355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Андрей Ливадный » Киберпространство » Текст книги (страница 3)
Киберпространство
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 00:00

Текст книги "Киберпространство"


Автор книги: Андрей Ливадный



сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Я не собираюсь оправдываться. – Тем не менее, твердо заявила она, принимая прозвучавший вызов. – Я не совершила ничего дурного.

– Да. Разве что нарушила с десяток законов Содружества.

– В моих действиях нет никакого злого умысла.

– Ладно. – С неожиданной легкостью согласилась ее собеседница. – Оставим эту тему. Тем более, что я тоже нахожусь тут инкогнито.

– Неужели? – Не поверила Эльза. – Мнемоники флота внезапно потеряли свои способности? Они не фиксируют работу энергетического поля?

– Ты умна. Конечно, мнемоники флота легко заметят энергетическую аномалию. – Женщина едва заметно улыбнулась. – В том случае если не будут заняты сканированием иной области пространства. – Добавила она. – У нас есть пять минут, чтобы договориться.

– О чем?

– Мне нужна твоя помощь. В обмен на услугу, я обещаю забыть, что видела тебя тут.

– Это похоже на сделку… – Эльзу насторожил такой оборот событий.

– Называй как хочешь. – Фантом присел на замшелый ствол поваленного дерева. – Чтобы рассеять твою подозрительность скажу: быть сильным мира сего не означает вседоступности и вседозволенности. Есть категория личных проблем, которые не подвластны даже мне. Не стану лукавить перед тобой, – много лет назад я потеряла человека, которого единственно любила, по-настоящему, без оглядки. Ты понимаешь о чем я говорю?

– Он в Логрисе? – Голос Эльзы все же дрогнул.

– Да.

– Миры Логриса закрыты.

– Думаешь, я не знаю об этом? Ответь, почему я обращаюсь к тебе?

– Хранители Логриса… Мои братья и сестры.

– Ты правильно расставила акценты. Именно – твои братья и сестры. Только ты можешь пройти среди них незамеченной, и провести меня в закрытый мир. Знаю, это так же противозаконно, как твое пребывание тут. Но… я не могу больше… – Ее голос внезапно выдал нотки настоящего волнения. – Ты когда-нибудь любила?

– Нет. – Честно ответила Эльза. – Но я понимаю о чем вы…

– Ты поможешь?

Наступила неловкая пауза.

Эльза действительно пребывала в нерешительности. Слишком неожиданный оборот приняли события. С одной стороны, что плохого в том, если она поможет любящему человеку увидеться с давно и безвозвратно потерянным прошлым? Но с другой, – существовал закон Логриса, нарушать который…

– Логрис к сожалению уязвим. – Будто прочитав ее мысли, произнесла собеседница. – Ежедневно фантомные миры подвергаются несанкционированным вторжениям. Это факт, и я то же могла бы обраться к услугам какого-нибудь кибрайкера, но не хочу, да и не имею права апеллировать к личностям с сомнительной этикой.

– Что вы хотите, конкретно?

– Только увидеть его, провести несколько часов в Логрисе, не рискуя инициировать скандал, из-за неопытности или болтливости тех людей, кто незаконно посещает фантомные миры. В этом, как ты выразилась "нет ничего дурного", верно?

Эльза поняла, что попалась.

Ситуация казалась ей безвыходной.

Отказаться? Но ведь ее стремление действительно не несет ничего дурного, так же как и мои исследования вертикалей. Она такая же заложница собственной страсти, как и я…

– Когда вы планировали попасть в Логрис?

Ее собеседница подняла взгляд. Рябь искажений более не вуалировала ее облик.

– Сейчас. Истекает последняя минута, из отпущенного лимита. Либо мы уходим отсюда вместе, либо…

– Не нужно угроз. – Решившись, прервала ее Эльза. – Я помогу вам. Просто как женщина женщине.

Глава 3.

Логрис. Периферия…

Человеческий мир всегда с легкостью можно отличить от логрианского.

