Текст книги "Я успею, ребята!"

Автор книги: Андрей Ефремов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

– Умный ты, Юра, парень.

Совсем мне не понравилось, как папа с Юрой говорит. Чего он, правда? Ну, купили его знакомые аппаратуру, а он тут при чем? Я подошел и сел рядом с Юрой на свободный пенек. Папа ещё Юрину книжку полистал.

– Ладно, братцы, будем жить как умеем.

Дернул меня за ухо и вышел. Юра долго молчал, я уж думал – обиделся, а он меня по коленке хлопнул, смотрю – улыбается. Я обрадовался.

– Слушай, поехали в парк в воскресенье. Нет, правда. Электричкой-то двадцать минут всего. Мы с Ваньчиком полянку знаем: две березы, ну точно как ворота стоят, и народу нет. Постукаем по очереди, а потом полазить можно. Там башня развалившаяся рядом.

Юра сощурился, смотрит куда-то за меня, потом вздохнул:

– Не выйдет с полянкой. Я отцу на прошлой неделе одну штуку обещал в гараже сделать. Сколько откладывать-то?

Меня как понесло:

– Ну ее, башню! Излазили мы ее всю уже. Честное слово! Хочешь, я тебе в воскресенье помогу? Или мы с Ваньчиком придем. Ты не думай, Ваньчик много чего может.

Юра подумал, подумал.

– А правда, приходите, мужики! Веселей будет.

В общем, договорились. А до воскресенья-то два дня ещё.

Я же Ваньчика уговорил, а сам проспал. Он нашу любимую остановку вдоль и поперек исходил.

– С ума, – кричит, – сошел! Тут его люди ждут, а он неизвестно где болтается!

Еле успокоился.

Около гаражей шлагбаум и собака пыльная на веревке. Дядька вышел. Кашлял, кашлял.

– Чего вам? – говорит.

А чего нам? Я и говорю:

– Мы к Юре.

Дядька живот чешет, а я вижу: погонит он нас сейчас отсюда за милую душу. И тут – Юра.

– О, – говорит, – привет трудящимся, а я уж думал – не придете.

Он нам из гаража два старых халата вынес.

– Фирма обеспечивает бесплатным обмундированием.

Ему, оказывается, с проводкой помочь надо было. Юра инструменты притащил, деревяшки для пробок.

– Поехали, – говорит.

Так колотили – чуть не оглохли. Потом дядька какой-то в гараж заходит. Посмотрел на нас, посмотрел.

– Здорово, отцы, – кричит, – хозяин где?

Мы стучать перестали, а из-за верстака Юра встает, он там у самого пола дырку долбил.

– Юрка, – говорит дядька, – вон ты где! А машину куда поставил?

Юра рукой куда-то махнул, дядька и ушел. Ваньчик спрашивает:

– Это кто?

Юра из дыры крошки выгреб.

– Близкий родственник, – говорит, – отец.

И опять молотком грохает.

Юра провода к рубильнику нам подсоединять не дал, сам там крутил-вертел. Мы вышли, стоим у ворот, а в гараже напротив Юрин отец разговаривает. Он говорит, а перед ним какой-то мужчина суетится, молнию на куртке туда-сюда гоняет.

– Прямо не знаю, Аркадий Васильевич, как быть-то? Тут подумать надо.

Юрин отец его по плечу хлопнул.

– Ага, только ты долго, мыслитель, не думай. Другие-то не спрашивают, как да откуда. Другие резину берут и спасибо говорят. За полцены же, философ!

Тут Юра с проводами возиться кончил, из гаража выходит.

– Подождите, парни, я сейчас.

Минут через пять к воротам «Жигули» подъезжают, а за рулем-то Юра! Мы с Ваньчиком к нему забрались, Ваньчик говорит:

– Покатаемся?

Юра осторожненько задом в гараж заехал.

– Через год, – говорит. – Я папаше за год весь гараж оборудую, а он мне – доверенность. Усекли? Да вы лучше сюда посмотрите. Такой системы во всем городе ни у кого нет – «Вагант»!

А система правда фирменная. И маг, и приемник, а звук – закачаешься!

Юра говорит:

– Там внизу кронштейн, видишь? Это для телевизора, только отец его дома держит. Когда далеко едет, ставит, а так боится. Он за этой системой целый год охотился, пока на Хола не вышел.

Я только хотел спросить, откуда Холстов такую аппаратуру берет, но Юра музыку вырубил, и мы из гаража вышли.

На улице за шлагбаумом он останавливается.

– Вот голова садовая, чуть не забыл же. ещё на минутку в гараж заскочим, ладно, Витек?

В гараже у него сумка висела. Он оттуда трешку достал.

– Вот вам за помощь. Слушай, Витек, ты ко мне послезавтра, ну во вторник, не зайдешь, а?

– Чего там, – говорю, – придем, конечно. Ваньчик точно может. А ты сейчас чего, опять в гараж?

Он меня к себе повернул.

– Один приходи, понимаешь? Один.

Странно с этой трешкой вышло. Я Ваньчику все объяснил, а он надулся.

– Ты, – говорит, – в прошлом году мне велосипед чинить помогал, считай, что с меня полтора рэ получил. В расчете будем.

Меня зло взяло.

– Да он просто парень добрый, а ты завидуешь.

Поругались, в общем.

Дома весь вечер думал: что же это у нас выходит? Обидная какая-то история. Только вот почему мне не за нас с Лешкой обидно, а за Юру?

Такого, как Ваньчик, человека поискать. Совсем обижаться не умеет. Выхожу на другой день к остановке – он вокруг газона по трубе ходит, то направо свалится, то налево. Я думал – мы долго разговаривать не будем, может, неделю целую, только с Ваньчиком разве получится? Так вместе в школу и пришли. До самого звонка за моей партой просидели.

Физика на втором уроке была. Перед самым концом Борис Николаевич говорит:

– Иваницкий, Кухтин, останьтесь.

Мы к нему в лаборантскую зашли, Борис Николаевич спрашивает:

– В Дом пионеров в этом году ходите? Неинтересно, значит, стало? А руками поработать хотите?

Я говорю:

– Если вы про то, что стулья в кабинете поломались, так мы с Иваницким их два раза уже чинили.

– Опять поломались? – удивился физик. – Ну ладно, потом это. Тут дело другое. В прошлом году десятый «а» дискотеку устраивал, помните?

– Так не пускали же нас. Маленькие, говорят.

– Ну, значит, помните. А может, и подсмотрели слегка, как, Иваницкий?

– Да ну, – Ваньчик рукой махнул, – грохот на всю школу устроили, а сами еле шевелятся. Ерунда.

– Точно, ребята, скучно у них это все вышло. Тут одного шума мало. А ты вот, Кухтин, стал бы дискотекой заниматься? Чтобы и бегущие огни, и стробоскоп, и вообще все, что надо.

Я плечами пожал.

– Вот ещё, – говорю, – танцы всякие.

Борис Николаевич засмеялся.

– Посмотрю я, что ты через два года запоешь. «Танцы всякие» – чудак человек! В нашем зале знаешь как развернуться можно? На год работы хватит. Да вас, парни, от этого дела за уши не оттянуть будет! Ну, решились?

– А чего, – говорит Ваньчик, – только мы, что ли, будем?

– Да вы тут одни за сто лет не справитесь, просто я с вас начать решил.

Я про Юру подумал и спрашиваю:

– А если не из нашей школы человек, можно?

Ваньчик хмыкнул, а Борис Николаевич на часы посмотрел, заторопился. Уже в дверях оборачивается:

– Только смотри, Кухтин, чтобы человек хороший был.

Я вечером к Юре идти хотел, только ведь ни адреса, ни телефона его у меня нет, ну и пошел прямо в гараж. В крайнем случае, думаю, адрес у сторожа спрошу.

Ворота в гараже были закрыты. Неяркий свет перебегал по щелям, и получалось вроде огня за печной дверцей. Я уже хотел толкнуть дверь, но за ней вдруг закричали, да так, что я шарахнулся:

– Идиот!

Внутри грохнуло, как будто капот закрыли, и свет по щелям заметался как бешеный.

– Куда ты, идиот, лезешь? Своих дел нет, что ли? Завел с Холом шашни, ну и давай! Может, хоть с моей шеи слезешь или свою сломаешь.

Я сразу узнал, что это Аркадий Васильевич кричит, Юрин отец, и хотел уйти, но дядька у шлагбаума обязательно бы ко мне прицепился. Я встал у соседнего гаража, только все равно было слышно каждое слово.

– Куда я хожу – мое дело, с кем бываю – тоже. Пусть спасибо скажет, что не развелся и тебя у нее не отобрал.

– Папа, – это Юра говорил, – ну хоть встречаться с ней в другом месте ты можешь?

– А я не виноват, что у тебя мамаша такая чувствительная особа.

В гараже стало тихо, и свет не метался. Юра сказал негромко и отчетливо:

– Ты скажи тогда своей Кашиной, чтобы она мне не попадалась.

