Текст книги "Курьерская: Багиров"

Автор книги: Андрей Кугатов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Аслан постоянно был в лёгкой задумчивости. Во взгляде его коптил нездоровый огонёк. Работал где доведётся. Последнее время – в несквике. Он старался устраиваться неофициально, чтобы не было записей об увольнении. Это была его вторая официальная работа. Первая – в курьерской службе. Как он скользнул там в начальники – неизвестно. Это наивысшая должность, что он занимал, и ему вполне нравилось. Орать на людей и получать деньги. Он держал обиду на Павла Сергеевича.

У Аслана дома был белый пушистый кот Колчак. Точнее – ему сказали, что мальчик, когда брал котёнка. Позже кот вырос, обнаружились расхождения. Кошку переименовывать не стал. «По-любому не склоняется». Так что была у Аслана кошка по имени Колчак. Раньше Аслан ходил в тренажёрный зал и правильно кушал. Хотел быть большим, сильным и красивым. Было это лет пять назад. Сейчас он выходил на турник когда ему было удобно, часто с банкой ягуара, чтобы не помереть от скуки. Выходя на тренировку, он говорил: «качок o'clock»

Они с Гришей давно не виделись. Гриша приехал пораньше и подловил его как раз на турнике у назначенного места. Рядом с турником стояла початая банка…

– Да, Ася, была б у тебя машина… – поздоровался Гриша. – Представь как звучит: атлет с ягуаром.

Аслан спрыгнул и поприветствовал. Они заговорили по старинке обо всём, ни на чём лишне не задерживаясь, справились о делах, обежали новости, прибавляя разные мыслишки. Шли они по людной улице. Аслану на глаза попалась реклама тренажёрного зала с фотографией профессионального бодибилдера:

– Оденься, позорище…

Июль начался весьма прохладно. Впору сказать, феноменально. Градусов было десять. Аслан спросил у Гриши, как он проводит сейчас время.

– Занимаюсь саморазвитием. – ответил Гриша.

– Саморазвитием? Ты что, долбоёб?

– Шучу. – посмеялся он. – Ничем. Честно погибаю… – ответил Гриша. – Как у тебя на личном?

– Это тоже шутка?

– Да. – подтвердил Гриша.

– Было б забавнее, если бы всерьёз. – посмеялся Аслан.

– Слушай. Неужели нас и связывают подобные вещи? – сказал Гриша вполне серьёзно. – Я просто недавно поймал себя на странной мысли. Представь, был бы я где-нибудь там, а ты всё ещё здесь. Скорее всего мы бы не общались. Стали друг другу неинтересны из-за диссонанса во всём. А так мы оба «здесь», и вроде темы общие есть, волна. Это фатализм, как мне кажется. Что-то природное объединяет нас, сближает в один круг. Это называется «прессовать отходы».

Аслан задумался.

– Кем ты хотел стать? – спросил он.

– Ну, охотником… – сказал Гриша. – Но потом передумал. Решил, лучше учёным.

– И кем стал?

– Хер пойми. «Вам посылка».

– Во-во. Ты знаешь, я мечтал быть полевым хирургом. – рассуждал он. – Это, наверно, от комплекса бога. А кто вышел? 24 года. Я стонал, меня долбили. Вот моя жизнь. – Аслан рыгнул. – Спрашиваешь ещё. Так и есть. Да и хуй с ним. – он снова рыгнул и выбросил банку.

– Прекрати, бля…

– Человек вообще существо мерзкое и вонючее.

– Что с того? – возмутился Гриша.

– Единственный шанс не быть мерзким, возможно даже быть прекрасным, это быть женщиной.

VI.

Следующим утром, заварив как обычно чай, Гриша встретил снова перфоратор. «Этот гандон задался сделать из квартиры сыр». Гриша выдвинулся на работу, и первой очередью зашёл в кабинет начальника, мимо обеденных формальностей.

– Здравствуйте, Павел Сергеевич.

– Доброе утро, Григорий.

– Я насчёт отпуска. Мне нужен отпуск.

– Боюсь, пока нет возможности.

– Как это? Шульцу в июне вы дали второй, а я работаю весь год.

– Он разделил свой на две части. И, между тем, выполняет план.

– Мы обсуждали мой план. Я физически не справляюсь. – врал Гриша.

– Нельзя всю жизнь кивать на свою руку, Григорий.

