Текст книги "Запретная правда о русских: два народа"

Автор книги: Андрей Буровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 5
ХАРАКТЕР НАРОДА РУССКИХ ЕВРОПЕЙЦЕВ

Мы не поступимся своим священным правом владеть людьми!

Князь Щербатов

Европейцы, но русские

Многое одинаково в поведении и русских туземцев, и русских европейцев. Это одинаковое объясняется природой и климатом России; о том, как природа формировала народный характер великороссов, я подробно пишу в другой книге [38]. Если коротко – люди всех сословий жили в громадной, малонаселенной стране, с короткими осенью и весной, суровой континентальной зимой.

Там, где паводки каждый год сносят мосты, где два-три месяца в году можно увязнуть в грязи посреди собственного поместья, где даже в провинциальных городках можно слышать волчий вой из ближайшего леса, – там приходится учиться терпению, воспитывать в себе неприхотливость и умение довольствоваться малым.

Там, где расстояния огромны, а почвы бедны, богатых людей никогда не будет слишком много. Большинство дворян удивительно мало заботились о накоплении богатств, о материальной стороне жизни.

Живя в стране короткой весны и осени, они так же любили работать на рывок, соединяя периоды невероятного, чрезмерного напряжения всех сил с периодами полного безделия.

Живя в стране, где горе одному, они считали важным входить в корпорацию «своих», быть понятным и однозначным, не вступать в конфликты.

В этих и во многих других отношениях русские европейцы разделяли взгляды и вкусы всего остального народа.

В родных ландшафтах

Естественно, они любили свою Родину, им нравилось проводить время в ее лесах и лугах. Теплое время года старались проводить не в городе, и всегда велико было число тех, кто любил жить в деревне весь год. Семьями, дружескими компаниями ходили по грибы, по ягоды. Мальчикам лет 10–12 давали в руки ружье: если не на крупного зверя, то на уток, на вальдшнепов. Охотничья забава не воспринималась как жестокая. Шло приучение нового поколения к образу жизни предков, к ландшафтам и природе, к оружию, к стрельбе, зрелищу крови и смерти.

У любого русского классика, особенно у Тургенева и Толстого, легко найти места с многостраничными описаниями: как искали грибы, стреляли вальдшнепов и как главный герой попадает-промахивается, находит-собирает-не получается… Все эти попадания и промахи по крохотной птичке, вставания до света, многочасовые блуждания по лесам и лугам – занятия вовсе не вынужденные, это развлечения людей, вовсе не обреченных на такой образ жизни.

Конечно, они были одеты лучше, отличались от простолюдинов красивым оружием и расписными каретами…

Но:

 
Вязнут спицы золотые
В расхлябанные колеи.
 

В весенней грязи вязнут и роскошные ботфорты, брызги русских дорог – на расшитых камзолах и длинных, до пят, «робах» со шлейфами.

Взрослые любили путешествовать по своей колоссальной стране. Выезжая в Европу, сражаясь на юге и востоке с турками и татарами, россиянин зримо, очень реально оказывался между востоком и западом.

Русские – но европейцы

Русские европейцы XVIII века могли позволить себе быть не так маниакально трудолюбивы, как крестьяне. Но не могли позволить себе быть глупыми, необразованными, малокультурными. Этого требовал их род занятий: управление страной и народом, военное дело и политика.

Жизнь просвещенного сословия, обитающего в мало освоенной, мало населенной стране, формировала дворян как людей неприхотливых, умеющих жить в дикой природе… и образованных. Сочетание того, что в Европе почти не сочеталось.

Стоит побывать в старинных поместьях коренного русского дворянства. Поражает сочетание неприхотливости, скромности материальных запросов и высокого уровня культуры. Полы не крашены. Одежда очень простая. В каждой комнате имения жил не один человек, а по двое-трое. Большую часть года ели и пили очень скромно. Удобства? Баня и деревянная будочка.

Но при этом стены украшены картинами, в библиотеке книги на нескольких языках и почти обязательно пианино или фортепиано. Даже в наше время, с автомобилями и подъемными кранами, было бы не так просто привезти этот тяжелый и хрупкий инструмент из Петербурга и установить его в барском доме. Но это было сделано – на телегах и руками, наваливаясь впятером.

Про крепостной театр писали много… Но гораздо чаще молодежь сама делала представления, развлекалась сложением стихов или пением, игрой на музыкальных инструментах.

