Текст книги "Слепой. Приказано выжить"

Автор книги: Андрей Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

В первой же туристической фирме, которую посетил, он забронировал билет на вечерний рейс до Вены. Затем, сделав главное, устроил своему провожатому небольшой ознакомительный тур по всем, какие только знал, аналогичным заведениям, расположенным поблизости от центра города. Во время одной из остановок, выглянув из окна второго этажа, где расположился офис турфирмы, он впервые разглядел своего преследователя во всей красе. Им оказался долговязый и сутулый субъект лет тридцати с небольшим. С виду он целиком, от подошв поношенных кроссовок до надвинутой на самые брови матерчатой кепки, казался провинциальным гопником девяносто шестой пробы, и это, откровенно говоря, немного сбивало с толку. Выйдя из машины, он озабоченно пинал носком кроссовка переднее колесо, дымя при этом сигаретой и разговаривая с кем-то по мобильному телефону. У Глеба возникло желание позвонить генералу Потапчуку и спросить, не его ли это фокусы, но он быстро передумал. Если бы Федор Филиппович приставил к нему хвост и хотел, чтобы Глеб об этом знал, он предупредил бы заранее. А если не хотел, то и спрашивать бесполезно – все равно не скажет. К тому же соглядатая, приставленного шефом, было бы не так просто засечь. Да и потом, зачем Потапчуку следить за своим лучшим агентом?

Значит, это был кто-то другой. Для Глеба Сиверова слово «другой» автоматически означало «чужой» – неизвестный пока противник, враг, явившийся явно не затем, чтобы презентовать ему два билета в филармонию на вечер симфонической музыки. Выданные в провинции регистрационные номера и нелепый, не по возрасту, «хулиганский» вид преследователя могли представлять собой все что угодно – например, маскировку или попытку (к слову, довольно-таки успешную) вывести Глеба из душевного равновесия.

В свете запланированного на сегодняшний вечер мероприятия происходящее выглядело более чем скверно: это была почти катастрофа.

В седьмом по счету туристическом агентстве Глеб решил, что представление пора заканчивать. Изобилующий зигзагами и петлями круговой маршрут, которым он двигался, был тщательно, насколько это позволяли обстоятельства, продуман, и привел он именно туда, куда следовало: в мелкую, отчаянно бьющуюся за место под солнцем фирму, промышляющую скупкой у более удачливых конкурентов и перепродажей с минимальной выгодой для себя горящих туров на популярные среди россиян со средним достатком морские курорты.

Здесь он не спеша выбрал и оплатил путевку в Черногорию, продиктовав служащей паспортные данные жены, которые среди всего прочего надежно хранились в его памяти. Девушка, оформлявшая путевку, казалось, была готова заплакать от счастья и избегала лишний раз взглянуть на Глеба, боясь спугнуть удачу, а представительная дама, что сидела за столиком с табличкой «Директор», лично приготовила и подала ему кофе, оказавшийся, к его удивлению, вполне удобоваримым. Понять их было несложно: клиента, который без единого слова протеста, даже не торгуясь, покупает тур прямо в день вылета, надлежит носить на руках, сдувая с него пылинки. Глеб нарочно держал красочный конверт с путевкой на виду, пока не очутился на улице, и только там, на глазах у своего сопровождающего, неторопливо убрал его в карман.

Он был доволен: оставленный им ложный след был шириной с колею от карьерного самосвала, и не заметить его мог разве что слепой от рождения. Билет до Вены был забронирован на чужое имя, и обнаружить ЭТОТ след мог только очень грамотный профессионал, и то далеко не сразу и при большом везении. Оба рейса вылетали из одного аэропорта с разницей в полчаса, так что Ирина, кажется, наконец-то была в безопасности.

«Будет, – поправил себя Глеб, – когда самолет оторвется от земли».

