Текст книги "Оккультизм в православии"

Автор книги: Андрей Кураев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц)

Еще одна тема, вызывающая жгучий интерес у советской аудитории и при этом чреватая расхождением во взглядах между миссионером и его потенциальной паствой – вопрос об НЛО. Если "современная публика" увлекается НЛО, – как же может восстать против этой моды самый "современный" пастырь? Никак. Иначе он отстанет от паствы и разминется с духом века сего.

И вот диалог: ""Не думаете ли вы, что отрицая сегодня существование внеземных цивилизаций, Церковь немного отстает от жизни?" "Как раз наоборот: в Ватикане недавно была конференция, на которой теологи высказались в пользу существования внеземных цивилизаций, а вот многие наши советские ученые отрицают это. По-видимому, они отстают от жизни... Предположим, что где-то во Вселенной есть разумные существа. В общем, это – вполне вероятное предположение, хотя и недоказанное. Трудно согласиться с мыслью, что человек Земли уникум мироздания, хотя, впрочем, и это вполне возможно. Итак, допустим на минуту, что разумные существа в космосе есть. Что это могло бы доказать? Что принесло бы принципиально нового? Ничего. Лишь увеличилась бы вселенская семья людей... Если окажется возможным контакт с людьми Земли, то произойдет, говоря словами П. Тейяра де Шардена, встреча и взаимное обогащение двух ноосфер"" (сс. 166-167). К этому времени было уже вполне понятно, что уфология становится новой религией. Пресса, все более становящаяся бульварной, полна признаниями "инопланетян", что Иисус – их соотечественник. "Контактеры" претендуют на роль пророков и чудотворцев, инопланетяне – на роль спасителей человечества и творцов земных мифов и религий. И этот новый языческий культ находит поддержку у отца Александра. Его распространению надо содействовать под страхом быть объявленным "отсталым".

Да и зачем же так сочувственно говорить о "ноосфере"? Вернадский, благодаря которому термин "ноосфера" стал широко известен, конечно, замечательный ученый, однако термин-то был подсказан ему священником Павлом Флоренским. Но сам Флоренский позаимствовал эту идею из оккультной литературы. И у Вернадского, и во всей литературе по русскому космизму" "ноосфера" есть всего лишь вежливое приглашение в мир оккультизма. Один из мэтров масонско-оккультной пропаганды Абель Гаатан в книге "Свет Египта" пишет: "Сначала мы заметим, что из спинного мозга и из основания головного мозга истекают живые токи оживляющей силы... Вся совокупность этой громадной планеты с миллионами человеческих существ представляет взору посвященного ясновидящего сеть источников, ручейков, притоков, рек, сияющих океанов силы, истекающей из радиирующего организма человека. Мы заметим также, что эти светоносные океаны постепенно принимают форму спирального пояса, и что этот пояс распространяется, как туман, в атмосфере планеты. Это есть астромагнетическая сфера, в которой образуются астральные зоны магнетических элементов планетного тока, который образует мистические звенья цепи жизни, соединяющего организм человека с душой звезд... Таким образом, из миллионов человеческих существ исходят непрерывные лучи духовного света. По мере того, как эти лучи подымаются, они сливаются в потоки и океаны в астральном свете за пределами земной атмосферы, тогда как первый астральный пояс, образуемый из мозговых эманаций, ограничен пределами атмосферы планеты. Все эти сияющие океаны эфирного света стремятся занять те планы, которые им свойственны"[12]12
  Свет Египта, или Наука о душе и звездах. – Вязьма, 1910, cc. 331-332. Автор этой книги – англичанин Томас Генри Бургон


[Закрыть]. Так что «ноосфера» есть не научно-философское открытие Вернадского, а просто новый термин для старой каббалистики. Хочется верить, что отец Александр Мень популяризировал учение Вернадского о «ноосфере» лишь по незнанию истоков и сути этого учения.

