Текст книги "Семьи"

Автор книги: Андрей Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Глава IV

В те дни, когда Юрий плодотворно работал и многое успевал, он и не думал помогать супруге на кухне. В таком случае его переполняло чувство истинного, полного удовлетворения, и он, окончив дела, с чистой совестью садился за компьютерную игру, выходя только для того, чтобы съесть приготовленный женой ужин, после чего тут же возвращаясь в виртуальный мир, пребывая там вплоть до отхода ко сну и, как правило, почти не контактируя с семьей. Но таких моментов было немного, и в основном жизнь Юрия состояла из дней, подобных сегодняшнему, когда его заедала мысль о своей никчемности и лени. Он не осознавал эту мысль – просто чувствовал сильнейшие угрызения совести; а тот факт, что жена трудилась в университете, пока он целый день отвлекался на самые разные мелочи, лишь умножал гнетущее чувство вины. И, неосознанно стремясь хоть как-то компенсировать его, в такие дни Юрий с особенным рвением помогал супруге: забирал дочку из школы, чтобы Ольга не шла за ней после работы, участвовал в приготовлении ужина, иногда даже в одиночку готовил его, а после мыл за всеми посуду или чинил что-нибудь по дому. Эти семейные заботы привносили хоть какие-то результаты в прожитый им день, отчасти наполняли его смыслом, и тогда ощущение собственной никчемности уже не терзало его так яростно, как прежде.

– Что на работе было? – почистив морковку для макарон и взявшись за жарку размороженных в микроволновке голубцов, обратился к супруге Юрий.

– Ничего особенного. Две лекции и одно практическое занятие… С женщинами на кафедре педофила обсуждали. В интернете про него читали. Один ребенок, кстати, из нашей школы был.

– Понятно.

– А ты как поработал?

– Ай, – сморщив лицо, виноватым взглядом обратился к супруге Юрий. – Плохо. Ленился весь день.

– Ну, не расстраивайся, – сказала Ольга, утешающе поглаживая мужа по плечу. – Я завтра с утра убираться буду, потом с Сашей уроки на понедельник делать, а ты закройся в детской и занимайся хоть целый день.

Юрию стало легче. В особенно никчемные дни он охотно каялся Ольге, желая получить от нежной и внимательной по своей натуре супруги сочувствие и поддержку, которые всегда дарили ему душевное успокоение.

– Во сколько вы с друзьями встречаетесь?

– На семь договорились.

– Так тебе уже скоро ехать.

– Да. После ужина сразу поеду.

– А кто будет?

– Глеб, Ринат, Женька и Денис.

– Что за Денис? – вопросительно посмотрела на мужа Ольга.

– Легков. Ты его не знаешь. Женькин друг.

– Вода вскипела, – открыв крышку кастрюли, сказала Ольга. – Давай макароны сбрасывать.

– Как вскипела? Так быстро? – удивился Юрий, заглядывая в кастрюлю. – Ты снова воды мало налила?! – повысив голос, укоризненно обратился он к супруге.

Несколько месяцев назад впервые за восемь лет совместной жизни увидев, что Ольга варит макароны в очень небольшом количестве воды, Юрий высказал свое недовольство по этому поводу, заметив, что если воды наливать больше, то тогда готовые макароны не слипаются в одну бесформенную массу и блюдо получается вкуснее. Ольга согласилась с ним, но с тех пор супруги неоднократно возвращались к этому вопросу, и Юрия особенно раздражало данное обстоятельство.

– Ты бы так и сварила в этой воде?! – не получив ответа на свой первый вопрос, грозно взглянул он на супругу. – Да?!!

– Да! Так бы и сварила! – тоже вдруг раздраженно выпалила Ольга.

Она налила немного воды случайно, по старой своей годами выработанной привычке, в сущности же была согласна с Юрием, что при готовке его способом, получалось вкуснее; но властные авторитарные упреки, почти угрозы супруга возмутили сейчас ее, и она всей душой восстала против такого прямого и наглого подавления своей воли.

– Сколько раз я тебе повторял, что для макарон нужно большое количество воды?! – нахмурился Юрий. – Неужели так трудно запомнить?!!

– Как хочу – так и варю! – глядя супругу в глаза, медленно проговорила Ольга, все более протестуя против грубого давления мужа.

– В смысле «как хочу, так и варю»?!

– Всегда так буду варить!

– Я не понимаю, тебе что, сложно просто воды больше наливать?!

– Да, сложно наливать!

– Дура! – поняв, что жена противоречит исключительно ему назло, с желчной насмешкой сказал Юрий. Он терпеть не мог в Ольге эту черту – склонность к глупому, бездумному противоречию, и оскорбил сейчас ее не в чувствах, а осознанно, даже с каким-то удовольствием.

– Сам дурак!

– Подожди, – уже спокойным тоном продолжил Юрий. Обозвав жену, он в глубине души почувствовал себя виноватым и не мог теперь кричать на нее. – Мы же с тобой сто раз это обсуждали: макароны будут вкуснее, если варить их в большом количестве воды.

– Всегда так буду варить, как теперь! – вытянув шею, категорически выпалила вконец взбудораженная оскорблением Ольга. – Не нравится – сам вари!

Услышав эти слова, Юрий по-доброму усмехнулся. Последнюю свою фразу, в которой супруга упрекала его, что он способен только критиковать, сам ничего не делая, она снова произнесла не подумав, и злость на жену у него совершенно пропала – ясно увидел он, что в ней говорили одни слепые эмоции.

– Я бы и сварил, – самым невинным образом приподняв брови, ответил он, – если бы голубцы не жарил. В следующий раз давай поменяемся: ты жарь голубцы, а я с удовольствием сварю макароны. И давай всегда буду варить их я. Но в этот раз получилось наоборот, и если варишь ты, то наливай, пожалуйста, больше воды. Ведь так вкуснее получается. Это же не сложно.

– Сложно!

– Да в чем сложность-то?

– Если много воды налить, то дольше ждать придется, пока она закипит, а я, между прочим, голодная – с работы! И вообще, нормальный муж взял бы и заранее сам все сделал, чтобы, когда жена придет, ужин был уже готов. Я весь день отработала и должна еще вечером варить, а ты с самого утра дома сидел – ничего не делал!

Последние слова Ольги острым лезвием полоснули Юрия по самому живому: он замолчал, и все время до ужина супруги больше не разговаривали.

Ели тоже молча. Общались исключительно с дочкой, и то отвечая на ее живые вопросы строгими односложными ответами, так что и она, почувствовав общее напряжение, вскоре притихла.

Каждый был обижен на супруга: Ольга – за то, что муж обозвал ее; Юрий – за последние жестокие слова жены. При этом никто из них не видел сейчас никаких значимых причин, которые привели к ссоре и тем более по которым стоило бы продолжать конфронтацию. Но первым идти на сближение никто не хотел: на кухне установилось полное молчание, прерываемое лишь бряцаньем ложек о тарелки, как вдруг тишину разрушило пение.

Запела канарейка. Голосок ее наполнил комнату тихими лаконичными переливами.

– Что это? – радостно вытаращила глазки Саша, и вся семья как по команде дружно развернулась к подоконнику.

Канарейка продолжала свое ласковое пение; неожиданно оно сменилось на задорное цоканье, потом звонкий треск, приглушенное щебетание, и снова полились волны упоительной музыки.

– Можно мне ее потрогать?! Я только на секунду! – подскочив и подбежав к подоконнику, воскликнула Саша, приближая лицо вплотную к стоявшей на нем клетке и уже готовясь просунуть руку в открытую дверцу.

– Нет, Саша, – раздался строгий, но спокойный голос Юрия. – Смотри, как она притихла сразу, – тоже подойдя ближе и наклоняясь к клетке, продолжил он. – Ее можно легко напугать, так что петь совсем не будет больше. Лучше вообще к клетке близко не подходить, – тихонько отодвинул он дочку. – С расстояния наблюдай: ты же такая большая уже, а она смотри какая крошка. Видишь – снова запела.

Когда канарейка продолжила пение, Саша опять просияла и вместе с отцом вернулась за стол. Ольга теперь тоже улыбалась, с интересом внимая разливающимся по комнате звукам. За неполные тридцать лет жизни она никогда не слышала ничего подобного: пение канарейки и близко не походило на чириканье самых голосистых птичек, которых только можно было встретить в N-ской области.

– А как мы ее назовем? – вдруг весело обратилась она к Юрию.

– Не знаю, – улыбаясь, ответил тот.

– Можно Желток, – сказала Саша.

– Или Элвис, – предложил Юрий.

– Но это все мужские имена.

– А откуда ты знаешь, что это девочка? Может, мальчик и есть.

– Надо будет завтра к ветеринару отнести. Там ее и осмотрят, и заодно пол скажут. А потом уже можно будет и насчет имени решать…

Ужин завершился самыми радостными эмоциями и полным примирением между супругами.

Глава V

Сдав при входе куртку в гардероб, Юрий прошел в игровой зал клуба. Как обычно для пятничного вечера, все дорожки были заняты и в помещении стоял жуткий грохот шаров, один за другим врезающихся в пирамиды кегель, из-за которого почти не слышалось срывавшейся с динамиков музыки, да и вообще мало какие звуки можно было отчетливо разобрать. Окинув взглядом столики и не найдя друзей, Юрий направился к стойке регистрации дорожек.

Женщина с бейджиком администратора на груди сидела за стойкой, склонив голову над какими-то бумагами. Когда к ней подошел Юрий, она даже не шелохнулась, по-видимому, вовсе не заметив в окружающем шуме его приближения. Не поднимая головы, женщина продолжала энергично записывать что-то в лежавшую перед ней тетрадь. Чтобы привлечь внимание администраторши, Юрию нужно было как-то обратиться к ней, и это простое, казалось бы, обстоятельство неожиданно обернулось для него затруднением.

Русский язык, пожалуй, единственный, в котором не сформировалось стойкого обезличенного обращения. Причем такое положение дел существовало не всегда. В царские времена их было даже в избытке: «господин», «госпожа», «мадам», не говоря уже о бесчисленном множестве градаций по классам и родам, от «графов» и «князей» до «лакеев» и «мужиков». Во время социалистической революции, провозгласившей крушение классового общества и равенство всех людей, в качестве символа этого равенства возникло одно универсальное, не имеющее разделения даже по половому признаку обращение – «товарищ». Но когда Союз рухнул и обращение «товарищ» стало непопулярным, придумать другие как-то не успели, и мужчин стали называть просто «мужчина», а женщин – «женщина».

Юрий стоял в раздумье, как бы лучше обратиться к администраторше. «Женщина» в данном случае было неприемлемо: это обращение, по его мнению, звучало грубо и подходило разве что для перепалок где-нибудь на рынке или в очереди к чиновнику. Сказать «девушка» было бы глупо: если бы женщина была средних лет, ну хотя бы до сорока пяти, это еще возможно было сделать, но администраторша была возраста явно забальзаковского, с пробивающейся сединой в небрежно прокрашенных волосах, с шелушащимися сухой кожей морщинистыми руками, и «девушку» логично было бы приять за пошлую лесть, а скорее даже за откровенную насмешку. Пролетарское «товарищ» – просто нелепо; «гражданка» – вообще никуда не годится. С полминуты Юрий стоял, перебирая в голове различные варианты, силясь найти какое-нибудь приемлемое обращение, но, ничего не придумав, решил привлечь внимание администраторши без слов: он перегнулся через стойку и наклонился к ней так близко, что почувствовал тяжелый, отдающий спиртом запах ее туалетной воды. Заметив посетителя, администраторша оторвалась от своего занятия и обратила к нему вопросительный взгляд.

Выяснив, что забронированная на его имя дорожка оказалась у самой стены, Юрий немало порадовался этому: крайняя дорожка была не только наиболее тихой, но и уютной, потому что гарантировала, что по меньшей мере с одной стороны точно не будет посторонних. Из друзей еще никто не приходил, и он, переобувшись и заказав бутылочку пива, решил не терять времени и в ожидании товарищей размяться игрой одному.

