Текст книги "Семьи"

Автор книги: Андрей Меркулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

Глава X

Юрий и Ринат были давними друзьями: и с Легковым, и с Завязиным они познакомились уже во взрослом возрасте, друг друга же знали с самого раннего детства. Родом они были из небольшого районного города, где жили по соседству, учились в одной школе, а по ее окончании оба поехали получать высшее образование в областной центр – в N-ск, позднее оставшись тут работать. Они были ровесниками и все этапы взросления и становления прошли бок о бок, участвуя в главных событиях жизни друг друга. Но если в детстве в школе друзья проводили вместе по целым суткам, разлучаясь исключительно на время уроков и сна, то чем старше становились, тем меньше виделись. В N-ске они поступили в разные университеты, появились постоянные девушки, вскоре и семьи; друзья все реже встречались, а когда по выходе из альма-матер начались жесткие трудовые будни, почти перестали общаться.

Окончив университет, Юрий устроился работать дежурным инженером на городскую гидроэлектростанцию. Работа была сменная, сутки через трое, и такой график оставлял ему уйму свободного времени. Приходя после смены, Юрий до обеда отсыпался и уже к вечеру был вполне бодр, имея впереди еще два полных выходных дня. Их он решил посвятить учебе в аспирантуре и написанию диссертации по экономике – предмету, к которому еще с университетских времен начал испытывать вполне определенный интерес. Но даже и тогда у Юрия оставалось достаточно времени, чтобы регулярно видеться с друзьями, только на этих встречах все реже бывал Ринат.

После университета Ринат был принят на работу в крупную компанию, занимающуюся монтажом и ремонтом промышленного оборудования самого разного назначения, где вплотную занялся карьерой и, получив одно за другим несколько повышений, вскоре был назначен на важную и ответственную начальственную должность. Должность эта подразумевала ненормированный рабочий день, постоянные командировки и отъезды, так что Ринат был сильно ограничен в свободном времени; те же немногие вечера, которые у него оставались, по большей части отнимали любовницы, и до встреч с товарищами дело редко когда доходило.

Могло пройти полгода, в которые Юрий и Ринат не виделись и даже ничего не слышали друг о друге; но, если случалось какое-нибудь событие или просто одному вздумалось позвонить, они общались так, будто встречались последний раз только накануне.

– Значит, новую девушку окучиваешь? – поинтересовался Юрий, когда друзья отъехали от клуба.

– Да, – оживился Ринат. – И тебе тоже нужно любовницу завести. Представь, как здорово было бы. Вместе бы куда-нибудь ходили, отдыхать ездили.

Юрий ничего не ответил, а только улыбнулся.

Было уже за полночь. Город замирал. Машина с друзьями быстро неслась по пустынным улицам, и вскоре они оказались в районе, где жил Юрий, но на последнем перекрестке, вместо того чтобы свернуть, Ринат съехал к обочине и остановился.

– Ну ладно, пока, – обратился он к товарищу.

– Как пока? – удивился Юрий. Они находились на удалении от его дома, и чтобы дойти отсюда, ему нужно было долго подниматься в крутую гору, да еще по хорошенько ударившему к ночи морозу, тогда как проехать на машине можно было всего за пару минут. – Добрось меня до дома, – прямо попросил он Рината.

– Ты шутишь, что ли? – недовольно отрезал тот. – Тебе тут пройти всего одну остановку осталось.

– Ринат, ты что? – недоумевающе посмотрел на друга Юрий. – Доедем до меня. Тут всего метров триста и столько же обратно. Тебя это ни по бензину, ни по времени никак не затруднит.

– Юра, давай быстрее. Я тороплюсь, – ответил Ринат с явным раздражением.

Доводы друга были неоспоримыми, и действительно не существовало никаких особенных сложностей проехать лишние полкилометра; но поступиться своими интересами, пусть даже только условно, означало для Рината уступить, проиграть. Что-то в глубине души говорило ему, что он и без того сделал достаточно, подбросив Юрия до перекрестка, если же он еще довезет его к самому дому, то это будет уже проявлением излишней услужливости, даже как будто слабости, покорности, и это что-то внутри него настойчиво требовало, чтобы он высадил друга именно здесь, не сворачивая ни на метр от собственного маршрута.

