Текст книги "Близится буря"

Автор книги: Андрей Круз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

После обеда я ушел к себе в каюту и задумался. Задание брата Иоанна – с ним все понятно. Сразу соваться не стану, последить надо будет за местом, в принципе засаду всегда можно выявить, наблюдая. В общем, не вижу в нем непонятного. Проблем может много возникнуть, но непонятного – нет. Однако этого мало. Если я действительно берусь за большое, то мало.

Нужен пленный. Из пиратов. Из больших. Каких, как говорят, на Овечьем много. Кто может их знать? Может знать контакт. По идее, таких людей знают все те, кто хоть сколько-нибудь близок к «пульсу жизни». Не лично, разумеется, но пальцем в нужную сторону покажут. Но здесь надо информацию фильтровать, потому что люди зачастую склонны преувеличивать и искажать реальность в сторону большей таинственности. Хотя бы для того, чтобы продемонстрировать собственную причастность к чему-то. И с готовностью запишут в темные фигуры любого, кто ведет, например, уединенный образ жизни и при этом не бедствует. Приходилось такое видеть. Так что… так что опять надо начинать с контакта. Но задача ясна – пленный.

Ближе к острову и судов стало больше, а на входе в порт мы разминулись с длинной узкой яхтой, какую я бы сразу в пираты определил: на палубе целая толпа, «гочкисы» на носу и корме, что уже незаконно, а вот флаг местный, красный. При виде нас на палубе встречного судна засвистели глумливо, заорали, но обращать внимания на это никто не стал – у нас пушка больше, случись что.

Бухта Овечьего была великолепна – естественный залив, прикрытый высоким мысом от любых штормов, просторный, с пологими берегами, переходящими в такие же пологие склоны, на которых раскинулся город. Город, к слову, выглядел не очень – напоминал сильно разросшуюся трущобу. Дома в нем были больше деревянными и выглядели все словно времянки какие-то после добротных каменных «христианских» городов. Даже большие богатые дома, которые я разглядел в восточной части бухты, были деревянными, все больше крытыми тростником.

Деревянными же были и причалы, в том числе и тот, к которому подходила наша яхта.

– Откуда дерева здесь столько? – спросил я у случившегося рядом Ивана.

– С материка возят, там его много, деревом тоже большая торговля тут. И тоже рабы валят. Рядом с Овечьим есть островок Базарный, так на нем целая Лесная бухта имеется, там деревом грузятся. Кстати, Илларион наш отсюда закупается, кажется.

– Понятно…

Судов в порту хватало. Много было зеленых турецких флагов с полумесяцами, немало и красных флагов и вымпелов Овечьего острова. С пару десятков насчитал, так что община «вольных людей», похоже, не бедствует. Но были и христианские флаги, и даже франкских, белых, с черным мальтийским крестом, пару я увидел. Не ближний им свет сюда идти.

– Иван, а это что за флаг? – показал я на белое же полотнище с изображением креста-меча и гвоздей в солнечном круге.

– Иезуиты. Их, франкский, Синод, считай. Скорее всего, это и есть тот самый пакетбот, что ходит пленных выкупать. Я рассказывал.

– Было такое.

Левее от пристаней, к которым швартовались большие суда, была рыбачья часть порта, вплотную заставленная лодками и баркасами. Ближе к берегу рыбацких лодок тоже хватало, но здесь они были маленькими, максимум на двух человек, низкобортными, с большим косым парусом. Наверно, вышли на вечерний лов – днем и рыба ловится хуже, днем ее уже продать надо, тут холодильников нет. Что наловил – тащи на рынок, на биржу. А вот ночь рыба может перележать, а с утра пораньше ее туда же.

Заскрипели доски под кранцами, яхта слегка навалилась бортом на причал, матросы начали лихо наматывать пеньковые канаты. Все, дошли куда надо.

– Петр, – окликнул я Байкина, – ну ты помнишь все, так?

– Фрол с Леонтием, братья сами по себе, я с тобой, – кивнул он. – Прикрою, случись чего.

Задания нашего я в тайне не держал – сколько сюда шли, столько с бойцами думали, как все лучше провернуть. Из всех Байкин был самым опытным, лучше всех стрелял из револьвера и лучше же всех орудовал ножом, так что в ближнем прикрытии был незаменим. Поэтому он отправлялся со мной, а остальные четверо, разделившись на две пары, должны были просто прочесать район вокруг порта, запоминая улицы, заведения, проулки и проходы, чтобы нам потом ориентироваться проще было.

А экипаж в штатном режиме, только вахты усиленные, потому что, со слов и шкипера, и Глеба-боцмана, в порту всякое случалось, порядка и здесь немного. Возьмут плату за стоянку, а дальше сам о себе заботься. Поэтому, кстати, палуба судна считается таким местом, куда без приглашения даже ногой ступить нельзя – могут убить, и ничего за это не будет. А если не доверяешь, то и по приглашению не ступай, сам потом и виноват будешь. Хочешь говорить – говори с причала.

Пришлось дожидаться сборщика платы, который подъехал к причалу на двуколке, сопровождаемый на удивление здоровенным и плечистым кучером с двумя револьверами, чистым головорезом с виду. Разговор сильно не затянулся – понятия «контрабанда» здесь не существовало, запрещенных товаров тоже не было. Спросил о том, сколько стоять будем, услышал ответ, назвал сумму, весьма немаленькую, к слову, раза так в полтора больше, чем берут за стоянку в Новой Фактории, пересчитал полученные деньги, кивнул и удалился величественно. На прощание сказал, правда:

– Мы сюда всех пускаем и всем рады. Воды взять, топлива, едой закупиться, в кабаках повеселиться – всегда пожалуйста. Но если ты здесь свои приватирские дела решать начнешь, то рады тебе уже не будем. Надеюсь, ты понял.

Пришлось сказать, что понял.

– Иван, ты все же за шкипером нашим приглядывай, – сказал я на прощание мотористу, когда портовое начальство уехало и экипаж начал расходиться.

Тот усмехнулся, оглянулся, убедившись, что Игнатий разговора не слышит, сказал мне тихо:

– Одного решили вообще не отпускать. Каждый раз с ним не меньше двоих будет.

– Ага, вот это хорошо. А то сам знаешь, зачем пришли, не хватает только, чтобы к отходу шкипер опять пропал.

– Не пропадет.

Дневная жара отступала, рабочий день в порту закончился, и освободившиеся от дневных забот морячки дружно тянулись к выходу за развлечениями. А город, судя по всему, готов был эти самые развлечения предоставить. Когда мы с Байкиным прошли ворота, я немного удивился. Ожидал увидеть все же город, а сразу за портом начиналось какое-то беспорядочное скопление развалюх под тростниковыми крышами, среди которых направления движения можно было определить лишь по натоптанной земле, – тротуаров в Вольном, похоже, никто никогда не мостил и мостить не собирался.

Казалось, застройка шла без всякого плана – кто где клочок земли ухватил, там свое заведение и поставил. Архитектура была совсем тропической, то есть подчас без лишних окон и даже стен, лишь навесы, столбы, ну и всякие кухни да подсобки закрыты кривоватыми досками.

– Всеми ветрами кабаки эти продуваются, – сказал я.

– Да и пусть, хозяевам до этого дела нет, – хмыкнул Байкин. – Это же для морячков, а их тут в сезон штормов и не бывает. А в другой сезон и так жарко, чего деньги тратить на стены? Пьют – и ладно.

– А местные где гуляют?

– И здесь, и дальше от берега, – мазнул он рукой куда-то в сторону склона, по которому город взбирался на холм.

В кабаке, возле которого мы шли, было уже много народу, почти все столики заняты, в основном как раз моряками. Хватало уже и потаскух из татуированных негритянок – одетые в открытые платья из дешевого яркого ситца, все больше босые или в плетеных шлепанцах на ногах, они гуляли по улицам, приставая к прохожим, заходили в кабаки, где их хватали за задницы, а они взвизгивали с притворным испугом. На маленькой сцене в самой глубине зала под навесом тихо наигрывал квартет таких же негров. Наигрывал, мягко говоря, не слишком впечатляюще. Здесь негры не настоящие, джаза не изобрели.

Стоило нам миновать кабак, как на его веранде послышался шум, ругань, потом звуки ударов. Оглянувшись, мы увидели двух огромных вышибал, волокущих кричащего и брыкающегося человека к выходу. Разбежавшись, они запустили его с крыльца так, что тот пролетел весь проулок поперек и хлопнулся в пыль, испачкав лицо и разбив в кровь нос. Поднявшись на подгибающиеся ноги, пьяный – а пьян он был здорово – схватился за кобуру, но выхватывать револьвер не стал, потому что один из вышибал уже целился в него из короткой двустволки.

– Иди отсюда, – сказал второй, лысый, с круглой бородкой и с золотой серьгой в ухе. – Стрельнешь кого – уже с утра висеть будешь у рынка. Не дури. Вести себя надо уметь.

Пьяный посмотрел на них, явно пытаясь сфокусировать взгляд. Кровь текла из носа, смешиваясь с соплями и слюной, и капала на клетчатую серую рубашку. Потом все же смысл сказанного до пьяного дошел. Он выругался, махнул рукой и пошел в сторону порта, раскачиваясь, как трава на ветру. А вышибалы, явно к такому привычные, повернулись и зашли обратно в кабак.

– Видишь, как тут все просто. А мог бы и попытаться стрельнуть. И тогда вышибале ничего бы не было. Впрочем, вышибалам никогда ничего не бывает, если уж совсем на кого-то важного не занозится.

– А важные по этим помойкам ходят? – усомнился я.

– Нет, – усмехнулся Петр. – Поэтому им ничто и не грозит. Всему в этой жизни свое место.

Это верно. А это место выглядело довольно опасным. Просто потому, что сразу много оружия и много алкоголя. Да и не одни морячки здесь гуляли, это видно сразу, стоит только приглядеться. Иные больше Фому с товарищами напоминали – и взглядом, и повадками, и манерой одеваться. Недаром город Вольный, что на острове Овечьем, почитается за бандитское убежище. Границ в этом мире нет: если не поймали на горячем там, где ты пакостишь, – ничто не мешает тебе сюда с попутной шхуной приехать и прогуливать добычу.

Где искать Кривой тупик, никто из нас понятия не имел. Хуже того – не слишком хорошо ориентировались в этом и местные. Подсказал дорогу какой-то совсем пьяный мужик, услышавший наш разговор с бордельным привратником. Испросив у нас мелочи на пиво, он махнул рукой вдаль по улице, сказав, пахнув перегаром так, что чуть с ног не сбил:

– По улице вот так идешь – увидишь рюмочную «Окунь», так? И вот за ней прямо вот так прямо идешь. – Он мазнул рукой вправо.

– Направо, в смысле? – уточнил Байкин.

– Я сказал – от так прямо, – повторил жест пьяный. – Куда показал, видишь? И вот так иди.

– И дальше чего? – поторопил я его. – Давай дальше, не зависай.

– Так идешь, идешь, а это он и есть, Кривой тупик ваш, значит.

– Ага, – кивнул я и уточнил, махнув рукой: – Вот так прямо, да?

– Точно, туда и прямо, – подтвердил пьяный.

Мы пошли дальше, внимательно глядя по сторонам и под ноги, чтобы в конский навоз не вступить, которого тут никто не убирал, похоже. А лошадей при этом хватает, у всех кабаков по коновязи, и те не пустуют.

– А в Кривом тупике что ищем? – уточнил Байкин.

– Дом за зеленым забором – говорят, что он там один такой.

– Посмотрим, один ли.

Веселье вокруг разгоралось все пуще, из-под всех навесов слышались крики пьющих, пиликанье скрипок, бренчанье гитар, где-то топали каблуки в танце. Из открытых окон борделя, защищенных от нескромных взглядов тростниковыми жалюзи, доносились стоны и вздохи жриц любви, старательно, но не очень талантливо изображающих страсть.

Кривой тупик и вправду был кривым. Состоял он из десятка домов, которые прижимались друг к другу явно без всякого участия архитектора. В домах было два кабака, бордель, на крыльце которого сидел целый выводок негритянок, явно обсуждавших прохожих и над всеми хихикавших, ломбард с зарешеченными окнами, маленькая гостиница и пяток просто жилых домов, с крошечными двориками, при этом укрывшимися за высокими заборами. Зеленый забор был почти напротив бара «Акульи зубы», над дверью которого висела невероятного размера зубастая челюсть.

– Это чья, интересно? – спросил я.

– Как чья? – удивился вопросу Байкин. – Большая белая, видишь – вон зубы треугольником и очень крупные. Только у нее такие.

Я сделал себе выговор за дурацкие вопросы. Опять попался на детской наивности: тут ведь такое с младенчества знать должны.

– Вот сюда и зайдем, – пришел я к выводу. – Тут и сесть можно, и дом видно хорошо. Поглядим, что там к чему.

– Надо бы и с другой стороны глянуть, – сказал Байкин.

– Не сейчас. Сначала прикинуть надо, как туда зайти так, чтобы ничьего внимания не привлечь. А ну как хозяин даже не дома, а вот здесь, в «Акульих зубах» сидит и сидр сейчас пьет? И увидит, как мы вокруг его дома шляемся.

– Ну, в проулочек у его забора и помочиться зайти можно, – усмехнулся Петр.

– Тут уборная на задах, зачем туда ходить?

– Верно.

Деревянные ступени гулко отозвались у нас под сапогами, скрипнули низкие распашные двери, когда мы то ли в зал вошли, то ли на террасу поднялись. Бар был устроен нехитро – навес на столбах, задняя стена глухая, из досок, а с боков она поднималась только по грудь стоящему человеку и увенчивалась широкой лежащей доской, игравшей роль стола. Возле нее стоял тесный ряд высоких табуретов, таких же, как и у длинной стойки. А свободное пространство между стойками было занято грубо сколоченными столами.

Бар забит не был, заполнен на треть, не больше. Похоже, основная масса посетителей оседает в тех заведениях, что ближе к порту, а сюда доходят только те, кому не лень идти. И, кстати, место выглядело довольно чистым, вроде из приличных. Совсем пьяных не видно, одеты все больше чисто, никто не орет и не бесится пока, а так, сидят люди, разговаривают, разве что компания за дальним от входа столом смеется постоянно. Но тоже в рамках приличий.

Весьма удивило само слово «бар»: я пока его еще не встречал. Понятно, что оно осталось от былых времен и забыться не могло, но пока я больше сталкивался с кабаками и трактирами и уже привык к такой архаике. А тут на тебе – бар.

Персонал бара был в стандартном наборе: бармен – худой, жилистый, высокий, с револьвером в кобуре, да и выглядел он скорее как «ганфайтер» с Дикого Запада, а не как бармен, и вышибала – крупный, заросший дурным мясом красномордый мужик с неопрятной бородой, вооруженный дубинкой и, естественно, большим револьвером.

– Что будете? – без всяких вступлений спросил бармен, когда мы подошли к стойке.

– Сидр, – сразу сказал Байкин.

– Красное пиво.

Бармен кивнул, быстро наполнил две высокие стеклянные кружки из бочонков, выставил перед нами, взял у меня из руки монеты, кивнув при этом. Мы отошли к «внешней стойке», разместившись на высоких табуретах. Подняли кружки, чокнулись, Байкин сказал:

– Ну, за то, что дошли без приключений с божьей помощью.

– Да, дошли.

Пиво было прохладным, душистым и даже очень хорошим. Просто неожиданно, я как-то от этих краев подсознательно ожидал в пиве сивухи и прочих неприятных вещей, а оно вот как, оказывается.

– А хорошее пиво, кстати, – сказал я, щелкнув ногтем по краю кружки.

– На бочонке клеймо в виде двух быков. – Мне это ничего не сказало, но Байкин все же мысль завершил: – На Два Быка мы в свое время часто ходили, как раз за этим самым пивом.

– А почему Два Быка, кстати? Никогда там не был.

– Там на входе в бухту две скалы, друг против друга. – Байкин свел сжатые кулаки, символически изобразив некое противостояние. – Как будто быки бодаться собрались. А пиво такое, говорят, из-за воды, что ли. Если красное брать, то самое лучшее вроде как. И дорогое, заметил?

– Ага, заметил, эдак в два раза против обычного.

В наблюдаемом доме в окнах не было света, по двору никто не ходил, калитка не открывалась. Впрочем, если там засада, то это как раз ничего не значит, сидят себе тихо и ждут, когда кто-то придет. Наверняка контакт какую-то предупреждающую о нашем приезде телеграмму получил, так что если его вскрыли, то засада может сидеть вполне целенаправленно. Ну, ничего, сейчас мы посидим, потом нас братья сменят, а если надо, то и Фрол с Леонтием. Засиживаться здесь сверх разумного и при этом не напиваться тоже нельзя, опять подозрения может вызвать.

Со слов брата Иоанна выходило, что контакт в Вольном числится эдаким темным жучком – и краденное купит, и продавца найдет, и кого хочешь с кем угодно сведет. Но при этом, на самом деле, человек верный, внедренный давно, а не завербованный деклассированный элемент. Так что особо подвоха ждать не стоит, наверное, но осторожность все же никогда не мешала. Так что будем следить.

* * *

Хозяин домика появился примерно через полтора часа наблюдения. Мы с Байкиным уже по третьей кружке пили. Невысокий такой мужик с совершенно незапоминающимся лицом, чуть упитанный, в соломенной шляпе, вооруженный, как и все здесь, появился из узкого прохода между заборами. На плече у него висела на широком ремне тяжелая парусиновая сумка, которую он придерживал рукой. Обернувшись, пришедший прямо с улицы помахал рукой в сторону «Акульих зубов», и бармен с вышибалой одновременно ответили ему тем же. Вот так, а за домом по факту приглядывают. Хорошо, что не пустил я Байкина вокруг шариться, – уже бы засветились, и черт знает чем бы это закончилось.

Контакт, а по описанию это был именно он, отпер калитку и исчез во дворе. Затем мы услышали, как хлопнула дверь дома. Ну что, идти туда или продолжать наблюдение? Нет, не пойдем. Вместо этого мы поднялись и вышли из бара.

Гостиница «Гамак под пальмой» – длинный одноэтажный дом с десятком окон по фасаду – располагалась чуть дальше по переулку, но на той же стороне, что и бар, как раз напротив борделя. Окна у нее были затенены тростниковыми жалюзи, чахлый палисадник перед фасадом огорожен низким заборчиком.

Хозяином или приказчиком, даже не знаю, оказался потный, пахнущий немытым телом толстяк с красной, широкой, как блин, мордой и слипшейся шкиперской бородой. Он сидел за крошечной конторкой, читая газету и попивая пиво из кружки, которую ставил рядом с наполовину опорожненным кувшином литра на четыре. И судя по всему, кувшин у него за сегодня был не первым.

– Здравствуй, хозяин, – поприветствовал я его с порога. – Нам бы две комнаты у тебя снять.

– Сними, – кивнул он, – а я сдам. Есть комнаты.

Голос у него оказался на удивление высоким и к тому же сиплым, бабьим каким-то, никак не вязавшимся с внешним видом.

– Окна куда?

– А на обе стороны.

– А с какой стороны тише?

– Тише, когда окна назад, но тогда из нужника часто воняет, если ветер оттуда, – не слишком заботясь о рекламе заведения, разложил ситуацию толстяк. – А если на фасад, то шлюхи часто орут. А под утро драки на улице почти всегда. Так что выбирайте.

– Давай одну на ту сторону и одну на эту, – заявил я, вытаскивая из жилетного кармана кошелек.

Это нам как раз лучше всего.

– Поближе друг к другу? – уточнил толстяк. – У меня половина комнат свободна.

– Давай тогда поближе, – пожал я плечами с притворным равнодушием.

– Давай два рубля, – сказал хозяин. – Ключей нет, на засов изнутри запирайтесь. Если уходите куда, все ценное лучше мне сдавайте, я у себя в кладовке запру.

Я выложил две монеты из кошелька. Он смахнул их себе в толстую ладонь, поднес к глазам, покрутил, потом кивнул и убрал в карман. На этом все кассовые операции завершились.

– Если девок звать соберетесь, то из бардака не ведите, не пущу, – добавил хозяин. – Ко мне обращайтесь, я вызову, не пожалеете. Хорошие девки, справные.

– Понял, как скажешь, – кивнул я.

Байкин в разговор не вмешивался. Лишь когда мы ушли от хозяина, вернувшегося к своему пиву, он тихо спросил в коридоре:

– Кто в какой?

– Иди пока в тот, что назад, отдыхай. Я стукнусь, когда сменить надо будет.

– А что сделать хочешь?

– Посмотреть, не придет ли кто к нему и куда он с утра пойдет.

Комнатка оказалась тесной, совсем чуть-чуть больше, чем двуспальная кровать с москитным пологом, втиснутая в нее. Только и осталось места ее по кругу обойти. Комаров к вечеру, к слову, стало много, хоть и не столько, сколько в джунглях, а так, вроде как в летний день в российской средней полосе. Могло быть и хуже. Кроме того, на тумбочке стоял маленький бронзовый подсвечник с ароматической свечой, которую я сразу зажег, опустив его на пол, за кровать, чтобы даже отблеск маленького огонька не падал изнутри на окно. В комнате остро запахло чем-то вроде гвоздики и лимона, на комаров это действует.

Еще в комнате был жесткий неудобный стул, который я придвинул к окну и на сиденье которого бросил одну из подушек, – без нее он быстро превратится в орудие изощренной пытки. Чуть повернул планки жалюзи, поставив их горизонтально, и убедился, что наблюдать за улицей вполне даже можно, и даже скрытно.

Поначалу интересно было – людей за окном прибавлялось, становилось шумно и суетно. Бар «Акульи зубы» был теперь почти забит посетителями, девицы на бордельном крыльце уже не бездельничали, а трудились где-то внутри, во втором кабаке вовсю шли танцульки, там топали каблуки и визжали девки, ломбард открылся и не простаивал, в него регулярно заходили пьяные, оставляя в залог какое-то свое имущество, а на улице к тому же две драки случились. Без особо тяжких последствий, впрочем: даже носа никому не разбили. Потолкались, помахали кулаками, пообзывались – да и разошлись.

И тут…

– Опа! – сказал я сам себе, чуть не подпрыгнув на стуле. – Давно не виделись.

В Кривом тупике появились четверо. Во главе компании шел высокий, в белой рубашке и дорогом жилете поверх нее, с маленькой бородкой и бриллиантовой серьгой в ухе. Толстая золотая цепь на шее, такие же браслеты на обеих руках, рукоятка револьвера, торчащего из вышитой серебряной нитью кобуры, была костяной, да еще, насколько мне было видно, золотом отделанной.

С ним шли невысокий плечистый крепыш в лихо сбитой набок шляпе, совсем молодой вертлявый парень в черной рубашке и с двумя револьверами на поясе, висящими спереди рукоятками вбок, и рослый мужик со сломанным носом и ушами, в красном жилете поверх красной же рубашки и с огромным ножом на поясе – это помимо револьвера, разумеется.

– Фома, Фома, ты все же здесь, – прошептал я. – Даже не знаю, кстати ты или нет.

Шулер, бандит и, похоже, пиратский лазутчик, Фома в христианских землях был объявлен вне закона. За его голову, равно как и за головы всех четверых, что шли рядом, была объявлена награда. Немалая за мертвого и в два раза большая за живого. При иных обстоятельствах я бы уже обдумывал, как ее получить, но сейчас у меня другие задачи. И то, что Фома гуляет по совсем небольшому городу Вольный, их выполнения никак не облегчает, скорее наоборот. И вероятность наткнуться на него не вовремя очень велика. Это же не Москва, в конце концов.

Компания зашла в «Акульи зубы», судя по направлению их движения. Разглядеть даже крыльцо бара из окна не получалось. Выходит, мы с Петром оттуда свалили вовремя. А вообще надо будет ходить не вдвоем уже, а брать, возможно, еще и братьев Рыбиных, на всякий случай. Потому что встреча с компанией Фомы так просто не кончится, за это я могу поручиться.

Контакт из дома не выходил. Виден мне был все больше забор и самый верх единственного окна, выходившего на эту сторону. Сначала там горел свет, потом он потух, и никакой другой активности заметно не было. Отсидев свою смену, я постучал Байкину в дверь и поменялся с ним комнатами. Он ушел наблюдать, а я завалился в кровать, не раздеваясь. Такую же кровать с пологом в точно такой же комнате. Хозяин гостиницы не наврал – из нужника неслабо так попахивало: похоже, септики здесь давно чистили. Но уснуть не помешало, устал.

Контакт покинул дом около десяти утра. Никакой другой активности так и не заметили. Ни Байкин, ни я, дежуривший вновь с утра. Контакт вышел, аккуратно затворил за собой калитку, заперев ее еще и на замок, из чего я сделал вывод о том, что места здесь в любое время суток не безопасные, и неторопливо пошел по улице, засунув руки в карманы.

Мы шли следом. Я метрах в тридцати, не слишком и скрываясь, а Байкин еще немного отстал, страхуя уже меня. Про компанию Фомы я ему рассказал, а подробности ему не требовались – захватывали мы эту банду в Новой Фактории вместе, в лицо он их всех помнил, и случись встретить – узнает сразу.

Контакт шел спокойно, не проверяясь, так, словно ему опасаться нечего. Нигде не останавливался, ни с кем не разговаривал. И так довел нас до городского рынка, что раскинулся слева от входа в порт. С рынка тянуло запахом свежего хлеба, в целом ряду маленьких чайных, вытянувшихся вдоль ограды, с видом как раз на порт, люди занимали столики. Контакт купил у крикливого босого мальчишки газету, зашел во вторую по счету чайную и уверенно уселся за угловой столик, кивнув буфетчику, из чего я сделал вывод, что он здесь гость частый.

Поискав глазами Байкина, я подал ему знак – мол, присматривай, а сам направился в чайную. Подошел к человеку, поднявшему на меня глаза от газеты, спросил его:

– Прости, уважаемый, здравствовать тебе, а ты раньше на «Золотом тунце» не ходил?

Это было первой частью пароля, и контакт ответил верно:

– И тебе здравствовать. Это шлюп, что ли?

– Нет, шхуна из Новой Фактории. Лицо твое знакомым показалось.

– Шхуна, точно, – кивнул он, откладывая газету. – Приходилось видеть, но сам не ходил и отношения к ней не имею. Но вот тебя помню откуда-то тоже. Где могли встречаться?

И отзыв был верным. Если бы он хотел знак тревоги подать, то сказал бы что-то другое.

– Да в Новой Фактории, наверное. Доводилось бывать?

– Ты присаживайся, – показал он на стул перед собой. – Не раз приходилось, хоть и не в последний год.

Ритуал взаимного опознания прошел гладко, как по писаному. Отодвинув стул, я сел напротив, и контакт представился:

– Анисим.

– Алексий, – ответил я.

– Чайку?

– Да с радостью, если не стесню.

– Да что ты! – посоревновались мы в вежливости.

Байкин прошел дальше и уселся в соседней чайной, откуда ему хорошо видна была наша веранда и подступы к ней. А я заодно хорошо видел его. У Анисима же он оказался за спиной.

Буфетчик поставил перед нами две кружки, большой чайник, накрытый войлочным колпаком, масленку с ножами и плетенку со сдобными булочками, потом отвлекся на других посетителей.

– Я за товаром к тебе, собственно говоря, – сказал я негромко. – Готов ли он?

Вокруг было шумно, базар уже вовсю работал, так что подслушать нас было бы очень трудно. Не уверен, что даже с соседнего столика нас могли бы услышать, а за ним как раз никого и не было.

– Товар готов и в полной сохранности, – кивнул Анисим, стрельнув исподлобья глазами по сторонам. – Но держу не здесь, а за городом. Там условия лучше, не испортится.

– А забрать смогу?

– Почему бы и нет? Но здесь бы не грузил, – он кивнул в сторону порта, – желающих перекупить много будет, товар редкий и дорогой.

– А где загрузиться можно? Есть идеи, или самим решать?

– Есть, как не быть.

Сняв колпак с чайника, он быстро наполнил кружки, придвинул чуть-чуть плетенку, сказав:

– Угощайся.

– Спасибо. – Я взял на удивление воздушную, пахнущую ванилью слойку. Вроде и много в руке, а чуть сожми – как листочек бумажный. Разорвав ее пополам, начал размазывать масло по ее внутренностям.

– Сумеем загрузить. Лодкой. Есть место. Только доставить груз туда надо аккуратно, с охраной желательно.

– Понятно, с этим проблемы не будет. – Я откусил кусок круассана, иначе эту булочку и не назовешь, запил чаем. Отлично просто, а я голодный, кстати. – А похраниться товар еще немного сможет?

– Какие-то проблемы? – Анисим уставился мне в глаза.

Глаза у него, кстати, были серыми, пронзительными, и взгляд жестким. Посмотришь в них и подумаешь, что с этим вроде как рыхловатым маленьким человеком на тесной дорожке столкнуться не захочешь.

– Проблем нет, но мне бы еще к другому прицениться хотелось, раз уж на Овечий зашли. Тут и время нужно, и совет бы понадобился.

– Совет? – чуть вскинул он бровь. – Советом помочь можно, совсем не грех. Но это лучше в другом месте обсуждать, полагаю. Так?

– Верно. Где уже спокойно обсудить все можно.

– Тогда к двум колоколам приходи на складской двор портовый, увидишь меня возле ворог. Я там всегда ошиваюсь, и люди ко мне приходят все время.

– Приду.

– Тогда можем все подробно и обсудить.

Я быстро проглотил остатки круассана и взялся мазать маслом следующий. Надеюсь, что меня кто-то остановит до того, как я обожрусь.

– А еще такой вопрос у меня, – решил я проконсультироваться. – Видел я одних людей в городе, из тех, с которыми встретишься – и сразу дело хорошо если только до драки дойдет. А скорее всего, до стрельбы. Мне оно не надо бы сейчас, а уж со стрельбой тут вообще можно на виселице оказаться, так?

– А что за люди? – уточнил Анисим. – Я тут многих знаю. А кого не знаю, про того узнать могу.

– Фома есть такой, разбойник и шулер. С ним Павел, боец, с каким в рукопашную лучше не ходить…

– Знаю таких, – не стал даже дослушивать Анисим. – Опасные люди. Хоть и ничейные, кажется.

– В смысле?

– Ни на кого из отцов города непосредственно не работают. Наемники скорее. Их тут многие знают. Так чем помочь могу?

– Как здесь конфликт разрулить без того, чтобы под суд попасть?

– С этими? – Анисим пожал плечами. – Тут правила какие: кто первый стрельнул или ножом пырнул, тот и виноват. Если, конечно, не толпа одного бьет. А вообще суд здесь пока справедливый больше, выборные судят.

– Пока?

– Пока. – Он чуть усмехнулся. – Меняется власть на острове понемногу. Раньше вольным был – теперь в вольницу превращается. Года три назад можно было дверей не запирать, а сейчас сам видишь. И если бы Фома этот на кого-то из князей местных работал, так я бы посоветовал тебе просто с острова убираться.

– А сейчас что посоветуешь?

– Я бы и сейчас это посоветовал, да совета ты не послушаешь, вижу. Поединки здесь легальны. Дуэли. Если при свидетелях и заранее правила оговорили. Хоть на кулаках, хоть на ножах, хоть на револьверах, хоть на пушках корабельных – как договоритесь. Кстати, Фома твой, я думаю, сам про это знает. Стрелок он хороший.

– Слышал про то.

– И хорошо, что слышал. Вот так и прикидывай.

Отобедав на борту яхты, я направился к складскому двору, сопровождаемый Байкиным и идущими поодаль братьями. В порту все было как в иных портах – шум, грохот колес, мычанье волов, волокущих большие телеги, скрип талей, суета – порт и есть порт, товар грузят. Была здесь и охрана – все больше крепкие мужики с револьверами и карабинами, с красными повязками на рукавах, по цвету флага вольного острова. Порт же, насколько я уже успел узнать, принадлежал некоему Артемию Блажному, самому богатому человеку на Овечьем, так что и охрана, наверное, на него работает.

Обойдя огромную телегу, груженную мешками с тростниковым сахаром, я увидел ворота складского двора, а возле них Анисима, болтающего с какими-то двумя молодыми парнями. И не просто болтающего, но явно ставящего им задачи. И в довершение их разговора он сунул каждому по несколько монет в ладонь, после чего те быстро ушли, явно куда-то заторопившись.