Да-да! Возразят мне. А как же с образами, которые тоже вывела русская классика?

 
Он в том покое поселился,
Где деревенский старожил
Лет тридцать с ключницей бранился,
В окно глядел и мух давил.
 

Но случайно ли, что и этот образ, и любой другой такой же из русской классики – образ сугубо отрицательный и комедийный? Сам Пушкин в деревне как-то больше писал стихов и пьес (и в Болдине, и в Михайловском); образ пожилого болвана, который тридцать лет кряду давит мух, мог вызывать у него только смех. В семье не без урода…

Дворяне были настолько обеспечены и обеспечены таким способом, что могли не заботиться о своем пропитании, о заработках. То, что они называли бедностью, показалось бы сказочным богатством не только крестьянину, но и большинству купцов.

Кому много дано, с того и спросится. На то и дано, чтобы получал образование, служил, работал много и тяжело. Потерял здоровье? Ранили? А имение на что? Даже самое плохое и бедное имение уж никак не даст пропасть от голода.

Даже если погибнешь – о твоих детях позаботятся. Светлая память предка даже поможет – всякий примет участие в сироте, отец которого погиб при штурме Измаила или под Рымником, правительство даст образование за свой счет, примет на службу.

Дворянин делал карьеру, но стараясь не для себя – для отечества. Не то что сознательно скапливать богатства – просто заботиться о самом себе, о своем личном благополучии сверх минимально необходимого было даже как-то и неприлично… А вот о благе общества – очень даже почетно. Благородство и стремление к «общему благу» для них были совершенно естественны.

Личное устроение в жизни не могло быть достигнуто накоплением или созданием новых богатств… Но могло быть создано карьерой чиновника и особенно военного.

Это порождало специфический конфликт: мораль звала вперед, на штурм турецких крепостей, на службу матушке-Екатерине и не жалеть живота своего.

А здравый смысл и житейская опытность звали совсем в другом направлении: пристроиться подальше от пуль и поближе к начальству, жить потише и делать карьеру.

Конфликт был совершенно неразрешим без изменений всего строя жизни. Решали его литература и искусство… Так и решали все двести лет императорского периода, а потом и при советской власти.

Вот в пьесе Д.И. Фонвизина положительный герой Стародум узнает, что объявлена война, и обращается к товарищу: «Вот случай нам отличить себя. Пойдем тотчас в армию и сделаемся достойными звания дворянина, которое нам дала порода» [14. С. 27].

Чем отличается этот диалог (1782) от диалога героев романа или телевизионной постановки 1960-х годов? Где положительный герой рвется на периферию, а отрицательный – пристроиться на кафедру в большом городе?

Ю. Герман в своих романах провозглашает чисто интеллигентские ценности, причем очень позднего периода – 1930—1950-х годов. Что называется, «почти наше время». Более того, Ю. Герман человек очень советский, лютый враг всех «посторонних», – то есть любого, кто не захлебывается от восторга перед советской властью.

Но все его герои – жертвенные делатели своего дела, героические служаки, посвящающие всех себя «делу, которому они служат», «…люди, которые не играли в винт, не устраивали «суаре» и не выколачивали ученые степени ради того, чтобы жирно есть, мягко спать и ходить веселыми ногами в часы величайших народных бедствий…» [39. С. 180].

Положительные герои Ю. Германа сами воинствующе бескорыстны и никому другому не позволят воспользоваться знаниями и талантами для более сытой и приятной жизни. Они крайне агрессивно относятся к любому уклонению от курса «сгорая сам, светить другим».

…И в этом они очень мало отличаются от презираемого и ненавидимого ими дворянства.

Психология интеллигенции

Интеллектуалы Европы были своеобразной, но частью бюргерства. Они несли в себе ценности предпринимательства, частной жизни, личной свободы, индивидуализма.

Мещанство в России не включало в себя интеллектуалов, и это оказалось трагичным для самого мещанства. Везде и во всех странах слабые стороны мещанства – дефицит воображения, крылатости мысли, избыточная фиксация на материальной стороне жизни. В России эти черты стали просто гротескными: ведь все умники, люди с подвижной психикой и хорошими мозгами быстро перекочевывали в интеллигенцию.

В среде интеллигентов словом «мещанин» просто ругались.

Интеллигенция родилась как младший, несколько неполноценный братик дворянства, и в ее поведении, психологии легко увидеть те же черты – порой доведенные до абсурда.

