Текст книги "Миллион в кармане"

Автор книги: Андрей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 11

– Стойте на месте и не вздумайте бежать, – сказал профессор.

Я по-прежнему не видел его. Казалось, что голос материализуется из темноты. Похоже, что Курахов сидел на корточках за большим кипарисом, черной мечетью вонзившимся в звездное небо.

– Я не знал, что вы любите шпионить, профессор, – произнес я, все еще не придя в себя.

– А ловко я вас раскусил, а?

– Не понимаю, в чем этот раскус заключается? – пожал я плечами, вглядываясь в темноту. Кажется, профессор пришел один.

– Не надо, не валяйте дурака, э-э-э… забыл, как вас зовут.

– Вы что ж, от самого дома за мной следили?

– Представьте себе, да. Правда, вы едва не ушли от меня, когда сели в машину. Но мне повезло с попуткой.

Профессор замолчал. Я не мог понять, что ему от меня нужно. Если он все видел, то пусть думает обо мне что угодно, хуже мне от этого не будет. Если он намерен шантажировать, то это пустой номер.

– Что ж вы молчите? – нетерпеливо спросил профессор.

– Молчу? – искренне удивился я. – А что вы, собственно, хотели бы от меня услышать?

– Объяснений. Отвечайте, что вам от меня надо?

– От вас? Ничего. Честно говоря, я хотел задать вам такой же вопрос.

– Вы все-таки лукавый человек, господин директор! – покачал головой Курахов. – Неужели вы станете отрицать, что погром в моем номере произошел не без вашей помощи?

– Ах, вот о чем вы! – с некоторым облегчением произнес я. – Все о своем. Нет, уважаемый Валерий Петрович, никакого отношения к хулиганству в вашем номере я не имею.

– Это было не хулиганство. Это был самый настоящий обыск, и вам это известно не хуже, чем мне.

– А с чего вы взяли, что я причастен к этому обыску?

Курахов усмехнулся.

– Позвольте лучше вам задать вопрос… Что-то мне никак не удается припомнить вас. Вы заканчивали исторический факультет?

– Нет, педагогический, экстерном.

Профессор вздохнул с таким облегчением, словно с него сняли тяжкое обвинение.

– А я голову ломаю, отчего ваше лицо мне незнакомо. Видите ли, у меня, как у профессионального историка, прекрасная память. Все дело, оказывается, в том, что у педагогов я не читал лекций.

– Все дело в том, – поправил я Курахова, – что я заканчивал не Киевский, а Ленинградский университет.

– Странно, – пробормотал Курахов, после некоторой паузы, словно для него было открытие, что университеты бывают не только в Киеве. – Странно, – повторил он. – Тогда мне совсем непонятно, как вы связались с этими… с этими шарлатанами от науки… Простите, напомните мне ваше имя?

– Кирилл.

– Кирилл? Мгм, странное имя. Это что-то усредненное от скифской и германской ветки… Ну ладно! Так на чем мы остановились?

– На том, что я связался с шарлатанами.

– Да! – щелкнул пальцами профессор. – Я скажу вам честно: вы производите впечатление умного человека.

– Я очень тронут, – сдержанно поблагодарил я и слегка поклонился.

Профессор пропустил мою иронию мимо ушей и продолжил:

– И потому я был горько разочарован, когда понял, что вы заодно с этими вопиющими дилетантами, этими школярами, этими недорослями, возомнившими о себе невесть что!

Я уже смотрел на профессора с любопытством.

– Да будет вам известно, – с жаром продолжал профессор, – что генуэзский дож[1]1
  Дож – в XIV–XVIII вв. глава Генуэзской республики, который избирался пожизненно.


[Закрыть] ни за что, ни под каким предлогом не утвердил бы оправдательного приговора консулу на основании того сомнительного манускрипта, который эти невежды нашли во вшивом частном архиве Мадрида. Посудите сами, милейший, это же конец пятнадцатого – начало шестнадцатого веков! Генуя находилась в состоянии войны с Испанией, и ничто, никакие адвокатские ухищрения не могли бы спасти честное имя консула, уличенного в тайных связях с влиятельной испанкой! Его счастье, что он погиб задолго до этого суда.