Этот оказался на удивление жарким и пыльным. Казалось, что его хозяин совсем лишен фантазии, либо просто не удосужился произвести элементарные (с точки зрения затрачиваемых усилий) манипуляции, на создание чего-то более приглядного и комфортного, нежели жаркие пески пустыни, над которыми плавилось горячечное, знойное небо.

…Женщина лет тридцати, одетая в легкое, элегантное платье, подчеркивающее стройность ее фигуры, в некотором замешательства остановилась на берегу полноводной реки, которая несла свои радужные, разноцветные волны вдоль четкой границы знойных песков.

Сопровождавший ее фантом уже исчез, растворившись в радужных брызгах.

Она нахмурилась, глядя на знойный горизонт, потом перевела взгляд на свою обувь, понимая, что оделась явно не по погоде.

"Следовало узнать, что представляет собой его мир". – С некоторой досадой подумала она.

Что-то в облике молодой женщины вызывало ощущение неправдоподобности образа. Очевидно она не привыкла к состоянию растерянности, взгляд, остановившийся на изящной обуви, вдруг утратил мечтательный блеск и в нем проступило выражение спокойной взвешенной, холодной решимости.

Мысленно представив расстояние, которое нужно пройти под палящим солнцем, по щиколотки увязая в горячем песке, она вдруг упрямо поджала губы, на мгновенье прикрыв глаза.

"Хороша я буду, когда приползу к нему, измученная, растрепанная, мечтающая только о глотке воды…"

На миг вся затея показалась ей глупой и неуместной, однако мимолетные мысли уже давно не могли поколебать ее решимости. Просто не думалось, что придется что-то менять в его мире, по крайней мере до встречи. Но выбирать не приходилось.

В знойном мареве миражей внезапно появилась прямая как стрела лента скоростной автомагистрали. Еще мгновенье и на полосе движения материализовался силуэт "Гранд-Элиота".

Она открыла глаза.

"Ну вот, теперь уже лучше. Главное чтобы он воспринял это спокойно".

Выйдя на твердую поверхность, она сняла обувь, вытряхнула попавший в туфли песок… и вдруг ее глаза влажно блеснули, выдавая прежнее волнение.

Предстоящая встреча неодолимо манила и в то же время пугала ее.

Совсем как девочка перед первым свиданием…

А разве не так? Разве мысли не тянулись к нему через бездну разделившего их пространства, времени и неодолимых жизненных обстоятельств? Разве не приходил во снах его образ, утраченный, как казалось, навсегда?

Она села в машину, окунувшись в прохладу кондиционированного салона, а перед глазами стояла далекая туманная картинка: сумеречный паркинг базы РТВ, стробоскопические вспышки выстрелов орудия "Фалангера", разбитое ударной волной лобовое стекло точно такого же "Гранд-Элиота", ее дрожащие пальцы, сжимающие принадлежавший отцу кодон активации "Одиночки" [6]6
  Система «ALON» – буквальный перевод «в одиночестве» (интеранглийский). Кодовое название модуля независимого поведения. Использовался не только в киберсистеме серв-машин, но и в других видах боевой техники. Более распространенное название, ставшее общеупотребимым – «Одиночка».


[Закрыть]
, и его фигура, бесстрашно шагнувшая во тьму, навстречу неведомой, но смертельной опасности.

Стряхнув наваждение воспоминаний, она коснулась сенсора зажигания.

Водородный двигатель машины заработал беззвучно, лишь мягкая подсветка приборных панелей возвестила о том, что можно начинать движение.

Как непредсказуема наша судьба… Думалось ли ей что спустя десятки лет она сможет вновь увидеть его?

Каким он стал? Что изменилось в душе?

Сладкое, сосущее чувство непредсказуемости желанной встречи гуляло по телу, стягивало кожу на затылке мелкими мурашками тревожных, манящий предчувствий.

"Гранд-Элиот", набирая скорость, рванулся с места, устремляясь к далекому горизонту.

* * *

Прошло немало времени прежде чем среди знойных песков появился небольшой оазис.

