Текст книги "Черный меч царя Кощея"
Автор книги: Андрей Белянин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]
– Отворяй ворота, сыскной воевода! Пробил твой час, пора и ответ держать!
– Приём заявлений граждан с девяти ноль-ноль, – спокойно ответил я. – То есть через кучу времени! И проходите по одному, не толкайтесь, становитесь в очередь, как положено.
– Он чего ж, издевается над нами, что ли? – Боярин склонился к стоящему у седла дьяку.
– Шутки шутить изволит, – гаденько поддакнул Филимон Митрофанович.
– Я шуток не люблю!
– Дык всем же ведомо, что Никитка-безбожник завсегда над добрыми людьми изгаляется, – сокрушённо покачал бородёнкой дьяк. – Уж скока я от него натерпелся, кто бы знал...
– Вона оно как?! Ну так мы ему быстро укорот дадим, верно, молодцы?!
– Уря-а... – нестройно ответило боярское войско, на всякий случай смыкая ряды.
Поверьте, им было чего опасаться. На шум и бряцанье железа со всех улиц потянулся встревоженный народ. Общеизвестно, что, насколько бояре не любят милицию, настолько же простой люд не любит бояр. Банальное уравнение равенства неравных. Я понятно объясняю?
– Грех не воспользоваться, – весело подмигнул мне Митяй. – Небось ежели лукошкинцы поддержат, дык мы их аж за городскую стену вышибем! Вот ужо заживём тогда...
– Ни царя, ни власти, всё можно?! – холодно осадил его я. – Митя, наша задача сохранять мир и закон в городе, а не раздувать искры революционно-братоубийственной войны. Потом не разгребёмся на пепелище...
– Да мы чуток побунтуем, и всё!
– Нет! – рявкнул я и, обернувшись к Бодрову, продолжил: – Граждане бояре, напоминаю вам о том, что нападение на сотрудников милиции карается уголовным сроком от двух до пяти лет. Есть желающие на каторгу?
– Не убоюся я пещи огненной, не убоюся геенны адской, не убоюся казней египетских, не убоюся и тебя, аспид-участковый! – истерически начал петь дьяк Филимон и уже спокойно добавил: – Запугивает, знамо дело! Вы уж, с божьей милостью, пальните по воротам из пушечки, чё тянуть-то?
Действительно, промедление было смерти подобно. Где-то далеко ударили в колокол, к отделению со всех концов бежали люди. И если простые лукошкинцы испытывали страх перед Змеем Горынычем, то боярское войско особым авторитетом не пользовалось. А уж если дойдёт до драки, так я бы на думцев и пустую пивную банку не поставил. Не хватало одной искры. Всего одной...
– Митька беспутный, энто ты опять бузотёришь? – Из толпы выбралась дородная бабка Матрёна. – Дык чё ж стока силы на одного оболтуса нагнали? Поди, я и сама его отшлёпаю.
– Пушки к бою! – грозно приказал Бодров, но поздно...
Тётка Матрёна встала перед нашими воротами, скрестив руки на груди.
– Ну виноватая я! Ну погорячилась, наорала на парнишку. А кто б не наорал, коли он завсегда в мою капусту граблями немытыми лезет?! Да тока не за такую вину по нему из пушки палить...
– Я больше не буду! – тут же взял правильную ноту наш младший сотрудник.
Народ поддержал его дружным ворчанием, типа всё, вопрос решён, мирное урегулирование состоялось. Но, видимо, глава думской фракции считал иначе. Его холопы быстро выкатили вперёд маленькую мортиру, засыпали порох и стали брать прицел.
– Отойди в сторону, дура! Не твоего бабьего ума в энто дело лезть. Щас мы от его гнезда паучьего и мокрого места не оставим.
Горожане замерли в шоке. Кто-то пригнулся, кто-то крестился, в руках пушкаря появилась палка с фитилём, и тут прямо к пушке беззаботным пританцовывающим шагом направился лукошкинский юродивый Гришечка. Тот ещё персонаж, но на Руси к ним и цари прислушивались...
– Пошто злые люди тётеньку обижают? Не по-божески так-то. – Он бесстрашно заглянул прямо в жерло пушки и рассмеялся. – Не догонишь, не поймаешь, меня Никита-участковый убережёт, я за него Богу молиться буду, а не за тебя, дурачка...