– Безусловно! – согласился я, ровным счетом ничего не понимая.

– Вот видите! – обрадовался профессор. – Вы сами, кажется, приходите к правильному выводу… Ну! Смелее!

Опасаясь, как бы профессор в запальчивости не схватил меня за грудки, я на всякий случай отошел от него на шаг.

– Ну-у, – протянул я, лихорадочно стараясь понять, что Курахов от меня хочет. – Вывод, естественно, однозначный… Правильнее было бы сказать, что в этом вопросе все ясно, как днем…

– Правильно! Правильно! – на удивление высоко оценил мои познания в истории профессор. – Все ясно, как днем: никаких сношений у последнего консула Солдайи[2]2
  Так в XV веке назывался город Судак.


[Закрыть] Христофоро ди Негро с графиней Аргуэльо не было и быть не могло. Все это легенды, лженаучные представления о жизни вельмож генуэзских колоний.

– В самом деле! – пробормотал я.

Профессор оборвал мои потуги выразиться умно, взял меня под руку, прижался к моему плечу и горячо зашептал:

– Так объясните это, милейший, своим подельщикам, этим варварам и двоечникам, в особенности Уварову, неизлечимо страдающему высоким самомнением! Объясните им, что негоже опускаться до того, чтобы копаться в вещах своего учителя. Обещаете?

Я проникся таким благоговейным уважением к профессору и его познаниям, что с огромным трудом посмел огорчить его:

– Я бы с радостью, Валерий Петрович! Но вся беда в том, что я не знаю, о ком вы говорите.

Профессор вмиг оттолкнул меня от себя. В темноте я смог увидеть лишь, как гневно блеснули в свете луны его глаза.

– Что значит, вы не знаете, о ком я говорю? Вы все продолжаете упорствовать? Вы же только что ехали с ними на машине!

– Клянусь, я оказался там случайно, и знать не знаю ваших двоечников, и не имею никакого отношения к обыску в вашем номере!

Профессор помрачнел. Глядя себе под ноги, он неторопливо прошелся по тропе вперед-назад, потом встал напротив меня, смерил долгим взглядом и холодно произнес:

– Но у вас же есть запасной ключ от моего номера!

– Да, есть. Но это еще не говорит о том, что я причастен к обыску.

– А что вы делали у моих дверей во время обеда?

– Искал следы, которые мог оставить преступник.

– Вас кто-нибудь об этом просил? Вы уполномочены вести расследование?

– Меня просила об этом Марина.

– Марина? – удивился профессор, и мне показалось, что упоминание о падчерице было ему неприятно. – Но я, собственно, не просил ее об этой услуге.

– Она мне сказала, что вам угрожали, пытались шантажировать и вы нуждаетесь в защите.

Кажется, профессор не ожидал, что я был настолько осведомлен в его делах. Он надолго замолчал, подобрал с земли сухую веточку и стал нервно постукивать ею себя по ноге.

– Хм-м, Марина, – произнес он, глядя в море. – Она, конечно, девочка хорошая, но иногда проявляет излишнюю активность и инициативу. Вся в мать… Так что она вам сказала?

Он повернулся ко мне. Я понял, что разговор переходит в выгодное мне русло. Кажется, я знал то, о чем профессор предпочитал не распространяться.

– Она мне рассказала, что в Киеве вам угрожали по телефону, – повторил я. – Требовали от вас какие-то исторические документы.

– Болтун – находка для шпиона, – резюмировал Курахов. – А почему она рассказала об этом вам?

– Когда-то я возглавлял частное сыскное агентство.

– Ах, вот оно в чем дело! Значит, вы – сыщик?

– Бывший сыщик, – уточнил я.

– И никаким образом не связаны с этими, так сказать… Впрочем, мне и так уже ясно, – за меня ответил Курахов. – Я вас не разглядел. В истории вы действительно полный ноль.

– Но, может быть, не совсем полный, – чувствуя себя задетым, попытался возразить я.

– Полный, милейший, полный! – заверил меня профессор. – Впрочем, вы должны быть этому только рады, так как ваша неандертальская ограниченность в вопросах истории стала для вас же неопровержимым алиби… Ваши сыскные потуги прошу приостановить, я в них не нуждаюсь. И впредь все вопросы, касающиеся меня, решайте со мной, а не с Мариной.

