Текст книги "Несбывшаяся Россия"

Автор книги: Андрей Буровский

– Среди них ведь есть и христиане… Михаил Псковский шокирован:

– Это же сторонники еретика Нестория! От их христианства самого Бога тошнит… Они еще хуже православных!

Нет уже на земле соратников и собутыльников русских князей, вместе громивших Византию. Но живы их дети и внуки. Ополчение горожан Господина Великого Пскова, броненосную пехоту, ведет Константин Чудской, еще сорок лет назад приводивший к истинной вере финские племена и за то трижды поражаемый ими отравленными стрелами. Выжил, в чем чудо Господне, а потом в Палестине возведен в рыцари Ричардом Львиное Сердце.

Ныне суровый ликом старец охотно ставит в первые ряды молодежь с арбалетами:

– Мальчикам пора учиться стрелять…

Батыга Джучиевич первым напал в 1240 году? Это в нашей реальности…

В католической виртуальности крестовое воинство первым выступило на врага. В 1239 году. Чего ждать? Все уже предельно ясно, города Руси уже превращены в развалины, лучше бить первыми.

Каков же расклад? Крестоносцев не так и много… Даже знаменитый Барбаросса вел на юг то ли 50, то ли от силы 70 тысяч воинов. Реально расклад может быть примерно таков: тысяч 40–50 конных рыцарей, 10–20 тысяч горожан с копьями и арбалетами.

Что могут противопоставить монголы? Из 80—100 тысяч всей их орды 60–80 тысяч – это наскоро мобилизованные кочевые мужики, которые никогда не учились и не собирались воевать. И не меньше половины войска – не монголы, а тюркоязычные татары. Эти разбегутся с особенным удовольствием, стоит представиться случаю.

Пройдя разоренную, сожженную Северо-Восточную Русь, крестоносцы преклонили колена на развалинах спаленной дикарями Рязани. Они взяли с собой по горсти пропитанной кровью, скрипучей от пепла земли: Владислав Черниговский, верховный магистр ордена муромских рыцарей, уверял, что одно прикосновение этой земли, пропитанной кровью и слезами католических праведников, исцеляет от чахотки, чесотки, расслабления членов, запора и поноса одновременно. А уж от ран, нанесенных руками язычников, целит сразу и бесповоротно.

На развалинах Рязани возвели часовню блаженной Евпраксии. Позже на этом месте вырос большой женский монастырь, а город, разумеется, отстроили.

После чего воинство ступило в земли разоренного Булгара и Поволжские степи. Батыга Джучиевич шлет послов к австрийским немцам – рассказывает, что он их очень любит. Это со славянами он воюет. Другие послы едут к новгородцам – наускивать их на киевлян. Третьи к галичанам – науськивать их на новгородцев, поляков и венгров.

Разнообразие подходов присутствует: новгородцы монголов топят, галичане сажают на кол, а немцы сжигают.

Не очень-то рвутся монголы идти против серьезного противника, отходят… Но к августу 1239-го у Батыги Джучиевича уже нет выхода. Недалеко от Волги 19 августа 1239 года пришельцам из Монголии приходится дать свой последний решающий бой. Нажравшись мухоморов, воют, приплясывают шаманы, отрывают головы жертвенным животным. Режут пленников, отрезают груди, вскрывают животы молоденьким рабыням, чтобы шли в иной мир ублажать самых грозных, самых отпетых духов из самой дальней преисподней.

До лагеря христиан вой и жуткие крики долетают еле-еле, на пределе слышимости. Тут тоже орут и вопят у костров, но это вопли лихие, довольные, и еще разухабистые песни.

А еще в этом лагере звучат латинские слова, которым уже к тому времени было тысяча двести лет. Возносятся слова молитвы, плывет аромат ладана над замершей степью. Над тысячами коленопреклоненных людей в белых плащах с красными и черными крестами. Странное зрелище для Поволжья нашей реальности, естественное для виртуальности.

Наутро монголы, как обычно, пытаются отступать… заманивают.

– Вы помните, Ваше Величество, как погибли рыцари на Калке? – спрашивает своего короля Даниила рыцарь Григорий из Галича, прославленный боями в Константинополе 1204 года. В том достопамятном году он первым ворвался в костел… тогда еще в церковь Святой Софии.

