Текст книги "Менделеев-рок"

Автор книги: Андрей Кузечкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

10 [вторичный период развития болезни]

На следующий день я отправился в гости к еще одной прекрасной своей подруге, сатанистке; кстати, нормальная девчонка, весь ее сатанизм заключается в том, что она ходит в черном и слушает никому не известные хэви-металлические рок-группы. Живет одна, снимает малюсенькую комнату с общей кухней. Учится там же, где и я, на один курс старше, хотя выглядит лет на пятнадцать. Имя у этой смуглой девчонки с оранжевыми пятнами на черных, как битум, волосах редкое и необычное – Руслана. Она работает репортером на «Нефтехим-ТВ» и там же ведет авторскую передачку – молодежную десятиминутку «Кукушка». Руслана – давняя знакомица нашей группы, однажды она снимала о нас сюжет и даже поспорила со Смурфом – в его песне были такие строчки:

 
Погиб человек, его души больше нет.
Теперь она у сатаны и не увидит больше свет,
И по темным переулкам мира мертвых теней
Отбиваются капли навсегда ушедших дней…
 

Руслана доказывала, что сатана не забирает человеческие души, говорила про реинкарнацию и про то, что ни плохого, ни хорошего в этом мире нет, а добро и зло – всего лишь составные части единого и неразрывного целого. Она вообще не похожа на традиционную сатанистку христианского толка: христианства не признает, ей гораздо ближе буддизм.

Когда я пришел, она развлекалась тем, что рисовала угольком на листе ватмана очередного жуткого демона, похожего на монстра из «Квэйка». В комнате пахло сандалом.

– Привет, Руся!

– Ишь ты, кто пожаловал! – Она бросила уголек и захлопала в ладоши со счастливой улыбкой на лице. Любую эмоцию Руслана выражает бурно и непосредственно, потому никто и не верит, что ей двадцать. – Садись скорее, рассказывай. Извини, у меня тут не прибрано. Если бы я знала, что Ромочка меня осчастливит посещением, я бы все языком вылизала…

Я уселся в кресло. С телевизора на меня пялился пустыми дырками человеческий череп. Руслана выкопала его из земли, когда в одиннадцатом классе ездила со школой озеленять окраины Нефтехимика. (К слову, саженцы передохли за месяц – ну не любит флора здешнего воздуха!) Наша очаровательная мракобеска сочла, что это ей привет от темных сил, отчистила череп от грязи и по какой-то неизвестной причине назвала его Мойша. Руслана просто обожает его, называет своим самым любимым мужчиной и периодически целуется с ним, посмеиваясь над ошарашенными зрителями.

– Руся, я сугубо по делу.

– Я вся внимание.

– Я возродил «Аденому», с тебя сюжет для «Кукушки».

– Возродил? – так и взвилась Руслана. – Сам?

– А больше рассчитывать не на кого. Конечно, сам. – В немногих словах я рассказал обо всем, в том числе и о предстоящем концерте.

– Понято, Ромусик. Сюжет будет.

– И еще, Русланочка. Нет ли у тебя знакомого, который мог бы у нас в группе на ритм-гитаре поиграть? А то я совсем что-то разучился.

По правде сказать, мне попросту надоело стоять на сцене с гитарой. Вокалист рок-группы не должен страдать столбняком.

– Нуу… – Руслана возвела очи горе€. – Допустим, найдется.

– Вот и чудесно.

– А мне тут письмишко пришло из Екатеринбурга от тамошних ведьм, – похвалилась Руслана. – Есть идейка провести ролевую игру, что-нибудь про инквизицию. Будет инсценировка средневекового судебного процесса со всеми подробностями, и кончится все аутодафе. Не желаешь ли со мной? Из тебя получится отменный вурдалак. – Руслана показала мне клыки и зашипела, изображая вампира.

– Изыди! – ответил я. – Если я кого и могу играть, то только инквизитора. Буду поджаривать нечисть на кострах.

