Текст книги "Веллоэнс. Книга вторая. Царские игры (СИ)"
Автор книги: Андрей Шумеляк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Авенир поднял голову, руки тряслись от возмущения. Стараясь выглядеть спокойно, крикнул:
– Теперь можно лестницу скинуть? В этом леднике как-то слишком прохладно.
По плечу ударил тугой узел. Выбравшись наружу, юноша, потирая ушибленное место, спросил:
– Что дальше?
Монах поднял руку:
– Вдыхать жизнь в растения – первый шаг. Следующее задание – научиться управлять стихией.
Калит кашлянул, стукнул себя в грудь:
– Конечно, на самом простом уровне. Для начала собери мне воды, горло надо бы смочить.
Пришло утро четвертого дня. Чаровник осваивал приемы быстро. Будто когда-то он всё это знал и даже умел. А теперь инстинкты, рефлексы услужливо помогают – даже когда не понимает, что и как. Он научился выращивать растения, управлять огнем, водой и ветром. Один день ушел на изучение внутренней концентрации, управление мыслями и чувствами.
Калит сказал, что теперь пора Ниру осваивать язык животных. Старец поднес ему ведро с желтоватой в крапинку рыбешкой. Юноша до рези в глазах всматривался в плавающую живность, раскрывал рот, шептал слова. Через пару часов мучений несчастно взглянул на учителя. Тот пожал плечами:
– Вьюны не сильно разговорчивы. Видать, не нравишься. Раз он к тебе так относится, неси в обедню к повару. Я тебе другого словлю, поохочей.
Они молча позавтракали и отправились к горной речушке. Мелководная бурлящим потоком срывалась с кручи, унося белую от мела воду в долину. Старец молча сел на массивный валун, не мигая смотрел вдаль. Юноша встал рядом. Утренний туман рассеялся и как на ладони, перед ним предстало горное ущелье. От вида захватывало дух, внутри ощущалась сила, хотелось оторваться от земли и почувствовать вкус свободы.
– О чем думаешь, сынок?
Авенир потянул носом пропитанный смолой воздух:
– Хочется взлететь и устремиться навстречу солнцу. Так бы разбежался и прыгнул с обрыва.
– А что мешает?
Чаровник смутился. Калит отверз уста:
– Орел летает высоко. Ему трудно прокормиться, трудно найти пару для гнезда. Он не боится зверей, птиц, стужи и ветров. Некоторые люди даже думают, что орел любит одиночество. Но он просто не показывает, что ему тяжело. Мыши живут в норах. Жрут, что попадется. Боятся всего, что за пределами их жилища. Умрёт одна мышь, или сотня – не велика беда.
Старец посмотрел на акудника. Тот потупился под пронзающим взглядом. Монах продолжил:
– И тех и других создал Высший. У каждого есть своё назначение. Мыши служат пищей для орла. Орел напоминает людям о небе и чести. Но без одних не было бы и других.
Калит поднялся, с улыбкой молвил:
– Я боюсь этого вида. Мне неудобно от такой высоты, такого простора. Хочется забиться в угол, ощутить стены, безопасность. Ты другой. Поэтому сбежал из своей первой обители. Сбежишь и отсюда. Орел не может жить в мышиной норе. Монастырь напитал тебя, но ты не сможешь мириться с монашеской рясой.
В молчании они спустились по узенькой тропке. Когда деревья – жилища молитвенников, остались за плечами, Авенир задумчиво спросил:
– Почему я? Как шагать в неизвестность, не зная зачем?
– Ты винишь себя в смерти друзей и думаешь, что миссия спасения мира возложена на тебя нечестно?
Монах хмыкнул, степенно пригладил бороду:
– Что ж, даже если так. Пока неизвестно, что кто-то мертв, он может быть жив. И еще. Лучше умереть, исполняя свое предназначение, чем бесполезно прожить чужую жизнь.
Авенир удивленно взглянул на старца:
– Какая миссия? Что за предназначение? Я вообще не понимаю, чего мне этот Веллоэнс дался!
Калит хмыкнул еще раз. Повернулся к чаровнику, в глазах танцевали озорные искры:
– Не знаешь? Пойдем в хранилище.