Тот же идеал бескорыстия, неумения и нежелания стяжать богатства. Интеллигенция небогата, особенно сельская. Но и в ее истории нередки люди, просто органически не способные не то что разбогатеть – просто позаботиться о самом необходимом. Мама и тетка Михаила Амосова, сельские акушерки, были как раз такими сельскими интеллигентами, и бабка говорила про тетку: «У той хоть две пары штанов, а у твоей матери вечером стираются, ночью сохнут…» [40. С. 5].

Для интеллигентов типично такое же, как у дворян, сочетание высокого уровня культуры и низкого уровня потребления.

То же сочетание некрашеного пола и картин на стенах, простой одежды и прекрасных библиотек.

Порой эта простота доводилась до полного идиотизма. Елизавета Николаевна Водовозова описывает происшествие лично с ней: как-то на вечеринке к ней подошел «некий господин» с вопросом: нет ли у нее кольца в носу? [41. С. 344].

Дело в том, что у девушки в ушах были серьги, и это-то вызвало раздражение «некого господина». Мол, «у нас, у интеллигенции», очень уж украшать себя не принято.

Дворяне осознавали себя европейцами, несущими просвещение… просвещение XVIII века.

Интеллигент нес в себе Просвещение XIX века, невозможное без медицины, техники, паровых машин, стука молотов, прочих не изящных явлений. Дворянин поклонялся изящному Разуму. Интеллигент – прогрессу и науке. В сборнике «Вехи» прекрасно показано, как наука и прогресс превращались в светскую религию, в фетиш интеллигенции. Воистину: «одни интеллектуалы разумом пользуются, другие ему поклоняются» [42. С. 212]. Интеллигенты не то чтобы совсем не пользовались разумом… но все-таки больше поклонялись.

Как и дворяне, интеллигенты хотели служить некой высшей силе, положить на невидимый алтарь свои силы, жизни, и уж по крайней мере – познания.

Дворянство знало такой общий алтарь: Отечество. Для талантливого, увлеченного юноши охотно делали исключение: пусть служит Красоте или Познанию, излечению людей или чему-то другому, более частному. Но как только сгущалась опасность, дворянин готов был бросить эти занятия – до того, как опасность исчезнет.

Граф Алексей Константинович Толстой находился в конфликте со своим обществом. Человек из высшей, придворной знати, лично знакомый с Николаем I и наперсник детских игр будущего Александра II, он не хотел делать никакую вообще карьеру, и меньше всего – придворную. Пусть отстанут от него все эти люди! Он не хочет ни почестей, ни власти; он хочет только, чтобы ему позволили спокойно жить в своем имении и делать, что он хочет: писать стихи и поэмы на исторические темы.

 
Исполнен вечным идеалом,
Я не служить рожден, а петь!
Не дай мне, Феб, быть генералом,
Не дай безвинно поглупеть! [43. С. 377]
 

«Что поделать тому, кто желает лишь одного: быть художником?!» – писал он жене. Государю Александру II он писал более определенно: «Служба, какова бы она ни была, глубоко противна моей природе… Я надеялся… победить мою природу художника, но опыт доказал мне, что я боролся с нею напрасно».

Но в годы Крымской войны он сначала формирует партизанский отряд: на случай, если британцы высадят десант на Балтике, под Петербургом. Опасность Петербургу больше не угрожает, и в 1855 г. Толстой (ему – 38 лет) становится майором в стрелковом полку. В Крым Алексей Константинович не попал – заболел тифом во время стоянки под Одессой. Нет худа без добра – страшно представить себе русскую литературу без этого громадного и доброго таланта. Но сам-то Толстой так не думал.

В рядах интеллигенции немало людей с примерно такими же убеждениями, но ведь служить можно не только России, не только Богу. Интеллигенция формировалась на сто лет позже, когда мир уже изменился и стал намного сложнее и многограннее. Служить можно Красоте и Истине… И уже не обязательно отвлекаясь на спасение Отечества, угодившего в опасность. Служить можно самому себе и своей семье, строя «мещанское счастье», как герой Помяловского [44].

Служить можно отвлеченной идее, служить можно и народу…

Дворянство вроде бы тоже служило народу, но как-то всегда так получалось, что под служением народу оказывалось служение государству. А интеллигенция служила народу так, что обычно получалось служение отвлеченной идее.

