Текст книги "Русская Австралия"
Автор книги: Андрей Кравцов
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)
Леонтий Адрианович Гагемейстер в 1795 г. в возрасте 15 лет поступил добровольцем на службу в русский Военно-морской флот, а в 1798–1800 гг. мичманом совершил переход из Архангельска к Англии и плавал в Северном море. В 1803–1804 гг. волонтером проходил стажировку на английских кораблях, участвуя в плаваниях по Средиземному морю, к Антильским островам и к берегам Африки. В 1806 г. лейтенант Л. А. Гагемейстер возглавил экспедицию на шлюпе «Нева», став таким образом первым капитаном, который привел корабль российского флота в Австралию. В 1808–1809 гг. он исследовал берега Аляски и проводил океанографические, картографические и метеорологические наблюдения в Тихом океане. Позднее в чине капитан-лейтенанта был начальником Иркутского адмиралтейства, где под его руководством начали строить первые суда для плавания по Байкалу. В 1816–1819 гг., командуя кораблем Российско-американской компании «Кутузов», Л. А. Гагемейстер совершил свое первое кругосветное плавание, а в 1828–1830 гг. на шлюпе «Кроткий» – второе кругосветное плавание, во время которого открыл атолл Меншикова в цепи Маршалловых островов и уточнил положение ряда других островов. Во время второго плавания Гагемейстер вновь посетил Сидней, где его встретили очень радушно. Австралийский поэт Джон Данмор Ленг посвятил ему длинное стихотворение, которое было напечатано в «Сиднейской газете» 30 апреля 1829 г.
Л. А. Гагемейстер. Портрет XIX в.
В 1830 г. в чине капитана 1-го ранга Гагемейстер был назначен директором Училища торгового мореплавания, а в 1833 г. он собирался в новое кругосветное плавание, но вскоре умер. Именем Гагемейстера названы остров и пролив в Беринговом море. Его научные труды обобщили ценные результаты астрономических, картографических и гидрометрических наблюдений, полученных им во время всех его плаваний. К уже сказанному добавлю, что 27-летний капитан был хорошо образованным человеком, обладал глубокими познаниями в математике и астрономии, свободно владел русским, немецким, английским, французским, испанским и португальским языками. Во время службы добровольцем в английском флоте молодой российский офицер был замечен и удостоился похвалы самого адмирала Нельсона. Канадский историк Глинн Барратт обратил внимание на любопытный факт: один из потомков Гагемейстеров, Александр, поселился в Аделаиде в 1930-х гг.
Среди других участников плавания еще двое, как и Гагемейстер, были потомками прибалтийских немцев – лекарь Карл Мордгорст и лейтенант Мориц Берх, будущий историк и адмирал, командующий Черноморским флотом. Молодому подштурману «Невы» Ефиму Клочкову предстояло совершить еще две кругосветные экспедиции – штурманом на корабле «Кутузов» и командиром корабля «Рюрик», на котором в 1822 г. он вновь посетил Австралию. К счастью, несколько документов, связанных с заходом «Невы» в Австралию, уцелело и недавно было обнаружено в Государственном архиве Пермской области. Самый интересный среди них – копия письма Гагемейстера из Порт-Джексона от 12 (24) июня 1807 г. Несколько листов, покрытых трудночитаемым сплошным текстом, часто даже не разделенным на предложения, – таков был этот самый ранний документ русского знакомства с Австралией. Из австралийских источников известно, что в течение двухнедельного пребывания «Невы» в Сиднее губернатор Нового Южного Уэльса Уильям Блай (1806–1808) уделил Л. А. Гагемейстеру и его команде очень много внимания, подчеркнув этим свое уважение к Российскому императорскому флагу. В честь русских мореплавателей в губернаторском доме был устроен блестящий бал с ужином и фейерверками, о чем сообщалось в местной прессе 28 июня 1807 г.
«Нева» – первый русский корабль, посетивший Австралиюв 1807 г.
