Текст книги "Кондотьер: Ливонский принц. Король. Потом и кровью"
Автор книги: Андрей Посняков
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)
– Заря-жай!
Молодцы действовали проворно, не зря учил! Хватило и недели – было б желание, а желание у беглых крестьян, ненавидевших своих притеснителей до скрежета зубовного, имелось.
Управились сноровисто, словно заправские мушкетеры.
– Первый номер к стрельбе готов!
– Второй готов!
– Третий…
– Расчет готов, господин капитан! – громко доложил Яан.
Капитаном они почему-то прозвали Магнуса. Может, нравилось, чтоб по-военному было? Кто знает.
Ветер развеял пороховой дым, разнес клочья тумана.
– Целься… Пли!!!
Снова залп. На этот раз, правда, не такой удачный – стражники вовремя попрятались, да и вообще вели себя куда осторожнее. Тем более часть восставших (или все же разбойников?) уже ворвалась в замок и завязала бой во дворе. Туда и следовало теперь направляться. Только бы Черный Эйно не забыл про телеги с порохом!
Леонид оглянулся: нет, не забыл – возы уже катились через ров к захваченным нападавшими воротам.
– Заря-жай! На пле-чо! На пра-во… Шагом… арш!
Ух, и молодцы! Настоящие солдаты. Еще только песни строевой не хватает… типа «У солдата выходной, пуговицы в ряд!». Увы, не до песен сейчас, не до песен…
Ветер неумолимо уносил туман, огрызаясь, со стен замка уже ударили пушки. Пальнули на острастку – в белый свет, как в копеечку.
Добравшись во двор замка, Арцыбашев, не обращая особого внимания на завязавшуюся – с хрипами, звоном клинков и кровью – сватку, принялся распоряжаться закладкой пороховой мины. «Падающая башня», говорите? Ну что же, пусть падает! Пусть упадет… грохнется…
– Все готово, господин капитан!
– Эйно! – улучив момент, крикнул крестьянскому вожаку Лёня.
С ходу срубив подбежавшему кнехту голову длинным двуручным мечом, атаман обернулся и кивнул – пора!
– Поджигай! – распорядился Магнус. – Да не стойте вы, прячьтесь! Сейчас рванет так, что…
Он не успел договорить, успел лишь броситься навзничь. Рвануло так, что все на какое-то время оглохли. Наклоненная к болоту башня вздрогнула, пошатнулась… и с грохотом и пылью повалилась в ров. К ней, через реку, уже переправлялись восставшие…
С внутренней защитой замка было покончено. Остался лишь донжон – главная башня, которую тотчас же обложили порохом. Черный Эйно вовсе не собирался брать пленных…
– Поджигай!!!
И снова едва успели попрятаться. Рвануло. Грохнуло.
Дым столбом! Шок!
Тяжело осев, башня с неимоверным грохотом развалилась, рухнула под ликующие крики крестьян, похоронив под своим обломками весь род ненавистного барона.
– Победа! – радостно орали парни с улыбками на чумазых лицах. – Да здравствует свобода! Смерть проклятым рыцарям! Смерть!
На редкость легко все вышло, Леонид даже не ожидал. Да что говорить – обмишурился господин барон, слишком уж презрительно относился он к беглым крестьянам, считая их за негодное к войне сиволапое работное быдло. Вполне искренне так и считал, как и многие феодалы. И просчитался!
Добравшись до кельи писцов, расположенной невдалеке от ворот, крестьяне азартно жгли долговые расписки и закладные грамоты.
– Эйно, там какие-то люди! – когда пыль улеглась, закричал забравшийся на воротную башню Яан. – Войско! Большое войско, с флагами…
– Что за флаги?
– Ливонские, желто-зеленые.
– В лес, живо…
– Не успеем, – Черный Эйно быстро оценил изменившуюся остановку. – Все – не успеем. Их нужно задержать… Стрелки!
– Мы готовы!
– Я обещал тебе часть добычи, капитан Магнус, – атаман посмотрел на Леонида и развел руками. – Увы! Уходите… Я лично прикрою отход.
– Если разрешишь, я тоже останусь, – резко возразил Арцыбашев. – Там, в писчей, случайно не остались бумаги, чернила, перья?