Вот чему интеллигенция служит с особым упоением – так это отвлеченным идеям. «Отрыв от народа», «болтливость», «пустозвонство», «непонимание реальности» – это обычные слова, легко бросаемые в ее адрес, – и дворянством Российской империи, и правителями Советского Союза. Но разве это свойственно только одной интеллигенции?

Глава 6
ВЫДУМЩИКИ ИЗ РУССКИХ ЕВРОПЕЙЦЕВ

– Народ этого не позволит…

– Так уничтожить народ!

Ф.М. Достоевский

Отрыв от реальности

Весь Петербургский период, весь советский период нашей истории образованный человек естественно находился как бы вне России и лишь частично относился к ее народу. То есть против такого положения восставали много раз, со времен князя Щербатова с его «О повреждении нравов в России». Но все, кому не нравились формулы «дворянство и народ», «интеллигенция и народ», от князя Щербатова до писателей-деревенщиков, оставались критикующим меньшинством, а нормой было именно это – осознавать себя «интеллигенцией», существующей вне «народа».

Стало недоброй традицией считать отрыв от действительности, способность жить в своих надуманных теориях типично интеллигентской чертой. Мол, такая вот она, гнилая интеллигенция. Не буду спорить – у интеллигенции эта черта, бесспорно, есть. Вопрос только, что это такое – интеллигенция, где граница этого слоя? Далеко не все 3–4—5 миллионов «русских европейцев», живущих на земле к началу XX века, считают себя интеллигенцией, но этот отрыв от реальности характерен для них для всех. В том числе и для обитателей царского дворца.

Ведь все образованные русские европейцы поколениями жили вне народа, в каких-то искусственных конструкциях. И притом жили в стране, которая от традиционной жизни уже ушла, а в Европу еще не пришла. В этом смысле вся Россия, целиком, висела между двух реальностей, до конца не принадлежа ни одной из них. Вся Россия, целиком, весь императорский период нашей истории.

А образованный слой находился вне того, что тоже находится вне нормальной человеческой жизни. Отклонение от отклонения, и не в сторону нормы – а в сторону чего-то еще более безумного.

Стоит ли удивляться, что русские европейцы не столько изучали и объясняли, сколько выдумывали действительность? Да еще и пытались втиснуть реальность в свои выдумки.

Первый интеллигент

Если «копать поглубже», то чисто интеллигентские черты отрыва от реальности мы легко найдем у многих русских царей, а первым интеллигентом придется признать Петра I. Назови он Московию Россией, Русью, таки получилась бы претензия на объединение исторической Руси, и только. Претензия тоже не слабая, но Петр назвал новое государство Российской империей… И начал вести завоевания далеко за пределами коренных русских земель.

Он послал Бек-Булатовича в Среднюю Азию – разведать, как лучше ее завоевать, да заодно – как пройти в Индию.

После Русско-персидской войны 1722–1723 гг. в руках у Петра оказалось все южное побережье Каспийского моря, почти весь исторический Азербайджан.

Анна Ивановна с легкостью необычайной вернула Персии Южный Прикаспий – лишь бы Персия помогла в Русско-турецкой войне 1735–1739 годов. Из одного этого видно, до какой степени это было непрочное завоевание и как неорганично входил Азербайджан в состав Российской империи.

Но Петр-то уходить отсюда совершенно не собирался; он создавал плацдарм на Каспии для рывка в Персию и в полусказочную Индию, мечту всех европейских завоевателей. Чтобы создать такой плацдарм, он собирался переселить неизвестно куда сотни тысяч мусульман из Южного Прикаспия, а на «освободившиеся» земли поселить христиан (откуда? Из Средней полосы?) – пусть будут оплотом Российской империи на Востоке!

Во-первых, чем это лучше депортации крымских татар или чеченцев при Сталине?

Во-вторых, безумие затеи сделает честь любым интеллигентам всех времен. Полная потеря чувства реальности, совершеннейшая беспочвенность, окончательно сформировавшаяся способность жить только в надуманных измерениях, в искусственно созданном мире. Остается радоваться, что этот чудовищный идиотизм так никогда и не был реализован.

Мало кому известно, что Петр планировал присоединить к Российской империи и остров Мадагаскар. Для этого в 1723 году вполне серьезно готовилась секретная экспедиция адмирала Д. Вильстера.

