Текст книги "Я бриллианты меряю горстями"

Автор книги: Андрей Дышев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

«Какую точку! – чуть не закричал Гера. – Хватать надо этого мерзавца и надевать ему наручники! Сам ведь во всем признался! Ничего доказывать не надо! Уже завтра можно судить!»

Он метался за шторами, ожидая, когда прозвучат заключительные аплодисменты. «Что делать? Надо позвонить в милицию! Надо задержать этого киллера под любым предлогом! Вот же идиот! Он дал показания перед десятком свидетелей да еще запечатлел их на камеру! Какой самоуверенный болван!»

Гера, опустившись на корточки, приподнял нижний край шторы. Человек в маске встал, повернулся к зрителям спиной и пошел в проем, изображающий бутафорные крепостные ворота. Обе камеры провожали его. Зрители молчали. Ведущий все еще держал микрофон у рта. Он готовился подвести итог передаче. Что бы он ни сказал, его слова будут на космическом расстоянии от истины. Он не знал главного: этот самоуверенный убийца попался.

Человек в маске скрылся в проеме, залитом кроваво-красным светом. Лупоглазые камеры развернулись к зрителям.

– Так какова цена человеческой жизни?.. – начал философствовать ведущий.

«Может быть, выйти к камерам и объявить, что мой друг был убит этим киллером?» – думал Гера. Решимости поубавилось. Неизвестно, как поведет себя убийца, когда его попытаются задержать. «Кто его знает, может быть, у него «пушка» за поясом… А куда ведет этот проем? Не может быть, чтобы сразу на улицу. Должна же там быть какая-нибудь гримерная, гардеробная…»

Подойдя вплотную к стене и отодвинув в сторону край шторы, он посмотрел на зрителей. Все были увлечены финальной сценой. Никто не проявил к Гере интереса. Он мысленно сосчитал до трех и выскочил на сцену. Ведущий говорил о библейских заповедях. Он заметил Геру краем глаза, но съемку не остановил. Камеры продолжали работать. Гера быстро шел по следам киллера. Спина от недоуменных взглядов зрителей онемела. Он попал в красный луч прожектора, словно окунулся в ванну с кровью. Декорации надвигались, словно ворота в ад. Розовый туман обволакивал ноги. В проеме стоял легкий запах терпких духов. Все вокруг было нереальным, фантастическим, и Гере казалось, что едва он зайдет в проем, как окажется в загробном царстве, где бал правят убийцы, маньяки и людоеды.

Но за проемом оказалась темная штора, а за ней – узкий коридор, освещенный лампами дневного света. Пожилой мужчина, сидящий за письменным столом, заставленным телефонными аппаратами, вскочил со стула и, широко расставив руки, крикнул:

– Стой! Сюда нельзя! Вы кто такой?

Коридор был не в такой степени узким, чтобы мужчина мог полностью перегородить его собой. Гера оттолкнул его руку.

– В милицию позвоните! Срочно! – взволнованно сказал он. – Где этот гад в маске? Куда он пошел?

Он побежал и едва не сбил с ног женщину в парике и очках. В одной руке она держала чашечку с кофе, а в другой – зажженную сигарету.

– Сумасшедший! – предположила она.

– Остановите его! – крикнул пожилой мужчина.

Гера наделал слишком много шума. И киллер наверняка уже успел покинуть телецентр…

Коридор уходил в сторону. Гера свернул и на секунду остановился, ослепленный светом, идущим из торцевого окна. Ему навстречу быстро шел милиционер. Сзади сотрясал пол пожилой охранник.

Чувствуя себя, как Мюнхгаузен между львом и крокодилом, Гера круто повернулся и распахнул единственную дверь, которая оказалась на его пути.

И обмер. В небольшой комнате, чем-то напоминающей зал парикмахерской, перед зеркалом, заставленным косметикой, стоял человек в маске. Он стоял к двери спиной, а на Геру смотрело его отражение. В глубоких прорезях блестели глаза. Губы, наполовину прикрытые металлом, были крепко сжаты. В напряженной позе угадывалось ожидание развязки. Гере показалось, что киллер знал, что к нему сейчас придут. Не было ни возмущения, ни вопросов, ни требований немедленно выйти из комнаты.

