Текст книги "Военные пацаны (сборник)"

Автор книги: Андрей Ефремов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Так вот, поехали они как‑то на модном в то время автомобиле «Тойота Марк-II», в просторечии – «марковник», на рыбалку. Есть у Вани на берегу Лены излюбленное тихое местечко, где он ставит палатку, отдыхает и ловит осетра. Оба уже в довольно близких отношениях. Ваня, лихо объезжая колдобины и рытвины, наглаживает коленку и чуток повыше, Света жарко жмется к кавалеру, наглаживает грудь и соответственно малость пониже. Друг у друга, само собой. Ваня для удобства даже рубашку снял и закинул на заднее сиденье.

– А я, Вань, твой любимый морковный салат прихватила.

– Салат – это хорошо-о… Витамины… – Немного подумав, серьезно добавил: – Представляешь, а я помидоры взял. Как думаешь, Светик, не завянут?

Подружка рассмеялась:

– Не завянут, Ванюша, не позволю!

…Весна. Первыми из‑под снега появляются подснежники, потом буйным цветом плодится и растет все, что может расти. Как красивы бывают заливные луга: цветет все, что может цвести, – красота! Лето на севере короткое, природа к этому прекрасно приспособилась и все успевает. И так иногда хочется последовать этому примеру… Да что там! Плюнуть на все обыденные заботы и проблемы и думать, думать только о любви.

Зелень первой пробивающейся травы украшают желтенькие пушистые подснежники, река освобождается ото льда, льдина прет на льдину, гормоны бушуют. Ехать еще довольно далеко, а гормоны уже через край плещут, покоя Ване не дают.

Вот появилось стадо коров, бык беснуется на фоне неистовствующей реки – картина красивая, но Ване уже не до любований пейзажами. Остановил машину на пустынном берегу, предложил:

– Давай, Светик, выйдем, подышим.

Света нехотя оторвалась от любимого:

– Устал?

– Ага, аж в глазах рябит.

– Бедненький мой. – Девушка погладила Ванину голову, поцеловала в лоб. – Что ж ты молчишь‑то, Ванюша?

– Ой, полежать надо маленько. Я сегодня всю ночь не спал, героически боролся с преступностью и все такое прочее… – Ванюша открыл заднюю правую дверь, снял с сиденья покрывало, постелил метрах в десяти от авто, лег. – Погладь мне голову, пожалуйста.

Любимая присела на колени, склонилась над ненаглядным, стала нежно массировать ему виски и мурлыкать:

– Не жалеешь ты себя совсем, мой герой: после работы отдыхать нужно, а ты все со мной да со мной… – Подружка собрала свои длинные волосы в пучок и, как кисточкой, стала щекотать лицо парня.

– Не могу я без тебя, Светик, ни секунды прожить без тебя не могу! – Дальше Ваня стал декламировать: – День, проведенный без тебя, я считаю прожитым напрасно, несмотря на то что, – пальцы непроизвольно начали расстегивать пуговки на кофточке у Светы, – несмотря на то что вокруг весна, птицы радостно и весело поют свои брачные песни, на ветвях моей души глубокая серая и тоскливая осень. – Поправился: – Это без тебя осень, а с тобой… – Пальцы орудуют со сложными механизмами за спиной, под кофточкой. – …А с тобой, Светик, всегда весна!

Света страстно прижалась к любимому:

– Смотри, Ванюш, какие подснежники красивые, пушистенькие…

– Ага, пушистенькие… – Света не дала возможности договорить, губы возлюбленных соединились в долгом страстном поцелуе.

Дальше все пошло как маслу: стадо коров вместе с быком стало наблюдать, как Ваня со Светой в порыве непреодолимого влечения, будто после многолетней разлуки, окунулись в пучину страсти. Что поделаешь – молодость!

– Представляешь, – уф-уф, ни выходных, – уф-уф, ни проходных…

– Ванюш-Ванюш-Ванюш…

Ледоход: огромные льдины грохочут, по берегам, образуя заторы, друг на друга нагромождаются, вода в реке шумит, бурлит, пенится, прибывает. Красота!..

В самый ответственный момент, несмотря на страстные «охи» и «ахи» Светы, Ваня наконец‑то обратил внимание на подозрительные чавкающие звуки, раздающиеся со стороны автомобиля, обернулся. Бык аппетитно жрал его рубашку, лежащую на заднем сиденье! В кармане рубашки все документы! Карман хоть и застегнут на пуговичку, да быку‑то какая разница, все равно ведь сжует…

Справедливости ради нужно отметить: бык вовсе даже не глумился над Ваней, просто решил восстановить силы после обхаживания коров. Но ведь не таким же образом!

– Скотина!

Света, почувствовав паузу, пришла в себя:

– Кто?!

– Да не ты! Бык!

Ни на секунду не желая расставаться с любимой, он оперся левой рукой о землю, правой подобрал лежащий рядом большой камень и метнул в быка. Но так как поза для броска была довольно неудобной, как бы вывернутой, попал в стекло передней двери, а бык от неожиданности почему‑то стал продираться вперед, сквозь салон. Рогами прорубил в крыше машины две дыры, и, пытаясь продвинуться поглубже, будто осеменяет кого, порвал крышу. Как промокашку. Видать, восстановил силы в полной мере.

Это произошло очень быстро. Ваня вскочил на ноги и, не веря своим глазам, прохрипел:

– Урод!!!

Все‑таки зрение не обмануло: крыша была порвана и передняя часть взволнованного животного находилась в салоне. А как же не волноваться? Бык озирается по сторонам, а обстановка‑то совершенно незнакомая, да и тесно к тому же. Кажется, все сиденья сплющились.

У Светы широко раскрылись красивые глаза, и она воскликнула:

– Приехали!

Натягивая на ходу брюки, Ваня, тоже не на шутку взволнованный, спотыкаясь об волочащиеся по земле штанины, подскочил к быку и со всего маху дал пинка под самый хвост. Так не стало задней левой двери, а водительская сжалась гармошкой.

Теперь и не на шутку встревоженная Света подскочила к машине, кофточку на себе оправляет:

– Ой, да как же это так!..

С одной стороны машины торчат задние ноги, с другой – морда без ног. Морда что‑то жалобно промычала.

Ваня бросил взгляд на Свету, на застрявшего в машине очумелого быка, осмотрел территорию вокруг, подобрал с земли палку. С ее помощью все‑таки удалось протиснуть быка чуть глубже, уже и коленные сгибы на выходе появились. В этот момент бык, вероятно, почувствовал, будто заново появляется на свет. А появившись на свет, отряхнулся, словно вылез из воды, для полноты картины повторил невнятное мычание и побрел к своим подружкам. Неимоверно раздутый салон уже мало чем напоминал салон культурного авто: искореженные сиденья, выгнутая крыша, ни одного целого стекла, свежий навоз…

Схватившись за голову, парень сел на землю.

– Не сидел бы ты на земле, Ванюша, сыро ведь, застудишься…

Ванюша застонал:

– Светик… Самоцветик… вот так порыбачили…

Девушка присела перед любимым на колени, обняла за плечи, прижала его ямочку к своей груди. Художники иногда так изображают заботливую маму с дитем на руках. Минут через пять Ваня успокоился.

– А ничего отдохнули, да, Света? – Весело посмотрел на подружку, на щеке заиграла ямочка.

Девушка, безуспешно пытаясь скрыть свой смех, все‑таки выговорила:

– А поехали домой, Ванюша, пока светло.

– Поехали, Светик! – сквозь смех согласился парень.

Несмотря на то что морковный салат и помидоры вместе с пакетом исчезли, машина оказалась на ходу, а Света – хорошей и преданной женой.

Этому семейному преданию Ваня со Светой даже название дали: «Любовь-морковь в реактивном состоянии». Вот так: кому морковка с помидорами, а кому – любовь…

Нет, все‑таки про Светика, считаю, необходимо добавить: она сейчас психотерапевт, по возвращении Вани из служебно-боевых командировок лично проводит с ним плотный курс реабилитации: как только у супруга начинают проявляться неприятные признаки контузии, она за ручку выводит его на зеленую лужайку; играют всей семьей в мячик и, радостно подпрыгивая, хлопают в ладоши – детишкам это нравится. Вот теперь, пожалуй, все.

О хорошем помаленьку. Пусть Ваня отдохнет, а мы плавно перейдем к следующей части повествования.

Половина личного состава отряда постоянно находится в расположении группировки, потому как другая половина в течение суток пребывает вне его пределов, выполняя какое‑либо задание. Каждое утро БМП привозит отработавшую свое смену и увозит отдохнувшую. Всего смен две – сутки через сутки: таков режим работы на войне.

Вот и в это хмурое утро десяток бойцов уже готовы к выдвижению, стоят, как обычно, у палатки роты разведчиков, переминаясь с ноги на ногу и покуривая, ждут боевую машину.

– Ну, до чего же погода омерзительная!

– Эт точно.

– Эх, в баньку бы…

– Да, забыл уже, когда парился в последний‑то раз.

– Говорят, есть здесь где‑то баня у солдат.

– Охохоханьки…

– …Оееханьки.

Да, в такую погоду самое милое дело, конечно же, банька. Только откуда ж ей здесь взяться? Судя по внешнему виду бедных солдатиков из пехоты, они век этой самой баньки не видали: кожа на руках трескается от въевшейся грязи, одежда вся замусолена – аж лоснится. Вечно голодные: за банку сгущенки с пряниками готовы пулеметный магазин отдать – все равно на боевые спишут, повод для списания всегда есть, а уж за курево… Жалко ребят. Чернорабочие войны.

Шеренги подразделений войсковой группировки выстроены вдоль ряда ротных палаток. Видно, как интеллигентной внешности командир отчаянно размахивает руками, и, судя по откровенной и крайне эмоциональной жестикуляции, выражается он суровым языком военной прозы, но отнюдь не литературно. Особый колорит немому кино придает богатый ассортимент фигур из кулаков и пальцев. Утренний развод с минуты на минуту должен закончиться.

Внезапно тишину разрезал протяжный громкий свист и шипение выпущенной кем‑то из заместителей сигнальной ракеты – тревога! Величественно парящий над войсками горный орел, забыв о своей гордости, испуганно метнулся в сторону. Линия строя мгновенно ломается, распадается на мелкие группы: все бегут занимать места по расписанным заранее боевым позициям. Будто из центра заснеженной группировки во всех направлениях черные лучики-стрелки разошлись пунктирами – и быстро, даже дымный шлейф от ракеты не успел рассеяться, исчезли, будто ничего и не было. Судя по тому, что полковник с заместителями остались стоять на местах, причем с заведенными за спину руками, тревога была учебной.

К команде убывающих ментов подошел неизвестно откуда взявшийся Костя Топорков:

– А вы чего тут стоите?

– А что?

– Бего-ом!

– Не по…

– Бего-ом, я сказал!

– Куда бегом‑то?

Видно, что Костя погорячился и сам не поймет, «куда бегом»: у ментов в расположении группировки совершенно другие задачи; если им и приходится защищать внутренние рубежи, то сугубо подступы к своей складской палатке от посягательств внутреннего врага. Но если приходят добрые люди с понятными намерениями, то никакие обстоятельства не помешают наряду их там же достойно и приветить.

После секундного замешательства, повертев головой и увидев, что полковник со свитой продвигается в сторону штабного вагона, командует:

– К шта-абу-у бего-ом ф-фарш!

– Ну, Костя…

– Твою маму…

Снег чистый, слякоти не видно, и группа, покумекав, решила не отказать себе в удовольствии прогуляться до штаба.

– Ладно, мужики, почапали…

– Может, угомонится…

– Разговорчики! – Костя вошел в раж. Офицеры с солдатами возле одной из САУ с любопытством рассматривают невиданное доселе зрелище: менты пытаются идти строем. Пользуясь случаем, Топорков громко, так, чтоб все слышали, произносит: – Наша задача – оборонять штаб!

– Стратег хренов! – не выдержал Рома, даже войсковым стало смешно.

– Разговорчики! – повторил Костя. Надо отдать должное, командирский голос все‑таки имеет место быть.

Слышно, как Рома скрежещет зубами, и различимы крупные вибрации тела. Нет, все‑таки ментовский менталитет очень далек от армейского.

Обстановку опять‑таки разряжает Ваня Буцак:

– Удачный маневр всегда ведет к поражению противника!

Теперь и менты засмеялись:

– Это заявка на победу!

Как назло, заморосил дождь…

Вернувшись со смены, Роман Григорьевич, проявив чутье опытного оперативника, солдатскую баньку, находящуюся в расположении чистоплотных артиллеристов, все‑таки нашел. Это оказалось вкопанное в землю сооружение с бревенчатым настилом, замаскированное квадратиками дерна, со стороны производящее впечатление небольшого бугорка с торчащей из нее трубой.

Вволю напарившись и смыв с тела полуторамесячную грязь, Роман Григорьевич вернулся «домой»:

– У-ух, хорошо попарился, даже прошлогоднюю тельняшку нашел! – в прекраснейшем расположении духа произносит Рома традиционную, подобающую случаю фразу. Но пока он еще не догадывается, что тельняшки‑то уже нет.

– С легким паром, Григорьич! – чуть ли не хором разделяют его радость присутствующие. – Чайку не желаете?

– Только что заварили…

– М-м… ароматный…

– А вку-ус…

– Кстати, кто снял мои трусы и тельняшку и где они есть? – приготовившись воздать хвалу и благодарность своим друзьям за проявленную заботу, спрашивает Рома.

Сержант заботливо осведомляется:

– Ты где их оставлял?

– Как где, Серега, на улице, сушились на веревке.

– Ну, значит, сейчас их кто‑то носит.

– Да чтоб у него… – Рома не может подыскать соответствующие охватившим его бурным отрицательным эмоциям слова. – Да чтоб у него… – зачем‑то схватил с печки пустую эмалированную кружку с подгоревшей заваркой. Ожегся. Бросил на земляной пол, запнул под нары. Под нарами послышался звон стекла. – Да чтоб у него… на лбу вырос! – Резко меняется настроение у наивного, толком не умеющего выражаться милиционера. – Достали все! – Чутье опытного оперативника безошибочно подсказывало: своих, таких необходимых и полезных в быту вещей он попросту больше никогда не увидит. Досадно.

Сев на нары и свесив руки с колен, обиженно уставился на буржуйку – будто это она в чем‑то перед ним повинна. Но на деле виноватость перед Ромой отчего‑то ощущают все присутствующие. В течение всего вечера, по причине и без, слово «достали» Рома на все лады смаковал и произносил неоднократно.

Он уже проваливался в сон, когда по своему непонятному графику рядом пальнула саушка[5]5
  Саушка – самоходное артиллерийское орудие, САУ (жарг.).


[Закрыть], Рома моментально проснулся:

– Достали! – И тут же у него зачесались ноги; задрал штанины, приспустил носки, стал яростно начесывать. – Достали! Все! Нервы на пределе! – Зачесалась поясница, Рома принял сидячее положение: – У кого‑нибудь успокоительное есть?

– Только водка, – сочувствуют «дедушки».

– Да-а, Рома, до чего ж ты себя довел…

Кажется, проснулись все.

– …Совсем себя не бережешь…

– Близко к сердцу все воспринимаешь…

– Ну, нельзя же так!

Кто‑то Ромика и подбадривает:

– Ничего, ничего: даже у металла усталость бывает. Это пройдет.

– Так сказать – предел прочности выработан.

У Ромы зачесались руки.

– Наливай! – Достав нож, стал яростно скрести обушком клинка между пальцев, накопившееся раздражение хлещет через край. – Достали, с… б… п… зарраза!

Солдаты включили двенадцативольтовую лампочку, висящую на центральной опоре палатки и питающуюся от автомобильного аккумулятора. Неподалеку от палатки взревел танк – дневальный решил разогреть двигатель, все‑таки боевая машина всегда должна находиться в постоянной готовности к ратной деятельности.

Зачесалась спина.

– Полную наливай! – Рома с остервенением переключил внимание на поясницу. – Эх… – глык, – …хорошо-о… – Прислушался к себе, чесаться стало чуть меньше. Танковый мотор тоже сбавил обороты. – Надо бы успокоительное заказать местным, – сделал он вывод. – Ну, все, давайте спать, мужики.

Но так не бывает, чтобы человек лег и сразу выключился одновременно с лампочкой, висящей на палаточной опоре. Обычно отходу ко сну предшествуют разговоры, интересные байки травятся, умные беседы ведутся. На этот раз тема беседы была, само собой, о нервах, реактивном состоянии и кто и как и по какой причине оказался здесь, в этой дыре. Солдатики, естественно, по приказу, менты – командировка. Сержант по имени Сергей, конечно же, тоже по приказу, но был переведен в это периферийное подразделение из Моздока, из роты охраны аэродрома. В то время он был ефрейтором, а служба заключалась в бдительном хождении взад-вперед перед «сухарями» – это самолеты, штурмовики серии «Су».

– …Перед самым рассветом это было, но довольно темно еще. Звезды на небосклоне несколько утратили свой блеск, восточный горизонт ощутимо побледнел, с севера веяло прохладой. Утро обещало быть чудным. Естественно, устал шляться. Вроде никто меня не видит, дай, думаю, полежу минут семнадцать. Сами же знаете: бронежилет-разгрузка-тяжело; спина болит, в копчик отдается, в итоге и простатит можно заработать и, как следствие, импотенцию. На бетонке завалиться никак нельзя: после дождей сыро. Тут, смотрю, «расческа» сухонькая стоит: наверное, подрулила недавно. Недолго думая, взобрался на крыло, прижался спиной к борту, удобно, идрит…

– Что за расческа‑то? – перебил кто‑то из несведущих.

– А это пехота так прозвала «сухари»: они же их снизу только и видят. Снизу пилоны торчат, а в комбинации с крылом вроде как расческу напоминают, – пояснил Сергей.

– А что, пехота только снизу, а ты сам‑то сверху видел?

– Дык! – Серега, видимо, уже мнил себя ведущим авиаэкспертом.

– А что за самолет?

– Что, что! «Су-25»!

– Так вроде бы «грачи», – блеснул знанием жаргона кто‑то невидимый.

– «Грачи», «расчески», какая разница! Короче, не умничай!

– Ну что дальше‑то, Серега, не томи!

– Умничек хренов… Так вот, лежу я на крыле, балдею. Воздух чистый, дышу полной грудью, тишиной наслаждаюсь. До смены часа полтора еще. А там, кстати, довольно удобно лежать. Да и спать хорошо. Приснилась, помню, эта… как ее…

– Эдит Пиаф…

– Не, не пиав… блондиночка такая сисястая… ну снималась в этом, как его…

– Неважно…

– Ну не ска-ажи, сиськи‑то во!..

– Давай‑таки по существу, Серега!

– Ага, проснулся от какого‑то гула и тряски, чувствую, еду куда‑то. Сразу‑то не врубился: еще блондиночка перед глазами, вся живая такая, а я еду. Тут только и вспомнил, что на самолете нахожусь! Вот это, братцы, я вам скажу – реактивное состояние! У него же разбег перед взлетом метров пятьсот всего!

– Пятьсот пятьдесят…

– Не умничай!..

– Пятьсот шестьдесят три, ладно. Ну, дальше что?!

– Умник хренов!.. Внезапно борт остановился. Только на карачки встал, чтобы спрыгнуть, а «сухарь» на разгон! Автомат с броником вылетели. Уж не знаю, за что уцепился, за крыло, наверное; и руки разжать боюсь, и спрыгнуть: скорость‑то бешеная! Опять остановился. Как я по инерции вперед самолета не улетел – не знаю: со страху прилип, наверное. Летчик кабину открывает…

– Фонарь открывает… – На этот раз невидимка блеснул знанием технических терминов.

– Не умничай, итить!.. Ты меня что, специально изводишь?! Рома, дай ему!..

– Не дам! Отодвинься, противный… Дальше‑то, дальше‑то что?

– Умник хренов… А что это вы там делаете‑то?! – насторожился Сергей.

– Да, бляха-муха, чешется у меня все!

– А-а… Короче, по рации ему сообщили, что лишний человек на борту. Так я здесь и оказался…

Как известно, история имеет свойство повторяться по спирали, по этой причине Рома каждому встречному и поперечному прожужжал уши про свое прошлое и нынешнее «реактивное состояние». На четвертые сутки, как и положено по «закону спирали», внимательно выслушав стоны с мемуарами, диагноз страдальца решительно опроверг Ваня Буцак – в той командировке он был непревзойденным отрядным доктором и по совместительству психологом.

– Это, Ромчик, не усталость металла, это у тебя – чесотка.

– Да ты что! – удивился Роман. – Что ж ты раньше‑то молчал?

– А ты и не спрашивал, – резонно ответил Ваня.

– Да я же вроде бы и в бане был, – начал вычислять корень зла Рома. – Это, получается, я там и подхватил насекомую?

– Так ты там защитный слой и смыл, – отвечает многоопытный Ваня и дельно советует: – Серную мазь местным закажи, пусть привезут.

Дождь. Снег тает буквально на глазах. Для того чтобы не мешать редко проезжающим по серпантину машинам, группа выбрала место, где дорога пошире, БМП поставили у обочины. До обеда не проехало ни одного автомобиля. Выставив пару солдат снаружи и периодически сменяя их, все наличные силы, несмотря на категорический запрет, засели в бэхе, лясы точат. В тесноте, как говорится, но в сухости и не в обиде. Как это ни странно звучит, но во время проливных дождей никто, как правило, не воюет.

Перебрав все бородатые анекдоты, компания переключила разговоры на тему «про баб», после чего – на более серьезные. Почему‑то всех взволновал вопрос: «С чего же вообще пошел весь этот сыр-бор на Северном Кавказе?» Посыпались стандартные ответы: НАТО идрить, США итить, масоны… а также империалисты, во веки веков заинтересованные в ослаблении России; нефтедоллары, политика…

Ваня Буцак проявил небывалую информированность:

– Короче, господа, слушайте сюда. Когда Дудаеву присвоили генерала, ему сразу отставку дали – он там, в Кремле, чего‑то не поделил с кем‑то; ну, и уехал в Грозный, а оттуда давай поливать грязью правительство… – Информация довольно размытая, но Ваня сидит с таким видом, будто выдал откровение.

– Чего он там не поделил тут и с кем там? – задал резонный вопрос ничего не понявший Влад. – Мы тебя там слушаем, а тут не понимаем. Ты о пговокации мондиалистов талдычишь, что ли?

– Да хрен его знает, возможно и мондиалисты, у масонов тоже свои интересы были… – Ваня сделал ну до того умное лицо, будто сам понимает, о чем говорит. – Разве народу об этом скажут? Деньги, наверное, не поделили. Пока нефтяные деньги исправно делились между Центром и Грозным, все было нормально. Центр закрывал глаза на беспредел чеченского национализма, на похищения и убийства русских в Ичкерии, но когда дудаевский клан попал в сфepy интересов империалистов-мондиалистов, террористических и экстремистских авторитетов, к Дудаеву, на идею создания исламского всемирного халифата, стали стекаться доллары в огромных количествах. Вот он о себе и возомнил, что может стать лидером мирового масштаба, своеобразным мессией. В итоге после выборов Дудаев вообще набрался наглости и провозгласил себя пожизненным президентом Ичкерии.

– Ага, было такое, – вставил один из солдат. – В случае его смерти президентом стал бы его сын. Но он в то время совсем маленький был.

– Совершенно правильно, – разошелся Ваня. – Дудаев, мужик вроде и не дурак, но от власти голова у него малость и того. Сколотил «армию», давай войной России угрожать. Мстить, мол, надо генералу Ермолову, имама Шамиля приплел, депортацию сорок четвертого года… И перед первой кампанией спецы по информационной войне любезно сообщили чеченскому народу, что на границах с Ичкерией стоят тысячи грузовых военных машин, чтобы снова депортировать в Сибирь все мирное чеченское население, а простой народ поверил. А проповедники-пропагандисты – мусульманские экстремисты – пальцами на это дело тыкнули и сказали: «Это, братья и сестры, все от шайтана!»

Общее мнение бойцов выразилось в том, что какие‑то темные силы развязали эту войну в неких мутных, непонятных целях. У какого‑то круга лиц были свои задачи, о которых сейчас ведутся разговоры и болтология на уровне сплетен и очернительства, но ничего конкретного. Конечно, со временем вся эта муть осядет, истина прояснится, станет известно: кто прав, кто виноват, но сейчас‑то люди гибнут, и конца-краю этому не видно. Джохар Муда… Мусаевич в свое время говорил: «Мы должны объявить газават, каждый чеченец должен стать смертником… тысячи человек хватит, чтобы Россию перевернуть и стереть в ядерной катастрофе». Именно, заметьте, «в ядерной». Говорил про войну «до последнего чеченца», и «семьдесят процентов чеченцев погибнут, но тридцать будут свободными». От чего? Однако по поводу тысячи человек он, кажется, оказался прав. Трудно клопа танком раздавить.

В Чечне вспыхнула настоящая гражданская война, которую породили недальновидность, корыстолюбие правящего режима, коварство и предательство дудаевского клана. Оружие Российской армии в Чечне было оставлено не случайно. Джохар резко порвал с Москвой и повернул это оружие против бывших своих хозяев.

– Вооружили, получается, чтобы начать войну с целью разоружить.

– Еще маленько, и будет всем «именно, заметьте»!

– Я, мужики, вот такое слышал бэ. – Это уже перехватил инициативу солдатик, вечный дневальный Костя, который напросился в группу «отдохнуть» от своего родимого поста у палатки. – Чечня была офшорной зоной, свободной от налогов бэ… там криминал деньги отмывал. А Березовский бэ… все эти денежки перехватил. Дудаев бэ… и разобиделся.

– Да-а…

– Эвона как…

– А я что бэ… а я домой не поеду бэ… у меня друга здесь убили бэ… я по контракту останусь бэ… мстить буду наубэ! – Да, это один из многих мотивов, по которому ребята остаются служить по контракту на Северном Кавказе.

Пауза была недолгой, солдатик несколько успокоился и направил русло беседы в другую сторону:

– А чего это ингуши с осетинами не поделили бэ… тоже деньги бэ…? – Костя имел в виду осетино-ингушский конфликт.

Всеведущий Ваня не заставил себя долго ждать:

– А это, Костик, вообще от криминала пошло. Однажды поддатые молодые ингуши пришли к осетинам и на огороде одному старику лопатой голову отрубили.

– Ложь весьма губительна, Ваня, такие ужасы болтаешь, – тактично поправил Влад. – Это осетины к ингушам подошли с лопатами, мне сами ингуши об этом гассказывали, епти.

– А мне осетины.

– Этот бардак вообще здесь когда‑нибудь кончится, бэ…?

– Да давно бы закончилось, так ведь не дают… – Ваня, придав своему лицу еще более глубокомысленное выражение, наконец‑то вспомнил нечто дельное. – Однажды, летом 1995 года, отряду спецназа «Русь» командующим была поставлена задача ликвидировать Дудаева. По оперативной информации, в одном селе планировалось проведение конных скачек, на которых должен был присутствовать лично Дудаев. В район скачек должны были вылететь на двух вертолетах четыре группы. Нужно было совершить огневой налет на место, где будет присутствовать Дудаев, и десантироваться, затем пошуметь и захватить Дудаева живым или мертвым. Пока группы целый час тренировались, командующий отменил свой же приказ. Вполне вероятно, что в это дело вмешались темные политические силы.

– Мутное это дело, – подвел черту под стихийной политинформацией Владик. – Пойду заменю кого‑нибудь. А то с вами от политики… нельзя мне мыслить такими глобальными категогиями – вгачи запгетили. – Владик вышел, в БМП стало несколько просторнее.

Показался знакомый райотделовский «УАЗ» с ингушскими сотрудниками, остановился.

– Здогово, мужики! – поприветствовал Владислав милиционеров.

– Салям, Вахид, как дела?

– Тоска, епти. – Влад нагло протиснулся в битком набитую машину, все выдохнули. Дверь захлопнулась, все вздохнули. Вроде поместились; правда, самый тощий втеснился кому‑то на колени, а сам Владик вроде как немножко потоньше стал, и лицо порозовело. – Тепло у вас здесь, хорошо.

– Ну, ты, Вахид, и агрегат!

– Ага, – согласился Влад. – Какие новости, мужики?

– По телику минус три по Цельсию обещают. Когда эта зима кончится?

– Вам виднее. А еще что нового?

– В Назрани стреляют.

– А где ж не стгеляют…

Курящие закурили, некурящие открыли окна. Водитель, молоденький чернобровый милиционер по имени Ахмет, шустро перебирая четки, поинтересовался:

– Слышь, Вахид, мы‑то ладно, местные, а ты‑то чего сюда приехал?

– Из-за баб, – как ни в чем не бывало отвечает Влад, выпуская струйку дыма в форточку.

– Как это? – От удивления бровь у Ахмета приподымается и даже разделяется на переносице на две с виду вполне нормальные бровины. Всем становится интересно, оживились.

– Ну как… – подыскивает слова Сылларов. – Жена с любовницей меня делят, достали уже, надоело. Никаких негвов не хватает, и газвестись из‑за детей не могу, и свестись нельзя. Сплошные психические негвы!

– Вот это правильно, – поддерживает кто‑то из группы ингушских сотрудников Влада, – ради детей жену и потерпеть можно. Вот если изменит, тогда и разводись.

Детей у Влада было трое: две девочки, которых он обожал, – от жены и мальчик, которого обожествлял, – от «подружки».

Ахмет все‑таки настойчиво гнет свою линию:

– Ну а какое отношение это имеет к нашему бардаку?

– Вы знаете, что такое конец света?

– В Коране про это сказано…

– Конец света – это когда в один день тебе закатят скандал и жена, и любовница, – перебил якут. – Куда бежать спасаться? Некуда. Жене сказал, что к любовнице ушел, любовнице сказал, что к жене, – будьте, говогю, благонадежны, сейчас вегнусь, а сам сюда убежал, епти. И так тги газа подгяд.

Все засмеялись, курящие закурили по новой.

«Подружка», как рассказывал Владик, была весьма решительной особой, постоянно названивала его супруге с целью произвести раскол в семье, но ни к чему, кроме как к порче нервов, это не приводило. Довольно вздорная женщина, но любящая до невозможности. Вздорный характер – результат того, что подружка Роксанна являла собой классический образец нимфоманки. Чем она его очаровала или он ее – непонятно, вернее, неведомо, но достоверно известно: возлюбленные ни разу не совершили прогулки при луне и не любовались закатами. Тем не менее любовь у них была страстной, бурливой и крикливой. Оба по любому поводу сгорали от ревности и последующих долгих разбирательств. Как они познакомились? По пьянке. А как еще можно?

Законная жена Наталья, в отличие от соперницы, оказалась классической, все терпящей тихой русской бабой – и тоже любящей. Скандалы, конечно, она закатывала, но в надежде, что Владислав рано или поздно одумается, быстро отходила, остывала. Как они познакомились? По пьянке. А как еще можно?.. Кажется, повторился… Да, знакомство с будущей спутницей жизни чаще всего (за очень редким исключением) так и происходит: на вечеринке у друзей, на вечеринке у себя дома, на свадьбе у друга (подруги), дне рождения у друга, банкете по поводу, банкете без повода и т. д. Правда, впоследствии никто не признает, не вспомнит и даже не догадается, что свел две половинки вовсе не счастливый случай, а бокал. Это потом, несколько позже следуют красивые романтические свидания, долгие ночные разговоры по телефону, посещения театров и кино, прогулки при луне, взволнованное дыхание, венец всего – страстные поцелуи и прочая сопутствующая лабуда. В общем, все красиво, как и положено. Затем – свадьба, медовый месяц, детишки, хозяйство, дебоши, нервотрепка, проверка крепости любви долгой разлукой на время командировок… Редко, но бывает, эта проверка ставит все точки над «i». Хоть в этом отношении у Влада все было хорошо: разлука ему не грозила. Надежные и верные друзья, прекрасные дети и крепкий тыл – что еще нужно человеку для счастья?

Были ребята, которым не везло: возвращается парень с войны в пустую квартиру, а на столе записка: «Я ушла к другому, не ищи!» Конечно же, это исключение, но и такое бывало.

Итак, любовь зла и крепка. Вся троица терпела это положение до тех пор, пока Влад не решил для себя, что пора бы сделать передышку в этом сложном и запутанном деле. И действительно, нигде, ни до, ни после, он не ощущал себя более спокойным, как в зоне боевых действий: резкая смена обстановки и личные проблемы где‑то далеко-далеко.