Текст книги "Бухгалтер"
Автор книги: Андрей Московцев
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
– Что вам надо? Вы знаете, кто я? Я – Валиев! – каркающе произносит хозяин дома. Черные люди переглядываются, продолжают зловещие приготовления. Железо негромко звенит.
– Кто послал? Опять никакой реакции. Валиев срывается:
– Я заплачу … много, называйте сколько! – кричит в черные спины, – идиоты, вы не знаете, как я богат! Скажите, сколько хотите!
Черные люди замирают. Один садится в кресло. Брезгливо машет рукой, будто таракана стряхивает.
Второй извлекает из кармана странное приспособление, на рукояти буквы «Mammoth».
– Стойте, костоломы, во имя Аллаха, стойте! Вас послал Баширов, верно? Этот паук всегда убивает после того, как обнимет, – задыхаясь от волнения, говорит Валиев.
Сидящий в кресле подает знак. Черный человек со страшным ножом останавливается.
– Ты почти угадал, поросенок, – говорит человек в кресле, – нам нужен русский, Симонов.
Черный человек с ножом подходит ближе. Наклоняется, рассматривает пальцы с маникюром. Кивает:
– Хорошие пальчики, ногти крепкие.
Валиев сжимает кулаки. Дергается:
– Какой Симонов? А, этот… он уехал!
– Куда, поросенок? – угрожающе рычит второй, с ножом.
– Я скажу, скажу… – торопливо отвечает Валиев, – но откуда я знаю, что вы меня не убьете?
– А зачем тебя убивать? – рассудительно говорит сидящий в кресле, – нас ты не знаешь, твои мелкие делишки с наркотой и стволами нас не трогают. Ну … охрану найдешь новую, эта все равно плохая была.
Секунду помолчал, словно раздумывая, продолжает:
– Да и выбора у тебя нет. Так что поверь на слово – нам нужен только Симонов.
– Ну, хорошо, – зыркает глазами Валиев. Быстро приходит в себя, разговаривает уже спокойно, – только развяжите, руки затекают.
Страшный нож тускло блеснул несколько раз. Валиев садится на край рамы, растирает кисти.
– Симонов уехал, уже недели три назад в Сов… э-э… Россию. Люди в черном замирают.
– Так, так. И откуда такие данные? В голосе слышится такая явная угроза, что Валиев отшатывается:
– Спокойно, спокойно, от него самого. Мы хорошо знаем друг друга, вместе служили в армии. Он потом учиться пошел, а я вернулся домой. Но у нас в Таджикистане ловить нечего и я сюда перебрался.
– Вот так сразу?
– Ну, не сразу. Сначала в Афганистан, потом в Турцию, а потом сюда. Когда в люди вышел.
– Понятно, в какие люди вышел. Дальше, дальше…
Валиев немного помолчал, видимо, переваривал сказанное, но огрызнуться не смеет.
– А дальше просто: как-то приехал в Москву, по делам, случайно увидел, на базаре торгует. Разговорились, ну я и предложил ему у меня поработать. Он согласился.
– А что же он у тебя делал? – удивленно рычит второй, что с ножом, – в твоих делах физик ни к чему.
– Леха голова, – уважительно говорит Валиев, – во всем голова. Подсказывал, как опыты разные проводить, как лучше товар паковать… Он и в институте успевал, и у меня. Только не долго. За ним стали всякие люди ходить. Темные, вроде вас.
– Ну, ну, светлый…. – предостерегающе произносит человек в кресле, – объясни!
– Леха говорил, что раньше много наукой занимался, в толстых журналах статьи писал. Ему тут предлагали какие-то люди работу, изобретать, что ли, а он не хотел. Вокруг него начали разные шататься. Раз чуть машина не сбила.
– Может, случайно?
– Нет, Леха едва увернулся. Так случайно не бывает. Испугался, потому уехал.
– Где живет, знаешь?
– Откуда? В Москве, наверно, он же москвич.
Люди в черном переглядываются. Сидящий в кресле делает знак. Здоровый, с ножом, наливает стакан воды. В черной ладони появляется белый футляр. Высыпает в стакан пару таблеток.
– Вы обещали! – шарахается Валиев.
– Дурак, это снотворное. Проспишь до утра, мы спокойно уйдем.
– Если хотели убить, то пристрелили бы, – успокаивающе произносит второй, – так что пей, не сомневайся.
С лестницы слышатся шаги. Василий оглядывается. Велетнев и Удальцов спускаются, на ходу снимая маски. Удальцов кивает, все трое направляются к выходу. Проходя по двору, видят трупы сторожевых собак.
– Жалко, – говорит Василий.
– Что! Кого тебе жалко? – удивляется Велетнев.
– Собак, – вздыхает Василий, – они же не виноваты.
– А-а … Да, мне тоже. Людей нет, а собак жалко.
Через несколько минут все сидят в машине. Андрей за рулем, Барабанщиков и Велетнев на заднем сидении.
– Как же так, – говорит Велетнев, будто спрашивая сам себя, – нам приказали найти человека, а он уже в Москве?
– А почему нет, Миша, – отвечает Андрей, – у нас дела налаживаются, бардак прекратился, заводы опять работают. Что значит толковый человек у руля встал. А Симонов … ну, не успел сестре сообщить о возвращении.
Василий молча глядит в окно. «Дело не только в деньгах, – думает он, – домой человек захотел. Чего ему тут с бандитами и торговцами дурью? Дома всегда лучше, даже если хуже … чем не дома. Я вот здесь недолго, а уже противно. Чужое все. И лес не такой, и деревья корявые». Мимо летит зелено-коричневая стена, деревьев не различить в бледном свете разгорающейся холодной осенней зари. «Не то, вроде как подделка. Скорее бы в Россию», – Василий отворачивается, закрывает глаза.
В Москве осень. Желтые, красные листья сбиваются в кучи, словно стараются привлечь внимание прохожих к скорому приходу холодов. Резкий воздух потерял теплые запахи лета. Синицы торопливо хватают редких насекомых, подлетают ближе к людям – зима близко. «Вот и еще одно лето уходит, – радуется Василий Барабанщиков, с удовольствием вдыхая прохладный октябрьский воздух, – скорее бы настоящая, с дождями и холодами, настоящая осень. Ну что может быть лучше плохой погоды?» Когда Василию намекали, что с такими погодными предпочтениями надо было родиться англичанином, он спокойно отвечал, что Пушкин и другие уважаемые люди, Петр Первый, к примеру, тоже любили осеннюю прохладу. Император даже новую столицу на берегу холодной Балтики построил.
«Вот и я такой», – скромно добавлял Василий.
Сегодня Барабанщиков направлялся на небольшое предприятие, торговавшее оптом и в розницу бумагой. По данным службы розыска, на этом предприятии работает Алексей Симонов. Василий представился менеджером по снабжению. Охранник на входе охотно показал, куда пройти и к кому обратиться.
– Значит, Алексей Кириллович, верно? – уточнил Барабанщиков.
– Да, в конце коридора, направо, – ответил страж дверей, махнул рукой за спину.
Василий вошел в указанную комнату:
– Здравствуйте, мне нужен Алексей Кириллович.
Сразу увидел молодого мужчину, внимательно посмотревшего на него.
– Это я, проходите.
Мужчина пожал протянутую руку. На вид ему чуть больше тридцати, среднего роста, шатен, очень коротко стрижен. Бросаются в глаза глубокие залысины и оттопыренные уши. Глаза с чуть заметной косинкой быстро пробежали сверху вниз и остановились на лице:
– Слушаю вас, – показал рукой на стул.
Василий удобно устроился на вертлявое сиденье офисного стула и понес обычную чепуху, которую рассказывают все менеджеры по снабжению. Зазвучало – цена, объем, закупки, снова цена, скидки…. Барабанщиков просчитывал, что за человек перед ним сидит, каков характер, темперамент а также то труднообъяснимое и странное свойство некоторых людей, называемое обаянием или коммуникабельностью. «Вроде ничего парень, – решил Барабанщиков, – только почему без очков? Видать, если бросаешь заниматься наукой, зрение улучшается. Или он их совсем не носил, а я рассуждаю, как дурак. Мол, если ученый, то в очках. Ну, как в кино». Улыбнулся своим «гениальным» мыслям. Спохватился, что не так поймут, сосредоточился…
Он действительно заключил договор на поставку бумаги. В спецслужбе, как в любой конторе, все время не хватает бумаги, потому что писанины как и везде, полно, а деньги на бумагу начальство зажимает, мол, экономить надо. Потом выяснилось, что в подготовленной к отправке партии чего-то там не хватает. Барабанщиков воспользовался паузой и незаметно перевел разговор на тему «кто на что учился» и что в результате. Себя назвал военным, по сокращению оказавшимся на гражданке. Симонов, против ожидания, изворачиваться не стал. Спокойно рассказал свою историю, не подозревая, что сидящий напротив парень знает ее во всех подробностях.
– Не думаете вернуться в науку? – поинтересовался Барабанщиков.
– А она, наука, меня не ждет.
– Неужели так отстали? – удивился Василий.
– Да нет. В той области, где я работал, физики топчутся сто лет и все без толку, – отвечает Симонов. – Сейчас в науке не так, как раньше. Ученые работают над конкретными задачами, под которые дают деньги. Неплохие, но все же не настолько большие, чтобы делиться с «варягами».
– ?!
– Пришлыми, чужими, – пояснил Алексей.
– Ну, а если бы появилась возможность? – настаивает Барабанщиков.
– Наверно, да, – без энтузиазма отвечает Симонов, – вам-то зачем?
– Да есть у меня знакомый, их институт восстановили, деньги пошли, – быстро говорит Барабанщиков, обрадованный, что подвел разговор к нужной теме, – а кадров нет, разбежались – кто спился, кто в торговлю. Молодежь брать не хотят, опыта нет. Вот меня и попросили, ну так … может, есть где бывший физик-теоретик.
Алексей помолчал. Медленно произносит:
– Ладно, я подумаю. Только я не теоретик, а так – серединка на половинку.
– Это ничего, – перебил Василий. Чувствуя, что перегибает палку и показывает излишнюю заинтересованность, поправился:
– Мой знакомый берет на работу после собеседования. Кадров не хватает.
И добавил, дабы не было вопросов:
– Если вы хороший специалист, я с него приличный коньяк возьму.
Симонов улыбнулся. Василий протянул заранее заготовленную визитку «знакомого», попрощался и отправился на склад за бумагой.
Через три дня свежий, как осенний воздух за окном, Василий стоит в кабинете Левченко и внимательно рассматривает направление в госпиталь. В нем значится, что Барабанщиков В. И. направляется на медицинское обследование для определения годности к прохождению службы в тропиках.
– Езжай, Василий Иванович, немедля, в приемном отделении тебя ждут. Пройдешь всех врачей без очереди, – напутствовал Барабанщикова полковник, выпроваживая его за дверь и не давая даже рта открыть.
Василий быстро добрался до госпиталя, что уже давно превратился в город средних размеров. Немного поплутал, нашел подъезд с табличкой «Приемный покой». Молоденькая медсестра терпеливо выслушала путаное объяснение, молча забрала направление.
Прочла и, помахивая им и стреляя глазками, объяснила Василию, что он попал не в то, что нужно. Получив подробный инструктаж, весь расстрелянный зелеными глазищами медсестры, отправился искать нужное отделение. В регистратуре дежурная внимательно прочла направление, проверила документы. Затем принялась тщательно заполнять карточку. Василий уже упарился сидеть и ждать, когда, наконец, медсестра протянула медицинскую карту.
– Все кабинеты здесь указаны, вперед и без очереди, – строго сказала она.
– А если… – робко начал Василий.
– Скажете срочно, в верхнем углу написано, – еще строже говорит медсестра.
– Но ведь больные тут!
– Больные лежат в палатах и проходят курс лечения, а в очереди к врачу сидят с недомоганием. Больны или нет, определяет врач. Идите.