Убийца медленно поднес руку к маске. Гера успел заметить, что рука его была тонкой, изящной, как у больного худого мальчика. Он коснулся маски и потянул ее наверх. Длинные волосы, спрятанные под маской, рассыпались по плечам. Гера едва не вскрикнул. Это была женщина.

– Ну, – произнесла она, поворачиваясь к нему лицом. – Что дальше?

– Это ты? – пролепетал Гера, уже не вполне уверенный в том, что на сцене в маске сидела именно эта женщина.

– Разве мы уже перешли на «ты»?

В это время дверь с грохотом распахнулась, и в комнате сразу стало тесно и шумно. Первым вошел милиционер. Широкими шагами он приблизился к Гере и, крепко обняв его за плечи, словно намереваясь представить к награде, потянул к выходу.

– Все! Все! – безапелляционно проговорил он, словно Гера возражал. – Никаких разговоров! Немедленно выйдите из служебного помещения.

– Палыч! – спокойным голосом обратился к милиционеру невесть откуда появившийся ведущий. – Спасибо. Оставь их, мы сами во всем разберемся.

– Юрий Александрович! – продолжал возмущаться милиционер, все еще обнимая Геру. – Ни пропуска, ни разрешения… Да директор мне голову оторвет!

– Под мою ответственность! Они слишком взволнованы…

Между милиционером и ведущим вдруг откуда-то появилась коротко стриженная девушка, та самая, которая сидела рядом с Герой.

– Я никуда не уйду! – пронзительным голосом проговорила она. – Пять минут ничего не решают! Вы сами журналист и обязаны оказывать прессе содействие! Вы унесете меня отсюда только с этой дверью, имейте в виду!

– Такого еще не было! – возмущался милиционер Палыч.

– Все будет хорошо! – вежливо говорил ведущий. – Я прошу всех успокоиться!.. Палыч, ты пугаешь их своим видом!

Женщина у зеркала, присев на трельяж, закурила и кинула зажигалку в маску, которая лежала перед ней, как большая пепельница. Гера поймал свое отражение в зеркале. Физиономия у него была красной, словно он только что вышел из парной. Молодая журналистка за его спиной размахивала диктофоном и отталкивала от себя Палыча. Милиционер не знал, что делать. Гера ему подсказал:

– Лучше будет, если вы все-таки останетесь. И наручники приготовьте.

– Иди, Палыч, иди, – возразил ведущий. – Придется все объяснить молодым людям. Они пробудут здесь не больше трех минут.

Милиционер развел руками, мол, воля ваша, и вышел. В гримерной остались Гера с журналисткой, женщина, снявшая маску, и ведущий.

Ведущий вздохнул. Здесь он смотрелся непривычно. Ему не хватало микрофона. Гере казалось, что ведущий не сможет без него говорить и будет лишь беззвучно раскрывать рот, как рыба.

– Друзья мои, – сказал он, обращаясь одновременно к журналистке и к Гере. Должно быть, он решил, что они вступили в сговор. – Вы, как я понял, журналисты, и потому я буду разговаривать с вами как с равными. Как коллега с коллегами.

Журналистка еще не пришла в себя после атаки и нервными движениями протирала платком стекла темных очков с круглыми линзами. Глаза ее беспокойно бегали. Она была уже у цели – держала синицу в руках, – но была напряжена, ожидая подвоха.

– Представьтесь, пожалуйста! – попросил ее ведущий. – Какую вы представляете газету?

– «Мир молодежи», – ответила журналистка и ловким движением поменяла в диктофоне кассету. – Дина Стеблина, специальный корреспондент.

– А вы? – обратился ведущий к Гере.

Секундное замешательство. Интуитивно почувствовав, что если будет идти напролом, то может оказаться в смешном положении, Гера кивнул головой и не совсем уверенно ответил:

– Я… я учусь на факультете журналистики…

– Прекрасно, – недослушал его ведущий. – Тогда представлю вам нашу гостью еще раз. Диктофон прошу не включать…

Он повернулся к женщине. Гера только сейчас рассмотрел ее внимательно. Она была стройной кареглазой шатенкой лет тридцати. Тонкий нос с широкими крыльями несколько выпирал вперед, но не портил ее лица. Губы были слегка округлены, словно женщина собиралась удивленно произнести «О-ля-ля» или же поцеловать ведущего. В ее расслабленной позе, но атакующем взгляде, а также уверенности, с какой она подносила сигарету к губами и стряхивала пепел в маску, чувствовалась властная и прямолинейная натура. Она влекла к себе скрытой эмоциональной энергией. «Похожа на татарку», – подумал Гера.