– Не хочешь быть на нашей стороне? Зря, ой зря, Ромочка! Мы можем летать! Мы способны прожить сколько угодно лет! Мы умеем весело и со вкусом проводить время! А что за жизнь у вас, у святош? Морить себя голодом, зубрить молитвы с утра до вечера, тайком мастурбировать, – что в этом хорошего? – Руслана захихикала и запустила в меня недоеденным пирожным.

– Да, но я предпочитаю быть таким, нежели слугой темных сил, – ответил я, увернувшись от сладкого снаряда. – Честно. Всякий грех рождает смерть! – Я вынул из кармана наклейку, которую купил у Белых Ангелов специально для Русланы, и налепил на зеркало.

– Классная наклеечка…

– Не пойму, что вы бредите своим средневековьем? – продолжил я. – Мечтаете о всяких там рыцарских замках, а не пробовали исследовать то, что у вас под носом? Многоэтажки, гаражи, задние дворы, стройки – все это имеет двойное дно. Скажем, мы с тобой сейчас находимся в стандартной девятиэтажке. Вот ты можешь мне описать, что происходит в данный момент на крыше, в подвале, во всех квартирах, в канализационной системе? Может, что-нибудь такое, чего и нарочно не придумаешь? В любом доме найдется тайна.

– Например? – Предвкушая интересный рассказ, Руслана забралась в кресло, поджала босые ноги.

– Например, есть история про одно общежитие – в нем жила Аня, когда училась в университете. Правда, до нее доходили лишь слухи. Суть в том, что где-то в этой общаге есть потайная комната, про нее знают только два-три студента и больше никто, даже комендант не в курсе. Один из обитателей общаги нашел эту комнату случайно, когда вбивал гвоздь: стена оказалась очень тонкой. Он взял и разломал стену и нашел маленькую комнату без окон, точнее, не комнату, а пустое пространство. Это пространство получилось случайно при строительстве: здание строили в те времена, когда боролись за стахановскую производительность. Плевать, что тяп-ляп, лишь бы сдать на несколько дней раньше срока и получить вымпел как лучшая бригада.

И в этой комнатке, Руся, поселился знаменитый хакер, школьный приятель того студента. Ему было всего семнадцать (сейчас уже двадцать), но органы за ним охотились по всей стране, столько всего он наворотил. Этот суперхакер сначала сам проник в общагу обманным путем – через окно, что ли, – а потом друг протащил внутрь его супернавороченный компьютер. Комп установили в потайной комнате. Положили на пол матрас и пару диванных подушек. И с тех пор уже три года хакер вроде бы живет в общаге. Вход в комнату замаскировали: передвинули шкаф, в его задней стенке прорезали дверь. Открываешь шкаф – а внутри него вход в потайную комнату. Только неизвестно, на каком этаже эта комната, и номер комнаты тоже неизвестен.

– А как он там питается? Друг подкармливает?

– Он сам кого хошь подкормит. У него же во всех банках мира такие счета! Он просто переводит свои деньги другу на пластиковую карточку, а тот ему приносит все, что хакер заказывает. А тому много ли надо: пожевать чего да апгрейд для компа. Он же не ради богатства хакерствует, а для искусства.

– И что же, он никогда не выходит из комнаты?

– Почему, говорят, иногда он гуляет по общаге, поскольку там все равно все всех не знают. Ему же и в душ иногда надо сходить! Другое дело, что здание общаги суперхакер ни разу не покинул. Да и зачем, когда у него в Интернете целая вселенная? Живет себе спокойно, не боится, что его найдут и арестуют: как можно отыскать человека в несуществующей комнате? Говорят, он там пишет программу конца света. Как только суперхакер ее активирует в Интернете, настанет каюк компам во всем мире, а значит, и миру вообще… Не бери в голову и не загружайся – это же легенда!