– Так же, как и половцы… – понимающе кивает король.

Крестоносцы наступают в полном боевом порядке, не ломая рядов. Они не читали сочинений современных историков: они не знают, что монголы непобедимы, что дикарские луки пробивают рыцарскую броню и что на тяжелых конях невозможно догнать героических легких монголов. Охватывая с флангов, прижали к реке, заставили показать засадные полки… Время! Король Даниил махнул перчаткой… Надсадно завыли рога.

Ускоряя шаг, переходя на галоп, скачут австрийцы, прорывают центр. Брызгами катятся монголы: их лошади тоже не читали сочинений историков. Они не знают, что, питаясь одной травой, монгольские лошади все равно сильнее и выносливее рыцарских коней, которых подкармливают ячменем и овсом. Не изучив сочинений евразийцев, и в драпеже степные кони отстают, не в силах унести хозяев от рыцарей.

Ярослав нанес свой удар с юга, в обхват. За всадниками мерно вышагивают новгородские арбалетчики.

Галичане и венгры шли на правом фланге. Псковские пехотинцы двинулись за конницей. Венграм повезло – поймали хана Пайдара и еще парочку ханов помельче. А вот поляки в этот день пленных не брали: прошли через место вчерашнего жертвоприношения.

Кто-то из ханов прорвался в бешеной, последней контратаке, вклинился между венгерскими и польскими рыцарями. Арбалеты тоже не читали нужных сочинений. Металлические стрелы весом в 200, в 300 граммов вышибают из седел дикарей. Доскакавшие повисли на копьях.

К вечеру этого страшного, великого и грозного дня венгерские рыцари гонятся за теми монголами, что драпают на север (где их с нетерпением поджидают еще не дорезанные булгары), а галичане и поляки гонятся за ордой, скачущей на юг, в сторону Каспия.

Основная же часть монголов драпает к реке, идет жуткая драка за место в лодке. Никакого войска больше нет, разбойничья слава навеки бесславно погибла.

– Сколько мертвых монголов ты записал? – спрашивает король Ярослав ученого киевского монаха Вольдемара, главного летописца похода.

– Их было триста тысяч, Ваше Величество… Двести тысяч из них мы убили, и тысячу монголов прикончили лично вы, Ваше Величество.

– Зачем ты так страшно выдумываешь, Вольдемар!!! Ты еще хуже евразийцев… Любой ученый легко подсчитает, что монголов с самого начала не могло быть больше ста тысяч… И кто поверит, что я в моигоды перебил тысячу монголов! Запиши сотню.

– Все равно историки будущего придумают, будто их было даже не триста тысяч, а пятьсот тысяч, не меньше… И вы бы послушали, Ваше Величество, что уже поют бояны про подвиги короля Даниила…

Этот последний аргумент особенно убеждает Ярослава. Последний штрих, о судьбе самого Батыги. Тут два варианта.

Наиболее вероятно, конечно, что Батыга Джучиевич проявляет народные монгольские таланты: панически драпает при первых признаках поражения. С одной стороны, так даже лучше – пусть это сокровище катится не доеденной немецкими рыцарями колбасой в Монголию, в Каракорум. Пусть он вытворяет там все, что может взбрести в не мытую с рождения, не отягощенную даже грамотой голову. А европейская история, включая историю Булгара, вполне может идти и без его грязной (в буквальном смысле очень грязной) шайки.

Но приятно думать – была и другая возможность. Вот главный монгольский пахан судорожно драпает к Волге – там ждут лодки! Их мало! Надо успеть! А то ведь другие монголы вполне могут обидеть своего ненаглядного хана!

Наперерез давно вышли ополченцы из Полоцка и Новгорода, задумчиво готовят арбалеты. Вот мчится, полосуя плетью очередного коня, нервно озирается кривоногий дикарь. Вот юный арбалетчик Онфим прикинул скорость движения коня и всадника, направление и силу ветра…

Воет, визжит дикарь, кувырком летит с подбитой, рухнувшей на всем скаку лошади.