– Римма Назарова, – представил ее ведущий. – Актриса театра современного монолога. Мой давний хороший друг.

Он сделал паузу. Гера запутался. Римма Назарова не сводила с него глаз. Гера смущенно отвел взгляд.

– Позвольте, – с придыханием произнесла журналистка и кинула взгляд на Геру, словно призывала к поддержке и солидарности. – Это что же получается? Вы нас разыграли? Вы издевались над зрителями? Вы откровенно лгали публике, выдавая это за откровения?..

– Стоп, стоп, стоп! – учтиво перебил ведущий. – Давайте для начала разберемся в терминах. Вам, как начинающим журналистам, это будет очень полезно.

Гера заметил, что ведущий был взволнован, хотя старался это скрыть.

– Во-первых, никакой лжи не было. Все, что было сказано о работе киллера, – правда. Во-вторых, наша передача не ставит перед собой целью показать зрителям живого киллера. У нас не зоопарк. Суть передачи в диалоге. Суть в истине, которую я как ведущий, Римма Назарова как исполнительница роли киллера и вы, зрители, будем находить совместными усилиями. Истина – вот тот самый краеугольный камень…

Аргументов у ведущего не было, и он медленно скатывался на пафос.

– Да это же профанация! – прошептала журналистка, искренне потрясенная открытием. – Вы представляете, что будет, если об этой подмене узнают зрители? Как же вы к ним относитесь? Они же для вас быдло, стадо…

– Успокойтесь, девушка, – вмешалась Римма, чувствуя, что позиция ведущего весьма шаткая. – Не надо драматизировать то, что стало вам известно. Вы слишком молода, немного наивна и глупа. Потому и воспринимаете все так остро.

Ведущий предпочел не вмешиваться.

– Присядьте, – предложила Римма. – Тремя минутами мы, конечно, не ограничимся. Не стоило вас вообще сюда пускать, но раз так вышло…

«Если Римма думает, что я такой же журналист и озабочен лишь обманом зрителей, то она глубоко ошибается, – подумал Гера. – У меня такая бомба за пазухой!»

– Скажите, как долго вы уже работаете в газете? – спросил ведущий журналистку.

– Почти год.

– Почти год, – эхом отозвался ведущий и, передвигаясь по комнате, как по студии, спросил: – Вам никогда не приходилось брать интервью, а потом вставлять в текст совершенно другие вопросы? Или, скажем, писать о народных целительницах, как на ваших глазах они поднимают обреченных больных с постели? Или, может быть, про корову из деревни Шпуньково, которая родила собаку? Про жительницу из города Гнилуши, которая после контакта с инопланетянами научилась передвигать предметы взглядом…

– Я всегда пишу правду! – резко ответила журналистка.

– И до сих пор работаете в газете? – вскинул брови ведущий.

– Девчонка! – усмехнулась Римма и кинула быстрый взгляд на Геру.

«Чего пялится? – подумал он. – Но не заметно, чтобы опасалась чего-нибудь. Во взгляде только любопытство».

– Нет-нет! – поспешил поправиться ведущий. – Вы должны меня правильно понять. Есть факт. Естественно, не бесспорный, так как бесспорных фактов не существует вовсе. На этот факт у вас есть своя точка зрения. И вы ее высказываете. Но есть и конструирование факта. Это когда журналист, обобщая набранный им материал, выдает читателям или зрителям некий виртуальный объект, который состоит из реальных фактов. Но тем не менее этого объекта в природе не существует… Я достаточно четко выразил свою мысль?

– Вы лгали публике, что человек в маске – киллер, – жестко сказала журналистка.

– Для вас что важнее: кто скрывается под маской или что он говорит? – проявил наконец некоторую раздраженность ведущий. – Да, под маской был не киллер. А замечательная актриса Римма Назарова. Но она сказала о киллерстве то же, что сказал бы настоящий киллер. Причем сказала намного больше, последовательнее и интереснее, чем это сделал бы оригинал. Вы ведь не назовете профанацией тот факт, что многих актеров кино подменяют дублеры?