Надо сказать, что русские моряки появились здесь в сложный для молодой колонии период. Неэффективная экономика, основанная на принудительном труде ссыльных, небольшое число свободных поселенцев, зависимость колонии от поставок продуктов из Англии привели к тому, что фактическая власть в колонии оказалась в руках «ромовой мафии» – офицеров полка Нового Южного Уэльса, которые должны были охранять колонию, и объединившихся с ними нескольких крупных землевладельцев. В складчину они скупали привозимые сюда товары и спиртные напитки, а затем перепродавали их ссыльным и свободным поселенцам по баснословным ценам, наживая огромные прибыли. Ром, полновластными хозяевами которого они были, стал в колонии единственной твердой валютой. Пытаясь навести порядок, английские власти в 1805 г. назначили на пост губернатора колонии У. Блая, мужественного и решительного морского офицера. Это был тот самый капитан, корабль которого «Баунти» в 1789 г. был захвачен недалеко от Таити взбунтовавшейся командой. Мятежники обосновались на необитаемом островке Питкэрн, а Блай с группой верных ему офицеров, терпя большие лишения, в лодке пересек Тихий океан и добрался до острова Тимор. Облик «Баунти» хорошо знаком сиднейцам – по заливу ныне время от времени плавает его копия. Прибыв в Сидней в августе 1806 г., Блай попытался сломить власть местной мафии. Противостояние продолжалось почти полтора года. Забегая вперед, скажу, что через семь месяцев после захода в Порт-Джексон «Невы» Блаю предстояло потерпеть новое фиаско – офицеры, возглавляемые майором Дж. Джонстоном, подняли «ромовый бунт», свергли Блая и полностью захватили власть в колонии.
Заинтересовало русских и положение ссыльных, причем особенно их успешное возвращение к нормальной жизни. «Ссыльные либо находятся под строгим присмотром на казенном содержании, или, если поведение их заслуживает уважения, получают билеты и могут достать себе каким ни есть ремеслом пропитание. Работа так в высокой цене, что многие из ссылошных в продолжение 10 лет нажили себе большой капитал, наипаче один, который имеет теперь более 30 000 фунтов стерлингов», – рассказывает об освоении Ван-Дименовой Земли, начавшемся в 1803 г., Гагемейстер. И подчеркивает, что ссыльные получают там земельные наделы. Этот интерес к благоприятным условиям, в которых оказывались ссыльные в Австралии, русские моряки будут проявлять и во время последующих визитов. Несмотря на экономические и административные трудности, испытываемые молодой колонией, в целом впечатление о ее будущем у русских сложилось оптимистическое. «Земля плодородна… Со временем, надобно думать, – прозорливо замечал Гагемейстер, – сия земля будет изобиловать хлебом и почти всем нужным для жизни, и по малому от Китая и Ост-Индии расстоянию, коль скоро потребности здешние умножатся и произведения будут известнее, откроется хорошая торговля». Таким образом, уже в начале прошлого века Гагемейстер предвидел, что связь с Китаем и Юго-Восточной Азией будет играть важную роль в экономическом процветании Австралии, то есть как раз то, что происходит в наше время. Русские, впоследствии поселившиеся в Австралии, не забыли своих соотечественников-первопроходцев. В 1957 г. Австралийский отдел Общества любителей русской военной старины создал юбилейную медаль в честь 150-летия визита «Невы».
Уильям Блай (William Bligh) (1754–1817), морской офицер и губернатор Нового Южного Уэльса в 1806–1808 гг.
В 1813 г., когда после успешной войны с Наполеоном Россия смогла возобновить свои кругосветные плавания, М. П. Лазареву исполнилось 25 лет. Однако он уже был лейтенантом. За его плечами было почти 13 лет морской службы. Помимо кадетских плаваний и стажировки на английских кораблях в его формуляре числилось 11 морских кампаний, включая сражения с французским флотом. Он чувствовал себя вполне подготовленным для самостоятельного командования кораблем. Таковым стал парусник «Генерал Суворов» – второй русский корабль, посетивший Австралию.
Михаил Петрович Лазарев родился 3 ноября 1788 г. во Владимирской губернии в семье русского помещика Петра Гавриловича Лазарева. Очевидно, все три сына Петра Гавриловича (Андрей, Михаил и Алексей) получили строгое воспитание в духе спартанской дисциплины. Родители Лазарева умерли рано, но перед смертью отец успел записать сыновей в Морской кадетский корпус. 25 января 1800 г. по корпусу был отдан приказ: «Государь император указать соизволил умершего сенатора тайного советника Лазарева трех сыновей – 1-го, 2-го, 3-го – определить в Морской кадетский корпус». Этот первый официальный документ положил начало блестящей военно-морской карьере Михаила Петровича.
