Текст книги "Мы из спецназа. Дикие"

Автор книги: Андрей Щупов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 25 страниц)

Все произошло быстро, и, конечно же, она не успела ничего понять. Только хихикнула, когда металл глушителя скользнул по коже, поднимаясь от копчика к сердцу. Он нажал на спуск всего раз и вовремя успел поддержать падающее тело. Вода продолжала бурлить, и порции крови окрашивали мыльную пену, безвозвратно уносясь в водосток. Несколько минут полковник смотрел на мертвую Танечку и молчал. Она и теперь продолжала улыбаться – наверное, ликовала дурочка, празднуя одержанную над ним победу. Но в том и крылся подвох, что победа оказалась Пирровой. Своей оглушающей близостью с ним, юная глупышка выиграла лишь один-единственный приз, а именно мгновенную смерть. Большего, к сожалению, полковник ей дать не мог…

Свинтив глушитель, он сунул пистолет в карман. Чуть погодя достал мобильник и набрал номер Тренера.

– Привет, это снова я. Ты уже свободен?

– Да вроде пока не посадили, а что? Какие-то проблемы с банкиром?

– Да нет, с ним как раз полный порядок, Василиса с заданием справилась, мои люди сообщили, что коды уже у них.

– А что с главным сейфом?

– Тут все сложнее. Чтобы открыть этот сундук, нужны либо ключи сразу трех директоров либо…

– Наша ломовая технология. Я тебя понял, не продолжай… Как Василиса вела себя? Не брыкалась?

– Ребята сообщают, что нет. Похоже, с этим боровом ей даже интересно было работать. Мужичонка оказался не самым гипнабельным, трепыхался до последнего. – полковник пожевал губами. Говорить про банкира отчаянно не хотелось. – Послушай… Может нам стоит подумать над дополнительной атрибутикой?

– Что ты имеешь в виду?

– Скажем, символику какую-нибудь сообразить. Сам знаешь, молодежь любит такие вещи. Не свастику, так другую какую хрень. Или татуировку ввести, как у блатных.

– Ты что, на Кучера насмотрелся?

– Скорее, на его мальчиков…

– Послушай, ты ведь мне не для этого позвонил, верно? Выкладывай, что стряслось?

– Да, в общем, ничего особенного, – взор полковника вновь упал на лежащее в ванне тело. – Хотя одна проблемка все-таки возникла.

– Короче, что от меня требуется?

– Если можешь, пришли кого-нибудь ко мне забрать тело.

– Так ты что, все-таки шлепнул банкира?

– Это не банкир… – полковник нахмурился. – Видишь ли, это моя девушка.

– Девушка? – Тренера трудно было чем-либо изумить, но тут он изумился. – Мертвая девушка в твоей квартире?

– Да… Словом, потом как-нибудь расскажу. А сейчас высылай похоронную команду…

Глава 2

Пожалуй, только один Волк почуял приближение Финна. Настороженно приподняв лобастую голову, вопросительно глянул на Лесника. А в следующую секунду зашуршали ветви, и страшноватый альбинос с длинными сухими ногами и жилистыми веснушчатыми руками вынырнул из кустов. При этом он до колик напугал Левшу и заставил Хвана с Бурой схватиться за оружие.

– Спокуха, свои! – Финн неспешно приблизился к Леснику, с подчеркнутым уважением пожал ему руку. При этом он сознательно проигнорировал прочую компанию. Только Лесника альбинос считал себе ровней и только с ним говорил обычным своим тоном. Люди, удалившиеся от природы, переставали для него быть людьми, а потому он терпел Атамана, побаивался Горбунью, любил побороться на руках с мускулистым Мохом, но по-настоящему уважал только одного Лесника. С ним одним он легко находил общие темы, обожая поговорить о том, сколь низко пал человеческий род, от воды, тишины и деревьев уйдя в дым канцерогенов, грохот динамиков и синтетические жилища. В лесных дебрях Финн чувствовал себя, как рыба в воде, был вынослив, как дикий мустанг, а скорость на своих ходулях развивал такую, что угнаться за ним было трудно даже на коротких отрезках, не говоря о дистанциях в полсотни и более километров. Тот же Сема Кулак, державший со своими парнями проселочную дорогу, не раз пропускал его через свой пост, даже не подозревая, с какой легкостью Финн мог бы вырезать всю его компанию. Ничего удивительного, что именно этот человек выполнял у Лесника функции главного разведчика. Вот и сейчас он без особых хлопот сумел оторваться от чужаков, встретив людей Лесника в березовой лощине. Бегло окинув своими вампирьими глазищами малочисленную группу, он тут же присел на ближайший пень. Свою энергию он ценил на вес золота и преспокойно отдыхал даже в присутствии Атамана.