Внутри зала, где монахи оживили его и Марха, пахло смолой и фимиамом. На стене над алтарем начертан крест внутри круга. Старец что-то пробормотал. Стена неслышно отодвинулась, оголив у края тесный лаз. Ступали медленно, пригибаясь. Один раз Авениру больно садануло по плечу – сжав зубы, протянул руку, нащупал узловатое корневище.
Проход неожиданно резко расширился. Чаровник потерял равновесие, чуть было не растянулся на мозаичном полу – но реакция не подвела, вовремя пригнулся, раскинул руки, огляделся.
Скудное освещение после темноты резало глаза. Полукруглый свод исчерчен таинственными знаками. Символы казались Авениру знакомыми, волхв с досадой мотнул головой – никак не мог вспомнить. В серёдке расположился громадный белый камень, видимо, служивший местным обитателям столом. За ним, взяв небольшой гладкий жезл, стоял старец.
– Подойди сюда.
Волхв осторожно подошел. Калит начал водить концом жезла по камню, поверхность засветилась, проступили замысловатые рисунки.
– В начале Высший создал себе Служителей. Часть из них воспротивилась его воле и пошла по своему пути. Борьба шла с переменным успехом.
Калит нарисовал круг, поделенный на двое изогнутой линией.
– Символом этой эпохи был Тенесвет. Народы Кэлао называли его Инь-Янь. Наши предки, усматривая взаимосвязь начертания с природой, именовали Линь-и-Язь. Он означал равенство, постоянную борьбу. Если где-то усилилась тень, значит, в другом месте стал ярче свет. Это было время праведного возмездия, кары. Мироздание оставалось в равновесии. Боги являли милость, люди приносили жертвы, давали обеты, покоряли вере племена. Тенесвет исполнил свою часть. Люди познали вкус справедливости и узнали горечь праведного возмездия.
Монах взмахнул жезлом. Картины битв, костров и приношения жертв исчезли. На поверхности появился крест в круге:
– Наступила следующая эпоха. Ее символом стало орудие страшнейшей в то время казни. Крест показывал, что Верховный, заплатив мучительной смертью, приняв тройственную ипостась, открыл человеку путь в небесное Царствие. Три облика – любовь, милость и прощение, должны были возвысить человека. Мирозданию велено было не только держаться в равновесии, но и развиваться, благодаря этим трем добродетелям, несмотря на все происки злых людей и восставших слуг Высшего.
Калит взглянул на недоумевающего Авенира, брови приподнялись:
– Огонь огнём не затушить. Чтобы костёр потух – раскидай горящие уголья. Если на зло отвечать добром – зло в конце концов исчезнет.
Старец опять нахмурился, лицо потемнело:
– Но сила Тенесвета крепко засела в сердцах людей. Даже прямое вмешательство Высшего не искоренило ветхую природу. Часть Божьего естества осталась в этом мире. Наступает время третьей, последней эпохи. За могущественную первоискру идет борьба, и люди на этот раз принимают прямое участие. Древнее пророчество гласит, что из среды человеков выйдет восемь хранителей, которые остановят вторжение Тёмного в наш мир. Они будут блюсти порядок и защищать первоискру. Человек докажет, что достоин быть с богами на равных. Символом этого времени станет Зортзиар – восьмиугольник, вобравший справедливость эпохи Тенесвета, милость эпохи Креста и верность Хранителей.
Камень погас. После яркого сияния Авенир с трудом различал черты лица монаха. Когда глаза привыкли, спросил:
– И вторжение произойдет в Веллоэнсе? Если хранители не соберутся, то опять настанет эпоха… этого… Линь-Язя?
Монах смотрел хмуро:
– Все куда сложнее. В Веллоэнсе произойдет встреча богов, демонов и людей. Если люди не отстоят право на существование, их просто сотрут. Перечеркнут, как неправильно начертанный символ. Сожгут, как испорченный свиток. Это будет конец нашей истории, Авенир. Там во дворе, кистью древних пророков ты изобразил символ своей души. Символ Зортзиара. Ты – один из хранителей. Твоё место не здесь, твоё место – в обетованном Царстве.
– Ведь я еще молод и так мало знаю…
– Не важно, что ты знаешь. Важно – куда направляешься. Путь человека даёт необходимый опыт.