Сначала она подумала, что это реальность играет с ней, пытаясь компенсировать несанкционированные изменения, но нет, яркая зелень растительности не являлась иллюзией, да и дорога, по определению ведущая к намеченной цели, не обходила стороной островок жизни, затерявшийся среди песков, а вливалась под сень раскидистых крон деревьев и исчезала.

"Гранд-Элиот" мягко свернул на аллею, где обжигающий свет, проходя сквозь кроны исполинских Раворов, терял свою яростную энергию, проливаясь в прорехи листвы косыми столбами, в которых кружилась мошкара.

Ее волнение достигло своего апогея.

Сейчас… Сейчас я увижу его.

Пальцы дрожали, с трудом удерживая руль.

Машина сбросила скорость и теперь медленно катилась среди искрящихся, перекрещивающихся световых лучей, а впереди так же медленно вырастал опрятный двухэтажный домик под черепичной крышей, перед которым раскинулся благоухающий парк: влажно отблескивали зеркальной поверхностью многочисленные пруды, деревья и кустарники, представляющие флору разных планет, сочетались в немыслимых для естественных условий комбинациях, и после унылого однообразия раскаленных барханов пустыни все это казалось особенно удивительным, привлекательным, ласкающим взгляд, обещающим покой и прохладу.

На краю парка особняком стоял небольшой храм, ступени ведущие к входу были припорошены песком. Строение резко диссонировало с пейзажем оазиса, – развернутое к пустыне оно возвышалось над барханами, будто немой величественный страж, хранящий незыблемость границ между мертвыми песками и буйством зелени.

Нет, он не изменился. Такие люди не меняются с годами.

"Гранд-Элиот" обогнул бассейн и остановился подле дома.

Она не сразу решилась выйти и некоторое время сидела, тщетно вглядываясь в прохладный сумрак террасы.

Ну, где же ты?

Два пустых кресла, низкий столик на котором стояла ваза с фруктами, оставленный на краю столешницы ноутбук, – все говорило о том, что хозяин где-то здесь, рядом, но почему он…

Почему проявляет осторожность?

Она вдруг улыбнулась. А как ты хотела? Ведь он наверняка заметил дорогу, проложенную через пески. Но чего ему опасаться?

С тихим шелестом водительская дверь "Гранд-Элиота" скользнула вверх и в сторону.

Она покинула прохладный салон машины и остановилась, оглядываясь вокруг.

Мир застыл.

Исчез ветер, не шевелилась листва, даже мошкара, до этого беззаботно роившаяся в ласковых столбах света, вдруг остановилась, словно кто-то незримый выключил голографическую проекцию.

Она медленно обернулась к террасе, понимая, что он увидел и узнал ее.

Господи…

Сердце оборвалось, ухнуло в бездну, дыхание перехватило, когда она увидела его, стоявшего всего в десятке метров, на ступенях террасы.

Миг потрясенного узнавания…

Она смотрела на него, понимая, что до боли помнит каждый лучик морщинок, разбегающихся от уголков глаз, его взгляд в котором читалось немое потрясение, как и прежде таил в себе глубокие, затаенные, не высказанные вслух мысли, – это был он, немного, совсем чуть-чуть помолодевший, но не утративший ни одной из черт того образа, что так долго и бережно хранила она в своей душе.

Тишина лопнула.

Обжигающий нервы шепот обдал ее горячей волной…

– Шейла?!...

– Илья… – Она не выдержала, рванулась навстречу, сбрасывая в этот миг весь опыт прожитых лет, вновь превращаясь в ту молодую женщину, которой он однажды дал право на осознанный выбор, дозволил заглянуть в глаза смерти и безнадежно, горько полюбить себя…

Нет она не бросилась ему на шею, но их дрожащие пальцы встретились, и мир вокруг вдруг вновь ожил, но теперь в эманациях окружающего пространства явственно чувствовались хрустальные, звенящие ноты, словно листва деревьев на миг превратилась в тонкое стекло, по которому бежали трещины воспоминаний.

Все могло либо рассыпаться в прах… либо обрести новый смысл.

Однажды такое уже было в их жизни.

Черта невозвращения, за которой скрывается неопределенность будущего.