Он в самом деле намеревался подвести черту под нашим разговором, но я еще не выяснил главного: что он успел увидеть до того, как окликнул меня из-за дерева.

– Извините, Валерий Петрович, – произнес я, – но приостановить свои сыскные потуги, как вы сказали, я не могу.

– Что?! – Курахов вполоборота повернулся ко мне. – Что значит – не можете? Я не желаю, чтобы вы совали нос в мои дела!

– Хочу напомнить, что сегодня пострадал не только ваш номер.

– Правильно! – со злой улыбкой ответил профессор. – Вот и занимайтесь только этим номером! И чтобы я вас не видел под своими дверями!

– Хорошо, – устало ответил я, понимая, что Курахов под угрозой смерти не станет слушать меня. – Я буду говорить только о том, что напрямую касается вас. Мне нужно задать вам несколько вопросов, касающихся вашей падчерицы…

– Стоп, стоп, стоп! – снова перебил меня Курахов. Разговаривать с этим человеком было совершенно невыносимо. – Сколько можно вам повторять: не суйте нос в мою личную жизнь. Оставьте меня и Марину в покое!

От бессильной злобы я стиснул зубы, отвернулся и сел на песок. Черт с тобой, подумал я. Жлоб! Трус! Эгоист! Обойдусь без твоей вшивой помощи.

Большую часть пути мы шли молча.

Глава 12

Гостиничный корпус встретил нас безмолвным сфинксом с пустыми глазницами – почти все постояльцы спали с открытыми настежь окнами. Утомленные дорогой и поздним часом, мы тяжело поднимались по ступеням.

– Постойте-ка, господин директор! – негромко произнес он и, не опуская лица, медленно добавил: – Я снова к вопросу о веселеньких нравах в вашей, так сказать, пятизвездочной ночлежке…

Я остановился, повернулся к нему. Своей неостроумной иронией он несколько притомил меня, и я не был готов снова вступить в очередной бесплодный спор, потому как смертельно хотел спать.

– Потрудитесь приподнять чело и взглянуть на окна моего номера… Да-да, единственные, которые закрыты… Не кажется ли вам, что там мерцает свет?

– Это, должно быть, отблески луны, – ответил я, даже не разглядев как следует профессорские окна.

Курахов мельком взглянул на меня и уничижительным тоном произнес:

– Я в восторге! И вы смеете называть себя частным сыщиком?

Кажется, я в самом деле попал впросак: в черных окнах пятого номера плыли тусклые блики то ли фонаря, то ли свечи, но я настолько устал от череды странных и зловещих событий сегодняшнего дня, что мне уже было наплевать на то, что сейчас происходило в профессорском номере.

– Я уже давно не сыщик, – ответил я равнодушно. – К тому же, это ваши проблемы.

– Что?! – возмутился профессор.

Я мстил ему, и он этого еще не понял.

– Валерий Петрович, я стараюсь не затронуть вашу личную жизнь… Спокойной ночи!

С этими словами я первым дошел до калитки и уже протянул руку, чтобы взяться за ручку, как профессор сильным рывком за плечо остановил меня.

– Стоять!! – сдавленным голосом произнес он. – Что вы, в самом деле?! Позер! Кокет! На вас бутылок не напасешься – вы в каждую намерены влезть.

– Что вы от меня хотите? – спокойно спросил я.

– Чтобы вы убрали с лица эту высокомерную маску! – продолжал шипеть профессор. – Она вам очень не идет. Если вы не в состоянии сейчас помочь мне, то не надо было предлагать свои услуги.

Я мог бы еще поторговаться, набить себе цену, но в этом случае мы бы потеряли драгоценное время и наверняка упустили бы непрошеного гостя. Не раздражая более профессора своим гордым видом, я склонился к его уху и спросил:

– Вы когда-нибудь брали преступника голыми руками?

– М-да, – не сразу ответил он, и это было нечто среднее между «За кого вы меня принимаете?» и «Не хотелось бы получить пулю в живот».

Я кивнул головой, словно был вполне удовлетворен этим ответом, и подтолкнул профессора в тень забора.

