Текст книги "Добро пожаловать в ад"

Автор книги: Андрей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Отсюда следует весьма удручающий вывод, который лишает нас перспективы поймать убийцу на крючок: моя жизнь ему больше не нужна. Убийца не пришел ни в кафе, ни в сквер, где мы его ждали, не только потому, что был занят обыском конторы. Просто у него отпала необходимость убивать меня. Он убедился, что я для него безопасен, что мы с Ирэн не посвящены в ту тайну, из-за которой он лишил жизни Тосю…

Створка окна тихо приоткрылась и со стуком уткнулась в ограничитель. Я невольно вздрогнул, Ирэн тихо вскрикнула. На фоне проема, освещенного снаружи фонарем, застыл странный силуэт.

– Байкал, черт тебя подери! – прошептал я и, подойдя к окну, оттолкнул тяжелую вислоухую голову пса. Горячий влажный язык прошелся по моей ладони. – Испугал, морда слюнявая… Нет у меня курицы, только пистолет за поясом! Понял? Иди отсюда!

Пес завилял хвостом, подметая траву, и неохотно отвалил.

– Видно, и у него тоже сдали нервы, – задумчиво произнесла Ирэн.

– Ты о ком? – спросил я, так как нервы у песика, не в пример мне, были крепкими и здоровыми.

Батарейки окончательно испустили дух. Мы сидели на разных углах моего стола в темноте, и каждый думал о своем. Мои глаза постепенно привыкали к мраку, и я начинал замечать контуры шкафа, кресла, открытую настежь дверь в коридор.

– Он не выдержал, понимаешь? – произнесла Ирэн. – Три дня ожидания для него – невыносимая пытка. Его терпения хватило только до вечера.

Так, началась любимая песня. Ирэн имела в виду Фатьянова. Я молчал, и Ирэн поняла, что я не собираюсь возражать, спорить, но готов выслушать ее до конца.

– Ты же помнишь, в каком он был состоянии! Фатьянова просто шокировало наше появление в его доме! Он увидел, что мы не в тюрьме, что ты жив и вполне здоров и нас обуревает желание продолжать поиск убийцы. Ему стало страшно, что мы найдем неопровержимые улики против него и тогда он не только лишится половины денег, которые припрятал на строительство коттеджа. Он надолго сядет в тюрьму! Опередив нас, он поехал в квартиру Тоси, представился милиционером и стал обыскивать ее комнату. Он хотел убедиться, что у шантажистки не осталось никаких документов про его машины, дачи, банковские счета, которые могли бы попасть либо в милицию, либо к нам в руки. Не нашел ничего, но все равно его душа была не на месте. Ведь оставался еще наш офис, детективное агентство, куда Тося могла отвезти компромат. И тогда он, зная, что мы на набережной, поехал сюда.

Я молчал. Я не нашел в версии Ирэн ничего, на чем можно было бы споткнуться. Только лишь интуиция упорствовала, и никак не хотела признать, что Фатьянов убил Тосю, затем обстрелял нас на обрыве, потом прикончил Новорукова, после чего сжег автомастерскую вместе с жестянщиком. Но что такое интуиция? Может, люди оправдывают таким красивым словом обыкновенную твердолобость и ослиное упрямство? Может, ссылаясь на интуицию, мы прикрываем тщеславие и нежелание разделять позицию человека, которого считаем глупее себя?

Фатьянов, Фатьянов… Этот человек необыкновенно жаден и труслив, а потому уязвим. Что, если позвонить ему и сказать: Геннадий Петрович, все в порядке! Ваш договор у нас в руках. Как договаривались, мы выкрали его из милиции. И теперь мы собираемся вручить его вашей жене…

Если бы в тот момент я знал, что убийца думал приблизительно так же! Если бы я умел просчитывать его ходы, как он мои!

Глава 16
БОЙЦОВСКАЯ ПОРОДА

– Уходим, – сказал я, подойдя к окну и с наслаждением вдыхая сырой свежий воздух. – Кажется, пошел дождь. – Больше здесь нечего делать.

– Я хочу заглянуть к себе, – ответила Ирэн.

– Не надо никуда заглядывать! – Я уже взобрался на подоконник, и медлительность Ирэн стала вызывать во мне чувство тревоги.