– Цыц! – Лицо боярина пошло красными пятнами, но он взял себя в руки. – На вот тебе копеечку, купи орехов-пряников!
Гришечка ловко поймал брошенную монетку и тут же выронил её, дуя себе на пальцы:
– Больно-о! Жжётся-а! Плохой человек копеечку дал, ему её черти на огне раскалили. Больно сделал Гришечке, ай больно-о...
– Да что ж мы стоим, православные? – во весь голос возопила тётка Матрёна. – Юродивого обидели-и-и!!!
Это была первая недостающая искра. Народ опомнился, сдвинул брови, засучил рукава и пошёл в кулаки. Вторая искра упала с фитиля, и точнёхонько на пороховое отверстие. Мортира рявкнула, и чугунное ядро, перелетев через наши ворота, едва не разнесло угол конюшни. После секундного замешательства спасти боярскую думу уже не смог бы никто...
– За Гришечку! За тётку Матрёну! За отделение милицейское живота не пожалеем! Навались, народ, накипело-о!
Огромная толпа со всех сторон захлестнула боярские дружины, и уже кто, почему, за кого и зачем, понять было невозможно. Люди отводили душу от всей широты русской души! Если, конечно, так можно выразиться. Поскольку участвовали в этом безобразии и армяне, и немцы, и азиатские торговцы, и все, кто успел добежать, а там уж...
– Никитушка, чё вы там застряли-то? Ехать пора, – поймала нас бабка в тот момент, когда мы оба, не сговариваясь, полезли через ворота поучаствовать по мере сил. – Не-не, сотруднички, вам туды нельзя. У вас другая служебная задача. Поехали, поехали, покуда все заняты...
Мы с превеликой печалью, выражаясь высокопарным литературным слогом, покинули трибуны. Вмешиваться и разнимать кого-то там было просто нереально. Все на нервах, всем надо выпустить пар, вот вернём сотню Еремеева, тогда и будем разбираться.
Баба-яга, одетая в тёплую походную кофту поверх сарафана и невысокие женские сапожки, подгоняя клюкой, затолкала нас с Митькой в избушку, нетерпеливо царапающую землю куриными лапами на заднем дворе.
Думаю, сама идея создания этого гибрида архитектуры и животного могла бы свести с ума любого серьёзного учёного. Изба была настоящей, деревенской, маленькой, однокомнатной, с печкой, столом и лавками, сверху крыта соломой, на крыше конёк изящной резьбы по липе или берёзе. Ноги у неё тоже настоящие, куриные, крепкие, без целлюлита, покрытые мозолистой жёлтой кожей с чешуйками. Яиц изба не несла, но бегала со скоростью ополоумевшей хохлатки от лисы, быстро, вёртко и хрен поймаешь.
– Все на месте? – пересчитала нас по головам Баба-яга, втягивая за нами приставную лесенку. – Вроде все. Держись крепче, Никитушка! Митенька, от окошка отойди – не вылетишь, так закупоришь. Всё. Пошла, что ль, старая?!
Повинуясь то ли её словам, то ли мысленному приказу, избушка вздрогнула, скрипнула всеми брёвнами и двинула прямиком через двор, на главную улицу. Ступу, как я потом отметил, мы успешно забыли. Но, может, и к лучшему, она тяжеленная, как рояль...
А избушка, легко перемахнув ворота, сбила с ног едва ли не половину думцев, на миг задержалась, словно бы любуясь произведённым эффектом, а потом бодренько потрусила в сторону Базарной площади.
Люди орали, свистели, улюлюкали вслед, но в погоню никто не кинулся. Боярской гвардии точно было не до того, а простой народ только радовался нашему спасению. До крепостных стен тоже добежали довольно быстро, главные ворота города стояли нараспашку под охраной десятка скучающих стрельцов. Так те нам ещё и честь отдали...
– Эх, пошла опергруппа на выезд! Вот жизнь у людей! А нам за ними тока пыль глотать...
Так что за город мы выбрались практически без проблем. Я говорю «практически», потому что одна проблема дала о себе знать примерно через час-два. Мы только приспособились к тряской рыси избушки, научились пить чай на ходу и ловить сбегающую по столу посуду, когда Баба-яга поманила меня пальцем:
– Сокол ясный, у тебя случайно ничего царского при себе не завалялось?
– В смысле? – Я похлопал себя по карманам и открыл планшетку. – Если вы имеете в виду какую-нибудь вещь, принадлежащую нашему Гороху, то, увы, нет. Он мне, кроме сабли, ничего не дарил.
– Плохо дело... – скуксилась бабка. – Как узнать, в какую сторону он лыжи-то навострил?
– Ну в какую, к Стеклянной горе на востоке. По идее, маршрут у нас один.
– Так энто мы знаем, что Змей на Стеклянной горе гнездо своё свил. А царю-то откуда сие известно? Он мог на все четыре стороны за ветерком припустить и в ус не дуть!
– Тоже факт, – согласился я. – Ваши предложения?
– Ты у нас начальник, ты и предлагай.
– А можно я скажу? – подал голос Митя.
– Потом скажешь, – отмахнулись мы с Ягой.
– А кто-нибудь видел, в какую сторону он направился?
– Какая разница, из города одна дорога идёт. Вот куды он с неё свернул, энто вопрос...
– Давайте искать перекрёсток. Что у вас там обычно стоит – столб с табличками или камень с указателями? Ну там направо пойдёшь – коня потеряешь, налево пойдёшь – жена убьёт...
– Дозвольте же и мне слово молвить?
– Помолчи, Митя, – ещё раз попросили мы, нервно продолжая спор и невзирая на чьи-то далёкие крики о помощи. Такое бывает...
– Нет у нас на дороге таких камней. Они, поди, тока в сказках и осталися. А тока думаю я, Никитушка, далеко наш самодержец не ушёл. Остановился в ближайшем кабаке коня напоить, так до сих пор сам протрезветь не может.
– Бросьте, Горох – нормальный царь, а не законченный алкоголик!
– Скажешь, не пьёт?
– Пьёт. Но только по серьёзному поводу.
– Дык у него жену похитили, повод-то и есть серьёзней некуда!
– Никита Иванович, Бабуленька-ягуленька, – взмолился Митяй, махом закрывая нам рты ладонями. – Мне одному кажется, что снизу кричит кто-то, али энто глюки головного мозгу?
Мы переглянулись и прислушались. Действительно, сквозь топот куриных ног слабенько доносились жалобные обрывки стонов, причитаний и мата.
– Нешто избушка моя во что-то вляпалась? А ну стань по-старому, как мать поставила!
Изба остановилась с армейской чёткостью, на раз-два. Мы открыли дверь, Митяй быстренько спустил вниз приставную лестницу. Я сунулся первым и ахнул! На левой куриной ноге, привязав себя поясом, сидел принципиальный борец с милицейским произволом в скособоченной скуфейке...
– Гражданин Груздев, а вы-то, извиняюсь за выражение, какого хре... тут делаете?!
– Не своим желанием, а токмо волей подцепившей меня сей курятины ввергаюсь в тьму фараонову, – клацая зубами, начал он. – Пустите, ироды милицейские, хоть на минуточку, ножки распрямить да отогреться. Опять же место филейное отбил напрочь, и вся борода в репейниках. Гнала ж, зараза, по буеракам да кустам, дороги не разбираючи...
– Бабуль, у нас тут заяц безбилетный, – крикнул я наверх. – Вести в дом или гнать в три шеи?
– Тащи его сюды, сыскной воевода, – сурово подтвердила Яга, мстительно потирая ручки. – А я-то, старая, думаю, кого мне в супе сварить, на чьих косточках покататься?!
Дьяк побледнел, обмяк и молча рухнул с куриной ноги, потеряв сознание. Бросить его там, посреди чистого поля, мы, естественно, не могли. Я кивнул Мите, он спустился, привычно вскинул тощего скандалиста на плечо и потащил в избу. Мне оставалось только в очередной раз глубоко задуматься: почему в каждом нашем расследовании всенепременно всплывает дьяк?!
Что бы мы ни делали, чем бы ни занимались, какое бы расследование ни вели – Филимон Митрофанович Груздев будет торчать в нём, словно в каждой дырке затычка! Я не знаю, почему так происходит. Наверное, надо просто принять это как данность и не париться, и пошло оно всё...
– Ну, что со свидетелем делать будем, соучастнички? – сурово спросила Баба-яга, когда мы смогли продолжить путь.
– Предложение имею. – Митя первым поднял руку. – Вот ужо как будем чащобу лесную проезжать, дык Филимона Митрофановича там и оставим! Святое дело, никто не обидится. Пусть его ночью волки съедят, не подавятся...
В принципе почему бы и нет? Лично я бы только пожелал им приятного аппетита.
– И ведь вроде как не слишком жестоко, – согласно покивала бабка. – С учётом степени вины энтого вредителя даже милосердно получается. Ить и не припомню даже, где я так нагрешила, чтоб мне каждую ночь дьяк снился? А ведь снится, зараза...
– Это вам к Фрейду, в осознание бессознательного. Нет, убивать гражданина Груздева нам нельзя. Не то чтоб я был против, но мы милиция, а не суд. Вынесение приговора и приведение его в исполнение не в нашей компетенции.
– И чё ж, не с собой же его тащить, Никита Иванович?
– Хорошо, Мить, тогда отведи Филимона Митрофановича обратно в Лукошкино.
– Пешком, что ли? – не понял он.
– Пешком, естественно, а мы дальше поедем. Нам задерживаться нельзя.
Пока Митька долгое время собирался с нематерным ответом, глава нашего экспертного отдела за рукав оттащила меня в сторону:
– Нешто нам и впрямь его с собой на дело брать? Ох, Никитушка, всё понимаю, а тока ить намучаемся мы с ним...
– Других вариантов всё равно нет. Высадить не можем, возвращаться в город поздно, оставить его где-нибудь на перевалочном пункте, а на обратном пути подобрать?
– Энто ежели тока у Кощея на Лысой горе, – скрипнула зубом бабка. – Дык милосерднее будет здесь же подушкой придушить!
– Душить будете вы или Митя?
– Тьфу на тебя, участковый, – надулась Яга, а лежащий пластом дьяк наконец-то подал голос:
– Не убивайте меня, злыдни милицейския-а! Я вам пригожусь!!!
Мы трое почти синхронно хлопнули себя по лбу. Судьба-индейка вновь взяла в руки краплёную колоду, а мы вынуждены играть выпавшими картами. По идее, пригодиться гражданин Груздев мог только для одного – неравноценного обмена на любую из пленниц.
Правда, для того чтобы прельститься тощим дьяком, Змей Горыныч должен был бы быть полным идиотом, но с богатой фантазией. Учитывая, как мало мы о нём знаем, случиться может всякое. Вдруг он как раз таки любит сгрызть тощего немолодого мужчину под пиво, вечерком, со скуки?
– Митя, свидетель поступает под твою охрану. Беречь, но не лелеять. Кормить, но не баловать. Трясти, но не взбалтывать. Выгуливать только на поводке. Вопросы?
– Может, мне потом за работу энту адову какая-никакая премия в конце года будет?
– Не наглей.
– Понял, исполняю. – Обиженно поджав губки, наш младший сотрудник рывком поднял дьяка с лавки. – Вставай, арестант, чего разлёгся?! Метлу в зубы и давай вона порядок наводи. Чтоб через полчаса у меня вся изба блестела!
– Со всяческим моим смирением диктату Навуходоносорову подчиняюся, – мелко перекрестился наш незваный гость, с хрустом выпрямил спинку и бодренько приступил к уборке.
Кстати, это правильно, эффективность трудотерапии ещё никто не отменял.
Пока мы с бабкой строили хотя бы приблизительные планы возможного диалога с Кощеем, наш младший сотрудник впервые ощутил весь кайф полноты власти над безотказным подчинённым!
Дьяк буквально порхал по всей избе, наводя такой лоск, что просто не нарадоваться. Задним умом я прекрасно понимал, как всё это он нам десять раз припомнит в своё время: и жалобу напишет, и счёт выставит по полной программе. Но это же потом когда-нибудь, если ещё доживём, правда?
А сейчас пусть трудится, не всё ему милиции кровь портить, пусть отрабатывает свой проезд и кормёжку...
– Сколько нам ещё до Лысой горы?
– Дык не особо далеко. Думаю, до заката на месте будем.
– Бабуль, а как вы вообще представляете наш визит к Кощею? Глава Лукошкинского отделения милиции пришёл к главе самой крупной преступной группировки с предложением посотрудничать...
– Чего ж сразу нет? Ить когда его Карга-Гордыня достала, так он тебе первым в ножки поклонился. И ничего, не сломалась спина. Так вот и нам надобно гордость в карман упрятать да и перетереть по теме.
– Вообще-то это уголовное выражение.
– Так мы к уголовнику и идём! Стало быть, придётся тебе, соколик, на его языке разговаривать.
Я криво улыбнулся и ушёл в прострацию. Отношения с гражданином Бессмертным у нас были не особо дружественные. С одной стороны, по-моему, не было вообще ни одного преступления, где хотя бы косвенно не был замечен Кощей. Один раз нам даже удалось его арестовать и отправить на каторгу, откуда он, впрочем, сбежал в рекордно короткие сроки.
Да, действительно, разок мы работали с ним в паре. Или даже два раза, если вспомнить о заговоре Чёрной Мессы, он тогда ещё пообещал не пускать к нам иноземную нечисть. И должен признать, что, пока мы разбирались с Вельзевулом, действительно ни один злобный гном, бешеная фейри, чёрный эльф, злобный тролль или ещё кто-нибудь в этом роде Лукошкино не посещали.
Возможно, это Кощей поставил кордон, возможно, они и сами не собирались. Туризм в России во все времена сродни экстриму, так что выполнил гражданин Бессмертный свою часть договора или нет, до сих пор вопрос открытый. Да мы уже практически и позабыли об этом, честно говоря...
Избушка на курьих ножках мерно бежала по указанному маршруту. Дьяк, наведя порядок и старательно отдраив вверенное ему помещение, гнусаво пел псалмы, что неслабо убаюкивало. Митю срубило первым, Бабу-ягу второй, я крепился дольше всех. Но тем не менее в какой-то момент всё равно рухнул в сновидения, как в омут с головой. Что снилось, толком и не вспомню: какие-то обрывки, невнятный сумбур из моей прошлой жизни в Москве, лицо Олёны, почему-то очень злое и раздражённое, царь Горох, пьяный, недобудимый никакими средствами, Орёл, поглощающий бабкины пироги с Митькиной скоростью...
– Помогите-э, Никита Иванович, измена-а!
Я открыл глаза так резко, словно будильник под ухом прозвенел. Дьяк Филимон как раз заканчивал затягивать узел у меня на щиколотках. Не раздумывая, на автомате я врезал ему с правой в ухо так, что подлец отлетел аж к печке, где ещё получил по маковке выпавшей заслонкой. Развязав узлы ногтями и сбросив путы, я поднялся на ноги.
Икры тут же отдались острой болью тысячи иголочек. В левом углу на лавке полулежала связанная Яга, в правом углу – Митька. У обоих во рту были обрывки тряпок вместо кляпа. Ай да дьяк Филька! Один, без посторонней помощи, практически всю опергруппу обезвредил! Это достойно как минимум уважения и как максимум отдельной камеры с последующим торжественным расстрелом у забора и последней выкуренной сигаретой.
– Вот, значит, каким образом вы платите за наше доброе отношение?
Я развязал своих сотрудников, пригласив всех на короткий, но значимый суд над подлым Филимоном Митрофановичем.
Митяй и Яга не стеснялись в выражениях, парламентские вежливости были отправлены пешим ходом в задницу, и самое мягкое наказание Филимону Митрофановичу выглядело примерно так. Он встаёт в чистом поле, наклоняется ромашку понюхать, а избушка со всей дури лупит ему куриной ногой так, что дьяк летит аж до самого Лукошкина! Кстати, может, и дальше, как повезёт с погодой, если лётная, то запросто...
Но, увлёкшись праведным судом над этим гадом в скуфейке, мы как-то не сразу обратили внимание на то, что изба-то давно стоит. То есть по идее мы прибыли. Или попали...
– Тук-тук! – Кто-то громко постучал в дверь неприятным костяным стуком. – Кто в теремочке живёт, чей дух чую, кто нежданно-негаданно сам собой в гости пожаловал?
Баба-яга замерла, быстро прикрыв ладошкой рот. Митя потянулся за табуретом. Я отрицательно покачал головой: не надо, не спасёт. Единственное, что нам оставалось, это говорить правду.
– Гражданин Бессмертный? – Я распахнул дверь и встал на пороге.
Увиденное не обнадёживало. У самых куриных ног на огромном чёрном коне восседал главный преступный ум современности. Кощей Кирдыкбабаевич был одет в боевые доспехи немецкого образца, на бедре здоровенный меч с волнообразным клинком, забрало опущено, а в прорези только глаза пылают, как оранжевые угли.
За его спиной развёрнутым строем два десятка конных рыцарей-зомби в воронёных доспехах. А за ними ещё и неорганизованная толпа шамаханов, размахивающих копьями и кривыми саблями. Значит, до Лысой горы мы успешно добрались согласно утверждённому маршрутом времени.
– Ага, попалась, ищейка милицейская! – не веря своему счастью, возопил Кощей. – А кто энто у нас там внутри? Яга-изменница! Митька беспутный! Да что ж за день-то сегодня такой?! Щас в пляс пойду от радости!
Он действительно заёрзал в седле, не удержал равновесия и брякнулся навзничь.
– Чёй-то злодей наш вытворяет? – высунулся Митя.
– Брейк-данс, – неуверенно предположил я, глядя, как гражданин Бессмертный размахивает руками и ногами, лёжа на спине.
В принципе мне понравилось, Яга тоже пару раз осторожно хихикнула. Чёрные рыцари не двинулись с места, они же наверняка всё делают по приказу. Шамаханы, наоборот, возмущённо загомонили и уже практически были готовы броситься на нас, когда мы с Митькой спустились вниз по лесенке.
– Руку!
– Чего? – не понял Кощей. – Предложение, что ли, делаешь?
– Руку давайте. – Я помог ему встать и пояснил: – Перетереть надо. Тема есть.
К моему немалому удивлению, наш вечный враг тут же закивал, похлопал меня по плечу и, кое-как взгромоздившись на лошадь, махнул нам рукой.
– Идём, Никитушка, что зря стоять-то, – подоспела бабка. – Или велишь мне опять свою избушку к лесу задом поворачивать?
Я поискал в её словах какую-нибудь подозрительную двусмысленность, вроде с первого раза не нашёл, а на второй было уже неинтересно.
– Никита Иванович, а дьяка куда денем?
– Не знаю, Мить. С собой тащить не хочется. Не хватало, чтоб он у Кощея спёр чего-нибудь или скандал закатил.
– У печки его оставим, – вмешалась Яга. – Небось оттуда не сбежит, да и некуда ему. Разве в лес, к волкам, али в степь, к шамаханам. Я б на его месте и носу за порог не высовывала.
Мы пожали плечами и не стали дискутировать. А зря, кстати...
– Фараоны проклятые-э... – тихо донеслось из окна избушки. – Хучь под кустик по-маленькому пустили бы, а?
Я было дёрнулся, но Баба-яга, мстительно ухмыльнувшись, подхватила меня под локоть и повела вслед за Кощеем. Митя шмыгнул носом, показал язык чёрным рыцарям и поспешил за нами. В первый раз я спускался по ступенькам Лысой горы как гость и, быть может, даже союзник. Что, впрочем, абсолютно не гарантировало личной безопасности всей нашей опергруппе.
И самое трогательное, что на данный момент это никого из нас не волновало. Я доверял Яге, Митя мне, а у бабки были свои далеко идущие многоходовые планы. Ну то есть я, конечно, наверняка об этом не знал, но очень хотелось, чтоб были. Жизнь-то ведь только начинается...
Мы прошли через знаменитый коридор страхов. Это была первая фишка Кощеева жилища: идёшь себе подземным коридором по ступенькам вниз, а из стен на тебя всякие монстры бросаются. Причём именно те, которых вы больше всего боитесь. Ничего личного, чистая психология.
Я тут был не раз и уже ничего не боялся, а особо настырных ужастиков просто щёлкал по носу. Они морщились, обижались и исчезали. Баба-яга шла, погружённая в собственные мысли, и, похоже, ни одного монстра, способного её напугать, в природе просто не существовало. А вот Митя со своими комплексами боязни мертвецов (убей бог, не помню, как это правильно по-научному называется, кажется, некрофобия) успел повеселить всех.
– Ой, мертвец страшный! Боюсь, боюсь! Ой, с него уже шкура сползает и кости наружу! Ой, он меня щас укусит, а то и ногу отгрызёт! Ой, храни господь раба своего, и чего ж я, дурак, в церкви плохо молился? Ой, спасите, помогите, Никита Иванович, отец родной, явите такую милость, дайте вон тому скелету ползучему поперёк лба ногой милицейскою! Ух ты, спасибо, хорошо-то как получилося... И вон того, пожалуйста. И вон энтого! А ну, нечисть поганая, кто на нас с участковым?!
Как вы понимаете, никто особо не рисковал. Митя развлекался, показывал язык, вертел задом, оттопыривал средний палец, строил рожи, и никто из монстриков даже плюнуть на него в ответ не смел. Потом были живые металлические ворота с шипами и змеями, но тут уже нас хозяин провёл. В его интересах. Мы гуськом прошли в небольшую залу, более похожую на офисный кабинет для свиданий. Кощей жестом указал нам на четыре свободных кресла.
– Ну что ж, враги извечные, опергруппа лукошкинская, ныне вы все в моей власти. Знать желаю, что мне мешает сей же момент всех вас лютой смерти предать?
– А плюху по уху?! – мгновенно завёлся расхрабрившийся Митяй.
Гражданин Бессмертный сухо щёлкнул пальцами, и наш младший сотрудник замер египетской мумией.
– Ибо злодей я и поступки мои злодейские. Пока паханы да начальники речь ведут, бывшим петухам встревать нечего. А тебе, участковый, милость окажу великую, второй раз ответить позволю. Чего надо, короче?
– Есть тема, – покосившись на Ягу, начал я.
– А ещё короче можешь?
– Могу. В два слова: Змей Горыныч.
Кощей взял долгую паузу, потом, скрипя доспехами, достал из ящика письменного стола пузатую бутыль портвейна, отгрыз пробку вместе с частью горлышка и сделал большой глоток.
– Уверены?
Глава нашего экспертного отдела молча провела себе большим пальцем под горлом и выразительно клацнула зубом.
– Когда?
– Порядка трёх дней назад. Прилетел со стороны восточных границ. Украл трёх девушек. – Кого именно и в каком виде, я пока уточнять не стал.
– Проснулся, стало быть, братец старший, – меланхолично кивнул Кощей, делая ещё один долгий глоток. – Триста лет о нём ни слуху ни духу, а теперь нате вам, нарисовался. И главное дело, чуть что, сразу за старое, девок воровать!
Я недоуменно обернулся к Яге, та пожала плечиком. Действительно, если нашей бабушке сколько-то там за сто, а Змей выходит на охоту раз в двести – триста лет, то выходит, что этот доисторический дельтаплан с огнемётом на тысячи лет старше самого Кощея! Наш главный мафиози от одного упоминания имени «старшего братца» заметно нервничает. С чего бы?
– Гражданин Бессмертный, расскажите, пожалуйста, о...
– А я не у тебя на допросе, чтоб ты меня «гражданином» обзывал, начальник, – раздражённо оскалился хозяин дома, отхлебнул ещё и, глядя на меня сквозь бутылку, попросил: – Кощеем зови, запросто, без церемоний, случай не тот. Выпьешь?
– Немного, – согласился я.
Баба-яга чуть заметно кивнула, хотя в мужской разговор не вмешивалась. Значит, пока всё идёт как надо, своим путём. Кощей смёл какие-то бумаги со стола, достал рюмку, дунул в неё, протёр платком и, булькнув граммов тридцать, пододвинул мне.
– За что пить будем?
– Каждый за своё, участковый.
Я коротко кивнул, и мы опрокинули не чокаясь. Кощей вновь взялся за бутылку, но я, поймав предупреждающий взгляд Яги, накрыл свою стопку рукой.
– Мне достаточно.
– Не уважаешь меня?
– Это не имеет отношения к делу.
– Любить не прошу, но уважать как наипервейшего злодея – обязан!
– Не напирайте. Мы здесь не в гостях, а по службе.
Кощей перебрал указательным пальцем все морщины у себя на лбу – от бровей вверх, потом вниз, и кивнул. Выпил ещё, потом, не спрашивая разрешения у бабки, закурил длинную вонючую сигару и, вытянув ноги под столом, продолжил:
– Откровенность за откровенность. Ты первый, сыскной воевода. Рассказывай, как всё началось, что сложилось, каким чудом вы живы остались, какую информацию секретную о братце моём сводном нарыть сумели?
Я тоже понимал, что сейчас не время лукавить, строить какие-то хитросплетённые версии или интриги. Проще всё рассказать как есть, а дальше разберёмся. Хотя всё ещё можно попробовать до времени утаить имена.
– Начнём с того, что в Лукошкине, во время мытья в бане, были похищены сразу три девушки. На этот раз я сам был свидетелем преступления. Видел из окна соседнего здания. Правда, ни предотвратить его, ни задержать злоумышленника возможности не было...
Мне пришлось рассказать о панике в городе, о нашем походе в Нижний мир, об отсутствии государя, уехавшего изображать Рыцаря печального образа, обо всём, что нам удалось узнать, и, самое главное, о причинах, по которым мы явились сюда за помощью.
Гражданин Бессмертный прикончил бутылку, достал вторую. Пил он, как я понимаю, практически не пьянея, что при его сухопаром телосложении казалось странным.
У нас в милицейском училище в Москве был один прапорщик, азербайджанец Мусаев, весом, наверное, за сто пятьдесят килограмм. Так вот, он на спор выпивал без закуски три бутылки коньяка и без запинки зачитывал по памяти любой пункт устава постовой службы, разъезжая по учебному треку на служебной машине. И ни фига ему за это не было! Наоборот, даже начальству на спор показывали.
Так вот Кощей тоже пил тяжёлый алкоголь как воду, без закуски, и ничего, прямо Джеймс Бонд какой-то. Ну, может, икнул пару раз, не более...
Меланхолично допив в одно рыло вторую бутылку, Кощей прикрыл глаза и начал свой рассказ:
– Змей этот – тварь древняя, реликтовая. В те времена не тока святой Руси не было, но и сами людишки по пещерам жили, на медведей с дубинками бросались. До сей поры кости в земле находят разных змеев да ящеров, тока память о них в былинах да мифах живёт...
– Динозавры? – предположил я.
Наш хозяин кивнул:
– А это дети Змея нашего. Он силой мужеской от рождения наделён был сверх меры, потому и плодился где ни попадя. Да и с кем, тоже не выбирал особо. Кого встретит, того и отметит!
– То есть?
– Не пингвин, и ладно! А со скуки может и пингвин сгодиться, – со скрипом пожал плечами наш негостеприимный хозяин. – Как на всех женится да супруги детишек наплодят, так он с трудов великих спать ложится. Когда на год, когда на два, а когда и лет на сто – двести.
– То есть научно это никто не подсчитывал?
– Люди ленивы и живут мало. По сей причине сказания о нём в разные времена у разных народов по-разному всплывают. Потомство его тоже всяким было: у кого только пасть да зубы, а мозгу с ноготок, кто цельные города захватывал, с богатырями да царевичами ратился, но – все! завсегда! – на плоть девичью падки были...
– Думаете, этот наш Змей и есть отец-прародитель?
– Может, да. А может, и нет. – Кощей задумчиво поскрёб лысый череп. – Вдруг это кто-то из сыновей его, братьев или племянников? На моей-то памяти уже лет шестьсот – семьсот таких гадов к нам не залётывало...
Я припомнил бабкину сказку о Бове-королевиче и ржавом мече царя Гороха. Возможно, после того эпохального боя Змей действительно затаился.
– Скажите, а почему вы называете его старшим братом?
– Потому что он меня младшим назвал. – Наш собеседник потянулся было за третьей бутылкой, но передумал. – Бились мы как-то за красавицу одну, имени уж и не упомню. Молодой я был, дерзкий, силой бахвалился, в честный бой лез. В общем, в том честном бою одолел он меня за две минуточки. В глаза заглянул, посмеялся да и отпустил: дескать, иди, младший братец. Иди, да помни-и-и...
Кощей одним движением скинул кирасу, порвал на груди кольчугу и развернулся к нам. От ключиц вниз белел старый отпечаток четырёхпалой лапы с когтями. Более всего это походило на след от раскалённого железа. Господи, с каким же чудовищем нам придётся иметь дело...
И тот, кто нанёс Кощею такую метку, сейчас держит в плену мою Олёнушку?! Я непроизвольно сжал кулаки, так что ногти врезались в кожу. Баба-яга успокаивающе погладила меня по плечу, шепча на ухо:
