Текст книги "Сестренка из Преисподней"

Автор книги: Андрей Белянин

* * *

Анцифер и Фармазон – мои личные духи и для окружающих, как правило, невидимы. Зато вполне… ощутимы! Классическая голова Кентавраса недоумённо дёрнулась из стороны в сторону, от пощёчины справа и от оплеухи слева. В глубоко-синих глазах обиженно сверкнула влага.

– Прекратить самосуд! – как можно суровее попросил я. Ангел повиновался безропотно, а нечистый дух ещё покочевряжился, изображая тяжёлую внутреннюю борьбу с переполняющим его праведным негодованием.

– Послушайте, дорогой Кентаврас, – угрожающе-дружелюбным тоном начал я. – Возможно, мне показалось… Возможно, у меня слуховые галлюцинации… Возможно, я не там расставил смысловые акценты, но вы вроде бы только что обозвали меня «серой гнидой»?!

– Истинно так! – честно подтвердил злосчастный, собственноручно подписывая себе смертный приговор.

 
Как же иначе сказать мог бы язык непослушный,
Если ты сам имя чудное назвал, на себя же кивая? Но, впрочем,
Часто певцы, дар от Орфея успешно приемля, с тем же талантом
Себе имена раздают, и такие порою… Волосы дыбом!
 

– Сергей Гнедин, а не Серая Гнида! – взвизгнул я, по-детски топая ногами.

Кентавр прислушался, с чисто лошадиной грацией поводя ушами, и радостно заявил:

 
Вот же опять ты вдохновенно и ярко «Сергиус Гнидас» сказал…
Что ж я, глухой и не слышу? Муза какая тебя нарекла столь отвратно?
Но не волнуйся зазря, я же с первого раза имя запомнил твоё
И уже не забуду…
 

Я в бессильной ярости заскрипел зубами.

– Серёга, давай ему по сопатке накостыляем! – взвился обнадёженный Фармазон.

– Ни за что! Кент лишь ошибается в произношении, что вполне извинительно и никак не может служить доказательством злого умысла. Русские имена очень трудны в переводе на древнегреческий, а рукоприкладство всё равно не метод! Всегда можно договориться… Так что отойди, а не то в глаз получишь! – вступился покрасневший ангел.

Похоже, опять назревала драка, но я спешил вперёд, и никакие разборки не входили в мои планы. Чтобы не искушать судьбу, стоило ещё раз попытаться найти разумный компромисс. Для начала заткнуть дебоширов… Это легко, я просто поймал обоих за шкирку и сунул себе за пазуху, в складки туники. После чего вежливо обратился к Кентаврасу:

– Давайте поговорим напрямик. Так сказать, как мужчина с мужчиной! Без всяких гекзаметров, предельно коротко, на уровне «да» и «нет».

– Как в Лаконии? – ужаснулся кентавр.

– Именно! – непреклонно подтвердил я. – А теперь ясно, внятно и по существу – чего вы от меня хотите?

– Любви.

– Чего-о-о?!

– Любви… – застенчиво признался породистый нахал. – Любви твоей хочу и ласк телесных, лобзанья губ и единенья тел.

– Ничем не могу помочь! – жёстко отрубил я, когда наконец отдышался и мысленно призвал все громы Олимпа на голову извращенца. – Ваших внезапно вспыхнувших чувств никак не разделяю, поскольку давно женат и даже имею малолетнюю дочь.

– Я буду любить вас всех!

– В каком смысле?

 
Любить тебя, любить твою жену, и дочь твою любить я стану!
Уверен, что столь многомудрый муж взял в жёны не последнюю корову…
Наверняка она высокогруда и крутобёдра, словно ваза с Крита,
А дочь от матери отстанет ненадолго, едва лишь минет ей…
 

– Не надо, понял!!! – Последние слова у него вырвались, когда я молча поднял ближайший булыжник, услужливо подсунутый Фармазоном. Видимо, у меня было очень выразительное лицо… Кентаврас опечаленно вздохнул и повесил нос:

 
Девы летят от меня резвокопытным кобылам подобно…
Запах им мой ноздри калечит, бесспорно… Нимфы бегут,
В воды ныряют нерейды, разве козу где поймаю, но редко…
Ныне стада пастухами и лютыми псами хранимы. Гоняют…
Куда уж тут ткнёшься, однако…
 

– Мыться не пробовали? – Если всё дело исключительно в запахе, то тут я понимал любую девушку.

– А что, помогает? – заинтересовался он.

Боже, на что я трачу время… Мне-то какое до всего этого дело?!

– Финская баня, хороший шампунь, гель для душа и приличный мужской дезодорант! Не успеваете записывать, запоминайте так. Мне пора.

 
Не оставляй же меня, о певец благородный, имеющий в сердце
О друге случайном заботу! Мне лишь позволь поцелуем горячим
Выразить всю благодарность за тёплый совет и участье…
 

Кентавр опять раскатал губки, пришлось его экстренно переключать на другой объект.

– Коза!

– Где?!

– Вон там, за поворотом, хвостиком мелькнула!

– Хорошенькая? – вытянул шею сторонник свободной любви. Я злорадно кивнул. Савраска рванул с места так, что только пыль взвилась…

Ну, вот и ладушки, а нам пора к Аиду. Анцифер и Фармазон высунули головёнки у меня из-за пазухи и церемонно пожали друг другу ручки. Обычно это обозначало боевую ничью, а следовательно, мой поступок по отношению к доверчивому кентавру можно было отнести в разряд плохих, но хороших. Удобно-о… Я выпустил близнецов, и мы втроём направились в самую главную пещёру, благо периодически мелькающие тени достаточно точно подсказывали путь.

Вход был обыкновенным, потолок высоким, ничего такого ужасающе специфического на первых порах не обнаруживалось. Наверное, я всё же подсознательно ждал чего-то вроде черепушек со скрещёнными косточками или резиновых мертвецов голливудского разлива. Увы… Всё чистенько, аккуратно, без паутины, интимный полумрак, подземельная прохлада, разве что красные дорожки не выстелены.

– Фармазон, а не напомните ли вы мне, что это, собственно, за место – Тартар? К сожалению, мои знания ограничиваются общеобразовательной школой и неглубоким изучением древнегреческой литературы в институте.

– Да нет проблем, – охотно кивнул чёрт. – За историческими анекдотами и дорогу скоротаем, и уровень твоей чахлой культуры хоть чуть-чуть повысим. Циля поправит, если я где увлекусь… Итак, всё началось с одного мрачного типа по имени Хронос. Мужик был любвеобильным, детишек стругал каждую ночь, как папа Карло. Потом выяснил у одной шизанутой гадалки, что именно из-за детей он и потеряет власть. Ну, ясен пень, папашка не придумал ничего умнее, как жрать собственных младенцев сразу же по прибытии жены из роддома! Супруга, кстати, особо не протестовала, хныкала в своём будуаре, но чтоб мужа упрекнуть – так ни-ни! Однако же сорвалась эта дамочка… Дескать, что ж я тут рожаю без передыху, аки крольчиха озабоченная, а он тока жрёт, гад?! Ну и сныкала последнего сынулю в пещерке, а Хроносу кирпичину в подгузнике подсунула. Ничего, заглотил – не поперхнулся… Так вот потом этот уцелевший младенчик на поверку оказался самим Зевсом Громовержцем! Что он сделал с родным папулей, когда вырос, я тебе говорить не буду… Уважение к богам, как таковым, теряется махом! Циля, руки прочь! Я ж не касался твоего христианства… Могу продолжать?

– Дальше продолжу я, – с истинно ангельским терпением овладел собой легковоспламеняющийся Анцифер. – Зевсу удалось победить Хроноса и даже выпустить из его утробы остальных языческих богов. В том числе и Аида, который впоследствии, на правах старшего брата, взял себе во владение самую большую вотчину – мир мёртвых. «Райскую жизнь» здесь практически никто не получает. Богов много, каждый смертный уж кому-нибудь из них чем-то не угодил. Таким образом, некоторое наказание несут все. Владыке Тартара нельзя отказать в изобретательности, он, несомненно, философ и большой знаток человеческих слабостей. Мучения, которым он подвергает несчастных, разумеется, ими заслужены и вполне справедливы. В любом случае, посмотреть на это весьма поучительно…

– Ребята, а что, по-вашему, здесь могло понадобиться Банни?

Они не успели ответить, тоннель сделал поворот, представив нашему взору жуткую сцену: высокий костистый старик вздымал огромное каменное весло, готовясь опустить его на голову загнанной в угол волчицы!

* * *

– Наташа-а-а!!! – взревел я, бесстрашно бросаясь под удар. Потом была дикая боль в макушке, и тяжеленный обломок весла злобно брякнул меня по большому пальцу правой ноги. Потом… не помню! Темнота, судороги, несмешное продолжение эстрадного монолога о деревенском парне, идущем днём из бани, а рожа кра-асна-а-я… Видимо, в чувство меня пытались привести сразу все, потому что в ушах привычно препирались сразу два знакомых голоса, а чьё-то лицо (неужели моё?!) старательно вылизывал ароматно-слюнявый язык. Боль сначала притупилась, а потом и вовсе куда-то исчезла… Вместе с ней плавно ушло реальное понимание действительности. В том смысле, что я всё-таки слышал голоса (правда, теперь уже целых три!) и осознавал, что вылизывание мне (как ни странно!) нравится. Особенно в области шеи и правого уха…

– Циля, ты только глянь, как она Сергуньку выслюнявливает! Ой, меня сейчас стошнит от зависти…

– Отвали, сбиваешь! Господи пресветлый наш, помоги безвременно ушибленному поэту, рабу твоему…

– Хм-м? Э… А-а? Тэк-с, тэк-с, тэк-с… Блин горелый, да она ж его… Серёга ведь бесконтрольно лежит, одни условные рефлексы. А эта лижет, как… во французском кино!

– Уйди, зашибу! Господи Боже, и её тоже прости, ибо в наивности своей не ведает, что творит на людях…

– Ё-моё! О, о, о… Не, ну?! Ёма-а…

Может быть, там говорилось о чём-то ещё, не уверен, что в таком состоянии я был в силах чётко фиксировать монологи и диалоги. Глаза открылись на удивление легко, рот тоже, а вот воспроизвести хоть какие-то звуки язык отказывался категорически. Картина, явившаяся взору, повергла меня в полное изумление… Судя по всему, я находился в непонятной пещере, гроте или тоннеле. Зачем? Ума не приложу. Рядом течёт река, волны чёрные, как в Фонтанке, и веет от них невыразимо безысходной тоской. Я сижу на холодных камнях, прислонясь спиной к сырой стене, а напротив две фигуры. Здоровенный старик в короткой тунике, бледный, словно известь, и мрачный до невозможности. Борода ниже пояса, руки перекручены жилами, а острые глаза вроде двух гадюк в засаде, вот-вот ужалят… Рядом с ним, но ближе ко мне, крупная серая собака. Похоже, овчарка… Скособоченным взглядом отмечаю, что не кобель. Странная собачка, какая-то… слишком желтоглазая, что ли? Ладно, это пока не принципиально… Вопрос в другом – что здесь делаю я?! Не помню… Значит, надо спросить. А у кого? Ну, не у собаки же…

– Дедушка? Да, да, я к вам обращаюсь, простите, что не по имени-отчеству…

– Кхм… – величаво откашлялся старик, это меня ободрило.

– Вы не подскажете, где я нахожусь? Вот поверите, ударился головой об столб и всю память, как стих в компьютере, стёрло… Мне надо в центр, на Малую Морскую или Гражданскую.

– У-у-у… дык?.. – честно призадумался мой немногословный собеседник, между делом почёсывая поясницу.

– Не знаете? Какая жалость… Ну, хоть покажите, в какой стороне у вас тут ближайшая станция метро.

– Хэ! Мн… ты уж, да-а… – скептически хмыкнул дед, складывая пальцы в совершенно неприличную фигуру, что, видимо, и вывело из столбняка неподвижную овчарку. Во время нашего содержательного разговора она только глядела на меня вытаращенными глазами, даже не виляя хвостом. А тут её словно взорвало! Одним прыжком преодолев расстояние между нами, серая собачка жёстко припечатала меня передними лапами к стене и без обиняков спросила:

– Любимый, ты рехнулся?!

– А-а?! Эк… пт-у… Ё-ё-ё! – не хуже костлявого пенсионера выдал я, ибо зрелище говорящей овчарки было для меня более чем шокирующим. Кстати, вот только в это мгновение откуда-то из подсознания выплыла мысль, что это, похоже, всё-таки не собачка, а волк! В смысле, волчица… Но это не важно, важно то, что она разговаривала. И ещё как! Чёрт побери, да она просто орала на меня. Как на собственного мужа…

– Солнце моё, что с тобой?! Скажи мне правду, где болит? Нет, нет, милый, только не делай такое непонимающее лицо – ты меня пугаешь…

– Гр…р…ражданочка, – кое-как пробормотал я, – не уверяйте меня, что собаки разговаривают.

– Я – не собака! Попрошу без оскорблений!

– Охотно извиняюсь… Но даже если вы волк (пардон, волчица), то и они не разговаривают тоже. Отсюда следуют всего три версии: либо я сплю… Тогда ущипните меня, пожалуйста.

– Да я тебя лучше укушу! – с энтузиазмом ответила хищница и так тяпнула меня за ухо, что я взвыл. Как вообще не откусила… Ну а то, что всё это не сон, теперь предельно ясно, повторные эксперименты не требуются.

– Больно-о…

– Серёжа, а ты, вообще, в порядке? – заискивающе завиляла хвостом разговорчивая волчица. – Ты ведь получил та-а-кой удар по голове… Каюсь, из-за меня! Даже готова попросить прощения за то, что не успела вовремя предупредить.

– Оставшихся вариантов два. – Я попытался чуть сдвинуться в сторону. Ухо горело огнём, и попадать в эти зубки ещё раз не улыбалось ни капли. – Или я пьян, или сошёл с ума. Первое можно смело отбросить, серьёзной выпивки не было уже больше месяца, пара бутылок пива – не в счёт. Предполагать худшее не хочется, но надо смело смотреть фактам в лицо. Если волчица разговаривает, значит, у меня не все дома…

– Все, – с дрожью в голосе, запротестовала страшная зверюга, доверчиво лизнув меня в щёку, – все дома, Серёженька, не волнуйся! И я, и Фрейя, и ты… Всё будет хорошо, милый… Я спасу тебя.

– Не утруждайтесь, я и сам себя спасу. Мне приходилось читать кое-какие романы типа «Палаты номер шесть». Главное в этой ситуации – не спорить с собственными бреднями, и тогда они постепенно растают сами… Вы – говорящая волчица! Очень интересная вариация… Замечательно, вот и побеседуем.

– Я – твоя жена!!!

– С чего бы это?! – даже обиделся я.

– Не помнит… – Жёлтые глаза с ужасом повернулись к старику, словно ища у него поддержки и сострадания. Дед развёл руками, выдав самое многозначительное из всех своих «Кхм… хр-р-р… упс!»

– Не помню! – Мельком глянув на правую руку, я отметил отсутствие обручального кольца на безымянном пальце. – Начнём с того, что я вообще не женат. А если бы и был, так не на животном же! Я, знаете ли, подобными извращениями никогда не увлекался…

– Серёжка, не буди во мне зверя! Или ты сию же минуту меня вспомнишь, или я тебя… съем! А сама буду счастливо доживать свой век весёлой вдовой.

Тут было над чем призадуматься. В грот уже набилось большое количество полупрозрачных теней. Старик, судя по всему перевозчик, отвязывал от серого валуна допотопную лодку, а серая волчица грозно стояла передо мной в ожидании окончательного ответа. Нет, я отдавал себе отчёт, что в чём-то она права… Голова снова начала болеть, и память совершенно отказывалась воспроизводить хоть какие-то осколки воспоминаний. Может, я и вправду чего-нибудь подзабыл? Но ведь не жену-волчицу… Такое, простите за грубость, не забывается!

 
Поберегись, Сергиус Гнидас, хранимый богами поэт сладкогласый!
Ибо свершилось прозренье твоё, и летит в небесах белопенных
Дева, подобная дочери гарпий, что крыльями медными машут.
Лик же прекрасный её я не сравнил бы…
 

– Ой, мама! Мне-то за что?!

Похоже, дело запутывалось окончательно… Оказывается, не только я, но и весь мир вокруг сошёл с ума! С чем себя и поздравляю…

* * *

Прямо под каменным сводом потолка мелькнула гибкая девичья фигурка, звонкий крик эхом разнёсся по подземелью:

– Я – Сейлор Мун! Борец за Добро и Справедливость!

Кажется, я это уже слышал?! Но где? Боже мой, что же это было… Совсем юная девочка, акселератка лет пятнадцати-шестнадцати, в бело-синей матроске, красных ботфортах, с короной ухоженных золотистых волос. Она свободно парила над нашими головами, нимало не смущаясь, что коротенькая юбочка не скрывает буквально… Короче, там было на что посмотреть! Фигурка у златовласки впечатляла отроческой гармоничностью форм. Впрочем, действия девицы напрочь подавляли любые импульсы на тему «подойти, познакомиться поближе». Обозревая нас сверху гневными голубыми глазищами, она громогласно оповестила, что явилась сюда по делу – творить справедливость во имя Луны! А начала с того, что перевернула лодку, свалила старика ударом каблучка в висок и мигом разогнала все тени. Я так и не понял, какой Луне и с какого рожна это было надо?! Серая волчица, набивавшаяся мне в жёны, попыталась в вертикальном прыжке поймать блондинку за юбочку, но только напрасно клацнула зубами. То ли прыжок недостаточно высокий, то ли юбка чересчур короткая… Девочка театрально расхохоталась и скрылась в тумане, висящем над чёрной рекой.

– Банни, стой! Вернись сейчас же! Я – твоя старшая сестра, и я говорю: – верни-и-и-сь!!! Или я… я тебе… тебя!..

Ага, ждите… Волчица в ярости укусила собственный хвост и повернулась к выходу из пещеры. Навстречу, прихрамывая, брёл очень одинокий кентавр с самым печальным лицом. Его облик вызвал у меня некие смутные ассоциации, возможно, я видел похожего актёра в кино. Но вот в каком конкретно фильме – не вспомню, хоть убейте!

 
Скорбно стою пред тобою, почти не дыша, головою склоняясь смиренно,
Именем Зевса и Геры, супруги его благонравной, тихо прощенья прошу.
Я ведь не верил тебе, когда ты говорил терпеливо о всяческих бедах,
В Тартар спешащих, подобно лукавейшим змеям… Ныне узрел
И узрел всё своими глазами… О, ужас! И кто бы подумал, однако…
 

– Это вы мне? – не сразу догадался я.

Кентавр тягостно вздохнул, кивнул и продолжил:

 
Там, за скалою гранитно-могучей, и вправду козу я увидел.
Жадно она, молодая, зелёную травку щипала, и вид её был
Словно бальзам для иссякшего сердца, сладостной негой
И пенным желаньем его наполняя! Я же мгновенно
Беглянку настиг и в объятиях сжал благодарных безмерно,
Но Афродитой клянусь, что милашке то было приятно!
Нежно она мне мемекала, этим согласье своё выражая,
Увы… в то мгновенье, когда я ловко её развернул и почти…
В общем, сразу рухнуло с неба исчадье бесстыжих титанов,
Рёвом весь дол огласив: «Я – Сейлор Мун! И творить не позволю
Насилье!» Далее вот, посмотри, что она натворила…
 

Несчастный продемонстрировал левую переднюю ногу, перевязанную пёстрой тряпкой, огромную шишку на лбу и щедро повыщипанный хвост. Я счёл долгом вежливости проявить чисто мужское сочувствие:

– М-да-с, очень печально. Быть может, вам следует обратиться в милицию? К врачу тоже зайдите обязательно. Лучше к ветеринару…

– Странный совет ты даёшь, о певец, скудоумием бодрый, – начал было кентавр, но волчица зачем-то влезла в разговор:

– Не обращай внимания, Кентаврас, он ничего не помнит. Ни тебя, ни меня, ни даже себя самого… Лучше подойди сюда и помоги Харону вытянуть лодку, нам надо договориться…

Кажется, эти двое знали друг друга. Ну что ж, это их сугубо личное дело и меня ни капли не касается. Пока все, включая оправившегося старца, были заняты обсуждением насущных проблем, я опустился на камушек в уголке и предался невесёлым размышлениям.

Как ни парадоксально, серая хищница била меня железной логикой… Да, я не помню ни её, ни человека-лошадь, но ведь и о самом себе я тоже ничего толкового сообщить не могу! Так, обрывочные воспоминания, непонятные, но знакомые слова, названия улиц… А кстати, что такое «улица»? Не помню… Полная амнезия! Плохо. Как же теперь жить, а? Пока эта задача ещё не встала передо мной в полный рост, зато к явной потере памяти добавились ещё и две полнометражные галлюцинации. Одна в белом, с крылышками и нимбом над головой, другая в чёрном, тоже с крылышками, но вместо нимба – маленькие рожки. Впрочем, что их объединяло, так это полные сострадания взгляды, направленные в мою сторону.

– Сергей Александрович, скажите мне ради всего святого, вы и нас не помните? – начал белый.

– Завянь, Циля… Видел же, как хозяина по кумполу веслом треснули, чего ради раны бередить?! Спасать его надо!

– Обратиться к официальной медицине?

– А она хоть кому-нибудь помогала?! – вопросом на вопрос парировал чёрный. – Вон, у лодочника второе весло осталось, если возьмёмся вдвоём, да с размаху, то у Сергуньки появится шанс…

– Никакого шанса! Если «вдвоём и с размаху», то шансов у него нет, и ты, нечистый дух, это прекрасно понимаешь!

– Циля, Циля, да ты чего?! Осади… я ж добра ему хочу…

– Тогда… не заводи меня! И помни, что слухи об ангельском терпении сильно преувеличены.

Я в их разговор не вмешивался. Не хватало ещё, кроме потери памяти, окончательно сойти с ума и беседовать с собственными «глюками». Вполне достаточно того, что я вообще их слушаю…

Между тем кентавр, волчица и старик, видимо, пришли к определённой договорённости. Лодку кое-как выволокли на берег, перевернули и готовили к спуску на воду.

– Любимый, собирайся, нам пора!

– Никуда я с вами не поеду.

– Любимы-ы-й… – Волчица ласково повысила тон и слегка поскрежетала клыками. – Нам действительно пора. Я отдаю себе отчёт в том, что с тобой произошло, но! Тем не менее это пока твои личные проблемы, а вот если мы не остановим Банни, то проблемы будут уже у всех… И поверь мне, ТАКИЕ, что твои забудутся сразу!

– Ничего не знаю! – с опрометчивой самоуверенностью упёрся я. – Пока мне детально не разъяснят, что почём, ни за какие коврижки с места не двинусь. Кто такая эта ваша Банни? Чего ради я должен её останавливать? И почему этот кентавр всё время мне на коленки смотрит?

– Кентаврас? Ладно, я с ним разберусь, милый…

– А вас я вообще знать не знаю! Что за провокационные разговорчики о наших якобы супружеских отношениях?! Да я и в мыслях не страдал зоофилией, а вы тут…

– Хам! Подлец!! Мерзавец!!! – После третьего эпитета у неё в глазах блеснули слёзы, жемчужинками стекая на пушистую грудь. Я сидел ни жив ни мёртв…

 
О пышнохвостая нимфа Наталья, ярок твой гнев и твой суд скоротечен!
Но поспеши приподнять дорогого супруга, лодка готова к отплытью.
Пусть он нахал и безбожник, и быдло, и варвар, но время отчалить…
 

– В последний раз спрашиваю, ты идешь? – сквозь зубы кинула волчица.

Я отрицательно покачал головой. После всего произошедшего… Нет, уважаемые, я отнюдь не испытываю склонности к суициду.

– Кентаврас, забирай его!

Я сопротивлялся, честно, но…

* * *

Если вы думаете, что я тихо лежал себе в лодке, связанный по рукам и ногам, дурак дураком, ничего не предпринимая, то вы глубоко ошибаетесь. Я – мыслил! Хотя, если уж совсем честно, это единственное, что я мог себе позволить в сложившейся ситуации. И мысли мои были разными… Начнём с того, что кое-что полезное я для себя всё-таки уяснил. Сергей Александрович, Сергиус Гнидас, Серёженька и Сергунька – всё это, видимо, я! Раз так считает большинство, к их мнению имеет смысл прислушаться. И ещё, судя по всему, мы направлялись в некий Тартар. Возможно, это город, курорт, название микрорайона или торгово-посреднической фирмы. Мне уже приходилось с ним сталкиваться, уж больно знакомо звучит, но где?.. По меткому выражению одного английского писателя (вот видите, что-то я ещё помню!), нас было «трое в лодке, не считая собаки». Ну, в данном случае волчицы, какая разница… Галлюцинации больше не появлялись, и это огорчало. С ними было бы веселей, так как по причине поломки одного весла мы двигались с черепашьей скоростью. Откуда-то издалека, наверное с другого берега, донеслось гулкое эхо взрыва.

– Не успеем… – нервно заскулила волчица, расталкивая безропотные тени и прыгая поближе ко мне. – Серёжка, милый, мы не успеваем. Она же там камня на камне не оставит! А что будет, когда вернётся Аид?! Он убьёт её!

– Убьёт? В смысле, лишит жизни ту симпатичную девочку в мини-юбке? – прозорливо догадался я, а волчица сурово нахмурила брови:

– Угу, вижу, мини-юбку ты заметил… Что ещё тебе у неё понравилось? Говори, говори… и смотри мне прямо в глаза, изменщик коварный!

Я, по простоте душевной, уж было пустился перечислять, но в этот момент лодка окончательно встала, что, собственно, и спасло моё положение. Ведь страшно подумать, что эта ревнивица могла сделать с моим ухом (даже с обоими ушами!), не прикрой я вовремя рот. А причина остановки оказалась проста до банальности – перевозчик всего лишь выбился из сил. Его можно понять: во-первых, лодка явно перегружена (два человека, волчица да плюс ещё кентавр! Тени не считаются, они бесплотные). Во-вторых, у старика осталось только одно весло (причём каменное, а это, знаете ли, вес). Где пожилой растяпа расколотил второе, мне не было известно, хотя по обрывкам разговоров становилось ясно, что я и к этому как-то причастен. Посовещавшись, вся троица встала передо мной в немом ожидании. По лицам видно, что-то хотят, а что именно хотят – непонятно.

– Серёженька, – наконец решилась волчица, – ты прости меня, пожалуйста, если я тебе немножечко нагрубила. У меня сегодня день тяжёлый, но ты ведь знаешь, как я тебя люблю… Будь умничкой, помоги нам, а?

– Право, не знаю… У меня уже были утверждены определённые планы на сегодня. Разве что удастся случайно выкроить какое-то окно… Ну-с, дамы и господа, чем могу быть полезен? – Ох и трудно сохранять величественный вид в связанном состоянии, с затёкшей спиной и чешущейся поясницей.

– Любимый, я знала! Я им всем говорила, какой ты у меня замечательный!

– Нет, нет, нет… не надо меня лизать!

– Ай, не будь букой! Здесь все свои, поймут…

– Всё равно… фу! У меня шерстинка прилипла к носу… щас… чи-х-ну…

Мне хором пожелали быть здоровым. Все, кроме старика, разумеется… От него, по-моему, никто даже слова вразумительного не слыхал, одни «гмыканья» с потугами на значимость и философичность. Отчихавшись, я повторил свой вопрос.

– Милый, прочти стихотворение! – страстно попросила волчица, а кентавр подбадривающе кивнул. Что ж, если это всё, что им от меня надо, так почему бы и нет?

 
Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет…
 

– Нет! Серёжка, ты издеваешься!

– Хм… ладно, могу другое. Я думал, любое сойдёт… Хотите, Бродского почитаю? Сейчас, минуточку… ага!

 
Нынче ветрено и волны с перехлёстом,
Скоро осень, всё изменится в округе…
 

– Не-е-е-т! – уже в полный голос взревела недовольная хищница. – Не надо Бродского, здесь это не поможет. Прочти что-нибудь своё.

– Своё?! – ужаснулся я.

– Конечно. Своё! Любимый, вспомни, твои стихи всегда срабатывали, как самая мощная магия.

– Но… я не могу… Как это – своё? Откуда… я же не… не поэт же?!

– Сергиус Гнидас, не должно певцу, утерявшему лиру, так отступать… – И подлый кентавр выудил откуда-то из-за спины рогульку с натянутыми струнами. А ведь я определённо видел нечто подобное, но когда и где?! Не помню…

 
Вот, забирай! Инструмент твой в порядке полнейшем, и громко
Песнь нам исполни, такую, чтоб вспенились волны! Сам Посейдон
Благосклонен к Орфею и слуг его верных держать не посмеет на месте.
Пой же, герой! Раз супруга и публика просят, пой благозвучно, и, может,
Муза тебе поменяет прозвание, ибо с именем гнусным певцом быть
Достойным непросто…
 

– Да не умею я петь! И стихи сочинять тоже не умею! – неуверенно возмутился я. Волчица и кентавр обменялись подозрительными взглядами, словно врачи в психбольнице.

– Серёженька, бедный мой. – Волчий язык нежно-нежно лизнул меня в нос. – Я так надеялась… Не обижайся на нас. К тебе вернётся память, и ты всё-всё вспомнишь. Что я твоя жена, что нам надо спасти Банни и что ты – поэт. Самый-самый!

Она лизнула меня ещё раз и отвернулась, пряча слёзы. Я тоже опустил голову, стараясь не смотреть в её сторону. На этот раз со мной обращались вежливо, хоть и не развязали, но просили и уговаривали, а я не смог им помочь… неудобно. Стихи, видите ли, их не устраивают… А я виноват, что у меня память дырявая, как решето?! Что помню, то и читаю. Свои почитать… певец… поэт… самый-самый… Особенно обидным было то, что я действительно ощущал нечто… вроде зуда на языке. Какие-то очень далёкие образы, рифмы, строфы бились в поисках свободы. К тому же это было очень похоже на стихи. Не знаю чьи, не знаю откуда, ничего не знаю, но они требовали выхода…

 
Вкус медной денежки во рту под языком…
Харон весло обмакивает в Лету.
Я сам с собой сегодня не знаком
И в каждой песне путаю куплеты.
Мороз, мороз!
Ты не морозь меня.
Чего стараться? Ни жены, ни дома…
Никто не ждёт, а белого коня
И след простыл…
Ночная глаукома
Навеки ограничивает взор
Одним пятном безлико-грязной формы.
Лишь зодиак чеканит свой узор,
И парки судьбы расшивают в нормы.
Нормально…
Отдышавшись до петли,
Простить, смешав, потери и утраты,
Всеядности кладбищенской земли
Пожертвовав тупой удар лопаты.
За все мои высокие грехи
Мне денег в рот
Досыпят сами боги,
Чтоб я молчал и не читал стихи,
Мешая перевозчику в дороге…
 

Лодка двинулась с первой же фразы. Мы летели поперёк чёрной реки, сквозь плотный туман, со скоростью ракетоносного крейсера. Старый перевозчик отложил весло, судорожно вцепившись в борта. Кентавр присел на задние ноги и недоуменно вертел головой, пытаясь осознать происходящее. А серая волчица стояла ровненько, как скульптура, и буквально не сводила с меня восхищённо-влюблённого взгляда. Это было так… приятно?! Неприятности начались, когда прозвучала последняя строка, и я почувствовал, что задыхаюсь… Мой рот оказался под завязку набит тёплыми металлическими кружочками, и если бы лодка резко не врезалась в берег… Подавился бы как минимум! Я же был связан и ничем не мог себе помочь, не мог даже позвать на помощь. От толчка я кубарем свалился с приступочки и здорово треснулся лбом о днище. Это меня спасло… Я выплюнул на дно лодки столько золотых, серебряных и медных монет, сколько ни за что не поместилось бы у меня в обеих ладонях!

– Я всё-таки думаю, что это был хороший поступок. Хотя, конечно, хозяин использовал колдовство, но исключительно в благих целях… К тому же по принуждению…

– Ша, Циля! У меня нету резона с тобой спорить… Лучше подвинься и дай мне во-он ту монетку. Ой-ё! Серебряный раритет с совой богини Афины! Братан, ты знаешь, сколько дают за такую малышку на аукционе Сотби?

* * *

Река называлась Ахеронт, старик-перевозчик именовался Хароном, волчицу звали Наташей, а нашего четвероногого друга Кентаврасом. Правда, мои постоянные галлюцинации почему-то называли его то Кентом, то Савраской. К самим «шизоидным видениям» я тоже быстро привык: тот, что в белом, – это Циля, а чёрный, соответственно, Фармазон. Кроме меня, их никто не видит и не слышит, что, в сущности, абсолютно логично. С чего бы это моим личным галлюцинациям бросаться в глаза окружающим? И о цели путешествия мне также немного рассказали: мы ловим Банни! В смысле, ту девочку в юбочке, называющую себя Сейлор Мун. А поймать её необходимо, потому что она в болезненном самомнении решила полностью уничтожить всё зло на земле. Идея в целом неплохая, но очень уж романтическая… Так вот, для начала эта героиня вознамерилась покончить с демонами, у неё с ними какие-то личные счёты. Что и привело её в Тартар, где Банни ударило в голову освободить всех страждущих и так наказать мучителей, чтоб впредь неповадно было. Упускалась одна маленькая, но существенная деталь – в царстве Аида демонов не было! То есть в те наивные времена их ещё просто не придумали. Там, как мне объяснили, был бог смерти Танат, бог сна Гипнос, трёхголовый собакообразный монстр Цербер, ну и сам вершитель высшего суда, старший брат Зевса, некто Аид. Впрочем, приговор он выносил не единолично, а коллегиально, учитывая каждый раз мнение и других представителей официальной власти Олимпа. Так что попытки голубоглазой воительницы в матроске творить здесь собственную справедливость выглядели несколько навязчивыми и никому особенно не нужными. Хуже того, это могло бесповоротно разрушить естественный баланс Света и Тьмы, успешно устоявшийся в мире и пока не дававший сбоев. Примерно такую версию событий, ну, может быть, и не в столь академической последовательности, вдалбливали мне Наташа и Кентаврас по дороге к чертогам Аида. Они почти убедили меня, что я поэт, а значит, единственный человек, способный остановить опасные фантазии героической девчонки… Сильно подозреваю, что у волчицы в этом деле были свои, тайные корысти, а вот кентавр оказался совсем уж простодушным малым. Похоже, ему здорово не повезло в личной жизни, и он активно пытался навязать свою любовь всем подряд, включая старого Харона. Впрочем, тот, быстро выгрузив наш отряд на берег и что-то прогмыкав на прощание, торопливо отчалил. Полагаю, он неплохо зарабатывал на этом деле, каждая перевезённая тень давала ему монетку, а я так вообще выплатил неразговорчивому пенсионеру его индексированную зарплату за пятьсот лет вперёд…