Я сначала не понял ничего. Юра вскрикнул, и сквозь широкую щель свет плеснул мне в лицо. Что-то загремело в гараже, и дверь распахнулась от удара. Аркадий Васильевич выскочил в перекошенный желтый прямоугольник, обернулся:

– Слушай, ты хоть и не стоишь, а вот тебе совет: не будь, как я, дураком, женись на здоровой.

Хлопнула дверь, ворота качнулись, гравий несколько раз хрустнул у шлагбаума. В гараже было тихо, очень тихо. Как будто там не осталось никого, и только свет медленно перетекал от одной щели к другой.

Дверь сама открылась, я отскочил даже. Юра стоял у полок с инструментами и как-то странно закидывал голову, лампа-переноска в опущенной руке светила ему на ноги, другой рукой он держался за лицо.

– Ты, Витя?

Он перехватил шнур повыше, и я увидел, что лицо у Юры вымазано кровью. Он провел ладонью под носом.

– Ты что? Ты слышал?

Уже и лампа у него в руке качаться перестала, а мы все молчали. Я повернулся и пошел.

– Стой!

Свет позади придвинулся, и моя тень достала замасленную землю перед дверью.

– Завтра, – сказал он, – все равно завтра приходи.

Юра поднял лампу, и желтый прямоугольник с моей тенью стал совсем коротким. Юра как будто ждал, что я скажу что-нибудь, а я даже повернуться не мог. Не смог себя заставить, и все тут. Так и пошел.

У нас девчонка одна учится в девятом, что ли, классе – Светка Пасечник. Красивая – ужас! По коридору идет – ничего не замечает. На нее не то что в школе – на улице оборачиваются. Все я Ваньчику завидовал, что он с ней в одном доме живет.

В прошлом году весной забежал я к Ваньчику зачем-то, выхожу, а снизу по лестнице Светка поднимается и какую-то пьяную тетку тащит. Тетка на ступеньку села, головой мотает, а Светка уговаривает: «Мама, ну мама, вставай».

Она меня и не заметила тогда, только я месяц, наверное, в школе на их этаж не ходил. Боялся, что на меня посмотрит. Посмотрит и поймет, что я знаю.

Наверное, у меня с утра видок был тот ещё.

– Ты чего скис? Попробуй только заболей без матери.

Папа дернул меня за ухо и ушел на работу.

Заболеть – это здорово было бы. Или чтобы ещё что-нибудь случилось, чтобы из дому не выйти. Я уж уроки делал, делал… Сто раз каждое слово проверял, на часы смотрел – всего час прошел. Нет, честное слово, если бы это не Юра был…

Звоночек у них – я ещё только нажимать собрался, а уж трезвон на всю лестницу. Юра говорит:

– Ну чего ты там? Входи. Хватит на лестнице шаркать. Чего хмурый, бананов нахватал?

Очень все просто оказалось.

– Мама, – позвал Юра, – это Витя. Я вчера тебе говорил.

Они похожи, прямо удивительно. Я ботинок снимать бросил, стою на одной ноге и смотрю.

– Как цапля, – сказала Юрина мама. – Раздевайся, Витя-цапля. Ты, Юрик, чайник поставь.

Я перед ней стою, куртку с себя стаскиваю, она у меня куртку взяла.

– Ты ведь не из техникума, Витя, да?

– Нет, – говорю, – мы с Юрой случайно познакомились. На остановке.

На кухне Юра чайником греметь перестал, выходит.

– Ну, поговорили? Мы пока у меня будем.

Интересная штука чужие квартиры. Смотришь – вещь вроде та же, что у тебя дома, а все равно – другая. Я никак понять не мог, что у Юры в комнате необычного. Смотрел, смотрел… Понял потом: замок в дверь врезан, ну как будто в коммунальной квартире. Только я Юру про это спросить хотел, на кухне чайник крышкой загремел. Он вышел и быстро вернулся.

– Будет чай, а до чая тоже будет, – поглядел на часы, – ты молодец, что пришел, как договорились.

Юра включил торшер, верхний свет убрал.

Он все время двигался по комнате. Садился, вставал, переставлял всякую мелочь. Говорил как-то странно, как будто примеривался:

– Вот так… Да… Такое дело…

Откинул вдруг портьеру и оглянулся на меня. Я подошел. Наискосок от нас, прижавшись к тротуару, стоял автомобиль.

– Ваш, что ли?

Юра меня совсем к стеклу придвинул.

– Смотри, смотри.

Дверца хлопнула.

Даже странно, как Юрин отец в своей машине помещается. Такой здоровенный. Он машину обошел, другую дверцу подергал и медленно так идет по тротуару. Идет и ключи на пальце крутит.