– Полминутки! – взмолилась Ирэн. – Когда мы еще сюда придем? А у меня в тумбочке косметика…

Пришлось мне вернуться. Я сел за стол, перебирая руками степлер, календарь, стопку отрывных листков и прикидывая, что из всего этого мне может пригодиться. Степлером, например, можно открывать пиво, а линейкой – бить мух… Ирэн, коль времени ей было отпущено мало, выбежала в совершенно темный коридор, и я успел подумать, как бы она не врезалась лбом в стену.

То, что потом случилось, стало началом стремительного и опасного пикирования, когда шансы на благополучный исход упали до ничтожного значения. Раздался оглушительный грохот металлического ведра, затем зазвенела какая-то посуда, потом на пол тяжело упало что-то из мебели, может быть, табурет. Я не смог представить, с какой скоростью должна была двигаться Ирэн, и какой массой обладать, чтобы наделать столько шума. За окном немедленно отозвался Байкал: он зарычал, а потом для острастки гавкнул.

– Ирэн! – зашипел я, вскакивая с кресла. – Ты с ума сошла? Что случилось?

– Здесь кто-то натянул леску, – жалким голосом отозвалась она. – И ведро почему-то стояло на столе… Я ушибла ногу…

Я хотел пойти к ней, как услышал за окнами голоса:

– …это внутри… Смотри, окно открыто! Там кто-то есть…

– Ах, черт! Здесь собака стоит на стреме…

– Да пристрели ее к едрене фене!

– Давай, полезай первый!

Сильный и яркий луч света влетел через оконный проем и уперся в сейф. Я, затаив дыхание, медленно опустился на пол и присел за столом. Световое пятно заскользило по стенам, прыгнуло в пустоту распахнутой двери, затем пробежало по полу и прилипло к моему столу. Я замер, боясь пошевелиться. Тень от кресла заползла на мою руку… Луч снова переместился к дверному проему. Я осторожно выглянул из-за стола. Оконный проем заполняла фигура милиционера.

– Кто здесь?! – рявкнул он.

Я молил бога, чтобы Ирэн ничем не выдала себя. Хотя это уже не имело принципиального значения. Мы попались. Сейчас оба милиционера заберутся в кабинет, включат свет и найдут нас, дурачков, под столами. Что я мог сделать? Схватить стул и швырнуть им в милиционера, чтобы получить в ответ автоматную очередь?

Из-за какой-то нелепости, из-за непослушания Ирэн, мы попались, словно мыши в мышеловку. И все то, что успели сделать за сегодняшний день, уходило коту под хвост. Вряд ли наши выводы заинтересуют следователя, который расследует убийство. Сейчас нас с Ирэн арестуют, разлучат, раскидают по разным камерам, где мы будем лежать на нарах, смотреть в серый потолок и вспоминать, как сидели на лавочке в сумрачном сквере и Ирэн поила меня шампанским с ладоней…

Милиционер пригнулся, вошел в оконный проем и остановился на подоконнике. Он был так близко от меня, что я уловил запах табака, идущий от него. Клацнули карабины на ремне автомата – милиционер взял оружие на изготовку. Когда он включит в кабинете свет, я сразу встану. Унизительно сидеть под столом и ждать, когда он меня увидит. Подойду к нему, протяну руки и скажу: «Я тот самый Вацура, которого вы разыскиваете. Мне были нужны деньги, потому я сюда забрался…» Может, они не заметят Ирэн.

И вдруг я услышал шаги в коридоре. Ирэн, словно привидение, материализовалась из темноты и остановилась в дверях. Она сделала то, что собирался сделать я! Но кто разрешил?! Черт подери эту непредсказуемую пацанку! Ну, инспектор по чистоте, я тебе устрою выволочку за инициативу! Мы с тобой поговорим, выскочка, когда выйдем на волю!

– Это я на ведро налетела, – произнесла Ирэн усталым и равнодушным голосом.

– Стоять на месте и не шевелиться! – крикнул милиционер, нацелив на Ирэн ствол автомата и луч фонарика. Теперь Ирэн напоминала актрису, стоящую на темной сцене под струей от софита. Милиционер спрыгнул с подоконника и стал приближаться к Ирэн, словно поклонник ее таланта, только в его руке вместо цветов был «калаш».

– Ну, что там? – донесся с улицы голос. – Нашел кого-нибудь?

– Лезь сюда! – крикнул милиционер, боясь обернуться. Тоненькая девушка выглядела настолько безобидной и покорной, что это его насторожило. Он стал шарить ладонью по стене. Раздался щелчок выключателя, и в кабинете вспыхнул свет. Я продолжал стоять на коленях, подпирая темечком крышку стола и глядя на милиционера через узкую нишу для клавиатуры. Никакой спасительной мысли не приходило мне в голову. Мы с Ирэн ничего не смогли бы сделать против двух вооруженных людей. Оставалось отдать себя судьбе и позволить ментам привезти нас в отделение. А что будет потом – предположить невозможно. Только в одном я был уверен: будет плохо, очень плохо.