Господи, как далек и в тоже время близок тот хмурый дождливый вечер, когда он распахнул перед ней дверь машины, еще не подозревая, что орбитальная оборона родной планеты уже пала под ударом Харамминов.

В такие моменты слова становятся лишними.

Горкалов был потрясен. Он понимал что человеческая жизнь не вечна, но почему-то не мог даже помыслить, что однажды вновь повстречается с ней – Шейлой Норман, дочерью друга, которую успел полюбить за те несколько дней, а если быть точнее – часов, что даровала им для общения смертельная угроза, обрушившаяся на все человечество.

Первый закон Логриса был нарушен.

Впрочем это случилось не сейчас, а намного раньше, поэтому ощутив эманации посторонней воли, которая изменила часть его реальности, проложив по ней скоростную магистраль, Илья не испугался, но насторожился.

Однако он мог ожидать кого угодно, только не ее…

– Как?... – Все же сорвался с его губ этот риторический в данной ситуации вопрос.

– Все в бренном мире имеет свое начало и свой конец. – Глаза Шейлы слегка замутились, потемнели, но прошла секунда и в них вновь вспыхнули искры внезапно обретенного счастья.

Его мир устоял. Он не выпустил ее пальцев из своей руки, и взгляд Ильи медленно оттаивал, возвращая тепло, он принимал данность, безоговорочно даруя ей право находиться тут.

– Пойдем – он указал на два кресла расположенные в тени террасы.

– Ты ждал гостей?

– В последнее время не знаешь, чего ждать. – Неожиданно ответил он.

Пальцы Шейлы выскользнули из его руки. Она села, откинувшись на мягкую спинку кресла.

Между ними еще звенела прочная, но преодолимая преграда внезапной напряженности, вызванная не только узнаванием, но и воспоминаниями, которые сейчас рвались из потаенных уголков двух душ, откровенно не чаявших встретиться вновь.

* * *

Долгий багряный закат расплескался над пустыней и оазисом феерией прощальных красок дня.

– Значит прошло почти сорок лет. И ты все это время управляла Конфедерацией?

– Ты не оставил мне выбора, Илья. – Губы Шейлы тронула легкая улыбка. – Когда тебя нашли в обломках "Фалангера", я думала что мир рухнул и… ничего уже не будет. Но кто-то должен был завершить начатое. Я оказалась единственной, с кем ты поделился планами, накануне битвы в Сфере. Ты рассказал мне о Логрисе, и нам действительно удалось не только отыскать его разрозненные компоненты в Рукаве Пустоты, но и собрать миллионы кристаллов воедино, реанимировав древнюю машину ксеноморфов. После падения Элианского узла связи Логрис оказался единственной системой, способной поддерживать сеть Интерстар в полном объеме.

– И вы решились на это?

– Решились. Хотя, по сути, у нас не было выбора. Только древняя машина логриан могла указать точные координаты планеты Харамминов и снять вуаль устройств, искривляющих метрику пространства вокруг шарового скопления. Мы освободили Инсектов и Логриан из рабства, уничтожили лже-логрис, поддерживающий владычество Квоты Бессмертных. – Она надкусила яблоко и вдруг добавила:

– Все эти годы, мне удавалось руководить Конфедерацией, благодаря тебе, Илья.

– Не понимаю. – Он вопросительно посмотрел на Шейлу.

– Ты научил меня главному. – Она поймала его взгляд и некоторое время удерживала его. – Никогда не сдаваться, идти вперед, но, среди проблем, противоречий, вынужденных жестких мер, никогда не забывать о милосердии. Помнишь как ты сказал мне эти слова?

Помнил ли он?

Память личности, помещенная в логр, безупречна.

Порой он действительно перебирал мысленные четки тех событий, но не ради ностальгического удовольствия, а в силу информационного голода, пытаясь понять, что было сделано правильно, а что нет, и какие последствия наступили в Обитаемой Галактике после того рокового сражения в Сфере.