Форточка открыта была, мы стояли и слушали музыку. Здорово это: никого на улице и музыка из пустой машины.

– Видал? У него уж если вещь, так экстра. Другого не держит.

Его окликнули, наверное. Он быстро обернулся и пошел назад. Девушка стояла возле передней дверцы. Она постукивала ногой по асфальту, и говорила что-то, пока он возился с ключами, и заглядывала сбоку, а Юра все двигал меня к стеклу, двигал… И вдруг спросил:

– Налюбовался?

– Пусти, – сказал я, – окно выдавишь.

Юра убрал руку.

– Извини.

Мы стояли у окна совсем рядом. Юра задернул портьеру.

– Это из-за нее мне вчера… А, ладно, не первый раз! Пошли чай пить.

Мы пили чай вдвоем, и Юра молчал. Потом заговорил, не глядя на меня:

– Знаешь, я с ним что-нибудь сделаю когда-нибудь.

Наверное, он подумал, что я испугался.

– Да нет, ничего мне не сделать. Часа на два запрусь в комнате, отсижусь и все. Мать жалко, ей тут и его представлений хватает. Уйти нам от него надо, слышишь, Витька! Уйти! Я, думаешь, в техникум почему пошел? Мне с этой учебой почему развязаться надо быстрей? У матери специальности никакой: со мной сидела, да и сердце у нее барахлит, но вместе-то проживем, когда работать буду. Нам бы только квартиру выстроить.

Он через стол ко мне повернулся, чашки локтем сдвинул.

– Деньги надо, понимаешь, деньги. Тут к отцу черт знает кто шляется, перехватить можно, они меня знают, дадут. Только не хочу я у них брать, до смерти потом не рассчитаешься. – Он вздохнул. – И матери обещал.

Кто-то с включенным приемником прошел под окном. Юра мотнул головой в сторону улицы:

– Слыхал? Оно самое. Сами дадут, только помощь нужна.

Наверное, у меня вид совсем дурацкий был.

Юра чашки по местам расставил.

– Ты думаешь, зачем я к твоему отцу ходил? Сейчас у людей импорта до фига. Больше, конечно, туфта всякая, но бывает и фирма. А как у кого фирменная аппаратура завелась, так ему фирменные диски надо. Зря, думаешь, в гараже работали? Хозяин для своей клиентуры любую аппаратуру достать может. И диски. Мы вот у него проводку делали, а он теперь с клиентами договорится, диски на кассеты бесплатно перепишем. И вперед. На эти кассеты знаешь желающих сколько будет. Тут главное, чтобы аппаратура в норме была, когда пишешь, и диск чтоб не хрипел, а то теперь все разбираются. А одному долго мне, понимаешь? Долго. Продавать я сам буду. Ты бы писал только. Ну, разик, может, попрошу кассеты отвезти. Как?

Я говорю, что во всем этом не разбираюсь.

– Эх, Витек, да зря я к Дмитрию Алексеевичу ходил, что ли? Все тебе у отца на аппаратуре покажу. Сможешь.

Когда мы напились чаю и я уже одевался, Юра спросил:

– А чего это ты вчера в гараж зашел?

– Так, – говорю, – просто. Повидаться.

Ничего я ему не сказал. Какая тут дискотека?

На улице Юра догнал меня. Он был в тапках и с помойным ведром.

– Ваньчику своему, – сказал он, – не говори.

Он хлопнул меня по спине и пошел к дому. Отошел немного, обернулся:

– Отцу, слышишь? Отцу тоже не надо.

У нас в среду биология последняя. Выходим из кабинета – Борис Николаевич ждет.

– Вы что думали – поговорили и все? А ну пошли.

В лаборантскую заходим, а там и повернуться нельзя. Одних осциллографов две штуки, ещё приборы какие-то и коробки, коробки.

Физик говорит:

– Вы сюда посмотрите.

И открывает узенькую такую дверь. Я думал – она наглухо заделана, а там маленькая мастерская оказалась. С токарным станком даже.

– Шефы дали, – говорит Борис Николаевич. – Сначала думали – в большие мастерские пойдет, да только я тут из отпуска пришел, и вот – пожалуйста. Ну так что, начнем?

И тут загремело. Ваньчик говорит:

– Ой, я нечаянно.

А у самого глобус в руках. Ободранный такой, пол-Европы нету. Борис Николаевич глобус взял, перед собой поднял.

– Номер первый! Только у нас! Шаровая люстра – цветомузыка под потолком!

Потряс он этот глобус, а там гремит внутри, катается что-то.

– Это же надо, латунную ось сломали.

И вытаскивает оттуда две половинки.

– Так что делать будем? Новую искать или как?

Ваньчик говорит:

– Да ну ее, склеивать ее, что ли? Точно, Витька?

Я эту ось взял, посмотрел.

– Если горелкой, намертво можно спаять.

Физик половинки в карман засунул.

– Мнения ученых разошлись. Будем считать, что работа началась?

И увел нас из мастерской.

Мы с Ваньчиком коробки разбирали. Там чего-чего только не было: транзисторы, конденсаторы, катушенции всякие. У физика ящики как соты. Вот мы две коробки разобрали, за третью взялись – слышим, станок гудит.

– О, – говорит Ваньчик, – посмотреть надо.

И в мастерскую пошел. Ну и я за ним.

Нас, вообще-то, на станке учили работать, какую-то ручку даже вытачивать давали, только из наших, я думаю, никто, как Борис Николаевич, не умеет. Я ещё не сообразил, что он делать собрался, а уже стружка во все стороны летит. Станок-то маленький. Из-за Бориса Николаевича и так ничего не видно, да ещё Ваньчик мельтешит.

– Леха, – говорю, – стой смирно.

А Борис Николаевич нам махнул, чтобы шли своим делом заниматься.

Посидели ещё немного. Борис Николаевич станок выключил, из мастерской выходит.

– Шабаш!

На часы посмотрели, два часа прошло. Он к нам подходит, улыбается, а в руке держит что-то.

– Ну как?

И ту самую ось подает. И ведь все же сделал! Изломы резцом убрал, в обеих половинах отверстия высверлил и шпилькой их соединил. Ваньчик эту ось со всех сторон рассмотрел.

– Ну, – говорит, – вещь…

То свинтит, то развинтит, и так ее повернет и этак. Прямо не налюбуется.

– Что, – говорю, – Леха, это тебе не резисторы раскладывать?

Только это ведь Ваньчик. Сияет, как новый пятак, и ось гладит.

– Это работа, это да!

Перед школой задержались, я у Бориса Николаевича спрашиваю:

– А вы где так научились?

Он шляпу на очки сдвинул и говорит замогильным голосом:

– Многое ведомо мне…

Ваньчик вокруг физика так и ходит, так и ходит.

– Борис Николаевич, научите, а? Ну научите, Борис Николаевич. Нам тоже на труде показывали, скажи, Витька.

Сказал я. Жалко, что ли? У Ваньчика ведь вечно так: вынь ему да положь. Только, по правде, там и без станка работы будь здоров сколько. Борис Николаевич прибор какой-то откроет, а там пылища, ламп не хватает. Он зажмурится: «Ах-ах-ах! Глаза боятся!»

И тащит его к себе на стол.

А с Юрой мы почти неделю не виделись. Обиделся он на меня, что ли? Подумал, что не соглашусь, и обиделся? Или опять их куда-нибудь отправили? Прямо хоть у Ленки спрашивай, соседи как-никак.

Ваньчик ко мне в пять часов заявился.

– Ожидаются атмосферные осадки, – говорит, – пошли «ашникам» вкатим, а то скоро коробку зальет.

Мы в хоккейной коробке в футбол играем.

Вкатили. Стукали, пока мяч видно было. Подхожу к парадной – Юра на лавочке сидит.

– Ого, – говорит, – давай лучше постоим, а то скамейка совсем грязная будет. Ну как насчет завтра, один с кассетами съездишь?

Накрылась моя работа.

– Ну и хорошо. Вот тебе адрес, найдешь его там, и договоритесь. Вечером мне позвони. Не забудь.

Хоть бы спросил Ваньчик, почему я к Борису Николаевичу не иду. Надулся и все. Обижается, что я ему про себя не рассказываю, что ли? Ну и ладно, пусть что хочет думает.

На той бумажке адрес комиссионного оказался. Маленький такой магазинчик, а на витрине труба граммофонная. Я к прилавку подошел.

– Леню позовите, пожалуйста.

За прилавком дверь, продавец в нее ногой стукнул.

– Пигузов, на выход!

Внутри магазина что-то упало, потом затопали.

– Ну я, чего надо?

Стоит и дергается, как будто у него руки-ноги на ниточках. Так и хочется остановить его, честное слово.

– Надо-то чего, я на работе, между прочим.

– Я, – говорю, – от Юры.

Он меня за руку схватил – и внутрь. Там какие-то ящики, коробки и дверь во двор.

