Текст книги "Мир пятого солнца"

Автор книги: Андрей Посняков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 11
Как в деревне принимают гостей
1324 г. Апрель. Окрестности озера Шочимилько

Я пришел, чтобы помочь вам нести ваш крест… а может, чтобы понести его вместо вас.

Франсуа Мориак. «Агнец»

Но сердце… Сердце не остановилось, наоборот, забилось с новой силой!

Геннадий Иваныч Перепелкин пришел в себя…

Асотль очнулся…

…С удивлением обозревая храм.

Где это он? Ах да… Ага, так сейчас же придут жрецы! За ним, за Тескатлипокой…

А вот фиг вам!

Геннадий Иваныч – Асотль – незаметно протиснулся к поддерживающим своды храма колоннам: где-то ведь должен был быть запасной выход… Или черный ход – черт его знает, как тут у них это называется?

Ага… Вот какой-то лаз…

– Эй!

Черт! Какой-то жрец – ну и морда! Заглянул, принесла нелегкая…

– Ты готов?

– Да что-то живот схватило…

– Хватит, уже некогда! Идешь сам или мне кликнуть воинов?

– Сам… Подожди… Что-то с ногой… Подвернул… Помоги-ка!

Жрец подошел, с некоторой озабоченностью взирая на согнувшегося парня… А тот вдруг выпрямился! Резко, как пущенная стрела! И, ударив жреца ногой в пах, бросился к лазу…

Он пришел в себя, наверное, более чем через час, в густых зарослях на берегу озера Шочимилько. Сердце колотилось так бешено, что, казалось, вот-вот выскочит из груди…

Ага – и само собой поскачет к жертвеннику, точнее, к священному сосуду для сердец – вот оно я, возьмите.

Геннадий Иваныч наклонился к озеру – смыть пот… Из воды, как из зеркала, на него смотрел красивый юноша, длинноволосый брюнет с тонкими чертами лица и золотисто-карими, каким-то даже девичьими глазами.

– Да вы, кажется, красавец, господин Перепелкин! Да еще и юный. Ну надо же, кто бы мог подумать… Кто бы… А что вообще такое творится-то?

До этого момента Геннадий Иваныч воспринимал все случившееся как сон – из череды тех самых почти реальных сновидений, что в последнее время у него случались. Ну, вот… Ударил, побежал… Спрятался… И что дальше? Вообще-то пора бы проснуться…

А никак! А ущипнуть себя за руку? Ого… боль вполне ощутимая. Да и не похоже все это на сон – это сверкающее озеро, теплые порывы ветра, пьянящий аромат цветов… Все можно ощутить, потрогать… А вон там, вдали – пирамида. Пирамида Тлалока. А рядом – еще выше – Тескатлипоки.

Геннадий Иваныч все представлял четко – даже припомнил, как звали некоторых жрецов. И ясно при этом ощутил – то была вовсе не его память! Того мальчика, Асотля… Так, собственно, он, Геннадий Иваныч, сейчас и был – Асотль. Внешне… Что же касается остального… То прекрасно помнилось и другое: не только кальмекак и военные игры, но и неприятный разговор с любовницей… И выборы, и предательство друга! Хм… подействовали, значит, таблетки? Наверное, да… И что же теперь? Нет, не так надо вопрос ставить. Если это не сон, – а на то очень похоже, – тогда кто же он сам? Кандидат в депутаты Геннадий Иванович Перепелкин, человек не бедный и много чего в жизни добившийся, при этом преданный теми, кому доверял… Или… Или – вот этот юный красавчик, Асотль, едва не принесенный в жертву индейский парень с непонятным прошлым и не более понятным будущим.

Немного пораскинув мозгами, Геннадий Иваныч все же пришел к выводу, что он – Перепелкин и есть. Окружающий мир именно так и воспринимался, через взгляд человека двадцать первого столетия… Но, с другой стороны, все понятия, умения, даже какие-то первобытные знания, несомненно, принадлежали Асотлю. Грубо говоря – ум, рассудок оставались прежними, перепелкинскими, а вот душа… Или что там еще?

Где-то поблизости послышались голоса, и беглец пригнулся, затаился у самой воды, настороженно вслушался.