Ирэн стояла в дверном проеме, безвольно опустив руки и чуть согнув ногу в колене. Голова чуть склонена набок, плечи так расслаблены, что тонкая бретелька вот-вот спадет. Но какой у нее взгляд! Вовсе не затравленный, не запуганный. Мне увиделось в нем глубинное спокойствие, какое сопутствует человеку, совершенно уверенному в правоте своего поступка. И в то же время Ирэн казалась мне настолько беззащитной, что у меня даже дыхание в горле застопорилось от жалости к ней. Между нами словно чугунная решетка опустилась. Только что мы были вместе, только что она целовала меня, и я еще чувствовал сладко-виноградный вкус ее губ и аромат губной помады, но мир уже был другим, он перевернулся, раскололся, все вокруг изменилось полярно. Ирэн была уже недосягаема. Она уже принадлежала незнакомым, пахнущим табаком мужикам в милицейской форме. Пыхтя и гребя автоматом, в окно с трудом пролезал второй детина. А первый милиционер, догадавшись, что под узким и коротким платьем девушки вряд ли можно утаить гранатомет или автомат, осмелел и повеселел.

– Какая цаца! – пропел он, сдвигая фуражку на бритый затылок. – И что мы здесь делаем?

– Я пришла к себе на работу, – невозмутимо ответила Ирэн.

– Молодец. А что, по-вашему, я здесь делаю?

– Не знаю, – ответила Ирэн. – Может, мне позвонить в милицию?

– Ха-ха-ха! – громко рассмеялся милиционер. – Молодец! Понимаю юмор!

Второй милиционер был жестче, скупее на слова и шутки. Он спрыгнул на пол, отчего вся контора задрожала как при девятибалльном землетрясении и, задевая автоматом стол и стулья, подошел к Ирэн.

– Хватит умничать, – сказал он ей. Наверное, у него была ангина, потому как милиционер постоянно отхаркивался и сплевывал на пол. – Содержимое сумочки – на стол! Только быстро, гражданка, быстро!

Ирэн двумя пальчиками сняла лямку сумочки с плеча, качнула ею туда-сюда и кинула на стол. Затем села на край, скрестила ноги и сложила кренделем на груди руки. Я любовался ею в эти минуты. Самообладание, с каким она вела себя, делало ее необыкновенно красивой и притягательной.

Милиционеры к сумочке не притронулись. Тот, что постоянно плевался, вынул из нагрудного кармана лист бумаги, развернул его и поднес к глазам напарника. Я успел увидеть неряшливо исполненный и отпечатанный на паршивом принтере фоторобот. Сходство с Ирэн было минимальным и карикатурным, но, без сомнения, подразумевалась именно она. Милая и симпатичная Ирэн выглядела на этом ублюдочном шедевре живописи длинноносой и толстогубой, вдобавок, ее голову была вытянута кверху, а глаза сведены к самой переносице.

– Она, – подтвердил милиционер, который понимал юмор.

Больной затолкал фоторобот под пропотевший китель и, смерив Ирэн долгим взглядом, сказал:

– Ну что? Поехали в отделение.

Ирэн не возмущалась, не спрашивала почему. Она закинула невостребованную пока сумочку на плечо, повернулась к милиционерам спиной и грациозной походкой, словно коридор превратился в подиум, пошла к выходу. Она уводила их от меня.

– Эй! Ты куда? – между плевками спросил больной милиционер. Он хотел, чтобы Ирэн полезла в окно.

– На улицу! – громко и с вызовом ответила Ирэн. Она подошла к двери, оттянула язычок замка и толкнула дверь ногой. Милиционеры заторопились за ней. Больной, оплевав весь пол в кабинете, потянулся к выключателю, но тут его взгляд упал на полку шкафа, где лежали пачки офисной бумаги. Пыхтя и бормоча что-то вроде «Пригодится на фиг Вовке на самолетики», он прихватил пачку, сунул ее под мышку и погасил свет.