– Слушайте меня, – зашептал я. – Сейчас я перекину вас через забор. Запрете снаружи ножкой от стула дверь и будете ждать меня во дворе. А я сам поднимусь наверх по пожарной лестнице.

Профессор полез на забор. Получилось не так тихо, как мне хотелось, – Курахов спрыгнул на молодое абрикосовое дерево, листва зашуршала, вдобавок диким голосом взвыл спавший под деревом кот. Я с укором покачал головой, на что профессор пожал плечами и пробормотал что-то насчет притона для бездомных животных.

Пожарная лестница, точнее, ее символический огрызок, свисающий с крыши в двух метрах от земли, прогнулась под моей тяжестью и скрипнула. Я поморщился, мысленно отругал сам себя за то, что стал неловким и суетным, и полез наверх. Форточка торцевого окна, как всегда, была заперта – в коридоре работали кондиционеры, и мне пришлось брелком от ключей отдирать крепежные рейки и вынимать стекло. Через квадратный проем я уже без проблем открыл оконные замки.

В ночное время коридор освещался лишь одним бра, но этого было достаточно, чтобы я увидел узкую щель между дверью и косяком профессорского номера, и в этой щели плавал слабый желтый свет, словно разогревалась и остывала нить накаливания лампы.

У самой двери я на мгновение остановился, испытывая уже забытое чувство легкого мандража, какое всегда сопровождало близкую встречу с неизвестным и, возможно, очень опасным человеком. Пуля – дура, подумал я, прижимаясь плечом к косяку и с силой ударяя кулаком по двери.

– Стоять! – рявкнул я в темноту и тотчас метнулся к дивану.

Выстрела не последовало, но вместо него раздался грохот падающего стула, и в дверной проем выскочил человек в белой рубашке. Он опередил меня всего на мгновение, и уже в следующую секунду я настиг его в конце коридора и подсек ему ногу.

Падать человек не умел. Вместо того, чтобы выставить руки вперед, он обхватил голову, словно хотел прикрыть ее от сваливающихся сверху кирпичей, и тяжело повалился на пол.

– Не ушибся, малыш? – спросил я. – А почему без очков?

Официант Сашка, исподлобья глянув на меня, сел, обнял руками колени и спрятал в них лицо. Я тяжко вздохнул – настолько живо представил себе реакцию профессора.

– Лучше бы это сделал кто-нибудь другой, – сказал я, приподнимая парня за ворот рубашки.

Глава 13

Профессор продемонстрировал завидную выдержку. Он взглянул на Сашку, ничем не выдал своих чувств, не издал ни одного упрека в адрес «вшивых апартаментов», быстро зашел в свой номер, повсюду зажег свет, прошелся по комнатам, после чего спросил у меня:

– Вы его обыскали?

– Нет.

– Надо бы… Надо бы! – повелевающим тоном повторил он и, не дождавшись от меня решительных действий, близко подошел к официанту и приказал: – Ну-ка, малец, выверни карманы и расстегни рубашку!

Сашка подчинился. На пол выпали дверной ключ, шариковая ручка, огарок свечи и зажигалка. Курахов мельком взглянул на предметы и снова зашел в номер.

– Свои вещи узнаете? – спросил я.

– Не-ет, – едва разжимая зубы, протянул профессор. – Не узнаю… Да не стойте вы там, сейчас разбудите весь свой бомжатник! Заводите отрока сюда!

Я легонько подтолкнул официанта в профессорский номер. Не думаю, что Марина продолжала крепко спать в своем номере после того, как Сашка с лету приземлился на пол, отчего содрогнулась вся гостиница. Но смелости выглянуть в коридор у нее хватило лишь тогда, когда она услышала наши с профессором голоса. Она высунула заспанное лицо из-за двери, испуганно посмотрела по сторонам и шепотом спросила:

– Что происходит? Что здесь упало?

Ее огненные волосы были распущены и упругими волнами лежали на обнаженных плечах. Марина была в ночной рубашке, босая, и я мимоходом заметил, что в неглиже, помятая теплой постелью, она выглядит намного привлекательнее, чем в черной юбке, сиреневой кофточке и с туго заплетенной косой. Такие красивые густые волосы надо показывать, а не вить из них веревку.