– Я все поняла, – глухим голосом ответила журналистка. – Не надо больше ничего говорить. Ваше сравнение некорректно. В кино имя дублера показывают в титрах. Здесь же вы вешали откровенную лапшу на уши зрителям. А если бы признались, что вместо киллера в студии была Римма Назарова, то за вашу передачу никто не дал бы и ломаного гроша. Вы обеспокоены только заработком, а не истиной.

«А эта девчонка – крепкий орешек!» – подумал Гера.

Актриса не выдержала. Она встала с трюмо и, скрестив на груди руки, жестко сказала:

– Вам, девушка, этого пока не понять. И по той простой причине, что вы еще живете на иждивении родителей, и потому, что в ваших незрелых суждениях так много максимализма. Когда вы займете место Юрия Александровича, тогда приведете в студию настоящего киллера, который откровенно расскажет зрителям о своих преступлениях. А мы пока будем довольствоваться суррогатными героями.

Разговор стремительно приближался к финишу. Гера понял, что через несколько мгновений их попросту выставят за дверь. Но до него так и не дошло, откуда актрисе Римме Назаровой стали известны подробности гибели Макса? Сигареты «Блэнд», склад с горючими веществами, пейджер и пожар, уничтоживший все это, – не слишком типичный набор, чтобы можно было поверить в случайность. Но надпись на майке – совпадение просто невозможное! Значит, либо информацию ей представил настоящий киллер, убивший Макса, либо… Либо сама Римма убила его.

– Факты, – произнес Гера. – Откуда вы взяли факты?

– Сценарий я писала совместно с бывшим сотрудником уголовного розыска, – ответила Римма тотчас, глядя на Геру все тем же изучающим взглядом. Он уже не сомневался в том, что она проявляет к нему какое-то скрытое любопытство.

– Удивительно, – пробормотал Гера. – Откуда сотрудник уголовного розыска мог знать, какая майка была на жертве, если труп сгорел до неузнаваемости?

– Про майку я придумала, – ответила Назарова и едва заметно улыбнулась краем рта. – А вас, вижу, что-то сильно тревожит?

– Да нет, уже ничего…

Гера мучился от того, что не знал, за что ухватиться. «Ничего ты не придумала! – мысленно крикнул он ей. – Была на нем такая майка! Была! Признаться или нет, что я видел Макса за несколько часов до смерти? Признаться или нет?»

– Я надеюсь, что наш эмоциональный разговор был всего лишь конструктивным спором профессионалов, – поспешил ликвидировать следы конфликта ведущий. – И Дина Стеблина будет и впредь трудиться во благо торжества истины. Если не ошибаюсь, главный редактор у вас Герман Фризов? Я обязательно позвоню ему и выскажу свое восхищение вами.

– Спасибо, – холодно ответила Дина. – Ему вряд ли нужно ваше восхищение.

– Ему, пожалуй, не нужно. А вот вам… Расстанемся, однако, друзьями!

– Вы не могли бы познакомить меня с человеком, который дал вам информацию? С бывшим сотрудником?.. – спросил Гера у Риммы.

– Без проблем, – на удивление легко согласилась актриса. – Я оставлю вам свой телефон. Позвоните мне завтра.

Она протянула ему визитную карточку.

– Палыч! – позвал ведущий, выглянув в коридор. – Проводи наших гостей к выходу.

Дина вышла первой и, закинув лямку сумочки на плечо, быстро пошла по коридору. Гера брел следом, на ходу рассматривая визитку. «Римма Назарова. Актриса театра современного монолога… Что-то не припомню такого. Впрочем, сейчас всевозможные театры на свет появляются, как грибы после дождя».

* * *

Они с Диной вышли на улицу. Был десятый час вечера. Улицы опустели, дороги очистились от потока машин, и непривычно раздвинулись границы обозримого пространства. Дышалось легко, хотелось надеть ролики и помчаться по шоссе в центр, моргающий желтыми огнями.

Гера все еще был под впечатлением разговора с Риммой. Дина, впрочем, тоже напоминала кипящий чайник.