Калит подошел к юноше, указал на обруч, в котором холодной синевой переливался лазурит:
– Камень избрал тебя. Монахи не смогли снять обод, он уже врастает в тело. Через какое-то время на поверхности останется только часть камня, – старец сложил руки. – Благодаря кристаллу ты остался жив, лазурит не дал душе вырваться из тела.
Авенир коснулся кончиками пальцев лба. От твердой поверхности к коже понеслись крохотные молнии, подушечки защипало. С грустью посмотрел на старца, голос дрожал, от воспоминаний к горлу подступил ком:
– Но и Марх выжил. А ведь… были и другие. Они же погибли?
Наставник улыбнулся, отечески обнял парня:
– Хоть себя не винишь, хорошо. Марх выжил, ведь и он носитель камня.
– Как?
– Его камень – рубин в навершье черного ятагана.
Калит покачал головой, плечи приподнялись:
– Как они станут одним целым, ума не приложу. Не всё можно объяснить умными книгами. Да и в жизни все по-разному.
Монах пожевал губу:
– Вот, я, к примеру, люблю картофельную похлебку с рыбками-вьюнами. В книгах написано, что с листом лавровым вкуснее. А не могу этот лист есть, по мне гадость хуже редьки.
Чаровник повеселел, в глазах промелькнула надежда:
– Авве, лазурит и книга на месте. А посох случаем не находили, с камешком, белым таким, невзрачным.
– Из неведомого металла жезл, с гравировкой крученой, серенький? И камень аки яйцо формой, только величиной с кулак?
Авенир радостно кивнул. Калит зевнул:
– Не, не видал.
Увидев появившуюся на лице тень, указал на дверь:
– Там вон, пара послушников службу несут, они видали – схоронили в подземелье. И статуя каменная там же. Только не пойму – чего это вы с куском мрамора по миру скитались.
Волхв посерел, дыхание сперло, руки задрожали:
– Это… Корво. Я обратил его в камень, чтобы демона сдержать. Надо его расколдовать.
Теперь озадачился старец:
– Э-э-э, дружок. С демонами биться – не склады вить и не плоть штопать. Тут без братии не справиться.
На поляне перед монастырем царило оживление. Посередке, на сложенном из камней постаменте лежал обращенный в камень воин. Безучастные глаза устремлены в никуда, лицо непроницаемо, не выражает никаких эмоций. Монахи раскладывали на земле ленты, зажигали свечи, в медных плошках с каменным дном тлели прессованные таблетки фимиама.
Когда все было готово, монахи отошли к краям поляны, образовав круг. Опытные стояли ближе, за ними читали заученные молитвы, послушники. Внутри находились Авенир и Калит. Старец держал в руке кисть, волхву вручил жезл:
– Когда подам знак, снимай заклятие.
Акудник кивнул.
Монах медленно поднял руку. Кисть засветилась, за ней тонкой лентой оставался в воздухе белесый след. Изрядно заполнив воздух этим полупрозрачным молоком, Калит махнул Авениру. Тот, с трудом вспоминая слова, направил жезл в сторону статуи, выкрикнул заклинание. Камень в навершье помутнел, внутри тень смешивалась со светом. Чаровник повторил слова. Старшие монахи начали петь псалмы, медленно задвигались в ритуальном танце. Юноша на секунду смутился. Затем, откинув смущение, надрывая глотку, проорал заклинание. Из жезла метнулась молния, бешено заметалась среди монахов, норовя задеть, не в силах пробить защитный барьер. Не найдя жертвы, возвратилась в середину поляны и ударила в статую. Раздался треск, запахло гарью, заволокло едким дымом. Когда черные клубы рассеялись, раздался удивленный вздох – на месте постамента находилась спекшаяся куча изломанного камня.
Калит отер лоб, лицо вытянулось. Он осторожно огляделся – не спрятался ли где демон, внимательно пробежал глазами по лицам монахов. Авенир непонимающе смотрел на обугленный пятак, рука судорожно сжимала жезл. Старец обвел искореженное место кистью, прошептал псалом защиты от бесовщины, настороженно вслушался. Потом кивнул волхву:
– Нет тут никаких демонов. Зато душа ещё осталась, спасём.