…Неделя пролетела, как пуля. Присцилла взяла отпуск в своем цветочном магазине, а я радикально забросил учебу: ну ее! С утра до вечера мы зависали у Хорька в гараже. Сам Хорек присоединялся к нам по вечерам – за прогулы в его шараге спрашивали строго. Зато каждый раз он приносил нам, изголодавшимся за день, кучу всякой еды, купленной по дороге в универсаме «24 часа». «Кого ты убил на этот раз?» – острил я, хотя и без шуток знал, что деньги Хорек добывает отнюдь не честным путем. «Секрет фирмы», – отвечал тот, извлекая из карманов упаковки вермишели б/п, пачки печенья, круглые коробочки с плавленым сыром, пакетики растворимого кофе… «Ну и Ванек Плюхин не был бы Ваньком Плюхиным, если бы чего-нибудь не стырил. Ромыч, это нам с тобой пополам», – добавлял он, скаля гнилые зубы, хлопал меня по спине и с видом фокусника вынимал плитку белого шоколада, или крабовые палочки, смерзшиеся в брикет, или микроскопическую баночку икры – какую-нибудь необязательную дребедень, которую он стащил с магазинной полки просто потому, что была такая возможность. Положительно, Хорек очень гордился собой. А я втайне надеялся, что кто-нибудь из тех мальчишек, у кого этот гаденыш вымогает деньги, однажды приведет отца или старшего брата или охранник универсама поймает воришку за руку: в обоих случаях Хорек отхватит таких тумаков, что в следующий раз побоится чужую нитку взять… Пустые мечты! Этот скользкий тип всегда действует наверняка и ни за что в жизни не попадется.

Вскоре к нашей четверке присоединился пятый – гитарист Фома, он же Денис Фомин. Уж не знаю, где Руслана откопала этого дюжего двадцатитрехлетнего бездельника с длиннющим хаером. Как я понял, он всю жизнь мечтал собрать группу в стиле классического хэви-металла в духе «Айрон Мэйден», а поскольку мечта его до сих пор не исполнилась, был готов играть хоть на похоронах. Был он хмурым, замкнутым и бессловесным. Тем удивительнее, что Фома, как мне потом рассказывали, подрабатывал когда-то по ночам сисадмином в круглосуточном интернет-клубе и вылетел оттуда за то, что никогда не приходил на рабочее место трезвым, постоянно врубал на весь клуб жуткую музыку, похожую на грохот работающего трактора, то и дело дрался с клиентами и регулярно обчищал кассу.

Что приятно, парень безропотно воспринял концепцию: количество в ущерб качеству. Нашей задачей было отыграть на концерте как можно больше песен. А учитывая, что публику мы с пол-оборота доведем до такого состояния, что она будет скакать даже под гаммы, о каких-то интересных мелодичных ходах или замысловатых проигрышах можно было забыть без сожаления. Утром нового дня я приносил очередной текст, Фома по-быстрому набрасывал рифф, Аня разучивала новую партию ударных, которая почти ничем не отличалась от предыдущих, Присцилла втыкала кое-где бульканья органчика, и получался свежий шедевр в стиле «мозги набекрень».

В целом обстановка на репетициях царила довольно напряженная.

– Плакса, скажи этому грызуну, чтобы перестал лакать минералку из горла! – требовала Аня. – Я после него пить не буду! И пусть ближе чем на два метра ко мне не подходит, от него воняет, как от пепельницы!

– Ромыч, чего она ко мне придирается? – жаловался Хорек. – Я ее не трогаю!

– А что ты все время на меня пялишься? Я играть не могу, когда меня рассматривают, как Венеру Милосскую какую-нибудь!

– А чего мне, глаза, что ли, выколоть? Куда хочу, туда и смотрю!

Мне приходилось их успокаивать.