– Я же говорил, клянусь жезлом великого Тескатлипоки, – мы с тобой принесли слишком мало жертв отцу рыб! – продолжали начатую беседу идущие, судя по всему – рыбаки, жители этого вот индейского города, Колуакана.

И Геннадий Иваныч прекрасно понимал их язык! Мало того – отлично себе представлял, о чем идет речь: отцом рыб, их повелителем, местные индейцы почему-то считали лягушку, о ней сейчас и шла речь. Все вполне логично: мало жертв – плохой улов.

В этом Перепелкин, со всей очевидностью, разбирался, словно и в самом деле был местным уроженцем, Асотлем… И, тем не менее, полностью оставался тем, кто есть. Такой вот парадокс.

Впрочем, времени для самокопания, похоже, сейчас не имелось – нужно было поскорей выбираться отсюда. Куда? Ммм… для начала хотя бы на тот берег, а там посмотрим. Будет погоня? Гм… Лучше так сказать – несомненно, беглеца будут искать. Но искать осторожно, силами, собственно, жречества Тескатлипоки. Орать на весь город – мол, сбежал приготовленный в жертву товарищ – явно не будут, не дураки… Вообще, в жрецах дураков не держат. И наверняка жертвоприношение состоялось… Только вместо Асотля по-быстрому вырвали сердце другому – кому-нибудь из пленников или рабов, кто из посторонних будет особенно разбираться? Бегство будущей жертвы – скандал, и, естественно, жрецы его тут же замяли. Но искать будут, будут… Интересно, в первую очередь – где?

А у друзей, у знакомых… Или в храмах, у проституток в «квартале любви»…

Вот в этих местах и будут искать и, можно не сомневаться – очень даже тщательно, ведь Асотль не только обманул жрецов, он совершил святотатство – оскорбил бога!

Найдут. Если останется в городе – рано или поздно найдут. И тогда…

Ладно! Пока еще не поймали. И вряд ли поймают, если бежать из города в горы, на равнину, куда-нибудь в сельву… На верную смерть! Одному в этом мире не выжить, был убежден Асотль… Но не г-н Перепелкин. Кстати, и великого Тескатлипоку – дурацкого, алчущего кровушки истукана, – кинул именно он, а вовсе не мальчишка-индеец, для которого и представить-то себе подобное было просто немыслимо! Обмануть, оскорбить великое, почитаемое многими народами божество. Эка!

Геннадий Иваныч – теперь он предпочитал называть себя Асотлем, слова «Геннадий Иванович Перепелкин» язык отказывался выговаривать – посмотрел в воду и с неожиданной веселостью сам себе улыбнулся, впервые за все это время.

Еще поборемся! Надо сделать то, чего не ожидают жрецы и вообще никто, – убежать, уйти… Лучше всего – переправиться на тот берег, во-он он синеет в зыбкой знойной дымке. Переплыть?

Асотль плавал хорошо (в отличие от Геннадия Иваныча), но и для него расстояние все-таки было великовато. Украсть бы лодку! Нет, не украсть – позаимствовать. Зайти в воду, нырнуть, тайно подобраться к пристани… Впрочем, а почему тайно? Уж там-то, в столь приметном месте, его сейчас вряд ли кто-нибудь ищет, к тому же мистерия на пирамиде Тескатлипоки, кажется, еще не завершилась. Ну конечно, не завершилась – колотить в бубны, петь и плясать будут до самого вечера. Надо же достойно восславить бога!

Юноша… Перепелкин впервые только подумал таким образом о себе… о своей ипостаси – и ему очень понравилось. Ну да, ну да… Сколько раз и скольким людям в зрелом возрасте хотелось хотя бы на минутку, на один миг вернуться в детство? В юность? И вот оно – сбылась мечта идиота. Что же вы, уважаемый Геннадий Иваныч, не очень радуетесь? Обратно хотите? А не получится обратно! Никак не получится, если, конечно, все это не сон… А это не сон, не может сон быть столь непостижимо реальным… Так радоваться надо! Не умер… Точней, там, в своем мире, наверное, умер – но возродился вновь… Молодым и красивым! И сердце не болит, и ноги быстры, и полно сил, да и внешностью не обидели боги… Чего бы не жить-то?

Лодку… Побыстрей экспроприировать лодку.