– Да, я помню. Когда я очнулся, и понял что нахожусь в фантомном пространстве, то после долгих размышлений пришел к выводу: единственным носителем, способным сохранить сознание после смерти и обеспечить ему комфортную виртуальную среду, является Логр. Потом, спустя некоторое время, на периферии моего мира начали появляться фантомы людей, и я получил подтверждение своих умозаключений о реанимации Логриса. Это говорило в пользу победы человечества, и распространении новой для нас технологии. Но до сегодняшнего дня я не знал, сколько прошло времени и как на самом деле развивались события.

Илья Матвеевич откинулся на спинку кресла. Чувствовал он себя не совсем уютно, ощущения спонтанной дрожи, то и дело пробегали щекотливыми мурашками. Он смотрел на Шейлу и все глубже погружался в воспоминания.

– Только не подумай, что я пришла просто навестить тебя…

– Шейла…– Он вскинул взгляд, мучительно пытаясь понять – что мешает ему просто радоваться ее появлению, отчего каждая струнка души вдруг натянулась, готовая лопнуть… хотя все должно быть иначе.

– Илья, я знаю. – Безупречно подхватив его мысль произнесла Шейла, – Между нами все еще лежит вечность. Я прожила сложную жизнь, у меня был муж, – помнишь лейтенанта Сокуру?

– Николай? Пилот "Хоплита" с базы РТВ?!...

– Да. Сейчас он адмирал. Новый президент Конфедерации Солнц. Он решил, что способен нести это бремя. Процедура генетического омоложения сейчас так же доступна как и технология Логров.

– Я должен спросить… – Илья внимательно посмотрел на Шейлу.

– Почему я не сделала этого? Не прошла генетического омоложения? – Дополнила она прерванную фразу.

– Да.

– На то было много причин, Илья. Позволь я поживу у тебя пару дней? – Неожиданно попросила Шейла. – За две минуты всего не расскажешь… да и некуда торопиться.

Илья кивнул. Он не произнес ни слова, потому как чувствовал: не настоящее и даже не вероятное будущее, а прошлоеворвалось в сознание с ее появлением. Откровенно – он никогда не ждал подобного оборота событий, и теперь, глядя на нее, не находил в знакомых чертах отпечатка прожитых лет, – взгляд Шейлы оставался так же чист, безоблачен, беззаботен, как много лет назад, ее образ входил в противоречие со словами, словно являлся генерацией его собственной памяти о ней…

Наступила неловкая пауза, которую первой нарушила она:

– Илья, ты осуждаешь мой поступок? Думаешь о законах Логриса, сформулированных не нами? Брось… Отставь эти мысли. Просто прими все как есть и увидишь – у нас с тобой все сложиться.

Горкалов не нашелся что ответить. Он ощущал двойственность и упрекал себя за излишний прагматизм, когда нужно просто поверить – вот оно, счастье, о котором ты даже не мечтал…

Он встал облокотился о перила и ответил:

– Шейла, прости… Я должно быть слишком привык к одиночеству.

– Я понимаю. – Она тоже встала и подошла к нему, но не прикоснулась, лишь обдала знакомым запахом духов.

Неужели за столько лет она пользовалась только ими – невольно подумал Илья и тут же мысленно себя одернул: Опять? Опять пытаешься анализировать то, во что нужно верить?

– Я по большому счету не нарушила законов виртуальной вселенной, – произнесла Шейла, так же облокотившись о перила. – Никто и никогда не утверждал, что личность должна быть замурована в логре. Эту догму придумали мы сами.

– Хочешь сказать – внутреннее пространство Логриса должно быть открытым?

– Ну я же пришла к тебе в гости… – Рассмеялась Шейла. – Да, злоупотребив властью, но кому от этого стало хуже? – Она искоса посмотрела на Илью и добавила:

– Побудь один.

– А ты?

– Уже поздно. – Она указала взглядом на темнеющее небо.

Горкалов понял намек.

В душе вдруг все похолодело.

– Пойдем. – Сделав над собой усилие, погасившее вспышку эмоций, ответил он. – Я покажу тебе дом, комнат в нем много, сама выберешь, какая по вкусу.

* * *

Над далекой линией горизонта вставал величественный диск звезды.