Мы с профессором не успели махнуть на нее руками, чтобы она поскорее закрылась, как в коридоре появился озабоченный ночным переполохом отец Агап. Батюшка спал на своем топчане не раздеваясь и потому пришел по всей форме – в брюках и рубашке, причем в движении его было столько решительного порыва, словно батюшка намеревался с ходу вступить в бой с нечистью.

– Что за шум? – женским голосом возвестил он о своем появлении.

– Идите почивать, батюшка! – сдержанно, но твердо попросил профессор, прикрывая за собой дверь номера, где бледный, с дрожащими руками на диване сидел Сашка.

– Мне показалось, – сказал священник, глядя то на меня, то на Курахова, – что здесь происходят не совсем хорошие дела.

Марина переступала с ноги на ногу и ежилась на пороге своего номера. Отец Агап увидел ее и нахмурил брови:

– Ну-ка, немедленно оденься, негодница! Как тебе не совестно в таком виде появляться перед мужчинами!

– Ей не надо одеваться, – вмешался профессор. – Ей надо закрывать двери и ложиться спать. Как, собственно, и вам… Марина, я к тебе обращаюсь!

– Я испугалась, – прошептала Марина, пряча свои роскошные плечи и ночнушку за дверью, и, подняв каштановые глаза, взглянула на номер отчима: – Там кто-то есть.

– Вы можете рассчитывать на мою помощь, – обратился к нам батюшка. – Я чувствую: здесь творятся небогоугодные дела. Десять минут назад кто-то поднялся сюда по пожарной лестнице.

– Это я поднялся, батюшка, – поспешил объясниться я. – Так, знаете ли, быстрее и удобнее добираться до кабинета, особенно если учесть, что Валерий Петрович запер изнутри входную дверь ножкой стула.

Курахов, несколько озадаченный моей откровенностью, отвесил легкий авторский поклон.

– Нет, неправда, – едва слышно отозвалась за моей спиной Марина. – Здесь кого-то били. Я слышала, как кто-то бежал, потом упал. Папочка! – обратилась она к отчиму в весьма неожиданной манере. – С вами все в порядке? Скажите честно, с вами ничего не случилось?

Профессора даже покоробило от такого обращения. Не поворачиваясь к падчерице, он процедил сквозь зубы:

– Марш спать!

– Нет! Нет! – громче запротестовала Марина. – Вы от меня что-то скрываете! Вас били, да? На вас покушались? Папочка, родненький, я боюсь за вас!!

Кажется, еще немного – и у девушки начнется истерика. Отец Агап, уже не замечая непотребного вида своей подопечной, распростер свои объятия, принимая трепетную душу.

– Успокойся, дитя мое! – ласково приговаривал он, гладя девушку по голове. – Мы сейчас во всем разберемся. Помолись богу и ложись спать. Утро вечера мудренее.

Внезапно дверь профессорского номера распахнулась, и на пороге появился Сашка. Лицо его было перекошено судорогой злобы, и без того маленькие и невыразительные глазки превратились в щелочки, белая рубашка со скомканным воротником была расстегнута до пупа. Сашка сжимал кулаки и крутил головой во все стороны, глядя на нас:

– Ну что вы здесь собрались?! Что вы все от меня хотите?! – крикнул он. – Оставьте меня в покое! Я никого не хочу видеть!! Убирайтесь вон!!

Голос его сорвался, слезы хлынули из глаз-щелочек. Он повернулся и снова кинулся в кабинет профессора, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Марина, оторвавшая лицо от груди священника, обалдевшими глазами смотрела на противоположную дверь.

– Иди спать, – тихо сказал ей отец Агап, и Марина послушалась.

– Не судите, да не судимы будете, – произнес отец Агап, глядя то на меня, то на профессора, который уже минуту стоял у двери своего номера, держась за ручку. – Спокойной ночи!

Он поклонился и пошел по коридору. Мы с профессором молча проводили его взглядами.

– Не устаю восторгаться вашими, так сказать, постояльцами, – ехидно произнес Курахов. – Конечно, это очень похвально, что вы не требуете документов, но некоторая осмотрительность, на мой взгляд, не помешала бы… Впрочем, не буду вмешиваться в ваши дела.