Наконец заходит речь об астрологии, и здесь взгляды отца Александра настолько же современны, насколько нетрадиционны для христианина, и настолько нетрадиционны, насколько шокирующи. ""Что такое судьба?" – "Человек впервые выходит в этот мир из лона матери, и на него сразу воздействия обрушиваются. Но обрушиваются не случайно, как-то это все экранируется. В частности, экранируется планетами нашей солнечной системы. Их конфигурация каждый раз разная, и отсюда имеет значение, когда родился человек, в какой астрономический период. Правда, для того, чтобы это точно вычислить, необходимы очень сложные и точные расчеты – совсем не те, которые приводятся в журнале "Крестьянка" или "Наука и религия". Это упрощенные до предела, сделанные в основном для забавы людей расчеты. Настоящий научный астрологический расчет гораздо более сложный..." – "Как относится Православная Церковь к астрологии?" – "Астрология допустима, если она не притязает быть эрзац-религией, как это часто у нас бывает. Если взять ее научное ядро, то в чем оно заключается? В том, что при рождении человека конфигурация нашей солнечной системы экранирует те или иные физические или какие-то еще воздействия, действует на новорожденного и таким образом накладывает свою печать на его характер. Значит, есть еще некое космическое воздействие". "Как вы лично относитесь к астрологии?" "Астрология возможна как наука. Тогда она говорит о том, что на нас влияет космос – материально и, возможно, духовно. Но она может стать и суеверием. Каким образом? Вот в статьях Глобы очень правильно сказано: когда человек считает, что астрология его связала по рукам и ногам, что он уже детерминирован, что никуда не денешься, что выбора нет, вот тут начинается суеверие, начинается рабство"" (сс. 162-163). И как прежде отец Александр солидаризировался с преподавателями парапсихологии и нетрадиционного целительства, так теперь он вдруг оказывается единомышленником Павла Глобы.[13]13
  Кстати, астрологический прогноз на 15-21 апреля 1996 года в газете «Труд» (М., 12.4.1996) был озаглавлен: «Черная полоса». Это – прогноз на Светлую седмицу. И составлен он «Школой авестийской астрологии» Павла Глобы


[Закрыть]..

Вряд ли отец Александр лишь однажды высказывал эти свои взгляды на астрологию. Во всяком случае, его ученик (бывший преподаватель Московской духовной академии) Леонид Василенко также убежден, что "занятия астрологией не являются делом однозначно антихристианским и антицерковным и осуждающие формулировки в адрес астрологии со стороны отцов недавнего Архиерейского Собора вызывают, скорее, недоумение, чем понимание... Как церковные, так и нецерковные люди нередко оказываются одинаково нечувствительными к космосу, ко всему многообразию связей человека с мирозданием и готовы попросту отрицать такие связи, отказываясь обсуждать суть подобных вопросов. В современной культуре, где космические идеи распространяются вместе с пониманием внутренних измерений природной жизни, такая позиция неприятия останется, конечно, непродуктивной, и в конечном счете безвыигрышной. Астрологии есть что сказать о том, что в ближнем космосе может предрасполагать к усилению страстей. Астрология говорит именно о предрасположении к тому, что подобные страсти, активизируемые состоянием ближнего космоса, приведут к тем событиям, которые обычно и происходят. Из сказанного ясно, что астрологические прогнозы вполне возможны и это нисколько не противоречит учению Церкви, ибо вполне возможны и разные другие прогнозы"[14]14
  Василенко Л. Вода крещения смывает печати звезд // Урания. – М., 1995, №2. Еще один человек, называющий себя учеником о. Александра Меня, – известинский журналист Константин Кедров. Невежество этого человека в вопросах богословия и истории религии столь безмерно, что вызывает не столько негодование, сколько смех. Для нас же сейчас интересно его отношение к оккультизму. Свои религиозные «метания» он начал с антропософии Штейнера и так с ним, похоже, и не расстался. В его восприятии теософия и антропософия едины: «Достаточно назвать прямых учеников и продолжателей доктора Штейнера, чтобы понять, как велико его влияние на русскую культуру XX века. Это Елена Блаватская...» Ну да: Штейнер впервые прочитал Блаватскую в 1902 г., через 11 лет после ее смерти, но при этом ухитрился повлиять на нее... Еще перл: «В Россию ясновидение Штейнера пришло через Индию прозрениями Рериха, Гурджиева, Блаватской» (К. Кедров. Откровение Рудольфа Штейнера // Путь к себе. – М., 1991, №15). Через Блаватскую Штейнер не мог прийти в Россию просто потому, что основательница теософии умерла задолго до того, как увлекся оккультными проектами создатель антропософии. Рерихи же всегда предостерегали против увлечения Штейнером. «К числу тайных и, следовательно, более опасных врагов теософии принадлежит антропософия и ее последователи. Хотя ни само учение антропософии, ни ее последователи не выступают открыто против теософии, но в этом и заключается главная опасность и большой вред ее», – пишет близкий ученик Е. Рерих А. Клизовский (Клизовский А. Основы миропонимания новой эпохи. Рига, 1990, т. 1, с. 304). Но это не мешает Кедрову заявлять о его близости к Рерихам. Впрочем, при случае совесть не мешает ему после заявлений о том, что книги Штейнера «врата в Небесный Иерусалим», писать, будто он ну никогда не симпатизировал оккультизму: «Недавно Архиерейский собор заявил, что последователи учения Рерихов об Агни Йоге находятся вне Церкви. Неужели же семейство Рерихов, столь много совершившее для России, Индии и всего человечества, является главным врагом Православия? Главным врагом оказался гималайский затворник Рерих. Никогда не был последователем наивного энергетизма Агни Йоги: но если начать анафематствовать всех, с кем не согласен, кто же останется?» (К. Кедров. Свобода требует совести // Известия. – М., 4.4.1995). Останутся те, кто согласен с Евангелием. Если антропософу К. Кедрову в таком сообществе будет скучно, – пусть уж он честно выйдет из Церкви в то пространство, что вне, «кроме», нее (и потому называется «кромешным»), и пусть тогда и не называет себя православным христианином


[Закрыть].