Шейла спала. Илья же не сомкнул глаз: он лежал, прислушиваясь к звонкой, царящей в доме тишине, и думал, не решаясь сделать рокового шага.

Наконец он не выдержал и резко сел в постели.

Приучить свое сознание к процессу сна было непросто. Зачем нужен сон бессмертному рассудку, у которого не осталось нуждающейся в отдыхе физической оболочки?

Однако Горкалов заставлял себя спать. Вопреки ощущению вседозволенности, абсолютной власти над окружающим тебя пространством, он прилагал много казалось бы не нужных усилий, чтобы превратить существованиев жизнь.

Это удалось далеко не сразу.

Безграничная власть над пространством – это прекрасно, но не следовало распускать собственный рассудок понятиями вседозволенности. Горкалов осознавал, что является одним из первых людей, кто попал в Логрис. На первых порах ему было очень сложно. Невыносимо сложно заставить себя жить, мыслить, посреди безвременья, неопределенности, ведь все, чем он дорожил, осталось за неодолимой чертой физической смерти и, если бы не знания о Логрисе, полученные еще до вторжения Харамминов на Элио, он бы не выдержал, сошел с ума, в бесконечных коллизиях безропотно подчиняющего любому мысленному приказу пространства.

Встав, он умылся, потом прошел по внутреннему балкону второго этажа, заглянул в приоткрытую дверь комнаты, куда накануне проводил Шейлу.

Она спала…

Некоторое время Илья стоял, молча глядя на нее, потом резко развернулся и, спустившись по лестнице, вышел на террасу.

Почему между ними стояла звонкая, явственно ощутимая в мыслях преграда?

Может виной тому моя настороженность? Ведь окружающее пространство подчинено моиммыслям. Не оттолкнул ли я ее своей излишней подозрительностью?

Илья облокотился о перила.

С одной стороны все выглядело просто и естественно.

"В таком случае я веду себя как…"

Мысль оборвалась.

Вихрь воспоминаний поднимался из потаенных уголков сознания, порождая совсем иные мысли:

"Логрис...

Он мертв и логичен.

Он смотрит на нас, а мы уже не существуем, ибо перешагнули ту грань, которая отделяет реальное от вымышленного.

Мир, созданный силой мысли. Что может быть прекраснее, загадочнее, величественнее и непостижимее его?

Иногда мне кажется, что он действительно прекрасен, как сладчайшая из грез, а иногда он становится отвратительным, как самый изуверский кошмар, но в том и заключается величайшее достоинство этого места, что ни один порыв сознания не может своим дуновением отсюда поколебать даже самый крохотный камушек настоящего мира. Внешний мир закрыт для нас, ибо он хрупок, мы же сильны, и существует лишь малая доля существ, сумевших осознать его хрупкость и свою силу. Остальные все еще ищут себя, совершая разные поступки, но, хвала Логрису, уже не там, а здесь.

Наше жизненное пространство раскинулось в новом измерении, будто старая добрая Вселенная перестала существовать... А может быть, так и есть? Не знаю. Не уверен. Сейчас, мысленно записывая эти строки, я, признаться, уже не совсем помню, что такое реальный мир. Сколько прошло лет... или, быть может, наносекунд?... с тех пор как я в последний раз дышал, любил, осязал ТАМ...

Не могу сказать. Могу лишь заглянуть в бездну собственной памяти и посмотреть, когда я отдал себя Логрису, но делать это не хочется.

Удивительно, как поздно начинаешь постигать многие истины. Например, ты всегда знаешь, когда с тобой что-то случается в первый раз, но разве можно предугадать, когда то или иное действие будет совершено в последний? Наверное, в этой непредсказуемости, в полном или частичном неведении своего будущего и кроется смысл жизни.

Только попав сюда, я с ясностью понял, что смысл жизни – в ее окончательности. Постоянно тяготеющий над нами призрак физической смерти заставляет жить, он дает стимул созидать и разрушать, стремиться к чему-либо, успеть сделать как можно больше до того момента, как физическая смерть заберет тебя.