Мало того, что Аня с Хорьком постоянно орали друг на друга по поводу и без повода, так моя лучшая подруга вдобавок невзлюбила Присциллу. Стоя рядом с моей любимой, сочинявшей очередной проигрыш, и обнимая ее за талию, я искоса посматривал в сторону барабанов и напарывался на угрюмый взгляд Ани, копьем пригвождавший и Присциллу, и меня за компанию к стене.

Моя красавица честно пыталась подружиться с Аней, пробовала заговаривать с ней, но та отвечала так сухо и неохотно, что желание беседовать испарялось у Присциллы само собой. И хотя вопросы, которые Присцилла предлагала Ане, были самые невинные, Аня в большинстве случаев даже не дослушивала их до конца.

– Аня, а ты смотрела вчера по НТВ…

– Ничего я не смотрела, – обрывала Аня негромко и равнодушно. – Я смотрю только фильмы на дисках, мои любимые, а всё, что по телевизору показывают, – вранье. А я ненавижу вранье и всех, кто врет.

– Так уж и всё? – искренне улыбалась Присцилла.

– А то нет? В новостях говорят только то, что нам положено знать. Сериалы, особенно русские, – туфта, которая выдается за нашу действительность. Все так называемые «реальные шоу», ток-шоу и всякие телеигры с неземными призами – это спектакли с хорошими сценариями и режиссерами. Вся музыка, которую по «ящику» крутят, искусственная от начала до конца – это касается и попсни, и так называемого рока. Был бы это настоящий рок, его бы и не выпустили в эфир! Реклама – брехня по определению. Даже прогноз погоды – лажа! Я достаточно ясно изъясняюсь?

По тону Ани легко было понять, что за свою жизнь она произносила этот монолог очень много раз.

– Ну, может быть. – Присцилла пожимала плечами с прежней улыбкой. – А как же передачи типа «В мире животных»? Ведь там просто рассказывают о зверюшках: где они живут, что едят… Разве это вранье?

– Вранье. В таких передачах надо рассказывать не про самих зверюшек, а про то, что лет через пять они все поголовно передохнут, и мы мало того, что не сможем им ничем помочь, а дружно наплюем на это. Возрази, если хочешь!

– А какие фильмы ты любишь? – не сдавалась Присцилла.

– Могу перечислить. Но не буду. Названия тебе ни о чем не скажут. – Барабанщица поджимала губы и холодно смотрела на клавишницу. (Кстати, не знаю, в какую сторону изменились вкусы Ани за все эти годы, но отлично помню, как в одиннадцатом классе она плакала над «Подпольем» Кустурицы.)

– Ну хорошо… – Обескураженная Присцилла отходила к своему инструменту.

Я терялся в догадках о причине Аниной нетерпимости: может, замешана была ревность, а может, и еще что-то… Спрашивать в лоб я не стал. Аня – человек принципиальный, ни в одной своей слабости она не признается. Радовал меня один Фома, про себя я именовал его «Черное Безмолвие».

Питался я у Присциллы в домике, там же и ночевал. Происходило невероятное: хотя мы спали вместе, ничего серьезнее поцелуйчиков у нас не было. Нет, я желал Присциллу до безумия, но пока у меня хватало сил и ума не торопить события. Старый развратник Плакса боялся потерять ту, которая так украсила его жизнь.

– Почему ты ничего не рассказываешь о себе? – шептал я в темноте моей красавице.

Присцилла смеялась:

– А что ты хочешь обо мне узнать?

– Все.

– А морденка не треснет? – интересовалась она с издевкой.

– У, вредная девчонка!.. – шипел я и целовал Присциллу в губы, долго и яростно, после чего продолжал: – Ведь я не знаю, в какой школе ты училась, кто твои друзья, что тебе нравится в этой жизни! Я даже твоего постоянного адреса не знаю!

– Тебя это напрягает? – Выражение ее лица менялось с лукавого на взволнованное.

– Есть немножко.

– Но почему? Разве тебе со мной плохо?

– Очень хорошо…

– Ты обязательно все узнаешь. Со временем.

– Готовишь мне сюрприз?

– Считай, что да, – нежно улыбалась она.

«Откуда ты взялась, Присцилла?» – думал я. Как получилось, что я совершенно случайно встретил ту, о ком мечтал так долго?..

– Что с тобой? – спросила она однажды. – Ты весь напряженный какой-то…

– Все в норме, милая.

– Расскажи. Мне ты можешь рассказать все.

– Хорошо… Возле нашего подъезда вчера ночью пацаненка лет тринадцати убили. Ножами истыкали. В новостях сказали: все раны неглубокие, ни одной смертельной. Он и умер не от самих ран, а от того, что в больницу вовремя не отвезли. От потери крови.

– И кто это сделал?

– Судя по всему – сверстники. Вместе напились, поссорились, а потом все вместе его порезали хилыми неумелыми ручонками.

– У нас в городе опасно быть ребенком, – тихо произнесла Присцилла. – До совершеннолетия можно не дожить.

– Очень многие не доживают, – согласился я. – Нефтехимик – это особое место, нехорошее. Это некая черная дыра, которая засасывает человеческие души, а уж детские души для нее – как пирожные. Так что самое главное – пережить школу. Школа – это война…

– …всех против всех, – закончила Присцилла.

– Если бы! Это война одного против всех. Война против толпы бесчувственных и безжалостных сволочей… Такая толпа и меня пыталась ассимилировать, растворить в себе. Раздавить. Нет, от меня никто ничего не требовал: кому взбредет в башку требовать то, что разумеется само собой? Общаться с теми, с кем мне не о чем разговаривать, пить с ними, помогать им раздевать девчонок на переменах, драться на их стороне и, если понадобится, подохнуть с ними за компанию. А если бы я попробовал объяснить, что мне отвратительны и они сами, и то, что они мне навязывают, мне бы обеспечили стопроцентную смерть. Я ведь вправду не такой, как они, и не мог это скрывать.

– Что же ты сделал?

– Стал клоуном. Точнее, кем-то вроде юродивого. Кривлялся на уроках, передразнивал учителей, на переменах исполнял песни, изображал сценки из фильмов так, что все ржали…

– Да, это до сих пор заметно. Я часто не понимаю, когда ты серьезно говоришь, а когда шутишь…

– Никто не понимает. Я и сам не всегда понимаю… Вообще-то у меня было выгодное положение, как ни странно это звучит. С одной стороны, меня не принимали в общую компанию – вернее, избавляли от нее. С другой – никаких проблем. Кто же захочет мараться об дурака?

– Но ведь марались же! Ты рассказывал про Матроса…

– Это было не худшее из того, что могло быть. Посмотри на меня сейчас: цел и на здоровье не жалуюсь! Я всегда знал: доживу до выпускного – буду свободен раз и навсегда!

– Плакса, а те, кто не дожил до выпускного? В Химике столько подростков умирает! Что происходит с их душами, после того как город их заглатывает?

– Они томятся в плену у города, питают его собой. Чем больше душ получает Нефтехимик, тем прожорливее он делается. Есть одна легенда… В Химике имеется одно местечко – знаешь, наверно, комбинат «Бензолюкс»? Позади него – несколько заброшенных складских построек. Между ними и стеной комбината есть абсолютно квадратный дворик. Туда можно попасть только сквозь единственный просвет между двумя бараками шириной в полметра или чуть поменьше… словом, не очень толстый человек пролезет бочком. И в сторону этого дворика не смотрит ни одно окно: все стены слепые. Говорят, что в звездную ночь, если небо абсолютно чистое и нет ветра, в полночь на этом дворике собираются души всех, кто умер в Нефтехимике, не дожив до восемнадцати. Представляешь, они выходят прямо из земли в виде золотистых силуэтов и кружатся в сумасшедшем слепящем смерче, что взметается к небу, будто пытается вырваться прочь. Но силы неравны, смерч опадает, души уходят обратно под землю. Говорят еще, что все, кто видел этот смерч вблизи, тут же начинали дряхлеть со страшной скоростью и умирали к утру высушенными седыми стариками. Этот дворик называется Спальня Душ…

…Домой я забегал не больше чем на десять минут. Как-то папаша, когда был во вменяемом состоянии, сообщил мне между прочим, что Кристина звонит по десять раз на дню, а иногда приходит и подолгу стоит на лестничной площадке, поджидая меня.

11 [вторичный период развития болезни]

На стене заброшенного кирпичного барака, мимо которого мы с Присциллой шагали, обнявшись, бился в конвульсиях нарисованный яркими красками проповедник в фиолетовом пиджаке с двумя рогатыми бычачьими головами. На обеих мордах горели кровавые глаза без зрачков, обе пасти были распахнуты в безумном вопле. Одно копыто проповедник воздевал к небесам, другим держал толстенную телефонную книгу. Сбоку от граффити шла надпись: «ОСТОРОЖНО, СЕКТА!»

Дело было в ночь с субботы на воскресенье. До нашего концерта оставалась еще целая неделя.

– Плакса, а тебе не кажется, что Аня тебя хочет? – Вопрос сопровождался искренней и непосредственной улыбкой.

Я громко закашлялся – сперва от неожиданности, потом от смеха.

– Аня – меня? С чего ты взяла?

– Как – «с чего взяла»? Это же видно невооруженным глазом!

– Ты из-за того, что она на тебя огрызается постоянно? На мой взгляд, тут немножко не то. Понимаешь, милая, я всегда был ее единственным другом. А сейчас она чувствует, что теряет меня…

– Не только из-за этого. Заметь: какую бы идею ты ни предложил, она всегда на твоей стороне…

– …Так же как и ты, и Хорек, и Фома, – завершил я.

– Это из другой оперы, Плакса. Хорек и Фома подчиняются, потому что признают в тебе вожака, лидера. Особенно Хорек: вон как старается перед тобой выслужиться. А женщины по-другому устроены. Аня – очень сильный человек. От такой, как она, добиться собачьей преданности просто невозможно. Но тебе это почти удалось…

– А ты? – спросил я мягко, чтобы, чего доброго, не обидеть мою кошечку. – Тебя что держит возле меня двадцать четыре часа в сутки? Ведь и ты независимый человек!

Девочка-тайна ответила улыбкой, нежной и загадочной.

– Это ты должен решить сам для себя. Если я тебе все разжую и в рот положу, будет неинтересно!

– Все может быть… – С Присциллой бесполезно говорить о ней самой: как воды в рот набирает!

– А что до Ани, Плакса… Может, тебе не мучить ее?

– Чтобы не мучить ее, придется от кого-то из вас, двоих красавиц, отказаться. Выгнать из «Аденомы» с концами…

– Почему же? Вовсе нет. Как-нибудь останься с ней наедине и поддайся!

Не веря своим ушам, я внимательно посмотрел Присцилле в лицо. Подобные предложения мне приходилось получать и от Кристины, она не раз сообщала о том, что я нравлюсь кому-нибудь из параллельной группы, и тут же спрашивала: «Может, тебе любовницу завести? Я разрешаю». Взгляд ее при этом говорил: «Только попробуй – порву, как Шарик фуфайку». Присцилла же ждала моего ответа с прежней улыбкой. Что это: очередной тест на верность? Хорошо, если да…

– Зачем мне это нужно? – спросил я довольно резко.

– Думай сам.

– А тебе зачем?

– Так… Любопытно.

– Больно уж ты любопытная! Носик тебе укоротить за это! – Я засмеялся и куснул ее за нос, поспешив свести разговор на столь щекотливую тему к шутке. По правде говоря, просто боялся услышать что-нибудь такое, что мне придется не по душе. – И немножко вредная.

Присцилла засмеялась в ответ:

– За это меня и любят!

…Старинный одноэтажный каменный дом с чугунными решетками на окнах и тяжелой дверью притаился между девятиэтажкой и бетонным забором стадиона «Луч».

– Детская библиотека! Тыщу лет здесь не была… А зачем мы здесь? – осведомилась Присцилла.

– Сейчас ты познакомишься с лучшими людьми нашего города, которых злая судьба загнала в подполье. Правда, я здесь нечасто бываю. Так, когда хочется приятного общества, – объяснил я и постучал.

Открыла Руслана.

– Вот и мы, Руся! – сказал я.

Присцилла изобразила книксен.

– Ангельски великолепно, Рома. Заходите.

Читальный зал находился в подвале. Здесь уже собралась наша обычная компания, и аромат натурального зеленого чая заволакивал помещение. В числе присутствовавших шести человек была и Аня, она подмигнула мне.

– Ромка, вот и ты! – воскликнул Валерка.

– Роман!.. – приподнял ладонь Евгений.

Денис улыбнулся из-под волос, начесанных на лицо. Машенька послала воздушный поцелуй.

– Вот мы и все вместе! – взвизгнула Руслана на весь читальный зал. – Нас стало больше!

Присцилла представилась, ее встретили аплодисментами.

– Часто вы так собираетесь? – спросила меня Присцилла.

– Каждую неделю с субботы на воскресенье, – ответил я. – Русина мама работает библиотекаршей, она забирает ключи на выходные.

– Это все твои друзья?

– Скорее знакомые. Я с ними тусуюсь только здесь. – Я перешел на шепот. – О некоторых до сих пор не знаю почти ничего, да и не интересуюсь. Здесь каждый рассказывает о себе только то, что сам хочет.

Руслана перепорхнула к нам.

– И что вы тут делаете? – поинтересовалась Присцилла.

– Когда что, – сказала ведьмочка. – Чай пьем, болтаем, стихи читаем, играем… Главное – отдыхаем от жестокого мира.

– Играете? А во что? – По моей спутнице было заметно, что ее не смущают незнакомые компании.

– Есть у нас любимая игра – в ассоциации. Для начала надо расставить столы в круг. Ну-ка, ребята!

Парни бросились выполнять приказ. Когда столы и стулья встали на нужные места, все расселись. Я уселся рядом с Присциллой, дабы объяснить ей правила игры.

– Начинаем так: каждый берет листок бумаги и фломастер. Первый играющий пишет на листе бумаги слово – существительное в именительном падеже единственного числа, можно имя собственное. Он называет человека, которому это слово адресовано, а тот должен написать на листе бумаги ассоциацию и в свою очередь адресовать ее следующему. Желательно, чтобы это была косвенная ассоциация, так интереснее.

– Что значит «косвенная»? – спросила Присцилла.

– Давайте начнем игру, и ты сразу войдешь в курс дела. Денис, начинай!

Денис взялся за фломастер. Я мысленно называл этого юношу «Нарцисс», он был удивительно похож на хрупкий цветок – нездорово бледный, с длинными ломкими пальцами, словно специально созданными для игры на фортепиано и больше ни на что не годными.

– Роман, – сказал он и поднял листок с надписью «ВАГНЕР».

– Вот смотри, Присцилла, он написал «Вагнер», – начал объяснять я. – Что я должен написать? Какие у тебя ассоциации?

– Знаешь, я в классической музыке как-то не очень… – улыбнулась Присцилла.

– Да я тоже… Ну, любую.

– У меня, как у дилетанта, только одна – «Полет валькирий».

– Это да, но это слишком примитивно и слишком в лоб. Хорошо, я напишу «НИБЕЛУНГИ». Евгений!

«ГИТЛЕР» – начертал Евгений и сказал:

– Аня!