Юрий был откровенно слабый игрок в боулинг. Росту чуть выше среднего, он обладал стройной комплекцией, и у него никогда не получалось сильных ударов. Рассчитывать на страйк ему приходилось только в случае, если он посылал снаряд строго между первой и третьей кеглей, если же удар приходился пусть даже прямо по центру, то редко когда запущенному им шару хватало импульса снести всё разом. Не имея сильного удара, Юрию оставалось полагаться исключительно на точность своих бросков, но здесь тоже все было не так гладко. Случалось, он входил в раж, и тогда шары катились строго в нужном направлении, так что выбить одиноко стоящую у самого края дорожки кеглю не представляло для него никакого труда; но с такой же вероятностью могло напасть крайнее невезение, и в этом случае снаряды один за другим улетали в «молоко».

Подобрав себе наиболее подходящий по весу снаряд, Юрий сделал несколько бросков. Первые удары оказались не очень удачные, пару раз даже шар улетал, так и не задев ни одной кегли, но дело быстро выправлялось и дошло до того, что при очередном броске легла вся пирамида.

– Страйк! – раздался громкий и веселый возглас за спиной у Юрия, когда свалилась последняя, шатающаяся, будто в нерешительности, кегля.

Глава VI

Юрий обернулся: возле столика стоял широколицый голубоглазый мужчина с жидкими светлыми, почти белыми волосами. Он был возрастом лет тридцати пяти, среднего роста, довольно плотного телосложения, одет в джинсы и белую навыпуск рубашку с яркими крупными красными и коричневыми пятнами, нанесенными хаотично, как если бы кто-то разлил на нее краску. Повернув вбок голову и расставив в стороны руки, будто открывая всего себя, мужчина улыбался двумя красивыми рядами ровных белоснежных зубов.

– Денис, – тоже улыбнулся Юрий, подходя к другу и протягивая ему руку.

Поставив на стол четыре бутылки пива, которые он держал по две в каждой руке, Легков размашисто, со смачным хлопком ударил по предложенной ему ладони и, крепко сжав ее, притянул Юрия вплотную к себе, второй рукой несколько раз дружески похлопав друга сзади по плечу.

– Значит – серьезно настроен, – весело кивая на выставляемую автоматом новую пирамиду, сказал он. – Наверное, по утрам тренироваться ездил.

– Ха-х. Ну да, – усмехнулся Юрий.

Легков ловко зажигалкой открыл одну из принесенных им бутылок пива, и друзья уселись за стол.

– А где Женьку оставил? – спросил Юрий. – Вы же вместе собирались приехать.

– Сдулся Женька.

– Что, серьезно?

– Да, – отхлебнув пива прямо из бутылки, весело произнес Легков. – Благоверная закрыла.

– Блин, жалко. Хотелось бы повидаться с ним.

– Знаешь, я уже не жалею. Ты когда с ним последний раз виделся?

– Когда? – всерьез задумался Юрий. – В августе на речку ездили.

– Во-во! Я тоже где-то там же. Раз в два месяца теперь пересекаемся. Как женился – так все.

– Прибрала жена к каблуку.

– Да. Жестко взялась, – сказал Легков, приподняв в воздух раскрытую ладонь, будто обхватывая ею что-то снизу, и с силой сжав в кулаке. – Пропал Женька. Вот она – замужняя жизнь.

– Ребенок маленький, – заметил Юрий. – Надо полагать.

– Да ладно ты – «ребенок маленький». Ну, реже встречаться – понятное дело. Но не раз же в два месяца? У тебя дочка маленькая была – ты же не сидел дома безвылазно. А он все – под каблук. Ты думаешь, ребенок подрастет – что-то изменится? Я в этом очень сомневаюсь. Не-ет, дружище, Женьку мы потеряли.

Из всей компании Легков был единственный заядлый холостяк. «Личная свобода» – это словосочетание представляло для него совсем не пустой звук. Он видел в ней смысл, дорожил ей и до тридцати лет не задумывался о семье вообще. После – стал допускать возможность таких отношений, но лишь в том случае, если бы основные его свободы при этом никак не ущемлялись. Он с удовольствием представлял себе хозяйку в доме, заботящуюся о быте, но при этом не контролирующую его финансы; любовную спутницу, искушенную и знающую его желания, но не претендующую на свою исключительную роль; веселых и послушных детей, но с тем условием, чтобы забота о них была всецело обязанностью супруги. Постепенно прежде всегда очень скоротечные романы Легкова стали продолжительней. С двумя девушками он сожительствовал некоторое время: с первой спустя год расстался, а со второй, прожив под одной крышей без малого два года, к вящему удивлению всех друзей неожиданно расписался. Компания недоумевала: всем это казалось чем-то необычным, почти невероятным, но продолжалось недолго – через десять месяцев семейной жизни в марте этого года новоиспеченные супруги развелись.

– Когда Женька женился? Два года назад?

– Где-то так, – напрягая брови и морща кожу на лбу, ответил Юрий. – Может, даже и меньше.

– Хэ-х, – откинувшись на спинку кресла с бутылкой пива в одной руке и сигаретой в другой, ухмыльнулся Легков. – Представляешь – двух лет не прошло. Сколько раз я замечал: встречаются, дружат, живут вместе – нормально; как только женятся – всё! Тот же Женька – он же со своей больше года до свадьбы дружил. Ты помнишь, чтобы в это время какие-нибудь трудности были? Не-е-ет. До свадьбы – все отлично. Уехать гулять неизвестно куда в субботу на всю ночь – пожалуйста; решил провести отпуск с друзьями на озере – пожалуйста… Да что Женька – я это все на собственном опыте изучил. Как только расписался – отношения тут же меняются. В считаные недели буквально на глазах трансформируются. И в этом – главный секрет.

– Секрет?

– Да, секрет. Секрет оптимальных отношений.

– Это что такое?

– Оптимальные отношения?

– Да.

– По сути – идеальные отношения с женщиной. Почти идеальные – с одним только недостатком.

– И что это за отношения? – испытывая неподдельный интерес, спросил Юрий.

– Сожительство. Типа гражданского брака.

– И всё?

– Да. Но в этом – всё! Это оптимальная стадия отношений… Сам прикинь – ты живешь вместе с девушкой. Соответственно, убирает, гладит, поддерживает порядок и чистоту в доме – она. От тебя требуется только совсем уж не свинячить. Ну и помогать время от времени на кухне. Всё! Остальное делает она.

– У меня то же самое и в законном браке. Да и у большинства так.

– Вот именно! – воскликнул Легков. – Получается, сожительство с женщиной имеет такие же плюсы, как и брак с ней. Но при этом не имеет недостатков! Взять ту же зарплату. Законная жена всегда может потребовать от мужа отчет – в сожительстве девушка не лезет в твой кошелек. Конечно, трат все равно больше, чем жить одному, но заставить тебя отчитаться она не может. Или, например, – свобода действий. Оля может сказать тебе: «В эти выходные едем к моим родителям», – и никуда ты не денешься. А при сожительстве свобода сохраняется. И происходит это естественно, без особых напрягов. Девушка просто плохо знает друзей, совсем не знает родственников – всегда можно придумать тысячу благовидных причин, по которым ты будешь занят несколько дней. И это не просто голые слова – я экспериментальным путем к этому выводу пришел. Сожительство – почти идеальные отношения.

– Почти? А недостаток в чем?

– Единственный недостаток сожительства по сравнению с законным браком – нет детей. Но это даже на любителя. Для многих мужчин, которых я знаю, наличие детей вообще не принципиально. Дети – больше женская необходимость, – затушив сигарету в пепельнице, Легков положил ногу на ногу и, снова откинувшись на стуле, расплылся в самодовольной улыбке, оголив оба ряда своих аккуратных белых зубов. – Я как развелся – реально ожил! Все это лето отрывался по полной. С августа вместе с девушкой живу. В Таиланд с ней слетали – неделю назад вернулись. Это рай!.. Ты не представляешь, как душит брак. Я сам не представлял! Когда женат – этого так не ощущаешь. Только снова став свободным, понимаешь всю прелесть жизни, – раскрасневшееся лицо Легкова приобрело ликующее выражение. – Я по-настоящему ожил!

Юрий слушал друга со сдержанной улыбкой на лице. Во многом он был солидарен с Легковым и прежде сам не раз прямо выказывал зависть его статусу неженатого мужчины, рассуждая о преимуществах холостяцкой жизни, но сейчас, напротив, неожиданно испытал очень сильное желание выразить свое категорическое несогласие с мнением друга. Безапелляционно заявляя, что брак – это одна сплошная морока, каторга и что жизнь женатого мужчины даже и сравнить нельзя с жизнью холостого, Легков самым очевидным образом хвастался своим положением. Делал он это не осознанно, а просто, будучи искренним с другом, свободно и открыто делился своими эмоциями, но все его слова, движения тела, сияющее самодовольной радостью лицо ясно выражали внутренний посыл: как великолепно быть холостым и как он один сейчас счастливее и умнее всех женатых «дурачков» вместе взятых. Они кричали об убежденности Легкова в безусловном превосходстве своего текущего статуса, в том числе и над женатым другом, сидящим сейчас перед ним. И почувствовав это, Юрий испытал вдруг очень сильное внутреннее желание возразить Легкову, высказать колкую насмешку, каким-либо способом поддеть, даже принизить, как это только возможно, значимость его текущего положения, и побуждаемое внезапным стремлением подсознание его мгновенно нашло наилучший способ, как это сделать.

– У нас в институте работает очень интересная женщина – заведующая кафедрой английского языка, – начал он, когда друг замолчал. – Мне как-то довелось пообщаться с ней, и она произвела на меня сильное впечатление.

– Э-э, да ты не запал на нее, случаем? – приподняв подбородок, с манерами совершеннейшего победителя, шуткой прервал его Легков.

– Хах, – коротко усмехнулся Юрий, сделав это только для приличия и желая скорее продолжить. – Не-ет. Она взрослая женщина и впечатление произвела не внешностью, а развитым эрудированным умом. Так вот, по учебной необходимости ей приходилось не раз стажироваться в США, где она подолгу жила, изучая местную культуру и обычаи. Она рассказывала мно-ого любопытных наблюдений и среди прочего – что у американцев есть одно интересное убеждение. Суть его: если у человека, взрослого человека, нет семьи – значит, с ним что-то не так.

Неторопливо отчетливо проговорив каждое слово в своей последней фразе, Юрий лукаво сощурился и значительно посмотрел на друга.

– Не понимаю, – после недолгого молчания сказал Легков. Ликующая самодовольная радость исчезла с его лица, и только на губах осталась неуверенная, призванная скрыть внутреннее замешательство улыбка. – Что «не так»?

– Неважно что. Просто: если у взрослого человека нет семьи – значит, с ним что-то не так.

– Хэ-х, – какой-то искусственной, напускной усмешкой хмыкнул Легков. – Ничего не понимаю… Про какого человека вообще речь?

– Да про любого. Про любого человека. Про твоего соседа по квартире: если у него нет семьи – с ним что-то не так. Про твоего тренера по плаванию: если у него нет семьи – с ним что-то не так. Про коллегу с работы… – тут Юрий оживился и сощурил глаза, будто припомнив что-то. – Про коллег, кстати, она интересно говорила: у американцев принято иметь фотографии семьи (жены, мужа, детей) на рабочем месте. Это даже по их фильмам можно видеть… Так вот, если у коллеги нет семьи – что-то с ним не так.

– Ну и в чем смысл?

– В этом и есть смысл. Не имеет существенного значения, что не так. Может быть, этот человек властный эгоист и не способен уживаться с людьми; может быть, он является членом сатанинской секты; может быть, он латентный гомосексуалист; или, может быть, он пердит по ночам так, что невозможно находиться с ним в одной квартире. Это не важно! Все это – детали. Суть же одна: если у человека нет семьи – значит, с ним что-то не так!