Выйдя из машины, Юрий поднял воротник своей куртки, засунул руки в карманы и, проводив взглядом автомобиль друга, направился вверх по улице.

«Крутым начальником стал, – думал он про себя. – Ниже своего достоинства считает три минуты уделить, чтобы товарища домой завезти. Ха, говорит: “Я тороплюсь”, – а сам в клубе упрашивал нас с Денисом еще партию в боулинг сделать – все отыграться пытался. Друг называется».

Юрий хотел понять Рината, но не мог. Зная характер товарища, он даже не подумал бы обижаться, если нужно было ехать далеко, а значит, тратить бензин и время; но в данной ситуации Ринату ровным счетом ничего не стоило проехать по пустому городу еще каких-то два квартала, и такое открытое, ничем не обоснованное пренебрежение друга глубоко возмутило его.

Желая срезать путь, Юрий свернул в небольшой второстепенный проезд с разбитым в ямы асфальтом и совершенным отсутствием чего-либо хоть отдаленно напоминающего тротуар; впрочем, машины в этот поздний час уже не ездили, и он шагал прямо по дороге. Фонарей здесь не было вовсе, но свет, нисходящий от полного круглого диска луны, сияющего на безоблачном небе, и без них освещал улицу довольно хорошо. Юрий шел по одному из многочисленных частных секторов N-ска: справа и слева от него тянулись кривые глухие заборы, которые через равные расстояния упирались в возведенные еще до революции покосившиеся от старости одноэтажные деревянные дома, поставленные по-деревенски – фасадами в три окна на улицу. Ни одной души не было видно поблизости; все вокруг погрузилось в спокойную безмятежность ночи, тишину которой лишь изредка разрушали гулкие отрывистые звуки, долетающие откуда-то совсем издалека, так что природу их уже и нельзя было разобрать.

Оказавшись наедине со своими мыслями, Юрий углубился в раздумья о сегодняшней встрече с друзьями, и, как всегда в таких случаях, его вновь охватило мучительное недовольство собой. В памяти его в мельчайших деталях возникали различные моменты: разговор с Легковым, когда он в ответ на преисполненные радостью рассуждения товарища о преимуществах своей свободной жизни высказал мнение, что если у человека нет семьи – значит, с ним что-то не так; веселая беседа друзей о способности человека, в отличие от животного, разнообразить свои сексуальные отношения и свое замечание, что эта же способность к разнообразию, о которой они рассуждают с таким удовольствием, может проявляться также в виде всяческих извращений; вспомнил он и колкую иронию, отпущенную Ринату в отношении заставки на его телефоне; и свой намек на пошлость Легкова, который повел свою девушку на сомнительное тайское шоу. Юрий возвращался мыслями к каждой из этих ситуаций и ясно видел, что все его высказывания так или иначе содержали в себе какие-либо замечания, упреки, выливающиеся или в открытое недовольство друзей, или в молчаливые паузы.

Давно уже Юрий стал замечать в себе подобные проявления. Друзья прямо говорили ему, что он часто напрягает их своими разговорами, да и сам он видел, что так в действительности и было. Отчасти это его удивляло: шутки и подколки товарищей никогда не отличались мягкостью и даже наоборот – всегда были пошлыми и грубыми; но если откровенные оскорбления Рината или, к примеру, Легкова воспринимались всеми непринужденно и весело, то его, в общем-то, вполне корректные замечания неизменно рождали крайне негативные реакции друзей. Он пытался исключить такие моменты и с этой целью постоянно анализировал свое общение с товарищами, но, странное дело, чем больше проходило времени, тем чаще возникали подобные ситуации. Они появлялись вне зависимости от его воли, как-то сами по себе.