Вскоре в конце коридора хлопнула дверь. Я остался один и, как это часто бывает, только теперь дал волю своим нервам. Со сдавленным криком я врезал кулаком по спинке собственного кресла, которое темным силуэтом торчало передо мной. То ли кресло отжило свой век, то ли злость наделила меня фантастической силой, но, как бы то ни было, спинка хрустнула и отвалилась. Я сплюнул, уподобившись заразному милиционеру, пробормотал: «Все не слава богу» – и запрыгнул на подоконник.

Я не напрягал мозги в конструировании хитроумных комбинаций по спасению Ирэн. Я не знал, что буду делать конкретно. Я просто летел торпедой к вражескому кораблю, зенитной ракетой к самолету, снарядом к танку. Это было сродни безумству, короткому помешательству, но именно оно освобождало меня от необходимости просчитывать каждый шаг и делало меня до смешного смелым. Я знал только одно: без Ирэн болтаться по Побережью я не согласен. Это моя подчиненная, это сотрудник моей фирмы, и до тех пор, пока она не выйдет за кого-нибудь замуж, я головой отвечаю за нее и распоряжаюсь ею. Она мне нужна, как воздух. Потому что я обязан объявить ей строгий выговор и лишить квартальной премии за самодеятельность и инициативу. Потому что она ничем не провинилась перед милиционерами. Да потому, в конце концов, что она порядочная, отважная, красивая и добрая девчонка! И ни одна сволочь не имеет права обращаться к ней на «ты» и называть ее оскорбительными словами. За это буду бить по морде!

Я выскочил из окна на улицу, едва не отдавив лапы Байкалу. А ты, собака, подумал я, теперь забудь про курицу! Зачем я тебя кормил и приручал? Чтобы ты позволил забраться в окно посторонним? Ладно, ты, как законопослушный пес, впустил милиционеров. Прощаю. Но как ты посмел впустить убийцу?

Байкал принял мои стремительные скачки по мокрым кустам как приглашение к игре и увязался за мной. Я бежал изо всех сил, у меня даже ветер свистел в ушах. Давно я так не бегал. Нескольких секунд мне хватило на то, чтобы обежать дом, рухнуть в сырые от дождя кусты против фасада и оттуда смотреть, как из полуподвала по лестнице поднимается Ирэн в сопровождении двух милиционеров. Наверное, если бы я еще поддал скорости, то успел бы увидеть через дверной проем, как мелькнула в окне моя задница.

Тяжко дыша, пес повалился рядом со мной. Я взглянул на него с презрением. Смотри, костогрыз, что из-за тебя случилось! Если бы не позволил убийце забраться внутрь конторы, то не было бы ни лески, ни падающего на пол ведра и тарелок и не ворвались бы к нам милиционеры.

Ирэн остановилась на пятачке – как раз на том месте, где она меня целовала. Мне показалось, что чья-то ледяная рука сдавливает мне сердце. Плюющийся милиционер, расставив ноги и сунув руки в карманы, остался ее сторожить, в то время как его коллега побежал во двор за машиной.

Я вскочил на ноги. Зачем я тянул время, идиот! Разве не мог раньше сообразить, что они повезут ее в отделение не на такси, а в милицейском «УАЗе»?

Сжав кулаки и зубы, я побежал в обратную сторону, по кругу в дальний двор, где оставил свой «жигуль». Ирэн должна догадываться, что я рядом, что слежу за ней и сделаю все возможное, чтобы освободить ее. Думай, думай, моя хорошая, обо мне! И ни на йоту не сомневайся! Тяни время! Садись в машину медленно. Капризничай. Требуй адвоката, милиционера женского пола и представителей телевидения!

Я зацепился ногой за оградку палисадника и спикировал на асфальт. Острая боль прожгла руку, и я заскрипел зубами, сдерживая стон. Поднялся, чувствуя, как локти начинают гореть, словно опустил их в угли. Но вот уже мой «жигуль». Ключи… Замок… Дверь… Я рухнул на сиденье, взялся за ручку, чтобы захлопнуть дверь и чуть не прищемил нос Байкалу. Опять ты здесь! Что, вислоухий, смотришь на меня жалобными глазами и полощешь языком на ветру? Хочешь реабилитироваться?