– Это ещё причём?

– Разговор окончен, Григорий. Жду от вас показателей.

Подкипевший Гриша направился к двери… Как на пол пути развернулся:

– Я требую прибавки к зарплате.

– На каком же основании? – он перекладывал бумаги.

– Если вы подняли план, значит я лучше справляюсь, а вы больше платите.

– Вы не выполняете план, Григорий.

– Либо повышайте мне зарплату, либо премируйте по старому плану. – ответил Гриша.

– Хорошо, оставьте письменное заявление.

– Поставьте печать на копии. – заметил он.

– Вы навязываете условия, Григорий.

– Эта формальность вам известна.

– В таком случае разговор зашёл в тупик. Через тридцать минут вы должны быть на терминале.

– Пидарас…

– Говорите громче.

– Понял вас.

– Хорошего дня!

В этот день всё получилось само собой. Гриша выполнил план. Это был уже конец дня. Осталась последняя доставка, сверх плана. В элитный квартал с малоэтажными домами, огороженный заборами. То есть озаборенном, или «Дахау» на языке урбанистов. Гриша позвонил по указанному телефону. Трубку не брали. Он стал звонить в домофон – безрезультатно.

В любой другой день Гриша развернулся бы довольный, сделав пометку о невручении. Но сегодня у него было странное настроение, точно ему вдруг стало дело до показателей… Он перекинул через забор свой бардачок и начал перелезать. Забор высокий, отпугивающий, но инженирован бездарно. Дорогие узоры отлично сыграли за ступени. Скоро Гриша был на обратной стороне. Газон, улучшенная детская площадка, размеченная парковка. Красивый свет и стилизация под безмятежные европейские провинции.

Гриша подобрал свой портфель и нашёл способ проникнуть в подъезд. Стал названивать в квартиру. Ему открыли. Получатель был в душе. Поблагодарил за настойчивость и принял письмо. Дал пятьсот рублей на кашу… Гриша, довольный, направился домой. Подходя к забору, он вдруг почувствовал боковым зрением что-то очень яркое. Гриша обернулся и увидел высокую девушку в красном приталенном пальто.

Она шла мимо него туда, откуда он только что ушёл. Она выглядела стильно, даже дорого, притом лаконично. У неё была поставленная, красивая походка. Гриша к этой минуте и позабыл о своём пари. Но сейчас он понял, это тот самый случай… Совершенно подходит. Внутри всё сжалось, стало страшно. Она уходила всё дальше. Он пытался преодолеть оцепенение. Шаг у неё был уверенный и длинный. Время ускользало. Гриша думал: «Я не хочу… И хочу верить, что не могу. Но, к сожалению, я могу, а значит, придётся…». И он рванул в её направлении окончательно и радикально, со стороны – точно они сто лет знакомы.

Прибился рядом. Поздоровался. Представился. Незнакомка шла, не обратив никакого внимания, точно бы и не слышала его. Гриша внутренне поёжился от своей нелепости. Он порхал у неё под рукой и пытался вытянуть хоть слово, хотя бы обратить на себя взгляд. Ему стало обидно, но он расчувствовал, что терять взаправду нечего. «И чего только боялся?». Действительно, хотелось смеяться. Наконец, Гриша сказал:

– Вы курите! Курить вредно. Вы хулиганка…

Она повернулась, посмотрела строго в глаза… Спустя секунду отвернулась и больше его не замечала. Гриша остался как громом поражённый. Незнакомка оказалась редкой, очень редкой красоты. Ничего не было предсказуемо в её внешности. Черты её были разыграны уникально. Она превосходила все представления доставщика о женской красоте. Гриша поймал короткий её взгляд, и сбился, замер, прекратился…

VII.

Вечером после рабочего дня зазвонил телефон:

– Что ты такого натворил, Гриша?

Звонил коллега Подоляк. Он в компании работал дольше всех. Гриша был с ним в хороших отношениях. На редкость безынициативный человек. Второй год ходил в рубашке с блеклым пятном. Близкий друг разбился в ванной. Подоляк был вида интеллигентного, даже немного симпатичного; но с постоянно виноватым, птичьим взглядом. Из тех людей, кто голосовые сообщения диктует в динамик. На обедах делился телепередачами или пересказывал новости. Года ему было тридцать три, не женат. Гриша был уверен, в курьерской службе он до пенсии.

– В чём дело? – спросил Гриша.

– Тебя ищут странные люди…

– Как понять ищут? Кто?

– Сегодня в офис приходил человек, тебя искал.... Зачем – не знаю. Оставил телефон. Я переслал тебе.

– Хорошо…

Гриша возвращался домой на автобусе. Самый загруженный час. Он заболел незнакомкой. Он вспоминал о ней на работе, в транспорте, дома. Гриша ослаб и чувствовал себя несколько помешавшимся. Он даже не дерзал задуматься о симпатии или других чувствах. Гриша мечтал просто увидеть её ещё раз, просто посмотреть на неё. Смотреть, пока не насмотрится.

Он теперь каждый день ходил через этот квартал и перелезал через забор. Там он бывал несколько минут, разглядывал двор. Гадал по окнам как может выглядеть квартира, где живёт такая девушка. Вздыхал и затем уходил. Он стал задумчив. На некоторые вещи перестал обращать внимание. Например, на свою лень. На автомате выполнял план…

На одной из остановок вошла бабушка и растолкала спящего в наушниках подростка.

– Молодой человек! Уступи бабушке место…

Парень начал вставать. Вдруг мужик, сидевший рядом, ухватил его за плечо.

– Куда! Сидеть…

Он собирался уступить сам, чтобы студент дремал дальше. Все так подумали. Оказалось иначе.

– … Мужчина, вы уступите место?

– Ещё бы.

– Что это ещё такое? Вы как себя ведёте?!

– В гробу належишься.

Автобус охнул. Из толпы продрался парень.

– Ты как разговариваешь с пожилой женщиной?

– Я извинюсь.

– Извиняйся.

– Я пошутил. – сказал вдруг он. – Пошёл ты нахуй, волчара. Обсос. Я пашу как конь ломовой. Кормлю троих, содержу жену. Отцу отсылаю в Мурманск. Ветеран труда он у меня. Руки золотые. Государство в эти ладони насрало. – говорил мужик. – Ни на что не хватает! Цены взлетели как с лопаты. Четыре голодных рта у меня. С пяти утра на ногах, и половину зарплаты задвигаю обратно государству! Половину! Весь налог – на таких как она. Эти сосальщики ещё ходят по автобусам и поднимают нас на дыбы… Постоит, чай не развалится! Чё ты вылупилась, чахлая? На диване не належалась? В поликлинике не насиделась? Весь диабет у вас от льгот! – он встал и вышел из автобуса. Явно не на своей остановке.

Всю оставшуюся дорогу автобус гудел. Гриша расслышал как минимум пять очагов обсуждения. Даже начались споры… Вскоре Гриша вернулся домой. Поставил чайник и включил сразу фильм – расслабить ум, который теперь крутит думы без конца. Гриша вспомнил про номер, который ему скинул Подоляк: «Не поздно ли звоню… – задумался Гриша. – Впрочем, если нужен, то, наверно, я диктую условия…».

– Алло. – поздоровался он.

– Добрый вечер, с кем разговариваю?

– Это Григорий. Мне передали на работе, вы меня спрашивали.

– Здравствуй, Гриша. Меня зовут Валентин. Я знаю, что тебе хорошо знаком Аслан Дмитриевич. Нам нужно поговорить. Завтра приезжай по адресу. Уже скинул. Такси оплачено.

– О чём поговорить? Мне завтра на работу.

– Не переживай. Поговорим по поводу денег.

– Причём здесь Аслан?

– Всё при встрече. Жду.

IIX.

На следующий день Гриша сел на такси. Скоро он встретился с Валентином в центре города. На улице было пасмурно и прохладно.

– Добрый, Гриша! Сразу на ты.

– Здравствуй, Валентин. – они пожали руки.

– Пройдёмся.

Валентин повёл вдоль аллеи. Он был роста выше среднего, в хорошем пальто и чёрной шляпе. Лет ему весьма за тридцать, но выглядел он молодо. На руке у него были часы. Гриша в них не понимал. Часы от audemars piguet, стоимостью полтора миллиона рублей… И была у него особенность. Он то и дело ел конфеты, которые доставал из кармана пальто. Валентин интересовался историей знакомства Гриши с Асланом. Тем, как у них складывались служебные отношения. Наконец, он сказал, что ему нужно пообщаться с Асланом и спросил где тот живёт. Гриша ответил отказом.

– Мы с тобой говорим о разных людях, Гриша.

– Мне тоже так показалось…

– Не в том смысле, приятель. Аслан рассказывал тебе свою историю? Вообще, о себе? О своей любви к деньгам? Любви огромной, грязной, великолепной…

– О чём ты говоришь?

– Кем он тебе приходится? Не говори, что другом.

– Неважно. К чему ты ведёшь?

– Давай сперва я кое-что проясню. Аслан родился в безгранично богатой семье. Его отец, кличка «Кабан», ОПГ «Багирские», держал город целиком. Большая редкость для девяностых. В самый расцвет двигал афганские РПК половине подмосковья, в Свердловск и Нижегородскую область. Приватизировал весь наш Багиров, перспективнейший город Московской области. Что-то переписал на родственников начальников МВД; что-то – прокуратуре и судьям. Например, Багировский Сталелитейный Завод недавно окончательно перешёл в собственность дочери судьи Баклановой. Двадцать с чем-то лет дамочке, она задула свечи и теперь снабжает металлопрокатом РЖД Москвы. Остальное Кабан оставил себе. – говорил Валентин. – Его застрелили областные. Трагедия для всего города. По иронии патологоанатом выявила метастазы. Если б не пуля, с божьей помощью дожил бы до зимы.

– Как это понимать… Кто ты такой?

– Обо мне позже. Жена приняла всё завещание. Ты коренной? Елена Николаевна. Роскошная, вовсе не стареющая женщина. У неё в роду по женской линии все долгожители. Прабабушка дожила до 104-х лет. В свои года Елена Николаевна терпела постоянные подкаты от студентов. Безупречная кошачья шея, тонкие кисти. При этом располагала всеми связями и харизмой женщины на пятом десятке. Для неё шли золотые годы. Весь Багиров так или иначе был с ней связан. Никто не смущался называть королевой.

Валентин развернул и съел конфету.

– Избалованный сына никогда свою маму не любил и всегда смотрел на неё в числовом выражении. В один день Аслану пришла занимательная мысль. Как на алгебре учили, отчего не сократить лишнее. Он был уверен, ему уготовляется серьёзное наследство. Неделю суетился. Наконец, нашёл идеальный рецепт. Сготовил маме что-то интересное. Подсыпал совсем чуть-чуть, за чем по всему городу мотался неделю… Елене Николаевне был волшебный вечер. Сыночка что-то своими руками сделал… Да такую красоту! Говорит: «Фантастика, Асланушка…! Лучше, чем в ресторане!». – рассказывал Валентин. – Аслан смотрел, как его мать увядала с каждым днем. Как ей все сложнее было просыпаться по утрам. Тем не менее, сыночек каждый раз слышал «доброе утро», подавая стакан воды для таблеток, которых становилось всё больше. Появились проблемы с волосами. Косметологические процедуры не помогали. Она старалась не плакать, не вешать нос. Но однажды не выдержала: «милый мой мальчик. Ни в чем себе не отказывай. Старость ударяет расплох». Потом началась бессонница. Аслану было алчно смотреть, как вытекает её ресурс. – продолжал он. – Наконец её необыкновенная красота задохлась и здоровье истлело. Отвернулись все поклонники и светские подруги. Главная вспышка раутов и закрытых мероприятий перестала выходить из дома. Через неделю умерла в копне своих опавших волос и постаревшая лет на тридцать. По настоятельной и конфиденциальной просьбе Аслана ее похоронили ночью в муниципальном гробу. Так хоронят пропоиц и бомжей. – сказал Валентин. – Аслан вечером изрядно подмонтировался. Со своим приятелем и компанией девушек они испили порядка семи бутылок вина. Был лобстер. Поминки же случились только на девятый день. Вся элита нашего города собралась проститься, когда гроб уже давно закопан. Вереницы дорогущих автомобилей…

– Это какой-то бред…

– Разве? После ночных похорон мы сразу с сумками сиганули в аэропорт. Наши «поминочки» прошли в Москве. Клуб «Сидней». Капитально нарезались. Выпивка за счет молодого человека в «траурном костюме» – английская двойка, индивидуальный пошив. Скольких он там жахнул… Через полмесяца диагностировали триппер, трихомонад и еще какую-то гадость. Притом, первые раз пять он точно предохранялся. Пробыли в Москве ещё неделю. Каждый день новое место, у меня печень захромала… Гроб его матушки, кстати, на похоронах развалился.

– И ты в этом участвовал?

– Что ты! Я похож на свинью? Я наблюдал и даже ничуть не подначивал. Руку на сердце – Аслану всё пришло само. Я даже сперва отговаривал. Потом, впрочем, перестал. Как пробыл за калькулятором.

– Что это значит?

– Аслан должен был мне половину.

– С какого ему делиться с тобой? Зачем ты ему нужен?

– Говорю: есть мысли. Вложишься и преумножишь. Дам дивиденты. Комфортный процент… Каково будет после двух миллиардов занимать до зарплаты? – Ну, так и стал нужен.

– Что?! Миллиардов?!

– В завещании речь шла о двух миллиардах.

– Он миллиардер?! Безумие…

– Не вполне. Мы не могли дозвониться до Аслана целую неделю как прилетели из Москвы. Я сразу понял, меня накололи. Стали его искать. Без спешки и пыли, попросили определённых людей проявить внимание. В конце концов, на этом дураке я ничего не терял. Никто его так и не нашёл. Всем было ясно как день, что Ася уже в гостинице где-нибудь на Сейшелах, с полным чедоманом кремов от загара. Не поверишь что произошло на самом деле.

– Что же?

– Он сам позвонил из городской больницы. Вздёрнулся, вынули из петли. Я приехал его навестить. Ася нашел что-то забавное в том, чтобы рассказать мне как можно скорее. Сбыл все наследство, два миллиарда, по детским домам. Ты бы видел эту рожу. Шея перемотана. В руке катетер. Глаза цвета вишни. Улыбается. Недоносок на следующий день сбежал из больницы. И пошёл раскапывать свою мать. Набрал кредитов, чтобы перезахоронить. Посмотри на него. Совесть проснулась. Святой человек…

– Так ты такой же выродок…

– Зачем выродок?

– Аслан гноил собственную мать, а ты долю считал.

– А как же!

– Ты считаешь это правильным?

– Сильно не одобряю. Но Елене Николаевне, в общем, не помешало быстрее преставиться. – сказал Валентин. – Это она Асю любила, кровинушку свою… Вот тебе совершенно бытовая история. Как-то Багирская управа отмечала новое назначение. Состоялся закрытый банкет в городском зале. Я, конечно, в подробности не подключен, но, говорят, элитного алкоголя разлито на цистерну. Елена Николаевна пробыла на банкете до рассвета, изрядно нарезамшись. И села за руль. Парковочных мест при коттедже не осталось. Да какая разница! Припарковала внедорожник на детской площадке, прямо в песочнице. Проходимое колесо расщепило, конечно, бортик; и размяло в песке малыша, лепившего куличи. Елена Николаевна, как ни бывало, поставила на сигнализацию и отшатнулась домой. Отдел полиции, услышав фамилию, перестал подавать признаки жизни. На следующей неделе мать этого ребёнка стояла перед великолепной Еленой Николаевной и умоляла хотя бы помочь с похоронами сынишки. «Женщина, я вас впервые вижу.» – отвечает. За очередным застольем кто-то пошутил: «Да, Лен, все мы определённо сделаны из теста.». Поддатая Елена Николаевна взоржала как последняя лошадь.

– Какая мерзость…

– Мирская молва – морская волна. Багирский свет охотно донёс шуточку до семьи, попутно прибавляя свои каламбуры. Елена Николаевна лично поделилась со мной некоторыми, несколько сдерживая смех из приличия. Мне более запомнился – «дети – цветы жизни, а наша Лена не видит газона». Прошло два дня. Весна, вечер пятницы… Отец того ребёнка курит в домашнем халате. Тут, как обычно, во двор заезжает Елена Николаевна… Под халатом оказалась разгрузка! Он достал два охотничьих обреза, и, (главный момент!) не вынимая сигареты изо рта, всёк пальбу по-македонски… Вдогон заревевшему внедорожнику разрядил магазин из полуавтоматической сайги 12-го калибра. Елене Николаевне картечь пробила трахею, сняла бровь, прошила голень и бедро. С тех пор дышала как сопящий котенок, обаятельно прихрамывала. Кто был в неё влюблён, совсем врезался по уши.

– Это всё правда?

– Этого мужика знаю. Абрам Молотов, сержант советского стройбата. Затем ветеран каких-то мутных политических конфликтов. Дома у него по запчастям лежал многозарядный гранатомет. Пожалел соседей. А может, детали пропил… После задержания Абрама полиция ещё неделю искала второй обрез. Очевидцы в один голос – «по-македонски». Но не нашли, и всё тут. Уже догадываешься откуда у Аслана гладкоствол…? Ни одному следователю в голову не пришло искать ружьё у того, чью мать из него пытались застрелить. Он, видно, вышел в тот день встретить маменьку, а потом засел в кустах. – продолжал Валентин. – Абрам, может, уже бы освободился. Если бы не презабавное обстоятельство. На пассажирском месте сидела подруга Елены Николаевны. Ты не поверишь – любовь Абрама со школьной скамьи. Он постоянно писал ей старомодные письма, которые та читала через одно, обычно в компании, под цельный хохот. Последнее – за месяц до произошедшего. «Как ты, бьющий мой ключ? Цветущая моя орхидея…». Настасья в ту пятницу сидела со стороны огня. Он не видел, что каждым спуском всю картечь посылал ей. Елена Николаевна была как за подушкой. – говорил он. – Вдовец Настасьи, кстати, делец из девяностых. В лихие годы двоих человек довёл паяльником. Ныне серый кардинал нашего города. Настасье руки целовал. Елене Николаевне тоже, но втайне. Давно его не слышно. Что-то ты меня заговорил.

– Чёрт ногу сломит… – сказал Гриша.

– Это я тебе рассказываю, что считаю нужным. О королеве ещё такие истории были, которые ты никогда не услышишь. Тем не менее, бывшие прямо в твоём городе. Конечно же, Аслана это не оправдывает. Он сгноил свою мать лишь из того, что ему стало выгодно, чтобы она закруглилась. Он одной с ней крови. Мажор и нечисть. Таких как он нельзя жалеть.

– То есть ты изначально хотел его кинуть?

– Ему ничего не принадлежит в этом мире. Не кинуть, а сохранить что-то от его рук.

– И куда пошли бы эти твои деньги?

– У меня кондитерская фабрика. Шоколадный дом «Лязгунов».

Гриша посмеялся.

– Что по-твоему смешного?

– У меня девушка любила сладкое…

– Вот видишь… Я уверен, что-то произошло, пока Аслан был в Москве. Он куда-то постоянно ходил. Мне нужно с ним поговорить.

– Возможно, в следующий раз. – ответил Гриша.

IX.

Прозвенел будильник, Гриша стал собираться на работу. С самого утра мысли его не отпускали. В маленькой его жизни что-то рокировалось… Голова разбухала, ничего не укладывалось. Гриша работал в полузабытьи. Дважды сел не на тот транспорт.

Была очередная доставка. Две корреспонденции в офис, до двери. Пригласили на чай, пока ищут печать. Гриша любезно отказался, присел в вестибюле. Подслушал разговор:

– …каждый день приходил ровно в четыре часа дня и брал десять килограмм пряников. Кассир смотрела недоуменно и доброжелательно. Упреждая всякий вопрос, говорил: «варю наркотик». Так продолжалось девять дней. На десятый его ждал наряд полиции. Останавливают на выходе: есть основание предполагать наличие запрещенных веществ по месту вашего проживания. Он говорит: нет никаких веществ. Проходят в подъезд. Понятые, следователь там, кинолог. Вся толпа поднимается на этаж. Открывается дверь. В квартире стоит кровать, чайник и уложен центнер мятных пряников «яшкино».

– А дальше?

– Всё. Сто килограмм мятных пряников. Полиция из вредности конфисковала пару упаковок к чаю. Потом сам съел килограмм двадцать. Остальные засохли. Вынес их на улицу и высыпал в песочницу. Дети с нескольких дворов сбежались. Друг другу глаза повышибали, разбили в доме окно, вся улица была в крошках… В следующем году от армии упорно косил по дурке. Сказали здоров. Вот, в июне вроде дембель был.