– Вы же не бросите меня! Своего хана!!! Мункыз! Пайдлар! Субудэй! – вопит, бежит за всадниками Батыга Джучиевич. Свита оглядывается. А-а-а-а!!! Они совсем близко – страшные всадники в стальной броне, с хорошо различимыми крестами на плащах… Вон тот, с пегой бородой, в высокой шапке, принц Киевский Андрей, очень страшный и сильный человек… Ох! Не забыл он ни Рязани, ни Козельска… Бежим, ребята! Сейчас начнут бить… Даже ногами…

Не останавливаясь, приближенные ложатся на спины коней, лупят их плетками – Волга близко!!! Потрясатели вселенной, владыки мира, лучшие воины всего Забайкалья уже горохом сыплются в лодки. Трещат весла от напряжения. Скорей!!!

Батыга Джучиевич летит к лодкам, так и мчится, блея от ужаса. Пока уже чуть не у самой воды не полетит кувырком от удара конской груди. Задыхаясь, еле перекатится на спину, попытается встать… И не сможет. Так и будет лежать, хватая воспаленным ртом горячий, пронизанный пением бесчисленных кузнечиков степной воздух, пока не нависнет над ним конь и всадник, пока не крикнет молодой голос:

– Дядько Устым! Господин капитан! Ишо един… Который у них самый главный…

И встанет, вскидывая руки, приседая от страха, обмочившийся ужас азиатских степей. Бывший ужас.

Полыхает густой августовский закат. Сносят мертвых людей – хоронить. Сволакивают падаль – закопать. Звучат слова латинских молитв, плывет, перебивает смрад крови и пота священный аромат благовонной ладанной смолы.

Несут раненых. Сотни людей срочно нуждаются в помощи.

– А с этими… с монголами что делать? – разводит руками молоденький латник, оруженосец.

– Нато телать европейский гуманнизмус! – назидательно поднимает палец доктор Фриц из Аугсбурга, требует нести раненых монголов к его палатке под красным крестом, для оказания помощи.

– Они наших раненых огнем жгли и живыми закапывали…

– Нельзя опускаться до урофня тикий, перфобытний шеловекк! – укоризненно качает седой головой доктор Фриц. – Их потомок путет стытно за гадкие деяния предкофф!!!

А короли уже смотрят место, где впадает в Волгу малая речка Курдюм.

– Где они собирались строить город Сарай?

– Южнее… Там, где были хазарские города.

– А тут зато можно землю пахать… Город надо тут строить.

– А крепость назовем Ярославлем! – предлагает кто-то из киевлян.

– Лучше Даниловом… – Это, конечно, галичане.

– Построим крепость Ярославль-Даниилов… – переглядываются короли.

– Лучше бы две крепости, Ваши Величества… – медовым голосом встревает ученый монах Вольдемар. – Две крепости… На левом берегу – Ярославль, а на правом, пониже по Волге, – Данилов… Там, где они свой Сарай строить хотели.

Скачет по степи всадник, машет рукой королям: герцог Фридрих Бабенбергский завет их туда, где практичные немцы уже разложили костры, где блеют бараны и булькает вино из мехов.

Но не судьба королям так просто посидеть, стуча чарой о чару, сбрасывая с себя кошмар этого долгого дня. То-олько сели – идут еще по степи люди, тащат кого-то на веревке. Тьфу ты!

Завоняло дерьмом, мочой, конским навозом, пахнуло смрадом никогда не мытого тела. Отворачивая плоскую полусумасшедшую рожу, в освещенный круг вкатывается Батыга Джучиевич, приседает от очередной заушины конвоира. Да-а…

– А с этим чудом что делать?..

– Ярослав… А давай раздавим его жопами! – всерьез предлагает грубый, как все немцы, герцог Бабенберг.

– Ты не знаешь их законов, Фридрих. С каждым человеком надо поступать по его собственному закону. А непокорного раба по законам Ясы надо отдать волкам… Ну, сбросим его в яму с медведем.

А тут опять Альберт Муромский. Ходит он, ходит вокруг накрытого стола, а снять обет вроде не время: еще бегают некрещеные монголы, не позволяют выпить медовухи… И подступает он к Батыге, размахивает березовым крестом:

– Бога нашего признаешь? Креститься хочешь?