Я открыл заднюю дверь. Пес понял, что я позволяю ему запрыгнуть в машину, и не стал заставлять меня долго упрашивать. Он взобрался на заднее сиденье и уставился в окно. Апельсиновый аромат автомобильного дезодоранта был с легкостью забит запахом мокрой псины. «Жигуль», оглушая ревом окрестности, сорвался с места и помчался по дворам. Объехав несколько домов, я свернул под «кирпич», промчался метров сто по встречной полосе и по разобранной дорожными строителями «нычке» вырулил на улицу Свердлова. Милицейской машине некуда было деться, кроме как выехать на эту же улицу. Не успел я включить фары и дождевые щетки, как увидел выруливающий мне навстречу серый «УАЗ». Шурша шинами по лужам, он промчался мимо. Я тотчас круто повернул руль влево, проскочил перед свирепым и вонючим «КамАЗом», который был со всех сторон обвешан полыхающими фарами, и придавил педаль газа к полу. Нещадно обливая редких прохожих, «жигуль» понесся вслед за «УАЗом», красные габариты которого хищными глазками светились далеко впереди. Наверное, милиционеры торопились посадить задержанную в «обезьянник», получить благодарность и сдать дежурство. Я молил бога, чтобы он подкинул моему пожилому двигателю хотя бы парочку лошадиных сил. «УАЗ» проскочил перекресток на красный свет. Даже не притормозив, я последовал его примеру и с трудом разминулся с серой «Волгой», которая рванула мне наперерез. Красные габариты медленно приближались. Лишь бы мне настигнуть их до того, как машина подъедет к отделению! Пес громко дышал мне в ухо, а на крутых поворотах бодал мой затылок своим влажным носом.

На перекрестке, соединяющем Свердлова и Дзержинского, я уже прочно повис на хвосте «УАЗа». Свет моих фар вонзался в маленькое зарешеченное окошечко. Видела ли этот свет Ирэн? Догадывалась ли она, что я уже рядом?

Перед пешеходным переходом «УАЗ» неожиданно сбавил скорость. Я немедленно включил поворотник и с жутким ревом пошел на обгон. Автобус, летящий на меня по встречной полосе, ослепил меня дальним светом, переключился на ближний, а затем снова на дальний, пугая меня последствиями моего маневра. Я не обращал на него внимания. Раз видит меня, то столкновения не допустит, возьмет правее, на обочину или тротуар. Мой «жигуль», совершая подвиг, обходил «УАЗ». С воем, обдав меня запахом соляры и едва не задев мой борт, мимо пронесся автобус. Водитель «УАЗа», желая наказать меня за дерзость, тоже поддал газку, чтобы не пустить меня вперед себя, но «жигуль» уже успел разогнаться, он уже был готов развалиться на куски, но не проиграть, и метр за метром уходил в отрыв. В то мгновение, когда победа мне была обеспечена, я круто взял вправо, подставив бок «жигуля» милицейскому «УАЗу», и ударил по тормозам.

Раздался глухой удар. «Уаз» влепился аккурат в заднюю дверь моего «жигуля», вогнул ее внутрь, выбил стекло и несколько метров протащил машину юзом. Пес жалобно тявкнул, наверняка горько сожалея о том, что напросился со мной, и от страха забился между сиденьями. Я вытащил из-за пояса «макаров». Из «УАЗа» выскочил милиционер – тот самый, который понимал юмор, – поправил на плече ремень автомата и быстрыми шагами подошел ко мне.

– Ты че, мужик!! – заорал он. – Ошалел?! Ты кого, сучара, посмел подрезать?! Ты о чем вообще думаешь?!

– Извините, – ответил я, приоткрыв дверь. – Я вам заплачу.

И протянул ему тряпку, которой протирал окна. Было достаточно темно, и милиционеру пришлось склонить голову, чтобы рассмотреть, много ли я ему предлагаю финансовых средств. Я тотчас вскинул вторую руку и вдавил холодный ствол «макарова» ему под челюсть, туда, где пульсировала артерия.

– Только попробуй шевельнуться, – тихо сказал я и для пущего эффекта взвел курок. – Кидай «калаш» под ноги! Ну!

Пришлось несильно ткнуть его стволом в подбородок. Милиционер медленно взялся за ремень, снял его с плеча и разжал пальцы. Автомат с глухим стуком упал на асфальт. Я поднял его и, продолжая греть ствол пистолета на горле милиционера, вышел из машины. Тут я рывком повернул ценителя юмора к себе спиной, пистолет приставил к его затылку, а «калашников» опустил на его плечо.

– Вперед! – сказал я.

Мы подошли к машине. Ценитель юмора вел себя хорошо и надежно закрывал меня своим телом. Наудачу дождь пошел сильней, загоняя редких прохожих под зонтики. Потенциальные свидетели, проходящие мимо, смотрели только себе под ноги, чтобы не вляпаться в лужу, и им не было никакого дела до двух автомобилей, остановившихся на обочине.