Кто-то из крестьян улыбнулся:
– Сколько хочешь, господин капитан. Там этого добра…
– Тогда пошли, Черный Эйно!
– Пошли? Зачем? Мои люди…
– Можешь их отправить, а можешь и нет… – Леонид отмахнулся. – Им ничего не грозит, смею тебя уверить. Так где чернила?
Атаман все же отправил своих людей, остальным же велел срочно занять оборону.
– Только пусть раньше времени не стреляют, – окунув в яшмовую чернильницу перо, предупредил Арцыбашев. – Смею думать, мы договоримся миром.
Черный Эйно сжал кулаки:
– Что ты там такое пишешь, господин капитан?
– Это ты теперь капитан, а я – король! – засмеялся Лёня. – На, возьми. Это капитанский патент, а ты со своими людьми нынче на королевской службе.
– Но…
– Никакие вы не беглые, а солдаты ливонской королевской армии!
– Солдаты? Ну-ну… – крестьянский вожак покрутил пальцем у виска и, резким движением руки перехватив висевший на боку «капитана» палаш, крикнул своим: – Хватайте его! Вяжите. А там поглядим.
– Зря, – спокойно протягивая руки, возразил Магнус. – Все равно ведь придется отпустить.
– Эйно! – Яан снова закричал с башни. – У них пушки, Эйно! Сейчас будут стрелять.
Со стороны рухнувшей в болото башни к вожаку подбежал какой-то парень, что-то сказал…
– Что еще за девчонка? – хмуро переспросил атаман. – Откуда она взялась?
– Говорит, пряталась где-то неподалеку. Хотела идти к нам, но не успела – мы сами пришли. А зовут ее Ильза. Да вон она идет…
Черный Эйно обернулся:
– Ильза! Ну, надо же, жива… А ну, позовите живей Яана. Скажите, невеста его нареченная пожаловала… Нашла время, да.
Ильза… Та самая девчонка, которая… которую… Леонид не верил своим глазам. Выходит, спаслась, не утонула ни в реке, ни в болоте. Выбралась!
Ах, как она обнималась с Яаном! Каким небывалым счастьем светились у обоих глаза!
Даже Черный Эйно расчувствовался, украдкой смахнув скупую слезу:
– Ну, ладно, хватит вам. Не до того сейчас. Уходите. И возьмите с собой капитана да приглядывайте за ним.
– Ваше величество!!! – узнав короля, девушка упала на колени. – Вы живы… вы…
Атаман недоуменно вскинул брови:
– Ваше величество? Я думал, у меня здесь один сумасшедший, а выходит – два. Ильза, ты что такое несешь?
За воротами прозвучал одинокий выстрел.
– Там пришли, – доложил один из парней. – Требуют старшего. Хотят предложить сдаться.
– Сдаться?
– Идем, капитан Эйно, – засмеялся Магнус. – Я сам поговорю с парламентерами. Идем. Ты слышишь, эта девушка меня знает.
– Такая же сумасшедшая, как и ты! Впрочем… разве что потянуть время? Эй! Уходите живо, а мы… Что ж, раз уж ты так напрашиваешься, капитан…
– Ты капитан. Ты!
– Ладно. Идем. Развяжите ему руки… Предупреждаю, только не вздумай бежать!
– Расслабься, бежать мне без надобности.
Они вышли за ворота вдвоем – вождь беглых крестьян Черный Эйно и его величество ливонский король. Позади шагали четверо парней, вооруженных палашами и аркебузами. Так, на всякий случай – атаман вовсе не собирался сдаваться.
Вышли, остановились у переброшенных через ров досок.
– Ваше величество! – закованный в латы Альфонс ван дер Гроот облегченно перевел дух. – Слава богу, вы живы. Разбойники не посмели тронуть вас.
– Это никакие не разбойники, дружище! – громко расхохотался король. – Это вот мой новый капитан – Эйно. А там, за воротами, его батальон… то есть наш батальон. Отменные бойцы, кстати. Надо будет их сегодня же наградить.
Глава 5
Весна – лето 1571 года. Ливония – Балтийское море
Призраки белой ночи
– …а также иным людям, храбро сражавшимся под славным знаменем Ливонского королевства, не считаться более ни беглыми, ни крепостными, а быть вольными и достойными людьми, наделенными всеми правами подобно свободным бюргерам, живущим по магдебургскому праву.