– А здорово мы на них накатили, да? – спросил Гера.

– Я так этого не оставлю, – пообещала Дина. – За идиотку меня принимают. Врут и не краснеют.

– Назарова не врала, – ответил Гера. – Она рассказала о том, что было на самом деле.

– Что было? – уточнила Дина, кинув на Геру испепеляющий взгляд. – Ты поверил в какого-то сценариста, близко знакомого с киллерами? Да надень на меня маску, и я такого наговорю, что вся студия валидол глотать будет! Все погрязли во лжи! Уже всем известно, что чем больше в газете вымысла, тем интереснее она читается и лучше продается. Телевидение – то же самое.

Гера уже смотрел на Дину с интересом. «Не такая уж она и дурочка, как показалось мне в студии. И мордашка очень даже симпатичная». Дина была невысокой, на полголовы ниже его, фигура как у гимнастки – взведенная пружина. Короткое желтое платье туго обтягивало тело как чулок – ни морщинки, ни складки. Туфли на шпильках…

– Все так, – согласился Гера. – Но убийство, о котором рассказывала Назарова, в самом деле произошло.

– Ничего удивительного, – ответила Дина. – Накануне передачи она прочитала недельную сводку происшествий.

Спорить с ней было трудно. Гера смотрел, как Дина подошла к краю тротуара и подняла руку. Какое-то мгновение он колебался: остаться со своими проблемами наедине или же посвятить в них журналистку, с которой его свела судьба.

– Послушай, – сказал он, притягивая Дину к себе за локоть. – Если ты не будешь так тарахтеть, я расскажу тебе что-то очень любопытное.

– Я не тарахтеть буду, а реветь танком, – ответила Дина. – Что ты ко мне пристал?

Он нарочно стоял вплотную к Дине, крепко держа ее под руку. Если бы отошел от нее, то тут же образовалась бы очередь из автомобилей, желающих ее подвезти.

– Несколько дней назад, – сказал Гера, – мой друг сгорел на складе автомастерской. Милиция недолго разбиралась и пришла к выводу, что пожар возник из-за замыкания в электропроводке.

– Ну и что?

– А то, что курил он сигареты «Блэнд», носил с собой пейджер и в тот день был одет в красную майку с надписью: «Don't let me down».

– И что ты хочешь этим сказать?

– То, что Назарова если лично не устроила пожар на складе, то имеет прямое отношение к убийству. Никто, кроме убийцы, не мог знать таких деталей.

Дина отпрыгнула от Геры, словно он превратился в поливомоечную машину.

– Та-ак! – протянула она. – Еще один! Сейчас ты станешь убеждать меня в том, что Назарова все-таки настоящий киллер.

– Нет, не стану…

– Так ты с ними заодно! – не дала закончить фразу Дина. – Они тебя подослали! Думаешь, я тебе поверю?

– Да подожди ты! – крикнул Гера. – Дай хоть слово вставить! Никто меня не подсылал! Я раньше тебя в гримерную ворвался! У меня к этой маске свои вопросы были!

Дина, нахмурившись, отвернулась.

– Ты мешаешь мне ловить машину… А кто был твой друг? Кому понадобилось его убивать?

Да, Гера ломал все ее проекты. Дина уже предвкушала, какой сенсационный материал о грандиозном обмане на телевидении она напишет. С каким-нибудь хлестким заголовком вроде: «Маска, выдававшая себя за киллера, оказалась актрисой театра». Или: «Телевидение в маске лжи». А может, так: «Телевидение потеряло лицо. Теперь вместо него маска».

И тут появился Гера и начал утверждать, что Назарова, прикрывавшаяся от зрителей маской, все же причастна к убийству.

Дина покусывала губы и хмурила лоб. Гера подкинул ей сложный тест.

– Ты, конечно, сбил меня с толку, – произнесла наконец она.

– Я всего лишь предлагаю тебе написать правду.

– Да я уже держала эту правду за хвост! – раздосадованно произнесла Дина. – А ты мне все карты спутал.

– За эту правду Герман Фризов наверняка уволит тебя.

– Пусть увольняет! Его газета не единственная в Москве. Я никого не боюсь.

– С трудом верится, – ответил Гера. – За себя можно и не бояться, а за ребенка?