Вернувшись домой (естественно, в сопровождении почетного эскорта), он переоделся, зарядил кофеварку и, пока та нагревалась, выкопал из потайного сейфа загранпаспорт с открытой шенгенской мультивизой, фотографией Ирины и анкетными данными какой-то незнакомой и, вероятнее всего, никогда не существовавшей Анастасии Сверчковой. Госпожа Сверчкова была персоной вымышленной, зато в подлинности паспорта не усомнился бы даже самый придирчивый пограничник, поскольку тот был самый что ни есть настоящий, оформленный по всем правилам.

Тут все было в порядке, но вот отсутствие на стоянке знакомого авто с ростовскими номерами теперь казалось едва ли не более подозрительным, чем раньше – его присутствие. Глеб корил себя за то, что, заметив слежку, повез Ирину прямо на работу. Если им занялись какие-то серьезные люди – а с несерьезными он не имел никаких дел уже очень давно, – этот прокол мог дорого ему обойтись.

Он позвонил Ирине, спросил, договорилась ли та об отпуске, и как бы между делом попросил не выходить из бюро и ни при каких обстоятельствах не вступать в контакты с незнакомыми людьми. Говорил он все тем же легкомысленным, игривым тоном, каким болтают о пустяках, но Ирина, как обычно, поняла его с полуслова. В ее голосе отчетливо слышался неприязненный холодок; ощущение было такое, словно Глеб приложил ухо не к телефонной трубке, а к замочной скважине, из которой тянуло острым ледяным сквознячком. Это был ветерок, предвещающий большую грозу, но Глеб не особенно расстроился. Способность сердиться и ссориться свойственна только живым людям, мертвецы не обижаются и никому не предъявляют претензий. Пусть себе дуется, главное, чтобы была жива и здорова.

Успокоившись, хотя и далеко не до конца, он приступил к сборам. Старый дорожный чемодан Ирины отыскался на антресолях, куда был сослан ввиду почтенного возраста и сомнительной, с какой стороны ни глянь, ярко-розовой окраски. Данный аксессуар был приобретен когда-то давно по необходимости на черноморском курорте, где Глеб старательно делал вид, что приехал с женой на отдых, а Ирина не менее старательно притворялась, что верит в сказки. Прямо в день отъезда у ее чемодана оторвалась ручка; искать мастерскую было некогда, а в местном универмаге удалось купить только это розовое с хромированной отделкой чудовище. Таких там была целая полка, как будто администрация торговой точки получила из надежного источника известие о предстоящем массовом нашествии фанаток куклы Барби. В употреблении чемодан побывал всего один раз, и кричащая расцветка была его единственным недостатком по сравнению с другими аналогичными изделиями. Когда Глеб стер с него копившуюся на протяжении доброго десятилетия пыль, он стал, как новенький. В глазах людей, обладающих хотя бы крупицей вкуса, он должен был слегка компрометировать хозяйку. Зато ни у кого, независимо от уровня образованности и эстетических пристрастий, не могло возникнуть и тени сомнения в том, что чемодан этот женский, и что мужчина может нести ЭТО по улице с одной-единственной целью: как можно скорее, пока кто-нибудь не заснял на камеру мобильного телефона, передать законной владелице. Ну, или выбросить на ближайшую помойку.

Попытки угадать, что именно женщина захочет или, напротив, не захочет надеть в той или иной ситуации, всегда были делом безнадежным. Поэтому, упаковывая чемодан, Глеб ограничился минимумом самых необходимых вещей и косметики. Увесистая пачка пестрых, как конфетные обертки, евро должна была с лихвой компенсировать недостающее, а процесс компенсирования обещал хотя бы частично исцелить душевную рану, нанесенную Ирине нынче утром.

Закончив сборы, которые, как он чувствовал, впоследствии не раз будут ему припомнены, Глеб приготовил еще одну чашку кофе и не спеша выпил ее, стоя у окна кухни и глядя из-за занавески во двор. Предчувствие его не обмануло: когда в чашке осталось на пару глотков, в конце длинного, затененного старыми липами и тополями проезда показалась знакомая «десятка». Водитель загнал ее на то же место, с которого уехал чуть больше часа назад. Он вернулся не один: рядом с ним кто-то сидел, а когда машина поворачивала, въезжая на парковку, Глеб разглядел, что и сзади сидит как минимум еще один человек.