Вспоминая же сейчас случаи сегодняшнего вечера, почти во всех из них Юрий видел себя полностью правым. Он на самом деле считал нелепым вести свою девушку на пинг-понг шоу, и даже более того – готов был усомниться в развитости личности подруги Легкова, отправившейся с ним на представление, где женщины курят влагалищем; он действительно считал безрассудством для женатого мужчины выставлять на заставку телефона фотографию обворожительной голой модели; и он действительно был убежден в том, что к способности и желанию человека разнообразить свои сексуальные отношения стоит подходить с большей серьезностью ввиду возможных их крайне негативных проявлений. Во всех этих случаях Юрий мог упрекнуть себя только в своей несдержанности, неспособности промолчать, но никак не во взглядах, в которых он был искренне убежден. Но среди множества подобных ситуаций время от времени возникали моменты, возвращаясь к которым, он со всей очевидностью понимал, что высказывался исключительно для того, чтобы задеть друзей.

Случилось это и сегодня, когда он в разговоре с Легковым сбил с него восторженность своей свободной холостяцкой жизнью рассказом про существующее в американском обществе убеждение, что если у человека нет семьи – значит, с ним что-то не так. Эта ситуация отличалась от остальных тем, что Юрий сам не разделял занятой им точки зрения. В действительности он считал убеждение «если у человека нет семьи – значит, с ним что-то не так» глупым стереотипом закоченевшего в своем отсталом консерватизме общества. Если бы в любой другой ситуации кто-нибудь высказал подобное убеждение, он бы первый открыто восстал против него, но, несмотря на свою истинную позицию, в разговоре с Легковым занял совершенно противоположную точку зрения. И размышляя сейчас над этим, Юрий ясно увидел, что высказал это мнение не потому, что считал его справедливым, а исключительно для того, чтобы задеть товарища, подвергнуть сомнению и разрушить его ликование по поводу своего положения. Сегодня вновь в нем проявилось желание принизить друга, желание, которое он регулярно замечал за собой и которое доставляло ему всегда сильнейший душевный дискомфорт. Юрий упорно пытался определить для себя, почему поступает иногда подобным образом, и ничего не находил. Правда, такие моменты всегда возникали бессознательно, ненамеренно, но данный факт мало успокаивал его.

Всю дорогу Юрий был занят размышлениями о сегодняшней встрече с друзьями, о мотивах своего поведения и даже не заметил, как добрался до дома. На подходе к подъезду он полез в карман джинсов за ключами, но вдруг обнаружил в нем какой-то незнакомый предмет. Он достал его – это был телефон, тот самый, который он нашел у входа в клуб и о котором благополучно забыл, как только показал друзьям.

Юрий замер на месте. Его охватило чувство глубокого разочарования. Весь нахмурившись, до скрипа сжав зубы, он преисполненным болью взглядом уставился на телефон. С минуту он стоял, не думая ни о чем, лишь ощущая, как одно за другим вспыхивали в его душе тягостные переживания. Ему вдруг стало и стыдно, и гадко. В отвращении швырнул он телефон на засыпанный листвой газон и быстрым шагом, почти бегом заспешил домой.

Глава XI

Попрощавшись с друзьями у боулинг-клуба, Завязин отправился не в гараж, как сказал им, а в ближайший цветочный павильон. Заняв своей огромной фигурой все пространство крохотного киоска, он долго вертелся из стороны в сторону, не в состоянии остановиться на чем-либо одном среди окружающего его многообразия, чем не на шутку встревожил продавщицу, начавшую опасаться, как бы он невзначай не опрокинул какой-нибудь вазон с цветами. Решив вмешаться в происходящее, продавщица умело сосредоточила внимание растерянного посетителя на двух стоящих рядом вариантах, так что Завязин еще некоторое время колебался между шикарными нежно-голубыми астрами и букетом лилий, после чего купил три красные розы и поехал в ночной клуб.

Поздоровавшись на входе в заведение с охранником и контролершей билетов, Завязин прошел внутрь и, с трудом протиснувшись сквозь сплошную массу стоящих и движущихся во всех направлениях людей, устроился возле барной стойки, поближе к танцполу.

В клубе было шумно и весело. Вечер уже перешел в самую оживленную стадию. Расслабленные легким хмельком посетители до отказа заполонили собой танцпол, те же, кто не танцевал, увлеченно беседовали с новыми знакомыми, не замечая уже ничего из того, что происходило вокруг. Но никто в этой толпе не интересовал Завязина. Все его внимание было приковано к одной из трех площадок, установленных на возвышенности вокруг танцпола. На этих оборудованных шестами площадках, разогревая толпу и показывая пример, танцевали девушки в сетчатых колготках, туфлях на высоких платформах и блестящих костюмах, закрывающих лишь самые пикантные части их стройных изящных тел. И на одной из этих площадок, той, что была справа, ближе всего к Завязину, танцевала она.