– У меня нет ребенка.

– А за мужа?

– И мужа у меня нет! – выпалила Дина.

– Тогда тебе в самом деле нечего бояться, – согласился Гера, удивляясь, как ненароком выяснил то, что, собственно, выяснять не собирался.

Рядом с ними остановился черный «Фольксваген-Пассат». Бесшумно опустилось тонированное стекло. За рулем сидела Римма Назарова.

– Подвезти? – спросила она, глядя на Геру.

– Не надо, – ответил он. – За нами сейчас «Ягуар» приедет.

– Чао! – кивнула она и взяла резкий старт.

Глава 5

– Ты живешь здесь с родителями? – спросил Гера.

– Нет, с мачехой.

– С отцом и мачехой?

– Нет, только с мачехой. Отец умер.

– Прямо как в сказке. А мама?

– Она отказалась от меня еще в роддоме.

– Что ж так? Ты что, родилась ненормальной?

– Я родилась нормальной. Но вот она была наркоманкой.

Они поднимались в темной кабине лифта. Света не было. Кнопок тоже. Для того чтобы запустить лифт, Дина просунула карандаш в четвертую снизу дырочку на изуродованной панели.

– А мачеха у тебя добрая?

– Очень.

Они вышли из лифта. Площадку от коридора отгораживала двухстворчатая дверь. Стекла в ней не было, и Дина пролезла через проем. Гера последовал ее примеру.

Коридор был темным и длинным, как в общежитии. Гера старался высоко поднимать ноги, чтобы не споткнуться о какой-нибудь непредвиденный предмет. Далеко впереди тускло светилось торцевое окошко.

– Будь нем, как рыба, – предупредила Дина.

– И как долго? – на всякий случай уточнил Гера.

– Пока я о чем-нибудь тебя не спрошу.

Она остановилась так резко, что он едва не налетел на нее. Дина протянула руку в темноту. Раздался звонок. Дверь долго не открывали. Затем клацнул замок.

– Вообще-то я уже собиралась ложиться спать, – раздался недовольный женский голос, и из-за раскрытой двери вывалился тяжелый запах непроветриваемого жилья. – Ты не одна?

Гера не сразу разглядел в прихожей высокую сухощавую женщину в домашнем халате и длинными волосами, расчесанными на прямой пробор, будто женщина собиралась заплетать косы. Прихожая была слишком тесной для трех человек, и Гера, стараясь занимать как можно меньше места, шагнул в угол, где стояла вешалка, и наступил на груду обуви.

– Аккуратнее! – тотчас отреагировала женщина. – Вы все каблуки переломаете! Вы надолго? Кто вы?

Он уже было раскрыл рот, чтобы представиться, но тут вспомнил про совет Дины и молча пожал плечами.

– Это мой коллега, – ответила Дина. – Обувь не снимай!

– Коллега! – с откровенным презрением повторила женщина и достала из оттопыренного кармана халата расческу с застрявшими в ней волосами. Она вытащила их из расчески, скрутила и сунула в карман. Потом начала расчесываться, морщась от боли. – Чай я поставлю, – сказала она Дине, поглядывая на Геру. – Но сахар ты не купила. Еще вчера я тебя об этом просила.

– Пойдем, – сказала Дина.

Она прошла по коридору и толкнула тяжелую белую дверь. Они зашли в комнату. Посреди, словно большая птица, колыхалась голубая штора. Как только Гера закрыл дверь, штора улеглась, и в комнате сразу стало пусто.

– У тебя что? Ремонт? – спросил он.

Кроме комода из темного полированного дерева и сложенной раскладушки, в комнате ничего не было.

– Ремонт, – ответила Дина. – Уже третий год. Не стой, садись!

Гера посмотрел по сторонам, выбирая угол уютнее. Потом опустился на ковролин там, где стоял. Ворс был мягким и теплым, как шкура какого-то мохнатого зверя. Он погладил его рукой, и ему захотелось лечь навзничь посреди комнаты, широко раскинув руки и ноги.

– А вообще-то очень даже неплохо, – признался он, глядя на пустые стены, оклеенные однотонными бежевыми обоями. – И дышится у тебя легко.

Дина, скинув туфли, подошла к комоду и, выдвинув ящик, достала сложенную вчетверо красную скатерть.