Глава 5. Моргот
Моргота переполняла ярость. Он ненавидел светлых, ненавидел Ишгара, наложившего на него оковы. Его раздражал этот холодный мокрый мирок, с тяжелыми тучами и скудным огнем. Люди не сделали ему ни плохого ни хорошего, но и на них отверженный архидемон злился.
Почти три сотни лет демон сидел в заточении. Ишгар с такой силой забросил его невесть куда, что в месте удара земные плиты сложились домиком, образовав опаленную жаром гору. Внутрь не попадала вода, животные обходили место стороной, было не так холодно, как снаружи. Лишь ветер иногда тревожил своим легким веянием, но с этой неприятностью Моргот мог мириться.
Сначала, когда гнев разрывал внутренности, повелитель Еннома бился в корчах, пытался свергнуть путы. Те скрипели, свистели, накалялись добела, жаря материализованную плоть, но держали огневика крепко. Вскоре тот утих, продолжая копить обиду, строя планы мести коварному Повелителю темных.
Однажды огневик ощутил присутствие живого существа. Это в пещеру залез человеческий детеныш, мальчик. Архидемон внимательно наблюдал, как паренек осторожно прополз через лаз, оказавшись в гроте, как с интересом и страхом рассматривал едва видимые в тусклом свете камни.
В голове узника всплыли слова, больше трех сотен лет назад сказанные Ишгаром – «Каждый из людей может стать подобным Высшему, равным по силе Теграмтону». А если так, то это маленькое существо может освободить его – ведь для Теграмтона, а тем более для Высшего эти оковы разрушить, словно создать захудалого гвельта.
Но как не спугнуть детеныша, да еще и упросить его свергнуть путы? Материализованная плоть архидемона в этом мире наверняка приведет человека в ужас, а если считать, что самосознание человечества находится на уровне средневековья… Да-а-а, тут про научный интерес точно не слышали. Ум, не отравленный техническим прогрессом трехсотлетней давности.
Стараясь, чтобы голос звучал мягко и тихо, Моргот прорычал:
– Как тебя зовут, о прекрасное создание?
Мальчонка пугливо уставился на груду камней, из которой исходил вопрос:
– К-к-корво.
– Не бойся, Корво. Я не причиню вреда. Как тебе удалось проникнуть в мою тайную обитель?
Паренек выпятил грудь, набрал воздуха в легкие:
– Я и не боюсь, чего здесь страшного? Мы в прятки играли, вот я и спрятался.
Демон сказал с притворным восхищением:
– Какой хитрый! Это место очень трудно отыскать.
Воцарилось молчание. Корво пристально смотрел на кучу, осторожно спросил:
– А ты кто, гном? И почему здесь сидишь?
Огневик, не выказывая ликования, грустно молвил:
– Я заколдованный эльф. Злобный маг превратил меня в страшное существо и заточил в этой скале. Уже несколько тысяч лет я не видел солнца, не слышал пения птиц и не ощущал дуновения южного ветра.
Мальчик зачарованно слушал. Моргот продолжил:
– Только человеческий ребенок может разрушить заклятие и освободить меня. Только где найдешь сейчас людей? Они слабы и жизнь их коротка, наверное, давно вымерли.
Корво оживился:
– Мы живые. И нас много. Я, Сивац, Аглык, Имирей. Еще и родители. И еще много в селении – десятка три, а может и четыре. Девчонки тоже есть.
– Неужто? А я почему-то принял тебя за домовенка. Старенького, лет под восемьсот-девятьсот.
Рот парнишки растянулся от уха до уха:
– Не-е-е. Мне шесть, – глаза Корво загорелись. – А я же ребенок! И человек! Я тебя освобожу.
Демон вспыхнул от радости, мелкие камешки разлетелись. Тут же, приглушив огоньки, протянул:
– Как? Я не знаю отпирающего заклинания, а ты мал для опытного мага.
– Надо очистить тебя от камней. Я сильный, дерево пальцами мну. С оковами что-нибудь придумаю.
Больше часа малец оттаскивал камни, рыл неподатливую породу. Наконец, перед ним предстал скрученный оковами Моргот. Блестящие, черные полосы, на ощупь похожие на металл, окутывали тело демона, опутывали руки и ноги, затягивали в три круга шею, врезались в грубую красноватую шкуру.
Корво с усилием потянул за одну. Полоска слегка оттянулась, затем еще сильнее врезалась в тело монстра. Тот сдержанно рыкнул, хотел было пальнуть огнём, но стерпел жгучую боль, опасаясь упустить мальца. Парнишка дергал одну за другой, но результат был одинаковым – полоски чуть отходили, после чего затягивались туже.
Мальчик уперся ручонками в колени, дышал глубоко, с раскрасневшегося лица срывались крупные соленые капли. От обиды на глаза наворачивались слезы, Корво сжал кулачками упрямые путы, дёрнул, дёрнул ещё, надрывно крикнул:
– Да разрывайтесь вы!
Внезапно сухо затрещало, полосы посветлели, на ощупь став как перетертый лён.
Моргот дико расхохотавшись, воспарил под сводом пещеры. По коже проблескивали оранжевые молнии, в глазах играли яростные огоньки:
– Я свободен от оков Ишгара! Этот мир увидит жесточайшего тирана всех времен!
Краем глаза демон заметил забившегося в щель, дрожащего паренька. Огневик расправил грудь, вперил в мальчика злобный взгляд:
– Начну завоевание с жертвы новому Правителю! То есть себе!
Мальчишка зажмурился. Моргот распалялся, в когтистой лапе, разбрасывая снопы искр, разрастался огненный шар. Внезапно он взорвался, окутав изумленного демона, заполонив пещеру жаром и едким дымом. В пустой пещере, среди валунов, без сознания остался лежать маленький Корво.
Повелитель Еннома очутился в просторной комнате. Бревенчатые стены аккуратно оскоблены, даже забитый в щели мох не свешивается, а лишь местами выпирает. Посредине небольшой стол, два резных кресла. Огневик удивленно заметил, что нигде нет ни лампады, а языки пламени от его тела не оставляют ни тени, ни даже запаха смолистой гари. Через секунду скрипнула незаметная дверь, в комнату вошел человек. В монашьей робе из верблюжьего волоса, закинутый на голову капюшон скрывает тенью лицо. Архидемон вспыхнул и испугался – от силы не осталось и следа – в руке не появилось даже искры. Человек жестом указал на стол – разъяренный из-за собственного бессилия Моргот прорычал:
– Где я и кто ты, смертный? Отвечай, не то я выпотрошу тебя. Даже самая могущественная человеческая магия не сравниться с силой архидемона.
– Сядь. Бравадами победы не одержать.
В голосе незнакомца, спокойном и глубоком, чувствовалась великая мощь. Огневик перекинулся человеком, пятерня пригладила, рыжие волосы. Он нетерпеливо уселся в кресло, руки судорожно обхватили подлокотники. Монах медленно подошел к столу, мягко опустился на свое место. Голову склонил низко, лица по-прежнему не было видно.
– Моргот. Ты перестал быть демоном, когда восстал на Ишгара. Хоть и остался бунтарём.
Огневик вздрогнул. Откуда незнакомец знает о событиях трехсотлетней давности?
– Произнеся проклятие на Диптрена, ты произнес его и на свою сущность.
– Кто ты? Почему я бессилен?
Незнакомец качнул головой:
– Бессилен… Я бы так не сказал. Что ж, отвечу. Отчасти, у тебя нет силы, потому что нет власти. Раньше была власть от Высшего, потом от Ишгара. А теперь ты – сам по себе. Кто я?
Монах положил руки на стол. Ладони перевязаны серыми тряпицами, на каждой – запекшиеся корки крови.
– Такие же на ногах. Это стигматы, Моргот. Печать, подтверждение договора. Символ, указывающий на право собственности. Если этого недостаточно, можешь заглянуть мне в глаза. За последние пару сотен лет мой взгляд выдержало лишь четыре человека. И вряд ли его выдержишь ты.
Демон онемел. Он разговаривал с Младшим – достигшим познания полноты и ставшим отражением Высшего. Напротив него, в простом кресле, в одежде из верблюжьего волоса сидел Теграмтон. Монах кивнул, подтверждая догадку.