Что же представлял собой в те времена Морской кадетский корпус, готовивший офицеров флота и давший России плеяду выдающихся мореплавателей, ученых, военных? Свое начало корпус ведет еще со времен Петра I, основавшего в Москве в 1701 г. школу математических и навигационных наук. Преобразовывавшийся несколько раз, переселявшийся то в Москву, то в Петербург, то в Кронштадт, корпус в начале XIX столетия стал превосходным военно-учебным заведением. Среди преподавателей корпуса были даже члены Академии наук, которые составляли прекрасные по ясности изложения и богатству содержания учебники. Через три года после поступления в корпус Лазарева экзаменовали на звание гардемарина. Из 32 человек экзаменующихся он, 14-летний мальчик, занял третье место. Звание гардемарина кадеты двух старших классов получали до производства их в первый офицерский чин мичмана, который давался после определенного числа учебных плаваний. Во время такого плавания гардемарин не только практиковался в астрономических и гидрографических наблюдениях и изучал морское дело, но должен был ежедневно заниматься не менее двух часов теорией, математикой и иностранными языками, к тому же еще и слушать лекции о «благопристойном поведении», особенно в «чужестранных местах». Неудивительно поэтому, что русские морские исследования и открытия совершались с таким успехом, а офицеры русского Императорского флота были желанными гостями во многих странах. Таким офицером был и Михаил Петрович Лазарев, пользовавшийся необыкновенной популярностью в Австралии, которую он посетил несколько раз. Он обладал прекрасными манерами, свободно говорил по-английски и поражал своих собеседников глубокими и разносторонними знаниями, включая знания в географии, этнографии и истории всего мира. Командный состав «Суворова» (или «Генерала Суворова») состоял из капитана М. П. Лазарева, старшего офицера С. Я. Унковского, лейтенанта П. М. Повало-Швейковского, штурманов Алексея Российского и Джозефа Д’Силвиера и врача Шеффера. Матросов было 26 человек и семь промышленников. На корабле находились также уполномоченный по торговым делам Российско-американской компании Молво и его помощник Красильников. Всего 41 человек. Интересно, что штурман Д’Силвиер не вернулся на корабль, а остался в Сиднее, став, таким образом, одним из первых русских эмигрантов в Австралии. Восьмипушечный корабль «Суворов» имел водоизмещение в 335 тонн и длину около 100 футов. Принадлежал он Российско-американской компании.
Михаил Петрович Лазарев (1788–1851), русский адмирал, путешественник, участник трех кругосветных плаваний, губернатор Севастополя и Николаева
9 октября 1813 г. судно покинуло Кронштадт, загрузилось в Портсмуте (Англия) и направилось в Бразилию, куда прибыло в апреле 1814 г. Сделав необходимые починки и закупки и получив радостное известие о вступлении русской армии во главе всех союзных войск в Париж, «Суворов» в мае ушел из Рио-де-Жанейро и направился в Сидней. Переход в Австралию оказался на редкость трудным и неспокойным и занял почти три месяца. Сам Лазарев не оставил сочинений с описанием своих плаваний. О его впечатлениях ныне известно лишь из его писем и отчетов, которые хранятся в архивах «Русских флотоводцев» и частично опубликованы в книге «Документы» (М.: Воениздат, 1952–1961).
Первые впечатления об Австралии, описанные Унковским: «Развернувшаяся перед моряками панорама даже с борта корабля казалась земным раем. Утопая в зелени, лепились миниатюрные домики. Тысячами порхали звонкоголосые птицы разных окрасок… А на заднем плане рисовались в легкой дымке вершины Голубых гор. Живительный, напоенный ароматами воздух недаром создал славу здешнему климату, как одному из лучших в мире». В Австралии еще не знали о полной победе над Наполеоном. «Суворов» первым возвестил о ней. Радостная весть быстро разнеслась по городу. Люди ликовали и поздравляли друг друга. В честь русских побед загремели крепостные орудия. Большая толпа народа на берегу приветствовала русских офицеров и матросов. Сходящих на берег почти насильно заставляли выпить, повторяя слова: «Русский – добро, француз – нехорош». Пошли обеды, банкеты, приемы, вечера в таком количестве, что Лазарев вынужден был иногда отклонять приглашения, говоря, что ему нужно привести корабль в порядок. Тогда ему прислали лучших конопатчиков и столяров. Обходя морем вокруг Австралии, «суворовцы» вели гидрографические и картографические работы, а на берегу производили астрономические наблюдения, во время которых познакомились с любопытными аборигенами. Описание колонии, этнографические заметки и коллекции, сделанные русскими в то время, по мнению ученого Г. Барратта, до сих пор мало известны в Австралии, но имеют историческую и научную ценность. Так, например, А. Российский рассказывает о страшном зрелище «боя аборигенов», который устраивался для развлечения публики. Он же описывает торговые сделки между сиднейцами и моряками с «Суворова» и указывает на выгоды торговли между Камчаткой и Австралией.