– Расстели, – сказала она. – Я сейчас чай принесу.

– А я не хочу чая, – честно сказал Гера.

– Как хочешь…

Она открыла балконную дверь и вышла. Кажется, она немного комплексовала из-за своей комнаты. И напрасно. В конце концов, Гере до ее комнаты и до мачехи не было никакого дела.

Он тоже вышел на балкон. Совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, раскачивалась ветка березы. От нее пахло силосом. Из-за соседнего дома, утыканного антеннами, прилетели грозовые раскаты. Порыв ветра прошелся по листве.

– Сейчас пойдет дождь, – сказала Дина. – Дай посмотреть визитку Назаровой.

Гера вынул из кармана синий картонный квадратик и протянул Дине. Она повернулась к нему спиной и облокотилась на перила. Внизу, в палисаднике, неистово закричали коты. Кто-то этажом выше вылил вниз ведро воды. Народ страдал от духоты. Из раскрытых окон неслись звуки посуды, позывные «Маяка», голоса дикторов, музыка, крики и стрельба кинематографа.

Гера дышал Дине в затылок. Девушка замерла. Слабый запах цветочных духов пьянил. Ему казалось, что она чувствует то же, что и он, и думала о нем. Все вокруг затихло. Береза в свете уличного фонаря казалась стеклянной. Гера медленно поднял руки и опустил ладони на плечи Дине. Девушка вздрогнула, и он услышал, как щелкнул в ее руках диктофон.

– «…очень удобная вещица для факелов и костров. Горит долго и с высокой температурой. Я облил его бензином и кинул тлеющую сигарету. Дело происходило на складе…»

Дина повернулась. Его руки повисли в пустоте.

– Кто ты? – спросила она шепотом, глядя ему в глаза так, что у него мурашки побежали по спине. – Откуда ты знаешь, что было написано на его майке? Ведь она… сгорела.

* * *

За спиной с грохотом распахнулась дверь. Стук был столь сильным, что Гера поначалу решил, что на кухне взорвался газ и комнатную дверь вышибло взрывной волной. Вслед за этим из-за стены долетел пронзительный визг:

– Сколько раз просила не устраивать сквозняков! Штукатурка на голову падает!

Дина оттолкнула Геру и зашла в комнату.

– Что тебе надо? – спросила она.

Гера отодвинул занавеску. Посреди комнаты в одних трусах стоял худощавый парень с широким, словно растянутым многолетним пением, ртом и чесал грудь. В зубах он держал сигарету.

– Ничего не надо, – ответил парень. – Проведать зашел. Что делаешь?

– Иди к себе, – попросила Дина.

– Не гони, мать, – ответил парень, расхаживая по комнате и оставляя за собой дымный шлейф. – Твоя комната для меня как политическое убежище.

Дина стояла перед ним, скрестив на груди руки.

– Хочешь, выпить принесу? Ты тут одна, наверное, со скуки пухнешь…

– Я устала, Влас. Иди к себе, прошу.

– Да я, собственно, у себя… Не! Все! Снимаю! Не обижайся! Твоя, твоя это комната!

Парень сел на ковролин и уставился на ноги девушки.

– Я тебе что хочу сказать, Дин. Ты классная девчонка… Мы вроде с тобой родные люди, но в то же время можем… ну, как нормальные… Понимаешь, да? Я за тобой уже год подглядываю, как ты в ванне моешься. В сортире, через воздуховод… Надоело мне это однообразие. На фига все усложнять? Давай нормально вопрос решим…

– Влас, уходи, – сквозь зубы процедила Дина.

– Не пойду. Давай по-хорошему договоримся!

Гера отдернул занавеску и вошел в комнату.

– Выйди, пожалуйста, – попросил он.

– Оба-на! – воскликнул парень, увидев его, и театрально запричитал: – Все! Конец жизни! В собственном доме уже покоя нет. Защитники появились! Куда там нам…

Гера легко толкнул парня в плечо. Тот нарочно повалился спиной на ковролин и стукнулся головой о пол.