Сказавши: «О!», Сиверов позвонил жене и убедился, что с ней все в порядке – настолько, разумеется, насколько это вообще возможно при сложившихся обстоятельствах. Время, между тем, не стояло на месте. Асфальт во дворе расчертили косые тени, которые становились все длиннее; вслед за тенями деревьев медленно, но верно ползла, ширясь и густея, тень соседнего дома. К половине четвертого она накрыла парковку со стоящей на ней «Ладой», из приоткрытых окон которой клубами валил табачный дым. «Чудеса», – пробормотал Глеб, наблюдая это природное явление. Беспечная наглость тех, кто за ним следил, и впрямь граничила с чудом; если это были профессионалы, в чем Глеб сомневался чем дальше, тем сильнее, то их задачей наверняка было не столько наружное наблюдение, сколько оказание давления на психику. Это означало, что выполнение задания находится под угрозой. Умнее всего сейчас было бы отменить запланированную на вечер акцию, но Глеб знал, что такая отмена сведет на нет плоды двухмесячной кропотливой работы, а другого такого случая может просто не быть.

Поэтому он сполоснул и поставил в сушилку чашку, быстро принял душ и оделся для выхода. Его появление во дворе с ярко-розовым чемоданом на колесиках вызвало в «десятке» сдержанный фурор: краем глаза он видел, как пассажир на переднем сидении растолкал задремавшего водителя, а тот, что сзади, даже немного опустил пыльное стекло, чтобы лучше видеть. Глебу вдруг захотелось хихикнуть: в таком дурацком положении он не оказывался уже давненько. Потом он представил, как в щель приоткрытого окна просовывается ствол автомата, и веселье как рукой сняло. Вспомнился приключенческий фильм, главный герой которого лихо побеждал полчища врагов, прикрываясь от пуль бронированным чемоданом. Чемодан, который волок за ручку Глеб Сиверов, бронированным не был – увы, увы. Зато его дикая расцветка вкупе с предыдущей поездкой по туристическим бюро и тем обстоятельством, что чемодан был один, могла навести и, скорее всего, навела экипаж зеленовато-золотистой «Лады» на правильные мысли. Правильными же, с точки зрения Слепого, в данной ситуации были те мысли, которые он старался внушить своим неизвестным оппонентам.

Стрелять в него никто не стал. Покосившись в сторону «десятки» из-под темных очков, Глеб сумел неплохо рассмотреть людей, чье присутствие целый день не давало ему покоя. Их действительно было трое. За рулем, как и прежде, сидел уже знакомый ему неприятный тип с наружностью мелкого провинциального уголовника. Рядом, практически полностью загородив правое переднее окно, громоздилась обтянутая майкой легкомысленной расцветки мясистая туша, увенчанная коротко остриженной, крупной, как спелая тыква, и такой же круглой головой. На заднем сидении нетерпеливо ерзал третий член экипажа – тощий, остролицый и белобрысый гуманоид лет двадцати с хвостиком. Определить длину хвостика на таком расстоянии не представлялось возможным, да это и не имело значения. Все трое старательно и неумело делали вид, что Глеб с его чемоданом их нисколечко не интересует. Вид у этой троицы был до того непрофессиональный, что, загружая розовое чудище в багажник «БМВ», Глеб с трудом удержался от того, чтобы изумленно пожать плечами: чудны дела твои, Господи!