Среди тех людей, чья позиция представляется отцу Александру Меню и его ученикам "непродуктивной" и "безвыигрышной", находится, например, блаженный Августин. Отвечая тем, кто полагает, что хотя бы иногда гороскопы попадают в точку, Августин пишет: "Так как это служит к уловлению людей, то оно бывает действием совратившихся духов, которым попускается знать кое-что истинное из области временных предметов отчасти потому, что они обладают более тонким чувством, или более тонкими телами, или более богатым, благодаря своей продолжительной жизни, опытом. Поэтому истинный христианин должен остерегаться как астрологов, так и всяких прорицателей, особенно тех, которые говорят правду, чтобы, уловив при содействии демонов его душу, они не запутали его в свое сообщество"[15]15
  Августин. О книге Бытия, буквально. В 12 книгах. 2, 17 // Августин, епископ Иппонский. Творения. – Киев, 1912, ч. 7, с. 202


[Закрыть]. Итак, если отец Александр Мень советует от ошибочных и примитивных гороскопов «Крестьянки» обращаться к «научной астрологии» (очевидно, достаточно научным оказывается Павел Глоба), то Августин советовал, напротив, более всего сторониться тех астрологов, чьи предсказания сбываются. Как верно подметил Л. Василенко – выбор позиции зависит от того, что человек считает «выигрышем» и к какому «продукту» он стремится. Одни хотят быть популярными, другие – спасти душу свою и души ближних от бесовских влияний «ближнего космоса».

В суждениях отца Александра об астрологии меня поразила их очевиднейшая несовместимость с тем мотивом, который вроде бы был основным в проповеди А. Меня. Как будто бы основной пафос его проповеди – утверждение непротиворечивости, совместимости науки и религии. Евангелие не противоречит науке; Библия не сдерживает прогресса научных знаний. И вдруг – такие заявления, к которым не обязывают ни Библия, ни церковная традиция, но которые при этом явно не могут быть обоснованы в качестве научных. Что это за "космические воздействия", что это за "экраны"? Зачем людей, воспитанных в традициях научного миропонимания и работающих в области науки, людей, которые и так возмущены повсеместной пропагандой лженаук, оккультизма и суеверий, дразнить еще и от имени Церкви? Советских позитивистов-"физиков" надо было бы превращать в союзников Церкви через провозглашение нашей солидарности в том, что касается нашего общего противостояния лженауке и лжевере (суе-верию). Сначала – негативная солидарность (солидарность в отрицании чего-либо равно неприемлемого с точки зрения обоих партнеров по диалогу), а затем – по мере взаимного узнавания – и солидарность позитивная, солидарность в исповедании некоторых фундаментальных ценностей... Так, мне кажется, должен был бы работать христианский миссионер в интеллигентской среде. Легкомысленные ответы отца Александра Меня, боюсь, лишь помогли закрепить негативное отношение к Церкви ("вместилище вековых суеверий") в сознании немалого числа слушателей его размышлений о "научной астрологии".

Кстати, вскоре после выхода в свет книги отца Александра, о которой сейчас идет речь, наконец-то раздался долгожданный голос протеста академической науки против засилья оккультизма. Поскольку оккультизм и секты стали еще одной формой "утечки мозгов", формой "внутренней эмиграции", в письме, подписанном ректором МГУ академиком В. Садовничим, академиками Н. Лаверовым, В. Кудрявцевым, С. Капицей говорится о заполнении вакуума "извращенными представлениями, примитивными предрассудками, антинаучными и псевдонаучными идеями. Газеты, телевидение, радио заполнены сообщениями о "пользе" деятельности некоторых сект, сенсационных "открытий" уфологов, о коварных действиях инопланетян против людей, о политических прогнозах астрологов, о "достижениях" колдунов, магов и псевдоцелителей... Недопустимо, чтобы органы власти России вступали в какое-либо взаимодействие со всякого рода сомнительными представителями парапсихологии, уфологии и тем более астрологами, ясновидящими и т.п."[16]16
  Обращение ученых // Татьянин день. Студенческая православная газета МГУ. – М., 1997, №12, апрель, с. 19


[Закрыть]. Интересно, если бы на глаза академикам – авторам этого письма – попались вышеприведенные советы отца Александра, – каковым стало бы их мнение о Православии? И чем бы для них Православие отличалось от сект?