– А где Мох? Думал, его тоже с собой возьмете.

– За бабами оставили присматривать.

– Одного?

– Почему же. Там много еще народишку.

– Ну, да, конечно. Они там настерегут!… Сему-то предупредил?

– Само собой. Он парней к шлагбауму отправил – проверить лишний раз и вообще…

– Это правильно. А обувь принесли?

– Вот, – Лесник продемонстрировал завернутые в полиэтилен туфлю и кроссовку. – Там еще платьице свернутое. По идее, должно хватить.

– Годится. – Финн взял пакет, не разглядывая, сунул за пазуху. – Тренер-то уехал?

– А чего ему задерживаться? Собрал послушников в микроавтобус и рванул по северной дороге.

Финн покачал головой.

– Не нравится мне это! Ездить стали, словно на курорт. Того и гляди, наведут туристов…

– Не дрожи, туристов отвадим. Давай лучше думать о твоей сладкой парочке.

– А что о ней думать, – сами скоро сюда припрутся. Пес у них классный, бежит точно по следу. Вашему, между прочим. – Финн зло сплюнул. – Всегда знал, что все беды от баб. С хрена ли надо было волочь их в лагерь!

Лесник недовольно поморщился. Камушек явно метнули в его огород.

– Думаешь, эти лохи за ними идут?

– За кем же еще! Сам прикинь: позавчера этих дур в лагерь приволокли, а сегодня уже и гости пожаловали. Ясно, что за бабами явились. И кстати, они явно не лохи.

– Почему ты так решил?

– Движутся больно уверенно. И языками не треплют.

– Ты перчика им сыпать не пробовал?

– Пробовал, не выходит. Пес вышколенный – сразу в сторону уходит. Как прочихается, круги начинает нарезать. След ловит слету. Чтобы такого выключить, надо не перец, а яд сыпать…

– Что-то не врубаюсь я в ваш базар. – Хван прихлопнул на щеке комара, трубно высморкался. – Их же всего двое, так?

Финн сдержанно кивнул.

– Ну, и какие проблемы?

– Проблемы появятся, если мы не вычислим, кто это. – Рассудительно произнес Лесник. – Сам рассуди: стоило пропасть лахудрам, и сразу организовали поиск с ищейкой. А пропадут эти двое, и что начнется?

– Откуда же мне знать. – Хван пожал плечами.

– А должен знать! – Лесник со значением постучал себя по лбу. – Или хотя бы варианты прикидывать. Помнишь, Убогий сдуру по вертолету прогулочному шмальнул?

– Ну, и что?

– А ничего! Вертолет навернулся, а мы две недели шелохнуться боялись. В вертолете-то шишки сидели. Хорошо, хоть сгорело там все. Так и не дотумкали, кто их подбил. Но сколько вокруг сыскарей роило – и с неба, и с земли вынюхивали.

– Так это далеко было. – Подал голос Левша. – Все равно ничего бы не высмотрели.

– Дурень! Я же к примеру говорю! Или ты решил, что нас здесь трудно обнаружить?… Вот ты, Финн, скажи: трудно или нет?

Сверкнув своими жутковатыми глазами, альбинос пренебрежительно фыркнул:

– Проще пареной репы. Было бы, как говорится, желание.

– В том-то вся и штука! – Лесник сердито покосился на Хвана. – Нас с вами не ищут, потому и живем здесь припеваючи, а начнется какой хипеш, и возьмут за цугундер в пару-тройку дней.

– Ну, за пару дней далеко можно уйти.

– Ой, ли! – Лесник усмешливо прищурился. – Ну, и что тебе это даст? Как пороются в земельке, да как найдут первые косточки, – гон устроят почище, чем в Ираке. И не сомневайся, обязательно достанут! Хоть под Москвой, хоть на Дальнем Востоке. Когда хотят, они это умеют.

Присев на кочку, Хван расстегнул телогрейку, растерянно почесал голову выколотого на груди вождя мирового пролетариата.

– Надо было с шалавами подробно потолковать, узнать, кто они да откуда.

– Вот тут ты прав. – Признал Лесник. – Серьезного разговора у нас не было. Я, честно говоря, на Горбунью понадеялся.

– А она что?

– Да ничего. Сказала, что беседу провела, из лагеря не побегут.

– А биографию? Биографию она у них спросила?

– Вроде и об этом толковали, только ничего особенного ей не сказали. Короче, обычные телки, каких много.

– За обычными эти двое сюда бы не примчались.

– Может, и так, – прокряхтел Лесник. – Ну, да теперь поздно плакаться. Вернемся назад, потолкуем подробнее.

– А сейчас что делать будем?

– Да ничего. – Лесник хитровато прищурился. – Этих гостей мы в сторону попробуем увести. Авось и лишний пыл с них собьем. Бегать по лесу с высунутым языком – не самая приятная штука. Это вон только Финну в кайф, а нормальные люди любят дома сидеть да в телик пялиться. Может, надоест, и домой повернут.

– А если не повернут?

– Повернут, куда денутся! Ну, а заартачатся, попробуем попугать их маленько. Или поганок в котелок накидаем. Очко-то не железное, верно?

– Не знаю, – Хван в сомнении покачал головой. – Лично я бы мудрить не стал. Шлепнул бы их – и все дела.

– Ты и на зоне, видать, не слишком мудрил. – Хмыкнул Финн. – Оттого и засиделся в шерстистых.

– Ты только зону мою не трогай! – блеснув стальными фиксами, Хван угрожающе приподнялся. – Ты ее не топтал, не тебе и судить о ней!

– Ладно, не гоношись. Нам силенки для другого следует поберечь. – Лесник вновь обернулся к альбиносу. – Как, Финн, есть какие-нибудь прикидки? Куда поведем этих козликов?

Финн неспешно сунул в рот травинку, какое-то время размышлял. Никто не мешал ему думать. Альбинос был парнем резким и злым, но мысли умел выдавать дельные. Немудрено, что к нему прислушивался даже Атаман… Наконец, встряхнувшись, Финн решительно проговорил:

– В мертвые деревни их поведем. Через Городище и Чертово болото.

– А сами в болоте не потонем?

– Сейчас не весна, топь за лето подсохла, так что пройдем.

– А почему этот маршрут выбрал? – поинтересовался Лесник.

– Во-первых, дорога знакомая, а во-вторых, шансов встретить случайных людишек практически нет. Там же по слухам радиация, вот и не суется никто.

– А за собственные яйца не боишься? – угрюмо поинтересовался Левша. – Отсушишь разок, и будут потом шестирукие детки.

– Мне за себя бояться нечего. Альбиносам так и так нельзя рожать. – Финн фыркнул. – Да не ссы, лопушок. Никакой радиации там нет. На карте лажа помечена, – это ведь вояки знаков кругом наставили. Для понту. У них там ангар подземный когда-то был, вот и пугали народишко, пускали в обход.

– Значит, решено. – Лесник кивнул. – Перебиваем им след, петляем, а после выходим к мертвым деревням. Ну, а там по ходу дела поглядим, что да как. Если не повернут домой, возьмем их тепленькими. Будут потом огороды наши полоть…

Глава 3

Такой Горбунью, вероятно, никто еще в лагере не видел. Девушки видели первыми, хотя даже не подозревали об оказанной им чести. Старуха сидела в высоком кресле, старательно распрямив скрюченную спину, возложив руки на подлокотники, грозными своими глазищами вперившись в зеркальное трюмо. Платье на ней было одно из лучших – расшитое мелким жемчугом, из темного шифона, с кружевными оборками на рукавах. Но самое главное заключалось в том, что впервые за много лет старуха велела сделать себе прическу. Для этого использовали весь имеющийся в доме арсенал инструментов. Кроме того, на ночных углях разогрели кипяток для женских бигуди. Электрощипцам старуха справедливо не доверяла, полагая, что время и без того основательно проредило ее шевелюру. Тем не менее, на голове колдуньи кое-что еще сохранилось. Именно с этими уцелевшими волосенками сейчас и возилась Мариночка, пытаясь из ничего состряпать подобие кудрей. Ни она, ни наблюдавшая за странной процедурой Марго, не задавали лишних вопросов – да в этом и не было нужды, – старуха сама развлекала их рассказами. Такое уж снизошло на нее настроение. Кто знает, возможно, для того и понадобились ей юные пленницы, чтобы было с кем поболтать, кто мог бы поведать ей о текущей моде и современной косметике. Сельские жительницы неплохо управлялись со скотом и готовкой, могли стирать, вязать и гладить, но в деле совершенствования внешности они мало что понимали. Между тем, годы брали свое, с каждым месяцем пригибая колдунью ниже и ниже к земле. Все чаще одолевали болезни, нарастала ломота в суставах, а подходить к зеркалу порой казалось просто страшным. Глаза, которыми она так гордилась в молодости, которые казались ее ухажерам обрамленными в мех бровей и ресниц агатами, теперь превратились в пару блеклых камней. Они и теперь не утратили былого сияния, но если раньше блеск их очаровывал и кружил головы, то теперь он обрел иную силу, погружая людей в боязливый ступор, превращая в бессловесных рабов. По этой же самой причине старуха злилась на науку. Раньше она казалась себе неотразимой красавицей, женщиной из тех, кого именуют роковыми, но на поверку все оказалось проще и скучнее. Прошли десятилетия, и на свет вынырнули термины вроде повышенной сенситивности и гипноза. Очарование объяснили цветовой гаммой радужки и химическим составом меланина, – тайна превратилась в обыденность.

Но хуже всего было то, что ко всем прочим бедам прибавилась старость – явление, с которым не могла совладать даже она. Между тем, как многим пожилым людям, ей хотелось и дышать полной грудью, хотелось приобщения не к зловещей магии, а к обыкновенной юности. Так и получилось, что этих двух красавиц, волею судьбы оказавшихся в лесном лагере, никто из бандитов не тронул. Потому что запретила Горбунья. Странным образом она рассмотрела в них тех давних озорных девчушек, какими были они сами с сестрой более полувека назад. Конечно, их судьбы сравнивать было сложно, и все-таки много находилось и похожего. И они с Василисой были такими же красавицами, и точно так же угодили когда-то в переплет, успев побывать в плену у Махно в его родном «Гуляй Поле», переехав позже в ставку генерала Краснова, а после и в штаб Колчака. Словом, поколесили они по свету изрядно – видели и конные атаки, и сожженные деревни, и артобстрел городов. Собственно говоря, именно их переписка с громогласным воздыхателем «Алешенькой» легла в основу романа «Хождение по мукам». Горбунья по сию пору верила, что в красную Россию великий писатель вернулся только из-за них, – очень уж мечтал вновь повидать двух прелестных сестренок…

– Все бежали в Крым, а мы почему-то не торопились. – Дребезжащим голосом рассказывала Горбунья. – Глупыми были, ветреными. Это ведь сейчас революцию все клянут, а тогда многие ей радовались, жили надеждами на лучшее. Так и получилось, что Алеша укатил в Европу, а мы здесь остались. Только потом, когда повидали первые виселицы, когда чуть не погибли под саблями конников Буденного, побежали к Колчаку…

Слушая странный этот рассказ, Мариночка продолжала расчесывать волосы старухи, а Горбунья с прежней угрюмостью разглядывала себя в зеркале и безо всякого выражения повествовала о своей судьбе:

– У него ведь в романе все наоборот поначалу было. Главные герои служили белому движению, а злодеи присягали красным. Но с таким романом никто бы его в Россию не пустил. А домой ему очень хотелось. Он ведь русским был. Потому и решил перехитрить судьбу.

– Вы говорите об Алексее Николаевиче Толстом? – изумленно спросила Мариночка. До нее это дошло почему-то только сейчас.

– Ну, конечно! О ком же еще? Только Алексеем Николаевичем мы его никогда не звали. Просто Алешенькой.

– Так он что, переписал свой роман?

– Не то чтобы переписал, но исправлений было много. По сути – все поставив с ног на голову: белых сделал красными, а красных – белыми. С его талантом это было совсем несложно. Зато и вернулся в Россию не просто графом, а литературным королем. Даже Горькому на своем Олимпе пришлось потесниться. Но Горький был человеком от сохи, выше обывательского уровня не видел, а Толстой все-таки вырос из графского сословия. Кроме того, его отличала редкая проницательность. Смешно сказать, но он жил не умом, а плотью, а плоть Алешеньки всегда подсказывала верные решения. – Горбунья чуть улыбнулась. – Он ненавидел революцию, но при этом умудрился завоевать расположение Сталина. Он клеймил врагов СССР, но при этом ничуть не расстроил своих отношений с западом. Даже когда ему стало совсем невмоготу писать про былинные подвиги большевиков, он и тогда нашел гениальный выход.

– Он сочинил роман «Хлеб»?

– Нет, роман «Хлеб» написал не он. Тому человеку он просто хорошо заплатил. Сам же он писать про Сталина с Ворошиловым не мог физически. Он ведь был гурманом по жизни, любил все вкусненькое, а от этих типов его воротило. Потому он и сделал ход конем, поменяв жанр. Толстой стал писать сказки и детские очерки, ушел в историю и фантастику. Кстати, его примеру последовали многие другие великие писатели…

Пальцы Мариночки дрогнули, и, ощутив на себе взгляд старухи, она боязливо посмотрела в зеркало. Так оно и было: с пугающей сосредоточенностью Горбунья изучала ее в зеркале. В бесцветных глазах искрилось неведомое пламя и, даже будучи отраженным от серебряной амальгамы, оно вызвало у девушки отчетливую оторопь.

– Вы читали его знаменитую «Аэлиту»? – сурово спросила Горбунья.

Вопрос явно адресовался обеим девушкам. Должно быть, с такими интонациями допрашивают подозреваемых следователи. Во всяком случае, не ответить было никак нельзя, и Марго с Мариночкой кивнули почти одновременно.

– А знаете, с кого он писал этот образ?

Обе девушки изумленно приоткрыли рот. Марго даже чуть привстала на своей кушетке.

– Неужели с вас?

На лице старухи промелькнула тень довольства.

– Хотела бы я так сказать, да не скажу. Мы с сестрой были близняшками – белокожими резвушками с абсолютно одинаковыми голосами и глазками. И познакомились с Алешенькой еще до революции. Он был значительно старше, но мы моментально вскружили ему голову. Встречались с ним по очереди, пока он не заподозрил неладное. Пришлось признаться во всем, хотя ситуации это ничуть не изменило. Так что кого он любил из нас больше, осталось тайной и поныне. – Горбунья чуть качнула головой, реагируя на неосторожное движение Мариночки. – Впрочем, много позже, когда в сталинских лагерях меня наградили этим проклятым горбом, он бы, конечно, выбрал себе Василису, но к тому времени Алешеньки самого уже не стало…

Взгляд Горбуньи погас, на несколько минут она замолчала.

– Возможно, я обманываю себя, но я ведь десятки раз перечитывала его романы, и я отчетливо вижу, с кого он писал своих героинь.

– Я так поняла, что вашу сестру зовут Василисой. – Отважилась спросить Маргарита. – А вас… Как зовут вас?

– Меня? – старуха сипло рассмеялась. – У меня, девоньки, сейчас одно имя: Горбунья – вот кто я теперь. То прежнее имя я и вспоминать не хочу. Очень уж далеко все ушло и уплыло.

– Но ведь осталась память.

– Память – это да… – многочисленные складки на лице Горбуньи дрогнули, в один миг превратив ее в ведьму из фильма ужасов. – О, если бы я могла хоть на час переместиться в прошлое! В тот самый кабинет, где три рослых мужика в мундирах НКВД наглядно доказывали мне, что есть большевистская мораль. Они-то и поломали мою спину, а со спиной поломали и жизнь. – Старуха с шипением выдохнула из себя воздух. – А ведь все могло получиться иначе. Совершенно иначе! – глаза в зеркале вновь полыхнули адским пламенем. – Я бы могла уничтожить их, если бы захотела. Всех троих!… Но я была еще дурочкой. Глупой и наивной дурочкой. И все еще верила, что сильные глаза могут быть только красивыми…

Старуха опять надолго замолчала. И лишь, спустя несколько минут, снова заговорила:

– Только много позже я поняла, что сила не может быть красивой. На какой бы сцене ее не выставляли, в какие наряды бы не наряжали. Сила бывает только злой!

– А справедливой? – горячо возразила Маргарита. – Разве сила не может быть справедливой?

– Девонька моя, как же ты еще молода!… Ну, конечно же, может! Но при этом она все равно будет злой. Потому что любая справедливость связана с местью, а месть доброй не бывает. – Губы Горбуньи заметно поджались. – И однажды я докажу вам это. Докажу, превратив эту деревушку в кладбище.

– В кладбище?

– Да, в кладбище. Или пепелище, это уж как вам будет угодно. Потому что больше Атамана я ненавижу только тех выродков, что изуродовали мою спину. И я уничтожу всю их банду до единого человечка!

– Почему бы не сделать это прямо сейчас? – тихо спросила Мариночка.

Горбунья подняла голову, и в огромных ее глазах девушка отчетливо разглядела затаенную муку.

– Меня удерживает только страх за сестру.

– Василису?

– Да, они держат ее где-то в городе. Случись что со мной, и ее немедленно убьют. А Василиса… Это то единственное, что связывает еще меня с этим миром…