– Да!!! Да!!! – орет Батыга Джучиевич, проявляя колоссальную силу убеждения.

Ну, и становится Батыга Джучиевич на старости лет хоть в чем-то полезным существом: привратником Выдубецкого монастыря под Киевом.

Читателю может не понравиться такой конец… Ну, пусть Батыга падет в битве, вполне героически, с назидательно-историческими словами. На здоровье! Удовольствие навсегда избавиться от этого омерзительного типа стоит героической смертушки. Пусть его растопчут польские рыцари, пробьет копьем венгр, застрелит из арбалета новгородец. Бога ради.

Но вот чего я не вижу – так это малейшей возможности для монголов победить в такой войне. В конце концов, монголов бил даже один, отдельно взятый Даниил Галицкий. Монголы не сунулись в страну одного, отдельно взятого австрийского герцога.

Выстоять против всей Европы у них не было ни одного, даже самого слабого шанса.

Может быть, место впадения Курдюма в Волгу совершенно не подходит для города и крепости – с этим я тоже спорить не буду. Главное – монгольский кошмар попугал, лишь на миг оскалился Веселым Роджером Средневековья: сверкнул оскалом черепа неведомого человека, побелевшим в ковыльной степи. И погас навсегда, без вариантов.

Глава 6
БЕЗ МОСКОВИИ

Был ты видом довольно противен,

Сердцем подл, но не в этом суть.

Исторически прогрессивен

Оказался твой жизненный путь.

Н. Коржавин

ДЕСПОТИЯ БЕЗ МОНГОЛОВ

Русские ученые, писатели, общественные деятели потратили немало слюны и чернил, чтобы обосновать нехитрый тезис. Мол, русских, коренных европейцев, совратили злые азиаты-татары. Это татары научили самих русских рабству, затворничеству женщин, холопству, жестокости, внедрили в русское общество идею «вековой дремотной Азии», опочившей на московских куполах… одним словом, сделали русских хотя бы частично азиатами.

Теперь же цель русских – преодолеть татарское наследие и опять сделаться европейцами. Ярче всего эта нехитрая идейка проводится, пожалуй, в прекрасных стихах графа Алексея Константиновича Толстого.

 
Певец продолжает:
«И время придет,
Уступит наш хан христианам,
И снова подымется русский народ,
И землю единый из вас соберет,
Но сам же над ней станет ханом!
 
 
……………………………………………………..
 
 
И в тереме будет сидеть он своем,
Подобный кумиру средь храма,
И будет он спины вам бить батожьем,
А вы ему стукать и стукать челом.
Ой срама, ой горького срама!
 
 
……………………………………………………..
 
 
И с честной поссоритесь вы стариной,
И предкам великим на сором,
Не слушая голоса крови родной,
Вы скажете: «Станем к варягам спиной,
Лицом обратимся к обдорам!»
 

Нехитрая, слишком нехитрая идейка – но потенциал ее велик. Если мы европейцы, лишь временно оторванные от истинного Отечества, то и «возвращение в Европу» – закономерно и оправданно, даже решительно необходимо. И меры, принимаемые Петром I и его последователями, – правильные, нормальные меры: нечего здесь отпускать бороды, носить сарафаны, блюсти посты, слушать колокольный звон, цепляться за традиции и вообще оставаться русскими.

Идейка становилась оправданием почти всего, что выделывал со страной «дракон московский», Петр I, напрасно прозванный Великим.

Идейка позволяла и самому народу, без отечески мудрых решений своих царей, постепенно «склоняться» к Европе. Никакая культура не любит новшеств – мы об этом уже говорили. А вот вспоминать культура «любит». Стоит убедить людей, что новшество – вовсе не новшество, а «хорошо забытое старое», что так жили предки, – и новшество тут же превращается в нечто почтенное и очень даже желанное. Так было с идеей европейского Возрождения, когда появившиеся новшества, огромный по масштабу сдвиг в культуре объяснялись просто: возвращением к Греции и Риму.

Так вот и здесь: идейка исконного русского европеиства, порушенного злыми татарами, обеспечивала процесс русской модернизации.