– Спятил? – шипит мне в ухо. – Тут кадры знаешь какие – жлоб на жлобе. Завидуют, что все достать могу. Вы меня что, под монастырь хотите?

Убивают его, можно подумать.

– Домой ко мне придешь. Через два часа, понял?

И опять ушел в своих коробках разбираться.

Я уж подумал – дороги из этих дворов не найду. Прямо лабиринты какие-то.

К Пигузову я пешком пошел. Топал до него, топал, а все равно ещё час оставался. Ладно, думаю, позвоню кому-нибудь, найду двушку и позвоню. Только ведь и звонить-то, как назло, некому: Ваньчик в лаборантской, а других телефонов наизусть не помню. Думал, думал – Ленкин вспомнил. Она его на своей половине парты написала, так эту половину мне как будто по телевизору показали. Ленка так Ленка! Позвоню, как будто уроки спросить. А там придумается что-нибудь. Я двушки не нашел, гривенник в автомат засунул, так поговорить захотелось. Кручу диск и соображаю: что придумается-то? У меня этот Леня в голове сидит, как четвертная контрольная, я, что ли, про него ей говорить буду? Базылева уже к телефону подошла.

– Але! – кричит. – Але!

А я трубку бросил и пошел из будки. Даже гривенника не жалко. Ну почему это такая ерунда получается? Ведь хорошее же дело делаем, а прячемся, как жулье какое-нибудь. Тому не скажи, этому не скажи! И не обманываем же никого. Или Юра этих своих знакомых стесняется?

Я слонялся незнакомыми переулками и все время перед Лениным домом оказывался. Какое-то место заколдованное.

Подумаешь, у кого какие знакомые бывают. До пенсии Юра будет им кассеты продавать, что ли? Наберем денег, и никакой нам Леня не нужен. Подумаешь, Пигузов. В магазин к нему, видите ли, нельзя.

Так время и прошло. На часы посмотрел – опаздываю. До самой квартиры как ошпаренный бежал. Звонков там целых три штуки. Я выбрал, который почище, нажал. За дверью ещё звенит, а уже – блямс! – дверь открывается. Как будто эта бабка так у двери и сидела. Смотрит на меня в щелочку.

– Тебе чего?

Я стою, соображаю, как сказать, а она губами жует и на меня смотрит.

– Гражданина Пигузова, – говорю.

Тут дверь опять – блямс! – захлопнулась. Надо было мне Леню спрашивать. А она, оказывается, цепочку снимала. Стоим в прихожей, бабка очки надела.

– К Леньке, что ли? А я думала – из милиции, как «гражданин»-то сказал. Без очков худо вижу.

И пошла. Я говорю:

– Бабушка, а комната его где?

– А ты понюхай, разит откуда – там наш Ленечка и живет.

Дверь сама открылась. Я и стукнул-то всего раза два. Пигузова не видно, а на диване лежит кто-то. Я говорю:

– Можно?

А там, оказывается, две комнаты, и Пигузов из второй выходит.

– Чего на пороге стоишь? Дверь закрой, соседка опять рыбу жарит. Напустила, понимаешь, вони.

Во дает, у самого воняет, как на помойке, а рыба ему помешала.

– Ты чего бабке сказал? Ты ей скажи, что ты мне брат. Нет, лучше – племянник из Петрозаводска. Усек?

Он все время по комнате носился и всякую дрянь в углы ногами расталкивал.

– Старуха вредная, ей в крематорий пора, а она рыбу каждый день жарит. В милицию ходит.

Тот человек на диване храпеть начал.

– Устал, – говорит Пигузов, – наломался. Тебе Юрка сказал, что я барахло не беру? Ты для барахла других дураков ищи. Чего смеешься? У меня техника – экстра, мне фирменную музыку давай. За мою технику один чудак мотоцикл давал. Дурень, точно? Кто ж музыку на тарахтелку менять будет?

Я говорю:

– Техника-то где?

У него в другой комнате в углу центр, куском обоев накрытый. Он обои снял, рукавом там чего-то потер.

– Видал?

А мне на эту аппаратуру смотреть жалко. Блоки исцарапаны, у одного фальшпанель краской заляпана, и ручки кто-то сменил, сразу видно: не те ручки.

– Ну, кассеты свои давай!

Кучей все на стол высыпал. Одну послушал, вторую.

– Говорил ведь, чтоб ерунду не носили. Вот я тебе сейчас поставлю.

Свои кассеты притащил, поставил одну. Ну музыка пошла! Поют вроде по-русски, а ничего не понять.

– Класс, точно? Аркадий Северный. Ну, твоих я парочку возьму, чтоб Юрку не обижать.

