Текст книги "Хроника барона фон Дитца"
Автор книги: Андрей Воронов-Оренбургский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)
Рыцарский дух Священной Германии неистребим! Это мы – потомки благородных ариев. Это мы немцы – избранный Господом Богом народ, на который возложена Небом великая миссия! Мы очистим Германию, Европу, а затем и весь мир от иудейской проказы и предадим её очистительному огню!
Мы, национал-социалисты убеждены: это дьявольски продуманная, тщательно организованная акция, связанная с расчисткой Германии от немцев, для того, что бы в конце концов полностью оккупировать её еврейством со всего мира!
Эта политика Веймарской республики, проводимая предателями Германии, которые продали и друзей и союзников, свои души и кровь – подлежат уничтожению, как и те, кто её приветствует!
Имеющий уши да услышит…Такая политика проводится до сего дня, потому, что эти кабинетные крысы боятся нашего немецкого духа и наших беспощадных штыков возмездия. Поэтому они делают всё, чтобы разрушить немецкий порядок и элементарную, человеческую справедливость, лишив вас работы, заработка, социальных прав и защит, лишив должной медицинской помощи и образования ваших детей, лишив человеческого достоинства и надежды на лучший завтрашний день!!
Но мы – немцы, без справедливости и порядка жить не можем! Или что же?? Мы безропотно примем их гнусную доктрину, что мы, немцы, люди второго сорта?! Что наш интеллект ниже их?..Или признаем, что иудеи захватывают должности и власть благодаря своему всепроникающему влиянию и определяют всю нынешнюю политику нашей страны? А мы! Мы будем тупо, как свиньи копаться рылом в дерьме в поисках желудей!!
Scheibe! Scheibe! Scheibe! Но разве только в них проблема Германии? Я к вам обращаюсь, мой обманутый, многострадальный народ! И снова в десятку! Браво! Да, в нас! Мы до сих пор смотрим на это всё, сидя за полупустой кружкой выдохшегося пива, без пфеннига в кармане, и лишь в пустую, сотрясаем воздух! А надо действовать, чёрт возьми! Действовать!! Надо достать из ножен мечи!! Собакам собачья смерть!
И последнее! Это обязан глубоко понять каждый немец. Чтобы чувствовать боль и страдания немца надо быть чистокровным немцем. Быть обязательно немцем по духу. Надо впитать с молоком матери любовь к Отечеству, к своему народу, своей крови! Сегодня немецкое государство руководимое, выжившим из ума, безвольным стариком Гинденбургом и его приспешниками, – является орудием геноцида и истреблением нашего народа. Орудием подавления германского духа и самосознания, орудием ограбления немецких природных и культурных богатств. Сегодня Германии в срочном порядке необходима беспощадная чистка, перековка германской нации, а с нею и однозначная смена политической власти.
Поэтому, наша партия НСДАП, как и прежде призывает всех мыслящих, здоровых мужчин и женщин, всех патриотов, – встать в её спасительные стальные ряды.
Мы национал-социалисты объявляем всей этой чужеродной расплодившейся нечисти, новый Крестовый поход!
Глава 4
« Один народ! Одна Империя! Один фюрер!» Это воззвание Гитлера к нации стало для Отто фон Дитца и Германа Шнитке, как и для миллионов немцев непререкаемым догматом. От этих откровенных решительных слов вождя, они испытывали, как и другие молодые офицеры Фатерленда, терпкую гордость за своё, поднявшееся с колен Отечество, и какой-то ещё сладостный, чарующий прилив сил, точно они испили из магической чаши Грааля волшебного зелья, самого желанного и самого сильного, какое только когда-нибудь знал мир.
* * *
Это случилось в 1939 году…Гитлер продолжил оказывать сильное давление на Польшу, стремясь получить разрешение на строительство экстерриториального шоссе через Польский коридор в Восточную Пруссию. Так же он требовал возвращение Данцига в составе Германии. Эти претензии Гитлера сопровождались даленейшими дипломатическими манёврами в январе и марте того же года.
На эти дипломатические инициативы Варшава ответила отрицательно, справедливо полагая, что они являются лишь предлогом для немецкой территориальной экспансии в отношении Польши. Поляки беспокоились, что Германия попытается осуществить на Польшу такое же дипломатическое давление, какое она оказывала на Чехословакию.