Но есть по крайней мере один значительный и яркий пример того, как еще до монголов появилось то, что позже приписывалось «повреждению нравов» из-за татарского ига.

Политические традиции Северо-Востока начал формировать еще Андрей Боголюбский, внук Владимира Мономаха и родной брат прадеда Александра Невского. Он первым на Руси осуществил голубую мечту многих и многих князей:

– выехал в город, где можно править без веча;

– установил режим личной власти, без опоры на бояр и на Церковь, и даже Церковь попытался подчинить себе.

Чтобы стать «самовластцем всей Суздальской земли», ввести режим жесткого единодержавия, отказаться от всего роднящего Русь и Европу, Андрею Боголюбскому не понадобились никакие монголы.

Мечта править самовластно была у многих, но осуществилась в Северо-Восточной Руси, и были на то важные причины.

КОЛОССАЛЬНЫЕ ПРИРОДНЫЕ РЕСУРСЫ СЕВЕРО-ВОСТОКА

Ростов Великий, Ростов с выразительным названием Залесский, – единственный по-настоящему старый, упоминаемый в летописях под 862 годом город Северо-Востока. Вообще же места к северо-востоку от Оки лежали дикие, «непроезжие» и «непрохожие», а страшные Муромские леса, полные диких зверей и нечистой силы, вошли в пословицу. В X веке наметилось переселение на Северо-Восток, в междуречье Волги и Оки. Не куда угодно, а на так называемые ополья: загадочные области распространения черноземов. Происхождение ополий до сих пор совершенно неизвестно и необъяснимо, но предки вряд ли задумывались о естественной истории ландшафта.

Ручеек переселенцев быстро растекся по опольям и начал перехлестывать в Поволжье, по рекам бассейна Волги. Еще в XI веке на Северо-Востоке славян меньше, чем финно-угров из племени меря! Стремительный рост населения, рост городов, ассимиляция мери…

Ярославль основан в начале XI века, Ярославом Мудрым.

Суздаль впервые помянут в летописи под 1024 годом.

Владимир основан лишь Владимиром Мономахом, в 1108 году, в глуши диких, неосвоенных лесов. Мономах в своем «Поучении» с особым удовольствием упоминал, что прошел «сквозь вятичи».

На месте Москвы до 1147 года было село с укрепленным двором боярина Кучки. Может быть, Кучка был и хороший человек, но ни сам он, ни его предки или потомки никак не прославили себя ни в каких областях: ни в делах государственных, ни в науках и искусствах, ни в ведении военных действий. Так, некий первобытный боярин, сидевший всю жизнь за неперелазным дубовым тыном. И вся территория Северо-Востока такова же…

В X веке на Северо-Востоке было только одно княжество: Ростовское, с XI века – Ростово-Суздальское, и столица его была в Ростове.

По завещанию Ярослава Мудрого, Северо-Восток достался Всеволоду, от него Мономаху. С 1093 года Мономах сажает Юрия уже не в Ростов, а в Суздаль.

Юрий Долгорукий и его сыновья, сначала Андрей, потом Всеволод, правят в местах, где сто лет назад между редких деревень бродили медведи и лоси. А командуют чуть ли не всей Русью! Взрывообразный, невероятный рост за каких-нибудь полтора века.

Возникает естественнейший вопрос: а почему вообще на Северо-Востоке зреют такие мощные силы?

На этот вопрос я в состоянии дать только один ответ: а потому, что на северо-востоке всегда очень много новых природных ресурсов! Границы Юго-Западной, Южной и Северо-Западной Руси неизменны всю их историю, с VIII–IX веков. Галицкие князья в начале XIII века делят и переделивают ту же самую землю. А Северо-Восток постоянно растет, прирастает, двигаясь на восток – пока только за счет освоения Волго-Окского междуречья.

К XIV–XV векам, во время возвышения Москвы и превращения Северо-Востока в Московию, наступит время Поволжья и Заволжья. С XI по начало XVI века Северо-Восточная Русь (к тому времени уже Московия) увеличивается в размерах в несколько раз. А восточные пределы все еще распахнуты, и наступает время освоения Заволжья, Приуралья, Башкирии. К концу XVI века русские начнут осваивать Урал, открывая дорогу на Сибирь.