Мы вошли в номер. Курахов тотчас закрыл дверь на замок.

– Ну, что, хлопчик? – беззлобно сказал он Сашке, который, сжавшись в комок, сидел на краю дивана. – Придется тебе во всем сознаться. Зачем ко мне в номер лазил?

– Я ничего у вас не украл! – с вызовом ответил Сашка и отвернулся к окну.

– А что ж тогда ты здесь делал?

Сашка не ответил. Профессор, прохаживаясь по комнате взад-вперед, поймал мой взгляд и развел руки в сторону, мол, что я вам говорил – молчит!

– Собственно, мне и так все ясно, – сказал он.

– Я у вас ничего не украл! – повторил Сашка.

– Конечно! – охотно согласился профессор. – Ты не украл лишь по той причине, что не смог найти то, за чем пришел… Имей в виду! – громче сказал профессор и погрозил пальцем. – Нам все про тебя известно. И про твои связи с Владом Уваровым… Ну, как? Дальше будешь упрямиться?

– Я не знаю, о ком вы говорите, – огрызнулся Сашка.

– Упрямится! – вяло возмущался Курахов, поглядывая на меня и явно ожидая поддержки.

Я продолжал молчать.

– Нам все известно! – продолжал Курахов, и это была настолько безобразная игра, что мне стало дурно и захотелось выйти на воздух. – Нам известно, что этот псевдосвященник с фальшивой бородой связан с вами. Так это? Отвечай, голубчик, или завтра утром пойдешь в милицию.

– Ну, все, хватит! – потеряв терпение, сказал я. – Он уже засыпает, как, в общем, и я. Пусть идет к себе!

– Что значит – идет к себе? – нахмурился Валерий Петрович. – Я не вижу следов раскаяния на лице этого молодого человека! Вы посмотрите на него – он чувствует себя героем!

Но я уже поднял Сашку с дивана и подтолкнул к двери.

– Иди к себе, – сказал я и напомнил: – Завтрак должен быть накрыт вовремя.

Я выпроводил Сашку за дверь. В коридоре он поднял на меня глаза. Это был взгляд побитой собаки. Мне совсем некстати стало жалко парня.

Тихо скрипнула дверь напротив. Всего на мгновение из щели на меня глянули широкие, полные ужаса глаза Марины. Дверь захлопнулась, и этот звук показался мне чрезмерно громким, словно это был пистолетный выстрел.

– Ну, куда вы там пропали? – услышал я недовольный голос Курахова.

Я вернулся в комнату. Покачивая ногой, профессор сидел в кресле и играл бокалом с коньяком.

– Вы зря это сделали, – сказал он. – Я почти расколол мальчишку. Еще минута – и он бы во всем признался.

– Сомневаюсь, – ответил я, опускаясь на то место, где только что сидел официант. – На ваши вопросы даже при большом желании тяжело ответить.

– Конечно! – воскликнул профессор. – А что вам еще остается делать, как только критиковать мои вопросы – свои-то вы не задавали.

– Прежде чем о чем-то спрашивать у него, я хотел бы сначала выслушать вас.

– Меня? – удивился профессор, словно я сказал нечто из ряда вон выходящее. – А что вы хотите услышать? Кажется, на берегу я рассказал вам все.

– Вы мне ничего не рассказали. А всякая история начинается с предыстории. Я не знаю сути проблемы: от чего вообще весь сыр-бор начался. Я не знаю элементарного.

– И много ли вы хотите узнать?

– Минимум, Валерий Петрович! Самый минимум! В милиции, да будет вам известно, зададут в десять раз больше вопросов.

Курахов призадумался. Минутное молчание, которое повисло в комнате, дало возможность уловить тихий звук, доносящийся из коридора. Профессор, не придав ему значения, снова плеснул из бутылки в бокал и уже собрался было что-то сказать мне, как я выразительно прижал палец к губам, на цыпочках подошел к входной двери и присел у замочной скважины.

Дверь напротив медленно приоткрылась. Марина, уже одетая в свой скромный наряд, выглянула в коридор, посмотрела по сторонам, затем тихо вышла и прикрыла за собой дверь. Она пошла по коридору в ту сторону, откуда этой ночью пришел я – к пожарной лестнице.

Был пятый час утра.