Он еще раз внимательно прислушался к своим ощущениям. Ощущения за последние несколько минут ничуть не изменились, оставшись прежними: чушь собачья, бред сивой кобылы. Бесспорно, любая из действующих в России спецслужб, любое частное охранное или детективное агентство – словом, любая серьезная контора, в поле зрения которой по той или иной причине мог попасть агент по кличке Слепой, – с целью оказания на него психологического давления и срыва намеченной на эту ночь операции могла отыскать в своих рядах необходимое количество грамотных профессионалов, которые при некотором старании могли сойти за троицу провинциальных гопников. Такая комбинация выглядела чересчур громоздкой, но невозможной вовсе не представлялась. То, что для одного является конечной целью, по достижении которой можно рапортовать начальству об успешном выполнении задания, для кого-то другого лишь промежуточное и притом далеко не главное звено в цепочке, что, петляя, извиваясь и поминутно исчезая из вида, протянулась от горизонта до горизонта. И, неожиданно для себя замечая какой-то из этих прихотливых извивов, к которому не имеет никакого отношения и смысла которого не может понять ввиду своей нулевой информированности, промежуточный исполнитель неминуемо впадает в тревогу и недоумение: что за чертовщина, ребята?! А ребята просто выполняют свою работу, куют очередное промежуточное звено в цепи чьего-то хитроумного, детально разработанного плана, и им глубоко плевать на чье-то там недоумение: им-то доподлинно известно, что и зачем они делают.

Так могло быть, но так не было – Глеб ощущал это так же ясно, как метеочувствительные люди ощущают близящуюся перемену погоды. От этого его недоумение только усилилось, вплотную приблизившись к раздражению, и, усевшись за руль, где красавцы из «Лады» гарантированно не могли ни услышать его голос, ни разглядеть выражение лица, Сиверов сердито чертыхнулся вслух.

Глава 2

– А чемоданчик-то бабский, – заметил с заднего сиденья Змей. – Голубой он, что ли?

– Да ты, братка, по ходу, дальтоник, – не оборачиваясь, сказал Хомяк. – Голубое от розового отличить не можешь?

– Да я не про чемодан, чепушило ты мордатое, я про клиента! – внес ясность Змей.

– За чепушило ответишь, – по-прежнему глядя перед собой, предупредил Хомяк.

Не принимающий участия в дискуссии Клюв озабоченно покусал нижнюю губу. Предпринятый клиентом марш-бросок по туристическим фирмам, завершившийся приобретением пестрого конверта, и только что загруженный в багажник розовый дорожный чемодан внушали некоторое беспокойство. Темнота еще не наступила, и, несмотря на врожденную тупую наглость, которая всегда была основой его мировоззрения, Клюв понимал, что ни здесь, во дворе, ни рядом с расположенным в людном центре проектным бюро, ни на оживленной трассе, ведущей в аэропорт, ни, тем более, в самом аэропорту задуманный гоп-стоп с последующей мокрухой провернуть не удастся, будь у них на подхвате хоть пять Паштетов с патрульными тачками, мигалками и полосатыми жезлами. Вожделенная седьмая «бэха», которую он, как проклятый, пас почти сутки, грозила ускользнуть прямо из рук. Если клиент прямо сейчас заберет свою бабу с работы, сядет в самолет и дернет в какие-нибудь Эмираты, придется либо угонять машину с охраняемой гостевой стоянки аэропорта, либо просто о ней забыть и приступить к поискам с нуля.

С формальной логикой, о существовании которой он вряд ли когда-либо слышал, у Клюва всегда было туго, но на отсутствие здравого смысла и практической сметки он не жаловался. Перспектива лишиться верной добычи и застрять в не шибко гостеприимной Москве на неопределенный срок подстегнула мыслительные способности, и Клюв довольно быстро сообразил: парочка обеспеченных москвичей, разъезжающих по городу на дорогущем автомобиле, вряд ли отправится на отдых в теплые страны с одним на двоих, и притом не особо вместительным чемоданом. Чемодан был, как верно подметил Змей, откровенно женский, да и не в этом суть: главное, что он один. Один чемодан, одна машина, два человека – мужик и баба… И, даже если этот столичный фраер настолько огламурился в своих ночных клубах, что считает возможным путешествовать с чемоданом куклы Барби, это еще лучше: тогда из аэропорта на «бэхе» вернется его аппетитная сожительница – вернется поздно, одна… В общем, если на курорт улетит этот клоун в темных очках, все сложится так, что лучше просто не придумаешь.

Из дома клиент опять отправился в проектное бюро, подтвердив тем самым предположения Клюва. Было уже начало шестого пополудни, ущелья городских улиц затопили синеватые вечерние тени, а там, где, следуя за клиентом, приходилось поворачивать на запад, низкое закатное солнце било прямо в глаза, заставляя опускать защитные козырьки. Первый раз эта манипуляция едва не кончилась крупной неприятностью: портмоне с документами и резервная пачка сигарет, о которых Клюв грешным делом напрочь позабыл, выпали, разлетевшись по передней панели, Клюв машинально принялся их ловить и едва не влепился в задний бампер новехонького «рейнджровера», который резко затормозил перед светофором. Пока в салоне «десятки» продолжалась вызванная этим мелким происшествием матерная перебранка, проскочивший перекресток клиент успел скрыться из вида. Это было скверно, но не так, чтобы очень: дорогу Клюв знал, клиент, как всякий добропорядочный лох, вел себя вполне предсказуемо, и, подкинув своему золотисто-зеленому Росинанту газку, Клюв настиг жертву в двух кварталах от перекрестка, на котором от нее отстал.

Еще через два квартала впереди показалась знакомая вывеска проектного бюро. Несмотря на вечерний час пик, Клюву повезло припарковаться на стоянке, а не где попало, как в первый раз, и бригада с удобством, без лишней нервотрепки пронаблюдала за процессом погрузки в машину жены клиента, внешность каковой подверглась оживленному обсуждению и была единогласно одобрена. Баба глядела хмуро, но в глазах ростовских гопников это ее ничуть не портило, поскольку хмурилась она не на них. Кроме того, все трое давно привыкли не обращать внимания на выражение лица тех, кого брали в крутой оборот, потому что в такой ситуации оно, выражение, рано или поздно делается примерно одинаковым у всех, независимо от пола, возраста и телосложения. Приятным это выражение не назовешь, дела оно никоим образом не меняет, а раз так, то и париться по поводу чьих-то сердито нахмуренных бровей не стоит. В конце-то концов, если говорить о данной конкретной телке, пощупать ее при случае пацаны намеревались вовсе не за брови.

Из проектного бюро черная «БМВ» направилась прямиком в аэропорт – опять же, как и предполагалось. Там, в аэропорту, настал момент истины. Напряжение было таким сильным, что его почувствовал даже толстокожий Хомяк: а вдруг все-таки улетят оба? Вдруг второй чемодан лежит в багажнике со вчерашнего дня или целую неделю, и они его просто не заметили?

Потом напряжение немного спало: чемодан таки был один. На него оглядывались – видимо, из-за расцветки, – и Клюв заметил, что жена клиента, пока позволяют обстоятельства, старается держаться от него в сторонке, делая вид, что не имеет к этому ярко-розовому кошмару никакого отношения. Зрелище было забавное, но продолжалось оно недолго – ровно столько, сколько понадобилось, чтобы дойти от парковки до оснащенных фотоэлементами автоматических раздвижных дверей пассажирского терминала. Стеклянные створки плавно разъехались в стороны и снова сдвинулись, в людской толчее последний раз мелькнул розовый чемодан, и потянулись минуты нескончаемо долгого тревожного ожидания.

Через час, показавшийся Клюву и его бригаде вечностью, клиент вышел из терминала – один, без бабы и чемодана, чем сильно обрадовал заждавшихся компаньонов. Остановившись на площадке перед входом, он первым делом нацепил свои темные очки, хотя солнце уже почти коснулось линии горизонта далеко за летным полем, по ту сторону здания аэропорта.

– Понтуется фраерок, – высказался по этому поводу Змей.

– Ничего, уже недолго осталось, – сказал Хомяк.

Клюв промолчал. Он был согласен с обоими, но не считал нужным тратить слова на констатацию очевидных фактов. Неприязнь к клиенту никуда не делась, но никаких эмоций в отношении него Клюв не испытывал: перед ним был не человек, а просто один из миллионов набухших сосков гигантского вымени под названием Москва. Вымя едва не лопалось от шальных денег; его доили, доят и будут доить все, кому не лень, но оно от этого не оскудеет. Способов дойки существует множество; некоторые соски приходится нещадно отрывать, как вскоре будет оторван вот этот отросток в темных очках, но вымя на это никак не реагирует – их, сосков, у него чересчур много, и потеря одного или нескольких обычно остается незамеченной.