Зайдя в воду, Асотль тщательно смыл с плеч и груди синюю краску – символ смерти, провел илом на лбу и щеках несколько линий, типа навел красоту для-ради праздника, и, выбравшись из кустов, быстро зашагал к пристани. Ноги, казалось, сами несли – дорогу знали.

Редкие прохожие – почти все находились сейчас у пирамиды – на молодого человека, конечно, поглядывали – чего это он тут один шляется? – но особенно не косились. Идет себе и идет – может, надо чего? Может, жрецы послали?

Выглядел Асотль, надо сказать, обычно – все длинные дорогие одежки давно сбросил, оставшись в одной набедренной повязке, ну, на шее еще струилась тоненькая золотая цепочка да на запястье левой руки поблескивал браслет. Да-а… Можно сказать – одет бедновато.

Подойдя к причалу, молодой человек вежливо поздоровался с попавшимися по пути рыбаками и остановился, подыскивая глазами подходящую лодку из числа многих, покачивающихся сейчас на легких волнах. Конечно, хорошо бы, чтобы в лодке еще оказалось и весло.

Хм… А не зря он так открыто маячит? Многие запомнят одинокого юношу, потом расскажут жрецам… Хотя не такого уж и одинокого: вон еще один парень – тащит на голове корзину с озерными ракушками, вон второй, третий, четвертый… А там – вообще целая компания. Потные все, возбужденные, радостные – видать, только что от пирамиды явились.

Асотль повернулся к воде – почему-то не хотелось, чтобы идущие видели его лицо – вдруг попадется кто знакомый? А вот эта лодочка ничего, крепкая… Привязана наспех – бери кто хочешь… Эх, еще бы весло!

Позади него – юноша чувствовал – кто-то остановился, отразилась в воде мерцающая тень. Ну и что встал, козел? Интересно? Давай, давай, проходи, хватит маячить!

– Великий Тескатлипока решил прокатиться на лодке?

Молодой человек резко обернулся, увидев прямо перед собой… Того самого купца (да, наверное, все-таки купца) с морщинистым, но еще красивым лицом, в нарочито простой и бедной одежде… Ударить его кулаком в морду – и в озеро! А там…

– Нет, нет, – поспешно усмехнулся купец. – Я не хочу думать ничего плохого. Обознался. Впрочем, – он понизил голос, – могу помочь.

– Мне нужна лодка с веслом. – Асотль быстро снял с запястья браслет. – Вот. Этого хватит?

– Вполне. – Купец поправил дешевое ожерелье из ракушек и, резко повернувшись, бросил: – Иди за мной.

Что это – случайность? Или все-таки вычислили жрецы? Непохоже – те бы не мудрствовали, схватили бы сразу… Человек просто ищет свою выгоду. Купец – можно понять. Небось сейчас предложит какой-нибудь утлый челн.

– Вот, – подойдя к одной из множества лодок, купец обернулся. – Отвязывай, сейчас принесу весло.

– А…

– Нет, ее никто не хватится. Это моя лодка.

Асотль совершено по-русски пожал плечами: ну, твоя так твоя…

Незнакомец – он до сих пор не представился, видать, не счел нужным – скоро явился, как и обещал, с веслом.

– Спасибо, да хранят тебя боги, – поудобнее устраиваясь на корме, наконец поблагодарил беглец.

– Думаю, мы еще встретимся, – загадочно отозвался торговец. – Человек, не боящийся гнева богов, пойдет далеко… Если, конечно, боги не оторвут ему голову!

– Надеюсь, не оторвут. – Умело орудуя веслом, Асотль направил лодку на середину озера и, обернувшись, еще раз поблагодарил: – Да не оставит тебя милость богов.

Купец ничего не ответил, лишь стоял на песке да с усмешкой смотрел, как удаляется прочь лодка, несущая беглеца – несостоявшуюся ипостась великого бога.

Асотль спрятал лодку на берегу, в тростниковых зарослях, подумал: а вдруг еще пригодится плавсредство? А даже если и нет – запас карман не тянет. Юноша был очень осторожен, ибо хорошо знал, что по берегам озера живет много племен, для каждого из которых он – опасный чужак, соглядатай и возможная жертва. В крайнем случае раб.

По-любому – не очень-то веселая перспектива. Придется пока выживать одному.

