Текст книги "По следам капитана Врунгеля"

Автор книги: Андрей Басов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Гамбургская потасовка и народная политика Лома

В Гамбурге говорят на немецком языке, ибо он находится на территории Германии и стоит на немецкой реке Эльбе. Это самый крупный не столичный город Европы. Славно погуляли по нему. Сначала прикупили Фоме кое-что из одежды. Полюбовались озером с лебедями в самом центре города. Постояли перед статуей Бисмарка[16]16
  Бисмарк – канцлер Германии в 19 веке


[Закрыть], заглянули и в зоопарк. Белок в нём не богато. Крокодилов и змей гораздо больше. Заглянули и на рыбный рынок. Отвели душу жареной треской. На одной из центральных площадей увидели какой-то довольно многочисленный митинг. Взрослые герры и фрау, сменяя друг друга, что-то возмущённо вещают с крыши машины.

– Что там говорят? – поинтересовался Фома.

– Поносят канцлера Ангелу Меркель, – подробно пересказал я содержание речей как главный судовой толмач[17]17
  Толмач – переводчик


[Закрыть] нашей команды.

– А есть за что?

– Главарей власти всегда и везде есть за что поносить.

– Это она на плакатах? Довольно молодая.

– Нет, это Сара Вагенкнехт – противница Меркель. Митинг как раз сторонников Сары.

Из боковой улицы послышался какой-то шум. На площадь вывалила ещё одна внушительная демонстрация, но уже с другим лицом на плакатах.

– Хрис, а это кто? – спросил Лом.

– А вот это уже сторонники Меркель с её портретами. Эта, похоже, намного старше Сары. Что-то лица у её сторонников очень уж неприветливые. Давайте отойдём немного подальше.

Вновь прибывшие остановились в нескольких шагах от толпы сторонников Сары Вагенкнехт, и начали переругиваться с ними. Видно как ситуация накаляется. Стороны, размахивая руками, сближаются друг с другом. И вот последовал первый удар в челюсть стороннику Сары. В ответ зачинщик получил по черепу плакатом с Сарой. И началось! Одни бьют Сарой, а другие Ангелой, словно плакаты для этого и предназначались, ибо они почему-то совсем не ломаются. А между вооружёнными политическими противниками орудуют кулаками не вооружённые ничем. Появились первые раненые и павшие от потери сознания. Пострадавших отводят и оттаскивают в сторонку к стенам зданий, чтобы в пылу битвы их не затоптали бы свои же разгорячённые соратники по партии. Вся площадь – это сплошное побоище. Участвуют не только мужчины машущие кулаками и плакатами, но и женщины, таскающие друг друга за волосы. Вдали завыли сирены полиции и скорой помощи.

– Быстро драпаем отсюда! – скомандовал я, – А то и нам достанется на орехи. Полиция не будет разбираться, кто прав, а кто виноват. Или кто участвовал в драке, а кто лишь наблюдал. Резиновой дубинки отведают все.

Выбрались из толпы наблюдателей, и пошли по улице.

– Из-за баб всегда драки возникают, – философски заметил Фома. – Вот мы видели ещё одно подтверждение этого, но в поразительных масштабах.

– Кто знает, кем это всё спровоцировано, – добавил Лом. – Не зря же говорят, что ищи того, кому это выгодно. После такого энергичного обмена мнениями у дантистов от клиентов отбоя не будет. А выбитые зубы с площади уборочной машиной выметать станут.

– Хрис, а в Германии партии дантистов нет?

– Не знаю.

– Я как-то раз поучаствовал в похожей народной политике, но поменьше масштабом, – произнёс Лом.

– В самом деле? – спросил Фома.

– Да, едва ноги унёс.

– Как интересно! Расскажи.

– Как вы с Хрисом знаете, я не чистокровный русский. Мать у меня чешка. Иногда ко мне родственники из Праги заезжают в Кронштадт, но чаще они бывают у мамы с папой в Питере. А в прошлом году мы втроём отсюда нагрянули в Прагу, где я ещё так ни разу и не был, хотя очень хорошо знаю чешский язык.

Захотелось заглянуть в гости к Ярославу Гашеку и его бравому солдату Швейку. Родители пойти не пожелали. Уже были и как-то странно на меня взглянули.

– Ты там смотри поосторожнее, – напутствовала мама. – Своеобразное место.

Выяснил примерный путь, а там спрошу кого-нибудь. Дошёл до Вацлавской площади.

– Скажите, пожалуйста, как мне дойти до трактира "У чаши"?

– Это тут рядом на улице Боишти, – ответила миловидная девушка в розовом платье. – Видите вон ту улицу? Пройдите по ней до второго поворота налево и там найдёте. Мимо никак не промахнётесь, – и, окинув взглядом мою нехилую стать, с улыбкой добавила: – Вы там не пропадёте.

Интересно, что она имела в виду? Мимо Швейка на вывеске и в самом деле трудно пройти, не заметив её. В витрине большое объявление: "У нас всячески приветствуются подрывные мыслишки и предательские разговорчики". Внутри оживлённо. Стойка трактирщика с блестящими кранами, по стенам рисунки Йозефа Лады – иллюстратора романа о Швейке. Столы на шесть человек. Скатертей нет. Пристраиваюсь у короткого конца стола, где четверо уже сидят и о чём-то увлечённо болтают.

Сидящий слева крепыш оглядел меня, и протянул для пожатия руку.

– Яцек, а вас как?

– Лом.

– Впервые здесь?

– Впервые. Что посоветуете взять?

– Сегодня светлое смиховское замечательное.

– Тогда мне смиховского светлого пока что кружечку, – заказал я подошедшей подавальщице.

Яцек одобрительно кивнул. Помолчали.

– Не сочтите за бестактность, Лом, можно вас спросить, каких политических взглядов вы придерживаетесь? Мы тут ведём всякие антиправительственные разговорчики против войны.

– Предательские разговорчики я обожаю.

– Превосходно! Стало быть, вы попали в нужную компанию. Мы тоже любим. "У чаши" собираются в основном два лагеря, чтобы поспорить о политике. Нытики и попутчики. Мы вот нытики, а попутчики – это те, которые всем довольны и поддерживают правительство. Вон они за соседним столом сидят. Иногда возникают острые дискуссии. Интересно. Вы откуда, Лом?

– Из России.

– У вас есть такие заведения?

– Не знаю. Никогда не интересовался. Наверное, есть.

Поднесли пиво. Сделал несколько глотков и огляделся. Места уже почти все заняты, и гомон голосов стал громче.

– Мы вот сейчас обсуждаем нашу внешнюю политику, – сообщил Иржи, повернувшись ко мне. – У вас Лом, есть какое-нибудь мнение на этот счёт?

– Нет, кроме одного. Надо жить в мире.

– Вот это верно! А наш президент Сво́бода занял какую-то странную позицию. Подмял под себя все средства информации и дрожит, как бы там что-то не проскользнуло такое, что кому-нибудь за границей не понравится. А за границей мир между народами некоторым очень не нравится. Милитаризм[18]18
  Милитаризм – захватническая идеология


[Закрыть] в мире до сих пор никак не изжить.

Я откинулся на спинку стула, допил пиво и заказал ещё. Как славно здесь! Сидящие за столом что-то доказывают друг другу про демократию. Подавальщицы порхают по проходам. Звон кружек. Не знаю, сколько времени я просидел в полном блаженстве. Мои плавно текущие мысли прервал громкий тост за столом попутчиков. Мощный мужчина с усами и бородой поднялся и воздел кружку вверх.

– Слава президенту Сво́боде!

Остальные за тем столом тоже поднялись, чокнулись кружками.

– Слава! Слава! Слава!

– Дрянь ваш Сво́бода! – бросил Яцек в ту сторону.

– Президент дрянь?! – взревел бородач.

– Конечно, дрянь и ты, Павличек, вместе с ним.

Бородач отбросил стул, развернулся и схватил Яцека за волосы. Но тот выскользнул и треснул противника по физиономии. За что мигом получил кулаком по башке. В другом конце зала кто-то заорал:

– Попутчики наших бьют! Лупите этих прохвостов!

Все, кто был в трактире, вскочили на ноги. Грохот падающих стульев, опрокинутых столов, звон бьющихся об пол кружек. В один миг благообразие мирной вечеринки превратилось во всеобщее побоище. Мелькающие кулаки, перекошенные рожи, звук смачно наносимых ударов. Подавальщицы спрятались за стойку, и спокойно созерцают занятную картину. Пол скользкий от пролитого пива. Дерущиеся падают, не прекращая махать кулаками. Поднимаются и снова падают. Трещит разрываемая одежда. Слышатся взаимные поношения. Больше животного характера и свинья среди них самое безобидное.

Бородатому всё же удалось прочно ухватить Яцека за волосы, и он ритмично бьёт нытика лицом об стол. Это уже не по правилам. В цивилизованной драке не принято лупить противника твёрдыми предметами и об них тоже. Вскакиваю и наношу удар бородачу в глаз. Тот только головой помотал. Отпустил жертву, и бросился на меня. Удары по моему организму так и посыпались. Но и я не промах. Успешно их отражаю, наношу свои, но всё же пропустил крепкий удар по рёбрам. Аж дыхание перехватило. Бородач теснит меня к стене, и я теряю свободу манёвра. Рука противника пошла в замахе далеко назад, чтобы, наконец, одним ударом покончить со мной, но я вовремя присел и кулак врезался в стену. Рёв боли и тут-то я и уложил бородача.

Дальше помню уже смутно. Было не до смотрения по сторонам и время словно остановилось. Я куда-то и по кому-то бил. Непонятно по своим или чужим. Навстречу мне выскакивали кулаки, и один из них разбил бровь. Я поскользнулся, грохнулся на пол и чтобы не быть затоптанным в горячке дискуссии, на четвереньках заполз под стол. Оттуда увидел, как трактирщик заложил пальцы в рот. Раздался оглушительный, залихватский свист и драка мигом прекратилась.

– Всем рассчитаться за пиво и с каждого ещё по двадцать крон за битую посуду, – послышалась команда трактирщика. – Валите отсюда!

Кого-то пришлось отливать водой. Все посетители безропотно выстроилась в очередь к своим подавальщицам для расплаты за удовольствие. Вывалились на улицу. Уже темно. Яцек, ощупывая разбитый нос, удовлетворённо и с подъёмом произнёс:

– Плодотворная сегодня получилась дискуссия. Да и ваши аргументы, Лом, были тоже очень неплохи. Самого Павличека переубедили, а такое немногим удаётся. Приезжайте ещё.

– И сколько времени обычно длится такой обмен мнениями, как сегодня?

– Минут по пятнадцать-двадцать, говорит трактирщик. Я-то сам не считал. Счастливые часов не наблюдают. Смотрите, Павличек выходит. Эй, Мирослав, ты как там?

Тот подходит. Показывает распухший кулак. Беззлобно взглянул на меня одним глазом.

– Пальцами больно пошевелить, но переломов вроде бы нет. Следующее заседание без моего участия.

Что же такое происходило в трактире "У чаши" я так и не понял. Однако всё-таки этот Мирослав солидно приложил меня по рёбрам. Ещё долго глубоко вздохнуть было больно. Вот такая вот народная политика имеется кое-где в Европе. Даже мне удалось принять в ней деятельное участие.

– Отличная история, Лом. Значит, не только из-за тёток бывают политические драки.

По пути нам встретилось красивое старое здание. Шикарная публика оживлённо входит и выходит из него. Когда распахиваются двери, то изнутри доносится тихий неразборчивый шум и звон. Фома насторожился.

– Что это здесь?

– Казино "Эспланада".

Фому чуть не затрясло от возбуждения.

– Лом, дай сто долларов. Шкурой чувствую, что сегодня мне повезёт.

Лом искоса взглянул на меня и дал. Зашли. Фома мигом обменял банкноту на фишки и ринулся к покерному столу. Мы с Ломом немного постояли у него за спиной. Неинтересно. Пошли бродить по казино. Полюбовались на рулетку. Стоящие вокруг машины надежд и разочарований заворожённо следят за бегающим по колесу шариком. Прошли к одноруким бандитам[19]19
  Однорукий бандит – игральный автомат


[Закрыть]. Некоторое время дёргали рычаги, и, замерев в ожидании выигрышной комбинации, смотрели, как крутятся барабаны. Однажды выпало совпадение, но автомат пожадничал, и монет из него высыпалось немного. Остались при своих.

– Лом, пора Фому за уши оттаскивать, если он не проигрался.

– Пора.

Не проигрался. Сидит с непроницаемым видом, а перед ним стройными рядами стопки фишек. Предчувствие его не обмануло. Крупье[20]20
  Крупье – работник казино, ведущий игру


[Закрыть] с подозрением приглядывается к нему. Нужно не дать Фоме покатиться в обратную сторону.

– Фома, нам пора идти. Не рискуй понапрасну.

Спорить не стал. Когда сгребал фишки в бейсболку, лицо у него было словно у ребёнка, у которого отнимают конфету. Пошёл к кассе. Вернулся с пачкой денег.

– Хоть немного душу отвёл, – вздохнул он, отдавая деньги Лому. – Почти пятнадцать тысяч долларов. На хозяйство надолго хватит. Хорошо, что мы в Монте-Карло с его казино заходить не будем. Соблазн уж очень велик, – и снова вздохнул.

Мы вышли из казино и остановились на минутку обсудить, не пойти ли нам ещё куда-нибудь. Вслед за нами вышли два каких-то типа со сосредоточенными физиономиями, но не ушли как все, выходящие из казино, а остановились у дверей и стали изображать оживлённый разговор между собой. Изображали неумело, если не сказать бездарно. Явно актёрских способностей у них нет. Ну, вышли и вышли. Ну, болтают и болтают. Это ещё ничего не значит.

– Лом, Фома, давайте потихоньку пойдём к причалам. Вечереет уже, а впечатлений кое-каких мы маленько поднабрались. Хватит на сегодня.

Пошли к причалам на Эльбе. Через некоторое время приостановились у витрины магазина механических игрушек. Бегает поезд, крутятся мельницы, вертят головами куклы, вращаются зубчатые колёсики каких-то механизмов. Увлекательно. Осторожно глянул назад. Здесь они, голубчики. Пошли дальше. Негромко говорю:

– А за нами хвост от самого казино. Не оборачиваться! Наверное, решили поохотиться за выигрышем Фомы. Идём домой.

Как только мы дошли до яхты, типы куда-то пропали. Спрятаться на причалах есть где. Что делать, нужно обезопаситься. Отвели яхту на несколько метров от берега, и бросили якорь.

– Ребята, не следовало бы искушать судьбу и надо бы покинуть Гамбург прямо сейчас, но, на ночь глядя, только ненормальный будет соваться на Эльбу. Тут интенсивность судоходства и ночью почти не стихает. Останемся здесь. Объявляю на ночь двухчасовую вахту[21]21
  Вахта – дежурство на корабле


[Закрыть] с двенадцати. Первый вахтенный – Лом. Не дремать! Смотреть из рубки вокруг на предмет обнаружения какого-нибудь плавсредства, приближающего к нам. В случае обнаружения такового немедленно разбудить спящих. Лом, я видел, что у тебя есть спортивные гири.

– Есть. Пудовка[22]22
  Пуд – старинная мера веса в 16 килограмм


[Закрыть] и двухпудовка.

– Приготовь. Могут понадобиться.

– Есть, капитан!

Спокойно поужинали, послушали радио, и мы с Фомой легли спать, а Лом ушёл на вахту. Часа в три нас с Ломом растолкал Фома. Лом недоволен.

– Только прилёг и вот поспать не дают. Что там, Фома?

– С кормы подходит шлюпка.

Все мигом оказались в рубке. И в самом деле, небольшая шлюпка уже метрах в двадцати от нас. На вёслах двое и по одному на корме и носу.

– Дохлая лодочка. Лом, пудовки вполне хватит. Пошли!

Спустились вниз. Лом подал мне гирю, и мы затаились у кормового выхода на палубу. Слышно как шлюпка ткнулась в корму. Я выскочил на палубу подбежал к корме и, крикнув вниз:

– Ребята, ловите! – бросил им гирю.

Она как пушечное ядро прошила лодку насквозь, и та мгновенно пошла ко дну. Подбежали и Лом с Фомой. Незадачливые гангстеры барахтаются в воде, почему-то ругаясь матом не по-немецки, а на чистом русском языке. Поплыли к причалу. Лом крикнул вдогонку:

– Передавайте привет родине!

Затем мы вытащили из салона на палубу три стула, уселись, и стали как в театре наблюдать за попытками этих болванов выбраться не берег. Не так уж это и просто. Стенка причала довольно высокая. Плавая в воде, за её верхний край не зацепиться. Скребут по стенке руками, хватаются за выступы, пытаются друг друга подсаживать. Всё безуспешно. Комедия вперемешку с драмой длилась не так уж долго. Один из них заметил неподалёку вмурованное в стенку кольцо для причальных канатов. Поплыли к нему, вцепились в кольцо все вчетвером, и начали что-то орать. Кто-то услышал. Набежали люди и вытащили несчастных гангстеров наверх. Прикатила скорая помощь, врач посмотрел на это чудо, и машина укатила обратно, а этот «квартет» побрёл куда-то вдаль. Наутро мы снялись с якоря и двинулись в Нидерланды. По-старинному – в Голландию.

Голландские селёдки

Роттердам, прямо скажем, не Венеция или Амстердам с их каналами, но воды хватает. Говорят, что есть в городе старый уголок с названием Дельфсхавен и вот там есть каналы. Но мы туда не добрались. Посетили ботанический сад, проехались к долине ветряных мельниц, которые когда-то были предназначены для откачки воды из низин, находящихся ниже уровня моря. Некоторые из них даже и сейчас машут своими крыльями, как в старину. Туристам нравится. Полюбовались на улицах множеством кошек. Жители Роттердама их очень любят и никому в обиду не дают. В Роттердаме кошка – это всё равно, что священная корова в Индии. Заглянули и на рынок, чтобы узнать, что это за штука такая – знаменитые голландские селёдки, которых наши предки сгоняли в табуны и пасли на морских просторах. Рынок большой и богатый. У входа в рыбную секцию сидят два пса и зорко следят за тем, чтобы ни одна кошка не проникла в секцию и не нарушила спокойствия торговли рыбой. Кошек они, конечно, не гоняют. Никто бы не позволил. Сидят просто для устрашения кошачьего племени, которое крутится неподалёку, но не рискует прорваться к рыбам. Голландские селёдки совсем не похожи на русских мальков. Голландские аристократки крупные, жирные, ароматные, холёные и важные. Так и кажется, что если вознамерился съесть или положить на сковороду голландскую селёдку, то прежде нужно обратиться к ней на «вы» и спросить разрешения. Полюбовались мы ими, попробовали в разных видах, и решили, что хоть немного нужно взять с собой. – Бочку, пожалуй, будет многовато, – засомневался Лом, – но бочонок вполне можем взять.

Взяли. Дотащили до яхты, и Лом вскрыл бочонок, чтобы взять рыбы на обед. Никто не мог и полагать к чему приведёт этот опрометчивый поступок. Рыбный запах мгновенно разнёсся вокруг яхты. Все окрестные кошки ринулись сюда. Сначала истошно вопили с берега, а потом, поняв, что это бесполезно, нахально полезли на борт. Лом заперся в надстройке, а Фома пытается отбиться от нашествия. Пока высадит на берег одну кошку, на судно залезают две.

– Хрис, – в панике кричит он, – отведи яхту от берега, и я перекидаю кошек обратно!

– Как же, перекидаешь! Местное население вон смотрит за нами. Они вмиг нам накостыляют за такое обращение со своими любимцами.

Положение спас Лом. Выглянул из надстройки, и бросил пару рыбин на берег. Все кошки ринулись туда, и палуба мигом очистилась. Мы отплыли от берега на несколько метров и облегчённо вздохнули. Кошкам нас не достать.

Однако дело этим не кончилось. Покончив с брошенной на берег рыбой, кошки выстроились вдоль воды и заныли жалобными голосами. Зверьки-то симпатичные, красивые, обычно ласковые и прелестные. Просто сердце разрывается от жалости к страданиям голландских кошек по голландской селёдке. Переглянулись. Мы с Фомой стали подтягивать яхту к берегу. Лом притащил из камбуза злополучный бочонок с селёдками, и вынес на берег. Мигом истошное мяуканье стихло, и послышалось удовлетворённое урчание в процессе кошачьего насыщения. Мы посмотрели на эту живую картину, помолчали, скинули концы, и отправились подальше от роттердамских кошек и селёдок – во Францию

Французский сюрприз

Пролив Па-де-Кале между Францией и Англией – это место, через которое шли в старину все раздоры между двумя странами. Ведь по прямой от Кале во Франции до Дувра в Англии всего лишь каких-то жалких двадцать три мили[23]23
  Миля – морская миля равна 1892 метра


[Закрыть]. Почему бы англичанам не всыпать наглым лягушатникам[24]24
  Лягушатники – пренебрежительное прозвище французов


[Закрыть], которые захапали себе самые плодоносные земли и чудесный климат. С другой стороны, почему бы французам не врезать высокомерным любителям ростбифов и эля[25]25
  Эль – английское пиво


[Закрыть], чтобы те не слишком задавались. Вот так и жили эти две страны время от времени, взаимно истребляя население друг у друга. Даже легионы[26]26
  Легион – в римском легионе было от 1000 до 6000 солдат пехоты и конницы


[Закрыть] Древнего Рима совершали сюда набеги.

В Кале мы не планировали особо задерживаться. Так, пробежались по городу, никуда не заглядывая. Встретились случайно с Шарлем де Голлем[27]27
  Де Голль – бывший президент Франции


[Закрыть] и его супругой. Они уже много лет в бронзовом виде неподвижно гуляют на одной из площадей. Кале – родина французских слонов? Иначе и не подумать, увидев множество их изображений в самых разных местах города. Может быть, это как-то связано с религией? На многих церквях во Франции есть изображения слонов. И даже какой-то из Пап Римских вроде бы имел своего слона. Заглянули в портовую таверну. Достойное заведение. Сели. Заказали пиво и бифштексы. Пиво хорошее, а бифштексы съедобные.

– Фома, здесь, наверное, капитан Врунгель и нанял твоего деда на «Беду», – предположил Лом. – Чего ты вертишься?

– Может, и здесь. Не пойму, что это он меня так разглядывает.

– Кто?

– Вон тот дед.

Рядом со стойкой на высоком стуле восседает древний, наверное, девяностолетний старик с совершенно седой шевелюрой. Когда мы вошли, он орлиным взором хозяина обозревал заведение. Сейчас почему-то уставился на Фому и сверлит его взглядом. Подозвал бармена, что-то ему сказал, и ткнул пальцем в Фому. Бармен выбрался из-за стойки, подошёл к нам и спросил Фому:

– Месье Фукс?

– Фукс, – на чистом французском языке последовал автоматический ответ от обладателя этой фамилии.

Бармен обернулся к старику, кивнул головой и отвалил за стойку. Дед тяжело поднялся и заковылял к нам.

– Фома, ты нам никогда и не говорил, что знаешь французский язык, – удивился Лом.

– А то!

Старик доковылял до нас, уселся за стол и начал свою не такую уж короткую речь. Замолк, глядя на Фому, выслушал мой ответ, а Фома обернулся ко мне.

– Что он говорит?

– Что ты очень похож на Фукса, которого он когда-то хорошо знал. Были приятелями. Потом тот нанялся куда-то матросом и исчез навсегда. Спрашивает, не было ли у тебя родственников, которые обретались в Кале лет пятьдесят назад. Я ему сказал, что твой дед отсюда. Он в восторге от такого сюрприза. Что ему ответить?

– Что я очень благодарен ему за память. Мы сейчас как раз делаем командой внуков путешествие по тому же пути, который когда-то прошли наши деды.

Я перевёл, и мы получили напутствие по благоприятному завершению нашей миссии. Старик даже прослезился. Я перекинулся с ним ещё несколькими незначащими фразами, и он ушёл на своё место.

– Ничего себе! – поразился Лом. – Уже второй случай связи нашего путешествия с теми давними временами.

– Да, интересно, – согласился я.

Фома промолчал. Когда уходили из таверны, то денег за пиво и бифштексы с нас не спросили.

В порту назревает скандал. Мы заняли у причала место привычной швартовки какого-то типа, которое он считает своим по праву первенства. Но в порту нет платных швартовок, которые можно было бы арендовать за собой. Так что мы вправе послать его подальше, и не обращать на выверты склочника никакого внимания. Но он никаких резонов не воспринимает. Орёт что-то о наглой русской оккупации бедной и несчастной Франции, а полиция ничего и не думает предпринимать. Выяснилось, что этот тип работник муниципалитета Кале. Припёрлись ажаны[28]28
  Ажан – французский полицейский


[Закрыть]. Стоят и не понимают, зачем их позвали. С одной стороны, этот тип свой человек, а с другой стороны, просто придурок. Появился и работник портовой администрации. Постоял, послушал истошные вопли наглого соотечественника, и подошёл к нам.

– Месье, я приношу извинения за этот глупый спектакль. У нас во Франции много чудаков в разных органах государственного управления, как, наверное, и у вас в России. Давайте сообща погасим этот нелепый конфликт. Вы переставите своё судно в любое свободное место у причала. Их, как видите, достаточно, а администрация порта за эту любезность бесплатно полностью заправит ваше судно.

– Конечно же, мы не против такого разрешения конфликта, – ответил я. – Прекрасно вас понимаю. Кому приятно видеть подобное пренебрежение должностным лицом существующими правилами и не только правилами, но и общепринятой этикой. Вы правы, у нас в Росси часто бывает то же самое. Мы уйдём.

Незаметно пожали друг другу руки, и мы перегнали яхту на другое место. На следующий день в топливном терминале порта нас заправили под завязку даром. Лом при этом задумчиво проговорил:

– Я вчера во время скандала почувствовал себя совсем как дома в Кронштадте. Хотя и не знаю французского языка. Представители власти везде, наверное, одинаковы. Хлебом не корми, а дай покуражиться.

Мы оставили гостеприимную Францию и отправились в Великобританию.