Строительство империи? Да. Но и строя империю, можно оставаться в рамках задач реально достижимых и осмысленных. Здесь же ставятся задачи совершенно безумные, ни для чего не нужные ни России, ни ее правящему слою, ни для решения каких-то важных задач.

Петр I, пожалуй, был все-таки первым на Руси (по крайней мере, из ее царей), кто психологически и духовно жил вне всякого учета реальности. Но эта черта оказалась родовой метой вообще всего слоя «русских европейцев»; многие из них, как это ни печально, оказались не русскими и в то же время европейцами, а ни русскими и ни европейцами.

Просто в начале XVIII века таких людей были единицы, а к концу XIX века – уже сотни тысяч и миллионы, толща, и вовсе не только дворян. Тоже развитие, по-своему.

Интеллигенты на престоле

А если уж о типично интеллигентских замашках обитателей императорского дворца…

Вот Петр III, образованный и умный человек, не понимавший и не любивший страны, в которой ему надлежало править. Человек, оказавшийся не способным понять роль русской гвардии в политике… не способный понять собственную жену, смысл всего происходящего вокруг. Чем это не «апофеоз беспочвенности» середины XVIII века?

Стало общим местом обвинять интеллигентов начала XX века, особенно членов Временного правительства, в масонстве. Ну, а Павел I, масон на престоле? Человек, вообразивший, что надо вернуться во времена Петра?

Чем он-то не интеллигент?

Сын Павла, Александр I…

4 ноября 1805 года в Потсдаме прусский король Фридрих Вильгельм III, его жена Луиза и Александр I Павлович ровно в полночь спустились в склеп, где покоились останки Фридриха Великого. Они поклонились останкам, а затем «оба государя взялись за руки и, глядя друг другу в глаза, поклялись в вечной дружбе» [45. С. 78].

Что думали король и королева, мы не знаем. Мы знаем, что они много раз цинично использовали то, что Александр честно и доверчиво отнесся к совершенному обряду. Александр же, судя по всему, искренне верил в эту «дружбу навек», мистически подтвержденную этим полуночным приключением. Было ему тогда 28 лет… Не такой уж и юный. Если инфантилизм – то на грани психического заболевания. А скорее всего – тот самый апофеоз беспочвенности, когда реальность и собственные выдумки причудливо переплетаются.

В 1815 году короли и министры Европы съезжаются в Вену, чтобы решить: какой быть Европе после наполеоновских войн? По акту 14 сентября монархи Австрии, Пруссии и Российской империи создали Священный союз, чтобы помогать друг другу и вместе творить справедливость.

По мнению Александра, этот союз должен был вносить в международные отношения начала любви и правды, взаимопомощи, братства и христианской любви [46. С. 336]. Александру – 42 года. Как в анекдоте: «большой, а в сказки верит».

С.Г. Пушкарев приводит потрясающие примеры того, как Александр прямо действует во вред России, но подчиняется реалиям Священного союза и его главного толкователя, австрийского вельможи Меттерниха.

Благодаря анекдотическому отношению Александра I к реальности Россия потеряла все свои завоевания на Балканах. Это пример тем более потрясающий, что Россия со времен Екатерины активнейшим образом интриговала на Балканах, готовила восстание христианских подданных султана, организацию их независимых государств. Реализация этого плана значила бы расширение пределов Российской империи и зависимых от нее государств до пределов Средиземного моря, а быть может – и окончательное поражение Турции. Навсегда!

Султан подписывает договор о безоговорочной капитуляции. Русская армия входит в Константинополь. Крест над Софийским собором древней Византии, превращенным мусульманами в мечеть Айя-Софию.

Весной 1821 года адъютант Александра I, генерал русской службы Александр Ипсиланти вторгся в Дунайские княжества и провозгласил начало войны за независимость Греции. Греческое восстание 1821 года было подготовлено и организовано тайным обществом «гетеристов», а центром «гетеристов» была Одесса.

Турки начали резню православных. 74-летний константинопольский патриарх Григорий и 3 православных греческих митрополита повешены в первый день Пасхи. Больше 20 тысяч греков и славян вырезаны на острове Хиосе, практически полностью обезлюдел квартал Фанария в Константинополе.

Русский посланник в Константинополе Г.А. Строганов направил три ноты, требуя прекратить резню, убийство священников и женщин, не уничтожать хотя бы православных, не участвующих в восстании. Не получив ответа, Строганов заявил о разрыве дипломатических отношений с Высокой Портой, и русское посольство вскоре выехало из Константинополя.

Все общество ждало помощи грекам. Война с Турцией заранее была популярна, грекам сочувствовали, готовы были их любить. Казалось бы – вот оно, плод созрел.

И вот тут начинается самое загадочное!

Александр I не только не оказал помощи грекам, но в официальном послании к турецкому правительству осудил восстание, а Ипсиланти исключил из русской службы.

Почему?! А потому, что Пруссия и Австрия не велели… Вернее, король Пруссии император Австрии, так точнее. И австрийский канцлер Меттерних тоже против.

Результаты?

Лорда Байрона, умершего в 1824 году от лихорадки, принято изображать эдаким одиноким и непонятым. Якобы от мятежного лорда отступился свет, уезжая в Грецию, он действовал вопреки всему обществу… Не может быть ничего более неверного! Речь Байрона в пользу греков – одна из самых популярных за всю историю британского парламента.

В 1823 году глава внешней политики Британии лорд Каннинг писал лорду Странгфорсу: «Россия покидает свой передовой пост. Англия должна воспользоваться этим и занять ее место, тем более что человечество этого требует». И заявил, что Британия не может быть равнодушна к борьбе греков, которые несколько веков стонали под игом варваров.

В 1823 году Британия признала за греками права воюющей стороны, то есть признала их не повстанцами, а народом, ведущим национальную войну.

Лорд Байрон ехал в Грецию одним из более чем 3000 добровольцев. Ехал в страну, которую правительство его страны официально признало союзником. Какое уж тут одиночество…

Николай I был куда решительнее брата, но время упущено. 6 июля 1827 года три великие державы подписали Лондонский договор о признании автономии Греции и прекращении резни: Российская, Британская и Французская империи. В конце концов на престол Греции посадили немецкого принца. А «русское политическое влияние в Греции… рухнуло быстро и безвозвратно» [46. С. 205].

Николай I вроде еще может что-то сделать… Но в 1832 году турецкий султан просит Николая I о помощи против восставшего вассала, султана Египта. Николай заявляет, что он «всегда останется врагом мятежа и верным другом султана».

Русский царь в качестве «верного друга» турецкого султана – это само по себе зрелище! А тут в 1833 году русское войско разбилось лагерем недалеко от Константинополя, и что характерно – столица Турецкой империи чувствовала себя под защитой. В конце концов султан договорился с вассалом (отдал ему в управление Сирию) – но получается, и тут Россия не воспользовалась случаем. Николай продолжал свой шизофренический поход против призрака революции – а 500-летняя задача русской истории так и осталась нерешенной.

Жандарм-неудачник

Можно понять Николая I, его страх перед революцией. В конце концов, само восшествие его на престол вызвало восстание 14 декабря.

Но откуда Николай Павлович взял, что «Европе нужен жандарм»?

Революция во Франции 1830 года… Революция во Франции и Германии 1848 года… По поводу каждой из них Николай I считал себя обязанным издавать манифесты примерно такого содержания: «Мятеж…имеет дерзость угрожать России… Мы готовы встретить врагов наших». А заканчивался манифест так: «С нами Бог! Разумейте, языцы, и покоряйтесь, яко с нами Бог!»

Что никому из «мятежников» и в голову не приходило угрожать Российской империи – очевидно. Другое не очень понятно – уж не собирался ли Николай I Павлович распространить власть своей империи и на страны Европы? А то к чему это «покоряйтесь, языцы»?

В 1848 году венгры объявили Габсбургов низложенными и создали собственное государство. Свое выступление венгры специально приурочили к межвременью: умер прежний император, новому императору Францу-Иосифу было всего 18 лет. Венгры нанесли поражение австрийским войскам. Франц-Иосиф обратился к Николаю I за помощью.

Николай I издал еще один нервный манифест, в котором утверждал, что «мятежники угрожают и нашим пределам» (что вообще полная фантастика), после чего бросил против венгров сто тысяч солдат под командованием И.Ф. Паскевича. Вместо инструкции главнокомандующему было сказано всего три слова: «Не щади каналий».

После короткой летней кампании 13 августа 1849 года венгерская армия капитулировала под Виллагоушем. Паскевич послал Николаю донесение: «Венгрия у ног Вашего Величества», после чего передал всех пленных австрийскому правительству. Естественно, австрийцы перевешали венгров, как изменников. Русская армия выступила в роли помощника палача.

Николай I искренне полагал, что Австро-Венгрия будет вовек ему благодарна за несение палаческих функций и не вмешается в события Крымской войны. Но как и в случае со Священным союзом, австрийцы преследовали свои эгоистические цели, а не плыли вслед за выдумками Николая.

Еще недоуменные вопросы: с чего Николай I взял, будто Российской империи нужно любой ценой избегать технического и общественного прогресса? То есть понятно: царь хотел любой ценой сохранить крепостное право, феодальную систему, власть бюрократии, незыблемость самодержавия. Но с чего он взял, что «подмораживание» России не приведет ни к каким последствиям?

Крымская война 1853–1855 годов показала полную неспособность Российской империи воевать с серьезным противником. Какой там «жандарм Европы!». Мгновенно, в первые недели войны выяснилось, что у Российской империи нет союзников. Что ее усиления, ее победы над Турецкой империей не хочет никто. Не только Франция и Британия – но и «дружественная» Пруссия, и Австрия, спасенная в 1849 году, – даже они в 1853 году заключают между собой оборонительный союз на случай агрессии Российской империи.

А отсутствие дорог, пароходов, железных дорог, современного вооружения делают бессмысленным массовый героизм защитников Севастополя, мужество русских солдат и матросов.

Ну, так чем он не интеллигент, этот Николай I? Чем он от них отличается? Короной на голове?

Николай, правнук Николая

Николай II Александрович никогда не признал бы себя интеллигентом; если бы его назвали этим ужасным, до такой степени не соответствующим для царя, не подобающим самодержцу словом, он бился бы, как лев, чтобы не иметь ничего общего с презренными интеллигентами. Но давайте посмотрим, что он делает?

Еще в молодости он женится на женщине, у которой в роду – гемофилия. То есть он знает, что его мужское потомство будет больным и, скорее всего, не сможет наследовать престол. И тем не менее женится, готовый погубить династию ради своего «хочу». Это поступок монарха? Или все-таки интеллигента?

Он идет на развязывание Мировой войны с Германией, прекрасно зная, что в нем самом почти нет ни капли русской крови, что его жена ненавидит русский народ и что самые разумные люди (не только Столыпин) давно советуют – любой ценой избегать крупной войны.

В стране нарастает волна протестов против самодержавия; все образованные слои и все большее число представителей народа присоединяется к требованиям интеллигенции – дайте право выбирать и быть избранными!

А царь вполне серьезно убежден, что чуть ли не Господь Бог лично вручил ему Российскую империю, чтобы он сохранил ее средневековый общественный строй. Ввести конституцию?! Пусть оставят «бесполезные мечтания»!

Крестьяне, «оказывается», почему-то не любят помещиков… Это же неправильно, что не любят! Крестьяне не могут не любить таких милых помещиков! Это, наверное, жиды испортили добрый русский народ, изгадили его своей пропагандой!

А чтобы быть поближе к народу, самодержец всероссийский завел у себя в Зимнем дворце, так сказать, народного представителя, полпреда трудового народа – беглого конокрада Гришку Распутина. Что, тоже поступок адекватного человека?!

И уже перед самым Катаклизмом царя, императора Российской империи волнует вовсе не перспектива поражения в войне, не аграрные беспорядки, не потеря управляемости Империей, а то, что афонские монахи ведут себя неправильно… Не соблюдают эти монахи всех требований православия и тем самым влекут к гибели весь православный мир…

Я называю только самые очевидные, самые известные из безумных и нелепых поступков Николая II. Поверьте мне на слово, читатель, я мог бы рассказать гораздо больше и привести еще более красочные примеры. Просто и так ведь все ясно.

Вот и получается, что по крайней мере по одному параметру Николай II – типичный интеллигент. Тот же «апофеоз беспочвенности», то же неприятие реальности такой, какая она есть. Та же первичность собственных выдумок, под которые и перестраивается действительность.

Интеллигенты – дворяне

Личности Витте и Столыпина доказывают: среди верхушки дворянства были люди трезвейшего ума, реалистичные и умные политики. Но большая часть окружения и Николая I, и Николая II точно таковы же, как монархи. Тот же «апофеоз беспочвенности», та же жизнь в мире выдумок, которые кажутся реальнее самой реальности.