Ободренный напутствием, Василий отправился сдавать экспресс анализ крови. По пути взглянул на карточку. На первом листе, в верхнем углу написано cito …
К вечеру, осмотренный и проверенный, стоит у кабинета главврача. В руках потолстевшая медицинская карточка, вся испещренная надписями и штампами «не выявлено», «не состоит», «годен». Главврач, полковник медслужбы, внимательно прочел заключение. Под словами «годен к службе в тропиках» размашисто подписывается. Потом берет лист бумаги и что-то пишет. «Еще что ли куда идти? Не все проверили?» – забеспокоился Василий.
– Так, – громко произносит главврач, – со здоровьем у вас порядок. Заключение я подписал, отдадите командиру. А вот это, – протянул Василию листок, – направление на прививки. Уколы болезненные, но без них не обойтись.
Видя, что пациент открывает рот для вопроса, полковник добавляет:
– Все-все, идите. Вопросы к командиру. И не сачковать с прививками! Свободны.
Василий ответил «есть», вышел из кабинета.
На следующее утро Левченко прочитал медицинское заключение, направление на прививки. Василию показалось, что он улыбается:
– Ну, давай в медпункт, по-молодецки, там готовы. Потом ко мне.
Барабанщиков прошел в левое крыло на первый этаж, где располагалась санчасть. В приемной немолодой капитан медслужбы читает направление. Уважительно хмыкает, отправляет в процедурную. Вскоре туда заходит медсестра, тревожно гремят инструменты. Оборачивается и зловещим голосом палача приказывает: «Приспустите штаны». Иронично улыбаясь (как же, испугала!) Василий исполняет требуемое. Укол медсестра делает профессионально, без боли. Застегнув брюки, собрался уходить, но тут пожилой капитан торопливо усаживает на диван и начинает ласково спрашивать, как дела, как самочувствие.
– Да нормально … – отвечает Василий, чтобы отвязаться, но тут чувствует что-то не то: от места укола кругами идут волны боли, охватывая все тело. В голове шумит, стало горячо, будто в парилке без воды. Пересохшее горло скрипит и царапается при каждом вдохе и выдохе. Василий отчаянно выпучил глаза, беспомощно смотрит на капитана. Тот, слегка наклонив лысоватую голову, внимательно разглядывает его, как интересное насекомое. Потом торопливо, словно только вспомнил, наливает в стакан желтоватой жидкости с запахом фурацилина, протягивает Василию. Он залпом выпивает, судорожно переводит дыхание. Боль не ушла, заполнила всего и выплескивается маленькими толчками через уши.
– Что это такое, доктор? – сипит Барабанщиков.
– Результат действия препарата. Скоро станет легче, но пока посидите. Это универсальное средство от целого букета болезней. Ваш организм не сможет самостоятельно противостоять тамошней заразе, его надо подготовить. Адаптационный период длиться две недели, но вам некогда ждать, поэтому вы получили шестикратную дозу. Ваши медицинские показатели великолепны, так что вам можно. Только надо потерпеть, сударь, – с улыбкой объяснил доктор.
Он с нескрываемым восторгом наблюдает, как закатываются глаза, трясется голова, тело дергается в конвульсии, из горла раздается мычание. В краткий миг просветления Василий тянет руку со скрюченными пальцами, намереваясь вцепиться доктору то ли в горло, то ли в нижнюю губу. Капитан ловко отводит ладонь. Укладывает Василия на диван, восторженно произносит:
– Как играет, как играет! – имея в виду действие препарата.
«Я не играю!» – хотел крикнуть Василий. Вместо крика получилось мычание, как у бесноватого урода, просящего милостыню возле церкви. Через бесконечно долгую минуту начало медленно отпускать. Барабанщиков обессилено смотрит в потолок, взмокший и равнодушный ко всему на свете. Капитан последний раз взглянул. Налил полный стакан жидкой глюкозы, добавил чуть-чуть лимонной кислоты, дал выпить.
– Ну вот, дорогой, это восстановит силы. Полежите еще немного и можете идти.
Через десять минут Василий на нетвердых ногах выбирается из санчасти. Идет в буфет. Съедает две плитки черного шоколада, выпивает крепкий кофе и только после этого отправился в кабинет Левченко.
Там уже сидели старые знакомые: Андрей Удальцов Михаил Велетнев. Оба улыбнулись, завидев Барабанщикова.
– Завидно? – буркнул Василий.
– Мы еще вчера получили, – беспечно машет рукой Велетнев.
– Внимание, господа, – Левченко отодвинул занавеску на карте мира, – вам предстоит работа вот здесь, – указка полковника вонзается в правую половину африканского материка, чертит круг, – в Эфиопии.
Задача группы капитана Удальцова состояла в том, что бы освободить из плена одного очень перспективного лидера местных христиан. Он, вдобавок, был еще и удачливым командиром отряда и со временем обещал вырасти в полководца обще-эфиопского масштаба. И потому был вдвойне ценной фигурой. Его сторонники тоже обещали всестороннюю помощь и поддержку.
– Пусть лучше ни во что не лезут, – скривился Удальцов, будто дольку лимона без сахара зажевал.
– Верно, – согласился полковник, – поэтому о вас никто не знает. Наши союзники узнают о вас, когда операция закончится. А сейчас прошу к Тамаре Александровне, она проведет подробный инструктаж.
«Царица Тамара», как про себя называл ее Барабанщиков, в свое время очень успешно работала в районе Африканского Рога и тамошние дела знала хорошо. Поэтому рассказывала о положении в стране с такими подробностями и деталями, которые мог знать только человек, побывавший там неоднократно.
– Вот бы вы с нами поехали, – мечтательно протянул Велетнев, – Татьяна Александровна, проводником.
– Эфиопские женщины считаются самыми красивыми в Африке. Если я там опять появлюсь, миф об их красоте окончательно развеется, – надменно ответила Береговая.
Михаил только крякнул, а Удальцов голосом Сталина сказал:
– Вот это – да-астойный атвет. Барабанщиков открыл рот и тоже собрался задать вопрос:
– А-а…
– Василий, – обрывает Тамара, – эфиопские мужчины очень ревнивы. Сразу убивают соперника. Плюс – кровная месть, так что один неверный шаг – и за вами будут охотиться всем племенем.
После короткой паузы зловеще добавляет:
– Что бы поужинать.
В Эфиопии почти тридцать лет не утихает междоусобная война. Первопричина давно забыта. Многочисленные племена враждуют и постоянно дерутся между собой за пастбища, воду, за плантации кофе и вообще за все. Война превратилась в образ жизни нескольких поколений. Конфликт усилен религиозной нетерпимостью. Одна часть эфиопов христиане, другая – мусульмане, а остальные верят в своих племенных богов и плюют на других. Рядом мусульманский Судан, поддерживает единоверцев, да и сам не прочь приобрести дополнительные земли. С другой стороны Сомали. Сомалийцы издавна враждуют с эфиопами. В конце 70-х даже пытались оккупировать страну. Как обычно, не стояли в стороне от конфликта СССР и США. Обе сверхдержавы снабжали оружием и военными советниками воюющие стороны в надежде извлечь идеологическую выгоду. Потом СССР развалился и американцы утратили интерес, так как ничего ценного недра Эфиопии не хранили. Но уход двух сверхдержав ничего не изменил – война продолжалась, потому что политая кровь не забывается и требует мщения. Бойня то затихала, то вспыхивала вновь, но никогда полностью не прекращалась.
Новое время принесло новые причины для конфликта. Рост исламского терроризма во всем мире привел к тому, что мусульманские лидеры потребовали уничтожить христиан и создать на территории Эфиопии и сопредельных Судана и Сомали исламский халифат. Нарушить существующее равновесие и допустить чрезмерную исламизацию северо-восточной Африки не хотели ни Россия, ни США. Вдоль границ Эфиопии проходит стратегически важный Баб-эль-Мандебский пролив. Но американцы увязли на Ближнем Востоке по уши и обещали только не мешать русским.
Трое мужчин, по документам механики по обслуживанию сельскохозяйственных машин, отправлялись в Аддис-Абебу по контракту с местной агрокомпанией сроком на три недели. С собой только обычные вещи командировочного обихода. Свободная одежда хорошо скрывала чересчур тренированные для обычных работяг мышцы. Специальный клей исказил природные черты лица у всех троих. Перекрашенные волосы и густой искусственный загар сделали совсем неузнаваемыми Удальцова, Велетнева и Барабанщикова. Руководство сочло, что перелет прямым рейсом нежелателен. Поэтому пришлось лететь до Парижа, оттуда в Джибути, а из Джибути чартером в Аддис-Абебу. «Чартер» явился в виде задрипанного АН-2 периода раннего социализма. Желающих лететь таким чартером, кроме троих чокнутых русских, не нашлось.
– Ничего, ничего – успокоил чиновник из посольства, – вы же привыкли по колхозам мотаться, а это такой же «кукурузник», как и в наших колхозах.
Механики переглядывались, хмыкали и вздыхали. Один, самый здоровый, тряс головой и шептал, словно отгоняя видения. Полет проходил нормально, только одна местная странность мешала. Как только пересекли границу, двигатель заглох, самолетик уныло повесил нос. Все трое, как по команде, вцепились в лавки, побледневшие лица одновременно повернулись к пилоту. Тот невозмутимо смотрел вперед, даже радио включил, воспользовавшись тишиной. Развеселая плясовая местного производства заполнила салон. Все поняли, что убиваться пилот не станет и облегченно выдохнули. «Кукурузник» спланировал на небольшое ровное поле, немного прокатился и встал. Пассажиры терпеливо слушают радио. Пилот открывает дверь. В проем суется очень серьезная голова в панаме, долго смотрит на пассажиров. Наверно, считает. Пилот почтительно протягивает мятую бумажку голове, она что-то высмотрела в ней, невнятно бурчит, исчезает. Пилот садится обратно в кабину, двигатель торопливо тарахтит. За стеклами иллюминаторов бежит сухая пыльная земля, сначала медленно, потом все быстрей и быстрей. Шасси отрываются от грешной африканской земли, полет продолжается. В старом салоне гремит и дребезжит все. Мотор ревет, как перед смертью. Все молчат. Удальцов, как командир, решает заговорить. Кривит лицо, будто собирается плюнуть, громко кричит, ни к кому не обращаясь:
– Первая остановка. Для проверки документов.
Велетнев и Барабанщиков кивают. Кричать в ответ или возражать в таком шуме никому не хочется. Пока добрались до конечного пункта путешествия, таких остановок было еще три. Позже узнали, что это были действительно проверки документов представителями разных племен. А двигатель пилот глушил перед посадкой для экономии топлива – АН-2 хороший планер, сажать можно и с неработающим мотором.
– Эфиеп вашу мать! – громко, с чувством произнес Велетнев, когда узнал все это. Удальцов ничего не сказал, только желваки двинулись туда-сюда. Барабанщиков молча поклялся никогда-никогда не летать на «кукурузнике». Ну, разве что, если сам за штурвалом. Теперь предстояло попасть в приграничный район с Суданом. После короткого совещания решили по воздуху добраться до маленького городка Асоса, а уже оттуда действовать самостоятельно. Небольшой самолетик и молчаливый пилот доставили группу на окраину городка поздно вечером. Ночевать пилот почему-то не захотел. Быстро заправил полупустые баки, мотор взревел, самолет растаял в темное небо. Это насторожило. Местный аэропорт являлся большой поляной с сараем в конце. Решили не испытывать судьбу. Запаслись водой. Прошли не более ста шагов по саванне, как раздался шум моторов. Несколько грузовых машин появляется на окраине поля. Выпрыгивают люди с оружием, разбегаются во все стороны. В темноте мечутся лучи фонарей. Хорошо видно, как неизвестные обыскивают сарай аэропорта, шарят в кустах. Откуда-то доносятся крики, причитания.
– Все понятно, нас ищут, – сказал Удальцов.
– Как могли узнать? – удивился Барабанщиков.
– До границы меньше тридцати километров. Кругом война, появление трех европейцев сразу вызвало подозрение, – пояснил Велетнев, – да и самолет здесь – целое событие. Но все же слишком быстро нас нашли, а, командир?