Продиктовав, Арцыбашев откинулся на спинку кресла, обитую дивной свиной кожей, и, выдохнув, махом опростал целый кубок белого рейнского. Устал. Изнервничался. Еще бы – прыгнул в новый указ, как в прорубь, понимая, что – все, что назад дороги нет. Ох, как Леонид понимал сейчас царя-освободителя Александра Второго! Тот ведь точно так же размывал, долго колебался и вдруг – оп! И отменил крепостное право. То же самое сделал сейчас Магнус, только отдельным указом велел считать обрабатываемые бывшими крепостными участки их полной и безраздельной собственностью.
Правитель Ливонии хорошо понимал, что этим самым настроит против себя всех баронов королевства. Да и черт-то с ними, с баронами! Они и так – то к шведам, то к полякам тянутся, веры им нет никакой. Крестьян-то куда больше. И вот эти крестьяне теперь за своего доброго короля жилы рвать будут и глотку любому перегрызут – хоть шведскому королю Юхану, хоть польскому Сигизмунду-Августу… а хоть и московскому царю!
Ученый секретарь, доктор богословия и права герр Леонард Франц, недавно нанятый Магнусом для всяких, подобных нынешнему, дел, внешностью напоминал всем известного жюльверновского Паганеля – такой же нескладный, сутулый, рассеянный.
– Теперь подпишите, ваше величество. И надо приложить большую государственную печать.
Леонид живенько поставил подпись: «Магнус Ливонский», – причем сделал это без всяких угрызений совести – имел право! Потому как правил своим королевством уже далеко не первый день и сумел заслужить уважение подданных. А теперь вот одним росчерком привлекал на свою сторону все эстонское крестьянство.
– Бароны будут недовольны, мой король, – осторожно напомнил доктор.
Магнус скривился:
– И черт с ними, справимся. Буде кто заартачится – пушки есть, войска пошлем. Хотя – а зачем войска? Крестьяне-то на что, а? Пропиши-ка ниже, в примечаниях, их право на восстание против нарушителей королевского указа!
Уж кого Арцыбашев вовсе не собирался ублажать, так это баронов – сильных и богатых было мало, а мелкие жили за счет королевской службы… либо предательством и разбоем.
Подумав и допив вино, Магнус издал еще один указ – о развитии торговли с Московией. Сие эксклюзивное право, пожалованное царем Иваном Васильевичем пока что только Нарве, не худо было бы распространить и на свое королевство. Чтоб бюргеры богатели, чтоб им было с чего налоги платить – ибо царские денежки уже, увы, кончались… А король еще собирался восстановить, точнее говоря отстроить заново женский монастырь, сожженный людишками фон Эльзера.
Слава богу, пока голова не болела о Ревеле – осада-то была снята. Однако по всей Ливонии шастали шайки различного воинского люда, и даже находились русские войска, осаждавшие крепости, принадлежавшие ныне неизвестно кому – то ли полякам, то ли шведам. Все это создавало нервозность и сильно мешало экономическому развитию королевства, кое Арцыбашев, ничтоже сумняшеся, уже искренне считал своим, несмотря на шаткое положение вассала московского государя.
Государственные дела, к слову сказать, Леониду неожиданно пришлись по душе. Ему нравилось заботиться о процветании подданных, придумывать законы, разбирать тяжбы… все это отвлекало от тяжких дум.
Впрочем, особенно-то скучать не давали – война-то шла… Вот уже и шведы, ободренные снятием ревельской осады, высадили десант на острове Эзель-Сааремаа, юридически принадлежащий не понять кому – то ли Дании, то ли ее принцу Магнусу – Ливонскому королю. Эзельцы, впрочем, в большинстве своем считали себя ливонскими подданными, благо «добрый король Магнус» не семь шкур драл… в отличие от тех же шведов. Еще вчера с Эзеля – из единственного тамошнего городка Аренсбурга (Курессааре) – явился гонец и был принят его королевским величеством со всей подобающей милостью. Гонец – один из почтеннейших местных бюргеров, оптовый торговец рыбой – слезно просил защитить остров от наглых разбойников шведов, что ему и было обещано.