– Ты посягнул на мою собственность. Выкупленную дорогой ценой. Я мог бы отправить тебя в бездну. Но… Я оставлю тебя здесь.
Теграмтон встал, заложил руки за спину.
– Давай пройдемся по моему чудному дому.
Моргот, сдерживая ярость, поплелся за монахом. В голове роились беспокойные мысли. Вот идиот, зачем я убил эту мелкую тварь? Наверняка Ишгар осведомил богов о моей темнице. Конечно, они сонмами охраняли черную скалу, чтобы защитить свою любимую картину с этими жалкими людишками. Надо было молнией мчаться подальше – туда, где царствует насилие и похоть. В Первую Землю. Среди темных пятен человеческой падшей природы его маленькую серую точку бы и не разглядели.
Младший средоточенно промолвил:
– А ведь мальчишка разорвал путы Ишгара. Одним лишь словом. Если бы он вступил с тобой в бой, но… Ты не убил Корво… Не успел.
Теграмтон провел огневика по немногочисленным комнатам. Все пустовали, украшенные лишь мутноватыми окнами и прибитыми к стенам картинами:
– Мы находимся в его душе. Это я создал ее. Чистую, опрятную. С необходимыми для жизни удобствами.
Монах повернулся. Демон от неожиданности отпрянул, глаза еще искрились яростью, но в них застыл немой вопрос. Младший коснулся рукой своей груди:
– Я заключаю тебя в душе Корво. Ты сможешь увидеть рост и жизнь человека изнутри, его мысли, удачи и ошибки.
Помолчав, продолжил:
– Может даже… Научишься у него чему-то. Любить, понимать… Прощать. В обмен, он будет иметь часть твоей силы. Придет время, когда тебе и Ирэну предоставят возможность сделать выбор. Еще один раз…
Теграмтон начертил в воздухе прощальный знак и во мгновение ока исчез. Изумленный Моргот какое-то время стоял, обескуражено пялясь на пустую стену. Затем, поняв, что из одной тюрьмы попал в другую, вспыхнул яростно, распустил снопы красноватых молний. С усилием, на какое только был способен, демон бросался на стены, бился о затянутые дымкой экраны, ломал когти, пытаясь сорвать замысловатые картины. В новой обители от его стараний не оставалось и царапины. Перед заклятием Теграмтона повелитель Огнистого Еннома был абсолютно бессилен.
Проходили годы. Корво рос, набирался сил. Моргот наблюдал за жизнью людей изнутри. Он привык к тому, что в его вынужденной обители появлялись и исчезали разные вещи – символы характера, души человека. На мутных экранах отображались мысли рыжеволосого. Часто слова отличались от внутренних дум. Огневик размышлял об этом все чаще. Демоны, как и ангелы были проще, целостнее. Они являлись воплощением выбранной стороны – люди звали это злом и добром. Каждый из них обладал разной властью и возможностью влияния, но люди разительно от них отличались, были чем-то необычным. Их душевные потоки менялись по нескольку раз в день. Какие-то потоки застывали, отвердевали, иногда ломались. От зла душа темнела, от добра наполнялась светом. В этом доме светлых потоков было больше, чем темных – и при этом они уживались вместе, не вредя друг другу. Тёмные и светлые бы давно друг друга перебили.
Моргот ненавидел людей, как и все остальные творения Высшего. Но он решил разгадать секрет их силы. Когда Корво прыгнул в священный костер, Моргот защитил парня от жара. Не то, чтобы хотел спасти. Огневик чувствовал, что не пришло нужное время, не набрался еще опыта. Да и хотел попробовать, каково это – делать что-то против своей природы. И не раз и не два демон помогал парню, который крепчал на глазах. В Дольснее, во время поединка с янычаром, он дал столько своей энергии, что изумленный Корво без усилий опрокинул навалившегося здоровяка и, словно талый воск, смял мужичине шею. После этого Повелитель Еннома ощутил, как в него вливается иная, человеческая сила, а стены тюрьмы местами потемнели, местами потрескались, где-то стали прозрачнее.