Все существо Асотля беззвучно кричало: нет! Невозможно! Одному не выжить в мире жестоких и коварных богов, один человек слаб и станет легкой добычей врагов или диких животных.

Молодой человек (Геннадий Иваныч Перепелкин) тут же усмехнулся собственным – собственным? – мыслям: а вот шалишь, брат, как это, не выжить? В этих-то благословенных краях? Да, жарковато иногда, но даже плюс тридцать – это не минус десять, тем более минус двадцать пять, так что выживем!

Во-первых, отойти подальше от побережья – тут много и деревень, и охотников-рыболовов, углубиться в предгорья, в лес, хотя бы во-он туда, в ту симпатичную сосновую рощицу, сосна – пусть даже такая вот кривоватая, с вычурной кроной, – это не какие-нибудь там джунгли, это как бы даже свое, родное. Выживем, кто сказал, что нет?

Для начала нужно жилье – желательно относительно безопасное, вода, пища. Асотль, по рассказам купцов-почтека, знал, что где-то на юге, – а именно туда он сейчас и направлялся – с водой как раз проблемы, однако надеялся отыскать пригодный для питья источник, о которых упоминали те же почтека. Правда, опять же, следует соблюдать осторожность…

Источник он отыскал уже там, среди сосен, припал к журчащему роднику, напился и тотчас же, услыхав голоса, поспешил прочь, затаился в зарослях. К роднику как раз подходил большой купеческий караван – проводники, богатый купец в узорчатых носилках, чуть позади приказчики, дальше навьюченные тюками рабы и слуги – никаких домашних животных, кроме маленьких, специально разводимых на мясо собачек, местные народы не знали, как не знали ни колеса, ни пороха, ни железа. Зато прекрасно разбирались в астрономии, математике, живописи и прочих искусствах.

Дождавшись, когда запасшиеся водой купцы уйдут, Асотль покинул свое убежище и пошел по широкой тропе, больше ничего не оставалось – в зарослях других троп не имелось.

Ближе к вечеру молодой человек принялся подыскивать местечко для ночлега – выбор пал на небольшую полянку, там Асотль и расположился под густой кроной кривобокой сосны, нарвав для подстилки пахучих трав и папоротников. В случае чего вода – тот же родник – была не так уж и далеко, да и сезон дождей должен был вот-вот начаться… А вот что касается пищи… С пищей пока было плохо – то есть вообще никак. А в желудке уже давно урчало, есть хотелось до смерти, так что беглец, позабыв всякую осторожность, спер с десяток маленьких, еще недозрелых помидоров с чьего-то огорода – где-то поблизости явно находилась деревня. Ну не ложиться же спать на голодное брюхо? Во-первых, не уснешь, а во-вторых – силы могли внезапно понадобиться.

К сожалению, и это приходилось признать, Геннадий Иваныч явно переоценил свои собственные возможности и умения Асотля. Конечно, познаний юноши хватало, чтобы сделать лук и стрелы, пусть даже заострить их на огне, даже, на худой конец, обжечь гарпун – наловить в ручье или озере рыбы. Но опять же, все эти занятия были бы сопряжены с риском… Тот же костер. Его можно было бы развести, используя в качестве кресала валявшиеся вокруг во множестве камни, в большинстве своем – минералы вулканического происхождения, некоторые из которых вообще считаются драгоценными – хотя бы тот же жадеит.

В конце концов беглец так и сделал, проснувшись и отойдя подальше от поля. Развел костерок, выломал палку – поучилось неплохое копье, которым и удалось убить сверкающую чешуей змеюгу, неожиданно оказавшуюся весьма вкусной. Запеченное на углях мясо было белым, нежным, чем-то напоминало курятину… Жаль вот только, не было соли, ну да тут уж не до гурманства.

Костер, кажется, не заметили, но Асотль, быстро забросав угли, счел за благо спокойно перекусить далеко в стороне, в зарослях. Геннадий Иваныч все отчетливее понимал – долго так продолжать не получится: попадется рано или поздно. Либо охотники заметят, либо купцы, либо чьи-нибудь воины.

Ну, раз заметят… Раз все равно заметят, так лучше объявиться самому – по крайней мере, будет хоть какой-то выбор. Выбор…

На следующий день с утра юноша обнаружил неподалеку пару деревень, судя по изображавшим богов каменным стелам на околицах принадлежавших одному и тому же народу. Население – масеуалли, как мужчины, так и женщины, среди которых попадались весьма недурные, – с утра до вечера вкалывало на полях, устроенных на горном кряже в виде нешироких террас, к каждой из которых вела узкая, иногда проходившая по саму краю пропасти тропка. Крестьяне выращивали кукурузу-маис, фасоль, тыквы, все те же томаты, табак.

Время от времени на поля наведывался важный коротышка в широкой набедренной повязке, похоже, что из хлопка, и в ожерелье из разноцветных бус. Судя по всему – непростой человек, скорее всего староста или представитель городской администрации – деревня ведь наверняка не существовала сама по себе, подчиняясь более крупному населенному пункту.

Вот за этим-то коротышкой и принялся внимательно наблюдать с удобством расположившийся на скользком выступе юноша. Наблюдал не просто так, не из чистого любопытства, имелась одна неплохая задумка… Вот только сработала бы. Должна – вряд ли это селение подчинялось Колуакану. Только бы наперед узнать, кого в округе эти люди считают врагами, а кого, наоборот, друзьями. Впрочем, можно назваться жителем кого-нибудь далекого города, скажем Теотиуакана или Тескоко – уж с ними-то у здешних точно не было столкновений.

Вечером, дождавшись, когда все уйдут, Асотль быстренько нарвал томатов и, наскоро перекусив, принялся подтаскивать тяжелые камни к краю скалы, на которой только что сибаритствовал. Под скалой как раз и проходила ведущая в деревню тропинка, краем обрывающаяся в пропасть… Не такую уж, правда, и глубокую, метров пять-шесть, но все таки… Другой не было.

Асотль там же и заночевал, хрустя помидорами и вспоминая о вкусной змее. А утром быстро проснулся от сияющих лучей жаркого солнца. И тут же посмотрел вниз: народишко уже трудился на полях – что-то пропалывали, что-то поливали, что-то уже собирали в кучи. Беглеца это не особо интересовало. Явится ли староста или кто он там был? Явится. Непременно явится, не может такого быть, чтоб не явился. Ну-ка – предоставить этих бездельников-масеуалли самим себе! Они наработают, как же… Будут бить баклуши, ржать, рассказывать друг дружке похабные слухи про того же старосту. Знаем мы этих крестьян!

Ну! Вот он, вот он, родной! Ходит без охраны, носилок нет – не такая уж и важная шишка. Староста, блин… фашистский прихвостень.

Ишь как вышагивает – поспешает. Ну, давай, давай, иди.

Встреченный почтительными поклонами коротышка, осмотрев поля и сделав пару словесных втыков, – дескать, работать надо, а не бездельничать, – на сегодня, похоже, счел свои обязанности исполненными и все так же важно зашагал обратно. В росших поблизости ивах ласково пели птицы.

Высунув от напряжения язык, Асотль притащил последнюю каменюку и принялся терпеливо ждать, как ждет добычу – глупого жирного тапира – затаившийся в зарослях ягуар.

Ага… Ну вот он, красавец! Пора…

Юноша тихонько подтолкнул камень… Остальные посыпались, словно костяшки домино. С одной стороны… С другой… Староста – похоже, он оказался не из храбрецов – с громкими воплями бросился было влево, затем вправо… Тем временем и Асотль со скалы спрыгнул. Здрасте, мол, как делишки? И точно так же заорал, забегал, подливая масла в огонь:

– Землетрясение! Землетрясение! Ниспослана нам кара богов! Надо держаться левее – там скала, безопасней…

Давно уже утративший всю свою важность коротышка, что-то тоненько пропищав, метнулся в указанную сторону.

– Тсс!!! – Приобняв его за плечо, Асотль поднял верх большой палец. – Не надо громко кричать – можно вызвать обвал…

– Обвал! – так же шепотом повторил староста. – Так ты, уважаемый, думаешь – это не землетрясение?

– Думаю, что обвал… Нам надо быть осторожнее. Попробуем пробиться.

– Может, позвать на помощь?

– Нет, кричать нельзя – погибнем! А ну-ка, подстрахуй меня, неведомый друг! Смотаем наши повязки, я попытаюсь забраться наверх… Поможешь?

– А… А это не…

– Всякое может быть! Но это – наш единственный шанс.

– О боги, боги! – Староста чуть не плакал, толстое, почти безбровое лицо его сделалось каким-то жалостливым, бабьим. – Если уж они захотели нашей смерти, то…

– Боги часто просто испытывают нас, друг мой! Давай-ка… Держи вон этот камень… Так… Теперь вставай туда… Я тебе на плечи… Готов?

Коротышка дрожал:

– Боюсь, выйдет ли?

– Попробуем, может, и выйдет… Оп!

Асотль птицей взлетел на плечи старосты. Специально зашатался:

– Ох, ох… стой крепче…

– Да я стоюу-у-у…

Юноша спрыгнул обратно и, утерев пот, вздохнул:

– Страшно. Но – надо пытаться.

– Может, лучше помолим богов?

– Правильно! Это тоже не лишнее.

Помолившись со страстью, они повторили попытку. С третьей Асотль наконец выбрался – забрался на скальный гребень и, спустив импровизированную веревку, вытащил коротышку. Тот тяжело дышал, черные навыкате глаза его опасливо обшаривали скалы.

– Как бы нас тут не завалило, – придя в себя, все так же шепотом вымолвил староста. – Ты знаешь, как выбраться? Куда идти?

– Нет. – Беглец притворно вздохнул и развел руками. – Увы, я не здешний. Но ты, уважаемый, похоже, из этих мест?

– Да, из этих. – Коротышка подозрительно посмотрел на чужака. – А ты вообще кто?

– Купец из Шалтокана. Какие-то люди напали на мой караван, я едва спрятался… Теперь вот пробираюсь домой.

– Похоже, на тебя напали подлые шочимильки, их отряды бродят в предгорьях, – староста, позабыв о мнимой опасности, задумчиво почмокал губами. – Шалтокан… А где это?

– Далеко-далеко на севере, – со вздохом подсказал юноша. – Дней десять пути.

– Далеко, – согласился коротышка. И вновь осмотрелся. – А! Вижу – здесь можно спуститься к тропе.

– Так идем же! – обрадованно воскликнул Асотль. – О боги, как мне повезло, что я тебя встретил! Поистине, ты храбрый малый и выведешь меня из столь опасного места.

– Да уж, выведу, – новый знакомец довольно засмеялся, видать, слова чужака ему пришлись весьма по вкусу.

– Как твое славное имя, о достойнейший? – выбравшись на тропинку, почтительно поинтересовался беглец.

Коротышка подбоченился, с важностью выпятив нижнюю губу и выставив вперед правую ногу:

– Мое имя Ицтлан, я здешний староста. А как зовут тебя, торговец из Шалтокана?

– Асотль.

– Весьма распространенное имя. Ты, случайно, не уастек?

– Нет-нет, говорю же – я из Шалтокана.

Уастеки, как помнил Асотль, всеми проживающими по берегам четырех озер народами почему-то упорно считались пьяницами и лгунами.

– Ну что ж, шалтоканец… – Когда путники выбрались на широкую, ведущую в долину дорогу, Ицтлан уже полностью избавился от страха и покровительственно похлопал юношу по плечу. – Идем. Отдохнешь в нашей деревне. Дадим тебе продуктов в дорогу, может, даже подождешь у нас попутный караван.

Асотль поспешно спрятал торжествующую улыбку:

– Клянусь великим Кецалькоатлем, мне стыдно злоупотреблять твоим гостеприимством!

– Ничего в этом стыдного нету, – ухмыльнулся староста. – Соберу сегодня гостей – уж расскажем им, что с нами вышло!

Живописно расположенная меж двух горных кряжей деревня насчитывала около двух десятков хижин, кроме них имелся еще небольшой храм, сложенный из массивных каменных блоков, и – сразу за ним – такое же, только уже жилое здание, окруженное небольшим, но уютным садом.

Там в просторной беседке и расположились хозяева и их гости. Солнце уже клонилось к закату, и крестьяне возвращались с полей. В деревне, до того показавшейся юноше пустынной, вдруг сразу появилась жизнь: кто-то с кем-то спорил, кто-то затянул песню, идущая с мотыгами на плечах молодежь над чем-то громко смеялась.

Жена старосты – худая и злобная с виду женщина с почти черным лицом и горбатым носом – подозрительно посматривала на гостя, то и дело покрикивая на сновавших у летней кухни рабынь, девушек не то чтобы очень уж симпатичных, но, уж по крайней мере, не особенно страшных… Их бы еще отмыть…

– Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, уродки! – Старостиха уперла руки в бока. – Да смотрите ничего не разлейте, иначе уж точно на ближайшем же празднике отправим вас в гости к богам, хоть вы, лентяйки, и не заслуживаете такой чести.

Вскоре явились и гости: угрюмого вида коренастый мужик с грязной, украшенной облезлыми птичьими перьями шевелюрой – военный вождь деревни и с ним четверо мускулистых парней с грубыми, ничуть не искаженными интеллектом лицами – тоже, похоже, воины. Парни во время всего пира так и не проронили ни слова, да и их начальник тоже не отличался особой разговорчивостью. Зато припозднившийся жрец – жизнерадостный смешливый толстяк, чем-то похожий на старосту, – оказался весьма говорливым и болтал за всех!

Для начала гости вежливо выслушали во всех подробностях рассказанную Ицтланом историю – как они с «торговцем из дальних стран» едва не погибли под камнепадом, и только благодаря проявленными обоими храбрости, уму и смекалке остались живы.

Асотль, естественно, все подтвердил, не жалея для описания храброго старосты самых ярких и подобранных со вкусом эпитетов, типа «могучего ягуара», «быстрокрылого орла» и прочего.

– Вне всяких сомнений, сам Уицилопочтли помог вам! – хлебнув бражки из забродившего сока агавы, наставительно заявил жрец. – Надо сегодня же отблагодарить его в храме!

– Я уже отблагодарил. – Ицтлан показал на расцарапанные уши. – Напоил своей кровью.

Жрец усмехнулся:

– Хм, напоил… Великому Уицилопочтли нужна настоящая жертва!

Это слова толстомясого служителя культа не очень-то понравились Асотлю, сразу сообразившего, о какой жертве идет речь. О человеческой – о какой же еще-то? И для сей благой цели, пожалуй, нет ничего лучше, чем непонятно откуда взявшийся чужак!

– О, уважаемый Иштланкалатль, – неожиданно подал голос вождь. – Ты же знаешь, совсем скоро великий Уицилопочтли получит много сердец. Очень и очень много.

Он глухо захохотал, усмехнулись и воины, а беглец понял: в ближайшее время здесь ожидают маленькую победоносную войнушку. И еще одно понял: покровителем селения, судя по всему, являлся грозный Уицилопочтли, племенной бог ацтеков. Ацтеком по крови был и Асотль, если верить приемному отцу, а не верить ему молодой человек не имел никаких оснований.

Ха! Ну, здравствуйте, дорогие сородичи!

Юноша усмехнулся и, потянувшись к тонкой кукурузной лепешке-этцалли, щедро обмакнул ее в мед. И все это запил бражкой. Не такая уж хорошая была эта бражка – «вино», как ее здесь называли, кисловатая какая-то, да и пахла не поймешь чем, однако по мозгам била исправно.

Кроме кукурузных лепешек, в качестве парадного угощения была подана густая сладковатая каша из той же кукурузы, пирожки из кукурузной муки и горячее, обжигающее нёбо варево из фасоли со жгучим красным перцем-чили.

После рассказов старосты и Асотля в застольной беседе главенствовал жрец Иштланкалатль – кроме него никто почти и не говорил, даже староста, а жрец все славил богов, пил в три горла да все приставал с расспросами к беглецу: как там живут в далеком Шалтокане да каких богов больше всего почитают?

– Хорошо живут, – вдохновенно врал Асотль. – Можно даже сказать – весело. А особо почитаемый бог, как и везде, Тескатлипока. О, какие жертвы ему приносят! Каждый месяц – по двадцать самых красивых девственниц!

– Неужели каждый месяц – по двадцать? – удивленно переспросил староста. – Это выходит… Выходит…

Закатив глаза к потолку, он зашевелил губами – все никак не мог сосчитать.

– Восемнадцать раз по двадцать – это, уважаемый братец, будет три сотни и шесть десятков! – насмешливо подсказал жрец.

Ого, вот как! Они, оказывается, братья. Нехило устроились – оба при должности. И военный вождь наверняка им тоже какой-то близкий родственник, дядя там или, наоборот, племянник.

– Как много девственниц!!! – Староста возбужденно хлопнул себя руками по коленкам. – Поистине, у вас в Шалтокане достойно славят Тескатлипоку!

– И поистине, достойно живут его жрецы, – снова ухмыльнулся служитель культа. – Еще бы – столько девственниц.

О, судя по всему, он был неглупый человек, этот жрец, очень и очень неглупый – куда умнее своего братца-старосты.

– Ты сказал, уважаемый, будто какие-то разбойники напали на твой караван в лесу?

– Да-да. – Асотль оторвался от фасоли, надо сказать весьма вкусной. – Страшные и безжалостные люди! Разграбили товары, убили многих моих носильщиков, еще больше – взяли в плен.

– А их предводитель, случайно, не в шлеме с синими перьями?

– Да-да, кажется, с синими…

– Все всяких сомнений – это гнусные шочимильки! – снова подал свой голос вождь. – О, они давно беспокоят нас… Грабят, жгут, убивают. Подлые, отвратительные людишки! Ничего, клянусь Уицилопочтли, мы скоро покараем их, уж они ответят за все свои мерзопакостные дела.

– Да помогут нам в этом боги, – благоговейно закатил глаза жрец. И тут же, закусив бражку лепешкой, поинтересовался, что за товары вез в свой родной город «многоуважаемый почтека Асотль».

– Ой, да много. – «Многоуважаемый почтека» махнул рукой. – Все разве упомнишь? Перья кецаля вез, целый мешок, красивые такие, ну вы знаете, еще восемь тюков хлопковой ткани, да плоды, да золотая посуда, да… Все отобрали, злодеи!

– Да, – участливо покивал жрец. – Непросто быть купцом в столь юном возрасте. Ну, что? Восславим богов да выпьем еще?

– О! Конечно, выпьем!

Вот это хлещут! На три кролика набрались – и, похоже, не собираются останавливаться. И почему это горькими пьяницами считают уастеков? Ацтеки им в этом ничуть не уступают, даже как бы фору не дали! Правда, пьют здесь, похоже, только власть имущие, остальным дозволяется по большим праздникам… Которые здесь каждый месяц, а в году месяцев – восемнадцать.

Напившись на четыре кролика, запели песни: естественно, во славу богов, других здесь просто не водилось.

– А ты хорошо поешь, чужеземец! – придвинувшись, с неожиданным уважением заметил жрец. – И голос неплох, и мотив не путаешь. Не то что эти пьяницы – ха!

Похлопав юношу по плечу, Иштланкалатль поднялся на ноги и, позвав за собой братца, куда-то удалился. Отсутствовали они, правда, недолго – минут через пять и явились, наверное ходили отлить.

Жрец снова уселся рядом с Асотлем, снова налил и, как выпили, предложил восславить богов:

– Пойдем, пойдем, храм тут рядом, а удача тебе, несомненно, нужна.

Молодой человек встал, понимая: раз уж служитель богов привязался, так уж теперь не отстанет. Опять колоть себе уши… Ну, ладно уж – традиция так традиция. Навряд ли, конечно, хоть в чем-то помогут боги…

Асотль и жрец Иштланкалатль чуть ли не в обнимку зашагали по неширокой аллее, ведущей к приземистому зданию, более напоминавшему какой-то амбар, нежели храм великого Уицилопочтли. Огромная луна повисла над деревней, в темно-синем небе сверкали желтые звезды. В саду сладко пахло цветами, где-то неподалеку, в горах, тоскливо выл койот.

Услыхав позади чьи-то шаги, беглец настороженно обернулся. Три черные фигуры шли за ними, ничуть не скрываясь.

– Наши славные парни, молодые воины, тоже решили восславить бога, – кивнув, негромко пояснил жрец. – Подождем их.

– Подождем, – согласно кивнул юноша. – А разве храм – не там, дальше?

– Да, там. – Толстяк Иштланкалатль засмеялся. – Только здесь ближе. А вот и воины… Ну что, присоединитесь к нам, парни?

Насколько смог заметить Асотль, воины на этот вопрос не прореагировали никак, что, впрочем, ничуточку не смутило служителя культа.