…К концу марта 1039 года немецкие дипломаты уже не прибегали к показной мировой риторике. Гитлер объявил высшему руководству Вермахта, что « Польский вопрос» будет решён военным путём. Тогда же англичане объявили, что гарантируют безопасность Польши в случае немецкой агрессии.
Перспективы у Польши были откровенно мрачными: Великобритания, при всём своём благожелательном отношении, не могла представить реальную военную мощь. Соседи Польши так же не хотели ей помочь, боясь навлечь на себя гнев непредсказуемой Германии. От гипотетической поддержки СССР польские политики так же отказались, потому, что были уверены: любая советская военная помощь неизбежно придёт к оккупации польских земель.
Тем временем с учётом успехов немецкой дипломатии и очевидной нерешительности и слабости Франции и Великобритании, Сталин начал размышлять о соглашении с Германией. По результатам Первой мировой войны СССР так же потерял территории в Восточной Европе, и, как и Германия, хотел бы подвергнуть ревизии установленные на тот момент государственные границы. И хотя идеологии нацистской Германии и коммунистического СССР были диаметрально противоположными, интересы этих двух держав в 1939 году оказались схожими.
Большая часть восточной Польши со времени произошедших в XVIII веке и до 1918 года разделов находилась под властью России. Так же в данном регионе проживало много белорусов и украинцев. Эти обстоятельства давали основания для выдвижения претензий на данные земли. Кроме того Иосиф Сталин стремился вернуть под свой контроль бывшие « окраины Российской империи» – страны Прибалтики, Бессарабию и Финляндию. Летом 1939 года немецкий посол в Москве начал активно зондировать политическую ситуацию на предмет возможности заключения советско-германского соглашения.
25 августа 1939 года имперский нарком иностранных дел Иохим фон Риббентроп и советский нарком иностранных дел Вячеслав Молотов объявили, что Германия и СССР подписали Договор о ненападении. Это сообщение вызывало настоящий шок, эффект разорвавшейся бомбы, поскольку никто, даже в горячечном бреду, не мог даже предположить, что эти идеологически непримиримые антиподы пойдут на компромисс. И для Гитлера, и для Сталина этот союз был временной мерой и значительной степени являлся фиктивным, что и подтвердилось два года спустя.
После заключения пакта Молотова-Риббентропа уже ничто не мешало Гитлеру вторгнуться в Польшу. Фюрер был убеждён, что лидеры Британии и Франции любой ценой попытаются избежать войны, и что, даже если они предпримут какие-либо шаги, их действия будут нерешительными и неэффективными. Твёрдая позиция победителей в Первой мировой войне – Франции и Великобритании – возымела бы действие, но Вермахту дали возможность продемонстрировать свою боеспособность в деле. Зажатая между гитлеровской Германией и сталинской СССР, слабая Польша представляла собой идеальный объект для агрессии. И делёж желанного « пирога» не заставил себя ждать.
* * *
…Отто хорошо помнил это волнующее время и пылкие воинственные настроения, которые переполняли их молодые сердца. На душе было и светло и весело, и чуть-чуть тревожно и боязно, совсем, как перед экзаменами. Они, выпускники танкового корпуса, командиры боевых машин, чувствовали себя полубогами, практически непобедимыми с 37-мм орудием и двумя пулемётами чехословацкого производства. Тысяча залпов чертей! Всех их переполняла гордость, когда они получили под своё начало эти новые танки 38 (t). Они восхищались бронёй, не понимая ещё, что она для них в настоящем бою – лишь моральная защита. Увы, при необходимости эта броня могла оградить лишь от пуль, выпущенных из стрелкового оружия.
В памяти навсегда застрял тот славный денёк, когда они приехали из корпуса в Берлин на побывку. В то время начались офицерские краткосрочного отпуска, в которых перебывал едва ли не весь их танковый полк. За плечами остались изнурительные моторизированные манёвры на полигоне в Путлосе, Ордуфе и в Гольштейне, где проводились настоящие стрельбы из таких пушек и пулемётов, а так же учения с пехотными частями.
…На дворе стоял тёплый, ласковый вечер. Предзакатные солнечные лучи играли в пятнашки с зелёной широколапчатой листвой светлокрылых платанов, пронизывая червонные спицами могучие кроны.
…Их прогулочный, с открытым верхом « мерседес» снизил скорость. Рубиновая стрелка спидометра быстро, как стрекоза, спустилась до 80, потом 70, 50…Впереди уже замаячили голубые и красные буквы « Тарзан. Белая обезьяна» , светившиеся в сумерках над входом в прохладный, приземистый каменный грот с бордовой черепичной крышей. Перед пивным гротом, словно усталые осы возле улья, припарковались несколько легковых машин, с десяток мотоциклов и пикап-грузовик, большая часть бежевой краски которого уже слупилась до карминовой грунтовки.
Седовласый водитель « мерседеса» старина Клаус мягко завернул на асфальтовую площадку стоянки и выключил двигатель. Урчание мотора тот час же сменилось весёлыми выкриками подгулявших посетителей, хохотом и бравурными звуками рояля, которому игриво вторил добрый баварский аккордеон.
– Отлично, Клаус, прямо в цель. Машину отгони в гараж. Забирать нас не надо, верно, Герман?
– ?– старина Клаус с вислыми плечами, в полувоенном френче времён Кайзера, вскинул седые брови.
– Мы сегодня в свободном полёте, – Отто сверкнул длинной волчьей улыбкой и, хлопнув задней дверцей, добавил. – Одному чёрту известно, куда нас сегодня ещё занесёт. Трогай, старина. Но не забудь заправить бензином моего скакуна. Возможно, завтра мне потребуется полный бак.
– Не извольте беспокоиться, господин барон. – Старина Клаус почтительно склонил голову. « Мерседес» так же послушно и мягко, как хорошо выдрессированный сильный хищный зверь, приглушённо рыча, тронулся с места и вырулил на широкое оживлённое шоссе.
– Майн Готт! – Отто хлопнул в ладоши. – Наконец-то вырвались на свободу! Рад, что ты сегодня со мной, дружище! – он подмигнул, улыбавшемуся Шнитке и, приветственно махнув двум охранникам заведения, подхватил Германа под локоть.
– Тебя, я вижу, знают здесь? Не терял время?
– Каюсь, грешен. Наследил и тут. Ха-хаа! Шире шаг, дружище! Неплохой водопой утолить нашу бронетанковую жажду.
– Браво! Узнаю Отто фон Дитца! Я воль, гер командир. Когда они вошли в обширный зал, где под сводчатым потолком стлался сигаретный дым, их оглушила музыка и громкие выкрики-разговоры офицеров Люфтваффе находившихся там – семеро играли в карты, двое у большого бильярдного стола; один у ореховой стойки бара – поднял на них розоватые, налитые шнапсом глаза и широко осклабился, как старым друзьям:
– Чёрт побери! Господа, в нашем полку прибыло! Привет бравым парням из Панцерваффе! Я предлагаю выпить нам всем за офицеров, павших за наш священный Фатерланд! Гром и молния! Лучше отомстить за погибших, чем их оплакивать!
– Рэдлих, лучше будет, если ты помолчишь, будь я проклят! – крикнул ему из-за карточного стола с чёрной повязкой через левый глаз старший офицер. – Напился, молчи! Не мешай слушать музыку. В закрытый рот муха не залетит.
– Уха-ха-хааа!
– А тут весело, – усаживаясь за свободный стол, усмехнулся Герман.
– Убедился? – Отто грохотнул стулом. – Точно так, в « Белой обезьяне» не дадут скучать. Это заведение Ганса Фуггера. Рачительный толстяк, туго знает своё дело. Как видишь, его богадельня в дали от охотничьих троп военного патруля, коий по поводу и без повода трепет нам нервы. Но главное у Фуггера здесь отличный выбор. Более тридцати сортов отменного пива.
– И, похоже, об этом пронюхали не только летуны из Люфтваффе?
– Из военной комендатуры, тут тоже бывают фуражки. Но нам танкистам СС, это всё равно, как дождь под зонтом. Вот, что значит быть под крылом Рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера.
– Да…здесь с тобой не поспоришь. После « Ночи длинных ножей» …СС по достоинству отмечена фюрером.
– В том-то и дело! Отдельная элитная структура с огромными правами и возможностями. Но, что первостепенно…
– Ты и я…
– Составные звенья этой мощной структуры.
– Вот за это и выпьем! Ну, так где ваше хвалёное пиво, барон? Я весь в предвкушении… – Шнитке бросил взгляд на свои часы и притворно нахмурился. – Если так дело пойдёт и дальше, то боюсь, я вернусь домой с пустым желудком и трезвой головой.
– А ты не бойся, – барон полез во внутренний карман чёрного эсэсовского кителя, извлекая пухлый кожаный бумажник. – Дальше всё пойдёт как надо. И знай, дружище, мы в этой барсучьей норе не задержимся.
– ?? – Герман изумился загадочному тону фон Дитца. « Но, чёрт возьми, это же Отто! Тот ещё тактик и стратег в одном флаконе. То ли ещё будет!..»
– Ты, как всегда предпочитаешь « Берлинское» светлое? Четыре кружки, – Отто отдал заказ, давно стоявшему рядом опрятному официанту. – Стоп! Это не всё, любезный. И побольше жаренных на углях свиных колбасок…Да кассельских. Нет! Дармштадских с чесноком, с поджаркой и острым соусом.
– Один момент. Будет исполнено, господа.
Вышколенный официант скользнул, как угорь, между столами с белыми скатертями. В ожидании заказа они закурили. После нескольких секунд тишины один из игроков ударил кием по бильярдному костяному шару. Удар прозвучал, словно выстрел…
– Prost! Abkacken… – грязно выругался один из игроков, худой и высокий, похожий на ружейный шомпол офицер в белой рубахе и форменных галифе на широких чёрных подтяжках; на голенищах его сапог сверкали сабельные блики; на бархатной тулье фуражки, как утренняя звезда сияла серебристая, крылатая кокарда Люфтваффе. У него был тягучий характерный восточно-прусский выговор.. – Эх, чтоб тебя…Но, по крайней мере, я подпортил тебе удар, а, Вальтер?
Этот обмен « любезностями» заглушил маленький бойкий оркестрик, что располагался на подиуме у дальней стены на фоне темно-красного полотнища с белым круглым сердечником, в центре которого красовалась жирная паукообразная чёрная свастика.
* * *
…Ужинали шумно, с аппетитом. Пили пенное, янтарное пиво из высоких, богемского стекла кружек. Заедали прозрачными ломтями алой форели. Обжигались о кровяные, с пылу с жару, лопавшиеся, истекавшие соком, свиные колбаски, с поджаристой хрустящей корочкой. То тут, то там за столами, в общих тостах, – звучала хвала фюреру. Офицеры отдавали должное его стратегическому уму, трудолюбию, государственной мудрости, его стоической верности национал-социалистическому делу и непримиримости к врагам Рейха.
Отто и Герман хмелели от выпитого, млели от обильной еды. В пивной Ганса Фуггера чувствовалось общее единство воинского духа. Каждый из присутствующих, был обязан своей карьерой – великому Вождю. Каждому, в разное время, Он и его партия, дали возможность поспорить с постылой судьбой, круто её изменить; накормить голодных детей и стариков, ввезти в свой дом дубовую мебель и приодеть жён, почувствовать себя нужным стране и фюреру. И они это добро и заботу не забыли. Видели в нём миссию, бесспорного лидера, мудрого « отца нации» и беспрекословно шли за ним.
Отто и Герман шли в общих стальных колоннах за ним, всецело вверяли ему своё будущее, обретали в нём, проверенного словом и делом, желанного полководца-руководителя, готовые не задумываясь отдать за него свои жизни.
Как Бог свят! С каждым последующим этапом своей военной карьеры радуясь триумфальному шествию германских войск по Европе, каждый из них благодарил Небо и судьбу за привилегию быть рождённым немцем и служить фюреру. И каждой новой победой, с каждой милей новых взломанных границ и захваченных территорий, которые железная машина Вермахта оставляла за ранцами и касками своих солдат, нетерпение молодых людей воевать становилось невыносимым.
– Мы Империя войны и воли, дружище! Наш покровитель огненный Марс. Мы – рыцари духа нашего Фюрера! – перекрывая нетрезвый гуд за столами подвыпивших посетителей, рычал в ухо другу фон Дитц. – Мой отец…наставлял: « Надо жить широкими шагами. Не спотыкаться по мелочам. Смело и твёрдо идти к своей цели во благо Отечеству! – Золотые слова, барон! – поднимая кружку, кивнул раскрасневшийся Герман. Алкоголь, как водиться, ещё сильнее, сблизил их понимание. Касаясь плечами, они пили вдвоём, вспоминая своё, поверяя друг другу сокровенные вещи. Они сидели за столом, напротив зеркала, которыми была украшена обшитая красным деревом стена. Голова Гармана кружилась от выпитого, и он не всякий раз мог понять: где зеркало, а где отражение.
– Твой отец был благородным человеком, Отто. И я…горжусь, что имел честь знать его.
– Благодарю. Мне так его теперь не хватает…Майн фатер… – Отто, взбугрил желваки под кожей, на время забыл о Шнитке. – Вот мы и идём широкими шагами, к нашей цели, отец. – В позе гордого смирения он молчал, напряжённо глядя в зеркало, будто и впрямь ждал ответа отца. Казалось, всё что окружало его куда-то кануло, растворилось… Он остался один перед равнодушно-молчаливым зерцалом, один перед грозным лицом необъятной и величавой тишины Вечности. Один. Неподвижными остриями, вонзались в потолочную мглу кинжальные лепестки стройных белых свечей…Тишина.
– Не хочешь? Или не можешь?…Ты, слышишь меня? – внезапно спросил он, всё так же тихо и смиренно, но вдруг…Пугая, проходившего мимо официанта закричал свирепым криком, выкатывая стальные глаза, давая лицу ту страшную откровенность выражения, какая свойственна умирающим, идущим на смерть или глубоко спящим. Он вспыхнул, заглушая криком грозную тишину, приковывая к себе внимание всего зала.
– Ты должен! Должен ответить мне, твоему сыну!!!
– Отто, ты в порядке?! – Герман загремел тяжёлым стулом, хватая его за рукав. У него было такое чувство, что он потеет в жарком сиянии полуденного солнца.
– К чёрту! Halt die kiappe! – Он с ожесточением вырвал руку, разбивая о каменные плиты грота пивную кружку. В баре зависла тишина. Все подняли на него глаза и замерли. На зелёном сукне бильярдного стола с хрустом сшиблись шары. Один из них влетел в боковую лузу, другой бешено завертелся волчком на месте и робко, точно боясь чего-то, вкатился в противоположную золотистую сетку.
У карточного стола заскрежетали стулья. В баре тут же, словно озоном, – запахло опасностью и натянутыми нервами.
– Эй, полегче, лейтенант!
– Ты не один здесь герой!
– Тут есть фронтовики и постарше…И у них тоже могут не выдержать нервы! Или парни из СС вконец потеряли нюх?
Отто фон Дитц по очереди ответил на каждый взгляд, и хищно усмехнувшись, оставляя за собой право лидера, сел на место. Допил своё пиво и сидел минуту, другую, глядя на порожнюю кружку. Кто-то из лётчиков за соседним столом, крикнул хозяину заведения, заказывая новую порцию пива и свежую пачку сигарет. По взмаху Фоггера музыканты грянули увертюру из « Орфея в аду» , незабвенного старика Оффенбаха, и атмосфера в пивной стала прежней.
– Да что с тобой? – Герман в упор посмотрел на него. – Какого дьявола ты это устроил?
Отто проигнорировал замечание, продолжая буравить взглядом, стоявшую перед ним кружку. Затем стал улыбаться, точно вспомнил какой-то анекдот, но улыбка была жуткой и холодной, и Герман, трезвея, повёл зябко плечом, когда случайно взгляд его упал на лицо друга.