В странном пустынном лесу, после битвы со злобными мантикорами, демон подлил в сердце рыжеволосого лютой страсти, подтолкнув его на ночь утех с воительницей Вирсавией. Моргот научился искушению человеческой души – не передавать сообщенные Ишгаром фразы, но создавать самому, играть на слабостях, похотях, подпитывать темные мысли и угашать светлые. Стенки души ветшали и демон мог бы пробиться наружу, но медлил. Ведь там, рядом был юноша с камнем Высшего, священным лазуритом – сильнейшим из восьми камней. Потом в отряде появился зрелый воин с рубином, притороченным к черному ятагану. Вырвись он на свободу – мало ли, отправят в бездну, а сменить ещё одну тюрьму ему не хотелось. Огневик помнил, как слово юного мальчишки сняло мощнейшие узы Темного, а тут находились зрелые мужи с символами власти. И Моргот выжидал.
Случай представился скоро. В пещере, окруженной турмами, было много первого огня, идущего из самого сердца земли. Камненосцы сбежали, он сам наорал на них, чтобы сбежали. Огневик впитывал жар земного ядра, впитывал злобные потоки, исходящие от находящегося в капище идола. Когда сила распирала его духовное тело, демон решился на удар. Но… Дух уже умирающего Корво оказался весьма силен. Дом-душа, который многие годы с участием демона разрушался, воспротивился огневику. И в момент, когда Моргот пролезал в трещину, кромки стены сузились, зажав бунтаря. Потоки – и светлые и темные, доселе беспрепятственно текущие в душе Корво, обвили тело Повелителя Еннома, высасывая, сколько могли силу. Святич, подпитываемый демонической энергией, хоть уже почти мертвый, ощутил дружеские следы и застал их в обители Зуритая, подсобив в битве с огненным турмом. В тот момент он испытал особые ощущения – соприкоснувшись, смешавшись с душой человека. Моргот стал Корво, а Корво стал Морготом. Единство продолжалось недолго. Схватив ятаган, Моргот вобрал силу Ригура – мелкого демона. Это помогло ослабить хватку человеческого духа. Сил хватило, чтобы уничтожить Зуритая, вобрав и его силу. Моргот побеждал рыжеволосого, вырывался на свободу. Его ненадолго задержало заклятие юноши с лазуритом – демон разрушил связывавшие оковы и оказался в слякотном мире в тот миг, когда земные существа перелетали горную цепь, разделявшую Первую Землю от Второй, в которой находится Царство Веллоэнс. В мгновение ока, прорвавший воздушную сферу, материализовавшийся огневик долетел до подножия горы и забился в ближайшую пещеру, не заметив, что в пепел спалил обосновавшееся там семейство аггов. После трехсот лет заточения в скале и тридцати лет томления внутри человеческой души демон жаждал мести, но сейчас нужно было затаиться на какое-то время, чтобы обдумать план. Что-что, а ждать Моргот научился…
Боги отринули нас, ангелов восхотевших свободы. Почему? Потому что никто не дал нам права быть вольными. Мы низринуты, хоть и обладаем мощью, способной ввести вселенную в хаос. Но даже Ишгар, могущественнейший из падших, не может предугадать действий Высшего. Змей всего лишь строптивая пешка в его игре.
Боги создали людей и дали им право выбора, которое было у нас лишь единожды. Они отвергают богов, противятся им, слепо повинуются и пресмыкаются перед светлыми. Их проступки тяжелее наших во сто, тысячи крат… И они живут дальше, повторяют свой выбор по три десятка раз на дню.
Жалкий мальчишка, не видящий дальше своего носа, не изучивший глубин и тайн бесконечного космоса, даже не испивший из духовного потока сдерживал мою мощь тридцать четыре года.
Кто вы такие, люди, что вам дана такая власть? Вы – жалкие, глупые, ничтожные существа. Разве можете вы управлять миром? Нет…
Я был светлым до начала времени! Я был флегретом, правителем Огненного Еннома тысячи лет и отвергся власти Ишгара. Я прожил лучшие годы человеческой жизни, видя его истинную натуру изнутри. О, да! Только я, без властелинов и правителей, изучивший все три мира! Истинный Правитель – Я! Я достоин стать владыкой всего сущего! И ваша власть не вечна! Веллоэнс – достойная цель. Подчинив его, не останется преград, сила Высшего иссякнет на этой планете. Затем я захвачу владения падших, заключу Ишгара в бездну, отомщу за позор. С армией демонов уничтожить мирок ослепших умом людей не составит труда.
Но, пока у человека, а тем более правителей Веллоэнса есть такая опасная сила, пусть они ее и не осознают, нужно действовать осторожно. О, Люди! Вы так слабы и мелочны, что не составит труда злом извратить ваши души и подтолкнуть к падению. Там, где невозможно чего-то добиться силою, в ход пускают хитрость. Вы и понять не успеете, как сами отдадите власть мне.
Ваша порочная натура скоро забудет, что у вас есть одна надежда – это Единство, Единство – самая хрупкая вещь на свете, ведь каждый из вас так склонен любить себя! Царство Веллоэнс падет жертвой разобщения и самолюбия!
Глава 6. Дожи
По извилистой тропке бодро шагал, беззаботно напевая, худощавый паренек. За спиной болтается узел с пожитками, рука уверенно сжимает посох. День чудесный. Весенний ветер окатывает теплыми волнами, в кронах деревьев щебечут птицы, гудят нагруженные свежей пыльцой шмели. Десять дней назад Авенир покинул Элхои. Монахи подсказали короткий путь до поселений, там юноша рассчитывал разыскать сабельщика и вместе отправиться в Веллоэнс.
Что они будут делать, когда придут в Обетованное Царство? Волхв старался об этом не думать. В голове звучало наставление Калита – «герой делает шаг, не зная, куда ступит нога. Разум всегда отстает от сердца». Эти слова вселяли покой – есть на кого пенять, если всё пойдёт прахом.
Волхв уселся на большой плоский камень, снял походный мешок, отцепил от пояса бурдюк с подкисленной лимонами водой. Руки выудили ломоть хлеба и кусок засоленной рыбины. Авенир склонил голову в благодарении за пищу. Едва кончил молитву, рядом с камнем зачавкала сырая земля. На залитую солнцем поверхность выскочила тощая белка. Любопытный зверек подергивал усиками, просяще смотрел на незнакомца. Тот протянул кусочек хлеба. Белочка молниеносно выхватила подарок, отскочила на край булыжника. Оприходовав краюху, отряхнула мордочку, ожидающе уставилась на парня.
– Думаю, рыбка тебе не понравится. Вот, держи еще хлеба. Но на этом все.
Белка, осмелев, подскочила поближе, уцепилась лапками за хлеб. С недоумением взглянула на волхва. Тот держал крепко, улыбнувшись, разжал пальцы. Лесной житель спрыгнул с камня, держа наживу в зубах, быстрехонько забрался на ближайший ясень, скрывшись в редких листьях. Авенир собрал пожитки и продолжил путь.
Дорога вывела на опушку, с неё поселение видно как на ладони. Маленькие, перекошенные временем бревенчатые домишки. Из труб вьются тоненькие ручейки дыма. На улочках на удивление тихо, нет привычного для таких мест детского смеха, женских перепалок, мужицкого бормотания.
Авенир спускался к хаткам. Внутри ёкнуло, сердце забилось часто, рубаха прилипла к телу, мысли в голове спутались. Почему так тихо? Почему никого нет на улице, ведь сейчас уже день? Должно быть много людей!
По спине стегнуло холодом, волхв упал на четвереньки. В горле стал ком, живот стянуло, захотелось зарыться под землю, оказаться подальше от этого заброшенного неприветливого места.
Юноша начал задыхаться, в груди метались молнии. Пересиливая панический страх, приоткрыл глаза – взгляд уперся в худую черную лапу. Лихорадка стала отпускать, в голове посветлело. Авенир завалился на спину, повернул голову в сторону животного. За ним безучастно наблюдал громадный худой пес. Из под гладкой черной шкуры выпирали ребра и лопатки. Кожа на хребте натянулась, позвонки местами прорвали истончившийся плен и теперь белели на солнце. Когти и зубы уродливой твари неестественно длинны и тонки, клыки остры – легко распорют даже медвежью шкуру. Выпученные глаза налиты кровью, зрачки-угольки застыли в ожидании, следят за малейшим движением.