Не отрываясь от нее ни на секунду, Завязин заказал бутылку пива и сместился ближе к условленному месту. Она ждала его: не прошло и двух минут, как взгляды их встретились. Больше она ни разу не посмотрела в его сторону, но Завязину казалось, что с этого мгновения она танцевала только для него одного.

Ее танец завораживал Завязина. Каждое ее движение, каждый изгиб, каждая частичка тела казались ему сейчас чем-то невероятным, недосягаемым, недоступным, и в то же время все это было ему очень близко, знакомо – было его. Завязин видел, с каким вожделением смотрели на нее мужчины, и в душе у него все ликовало от сладостного сознания обладания ею. И если все эти мужчины созерцали только невероятно волнующий танец умопомрачительной в своей сексуальности девушки, то для него этот танец был неотделим от ее личности: помимо движений тела он видел в нем ее чувства, ее эмоции, видел ее душу. Он забыл в эти мгновения обо всем. Только ее он ждал, и это ожидание будоражило его сознание, волновало так, как, пожалуй, мало что во всей жизни.

Когда танец закончился, Завязин взял цветы, сделал глоток пива из бутылки, к которой за все это время ни разу даже не притронулся, и направился к выходу. Она не хотела, чтобы они встречались в клубе, и поэтому он всегда ожидал ее на улице.

Завязин стоял на повороте в проулок, в котором располагался служебный вход в клуб. Дверь открылась, и появилась она: молодая, цветущая и, как всегда при встречах с ним, счастливая.

– Красные розы, – заметила она с улыбкой, когда Завязин протянул ей букет.

– Тебе они, наверное, уже надоели?

– Нет, – взяв цветы, улыбнулась она еще радостней. – Мне очень приятно.

Глава XII

Детство Глеба Завязина, сколько он себя помнил, прошло в разъездах. Отец его был крановщиком, и семья моталась по всему Союзу, от Риги и до Дальнего Востока, пытаясь захватить затухающие уже к тому времени стройки, на которых он мог бы побольше заработать. Мать же, имевшая за плечами только среднее образование да трехмесячные курсы медсестер, сопровождая мужа в его путешествиях по стране, занималась в основном тем, что подрабатывала в местных больницах на полставки или просто сидела дома, если не могла найти ничего подходящего.

Двух лет не проходило, чтобы семья не перебиралась в новый город, как правило, за тысячи километров от прежнего своего места жительства. Завязин по-разному переживал переезды: иногда он легко и быстро вливался в новый коллектив сверстников в детском саду, позже – в школе; чаще же так и не мог сойтись ни с кем, но уже с ранних лет обладая впечатляющим своей мощью телосложением, значительно выделяющим его среди одногодок, изгоем никогда не был, и если и держался особняком, то неизменно сохраняя независимость и чувство собственного достоинства. Он был единственным ребенком в семье, и, оказавшись на новом месте, родители всегда старались определить его в какой-нибудь кружок, чтобы мальчик не сидел дома с матерью. В разные периоды своего детства Завязин посещал секции шахмат, карате, плавания, хоккея на коньках, рисования, но хотя и достиг кое-где даже довольно приличного любительского уровня, так особенно ничем и не увлекся. Отчасти причиной этому были постоянные переезды, отчасти – то, что ни одно из занятий по-настоящему его не захватило.

Отец Завязина был высококвалифицированным рабочим, настоящим профессионалом, и со своим неоконченным средне-специальным образованием получал больше, чем работающие на тех же объектах инженеры. Деньги у него были всегда, и всегда в необходимом количестве; обладая к тому же впечатляющей наружностью статного красавца, он представлял собой уверенного в себе самодостаточного мужчину и, когда Завязину было семнадцать лет, покинул семью, оставив их с матерью вдвоем в N-ске.