– Не бери в голову, дружище. Пустое. Ты же знаешь, такое случается с нашим братом… – и, уже глядя в зеркало, словно видел в нём отражение отца, глухо продолжил:
– Спи спокойно, отец. Ручаюсь честью офицера Третьего Рейха…Я не опозорю фамилии нашего рода. Мы победители, молнии…Мы – герои. Врагов Германии – не щадим и трусов тоже…Ты сам, с детства внушал мне: « Сильные духом могут даже в самые тяжёлые времена оставаться собою, не изменять принципам и двигаться к намеченной цели» . И ещё: « Великие, тем и сильны, что способны оттиснуть свой лик на стальном полотне времени» . И видит Бог, наш фюрер сделал это! Лучше отдавать, чем брать – и Он отдал всё своё сердце нации…И если только в смерти можно найти вечную жизнь, мы готовы умереть за Него. За наш тысячелетний, священный Рейх! Надеюсь, ты услышал меня, отец? Sit tibi terra levis.66
«Да будет земля тебе легка» – слова, употребляемые в надгробных, поминальных речах и некрологах. (лат.)
[Закрыть]
Герман был поражён услышанному. Признаться, он даже не догадывался, что Отто – баловень судьбы, всегда прямой, жёсткий и колкий, как железный отточенный штык – bajonett, способен на подобное, глубокое красноречие. « Donnerwetter! Да я, похоже, все эти годы…не знал его, черт побери…»
И, право, барон был охвачен в эту минуту каким-то одним великим и мощным чувством…И оно окрыляло его, как сильную хищную птицу, как быструю – опасную арбалетную стрелу, безошибочно летящую к своей цели. « Это оно! – кольнуло в груди Шнитке. – Оно могучее, всё разрешающее чувство, повелевающее над жизнью и смертью, приказывающее народам и горам: сойдите с места! И сходят с места сильные народы, и древние, сердитые горы. Радость! Вот оно глубинное счастье немца, построенное на новом порядке, законе, воле, дисциплине и силе! Это голос нашего фюрера…Это грандиозное будущее Великого Рейха!»
Герману в эти мгновения мистического прозрения вдруг показалось, что он: глядя на дымившуюся сигарету в своих пальцах, на зеркало, на белое, точно высеченное из мрамора лицо Отто, на людей сидевших вокруг за столами, на видневшийся в открытом окне каменный шпиль кирхи,.. – понимает решительно всё, понимает тем чудным проникновением в бездну вещей, которая случается только во сне и, увы, бесследно исчезает с первыми лучами света.
– Прошу прощенья…Господа будут ещё выпивать? Что-то заказывать? – вежливо напомнил о себе, осмелевший, прилизанный в белом пикейном жилете официант.
Герман вздрогнул. Волшебная чаша Грааля разбилась…
Отто энергично вскинул голову, отбросив назад светло-жёлтую по армейской моде чёлку; с раздражением посмотрел, как на муху, на вкрадчивого официанта, сузил серо-голубые льдистые глаза и, усмехнувшись, хотел было уже сделать новый заказ, когда услышал ироничный смешок Германа:
– Was ist mir dir los? Помнится, кто-то говорил « мы здесь не задержимся» …Есть варианты?
– Шнитке, ты гений! – фон Дитц от души хлопнул его по плечу. – Молодец, что напомнил. В том-то и дело – есть!..И, что особенно радует, подкупающее своей новизной. Эй, не гляди осуждающе, – искусаю, я – такой. Прочь из этой щедрой, благословенной норы! Пусть мы и набрались с тобой по ноздри, как две обезьяны…
– Но заметь, будь я проклят, как « белые обезьяны» , – весело подмигнул Герман.
– И уж точно с документами, доказывающими их арийское происхождение до 1750-го года. Ха-ха-а! Bitte, bitte mein freund…
* * *
Когда они вышли из грота « Тарзан» , солнечный диск быстро клонился к закату, углубляя тени, которые словно драгоценный осенний холодок, приникли к массивным восточным фасадам каменных зданий Берлина.
По мере угасания сумерек, солнце всё более багрово отблескивало на городских шоссе, огромных стёклах витрин, магазинов, кафе и ресторанов. Последние прозрачные золотые лучи пронизывали витражи правительственных кварталов, где располагались рейхсканцелярия Гитлера, МИДа, Министерства пропаганды и просвещения Геббельса, прочие ведомства и посольства. Лениво шевелилась воздушная вуаль пыли на улицах восточного района огромного города, где теснились, как горох в стручке, старые меблированные, многоквартирные дома.
Они остановились возле двухрядного шоссе, чтобы поймать проходящее такси, и Отто был взбешён: первая и вторая машины, занятые пассажирами, на скорости пролетели мимо.