Я понимаю, что отец Александр за десятилетия своей пастырской, литературной и просветительской деятельности не был избалован признанием, и радость общения с аудиторией единомышленников стала доступна для него слишком поздно. И все же – не все можно приносить в жертву ради сиюминутной эйфории всеобщего единомыслия и ради аплодисментов публики. Он очень хотел быть услышанным. И ему было что сказать. Он был миссионером по всему складу своей души. А быть миссионером – это очень опасно. Миссионер, ушедший к язычникам, может потеряться среди них.

Миссионер всегда немного вне Церкви. Он обращается к людям, далеким от Церкви. Естественно, он должен говорить на их языке, использовать их способы аргументации и общения. Естественно, что при этом он сам испытывает встречное воздействие своей аудитории. Их язык становится его языком несколько в большей степени, чем хотелось бы, может быть, даже самому миссионеру. Его собственная, даже внутренняя, речь становится менее церковной... Один замечательный батюшка, архимандрит, уже несколько лет совершает духовное окормление тюрьмы, находящейся неподалеку от его монастыря. Он помог выжить десяткам людей, сотням он помог найти Христа, тысячам – сохранить остатки человеческого образа. И вот однажды, в канун Великого Поста произнося проповедь в собственно монастырском храме, он сказал: "Пост – это такое время, когда мы должны жить с величайшим вниманием к тому, что происходит в нашей душе. Мы должны учиться замечать наши собственные грехи. Пост – это время, когда каждый из нас должен в своей душе устроить великий шмон..."

Я же работаю в основном в светских университетах. Естественно, что я, знаю язык моей аудитории, студенческий сленг. Естественно, что порой он находит место и в моих лекциях. Это не страшно. С эллинами надо быть как эллин, с иудеями как иудей, а со студентами лучше не говорить державинским стилем. Но, кроме языка, миссионер заимствует от своих собеседников еще и некоторые их представления. Любое общение двусторонне, да и мир достоверных знаний не тождествен кругу догматически выверенных принципов Церкви. Лингвистика или генетика, например, не упоминаются в Библии – но это не значит, что христианину следует гнушаться этих дисциплин, как заведомой лжи. Можно и нужно брать из источников "внешней мудрости".

Но иногда степень неизбежного приспосабливания миссионера к его потенциальной пастве становится угрожающей. О таком священнике с похвалою отзывался Баламут (бес-"инструктор" из богословской сказки К. С. Льюиса "Письма Баламута"): некий священник "так долго и старательно разбавлял веру водой, чтобы сделать ее более доступной для скептического и трезвомыслящего прихода, что теперь он шокирует прихожан неверием, а не они его"[17]17
  Льюис К. С. Любовь. Страдание. Надежда: Притчи. Трактаты. – М., 1992, с.19


[Закрыть]. Стремясь быть понятным, такой миссионер слишком упрощает и уплощает христианство. Христианство из «ряда противоположностей, соединяемых благодатью» (выражение Сен-Сирана[18]18
  Цит. по: Рацингер И. Введение в христианство. – Брюссель, 1988,с.126


[Закрыть]) становится чем-то однолинейно-рациональным (естественно, по меркам рациональности той культуры, в которой проповедуется данная имитация христианства). Почти все выдающиеся ересиархи были миссионерами. Гностики приспособляли Евангелие к требованиям оккультно-эзотерической моды II – III столетий. Ориген разъяснял христианство александрийской интеллектуальной элите и добился того, что христианство стало им понятно – слишком понятно... Арий также попробовал сделать из веры апостолов удобный и всем понятный катехизис. И понятности, и популярности он добился. Лишь Христос при этом перестал быть Богом... Аполлинарий тоже создал понятную схему. И Несторий. Если бы современные рериховцы знали богословие архимандрита Евтихия – они стали бы монофизитами (ибо уж очень понятную, очень «восточную» схему «аватара» предложил этот популяризатор V столетия). Одним из мотивов иконоборчества было стремление сделать Православие более приемлемым для мусульман. Либеральный протестантизм ради миссионерских целей подверг Евангелие цензуре газетных мнений[19]19
  «Протестантство бежит на всех парусах от нагоняющего его неверия, бросая через борт свой догматический груз в надежде спасти себе Библию; а критика с язвительным смехом вырывает из оцепеневших рук его страницу за страницей и книгу за книгой» (Самарин К). Предисловие // Хомяков А. С. Богословские и церковно-публицистические статьи. – Пг., б. г., с. 27)


[Закрыть]. В общем, у истоков почти любой ереси стоит искреннее миссионерское усилие. Ересиархи – не вредители. Они просто миссионеры.