Спустя несколько месяцев после того, как ушел отец, Завязин окончил школу, и его призвали в армию. Добросовестно отслужив положенный срок, он получил звание старшины, а по возвращении сумел поступить в университет на факультет городского строительства. Учеба давалась ему легко, но вскоре Советский Союз развалился, все стройки заморозили, и Завязин решил перевестись на ставший более востребованным юридический факультет. Однако, не отучившись на новой специальности и двух семестров, окончательно разочаровался в высшем образовании и оставил институт.

Уйдя из университета, Завязин занялся бизнесом. К тому времени он жил отдельно от матери, имел несколько единомышленников из числа бывших сокурсников и даже маленький капитал, который успел накопить, подрабатывая охранником. На эти деньги он приобрел инструмент и стал вместе с товарищами заниматься сборкой мебели на дому. Дело пошло: клиентов было много, и фирма приносила неплохую прибыль. Завязин встал на ноги, переехал из малосемейного общежития, где снимал комнату, в нормальную квартиру, а затем и женился.

Его будущая супруга Полина училась в педагогическом колледже на детского психолога и жила в одном с ним общежитии, где они и познакомились. Молодые люди дружили несколько лет и в полной мере успели насладиться безрассудной романтикой студенческих отношений, когда любовь возникает на одних искренних и ясных чувствах, не имея под собой никакой материальной подоплеки и не обусловленная ни прошлыми разочарованиями, ни безвыходными положениями последнего шанса, ни какими-либо обязательствами. Они были молодыми, совершенно свободными и в этой безграничной свободе юности пожелали быть друг с другом.

Жизнь молодоженов в первые годы после брака была по-настоящему счастливой. Завязин занимался полюбившимся делом и чувствовал себя вполне состоявшимся человеком; Полина же, окончив колледж, сумела устроиться на работу по специальности детским психологом в школе, и хотя получала немного, с тем доходом, который был у мужа, не особенно расстраивалась данному обстоятельству. Статус законных супругов и совместный быт с новой силой раздули пламя отношений Завязина и Полины, а после рождения дочки оно засияло как никогда ярко. Родители не могли нарадоваться появлению в семье нового человечка и, воодушевленные шедшими в их жизни одно за другим значительными и приятными изменениями, с упоением строили планы на будущее. Они всерьез уже задумывались о покупке собственной квартиры и о втором ребенке, но внезапные проблемы, начавшиеся на работе у Завязина, разбили все их надежды.

К тому времени в уже окончательно перешедшей к капитализму стране началось активное развитие рыночных отношений. Одна за другой в N-ске стали появляться крупные мебельные фирмы, предлагавшие клиентам целый спектр услуг, от широкого выбора материалов самых различных фабрик до дизайна интерьера. Эти фирмы быстро вытесняли небольшие специализирующиеся на каком-либо одном виде деятельности предприятия, и вскоре дело Завязина с товарищами совершенно заглохло.

Оставшись без работы, Завязин стал перебиваться случайными заработками, но, как ни старался, денег на то, чтобы оплачивать отдельную квартиру, не хватало, и супруги с маленьким ребенком на руках переехали к его маме. Лишившись постоянного дохода, семья подолгу могла сидеть вообще без средств, и очень скоро Полина вынуждена была тоже выйти на работу. Передав годовалую дочку на попечение свекрови, она оставила закрепленное за ней низкооплачиваемое место психолога в школе и устроилась продавцом в магазин одежды, где предлагали хоть какие-то существенные деньги.

Вскоре умерла мама Завязина, а затем последовало несколько трудных долгих лет, в течение которых он неоднократно терял работу, так что бывали периоды, когда семья жила на одну только Полинину зарплату продавца, не в состоянии позволить себе ничего помимо еды и предметов первой необходимости. Несколько раз в самые сложные моменты Завязин готов был уже совершенно отчаяться и опустить руки, но всегда рядом были жена и дочка: ответственность перед ними придавала ему сил, а их вера и любовь утешали. В конце концов после нескольких лет мытарств Завязин смог устроиться бригадиром в крупную строительную фирму, и вопрос денег перестал стоять в семье столь остро.