Слава богу, рыботорговец не заметил в короле подмены – в конце-то концов Арцыбашев все же сильно походил на настоящего Магнуса, особенно – издалека. Однако показываться в Аренсбурге было бы слишком опасно – могли и узнать, верней, не узнать, да слухи пошли б, мол, король-то не настоящий! Этого следовало избегать, по мере возможности.
Таким образом, показываться в Аренсбурге король вовсе не собирался, а подумывал о том, чтобы оборонять остров с моря – потопив к чертям собачьим все ошивающиеся там шведские корабли. Тем более тот же эзельский посланник принес весть о том, что адмирал Ивана Грозного Карстен Роде с парочкой кораблей вырвался-таки на волю и, захватив по пути два шведских торговых судна, направился в Нарву. Вот туда-то и выехал король Магнус с частью войска уже на следующий день после обнародования антикрепостнического указа.
* * *
Нарва встретила его величество серо-бирюзовым блеском моря и холодным ветром. В порту, у причалов, покачивались многочисленные рыбацкие суда, торговых было меньше, да и те местные. Корабли Ганзы и уж тем более голландцев и англичан в Нарву давненько не заходили, вполне справедливо опасаясь шведских каперов.
Среди местных судов уверенно разместились недавние пришельцы: изящная каравелла шведской постройки – с башенками и расположенным под бушпритом парусом-блиндом, небольшой двухмачтовый хульк и два пузатых торговых когга – один с тремя, а другой аж с четырьмя мачтами, несущими по одному большому парусу. Передники мачты коггов были по традиции заметно наклонены вперед, к бушприту, задние несли косые паруса, как и на каравелле и хульке, только на каравелле паруса были меньше и уже, что значительно облегчало управление, да и каждая мачта несла не по одному, а по два паруса. Зато грузоподъемность когга была куда больше.
«Серебряный странник» – так назывался флагманский корабль Карстена Роде, та самая трофейная каравелла, красивое, изящное и быстроходное судно, длиной где-то около тридцати метров и шириной около семи. Двадцать пушек и дюжина тяжелых мушкетов, способных проломить пулей борт вражеского корабля, да восемьдесят два человека экипажа, включая старпома и капитана. Кроме того, «Странник» взял на борт сто человек ландскнехтов и самого короля, в честь последнего на средней фок-мачте был торжественно поднят золотисто-зеленый королевский вымпел.
Захваченные Карстеном когги были быстро поставлены под ружье – туда добавили пушек и воинов, кроме того, местные бюргеры вооружили еще три корабля, так что теперь эскадра включала семь достаточно крупных судов, не считая всякой рыбацкой мелочи, тоже вооруженной. С тем и пошли к Эзелю, дав прощальный холостой залп.
Все жители Нарвы высыпали на набережную, махали платками и шляпами, желая эскадре удачи. В церквах звонили колокола, в прозрачно-голубом небе, крича, парили белокрылые чайки. Карстен Роде, одетый в серый английский камзол, стоял на корме и вежливо кланялся. Его величество тоже был одет сообразно моменту – фиолетовый, с золотым шитьем камзол с буфами и начищенная до блеска кираса.
– Да здравствует король! – кричали с берега. – Слава его величеству доброму королю Магнусу! Слава!
Слышать такое было приятно.
Выйдя в море, суда дружно повернули на юго-запад – к Эзелю, и, подняв паруса, пошли круто к ветру, поднимая бушпритами белые барашки волн. Ощутимо качало, палуба то и дело проваливались под ногами, но Леонид, как ни странно, совсем не чувствовал приступов морской болезни. Может быть, потому, что испытывал сейчас самый настоящий восторг! Крепкие корабли, воины, пушки – этакое настоящее морское приключение, когда ветер в лицо… и вполне безопасно – что еще надо для счастья?
По пути к Эзелю по правому борту далеко в море белели несколько парусов, быстро, впрочем, исчезнувших. Видать, забоялись!
Ближе к вечеру в кормовой капитанской каюте – салоне – накрыли стол, и сам король освятил своим присутствием трапезу, затянувшуюся далеко за полночь. Здесь, на Балтике, расстояния не были столь велики, как в океане, и моряки не отказывали себе в кулинарных изысках. Естественно, это касалось лишь офицеров, а вовсе не рядовых членов команды.
Ночь прошла спокойно, а утром, едва забрезжил рассвет, впереди показались чужие паруса.
– Один, два… восемь… – глядя в подзорную трубу, негромко считал Карстен Роде. – Десять… пятнадцать…
Пятнадцать! И это были явно не друзья.
Его королевское величество приложил окуляр к правому глазу. На мачтах быстро приближавшихся судов горели красные с золотыми крестами вымпелы, на корме трепетали синие флаги Швеции.
Шведы… Ну, кто же еще-то?
Пять крупных судов с четырьмя мачтами и высокими надстройками на корме и носу – адмирал именовал сии корабли «каракки», – две каравеллы, когги, еще какая-то мелочь…
– К бою! – приказал Карстен Роде.
На грот-мачте взлетел к небу сигнальный вымпел: «Готовься к бою и делай как я». Бросились к бортовым орудиям канониры. Заняли свои места корабельные стрелки-мушкетеры, ландскнехты тоже примостили на бортах мушкеты. Выполняя адмиральский приказ, полезли по вантам матросы.
Приставленный к его величеству старший помощник капитана – русский помор Силантий Сергеев, поясняя, что-то сказал по-немецки или по-датски.
– Говори ты по-русски, – тут же попросил король. – Я все же вассал царя Ивана и все хорошо понимаю.
Старпом вытянулся:
– Слушаюсь, господине король! Сейчас будет жарко. Не соизволите ли пройти в каюту?
– Нет, – отмахнулся Магнус. – На кораблях мои воины, и какой же я буду король, коли не воодушевлю их своим примером? А потому, Силантий, давай, поясняй мне, что здесь происходит, почему именно так действует адмирал, а не как-нибудь иначе. Вот почему мы сейчас повернули? Собираемся бежать? Что-то не верится.
– Правильно не верится, ваша милость, – хмыкнул помор. – Чтоб наш адмирал да от кого-то бежал?! Посейчас свеи ринутся за нами в погоню, мы их обойдем и отберем ветер.
– Как это – отберем ветер?
– А вот, ваша милость, увидите!
– Увижу… хм…
Честно сказать, что там делалось впереди, по ходу судна, с капитанского мостика, расположенного на высокой корме, было не видать вовсе! Мешали паруса. Потому имелась в парусном флоте такая должность – впередсмотрящий. По сути глаза капитана.
Вот и сейчас, пока не повернули, вражеский флот перестал быть виден и показался лишь немного погодя, теперь уже по левому борту. И как-то так очень хитро – и быстро! – вышло, что ливонские суда вдруг зашли противнику в корму, да так ловко, что паруса последних, движущихся в кильватерном строю – друг за другом – шведских судов, обвисли. Часть ветра перекрыли паруса ливонев! Это и значило – отобрать ветер. Нет ветра – нет и движения, а нет движения – это смерть.
Едва суда Карстена Роде подошли к шведам на расстояние метров сто, адмирал незамедлительно скомандовал поворот оверштаг – круто к ветру. Матросы полезли на ванты, заскрипел штурвал…
– Тут все дело, чтобы все разом действовали, – сжимая в руке богато отделанный пистоль, стоящий как четыре мушкета, охотно пояснял старпом Силантий. – Рулевой да боцман с матросами. Чтоб паруса и руль… чтоб вместе… понимаете, господин король?
– Понимаю. Чего уж тут непонятного!
Между тем, резко повернувшие корабли продолжали двигаться по инерции. Высокая резная корма вражеского судна вдруг выросла прямо перед глазами его величества – как в известных стихах: весомо, грубо, зримо. Настолько зримо, что были видны бегущие по надстройке моряки и шведские офицеры в кирасах.
– Главное, вовремя повернуть, – явно волнуясь, старпом продолжал давать пояснения. – Тут опыт нужен. Чуть немножко – и врежешься во вражью корму, бушприт поломаешь с блиндом. А без блинда труднехонько потом поворачивать, как лоханка станешь, тут-то тебя и…
Пушки бабахнули разом! Так, что чужая корма с грохотом разлетелась в щепки, а людей словно сдуло ветром. Правда, разглядеть это все стало возможно уже гораздо позже, минут через пять, когда ветер унес пороховой дым, настолько плотный, что какое-то время не просто ничего не было видно, но и даже стало трудно дышать. Да уж… при такой видимости особенно много не постреляешь.
Когда дым рассеялся, стало видно, что и шведы не такие уж дураки. Неповрежденные суда живенько перестраивались по ветру, ибо ветер – это движение, а движение – это маневр, жизнь!
Царский адмирал хорошо понимал это и, снова совершив поворот, велел поднять все паруса и дальше уже пошел полным ходом, по прикидкам Леонида, километров двадцать – двадцать пять в час.
Тем временем канониры уже успели перезарядить пушки, а ландскнехты – мушкеты. И вновь прозвучал приказ адмирала:
– Готовсь!
Что там делалось на других кораблях, Арцыбашев не видел – мешали пороховой дым, качка и брызги. Однако «Серебряный странник», ходко пройдя вперед, вдруг вклинился между двумя шведскими судами. Казалось, что эти огромные – с пятиэтажный дом! – каракки сейчас просто раздавят утлую каравеллу… или мощным залпом разнесут ее в клочья.
– Боятся стрелять, суки, – тихо молвил Сергеев. – Не хотят друг в друга попасть. Мы-то – низкие, а они…
В этот момент «Странник» содрогнулся всем корпусом. Судно дало залп всеми своими орудиями, с обоих бортов. И снова все заволокло плотным дымом, и снова не понять было – что там со шведами, да и где свои…
Слышно было, как на одном из шведских кораблей что-то треснуло, повалилось – наверное, мачта… Кто-то истошно вопил.
Шведы так и не выстрелили, побоялись, вернее просто запоздали, слишком уж большую скорость набрала каравелла Карстена Роде.
Пока суд да дело, адмирал приказал готовиться к абордажу. Рассеялся дым… К этому времени «Странник», сделав маневр, показал противникам корму. Туда и пришелся запоздалый залп… и шальное ядро, проломив фальшборт, ухнуло рядом с Магнусом.
– На аборда-а-аж! – это было последнее, что король слышал…
* * *
Он очнулся в койке. В обычной койке, с белой простыней, под белым пододеяльником, на подушке с белой хрустящей наволочкой. Небольшая, метра три на четыре, комната с выкрашенными белой краской стенами, покрытый светло-зеленым линолеумом пол, за светлыми занавесками круглое окно… иллюминатор! Корабельный иллюминатор!
Вскочив на ноги, Леонид бросился к окну. Так и есть – снаружи синело море! Рядом с иллюминатором стоял небольшой, привинченный к полу столик и такой же стул, а у самой койки – тумбочка. Тоже белая, как и все здесь. Выкрашенная белой краской овальная входная дверь оказалась запертой. Хотя нет! Просто несколько ошарашенный Арцыбашев не догадался потянуть вниз металлическую, как в автомобиле или старинном холодильнике, ручку. А вот потянул – дверь и отворилась… вернее, скорее всего, ее все же отворили снаружи, ибо на пороге вдруг возникла девушка. Симпатичная такая блондинка в белом колпаке и белом же – дался им этот цвет – коротком халатике, почти не скрывавшем восхитительных аппетитных бедер.
– Здравствуйте, – незнакомка обаятельно улыбнулась. – Вы позволите войти…
– Ой!
Тут только Арцыбашев заметил, что стоит перед столь очаровательным существом практически голый. Кроме длинной – белой! – ночной рубашки, на нем ничего не было. Одна-а-ако…
– П-проходите… – заикаясь от волнения, молодой человек проворно юркнул под одеяло. – А в-вы кто?
– Я медсестра, Наташа. Русская, как и вы… Сейчас сделаю вам укол. Поворачивайтесь… Ну, ну, больно не будет – вся медтехника у нас шведская, как и паром.
– Паром?
– Ну да. Мы подобрали вас на пустынном островке недалеко от Сааремаа. Вы, наверное, яхтсмен?
– Яхтсмен? Хм… пожалуй…
– Ну, повернитесь же… Вот так…
В левую ягодицу Арцыбашева воткнулась игла… впрочем, больно не было. Запахло спиртом.
– Вот и все, – убирая шприц в никелированную коробочку, медсестра улыбнулась. – Отдыхайте. Вас, кстати, как зовут?
– Леонид. Лёня.
– Очень приятно.
Девушка уже собралась уйти, но Арцыбашев крепко схватил ее за руку:
– Вы говорите…
– Да, да, вас подобрали практически посреди моря. Потом сами все вспомните и расскажете. Подобрали, хотели вызвать вертолет, но с вами ничего страшного, я просто сделала укол. Вы уснули, во сне говорили по-русски. Ну, отдыхайте же!
Отдыхайте… Легко сказать!
Впрочем, молодой человек все же уснул и проспал почти до самого вечера – наверное, подействовало лекарство.
Вечером принесли еду – рыбу, морепродукты, рис и еще что-то очень вкусное, что Леонид уничтожил прямо-таки с редкостным аппетитом. Потом снова заглянула Наташа, и вот тут-то Арцыбашев кое о чем ее расспросил. Оказалось, она соотечественница, а здесь, на шведском пароме, уже второй год работает по контракту. Вообще же сама она из Ленинграда… Почему-то девушка упорно именовала Санкт-Петербург именно так, и Леонид уже догадывался – почему. А не закинуло ли его обратно в восемьдесят первый год? По крайней мере на то было похоже.
Открыто интересоваться, какой сейчас год, молодой человек не рискнул – не хватало еще прослыть сумасшедшим, – а, продемонстрировав бодренький вид, решительно попросился немного прогуляться по кораблю. Разрешение на то было получено от самого капитана – высокого, несколько флегматичного шведа, прекрасно говорившего по-немецки. Капитан, сразу же попросивший звать его по-простому – Аксель, принадлежал к той не столь уж и малочисленной породе людей, прямо-таки обожавших поговорить о работе и перетереть косточки своим многочисленным знакомым. В общем-то, собеседники таким людям были не нужны, нужны – слушатели. Вот и капитан Аксель беседовал с Леонидом не то чтобы странно, а в полном соответствии с собственным психотипом – задавая вопросы, сам же на них и отвечал, а иногда даже и сам себе смеялся.
– Вы, верно, русский яхтсмен? Недавно же была регата… Надеюсь, ваша яхта застрахована. Балтика, знаете ли, это не Черное море. Ла-адно, шучу, шучу, не обижайтесь! Вы, верно, лицо свободной профессии, раз имеете яхту? Знаю, что у вас, в Советском Союзе, с этим весьма не просто. И кто же вы? Частный детектив, врач? Предприниматель… или, как это по-русски, «ларёчник», да? Бывали раньше в Стокгольме? Рад слышать. Что-что? «Абба»? А, это консервный завод, хорошие консервы делает, вкусные. Так вам они нравятся? Нет, насчет музыки я что-то не слышал.
Арцыбашев от такого потока слов быстро устал и был очень рад, когда капитан, простившись, препоручил его симпатичной медсестре Наташе. Та уже была готова сопровождать «выздоравливающего», сменив белый халат на джинсы и полосатый, с короткими рукавчиками, джемпер.
– Капитан Аксель доставит вас в Ригу или даже в Ленинград, мы скоро там будем. Вам куда лучше? – дожидаясь, пока Лёня оденется, спросила из коридора Наташа.
Молодой человек буркнул что-то неопределенное. Куда ему «лучше», он не решил, еще не во всей сложившейся ситуации разобрался, хотя со сноровкой опытного путешественника во времени уже и прикидывал – что к чему. В Советский Союз, честно-то говоря, ему не очень хотелось – сразу же набегут кагэбэшники, начнут проверять. Да и вообще – что он им скажет? Остаться бы как-нибудь в Швеции… Девчонка сказала – сначала Стокгольм, потом Рига, потом Таллин, и уже потом Ленинград. Время есть, правда, мало. Впрочем, двадцатый век все же лучше шестнадцатого, тут и гадать нечего. Главное, в СССР не попасть – в лапы «органов». Еще за шпиона примут, с них станется. Кое-что смысливший в недавней советской истории Арцыбашев прекрасно понимал, что выглядеть в глазах КГБ он будет очень даже подозрительно.
– Вот наш салон, там музыкальные автоматы, телевизор… – медсестра потянула за руку. – Зайдем?
Из распахнутых дверей расположенного на одной из палуб парома бара сверкали огни и доносилась музыка. Кажется, «Битлз». Да, «Битлз». «Йестедэй»… Услышав знакомую с детства мелодию, Лёня расчувствовался, даже подпел…
– «Битлы» нравятся? – не преминула заметить его обворожительная спутница. – Я так их обожаю. Особенно Пола. Помните их прошлогодний концерт в Ленинграде? Были?
Арцыбашев недоуменно хлопнул глазами:
– «Битлз» – в Ленинграде? Нет.
– А я была! Ой, там, на Крестовском, такое творилось, такое… Конная милиция, дружинники… и все хором поют «Мишель»!
– Ай лав ю, ай лав ю, ай лав ю… – тотчас же напел Леонид.
«Битлз»… В прошлом году приезжали. Значит, не восемьдесят первый сейчас год, а… вторая половина шестидесятых, как-то так… Ну, да – шестьдесят восьмой!
В баре, куда заглянула парочка, на стене за стойкой как раз висел календарь с портретом какой-то полуголой дивы… Бриджит Бардо, Господи!
– Кофе и… вы любите коньяк, Леонид? Или виски?
– Виски… Ой! Неудобно, право.
– Я понимаю, что у вас сейчас ни денег, ни чековой книжки… Я угощаю! Ну, хорошо, хорошо, потом отдадите, согласны?
– Согласен, – Леонид махнул рукой и улыбнулся.
Здорово было сидеть вот так, в обществе красивой девушки, лениво потягивать виски со льдом, поддерживать светскую беседу, улыбаться…
В кафешке работал телевизор – старообразного вида, «кругленький», черно-белый. Что-то вещали про «президента Брежнева». Куда-то он там отправился с официальным визитом. Потом заговорили про экономические и демократические реформы. Про премьер-министра Косыгина. Тот тоже что-то посетил.
Леонид смотрел лишь краем глаза, все больше расспрашивал свою прекрасную собеседницу, курившую тонкую женскую сигарету.
– А вы не курите, Леонид?
– Бросил.
– Какой вы молодец! А ваша яхта…
– А вы где в Ленинграде жили?
– У Некрасовского рынка. Ну, там, где первые частники появились. Кооператоры.
Арцыбашев хмыкнул. Кооператоры! Вот уж заливает девочка. В шестьдесят восьмом году до первых кооперативов в СССР, до перестройки, было еще лет двадцать!
Леонид незаметно, под столом, переставил ноги – принесенные по приказу капитана светлые брюки и джемпер оказались ему впору, а вот парусиновые туфли все же немного жали.
В шведской столице Леонид несколько раз бывал и раньше, вот так же, на пароме, только куда большем – «Силия Лайн», но этот Стокгольм тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года понравился ему куда больше. Может быть, потому что погода стояла солнечная, теплая, а скорее, просто компания была очень-очень! Прогуляться по Дроттинггатан в обществе юной красавицы-блондинки, ловя завистливые взгляды встречных мужчин… Это было нечто!
Вдоволь нагулявшись по старому городу, молодые люди поели мороженого в летнем кафе на старинной площади Сторторгет, после чего, не спеша, направились пешком на Дьюргарден – «Остров музеев», где намеревались сесть на пароходик и покататься по заливу. Ярко светило солнце, но было не жарко – с озера Меларен дул освежающий ветерок, принося приятную прохладу. В Королевском саду играл духовой оркестр, чинно кружились в танце пожилые пары, видно, помнившие еще олимпиаду одна тысяча девятьсот двенадцатого года. Крича, носились по аллеям дети, молодежь же оккупировала скамейки и ресторанчики.
Странно, но Арцыбашев вовсе не чувствовал себя чужаком, ему все здесь нравилось (особенно Наташа!), тем более по внешнему виду он ничем не отличался от местных «волосатиков», такая уж начиналась в конце шестидесятых длинноволосая мода, эпоха хиппи.
– Ой! – перебегая улицу, молодые люди помешали такси – видавшему виды темно-голубому «Вольво-Дуэт», машине, конечно, красивой, но тяжеловатый, с большим, похожим на автобусный, кузовом, напомнившим Леониду старую советскую «Победу».
Водитель погрозил кулаком и добродушно улыбнулся. В такси, на заднем сиденье, сидели какие-то парни, Арцыбашев их бы потом и не вспомнил, но… Больно уж приметным оказалось такси. Оно потом мелькало и у драмтеатра, и на набережной Стрендваген… преследовало, что ли? Или просто в Стокгольме было много таких вот машинок?