Но конечно, формула "каждый ересиарх миссионер" никак не означает, что "каждый миссионер – ересиарх". И риск в служении епископа не меньше, чем риск миссионера[20]20
  Некий старец в видении узрел душу усопшего брата в огненном озере по шею и сказал ему: «Не ради ли этой муки я молил тебя, чадо, чтобы ты позаботился о своей душе?» – «Благодарю Бога. отец мой, что хотя голова моя свободна от мучений. По молитвам твоим я стою над головою епископа» (См.: Иоанн Мосх. Луг духовный. – Сергиев Посад, 1915, с. 59)


[Закрыть]. И монах ведет отнюдь не безопасный образ жизни. И уж если я говорю о профессиональном риске миссионера, – то прекрасно понимаю, что самым естественным ответом будет: «От миссионера слышу!»

Отец Александр Мень был миссионером. Причем в ту эпоху, когда советская интеллигенция больше всего ценила в человеке толику диссидентства и еле проглядывающий кукиш в кармане. "Все под углом гражданского протеста". И слегка диссидентствующий батюшка, слегка западничающий батюшка оказался очень социально востребованной фигурой. Инстинктом популяризатора отец Александр ощутил эту потребность – и создавал себе соответствующий имидж. За это его нельзя критиковать, ибо и этим он привлек ко Христу многих и многих людей. Но иногда чувство меры отказывало. И тогда рождались те суждения, что были приведены выше. Или же начиналась пропаганда католичества.

Вот тоже странно: почему русский либеральный интеллигент вдруг выступает апологетом самой жесткой, самой исторически скомпрометированной христианской конфессии – католичества? Русская философия всегда ценила в Православии то, что в нем больше духа свободы, чем в папизме. Русская педагогика и академическая наука всегда одобрительно отзывались о бунте Лютера против папизма. Но почему же аналогичный бунт греков и славян, предпринятый на полтысячелетия раньше восстания немцев, вызывает отрицательные эмоции у отца Александра Меня и его учеников?

Мне кажется, что сближение о. Александра с католичеством носило негативный, а не позитивный характер. Через апологию католичества он пробовал подчеркнуть свою особость, свою обособленность от "кондового православия" с его "зоопсихологическими пережитками". Будь он католическим священником во Франции, возможно, он симпатизировал бы Православию. Церковно-исторические и богословские представления отца Александра далеко не всегда глубоки и корректны – так что речь не может идти о том, что глубокое изучение богословия и истории Церкви привело его к филокатоличеству. Нет, здесь была изначальная установка, которая подбирала факты под себя[21]21
  Как справедливо подметил Экзюпери, «логика приводит туда, где назначаешь ей свидание» (А. де Сент-Экзюпери. Цитадель // Согласие. – М., 1993, №4, с.154)


[Закрыть].

Инстинкт диссидентства у отца Александра был заложен, похоже, уже на уровне национального характера. Быть иным и ощущать свою инаковость и подчеркивать, культивировать ее одна из характерных черт еврейского мироощущения (точнее, самоощущения), и в отце Александре она присутствовала вполне. Причем проявлялась она очень ярко – вплоть до непристойно-расистских заявлений типа того, которое он сделал по поводу знаменитого письма Эшлимана: "Если уж обязательно нужно было выступить с каким-то заявлением, то надо было выступать при Хрущеве – после Хрущева это было уже ненужно. Если включаться в борьбу, то здесь скорее должны были действовать какие-то подставные лица. В каком смысле "подставные" – не фиктивные, а лица, которые ни на что другое не годились бы. Если бы подписал письмо не священник Эшлиман (фамилия его мало украсила письмо), а некто Иванов, который бы просто соглашался с содержанием письма, то пускай бы эти люди и несли за это ответственность. Их бы не посадили за это письмо, они бы имели значительные неприятности – пускай бы даже это были священники. Но такой человек, как Эшлиман, который столько бы мог сделать для Церкви, был выбит из седла"[22]22
  Мень А. Воспоминания // Континент. – М., 1996, №88, с. 292. Кстати, еще один мемуар на темы церковного диссидентства: «Когда однажды при Мене отрицательно отозвались о Якунине, Мень строго ответил: „У отца Глеба харизма обличителя. И в этом ему следует всячески содействовать и помогать“. Другой раз о. Александр шутил: „Отец Глеб – это наша армия. А я – партизанское движение. Отец Глеб шел в бой с поднятым забралом, я воюю с опущенным. И то и другое необходимо“» (А. Бессмертный Анзимиров. Пастырь Сергиева края // И было утро. – М., 1992, с. 333)


[Закрыть]. Ивановых не страшно подставить и сломать им судьбу, Эшлиманы – люди более нужные...