– Мы не делали посадок для дополнительных проверок, потому что все оплачено, но кому-то, наверно, показалось мало и нас продали.
Вооруженные люди с фонарями еще долго суетились, но постепенно все успокоилось. Идти в саванну ночью никто не хотел, в поселке белых не оказалось. Донеслись команды, грузовые машины быстро заполнились людьми и колонна тронулась.
– Команды на арабском, командир, – заметил Велетнев.
– Да, суданские солдаты, – согласился Удальцов, – значит, надо уходить отсюда немедленно. Завтра с рассвета начнут облаву и мы попадемся.
Все понимали, что командир прав. Старое правило десанта гласит: первым делом уйти от места высадки. Как можно быстрее и дальше. Сверились с картой. Закинули рюкзаки за спину, побежали в лунную ночь. Ориентировались по звездам. Их высыпало видимо-невидимо. Не по-нашему яркие, крупные – сказывалась высота над уровнем моря. Василий быстро перестал любоваться ночными красотами, сосредоточился на земле под ногами. Саванна не степь, то и дело попадаются ямки, какие-то кочки. Все высушенное, пыль поднимается выше головы. Пришлось бежать линию, как в атаку.
Василий бежит ровно, не сбиваясь с дыхания – изнуряющие тренировки не прошли даром и теперь он с благодарностью вспомнил преподавателей. Через двадцать минут тусклые огни городка скрылись в ночи. Бегут по черной саванне, освещенной только луной. За ночь надо преодолеть почти полсотни верст до небольшой речки. Настоящее лето на востоке Африки еще не наступило и есть надежда, что речка не пересохла. Бегут неслышно, как и положено в ночи. Саванна молчит, будто все зверье разом потеряло голос. «Война, – думает Василий, – даже львы ведут себя, как кроты, чтобы выжить». Незаметно идет время. Горизонт медленно наливается розово-желтым. Остался пустяк – четырнадцать километров. На коротком привале делают по глотку воды – запили завтрак, состоящий из пары крупных таблеток. Василий не запомнил, как называются, но зато хорошо знал, как они снимают усталость, как тело наполняется бодростью и энергией. Такие препараты разработаны еще в начале шестидесятых, но до сих пор эффективны и совершенно безвредны.
– Больше остановок не будет, мы чуть-чуть опаздываем, – сказал Удальцов.
– Ерунда осталась, чего там отдыхать, – согласился Велетнев.
Василий только кивнул – мол, конечно ерунда, это даже африканской козе понятно. Через час группа вышла к реке. Маленькая, грязная и вонючая, она встречает людей оглушительным криком разнообразных пернатых. Птицы топтались в жидкой грязи по берегу, искали пищу, дрались, скандалили и без конца гадили. Все трое одновременно скривились и повернули в сторону, выше по течению к небольшой рощице. Обрывистый берег с этой стороны гарантирует от появления животных, идущих к водопою и спокойный отдых.
– Два часа, – произносит командир. Это означает отдых. Молча обкладывают место отдыха препаратом, отпугивающим змей и тотчас засыпают.
Проснулись, когда солнце уже полностью выползло из-за горизонта и уже подбирается к самой верхней точке. Короткий обед, набрали мутной и теплой речной воды во фляги, бросили туда обеззараживающие таблетки и бег продолжился…
Ахмед Салах хан, по прозвищу Ридван, напряженно размышлял, уставившись в потолок. Командир одного из самых крупных отрядов обязан много думать, что бы побеждать. А сейчас особенно. Удача всегда сопутствовала ему в войне с неверными потому, что все действия тщательно обдумывались. Надоело сидеть на жестком стуле. Встал, прошелся по комнате. Тихо гудит кондиционер, прохладный воздух приятно обдувает жестокое лицо. Морщины на лбу медленно разгладились. Вернулся за стол. Мысль самовольно оставила сегодняшнее, убежала в прошлое …
Шестнадцатилетний мальчик впервые в жизни увидел танки. Огромные железные машины с оглушительным рычанием двигаются в клубах пыли и дыма вдоль деревни. Их путь лежит в загадочную даль саванны. Земля дрожит и, кажется, прогибается под многотонной тяжестью грязно-зеленых чудовищ. На массивных башнях откинуты железные дверцы и удивительные люди – танкисты спокойно и строго смотрят вдаль, сидя на броне. Стальные громадины одна за другой плывут в клубах красной пыли мимо пораженного их несокрушимой мощью маленького мальчика, скрываются вдали. Ушел последний танк, медленно затих тяжелый гул, а мальчик стоит и стоит. Перед взором снова и снова плывут грозные боевые машины, строгие лица танкистов. Возвращаться домой, в жалкую тростниковую хижину совсем не хотелось. Завтра с утра, как всегда, надо доить корову, тащиться по жаркой дороге на плантацию кофе и собирать проклятые зерна, пока красное солнце не сползет к краю земли. Рядом с ним будут работать такие же подростки, как и он, взрослые, старики, одним словом все, кто еще может двигаться.
