорят о факте Христа и Его Жертвы и о Его воздействии на человека. Христиане веруют не в христианство, а в Христа. Апостолы проповедуют не Христа Учащего, а Христа Распятого – моралистам соблазн и теософам безумие.

Мы можем представить себе, что все евангелисты были бы убиты вместе с ап. Стефаном. Даже в нашем Новом Завете более половины книг написаны одним ап. Павлом. Поставим мысленный эксперимент. Предположим, все двенадцать апостолов убиты. Близких свидетелей жизни и проповеди Христа не осталось. Но воскресший Христос является Савлу и делает его Своим единственным апостолом. Павел же затем пишет весь Новый Завет. Кем мы тогда были бы? Христианами или павлинистами? Мог ли в этом случае Павел называться Спасителем? Павел, как бы предвидя такую ситуацию, отвечает вполне резко: почему "у вас говорят: "я Павлов"; "я Аполлосов"; "я Кифин"; "а я Христов"? разве Павел распялся за вас?" (1 Кор. 1, 12–13).

Эту апостольскую сконцентрированность на тайне Самого Христа унаследовала и древняя Церковь. Основная богословская тема первого тысячелетия – это не диспуты об "учении Христа", а споры о феномене Христа: Кто пришел к нам?

И на своих Литургиях древняя Церковь благодарит Христа совсем не за то, за что готовы оказывать Ему почтение современные учебники по истории этики. В древних молитвах мы не встретим вохвалений типа: "Благодарим Тебя за Закон, который Ты нам напомнил", "Благодарим Тебя за проповеди и красивые притчи, за мудрость и наставления", "Благодарим Тебя за общечеловеческие нравственные и духовные ценности, проповеданные Тобою".

Вот, например, "Постановления апостольские" – памятник, восходящий ко II веку: "Благодарим, Отче наш, о жизни, которую Ты открыл нам Иисусом, Отроком Твоим, за Отрока Твоего, Которого и послал для спасения нашего как Человека, Которому и соизволил пострадать и умереть. Еще благодарим, Отче наш, за честную кровь Иисуса Христа, пролитую за нас, и за честное тело, вместообразы которых мы предлагаем, как Он установил нам возвещать Его смерть"[7]7
  Цит. по: Успенский Н. Анафора. // БТ. М., 1975. № 13. С. 5


[Закрыть].

Вот "Апостольское предание" св. Ипполита: "Мы благодарим Тебя, Боже, через возлюбленного Отрока Твоего Иисуса Христа, Которого в последние времена Ты послал нам Спасителем, Искупителем и Вестником воли Твоей, Который есть Слово Твое, неотделимое от Тебя, Которым все сотворено по желанию Твоему, Которого Ты послал с небес в утробу Девы. Исполняя волю Твою, Он простер руки, чтобы освободить от страданий тех, кто в Тебя верует… Итак, вспоминая Его смерть и воскресение, приносим Тебе хлеб и чашу, вознося Тебе благодарение за то, что ты удостоил нас предстать перед Тобой и служить Тебе"[8]8
  Св. Ипполит Римский. Апостольское предание // БТ. М., 1970. № 5. С. 284.


[Закрыть]…