Национальная ли склонность к диссидентству тому причиной, или нечто иное – но, во всяком случае, отношение отца Александра к католичеству, понимаемому как нечто более современное, западно-цивилизованное и демократичное, нежели Православие, было очевидно пристрастным. Каждый раз, когда в своих беседах и лекциях он касался расхождений между Православием и католичеством, он неизменно поддерживал католиков. Так, в его беседах на "Символ веры" утверждается, что единство Церкви было разорвано византийскими императорами: папы, защищая от них независимость своих епархий, прервали отношения с Константинополем[23]23
  Мень Александр, прот. Радостная весть. – М., 1991, с. 143


[Закрыть]. В эту красивую схему никак, правда, не вписать многовековое давление константинопольских императоров на восточных патриархов, имевшее своей целью подчинение Восточной Церкви римским папам в период униональных предприятий. Письмом архиепископа Льва Охридского, с которого возобновилась греко-римская полемика, «был недоволен и византийский император Константин Мономах, итальянская политика которого требовала дружественных сношений с папским престолом; Константин Мономах отправил Льву IX письмо с сожалением о случившемся и с просьбой к папе прислать легатов для улаживания конфликта»[24]24
  Неборский М. Ю. Константинополь, Киев, Рим (из истории византийско-русской полемики против католичества) // Журнал историко-богословского общества. М., 1992, №3, cc. 24-25


[Закрыть]. С тех пор и до падения Византии (то есть с конца XI до середины XV вв.)[25]25
  Шмеман Александр, священник. «Догматический союз». / Православная мысль. – Париж, 1948, вып. 6, с. 181


[Закрыть] отец Александр Шмеман насчитывает 28 попыток византийских императоров навязать Церкви подчинение римским папам. Не примирить утверждение отца А. Меня об императорах, якобы провоцировавших церковный конфликт, и с тем обстоятельством, что те два константинопольских патриарха, в правление которых произошло отчуждение Запада от Православной Церкви, – святитель Фотий и Михаил Керулларий – были как раз сильными лидерами и решительно пресекали все попытки «цезарепапизма». Они не шли в фарватере политики императоров; скорее, они заставляли императоров считаться с мнением Церкви.

Но вопрос не в том, насколько обоснованно или необоснованно суждение отца Александра. Ясно, что позиция, занятая им, однозначно католическая. Если мы захотим определить конфессиональную позицию писателя Александра Меня, то вывод будет определенный: униат, то есть католик, исповедующий католическую доктрину и при этом ценящий православный обряд. И здесь ни при чем справки из Московской Патриархии о том, что он – священник, рукоположенный православным архиереем, служивший в храме, принадлежащем Русской Церкви, и принимавший награды от Московского Патриарха (тем, кто представляет отца Александра как мученика, который подвергался травле со стороны "официальной Церкви", стоило бы помнить, что протоиерей Александр был награжден всеми священническими наградами, – в том числе и высшей: правом ношения митры). Писатель Мень – униат.

Если мы говорим, что вот этот мыслитель кантианец, а не марксист, значит, мы полагаем, что он знает Маркса, знает Канта, знает, чем они отличаются между собой, и отдает предпочтение Канту не только потому, что родился в Западном Берлине, а не в Восточном. Аналогично и православным богословом может называться не просто христианский писатель, а человек, который знает, видит отличия западного христианства от восточного и умеет ясно о них свидетельствовать. Что же касается отца Александра, то, по мягкому замечанию протоиерея Иоанна Мейендорфа, "отец Александр приобрел несколько идеализированный взгляд на католичество"[26]26
  Мейендорф Иоанн, прот. Письмо С. Бычкову // Мера. СПб., 1993, № 2, с. 32


[Закрыть].

Честное обсуждение предполагает и честное обозначение своей позиции. Католичество должно быть названо католичеством, униатство униатством, а не "открытым христианством". То обстоятельство, что писатель Александр Мень является униатом, никак не означает, что его книги надо изъять из библиотеки, православного человека. В книжном собрании любого богослова, студента, семинариста есть немало христианской литературы, написанной неправославными авторами. Эти книги читаются, ценятся, используются. Но всегда удобнее заранее знать, каких конфессиональных взглядов придерживается писатель. Это позволит легче отделять сообщаемые им факты или бесспорно христианские суждения от того, что вызвано к жизни конфессиональной пристрастностью. Можно дать человеку почитать книгу католического богослова, но при этом лучше заранее предупредить его, что автор этой замечательной книги католик, и что поэтому с некоторыми его суждениями о месте папы не стоит безоглядно соглашаться. Читая книги отца Александра, просто имейте в виду, что читаете прокатолические книги. Католические не значит плохие и не всегда значит еретические. Просто если Вам захочется составить себе представление о Православии в той его глубине, что отличает его от католичества, надо искать другие книги.