Кофе. В этой забытой всеми богами земле растет только кофе. Белым оно нужно в огромных количествах. Кофейные зерна собирают в мешки и увозят очень далеко, в неведомую страну – Европу. Оттуда, из далекой Европы в деревне появился радиоприемник. Он сам поет и говорит, надо только повернуть до щелчка блестящий кружочек. Если долго не давать отдыхать, он замолкает и тогда хозяин, сосед, говорит, что надо заменить батарейки. Мальчик знал, что так будет всегда. Все в деревне так жили: коровы – кофе – огород. Девушки выходят замуж, рожают детей, выращивают кукурузу и тефф. Мужчины собирают кофе, пасут скот. Досыта едят очень редко, только по праздникам. Но вот однажды в деревню приехал молодой человек из города. О чем говорил, мальчик понял плохо. Усвоил только, что в городах строят новую жизнь. У богатых отнимают все и отдают бедным. Мальчик уловил момент и подобрался к молодому человеку. Спросил, как попасть в город. Тот засмеялся, достал ручку и маленькую книжечку, что-то написал в ней, вырвал листок и протянул мальчику. Сказал, что это адрес их комсомольской организации. Молодой человек скоро уехал, а мальчик стал ждать момента, что бы убежать в город. Когда мужчины их деревни собрались идти в город, что бы продать собранный кат (местный наркотик), мальчик тайком увязался за ними. В город пришли ночью. Мальчик переночевал прямо на земле, под кустом, а утром стал спрашивать всех подряд, как найти то, что написано в бумажке. Все отмахивались, не знали, где это и только один объяснил, куда идти. Грязный, голодный подросток только к ночи нашел дом на рабочей окраине города. Не имея сил больше, заснул прямо на пороге.
Утром проснулся от того, что чья-то рука трясет за плечо. Вскочил, спросонья не удержался на ногах, упал. Раздался смех. Мальчик поднял глаза, увидел несколько молодых людей. Люди смеялись и тянули к нему руки, желая помочь. Они расспросили, когда узнали, в чем дело предложили быть сторожем в доме. Мальчик согласился. Он слушал все разговоры взрослых, запоминал незнакомые слова и потихоньку начал учиться читать. К концу года уже немного говорил по-русски, умел читать и писать на родном языке. А потом грянула большая война. Сомалийцы решили, что настало время для расширения своей земли и вторглись в Эфиопию. Регулярные войска Сомали, уничтожая разрозненные отряды эфиопской милиции, уверенно продвигались к столице – Аддис-Абебе. Подросток сразу записался добровольцем в армию. Тогда он впервые увидел советских и кубинских офицеров. В то время их называли друзьями. Мальчик видел, как из вчерашних крестьян делали дисциплинированных и стойких солдат. Отряды объединялись в подразделения. Русские и кубинцы становились военными советниками у эфиопских командиров. Из СССР непрерывным потоком шло оружие, техника, продовольствие. Юноша снова стал учиться. На этот раз воевать. Старательного и знающего русский язык парня заметили, вскоре он уже был командиром батальона. Способный и жесткий комбат безжалостно расстреливал трусов, мародеров, отказывающихся выполнять приказы. Советники не вмешивались, считая это внутренним делом эфиопов, но в их глазах ясно читалось одобрение.