Начав получать стабильный доход, Завязин и Полина вновь вернулись к мыслям о втором ребенке. Оба они очень сильно хотели малыша, но несколько предпринятых ими попыток в итоге оказались неудачными. Супруги обратились к врачам, прошли не одну консультацию, и везде мнение докторов было одно и то же: все они в голос заявляли, что Полина, которой к тому времени уже подходило к сорока, ввиду своего здоровья не могла больше рожать. Оставив мечты о ребенке, супруги со временем смирились со своим положением. Жизнь их вошла в привычное русло, и казалось, теперь ничто не могло встревожить ее размеренное течение, но чуть меньше года назад спокойные воды Завязина были взволнованы ворвавшимся в них ураганом чувств. И ураган этот звали Любой.

Завязин познакомился с Любой случайно, во время одной из встреч с друзьями. В тот вечер они отмечали день рождения Легкова в ночном клубе, где она танцевала. Завязин по своему обыкновению не стал засиживаться допоздна и ушел раньше товарищей; оказавшись же на улице, заметил у входа симпатичную молодую девушку, дожидающуюся такси. Он подошел познакомиться, они разговорились, потом решили встретиться. Свидания следовали одно за другим, а спустя месяц безудержных рандеву Завязин неожиданно для себя обнаружил, что его отношения с Любой превратились в настоящий роман.

Это было впервые, когда у Завязина появилась постоянная любовница. Он изменял Полине, и изменял часто, но все его похождения были скоротечными и никогда не перерастали в длительные связи. Правда, на заре семейной жизни он пытался начать несколько продолжительных романов, но быстро отказался от них. Такие отношения всегда тяготили Завязина: они неизменно сопровождались ложью, необходимостью изворачиваться, хитрить, быть всегда настороже. Они требовали немалых эмоциональных усилий и при этом не давали ему практически ничего. Он не видел смысла в длительных связях с любовницами, потому что ему на самом деле нравилась собственная жена. Полина была действительно симпатичной девушкой: редко когда новые приятельницы Завязина (большинство из которых и вовсе составляли женщины, нанятые за деньги на одну ночь) оказывались привлекательнее супруги, и никогда настолько, чтобы дать ему повод всерьез задуматься о продолжительных отношениях на стороне. Никогда до недавнего времени.

Знакомясь с Любой в тот самый вечер возле ночного клуба, Завязин представить себе не мог, до какой степени эта девушка вскружит ему голову. Она была восхитительно красива, с великолепной фигурой, густыми пышными волосами, и ко всему прочему обладала изящным гибким телом, даря Завязину такие впечатления в постели, которые тихая и скромная Полина была попросту неспособна дать. Но главное – в свои двадцать два года Люба оказалась почти в два раза моложе Полины. Прожив с супругой всю жизнь, Завязин никогда не замечал, как сильно она состарилась; только встретив молодую, чем-то похожую на нее своим телосложением Любу, ясно увидел он масштаб произошедших с женой со времени их молодости перемен и был поражен разницей между ними.

Люба заняла все мысли Завязина, взбудоражила настолько, что месяц нескончаемых бурных встреч пролетел для него просто незаметно. Он понял, что в его жизни закрутился настоящий роман, только когда, придя однажды поздно вечером домой, не смог внятно объясниться с Полиной по поводу своего отсутствия. Попытавшись на следующий день все хорошенько взвесить, Завязин вдруг ясно осознал, что Люба стала частью его жизни. Такой частью, от которой он не мог отказаться.

Завязин решил быть осторожнее: он начал тщательнее планировать время своих свиданий с Любой; подбирал места, где их не могли встретить общие с женой знакомые; придумывал алиби, которые бы не оставили супруге поводов для беспокойства. Всеми силами он старался сохранять втайне от Полины свою связь на стороне, и некоторое время ему это вполне удавалось, но затем снова и снова стали возникать ситуации, при которых старательно скрываемая им часть жизни пробивалась наружу, выливаясь в итоге в скандалы, крики и слезы жены. Атмосфера в семье накалялась, с каждым месяцем делаясь все напряженнее, и от этого свидания с Любой становились для Завязина еще приятней. С ней ему не приходилось лгать, изворачиваться, взвешивать каждое слово; с ней он забывал о жене и не чувствовал себя виноватым.