Это, конечно же, только экстенсивный рост. Но этот экстенсивный рост так стремителен, что позволяет Северо-Востоку расти, крепнуть, накачивать экономические и военные мышцы значительно быстрее, чем благодатному Юго-Западу и динамичному, активному Северо-Западу.

Здесь всегда есть место для новых поселенцев, есть природные ресурсы для строительства городов, снаряжения армий, для ведения активной политики.

Опираясь на колоссальные природные ресурсы, Московия в нашей реальности постепенно сожрет все остальные земли Руси. И навяжет им свою политическую традицию.

ПОЛИТИЧЕСКИЕ ТРАДИЦИИ СЕВЕРО-ВОСТОКА РУСИ

В древности ассирийцы и вавилоняне применяли политику, которая назвалась «вырывание»: завоеванный народ переселяли на другие места. Новые места могли быть и не хуже старых, но там не было старых богов, прежних вождей, приходилось хоть немного, но менять и способ ведения хозяйства, и бытовые привычки. Народ оказывался вынужден опираться на администрацию, поставленную государством, и становился куда покорнее прежнего: «вырванными» было проще управлять.

На Северо-Востоке народ, не успевая укорениться ни на одной территории, сам себе устраивает «вырывание». Причем какое-то хроническое вырывание: не успели освоить Волго-Окское междуречье, как приходит время перебираться в Поволжье, потом в Заволжье, в Предуралье.

Люди не один раз, они постоянно оказываются на новом месте. В таких условиях не могут «вырасти» новые традиции, новые принципы самоорганизации общества.

Везде в католической Европе – равно и романо-германской, и славянской – центрами власти были феодалы, города и Церковь. Так было и во Франции, и в Германии, и в Великом княжестве Литовском. Так было и в Киевской Руси.

На Северо-Востоке города особенно слабы, среди них много городов вообще без веча, тот же Владимир.

Церковь? На Западе Руси Церковь независима от князей, а католические епископы так и вообще подчиняются только Папе Римскому, а Папа считает себя выше королей и императоров. С Церковью приходится считаться что в Италии, что в далекой от папских глаз Польше.

На Северо-Востоке у Церкви тоже нет устойчивой опоры в традициях, обычаях места. Если князь создаст епископство – тогда и будет епископство, а князь сделается его покровителем.

Феодалы? Везде феодалы имеют свои имения, которые нельзя отнять. Они независимы от королей, князей, графов и герцогов; если хочешь стать и остаться владыкой – с ними надо уметь договариваться.

На Северо-Востоке нет сложившейся системы поместий, переходящих от отца к сыну. А раз так – там в сто раз больше возможностей наступить им на хвост, заменить боярство, владеющее землей, на согнутое в покорности дворянство. Прогнать старшую дружину и бояр, опираться на молодежь, зависящую только от тебя.

Даже и крестьянство тут «удобнее» для установления режима своего личного господства. Оно более дикое, архаичное, общинное. Оно не будет вникать в тонкости и в детали закона и традиции, оно еще не понимает важности этих юридических тонкостей.

Для этого общинного, диковатого крестьянства князь – что-то вроде племенного вождя. А мятежные бояре – это «шибко умные» враги единства.

Быть деспотами хотели и другие князья, в других землях. По крайней мере, многие из них. Осуществил это именно Андрей Боголюбский, и осуществил именно потому, что правил на Северо-Востоке.

И потому вот она, мораль: чтобы утвердить деспотизм восточного типа на Северо-Востоке Руси, не надо никаких монголов.

Может быть, монголы и помогли становлению такого типа власти, но вовсе не потому, что принесли его с собой. А потому, что сделали Северо-Восток еще более диким, архаичным, оторванным от остального мира. А князей еще в большей степени племенными вождями, чья главная цель – противостоять внешнему врагу. Права же и достоинство людей в обществах такого типа не имеют никакого значения.