– Дьявол! Опять промах, лопни глаза! – градус его нетерпения явно зашкаливал.
– Похоже, ты погорячился, друг, отпустив старину Клауса прежде времени на покой? – сам того не желая, подлил масла в огонь Шнитке.
– Может быть… – холодно отрезал Отто. – Но больше промашек не будет. Его взгляд вдруг стал холодным и тяжёлым, как металл. Он туже натянул на лоб, с браво заломленной к верху тульей, фуражку, на чёрном околыше которой, вместо обычной войсковой кокарды, зловеще и выпукло бугрился серебристый узел эмблемы СС – « мертвая голова» .
В свете фар блеснул радиатор новой машины.
– Ну, уж эту мы не пропустим! – опуская руку на кобуру, хищно усмехнулся барон.
Автомобиль стремительно приближался, упруго спускаясь с возвышенности шоссе. Это был длинный чёрный « опель» , полированные бока которого блестели, словно зеркало. Генрих издалека заметил лимонный отблеск фар…но лишь теперь – « парабеллум» в руке фон Дитца.
…Машина, подобно чёрной рифовой акуле, почувствовавший внезапную опасность, круто вильнула в сторону, к разделительной полосе, ограждённой цепями…И тут Отто быстро шагнул на сверкавшую маслянистыми огнями трассу, раньше, чем Шнитке успел сообразить, что он задумал.
– Майн Готт! Отто-о!! – Герман рванулся к нему…
Но в следующее мгновение кожаный клапан кобуры распахнулся. Один за другим прогремели оглушительные хлопки трёх выстрелов, пули пропороли оранжевые строчки, отскакивая от глянцевитой вараньей шкуры асфальта, как брошенные окурки.
…Жуткий визг тормозов, яростный всполох фар дальнего света. Машина, припадая бампером к дороге, оставляя за собой кривой след жжёной резины, остановилась, как вкопанная, в четырёх метрах от стоявшего на её пути человека. Фары « опеля» , словно жадные глаза, сконцентрировались на двух застывших, подтянутых фигурах, в чёрной эсэсовской форме, перетянутых портупеями, с кобурами на поясных офицерских ремнях.
– Ты ненормальный! – взорвался Герман, на бледном лице которого выступили капли пота. – Нас заберёт комендатура!..Какого дьявола ты это сделал!? Ненормальный, да?
– Может быть… – процедил сквозь зубы барон, сжимая в руке рифленую рукоятку « парабеллума» , из смертоносного дула которого курилась струйка голубого дыма.
– Scher dich zum Teufel! Ты, ты-ы…хочешь убить его?! – Германа обдало жаром, когда эта мысль лихорадочно протанцевала в его сознании. – Стой!!
Отто не слышал, будто сорвался с цепи. В него точно вселился бес. Шнитке мог поклясться на Библии: его друг, на одном кругу обернулся в того ночного хищника, который вышел на поиски свежего мяса и крови.
– Стой-й!!
« Опель» , взревев мотором, дал задний ход.
– Пр-рочь с дороги! – Отто грубо оттолкнул, заступившего ему путь к машине товарища.
Машины с визгом, рычанием и пронзительными сигналами объезжали их.
– Halt! Stopp, ratte!77
Стой, крыса! (лат.)
[Закрыть] – крикнул фон Дитц, едва не столкнувшись с красным « рено» , водитель которого, скаля зубы и брызжа слюной, посоветовал ему засунуть голову в задницу. Он одержимо пробирался через проезжую часть, на него сыпались, как фасоль из кулька, ругательства и проклятия, но Отто не обращал на них внимания.
Дьявол! У меня было праздничное настроение…Через неделю на фронт…А мне, какая-то гражданская мразь плюнула в душу…Prost! Nutten ficken…Чёрта-с-два! С бароном фон Дитцем шутки плохи!
Зажатый, как в тисках, – с одной стороны потоком яростно сигналивших машин, с другой – бордюрным ограждением, несчастный хозяин « опеля» вывернул до отказа руль, вскочил на тротуар, судорожно выдернул ключи из гнезда и хотел уже, сломя голову бежать, куда вынесут ноги…Когда в глаза ему заглянул чёрный провал « парабеллума» . Эсэсовец, криво усмехнувшись, сделал полшага вперёд, приставил дуло к покрытому зернистой испариной лбу и сказал:
– Ну, говнюк, чья взяла? – Отто смотрел на водителя своими холодными, как цельные куски льда, глазами.
– Ради всех Святых!..Заклинаю…что я вам сделал, гер офицер? Что вам надо…от законопослушного ветеринарного врача Ульриха Зуппе?
– Мне не по вкусу твоя дерьмовая музыка.
– А-аа-аа…Конечно…Да, да…я понял, гер офицер… – водитель дрожащей рукой крутнул ребристую ручку приёмника. – Так лучше? – он задержался на берлинской музыкальной волне. Пела несравненная платиновая блондинка Марлен Дитрих. – Это устроит, гер офицера? Этой красотке…благоволит…сам фюрер…
Ульрих поднял глаза, чувствуя, как колотится сердце, как полукружия пота на его рубахе подмышками увеличились в радиусе, а белый накрахмаленный воротничок стал сырым и серым.
– Иисус Христос, ну и жара! – он, наконец, обрёл власть над своим непослушным голосом. – Так вам…нравится, гер офицер? Или…
– Или что? – сказал Отто фон Дитц, с улыбкой не более весёлой, чем оскал черепа. Его улыбка буквально заморозила беднягу Зуппе, по позвоночнику пробежала мелкая дрожь. – Да уберите же пистолет! Что, вы, хотите? Чего добиваетесь? Это противозаконно…Я…я буду жаловаться бургомистру… – пятидесятилетний ветеринар, зачем-то снова беспокойно крутнул, на удачу, костяную ручку приёмника, но блондин – эсэсовец вдруг тихо и жутко сказал:
– Нет! – и тут же его свободная рука ястребом упала на голову жертвы. Промеж пальцев набились волосы.
« Майн Готт! – Герман знал непредсказуемый, взрывной характер фон Дитца…Знал его несгибаемую волю к победе, неистребимое желание во всём и всегда быть первым…Это не раз проявлялось на военных учениях и в дармштадском тренировочном лагере СС. Знал, какой он испытанный, опасный боец в рукопашной схватке…Знал он, и как Отто стреляет с двух рук, – быстрее, чем успеешь моргнуть…Но, чёрт возьми, чтобы завестись из-за такой ерунды! На пустом месте, да та-а-ак!!»
– Verwunschung! – у Шнитке пульсировали виски. Проклиная час, когда он согласился на « променад» с Отто, избегая колёс машин, Герман наконец достиг злосчастного « опеля» , вихрем налетел на барона.
– Иди-о-от! Из-за твоей дурости мы можем лишиться не только карьеры!..
– Тссс! – Отто, как ни в чём не бывало вертикально приложил воронёный ствол пистолета к своим губам, и тут же снова переключился на вожделенную жертву.
– Ветеринар, говоришь? – он вновь улыбнулся, словно ребёнок в Рождество, которому не терпелось узнать, что кроется в хрустящих пакетах с подарками.
– Умоляю…пожалуйста, – хрипло выдавил Ульрих, глаза которого превратились в дрожащие, полные ужаса, круги. – НЕ убивайте меня…у меня трое детей, жена, старая мать…Да, да, я ветеринар, гер офицер.
– Зер гуд, – фон Дитц бросил « парабеллум» в кобуру и разжал руку, меж пальцев остались выдранные волосы. – Вот ты-то…ве-те-ри-нар…и отвезёшь нас…к нашим козочкам и зайкам. Ну, так как, говнюк? – Он подмигнул поперхнувшемуся страхом Зуппе, стальным глазом.
– Бог мой…о чём вы, господа…Конечно…Какие могут быть по сему поводу вопросы? Это честь для меня. Данке шён. С превеликим удовольствием. Приказывайте, гер офицер. Прошу в салон вашего друга…
– Вот и всё. Дело в шляпе. Ну же, дружище! – Отто галантно распахнул перед Шнитке лакированную дверцу.
– Зачем всё это? – Герман возмущённо свёл брови. Он пристально, с осуждением смотрел на армейского товарища и, право, удивлялся ему. Не было игры в его лице, не было защитной фарфоровой маски, но было знакомое, в красивом военно-полевом загаре лицо, – мужественное и одновременно легкомысленное и весёлое.