Деньги дает, я же вижу – за одну кассету. Я говорю:

– За вторую-то?

А он запсиховал сразу.

– Много ты, сынок, понимаешь! – орет. – Мы с Юркой по телефону договаривались. Я вот ему скажу, как ты на его товаре заколачиваешь. Сопляк паршивый! Думаешь, если Псих не знает, так и можно все? Ничего, сынок, Псих сегодня не знает, а завтра – раз – и с приветом. А ну катись отсюда со своим барахлом!

Понятно теперь, почему в комнате воняет: это от Ленечки. И слюной меня всего забрызгал. Ругаться начал, я думал – побьет. От стола оттащил.

– Нет, – говорю, – врешь. Сначала я свое заберу.

Кассеты свои забрал, а остальное в сумку ссыпал.

Иду к двери и чувствую, как ему ударить хочется. Дверь на лестницу открываю, а у самого руки дрожат. Я же никого ещё не боялся так.

Бабуля с кухни пришла, выпустила.

Дома кассеты из сумки вынул – нету одной. Ленечка-то! Ясно теперь, зачем он со своими кассетами суету устроил. Пошел из автомата Юре звонить. Он говорит:

– Ладно, сам я виноват, надо было мне к Ленечке ехать. Что он там про Психа говорил? Плевать, не обращай внимания. Пигузов тип, конечно, только не будет он шум поднимать. Ему шум поднимать никакого смысла. Сам же погорит. А тебе и вообще до этого дела нет, нам с тобой дальше раскручивать надо. А ты как думал?

Ничего я не думал и отказываться не собирался. Нехорошо как-то было. Юра помолчал.

– Никак мне без тебя, Витек, ну просто не выкрутиться.

Скорей бы эта беготня кончилась, поговорили бы.

ещё чуть-чуть – и я бы все Ваньчику про Юру рассказал. Ну просто напрочь забыл, что молчать надо. Уже рот раскрыл – вдруг кто-то сзади за руку тянет, а у Ваньчика лицо какое-то деревянное. Елки-палки, Гудилин! Вот подарочек-то. В руку вцепился – не вырвешь.

– Поговорить надо.

И тянет по коридору. Я обернулся – Ваньчик тоже идет. Гудилин говорит:

– Этот, ржавый твой, пусть останется.

Ваньчик ко мне совсем близко подошел.

– Жди, – говорит, – больше. Отстану я, как же.

Гудилин подумал и руку мою выпустил.

– Зуб даю, мужики, бить не буду.

Мы по лестнице до самой чердачной двери дошли. Я вниз посмотрел. Ваньчик на площадке стоит и кашляет как заведенный. Это чтобы я знал.

– Слышь, Кухтин, ты того кадра что, знаешь?

Я сперва не понял.

– Ну того… Ну когда я на крыльце…

– Юра?

– Да почем я знаю, Юра он или кто там ещё! Вспомнил, в общем. Он чего, точно в музыке петрит или трепался?

– А чего ему трепаться? – говорю. – Получше нас разбирается.

– Ага. – Гудок вниз посмотрел. – Ну подожди тогда.

Быстро на площадку вернулся. С коробкой.

– Классная, Кухтин, вещь. Стереонаушники. Фирма. Видал?

Там правда какая-то блестящая наклейка была, только я ее разглядеть не успел. Он коробку закрыл и сует ее мне в руки.

– Знакомый продает, понял? Десять рублей – вообще, понимаешь, даром. Вот гад буду, сам бы взял, только есть уже. Ну, отнесешь своему Юре?

К стене меня прижал, в живот коробкой тычет. Взял я эти наушники.

– Ладно, – говорю. Хоть бы, думаю, отстал поскорей, а он, как увидел, что я уходить собрался, прямо взвился.

– А задаток, – говорит, – кто давать будет? Вы там импортную вещь замотаете, а Гудилин отвечай? Задаток давай. Чего вылупился? Давай сколько есть. Не возьмет, так верну.

Вот история. Мне папа с утра трешку на столовую выдал. Отдал я ему. Ваньчик ко мне поднялся, коробку повертел.

– Я-то думал – он просто шпана, а он и спекулянт ещё. Тю-тю твоя треха. Нашел тоже с кем связываться.

А я, честное слово, разозлился.

– Ну да, – говорю, – ты у нас один умный. Чем по площадке внизу ходить, сам бы тут с Гудком попробовал.

Так в класс врозь и вернулись.

Не пошел я к Борису Николаевичу. Ну их!