15 сентября 1814 г., проведя три недели в стране, которая, по предсказанию Унковского, «со временем сделается одним из богатейших селений англичан», «Суворов» покинул Сидней. Празднично одетые зрители провожали русский корабль.
В конце сентября в открытом океане команда корабля обнаружила птиц – верный признак близкой земли. Но на картах никакой земли в этом районе не значилось. Вскоре увидели сушу. С большими трудностями были обследованы коралловые острова, представлявшие величайшую опасность для мореплавателей. Была составлена их карта. Так были открыты острова Суворова.
В июле 1819 г. русское правительство отправило сразу две научные экспедиции для исследования приполярных областей Северного и Южного полушарий. На север были посланы шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный» под командованием капитан-лейтенантов М. Н. Васильева и Г. С. Шишмарева. На юг, к неведомой Антарктиде, отправились шлюпы «Восток» и «Мирный» под командованием капитана 2-го ранга Ф. Ф. Беллинсгаузена и лейтенанта М. П. Лазарева. Обе экспедиции посетили Австралию в 1820 г., и материалы их участников по праву можно назвать самыми богатыми из всех русских экспедиций, заходивших в Австралию. Прежде чем прибыть в Австралию, корабли спустились в южные полярные широты. После открытия островов Траверсе на юге Атлантики они трижды подошли к побережью Антарктиды. Первыми в Порт-Джексон пришли суда северной экспедиции: «Благонамеренный» – 28 (16) февраля, а «Открытие» – 2 марта (19 февраля) 1820 г. Они стояли сначала в гавани Сиднея у самого дома капитана Пайпера. Одна из первых просьб капитанов к губернатору Лаклану Макуори (1810–1821) состояла в выделении места на берегу для обсерватории и мастерских. Выбор пал на мыс Киррибилли напротив города на северном берегу залива, которому и суждено было стать мысом Русских. День 3 марта (20 февраля) 1820 г., когда шлюпы перешли на середину фарватера, ближе к северному берегу, и моряки занялись устройством обсерватории и мастерских на мысу, можно считать началом его недолгой, но богатой русской истории. Здесь же, в заливе, недалеко от мыса Русских, лекарь с «Благонамеренного» Григорий Заозерский сделал одну из самых ранних палеонтологических находок в Австралии – обнаружил огромные ребровые кости доисторического животного, вымытые водой из прибрежного песчаника. 26 марта русские корабли покинули гостеприимный Порт-Джексон. А вскоре сюда прибыли потрепанные штормами шлюпы антарктической экспедиции – «Восток» 11 апреля (30 марта) и «Мирный» 19 (7) апреля 1820 г. И снова на северном берегу зазвучала русская речь.
Заметный след в австралийской истории оставила Крымская война, когда Австралия оказалась буквально охвачена вихрем русских топонимов – географических названий. В Австралии в это время осваивались новые территории, открывались золотые прииски, прокладывались новые улицы в городах. В 1867 г. английский путешественник Чарльз Дильк обнаружил, что, зная главные события Крымской войны, можно проследить, в какой последовательности шло заселение, например, штата Виктория. «Сент-Арно – это городок, лежащий между Балларатом и Каслмейном, а Альма расположена около него, в то время как холм Балаклава находится около Балларата, где также есть Рэглан и Севастополь. Инкерман находится недалеко от Каслмейна… а прииск Малахов, открытый, несомненно, к концу войны, лежит к северу, в Уимере». Одна из ранних русских публикаций на эту тему появилась в сиднейской русской газете «Единение» в 1969 г. Ее автор отмечает, что городки Альма и Балаклава существуют в Южной Австралии, Севастополь – в Новом Южном Уэльсе, озеро Альма в Южной Австралии. Богат на русские названия, связанные с Крымской войной, и Квинсленд – имя Альма здесь носят не менее восьми городков, гор, рек. Встречаются и Инкерман, Балаклава, хребет Малахов. Также крымские названия изобилуют и среди улиц Мельбурна, Сиднея и многих других городов. Конечно, появлялись все эти названия как символы кровопролитных английских побед, но сейчас воспринимаются русскими не только без горечи, а, пожалуй, даже и с гордостью. Ведь для нас, например, Севастополь всегда будет символом героизма русских солдат и офицеров, и не их вина была в том, что русская армия не смогла одержать победу в той войне. Хотя очень немногие австралийцы принимали участие в Крымской войне, Англия щедро наделила австралийские колонии трофейными русскими пушками, которые ныне украшают австралийские парки и скверы.
Как уже отмечалось, визиты русских кораблей в Сидней в первые десятилетия XIX в. были большим событием в жизни молодой австралийской колонии, и прием, оказанный русским морякам, выходил далеко за рамки официальной любезности. Исключительное гостеприимство австралийцев по отношению к русским было вызвано рядом причин – союзничеством на международной арене, соседством по Тихому океану, провинциализмом и изолированностью самих австралийцев, а также экзотическими чертами в образе русских и их страны. Апогей взаимных симпатий пришелся на время визитов 1814 и 1820 гг., когда губернатором Нового Южного Уэльса был Лаклан Макуори, сыгравший важную роль во всплеске австралийской «русофилии» в этот период. За всю историю русско-австралийских контактов никто из австралийцев не заслужил такого восторженного отношения к себе со стороны русских. И именно этот губернатор еще в 1817 г. предложил переименовать континент в Австралию, однако официально название было принято Британским адмиралтейством лишь в 1824 г. До этого континент не имел постоянного названия.
Лаклан Макуори (Lachlan Macquarie) (1762–1824), британский офицер и пятый губернатор колонии Новый Южный Уэльс в 1810–1821 гг.
О стремлении принять русских наилучшим образом свидетельствует дневник губернатора Макуори. Так, на протяжении марта 1820 г. во время захода в Порт-Джексон русских кораблей он делает записи об этом в своем дневнике 12 раз. Столь же часто писал он о них и в дальнейшем. Из дневника Макуори и других документов видно, как важна была для него оценка его приема русскими. Несколько раз он упоминает их реакцию – «чрезвычайно довольны», «в полном восторге», «в высшей степени благодарны и довольны», а также описывает прием, оказанный ему во время визита на русские корабли: «Я был принят с подчеркнутым вниманием и уважением… нас принимали в высшей степени доброжелательно и любезно». Почему же Макуори оказывал такое внимание русским морякам? Очевидно, это особое отношение было связано с его предшествующими контактами с Россией и русскими. В 1807 г., будучи офицером английской армии, он совершил поездку из Индии в Англию через Россию. Он ступил на территорию Российской империи в Баку, а затем в «ужасной кибитке», запряженной тройкой лошадей, через Астрахань, Царицын, Новохоперск, Тамбов, Рязань, Коломну и Москву пересек всю страну, добравшись два месяца спустя до Санкт-Петербурга. Путешествие Макуори через Россию было случайностью – ему пришлось выбрать этот маршрут лишь потому, что путь через Турцию оказался невозможным. Он спешил в Англию к своей невесте Элизабет Кэмпбелл, и неудивительно, что его сознание было поглощено только одним – преодолением пространства, а не стремлением познать Россию и русских. Но тем не менее его неопубликованный дневник, который он вел на протяжении всего путешествия, дает прекрасный портрет и того и другого.
Русские страницы этого дневника представляют собой отнюдь не традиционные путевые впечатления, а создают скорее ощущение фантасмагорического кафкианского сна, растянувшегося почти на два с половиной месяца. Россия предстала перед ним как мир противоречивый и алогичный. Все его попытки подойти к русской реальности с мерками западного человека – человека действия и разума – потерпели полный провал, будь то в захолустном Баку или в столичном Петербурге, перед лицом сельского станционного смотрителя или на приеме у генерал-губернатора. Там, где он ожидал найти помощь или хотя бы цивилизованное поведение, он их не находил, а там, где он на них не рассчитывал, неожиданно сталкивался с искренним дружелюбием и гостеприимством. Несколько раз в пути он задерживался властями. Например, в Коломне, где Макуори продержали шесть дней, он был арестован как шпион. Выбравшись наконец из Коломны и получив еще одно карантинное свидетельство от московского губернатора, Макуори вновь был задержан у самого въезда в Москву, в Люберцах, – на этот раз «невежественным станционным смотрителем», который решил снова отправить его документы в Москву на проверку. Но и после этого Макуори был задержан еще раз стражей у ворот Москвы. По иронии судьбы его спутники, которые покинули Астрахань позже, приехали в Москву раньше его, так как они миновали все опасные места ночью, когда стражники крепко спали. Таким образом, Макуори на собственном опыте убедился в правоте странной русской поговорки «Поспешай медленно». Символическим кажется, что, как пишут русские моряки, лишь одно трудное русское слово «подорожная» в памяти Макуори осталось «неизгладимым… потому что на всякой станции ее у него спрашивали». Будучи сдержанным и хладнокровным человеком, он тем не менее, описывая свой русский опыт, раз за разом повторяет: «жестокое», «совершенно несправедливое», «бесчестное заключение», «глубокое разочарование», «унизительная задержка», «чрезвычайно подавлен и ошеломлен» и, наконец, крик души: «мое терпение почти исчерпано», «я никогда не проводил время так неприятно», «мне осточертела русская полиция». После бескрайней, дикой и часто непостижимой России в Петербурге он внезапно вновь вернулся в знакомый европейский мир – международные интриги, вежливые манеры, блестящие приемы, и над всем этим – как фантастическая декорация – величественный Петербург с пышными царскими дворцами, с широкими элегантными мостами, красивыми садами и героическими статуями. «Самый великолепный и изысканный, самый блестящий и планомерно построенный город в мире», – отзывается он о Петербурге. Итак, вместо ожидаемой в прямой зависимости – радушный прием русских в Австралии в ответ на «приятное» путешествие по России – модель поведения Макуори оказывается гораздо сложнее. Возможно, что те русские, которых он так гостеприимно принимал в Австралии, были для него посланцами европейского лица России, повернутого к Западу, в то время как детали самого путешествия, столь живо описанные им в дневнике, – плохие дороги, задержки и аресты, грубость бюрократов и полиции, пьяные солдаты – подернулись романтической дымкой и почти изгладились из памяти. Слова Макуори о его посещении России: «везде был принят хорошо», сказанные им капитану корабля «Открытие» Васильеву в 1820 г., несомненно относятся к этому европейскому образу России. Впрочем, иностранцы всегда отличались способностью сохранять в памяти только приятные воспоминания о нашей стране.
Корвет «Рында» в Сиднейской бухте. 1888 г.
Столь же примечателен и другой визит русской шхуны, спустя почти 70 лет. В четверг, 19 января 1888 г., невыносимая жара, стоявшая уже несколько дней, наконец спала. Небо затянули тучи, и подул прохладный южный ветерок. Смеркалось, мягкая дымка окутала горную цепь, у подножия которой раскинулся Ньюкастл, и в городе засветились первые огни. Пассажиры экскурсионного пароходика, возвращавшегося в город из местечка Томаго после пикника, неожиданно увидели силуэт огромного военного корабля, стоявшего на рейде. На флагштоке укрепления развевался британский военный флаг, и дирижер оркестра, находившегося на борту пароходика, решил, что Ньюкастл удостоился чести посещения британского военного корабля. Он заиграл гимн «Правь, Британия», за которым последовало «Боже, храни Королеву». Пароходик все ближе подходил к кораблю, и в этот момент флаг на корабле расправился под порывом ветра, и, к своему удивлению, музыканты увидели голубой крест на белом фоне – русский военно-морской флаг. После минутного замешательства дирижер не нашел ничего лучшего, как заиграть шотландскую мелодию «Забудем нашу встречу».
Так некоторым конфузом завершилась загородная прогулка городского оркестра и начался визит в Австралию парового корвета «Рында», одного из первых русских кораблей со стальным корпусом. Экипаж «Рынды» составлял 396 человек. Во время посещения Австралии на борту корвета находились 23 офицера, включая командира, а также судовой врач и священник. В списке офицеров обращает на себя внимание созвездие блестящих имен русских аристократов. Звездой первой величины среди них был великий князь Александр Михайлович (Романов), за ним следовали князь Михаил Сергеевич Путятин, князь Сергей Александрович Ширинский-Шихматов, граф Николай Михайлович Толстой, граф Матвей Александрович Апраксин, все в чинах лейтенантов и мичманов. Кроме того, в составе команды были представители известных русских морских династий Эбелингов, Лангов, Тыртовых, Шателенов и Кульстремов. Командиром всей этой аристократической молодежи был старый морской волк – капитан 1 – го ранга Федор Карлович Авелан. Вся его жизнь была связана с морем. Достаточно сказать, что тогда он посещал Австралию уже в третий раз. В 1871 г. он побывал в Мельбурне на клипере «Гайдамак» в чине лейтенанта; в 1881–1882 гг., командуя клипером «Вестник», он посетил Сидней, Хобарт, Мельбурн и Гленелг. Его непосредственный начальник, адмирал А. Б. Асланбегов, отзывался о нем как о прекрасном командире, хорошо знающем французский и английский языки. Несомненны и его дипломатические способности, которые ему пришлось применить в полной мере во время захода на Самоа. Его импозантная фигура всегда привлекала внимание, и, как писали австралийские газеты, он был «истинным командиром и настоящим мужчиной».
Но самой колоритной фигурой на бронепалубном корвете, безусловно, был великий князь Александр Михайлович. Внук Николая I, сын великого князя Михаила Николаевича и Ольги Федоровны (принцессы Цецилии Баденской), он был двоюродным братом царя Александра III. Хотя благодаря своему титулу Александр Михайлович и занимал особое положение на «Рынде», он отнюдь не был изнеженным аристократом, а, напротив, отличался добросовестностью, трудолюбием и хорошими знаниями. По дороге в Австралию корвет заходил в Порт-Морсби, центр английского протектората в Новой Гвинее, после посещения которого участники экспедиции детально описали жизнь этого крошечного европейского форпоста и свои встречи с папуасами. Оттуда «Рында» двинулась на юг – впереди лежала Австралия. Александр Михайлович прекрасно передал чувство, охватывавшее его в тихие утренние часы на вахте: «Я стою на носу, – среди молочных облаков блестит созвездие Южного Креста, – я глубоко вдыхаю аромат тропических лесов […] а вокруг тишина… Чудесная тишина военного корабля на рассвете. Полная глубокого значения. Проникнутая величием вселенной. Дарящая просвещенным прозрение. Трудно себе представить, что там где-то есть Россия, что где-то позади остался Император, Царская семья, дворцы, церкви, парады, казаки, величавая красота отягощенных драгоценностями женщин». Русские моряки ждали от встречи с Австралией чего-то необычного. Корреспондент австралийской газеты сообщал, что Авелан и Путятин, не в первый раз посещавшие Австралию, «так много рассказывали о стране, что разожгли любопытство у всей команды, и когда наконец показался австралийский берег, все бросились к борту».
Великий князь Александр Михайлович. Фото конца XIX в.
Итак, знакомство с Австралией «Рында» начала с Ньюкастла. Формальным поводом к заходу в порт была загрузка корабля углем, однако, несомненно, была и другая причина – сбор информации (посещение Ньюкастла предписывалось специальной телеграммой Морского министерства). Этот важный центр угледобычи давно интересовал министерство, кроме того, возможно, что на интерес к нему морского начальства повлиял и Н. Н. Миклухо-Маклай. Его планы создания русской колонии для защиты островитян в Тихом океане хорошо известны. Менее известно, что, надеясь на помощь царского правительства, Миклухо-Маклай со своей стороны предложил информировать его о политической обстановке в Океании. Русские и не подозревали, какой переполох они вызвали в Ньюкастле. Собравшиеся на берегу жители делали предположения о национальности приближавшегося с севера корабля. Позже местные корреспонденты никак не могли найти истину – какой же все-таки сигнал был поднят на форте: «Вижу английский военный корабль» или немецкий? Факт тот, что никто не догадался, что «русские пришли», до тех пор, пока корвет не вошел в порт и не запросил лоцмана.
Грозный форт Скрэтчли, построенный для защиты Ньюкастла именно от нападения русских, потерпел фиаско. Надо сказать, что это был не первый случай, когда русские заставали береговые укрепления – построенные для защиты от них же – врасплох. Например, в 1862 г. фрегат «Светлана» вошел в порт Филлип и запросил форт, ответят ли они на его орудийный салют. Австралийцы вынуждены были признаться, что ответить на салют они не смогут, так как в форту не нашлось пороха. Позже этот случай даже обсуждался в парламенте Австралии. Затем, в 1882 г., три русских корабля, кстати также с Авеланом и Путятиным на борту, вошли в Гленелг и простояли там неузнанными всю ночь.