Открыв принцип реинкарнации, мы разрушили этот естественный закон, а вместе с ним и психическую устойчивость нашего общества. Первая волна реинкарнаций не принесла ничего, кроме радости, – ведь дети, собиравшиеся со дня на день навечно расстаться с родителями, внезапно вновь обрели своих близких. Да, они вернулись из Логриса триумфаторами, победителями над смертью, и... что получилось из этого?

Сначала была радость, ощущение победы над вечностью, потом пришло разочарование и чудовищный, массовый срыв.

Психология живого существа, как известно, ориентирована на выживание вида в целом – такой постулат заложен в наше подсознание эволюцией, но эти же законы развития постулируют и наступающую в конце концов неизбежную смерть отдельного индивида. Это понятно. Но ведь именно данный столп подсознания, как выяснилось, и был подрублен открытием вечной жизни.

Появилось первое поколение "молодых старцев" с юным телом и ветхим разумом. После первого мига упоения наступило бессилие и родился вопрос: что дальше?

Отнять сделанное тобой в течение прошлой жизни у своих потомков и снова пользоваться этим, или начать все с нуля, будто ты, и вправду, молод? Но где взять те надежды и иллюзии, которые движут молодыми в поиске самих себя, где взять оптимизм, жизненную силу, когда в тебе – жизненный опыт, знание, привычка к трезвому расчету, и на общество ты смотришь со здоровым цинизмом мудрого человека?

Первая реинкарнация породила, как оказалось, кроме первого всплеска эйфории, еще и множество злых, надменных и жестоких существ. Они были юными, впереди у них лежала новая вечность, но они уже знали цену жизни, обществу, отдельным поступкам.

Вторая и третья реинкарнации взорвали наш мир и привели к созданию Логриса сегодняшнего, – не извращенной искусственной матки, постоянно выплевывающей в жизнь обновленных старцев, а мира внутри мира, – оборотной стороны реальности, где обитают бессмертные души, у которых отняли способность вставать поперек дороги молодым растущим поколениям и перекраивать реальный мир в угоду своим амбициям.

Я не жалею, что ушел жить сюда. Я не жалею о том, что вместе с другими создавал Логрис, ибо вокруг себя я вижу живых современников, которые просто сменили среду обитания на более приемлемую и безопасную, как для них, так и для реального мира. Здесь есть все, начиная от ощущения голода или сытости и заканчивая возможностью вести любые проекты, создавать что-то новое, или бесконечно переделывать старое, реализовывать себя и оставаться при этом самим собой: добрым или злым, здоровым или ненормальным, – ведь Логрис бесконечен и способен вместить в себя любую причуду.

Когда я участвовал в создании Логриса, то многие говорили: ты называешь срок смерти, ставишь планку ограничений над головами миллиардов существ.

– Ничуть, – отвечал им я, первый из первого поколения реинкарнированных.

Да. Нужно стремиться к тому, чтобы жить долго. Настолько долго, покуда хватит желания жить. Потом, когда плоть одряхлеет, разум устанет и тебе станет трудно, день ото дня все труднее и труднее, не насилуй себя, не цепляйся за свой страх, – просто скажи себе: я устал, и уйди, дай дорогу следующим, ибо вечность, заключенная в тесном узилище плоти, какой бы соблазнительной она ни казалась, – это ловушка для разума.

Приходи. Пространство Логриса примет тебя, и сотни новых реальностей откроются перед тобой, ты продолжишь начатый путь, но уже в иной ипостаси, в такой, которая в силу своей мудрости, усталости и рожденного опытом цинизма не сможет нарушить реального, не погубит тысячи, миллиарды существ собственной амбицией.

Приходи на носители Логриса, который переживет коллапс всего мироздания, и, быть может, мы снова захотим жить в реальном мире, родившись младенцами в новых горячих Галактиках после следующего Большого Взрыва.

Но не дай загнать себя в ловушку Вечности, оставаясь в тесной связи с миром физическим, – там, где царит окончательность, ты погибнешь, твоя душа измельчает, изотрется и умрет. Ты принесешь горе, и горек будешь сам…"

Эту запись, попавшую в руки Горкалова еще при жизни, накануне вторжения Харамминов, он запомнил навсегда.