Покончив с процедурой водружения на переносицу абсолютно ненужных солнцезащитных очков, клиент направился к машине. На мгновение блестящие темные линзы обратились в сторону припаркованной неподалеку от «бумера» «десятки», но их владелец опять не обратил на машину преследователей внимания и, равнодушно отвернувшись, спокойно уселся за руль.

– Вот лошара, – пренебрежительно фыркнул Змей. – По ходу, если мы к нему буксирным тросом привяжемся, он нас и тогда не заметит!

Хомяк обернулся к нему всем телом, заставив жалобно скрипнуть пружины продавленного сиденья.

– Если не нравится, подойди к нему и прямо предъяви: слышь, ты, терпило, мы тут на твою тачку глаз положили. Мыслим, короче, тебя на перо поставить, а «бумер» за хорошие бабки уважаемым людям втюхать. Целый день у тебя на хвосте висим, а ты, падло, ни ухом, ни рылом… Хоть бы ментов вызвал, что ли!

– Точно, – запуская двигатель, поддакнул Клюв. – Так ему и скажи. Только сперва завещание составь, потому что при таком раскладе в Ростове тебя живым больше не увидят.

– Дыхание поберегите, – нимало не смутившись, посоветовал Змей. – А то так на меня наезжаете, что потом на клиента здоровья не останется.

Из аэропорта клиент направился не в кабак и не к любовнице, как можно было ожидать от человека, только что хотя бы на время сбросившего с шеи тугой хомут супружеских обязанностей, а к себе домой. Он даже не заехал в магазин; это означало одно из двух: либо у него дома достаточно спиртного, чтобы не бояться умереть от жажды, либо он настолько никчемное создание, что даже не пьет.

– Это чего? – изумленным голосом озвучил мысли Клюва Змей. – Это он сейчас чайку похлебает, по телеку фильмец позырит и баиньки?

– Если успеет, – сквозь зубы уточнил Клюв, загоняя машину в знакомый двор.

Солнце уже зашло, синие майские сумерки густели прямо на глазах. В домах одно за другим загорались окна, в воздухе полупрозрачной сырой кисеей повис невесть откуда взявшийся туман. Он тоже постепенно густел, размывая очертания предметов и рассеивая рубиновый свет тормозных огней остановившейся на дворовой стоянке «БМВ». На затененной кронами старых лип стоянке было уже по-настоящему, почти как ночью, темно. Действуя по наитию, как и надлежит уважающему себя, удачливому гопнику, Клюв резко газанул, увеличив скорость, и так же резко затормозил в паре метров от «бумера», хозяин которого только что выбрался из салона.

Клиент замер, с головы до ног залитый слепящим светом фар, как застигнутый врасплох на ночной дороге заяц, держась одной рукой за верхний край приоткрытой дверцы, а другую, правую, запустив за левый лацкан пиджака, словно у него от испуга прихватило сердце. Его темные очки, которые этот столичный фраер так и не удосужился снять, ярко блестели отраженным светом, как будто ему ввернули в глазницы пару электрических лампочек, а провод вставили… ну, куда удобней, туда и вставили.

Что-либо объяснять или подавать команды не было необходимости: каждый знал свою роль назубок, и каждый видел, что миг, ради которого они приехали в Москву, настал.

Три крепкие руки почти синхронно легли на дверные ручки. Теплая от соседства с телом рукоятка ножа, как живая, скользнула Клюву в ладонь, и пальцы привычно сомкнулись на ней, лаская уютные гладкие выемки в упругой, шелковистой на ощупь резине. В костлявом кулаке Змея тускло блеснул округлый бок маленького жестяного цилиндра: при всех своих многочисленных ценных талантах бойцом Змей был никудышным и предпочитал в случае нужды выводить противника из строя на расстоянии таким несерьезным, бабским оружием, как аэрозольный баллончик с перцовым газом. Только могучий Хомяк не стал вооружаться, поскольку ударом кулака мог свалить с ног бешеного носорога. Как там на самом деле могло бы выйти с носорогом, Клюв не знал, зато своими глазами видел, как Хомяк однажды на спор кулаком выбил кирпич из русской печки – выбил, что характерно, одним ударом и без видимых негативных последствий для здоровья.