Нет, как до девчонок дойдет, ничего не поймешь. Такое придумают, что хочешь – стой, а хочешь – падай. Весь вечер соображал, как бы Ленку похитрее спросить. Только с утра с Ленкой уселся, она ко мне поворачивается и говорит:

– Слушай, Кухтин, вы что, каждый день у Бориса Николаевича работаете?

– А как же, – говорю, – человеку надо помочь. Там работы знаешь сколько.

– А если ты один раз не придешь, человеку очень плохо будет?

Вот въедливая!

– Да не обижайся ты, Вить, просто я тебя сегодня в кино приглашаю.

Я Ленку все уроки рассматривал: чего это с ней? Так ничего и не понял. Может, шутит?

Какие там шутки! Только литература кончилась – она у нас последняя была – Ленка раз – и два билета на парту. Тут у меня Ваньчик стоит дожидается, а она мне свидание назначает.

– Смотри, Кухтин, не опаздывай, ладно?

Ваньчик стоит – рот до ушей, а у меня коленки, наверное, и те покраснели. Ну что за привычка дурацкая!

Я от всего этого даже про свои вопросы забыл.

На десять минут раньше пришел, думал – Ленку ждать буду. Ничего подобного: сидит в сквере на качелях, ногами болтает.

– Ты, Витя, в кино пойдешь?

– Билет, что ли, – спрашиваю, – потеряла?

– Да ну тебя, ничего я не потеряла.

И пошли мы вокруг сквера. Лена идет еле-еле и очень уж тихая какая-то. Вот привыкнешь к человеку в школе, а он – раз – и ещё какой-нибудь оказывается. Ну никогда бы не подумал, что Ленка столько времени молчать может. Мы сквер обошли – Ленка спрашивает:

– Витя, а Юра где учится?

– В кино, – говорю, – опоздаем. В техникуме он учится, а в каком – не знаю. Ты ему про меня докладываешь, могла бы и спросить. Говорила ведь с ним?

Ленка вздохнула, но к кинотеатру поворачивает.

– Юра, вообще-то, про моего отца спрашивал, а я вспомнила, как ты про своего говорил, что он во всякой радиотехнике разбирается здорово, ну я про него и сказала. Витя, а у них в техникум после какого класса берут?

Мы уже с ней в зале сидим, уже свет не горит, а она все свое:

– А техникум у них на какой улице?

Ну чего она у меня все про Юру выпытывает? Был бы хоть фильм плохой, а то нормальная картина. Я шепчу:

– Вопросы на бумажку перепиши, я тебе к четвергу отвечу.

Долго молчала, я думал – фильм смотрит.

– Витя, Витька, а день рождения у Юры когда?

Ну зачем было в кино приглашать?

А только после сеанса я ей ничего не сказал. Мы с ней рядом идем, а она ещё скучнее, чем перед кино была. Челкой своей не трясет, идет – в асфальт смотрит. Вот история. И про что с ней говорить-то – не придумаешь. Я ей около клена красивый лист подобрал – хоть ожила немного, прикладывает его к куртке по-всякому. Я спрашиваю:

– Ты это куда после школы с такой сумищей бегаешь?

Она листком махнула.

– Тренируюсь, Витька. Папа говорит: «У тебя не руки, Елена, а веревочки». Вот и тренируюсь. В греблю хожу.

Ничего, расшевелилась вроде. Я-то ее проводить хотел как полагается, а она около моего дома говорит:

– Ладно, Витя, я пошла, а то вон тебя ждут уже.

Я как Юру увидел, чуть не побежал сперва. Но он тоже быстро ко мне подошел.

– Да где же ты, старик, пропадаешь?

Ленка – чудачка, ну чего, спрашивается, ушла? Тут бы все сама и спросила.

– Слушай, Витя, второй адрес есть.

Я говорю:

– Ладно.

– Ну и нормально. Дня через два поедем. Да не волнуйся ты, первый раз вместе будем.

Чуть я про наушники не забыл. Домой пришел, стол открываю – вот они! Я коробку схватил – и за Юрой. Хорошо, что он не торопился, я его быстро догнал. Он наушники в руках повертел.

– На полчаса зайти ко мне можешь? Пошли.

Юра у себя в комнате эти наушники в два счета разобрал.

– Ну, видишь?

А там внутри все канифолью заляпано и провода еле держатся.

– Это они по частям откуда-то тянут, а собрать нормально не могут.

– Понятно, – говорю, – завтра отдам, пусть глупей себя ищут.

А Юра наушники внутри рассматривает, как будто интересное там увидел. Я ему через плечо заглянул – ничего, цифирки какие-то выдавлены, а больше ничего. Он ко мне повернулся.