СУДЬБА ПЕРВОГО САМОДЕРЖЦА

Не уберегся князь Андрей и был убит мятежными боярами в ночь с 28 на 29 июня 1174 года, в дорогом его сердцу Боголюбове. В центре заговора стояли дети, внуки, зятья боярина Кучки, владельца Москвы. Бояре не любили и боялись Андрея, который правил без них, окружал себя «неказистыми» людьми, старался подавить всех, кто от него независим. Среди заговорщиков оказался и осетин Анбал, ключник князя. В эту проклятую ночь он украл из спальни князя его меч… Князь, никогда не расстававшийся с мечом, оказался совершенно безоружен.

ПОСЛЕ ЮРЬЕВИЧЕЙ

Пытаясь изобразить Северо-Восток единственным наследником Киева, историки преувеличивают его роль. В духе: «перенесение политического центра Руси во Владимир сыграло большую роль в последующем образовании великорус, народности и рус. нации. В Сев. – Вост. Руси впервые была начата борьба за объединение Руси под главенством князей владимирской династии».[116]116
  БСЭ. 3-е изд. Т. 5. М.: Советская энциклопедия, 1971. Статья «Владимиро-Суздальское княжество». С. 146.


[Закрыть]

Это если и не прямое вранье, то уж во всяком случае сильнейшее преувеличение. В том же XIV веке «западнорусские земли охотно признавали власть Литвы, чтобы избавиться от власти татар»,[117]117
  Пушкарев Г.С. Обзор русской истории. СПб.: Лань, 1999. С. 147.


[Закрыть] в результате чего в конце XV века «Великое княжество Литовское и Русское охватывало не только Литву, всю Северо-Западную и почти всю Юго-Западную Русь, но и западную часть Великороссии».[118]118
  Там же. С. 149.


[Закрыть]

Не будем даже спорить, так ли уж нуждалась Русь в объединении – скажем, в Новгороде вовсе не рвались решительно ни с кем объединяться.

И уж тем более – вовсе не был Северо-Восток единственным объединителем Руси. Гораздо вернее утверждение авторитетного источника, что «политические традиции» Владимирской земли после монголов «были сохранены, восприняты и развиты в процессе «собирания Руси» Москвой в XIV–XV вв.»[119]119
  БСЭ. 3-е изд. Т. 5. М., Советская энциклопедия, 1971. Статья «Владимиро-Суздальское княжество». С. 146.


[Закрыть]

Все верно. Северо-Восток Руси, дикая Московия, объединила остальную Русь. Именно ее политические традиции легли в основу политической традиции России, что нам до сих пор и аукается. Против правды не попрешь.

КАИН И АВЕЛЬ

В нашей реальности у Ярослава Всеволодовича были два сына: Андрей и Александр. Братья были очень разными людьми и очень по-разному относились к монголам. Андрей был блестящим, ярким человеком, намного интереснее брата. В 1250 году Даниил Галицкий выдал дочь Аглаю за князя Андрея Ярославича.

Династический союз Андрея и Даниила пугал монголов. Они прекрасно понимали, что Андрей очень хочет от них избавиться и что его тесть Даниил Галицкий его в этом поддерживает.

Но у Андрея был родной брат Александр Ярославич, будущий Невский. Лишенный ума и образованности брата, Александр кое в чем оказался куда сообразительнее: он первый понял, как полезны могут быть монголы.

После смерти Ярослава великокняжеский престол получает его брат Святослав – по старшинству. Андрей готов признать дядю великим князем, но Александр сообразительнее!

Братья едут в Орду, и монголы соглашаются: не надо давать ярлык на великое княжение Святославу. И то сказать: Святослав в Орду не ездил, взяток не давал, с монгольскими ханами не пил. Не будет ему ярлыка! Но из братьев монголы выбирают почему-то Андрея. Потому что он старший? Возможно… Но права старшинства монголы нарушали много раз. Может быть, Александр несколько раздражал их назойливостью, вызывал опасения своей излишней агрессивностью, бьющей ключом энергией?

Александра, впрочем, не обидели – отдали ему Киев и Новгород. Сидеть на обугленных развалинах Киева не имело смысла, Александр уехал в Новгород.

Став великим князем, Андрей Ярославич начал делать то же, что его умерший под пытками отец: пытается поднять князей против монголов. Князья же оказались тоже сообразительными, как брат Александр: подниматься против монголов боялись.