– Попроси коллегу, пусть выйдет, – сказал я милиционеру.

Плюющийся коллега начал упрямиться и ругаться из закрытой машины. Но стоило мне намекнуть, что его вдове придется жить на жалкую пенсию по потере кормильца, как он открыл дверь, выбрался наружу и без лишних разговоров кинул «калашников» на капот.

– Открой кузов, – попросил я его.

Милиционер вздохнул, покачал головой, сетуя на мою незавидную судьбу, но обе створки кузова открыл. Внутри, на лавочках, друг против друга, сидели Ирэн и немолодая мадам в каком-то странном одеянии, напоминающем мексиканское пончо. Кажется, эту женщину я уже видел на месте убийства Тоси в окружении милиционеров. Мне показалось, что Ирэн вовсе не ожидала моего появления. Она равнодушно скользнула взглядом по любителю юмора, голова которого была неестественно опущена, словно он сидел в парикмахерском кресле и ему стригли затылок, и не сразу заметила за его спиной меня. Но зато женщина в пончо почему-то узнала меня сразу.

– Вацура, если не ошибаюсь? – спросил она.

Тут, наконец, и Ирэн ахнула:

– Кирилл?! Ты?!

– Ирина, выходи! – сквозь зубы процедил я, чувствуя, что раненая рука, в которой я держал «макаров», начинает неметь и терять силы.

Ирэн вскочила и стукнулась головой о жестяной потолок. Женщина тронула ее за руку.

– Я бы хотела предупредить тебя о тяжелых последствиях этого поступка, – сказала она, и на ее груди зазвенели и зацокали многочисленные бусы из шлифованных камешек и можжевеловых шариков.

Ирэн оттолкнула руку женщины, спрыгнула на асфальт и сняла с моего плеча «калаш».

– Хуже мне уже не будет, – ответила она, сняла предохранитель и передернула затвор.

Женщина пожала плечами.

– Как знать, как знать, – нараспев произнесла она и покачала головой, отчего на ушах, словно маленькие колокола, закачались серьги в виде камешек в золотой оплетке.

Тут она взглянула на меня.

– Вацура, ты же производишь впечатление умного человека, – сказала она низким и немного хриплым голосом, по чему можно было сделать вывод, что ее горло хорошо знакомо с сигаретным дымом и коньяком. – У тебя и твоей подруги большие проблемы, и я хочу помочь вам их решить.

Я уже слишком долго торчал рядом с «УАЗом», и больной милиционер успел оплевать всю мостовую вокруг.

– Вы адвокат? – нетерпеливо спросил я.

– Нет, что ты! – усмехнулась женщина. – Я старший следователь прокуратуры Мухина. Зовут меня Эльза Оттовна. Давно хочу с тобой поговорить по душам.

– Пока это не входит в мои планы, – ответил я и пнул ногой по створке двери.

– Погоди! – остановила меня Мухина, ловко извлекла из-под пончо визитку и протянула ее мне. – Позвони как-нибудь на досуге. Ладно?

Я машинально схватил визитку, затолкал ее в карман, а затем оттолкнул от себя милиционера, которому, кажется, протер пистолетом плешь на затылке. Будто опасаясь моего коварства, он тотчас повернулся ко мне лицом и стал пятиться к своему коллеге. Направив в милиционеров стволы «калашей», мы с Ирэн стали отходить к «жигулю». Байкал, выбравшийся из машины через переднюю дверь, начал путаться у нас под ногами, затем подбежал к «УАЗу», помочился на его колесо и принялся обнюхивать ботинки милиционеров.

– Не вздумайте пошевелиться! – предупредил я. – Это редкая бойцовская порода. Человека перекусывает в два счета.

– Эх, парень! – протянул больной, хрюкнул носоглоткой, но сплюнуть рядом с Байкалом не решился. – Свою жизнь ломаешь! Автоматы оставь, не усугубляй.

– Из мусорного бака заберете, – ответил я, кивая в конец улицы.

Ирэн закинула «калаши» через выбитое окно на заднее сиденье и села за руль. Я присел у переднего колеса «УАЗа», свинтил колпачок ниппеля и надавил на золотник. С громким шипением воздух стал выходить из колеса. Ирэн дала задний ход и развернулась. Я на ходу запрыгнул в «жигуль». Мы помчались по Свердлова вниз, к морю. У ближайших мусорных баков Ирэн притормозила. Распугав бродячих котов, облепивших баки, я выбросил автоматы.