Другой сотрудник тут же вставил свою историю:

– Вспомнился мне один блажной из детского лагеря. Диабетик… Ни на какие мероприятия с отрядом не ходил, в это время оставался в палатах один. Как-то в холле созвали собрание по поводу – кто ест зубную пасту… Пацаны пожимали плечами, хотя сами уже вычислили. После любых мероприятий рядом с ним и стоять было свежо. К тому же постоянно пердел. После собрания дождались когда вожатых не будет; заперлись с ним в палате и наказали – тот съел две тубы колгейта… Зубная паста «солдат». Увезли на скорой с желудком. Приезжали родители. Раскрутили до того, что его, мол, весь сезон пастой кормили. В итоге досудебное урегулирование. Диабетик, говорят, купил себе приставку…

Скоро к Грише вышел менеджер с печатью. Гриша выдал корреспонденцию и поехал на следующий адрес. Проработал до вечера и снялся со смены.

X.

Стояла молчаливая июльская ночь. Проезжали одинокие автомобили. В офисе при шоколадной фабрике горели окна. Что-то происходило. В кабинет Валентина зашёл помощник с непонятным известием.

– Какая к чёрту Кабакова? – Валентин, развалившись в директорском стуле, повернулся к Махору.

– Александра. Так звать.

– Кто ещё такая?

– Понятия не держу. – сказал Махор. – Прилетела в город по «семейному вопросу». Какая-то делюга в Багире полыхает.

– Семейному вопросу? Что? Ишь, Кабакова…

Валентин развернул конфету и потащил ко рту, как замер напрочь.

– Ты чё, шоколатье?

– Отчество?!

– Что?

– Кабаковой. Отчество!

– Даниловна. – хлопал глазами Махор.

– Блять! – вскочил Валентин, что стул слетел с колёс. – Поднимай наших! Звони всем! Пусть Робот бьёт детские дома! Все до единого!

– Чего наэлектризовался? Кто это?

– Дочка это Елены Николаевны! Хули ты цветёшь, фикус! Бегом поднимай всех!

– Ооо… Елена Николаевна!.. – протянул Махор. – С какой целью?

– Крепить её будем! Крепить!

– Шаткий ход, шоколатье. Зубки пообламаем…

– На, блять! – Валентин сложил в ладони Махору два тканевых свёртка размером с мыло, но очень тяжёлых.

– Что это ещё такое? – не успел Махор окончить вопрос, как из директорского стола Валентин достал револьверный гранатомёт шестой номенклатуры.

– Вопросы?!

– Ебаться-улыбаться…

– Поднимай всех говорю, ищите Кабакову!

– Как хоть выглядит?

– Плевать!

Гриша допивал у себя дома чай. Была полночь. Не спалось. Скоро известие про Аслана успокоило свои вопросы и потеряло цвет. Гриша снова думал о том, что казалось ярче с каждым днём: «да что со мной такое? Это ужас… Я думал, вышел из этого возраста…». Выпил таблетку.

Гриша в самом деле не понимал, что с ним происходит. Догадывался, конечно, но ему становилось смешно и жалко от мысли, что незнакомая девушка лишила его сна не просто с первого взгляда, а взглядом мгновенным, пренебрежительным и одним единственным… Вдруг раздался звонок в дверь. И тотчас дверь загудела от настойчивых, свинских ударов. Гриша подскочил, опрокинув на себя кружку и залившись остатками чая. На площадке стояли двое, что-то не могли поделить. И толпа поднималась на этаж.

– Отцепи уже гранатомёт, придурок… – послышалось за дверью.

– Гранатомёт?! – Гриша сорвался на вопль.

– Гриша! – разошлось эхо Валентина. – Это ты? – Он прижался ухом к глазку. – Гриша! Надо поговорить. – слышалось прямо за дверью. – Я слышу что ты не спишь! Я считаю до пяти. – сказал Валентин, всматриваясь в глазок. – Раз. Два.

– Мы поговорим. – ответил Гриша. – Убери свой гранатомёт.

– Не вопрос! Открывай.

Гриша открыл дверь. Вошли двое. Валентин и Махор. За дверью осталось ещё человек шесть, спортивно одетых. Валентин повернулся к Махору и снял с карабина гранатомет. В шестизарядном барабане виднелось два выстрела. Махор взглянул вопросительно, на всякий случай отошёл.

– Так себе затея. – отозвался Гриша.

– Сейчас поговорим. – отрезал Валентин. – Где Аслан?

– Как понять – где?

– Ты заходил к нему. Я всё выяснил. Аслан не отдавал никаких денег в детский дом.

– Я узнал об этой истории от тебя… – сказал Гриша.

– Когда виделись последний раз?

В таком духе разговор вился несколько минут. Скоро Валентин понял, что с однорукого взять нечего и потерял интерес. Впереди было ещё много мест, в которые срочно надо было сунуть рыльце. Наконец, они развернулись и вышли. Только Гриша закрыл за ними дверь, снова раздался стук.

– Прошу прощения. – заговорил Махор. – Убор-с…

Он забрал с вешалки свою восьмиклинку и откланялся. Был первый час ночи. Гриша стоял залитый чаем. В его квартире какой-то переполох. С гранатомётом… Всё точно вспыхнуло в одну секунду. «Какого чёрта!» – распалился он. Ему стало так неприятно, злобно; до жжения. Он спешно обулся и выбежал на улицу.

– Валя! – крикнул Гриша, вылетев из подъезда.

Он стоял со своими людьми у машины, и только повернуться успел, как Гриша проходил ему в ноги. Валя оказался разрядником и успокоил Гришу, плесканув боковой по скуле. Звёздочки проходили. Толпа обступила его и смотрела, будто в канализационный люк.

– Дурак ты, Гриша! – все стояли с сигаретами, кроме Валентина.

– Хули тебе надо в моём доме? – сказал Гриша, просыхая от получки.

– Ты сам открыл.

– Какого чёрта ты ночью ломишься в мою дверь?

– Мы живём с тобой в разных мирах, Гриша. В мире больших, очень больших денег, часов не существует, мой друг, только секундомер.

– … И что? Где твои деньги?!

– Ты повёлся с непростыми людьми, Гриша. – сказал Валентин, протянув свою визитку. – Когда понадоблюсь. – добавил он.

– Оставь себе.

Валентин достал конфету и толпа рассыпалась по автомобилям. Это было не первое место, куда наведался Валентин этим утром, и далеко не последнее.

XI

Стоял полдень. Цеха шоколадной фабрики работали буднично. Валентин не спал всю ночь и перехватывался в течение дня короткой дрёмой. Только он закинул ноги на стол, чтобы снова вздремнуть, в кабинет вошёл мужчина в сорочке.

– Не потревожил?

– Всё нормально. Слушаю. – ответил Валентин, приняв ноги и собравшись.

– Вчера вы просили срочно установить по одной персоне. – юрист стоял с выправкой, но расслабленно. – Я навёл все справки. Человек очень упакован. Серьёзные связи. Личный отклик в столичной прокуратуре. Состояние больше двенадцати миллиардов. Часть капитала вращается в тени. Источник благонадёжный. Из белого – завещание родной матери на сумму десяти миллиардов.

– Десяти миллиардов… Кабакова, значит… Где живёт?

– Владеет несколькими объектами недвижимости в Москве, столичной прописки нет. Прописана у нас, в Багирове. Улица n, третий дом. Уточним квартиру, если необходимо.

– Вот как… – задумался Валентин. – Не спешите. Уточнять не нужно.

Спустя два часа.

– Махор! На минуту!

Они отошли в кабинет.

– Ты прав был, Махор. «Мутная делюга». Я уверен, Аслан отдал всё сестре. Судя по тому, что затем вздёрнулся, в чём-то обманулся. Побежал матушку раскапывать. Гадость и ублюдок. Наследство вступило в силу четыре дня назад. Вот и семейные дела.

– … Живой этот Аслан ещё?

– Да вроде живой. Вон… – Валентин показал на растущий в горшке спатифиллум.

– А Кабакова кто?

– Миллиардер.

– Ясно как свет. Чем прежде дышала?

– Тёмная лошадка. Мать всю жизнь протежировала. Столичная акула. – Валентин пожал плечами. – Есть мысль. Свяжусь с одним человеком.

Валентин сделал пару звонков. Завёл машину и подъехал к кафе «Судан». Это было дорогое заведение, противным образом сочетающее шик и безвкусицу. За одним из столов ел тучный мужчина поздних лет.

– Здравствуйте… – Валентин обратился по имени и присел.

– Привет, Валька. Хех. Угощайся.

– Благодарю, я после десерта. – он посмеялся.

– Диабет по тебе плачет, Валя!

– Профессиональные риски… Как ознаменовались ваши переговоры по новому мосту?

– Пречудесно! – тот говорил с набитым ртом. – Подряд отчислен светлым головам… Ты знаешь, Валя, я на стороне добра. Хех.