Более того, мне кажется, что неприятие творчества отца Александра большей частью нашего духовенства многих людей не столько избавило от искушений, сколько ввергнуло в них. Дело в том, что и в религиозной сфере действуют обычные законы восприятия – в том числе закон ассоциации. Если бы люди могли покупать книги отца Александра (речь идет о его семитомнике по истории религий, который более продуман, выверен и потому в нем несравненно меньше тех поразительно необдуманных суждений, что мелькали в его лекциях, беседах и интервью) в православных храмах, – то они по прочтении этих книг в эти же храмы и приходили бы. Если человек прочел книгу и она ему понравилась, заставила думать над религиозными темами, то в стремлении расширить круг своих религиозных познаний он придет в то место, где он нашел понравившуюся ему книгу. То есть в храм. А в храме он увидит другие, уже собственно православные книги. "Вот это что у вас там стоит? Златоуст? Да, кажется, отец Александр его упоминал, цитировал. Дайте-ка я его тоже почитаю..." Всегда важно – из чьих рук человек получает книгу. Библия, полученная из рук сектанта, зачастую становится пропуском в секту, а не на Небо. А книги Меня, врученные людям Церковью и с церковными комментариями, вводили бы людей именно в Церковь, в Православие. Но произошло иначе. Книги Меня не продаются в храмах – и потому они продаются светской книготорговлей. На языке реалий нынешнего дня это означает: оккультной книготорговлей. Человек, купивший книгу отца Александра на оккультном прилавке, если эта книга ему понравилась, подойдет вновь к этому же прилавку. "Вот это что у вас там стоит? Жизнеописание Будды? Да, отец Александр о нем говорил. Дайте-ка мне его сюда..." И не без помощи книги священника человек погрузится в мир язычества и оккультизма.

Эта необычная ситуация возникла потому, что книги А. Меня были написаны в совсем иную эпоху. Как проповедник отец Александр сложился в 60-е годы. Это были годы "торжествующего" атеизма, годы эйфории, связанной с успехами НТР, годы космических полетов и позитивистской самоуверенности. Даже те, кто не считал себя коммунистами, искренне видели в религии всего лишь недоразумение. И задача проповедника в атеистической стране была понятна: посмотрите, это лишь в наше время и в нашей стране верующие люди – запуганное меньшинство. Но в иных странах и в иные времена все было иначе. Вся мировая культура создана верующими людьми. Если уж кто и обеспечивал нравственный прогресс народов, так это были религии. Неправда, что религия есть мрак: добро есть в любой религии и, между прочим, в христианстве[27]27
  «Я верю, что в каждом великом учителе Бог как-то действует... Они все правы, – значит, прав и Он, сказавший о Себе: „Я и Отец одно“» (Прот. "Александр Мень. Быть христианином. – М., 1994, с. 6)


[Закрыть]. Надо было во что бы то ни стало показать, что те лучшие ценности, что есть в подсоветско-светской культуре, не чужды христианству и разделяются им. Достоинство личности, творчество, свобода, дерзновение – все это есть и в христианстве и по большому счету только там и может быть логически обосновано.

Но такова судьба миссионера: тот, кто говорит на языке современной ему культуры, оказывается слишком устаревшим, когда эта культура уходит. Сегодня мы живем в ином мире. На смену торжествующему атеизму пришел торжествующий оккультизм. Ужасающе правдивы слова, ненароком брошенные одним оккультистом: "Сейчас уже никто не спорит, что любой город, словно человек, имеет свою собственную судьбу: рождение, периоды развития, расцвета, гибели, т.е. все, необходимое для составления гороскопа города как живого организма"[28]28
  Ярыгин В. В. Как создавалась «астрологическая карта Луганска» – вторая на Украине после киевской // Лугань. Сборник научных трудов, посвященный 200-летию г. Луганска. – Луганск, 1995, с. 177