«Господи! Что есть нам доколе меж собою браниться и наводить друг на друга татар, лучше ми бежати в чюжую землю, неже дружити и служите татаром», – такие мысли приходили в голову Андрею.

Но князья хотя бы не донесли на Андрея! Не «сдали» его Батыге Джучиевичу, как христолюбивые батюшки – Ярослава. Андрея предал родной брат Александр.

В 1252 году Александр едет в Орду. Собутыльник всех решительно ханов, он становится названым сыном Батыги Джучиевича. Замечательный биолого-исторический парадокс: папа старше сына на 12 лет! Красота![120]120
  Александр Батыгович Невский родился в 1220 году. Батыга Джучиевич – в 1208-м.


[Закрыть]

К тому времени биологический отец Александра уже покойник. И по всем правилам хорошего тона, и по династическим законам того времени он должен носить имя своего названого отца Батыги Джучиевича. Александр Батыгович Невский. Можно, конечно, и Батыевич, и Бату-ханович, но ведь гораздо более резонно сохранить форму имени, принятую на тогдашней Руси.

То, что Александра Невского до сих пор называют «Ярославичем», – не более чем часть густого мифологического тумана, который окутывает эту… выражаясь мягко – эту очень сложную фигуру. От своего генетического отца Ярослава Александр отрекся по всем правилам шаманизма, отказался признавать своим папой человека, посягнувшего на величие монгольских ханов.[121]121
  Так пионер 1930-х годов отрекался от отца, посмевшего утаить хлеб от слуг великого Сталина: при том, что отец пытался сохранить хлеб, необходимый для прокормления самого же пионера.


[Закрыть] Он сам назвал отцом человека, против владычества которого готовил восстание Ярослав и который убил Ярослава страшной смертью.

Александр жалуется своему новому папе на Андрея – мол, тот обманом захватил великое княжение, а теперь утаивает часть дани, обманывает милого папу, Батыгу Джучиевича.

Батыга бросил на Суздаль две орды: Куремсы и Неврюя. Андрей разбил Куремсу, и орда Куремсы ушла на юго-запад Руси. Но Неврюй разбил Андрея, и «Неврюева орда» вошла в песни, сказки, предания. Масштаб разорения, количество непогребенных покойников, число уведенных в рабство сравнимо с масштабом нашествия 1238 года.

Андрей Ярославич с Аглаей Даниловной бежали в Норвегию, Александр Батыгович Невский стал великим князем, сел на опустевший трон брата.

В 1256 году добровольно выбранный и по заслугам любимый отец Александра Невского, Батыга Джучиевич, уже ушел в мир счастливой перекочевки. В год смерти ему было всего 48 лет. К 1262 году правил хан Берке, и этот хан потребовал от Александра воинов для войны с Ираном. Александр отказал – ему было чем заняться на Руси! Тут вечевой строй подавлять надо, дела невпроворот…

Этого отказа ему не простили: наверное, проницательный хан Берке догадался, что дела Руси для названого родственника важнее дел Золотой Орды.

Александр Батыгович не предавал ханов Золотой Орды. С ним поступили не как с его отцом. Ставшего слишком самостоятельным князя по-тихому отравили в 1263 году. Высказывалось, правда, и другое предположение… Что Александр Невский чересчур много выпил с Берке и помер от алкогольного отравления. Все же 43 года, пора и о здоровье подумать.

Во всяком случае, Александра больше нет. И тогда возвращается Андрей! Он стал Великим князем Владимирским, Суздальским и Переяславским (в Перяславле-Залесском).

Но к тому времени Северо-Восток Руси – это не единое государство, а конгломерат то из 12, то из 13 княжеств, которые ведут между собой почти беспрерывные войны. Великий князь Владимирский становится титулом почетным, но без реальной власти. Вроде императора Священной Римской империи германской нации.

К тому же за годы его отсутствия, с 1252 по 1263-й, на Северо-Востоке произошел как раз тот политический переворот, который Андрей Ярославич изо всех сил хотел не допустить. История необратима. Всего за десять лет Русь изменилась до неузнаваемости, и князю Андрею на ней уже не было места. Князя уважали за прошлое, но реальной власти у него было очень мало. И повернуть историю вспять, создать общую коалицию против монголов он не может.