Аня задумалась, мгновенно утонув в бездне ассоциаций.

– При чем здесь Гитлер? – шепнула Присцилла.

Я тут же вспомнил документальный фильм о немецком кинематографе и прошипел в ответ:

– Фильм «Нибелунги» был снят в двадцатые годы – годы тягчайшего экономического кризиса в Германии – и должен был поднять дух нации. «Нибелунги» – любимый фильм Адольфа Гитлера.

– А я поняла, в чем прелесть игры. Надо угадать ход мыслей человека.

– Правда интересно? – Я куснул Присциллу за ушко.

– Руслана! – сказала Аня, показывая листок со словом «НЕБОСКРЕБ». Она явно имела в виду фразу Гитлера, которая стала мегапопулярной уже в наши дни, после терактов 11 сентября: «Только представьте, как это красиво: небоскребы и бомбы!»

«ПОЖАР», – парировала Руслана. Как известно, небоскребы стали строить в Сан-Франциско в 1875 году после чудовищного пожара, в результате которого в городе возник жилищный кризис.

«САЛАМАНДРА», – предложила Машенька, направляя цепочку ассоциаций куда-то в средневековье, к алхимикам и колдунам. Присцилла продолжила тему: «ФАУСТ».

– Незамысловато, – посетовал Валерка – заводной парень, экстремал, акробат и брейк-дансер – и написал: «ГИТЛЕРЮГЕНД».

– Что нас все на фашистов тянет? – хмыкнул Евгений, верстальщик «Вечернего Нефтехимика» – дядёк неопределенного возраста (борода клинышком и нос крючком делали из него злого Лепрекона) – и вывел слово «РОММ». – Ромка Менделеев!

Я оказался в тупике. О Ромме я знал только то, что он снял «Обыкновенный фашизм». А что я знал об этом фильме? Попытался вспомнить статью в старой «Литературной энциклопедии» – я как-то листал ее от нечего делать. Про «Обыкновенный фашизм» там было сказано, что авторский закадровый текст – импровизация. «ИМПРОВИЗАЦИЯ»!

– Браво! – воскликнул Денис.

«ДЖАЗ», – отписалась Руслана, решив особо не мудрствовать, и сказала:

– Аня!

«Вернее всего, она напишет или „Queen“, или „Алиса“», – подумал я. У обеих групп были диски с таким названием. Хотя Аня крайне непредсказуема…

«ФЕКАЛИИ», – выдала она в подтверждение моей последней мысли.

Эффект получился что надо!

– В смысле – «фекалии»? – воскликнула Машенька. – Хочешь сказать, что джаз – бяка?

– Да нет, я не то имела в виду. Вы принюхайтесь!

– Да, теперь и я чувствую, – подтвердила Руслана.

Вскоре все мы уловили тяжелый зловонный запах.

– Смотрите! – Денис показывал на темную лужу, которая выползала из-под двери соседней комнаты.

Валерка заглянул туда.

– Мазафака! Народ, хотите я вас обрадую? Трубу прорвало!

– Аня, здесь есть ведра, тряпки? – спросила Присцилла.

– Есть, в кубовой.

– Оставьте, уже бесполезно, – вмешался Денис.

Фекальные воды прибывали с невероятной быстротой, лужа занимала все больше и больше места, оттесняя подпольщиков к выходу. Вонь стояла такая, что все дышали ртами.

– Ничего не поделаешь, придется подняться наверх, – сказала Руслана.

Не прошло и пяти минут, как канализация захватила весь читальный зал. Через четверть часа уровень паводка достиг отметки в полметра, еще через пятнадцать минут – в метр и остановился на этом.

– Поздравляю: у нас появился бассейн! – пошутила Машенька.

Мы сидели на полу в окружении стеллажей с книгами – даже на первом этаже вонь была невыносимая.

– Боюсь, вечер закончен, – заметила Руслана. – Не смею более вас задерживать…