Все началось и кончилось буквально в пару секунд. На первых же оборотах маховика идеально отлаженный механизм дал досадный сбой, и бравурный марш гоп-стопа заглох на фальшивой петушиной ноте, когда дверь подъезда вдруг распахнулась настежь, и оттуда, весело гомоня и смеясь, вывалилась компания основательно поддатой молодежи. Клюв насчитал в ней трех крепких, спортивного вида парней призывного возраста и столько же девиц. Масштабное побоище под аккомпанемент истошного бабьего визга в планы компаньонов не входило: шум неминуемо свел бы на нет плоды победы, вероятность которой при такой расстановке сил, к слову, тоже была далека от ста процентов.

А побоища, если что, было не миновать. Клюв убедился в этом, когда один из парней, обернувшись к освещенной фарами «Лады» стоянке, громко сказал: «О, Петрович вернулся!» А другой, приветственно воздев над головой руку с ополовиненной бутылкой пива, крикнул хозяину черной «бэхи»: «Глебу Петровичу добрейшего вечерочка!»

Несостоявшийся клиент отвернул свои блестящие темные бельма от света фар, вынул правую руку из-за лацкана и приветливо помахал ею шумной компании. Отступив от машины на полшага, он мягко захлопнул дверцу и небрежным хозяйским жестом вытянул в сторону автомобиля руку с брелком. «Бумер» коротко пиликнул, подмигнув оранжевыми огнями сигнализации, и Клюв, как наяву, услышал звук, которого на самом деле с такого расстояния не мог услышать ни при каком раскладе – мягкое, маслянистое клацанье запертого центрального замка.

Все это заняло считанные мгновения, и за этот мизерно короткий промежуток времени идеально, казалось бы, сложившаяся картина перевернулась вверх тормашками, встав с ног на голову. Возможность была безвозвратно упущена; впрочем, с учетом обстоятельств следовало честно признаться себе, что ее и не было.

Грязно выругавшись сквозь стиснутые зубы, Клюв переключил передачу и так же резко, как подкатил, задним ходом по крутой дуге отвел «десятку» от «БМВ», а потом, как пробку в бутылочное горлышко, вогнал ее в узкий просвет между двумя припаркованными машинами.

Если не придираться к мелочам, в общем и целом все эти манипуляции с рулем и педалями могли сойти за чуточку чересчур резкий и смелый, но вполне обыкновенный маневр, именуемый парковкой. Более того, именно так, в суровой, истинно мужской, пацанской манере Клюв парковался всегда – по крайности, у себя дома, в Ростове. Клиент этого, конечно, знать не мог, но, видимо, достаточно повстречал на своем веку ухарей на «жигулях», чтобы сделать из увиденного именно тот вывод, к которому его пытались подтолкнуть. И правильный вывод был сделан: мгновенно потеряв к едва не переехавшей его машине всякий интерес, очкастый Глеб Петрович неторопливо направился к подъезду, на ходу вытряхивая из пачки сигарету и даже не подозревая, что только что счастливо избежал лютой смерти.

А впрочем, черта с два: ничего он не избежал, а просто получил небольшую отсрочку исполнения приговора.

Примерно на полпути, посреди густо заставленного припаркованными на ночь авто проезда, приговоренный остановился, чтобы закурить. При этом, обернувшись через плечо, он зачем-то посмотрел на «десятку» поверх сложенных лодочкой ладоней. Но предусмотрительный Клюв был к этому готов: выйдя из машины и подняв капот, он уже без всякой необходимости ковырялся в горячем движке, подсвечивая себе мобильным телефоном – устранял несуществующую неисправность, тихонько шипя сквозь зубы, когда пальцы невзначай касались раскаленного пыльного металла. Вдоволь налюбовавшись его торчащей из моторного отсека тощей кормой, будущий потерпевший повернулся к стоянке спиной, все так же неторопливо преодолел остаток пути и, обменявшись с кучкующимся на тротуаре молодняком какими-то дежурными банальностями о погоде и самочувствии, скрылся за железной дверью подъезда.

– Вот же сука везучая, – послышался из неосвещенного салона «десятки» полный сердитого разочарования голос Змея.

– От судьбы не уйдет, – рассудительно ответил флегматичный, как все крупные и сильные от природы люди, Хомяк. – Все равно наш будет – не сегодня, так завтра.

«Где бы ты ни бегал, что бы ты ни делал, все равно ты будешь мой», – вспомнились Клюву слова услышанной когда-то давно и навек, казалось, забытой песенки. Он с ненужной силой захлопнул капот, грохнув им так, что затянувший какую-то сердитую тираду Змей испуганно умолк на полуслове, и боком втиснулся за руль.

– Ну, и чего теперь? – требовательно поинтересовался Змей, когда он закрыл дверцу. – Может, хату снимем? Заночуем по-человечески, пару пузырей перед сном оприходуем… А?..

Змею вечно не сиделось на месте, бездействие и долгое ожидание он ненавидел всеми фибрами души. Именно про таких людей говорят, что у них шило в заду; глядя на то, как Змей нетерпеливо ерзает по сиденью, в это было несложно поверить, причем в самом прямом, буквальном смысле. Еще Змей просто обожал хорошенько выпить, в чем, увы, вовсе не был оригинален.

– Отставить хату, – сам не зная, на что, собственно, рассчитывает, отрезал Клюв. – Будем ждать.

– Чего ждать-то? – возмутился Змей. – Он будет в своей койке без задних ног дрыхнуть, а мы тут на трезвую голову всю ночь задницы отсиживать?!

– Дуло залепи, – многообещающим тоном посоветовал Клюв.

– В натуре, без тебя тошно, – добавил Хомяк, которому пьянка на съемной квартире тоже представлялась куда более заманчивой перспективой, чем бессонное бдение в прокуренном насквозь, остывшем и отсыревшем тесном салоне стоящего под чужими окнами в чужом городе автомобиля.

– Подождем, пацаны, – чуточку мягче сказал Клюв. Как и Хомяку со Змеем, ему вовсе не улыбалось вторую ночь подряд без толку торчать в чужом дворе, рискуя все-таки привлечь к себе внимание потенциальной жертвы. – Станет ясно, что клиент отбился, тогда и подумаем, где кости бросить.

– Вот это по делу базар, – оживился Змей. – Может, ты и прав, – добавил он рассудительно, делая ответный шаг к примирению. – Первый день на воле, без бабы – да кто ж такой праздник пропустит?! Живой ведь человек!

– Пока, – уточнил Клюв.

Змей подобострастно хихикнул, а Хомяк молча кивнул тяжелой круглой башкой, подтверждая: да, это, в натуре, ненадолго.

Снова мучительно медленно потянулось время ожидания. В окошке у клиента горел мягкий, уютный свет, по задернутым занавескам то и дело проходила его тень. Чтобы скоротать время, Змей достал потрепанную и засаленную колоду, но игра не задалась: играть, светя себе в карты мобильным телефоном, было неудобно, а включать потолочный плафон Клюв запретил, сославшись на необходимость соблюдения светомаскировки. Кроме того, окопавшийся на заднем сидении Змей автоматически получал небывало широкие возможности для жульничества, каковыми просто не мог не воспользоваться – такой уж это был человек. Когда он третий раз подряд набрал двадцать одно очко, даже Хомяку стало ясно, что на свете есть-таки вещи, которые не меняются. Уяснив это, Хомяк пообещал ловкачу повернуть башку носом к пяткам, а Клюв пригрозил лишить доли от предстоящей выручки, чем и закончилась их попытка культурно провести досуг.