– У-у-у! – протянул он, нехотя поднимаясь на ноги. – Уже руки в ход пошли! Уже живьем в собственном доме убивают… Куда нам, слабым и беззащитным, деваться? Нам некуда, у нас ни бицепсов, ни трицепсов нет, мы отбросы общества…

Он подошел к двери, широко открыл ее и, сплюнув под ноги, вышел. Сквозняк снова подхватил занавеску. Она заколыхалась, словно голубое пламя. Дверь, стремительно разгоняясь, с грохотом захлопнулась.

– Ну сколько раз можно повторять!! – опять закричала мачеха. – Когда ты прекратишь устраивать в доме сквозняки?!

– Зачем ты вмешивался? – не глядя на Геру, жестко спросила Дина.

– Я помог ему выполнить твою просьбу.

– Я же тебя просила не открывать рот!

– Да ладно тебе! – Гера попытался смягчить ее гнев. – Мы очень вежливо друг с другом поговорили!

– Ты совсем его не знаешь! Это дерьмо нельзя трогать! Он ненормальный! Он такое может отморозить, что тебе и не снилось! Ты отсюда уйдешь, а мне с ними жить!

Гера мысленно выругался. Хотел как лучше, а на самом деле усложнил девчонке жизнь.

– Извини, – сказал он. – Больше не буду. Хочешь, пойду и перед ним извинюсь?

– Я тебе пойду, – пригрозила Дина кулаком. – Закрой рот, пока я его скотчем не заклеила.

Гера грустно улыбнулся.

– Все, – сказал я. – Молчу. Никуда не смотрю. Ни к чему не прикасаюсь. Не дышу. Не слушаю…

– Значит, так, – произнесла Дина тише. – От своего мнения я не отказываюсь. Твои домыслы – это твои домыслы. А моя позиция остается прежней. Я буду писать об «Исповеди» так, как наметила. Никаких претензий у меня к Назаровой нет. Она просто озвучила бредни ведущего. Понял?

– Понял, – ответил Гера. – Ты будешь писать правду. Ты всегда пишешь правду. Счастливо оставаться!

Оглушительно шарахнула молния. Придерживая дверь, Гера вышел из комнаты. На улице торжествовал вселенский потоп. Падающая с небес вода грохотала так, словно рядом вел бой артиллерийский дивизион стодвадцатимиллиметровых гаубиц. По улице текла полноводная река, и автомобили, поднимающие тучи брызг, напоминали быстроходные моторные лодки.

Гера вышел из-под козырька подъезда и содрогнулся от холодного душа, под который попал. Обернулся, посмотрел на светящиеся окна. Он ни на что не рассчитывал, и все же под сердцем неприятно кольнуло, когда увидел пустой балкон на четвертом этаже и наглухо зашторенное окно.

* * *

Лес был наполнен запахом такой девственной свежести и чистоты, что у Геры закружилась голова. Это было совсем некстати, потому что колеса велосипеда и без того увязали в размытой дождем глине, как блин в меду, и ему было очень непросто удерживать равновесие.

Было давно за полночь. Последней электричкой и дежурным автобусом он добрался до мастерской, где пересел на велосипед и поехал домой. По тропе среди сосен, по утрамбованным иголкам, которые легко пропускали через себя влагу, велосипед катился довольно резво. Но как только он въехал в березняк, начались проблемы. Несколько раз его заносило, и он падал в мокрую траву. Обрызганный с ног до головы грязью, в тяжелых от глины кроссовках, Гера спустился к мосту через речку.

Вода тихо журчала в темноте. Пахло рыбой и водорослями. Слева от моста была глубокая яма, и вода в ней казалась неподвижной и гладкой, как зеркало.

Он не стал бороться с соблазном и, раздевшись, полез в воду, на глубину. Черная, покрытая россыпью звезд, кажущаяся маслянистой, вода обожгла тело. Он сделал несколько сильных гребков, подавляя в себе крик восторга, потом повернулся на спину и застыл на воде.

Тишина была настолько плотной, что казалось, будто звенит колючее звездное небо, рваная полоса которого проглядывала через неплотно сросшиеся кроны деревьев. Он думал о Дине. Он ее жалел, несмотря на то что она была с ним так резка. Живет с истеричной мачехой и психически неуравновешенным сводным братиком. Врагу такого не пожелаешь. Потому-то она с Герой особенно и не церемонилась. Не до манер, когда нервы взвинчены до предела.