[Закрыть]. Именно – уже никто не спорит. Все играют в бисер со словечками типа: «карма», «гороскоп», «астрал», «космический луч». Чуть не все религии мира пришли в наш дом и дружным хором объявили христианство «устаревшим». И тут оказалась необходимой совсем иная интонация, не та, что была в книгах отца Александра Меня. Когда островкам христианства грозит быть проглоченными оккультной стихией, то уже не до поиска «общего». Время проводить границы, разделительные межи. Время конфликтовать. Христос не только Тот, Кого «ожидают все народы». Он еще и Тот, Кого отвергли жрецы всех народных религий. Он – для иудеев скандал (σκανδαλον) и для эллинов безумие[29]29
  Один священник недавно рассказывал мне о своем пути в Церковь. У него была верующая бабушка, и он помнит некоторые ее рассказы из Евангелия. Как-то, пересказывая внучку события Страстной недели, бабушка дошла до крика иудеев: «Кровь Его на нас и на детях наших!» Остановилась. Задумалась. И после минуты молчания сказала: «Господи, спасибо Тебе за то, что Ты пришел не к нам, не в Россию. А то ведь позор-то какой на весь мир был бы!»


[Закрыть].

В учениках отца Александра действует инерция мысли, инерция речи. Именно они слишком консервативны, слишком непеременчивы; и в новом мире они продолжают повторять миссионерские штампы ушедшей эпохи. Именно они несамостоятельны, ибо слишком подвержены влиянию модных газет и салонов. Именно у них не хватает толики протестантизма, то есть умения протестовать против мод и увлечений, против идеологических штампов, постоянного повторения которых требует новая цензура и новая идеология. И эта всеядность приводит к тому, что на уровне уже несравненно менее ярком, чем это было у отца Александра, повторяются его же "веротерпимые" декларации: "Один добрый мой приятель, став недавно православным, решил совершить подвиг борьбы с восточной мистикой. Правда, его молитва похожа на тибетскую медитацию, но стоит ему вспомнить, что он теперь "иной", "отделенный", и он восклицает: "Смотри, бес ими крутит!" ("ими" – это теми, кто лежит во тьме неведения). Но как можно христианину, тем более "ревнителю благочестия", коих сегодня так много на Руси, не уважать чьих-либо нравственных исканий, исток которых – Господь и Бог наш?"[30]30
  Свящ. Всеволод Чаплин. Суббота – для человека // Московские новости. – М., 12.4.1992


[Закрыть]. В том-то и дело, что далеко не Бог завлекает душу человека в мир магии, оккультизма и йоги. И уважать можно и нужно любого человека, но нигде в Евангелии и у отцов не сказано, что уважать надо все чужие взгляды, ошибки и «поиски». Апостол Павел без особого, по-моему, уважения отзывается о поисках неких дам, «учащихся и никогда не могущих дойти до познания истины» (2 Тим. 3, 7), каковых, по его предсказанию, будет особенно много к концу истории.

В мире атеизма еще можно было считать, что всякая "духовность" ведет в конечном счете ко Христу. Сегодня же, услышав слово духовность, сразу подозреваешь худшее. Те, кто громче всех сегодня говорят о духовности, чаще всего просто-напросто вызывают духов. Как хорошо было спорить с атеистами! Они мыслили рационально и с ними можно было говорить языком рациональных аргументов. Но как разговаривать с человеком, который заявляет, что он каждую ночь беседует с посланцами звезды Сириус?![31]31
  Мой любимый «еврейский анекдот» живописует такую сценку. В ешиве один мальчик доказывает другому, что его приходский ребе гораздо благочестивее, нежели наставник его одноклассника. «Представляешь, наш ребе так свят, что каждую субботу разговаривает с самим Господом Богом!» – «Да откуда ты это взял?» – «Мне сам ребе об этом рассказывал!» – «Да врет он все, твой ребе!» – «Ну ты сам подумай – как может врать человек, который каждую субботу разговаривает с Господом Богом?!»


[Закрыть]

В свое время отец Александр Мень сделал много. В свое. Но сейчас – иное время. Он ушел вовремя. Вовремя означает: в то время, когда кончилась та эпоха, в которой он был своим. И еще он ушел вовремя – чтобы не быть втянутым в политику, чтобы не стать "партийным батюшкой", "духовником "Демроссии"", чтобы не быть разменянным и оскверненным партийными и межпартийными разборками. Представьте, если бы он был жив в 1991-1996 годах... Его объявили бы "новым Сахаровым", "совестью эпохи", его растаскали бы по митингам, "коллективным письмам" и предвыборным кампаниям. Лозунг: "Голосуй или проиграешь! Голосуй сердцем!" был бы озвучен голосом отца Александра. Из него постоянно вытаскивали бы негативные оценки деятельности Патриарха и "официального Православия". Его превратили бы в защитника сект. Ему, человеку бесконечно более умному, чем нынешние московские "неообновленцы", пришлось бы из чувства партийной солидарности защищать их не слишком продуманные эксперименты и просто пошлости...