Она объясняла саму суть, истинное предназначение сверхмашины логриан, о существовании которой сохранились только легенды да разрозненные свидетельства поисковых кораблей, встречавших в Рукаве Пустоты скопления непонятных кристаллов.

Илья Матвеевич все острее ощущал как чувство тревоги буквально гложет его рассудок. В конечном итоге он нес ответственность за возрождение Логриса. Шейла не зря упомянула, что реанимация древней машины стала возможна лишь как продолжение егозамыслов.

Шейла…

Мысли о ней причиняли невыносимую боль.

Она, по мнению Горкалова относилась к тем людям, что не терпят предательства и фальши.

Но это утверждение противоречило факту ее появления тут.

Кто же из нас на поверку окажется предателем?

Илья спустился по ступенькам террасы и, не оглядываясь, пошел к далекому горизонту.

* * *

Он остановился на берегу разноцветной реки, там где брала начало проложенная Шейлой дорога.

Горкалов был сосредоточен и хмур.

Говорят, что глаза, – это зеркало души человека. В таком случае Логр, справедливо назвать объемной проекцией сущности, единения души и разума.

Пространство, где долгие годы существовал рассудок Ильи, не являлось исключением из правила. Пески пустыни олицетворяли моральный барьер, культивированное еще при жизни одиночество, за которым, доступный лишь немногим, внезапным миражом открывался оазис его души.

Воспоминания о древней записи, попавшей в его руки и расшифрованной много лет назад, заставили Илью Матвеевича действовать решительно.

Нет времени на медленные танцы.

Однажды он сказал эту фразу Шейле. Теперь повторял самому себе, чтобы заглушить растущее изнутри чувство обиды, несправедливости происходящего.

Он считал, что древний закон Логриса реанимирован вместе с миллиардами фантомных вселенных, но, как видно, ошибся. Информационный вакуум, в котором пребывало сознание, сыграл с ним злую шутку: обычно уравновешенный, принимающий только здравые, продуманные решения, Илья сейчас действовал спонтанно, полагаясь на интуитивное чувство, которое вполне могло обмануть.

Некоторое время он всматривался в бурные потоки, но не увидел там смутных, похожих на тени фантомов, которые время от времени появлялись средь сверкающих брызг.

Ты принесешь горе и горек будешь сам…

Возможно, закон Логриса устарел и более не соответствовал данности, по крайней мере в человеческой оценке причин и следствий?

Илья сконцентрировался. Принадлежащая ему реальность покорно поддалась воле хозяина, и пески пустыни вдруг начали отступать, образуя растущий на глазах залив.

Сверкающие потоки внезапно утратили свое стремительное течение, часть из них хлынула в освободившееся пространство, вскипая мгновенными водоворотами, на том месте, где секунду назад возвышались отлогие барханы.

Это должно было подействовать.

"В том случае если я правильно разгадал значение самой реки" – мысленно поправил себя Горкалов.

* * *

Он не ошибся.

В субъективном восприятии прошло совсем немного времени, прежде чем над волнующейся поверхностью новоявленного залива внезапно появились три призрачные фигуры.

Они целеустремленно направились к Горкалову, но Илья ждал их появления, мысленно подготовив себя к встрече. Сейчас он был спокоен, – полная концентрация воли в минуты опасности являлась одной из отличительных черт характера бывшего полковника ВКС Конфедерации Солнц.

Его мир подтверждал, что Илья не утратил способности к самоконтролю, – небо над пустыней и заливом по-прежнему оставалось ясным, ни одного хмурого облачка не появилось на горизонте, ветер утих, как будто не существовал вообще, и приближение фантомных фигур не встречало никакого сопротивления.

Он смотрел на них, стараясь воспринять целостный образ, не сосредотачиваясь на деталях понять, насколько верно его разум истолковал сам факт периодического присутствия этих призрачных фигур в бурных, сверкающих потоках?

Молоды. Очень молоды. Лица спокойны, но не равнодушны. Ни в руках ни в складках ниспадающих одежд не заметно каких-то технических средств защиты, либо нападения.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю