Текст книги "Странник"
Автор книги: Андрей Круз
Соавторы: Мария Круз
Жанр:
Боевая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Андрей Круз
Мария Круз
СТРАННИК
Пролог
– Восемь месяцев? Там даже шести минут не прошло до того, как я зашел обратно в сарай и меня забросило сюда. – У меня аж голос сел от удивления.
Казалось бы, пора уже привыкнуть к странным изгибам времени, на которые я насмотрелся с момента первого своего «провала», но это легко сказать, а сделать уже намного труднее, потому что сознание некоторые вещи начисто отказывается перерабатывать. Не принимает процессор.
– Восемь месяцев. – Настя повернулась ко мне, опираясь на локоть, а потом дважды показала четыре отставленных пальца. – Восемь. И как видишь, я за это время многое успела. – Она с заметной гордостью усмехнулась и протянула руку за бутылкой минералки, стоящей на тумбочке с моей стороны. – Дай попить.
Я протянул ей бутылку, и она сделала несколько больших глотков прямо из горлышка. Пила быстро и даже жадно, с треском сжимая пластиковую емкость, а капля воды, сорвавшись, упала на ее обнаженную грудь, и я почему-то уставился именно на нее, быстро загадав «стечет – не стечет». Чуть продержавшись на месте, капля стекла вниз, оставив на нежной коже тонкую блестящую дорожку. Настя ее не почувствовала.
– Ну да, ты теперь там дама в авторитете, – не удержался я от того, чтобы не прокомментировать. – Ты у них всей авиацией командуешь, что ли?
– Не всей, даже вообще ничем не командую, но летающих людей по пальцам можно пересчитать. – Она поставила бутылку на тумбочку у кровати. – Так что да, особо ценный член экспедиции.
В номере отеля было слегка прохладно, но все же не холодно, мы даже отопление выкрутили на минимум. Через зарешеченное окно доносилась музыка из бара «Оксидентал Салун» – кантри, разумеется, – а какая-то гомонливая компания топталась на улице у входа в отель, не торопясь перебраться под защиту его стен. Хотя в темноте никто теперь по улицам гулять не любил. Впрочем, Баффало с этой точки зрения пока был городом довольно безопасным, Тьма сюда проникла слабо, есть в округе места куда хуже. Но окон без решеток в городке уже не встретишь.
Мы оба были утомленными, скорее даже обессиленными, – и счастливыми. По-настоящему счастливыми, бесконечно тонущими в этом своем счастье. Для кого-то из нас расставание длилось меньше, для кого-то больше, но даже день его был мучителен и пуст. Только сейчас, лежа с ней в постели, я понял, как же мне ее все это время не хватало. Как будто части самого себя лишился, а теперь обрел эту часть вновь, стал целым.
И пришло ощущение нового этапа в жизни, опять. Ощущения того, что тебе опять надо строить все планы заново, с нуля, потому что все старые уже ни на что не годятся. Или их просто не существовало. У меня ведь был всего один план – найти Настю. И вот я ее нашел. А теперь надо думать уже над планами, во множественном числе. Над тем, как нам дальше жить уже вдвоем. Как выживать, потому что к этому миру слово «жить» применяется пока плохо, жизнь здесь больше напоминает именно выживание. Или можно заменить его все же на «жизнь»? Получится у нас?
– Ждала тебя в доме, потом поняла, что сразу за мной ты из сарая не выпадешь, – продолжала между тем рассказывать она. – Решила, что тебя закинуло куда-то совсем в другое место, и перспективы встретиться у нас… сам понимаешь. Но… в общем, все же оставила записку.
– Это было самым лучшим твоим решением, – я откинулся на подушку, закинув руки за голову. – Иначе… иначе я бы с ума сошел, наверное, гадая.
– Мне кажется, что я почувствовала, как ты появился… в этом мире. Просто почувствовала – и все.
– Ты теперь только это чувствуешь?
Вопрос был со вторым смыслом – если она чувствует,то поймет его.
– Нет, – усмехнулась она. – Я тебя поняла. Еще чувствую тварей. Пусть не слишком издалека, но чувствую. Ты тоже?
– Я тоже. Думаю, что мы как-то изменились во время прохода.
– Или что-то подцепили, – усмехнулась она.
– Предпочитаю думать, что изменились, – засмеялся я. – Слово «подцепили» как-то не те ассоциации включает. Тем более в постели и после секса…
– Это у тебя просто воображение испорченное. – Она предупреждающе подняла палец.
– Может быть, – закивал я сразу же с готовностью. – И как ты дальше? Ну в смысле когда попала сюда?
– Да ничего сложного для меня и не было. Разве что запах местами, – она вздохнула, отставив бутылку чая на тумбочку со своей стороны кровати. – Нашла… её документы… – она тоже запнулась на упоминании своего «дубля», погибшего в этом мире, явно не зная, как назвать, и остановившись на нейтральном «она», – узнала, что есть самолет. Добыла карту, добралась до аэродрома, нашла там нужный ангар, а в нем самолет. Затем полетела на Денвер и услышала передачу на «сто двадцать один и пять» от «мобильного центра», тогда еще самого первого. И свернула на Шайенн, где они тогда расположились.
– Шайенн – это город или гора в Колорадо? Где ядерное убежище и все такое? – вспомнил я прочитанное когда-то.
– Шайенн, что в Вайоминге, городок такой, – уточнила Настя, – захолустье вроде этого самого Баффало. Вот и все, собственно.
– А мне Баффало нравится, – сказал я, почти обидевшись на слово «захолустье». – Всю жизнь мечтал жить в таком вот спокойном городе посреди всякой природы и прочего. Правда, не в мире после Эпидемии, – добавил следом. А что за «мобильный центр»?
– В общем, это радиостанция и все к ней прилегающее, – взялась она объяснять. – Чужие пытались и пытаются искать таких же, как они сами. Ведут передачи на всех возможных частотах, ставят плакаты на дорогах, рассылают патрули. Вот к самому первому такому центру я и прилетела. Люди уже заметили, что их становится больше, и те, кто поумнее, постарались всех объединить. Теперь их кто-то переименовал в FOB – «передовые оперативные базы». [1]1
В оригинале – forward operational base. – Здесь и далее примеч. авт.
[Закрыть]
– И то, что ты не приехала, а прилетела…
– …И сделало меня очень нужной и важной, – не дала она мне закончить фразы. – И даже ты, хоть и летаешь ты еле-еле, тоже будешь нужен.
– А знаю, – кивнул я, немного загордившись. – В Канзасе я уже успел поработать пилотом, и, кстати, на мои умения, драгоценная моя, никто ни разу не жаловался.
Вот так, знай наших.
– На безрыбье… – пожала она плечами. – Кстати, спасибо, что на людях ты меня Настей не зовешь. [2]2
Nasty (Нэсти) – отвратительный, омерзительный (англ.).
[Закрыть]
– Ну я вроде бы знаю язык, – засмеялся я. – Достаточно, чтобы понимать, чего делать не следует.
– В Колд-Лэйке меня уже зовут Энис, – пояснила она.
– От Энэстейша, так?
– Верно. Так что сдерживайся. Не забывай.
Опять предупреждающе воздетый указательный палец.
– Ну так уже, – подтвердил я усвоение ценного указания. – Кстати, я голоден, как… тварь Тьмы, наверное. Которая из самого наглухо запертого подвала, откуда ей никак не выбраться.
– Ты всегда после… гм… этого дела голоден, – засмеялась она, ткнув мне пальцем в живот. – Как-то быстро ты калории расходуешь.
– Стараюсь, – сказал я скромно.
– Я почувствовала, – она вновь засмеялась, затем спросила: – Ну и где ты рассчитываешь что-то получить в это время? И стоит шляться ночью?
– Шляться? С ума сошла? – картинно удивился я, придвигаясь к ней. – Некогда шляться, нам делом надо заниматься, ты вон восемь месяцев без… ну ты поняла. Даже больше. И калорий пока осталось. А мы в отеле, здесь, я думаю, те же сэндвичи и что-то попить можно круглосуточно заказывать. Или из бара принесут, например. Кстати, успеем еще разок, пока принесут.
Я придвинулся еще ближе, но Настя толкнула меня ладонью в грудь.
– Надо сначала позвонить и заказать, – объяснила она. – А потом успевать. А если сначала успевать, то успеешь наверняка, и даже не один раз, если сможешь, но ничего не принесут. Подумай об этом. Это называется «логика».
– Думай ты, мне некогда. И отстань со своей логикой, не до нее мне сейчас.
Но все же потянулся к телефону, потому что она вообще-то права. И есть все же хочется.
Часть первая
В МОНТАНУ
1
С того ночного разговора прошло две недели. «Официальной Баффало», или как там правильно называть власть новой Территории Вайоминг, все же отправил прилетевших с Настей специалистов и своих на аэродром в Коди. Сначала туда выехали люди во главе с самим командиром местного ополчения Мартенсеном – высоким, худым и плечистым мужиком с длинной лошадиной физиономией, – которые определили место базирования и подготовили его.
Остальные, к числу которых я отнес и себя, прилетели прямо на аэродром позже, когда все было готово. Причем к команде присоединилось еще трое чужих из тех, что дожидались «райда» [3]3
Ridе– в данном случае употреблено в смысле «подвезти», «оказия».
[Закрыть]в Баффало, – маленького роста скуластая женщина мексиканского происхождения, жившая раньше в Калифорнии и работавшая с авиационной электроникой в какой-то сервисной компании, молодой парень-механик, хоть и не авиационный, но заверивший, что все, что сделано из железа, ему посильно после некоторой подготовки, и полицейский-канадец, провалившийся в этот мир в уборной своего дома в Ванкувере, но оказавшийся в Айдахо. Он взялся за обеспечение безопасности работ.
Вылетели мы с Настей, бывшей, понятное дело, за пилота. И пилотировала она сейчас двухвинтовой ярко-желтый самолет, который называла «Твин Оттером». Не знаю как кто, но я о таком раньше и не слышал. Не слишком большой, но и не совсем маленький, который даже с виду был каким-то… черт знает как правильно выразиться. Уместным. Таким, какой сейчас и нужен. Грубым, простым и прочным с виду, вызывающим доверие с первого взгляда. Посмотришь на такой – и сразу вспоминается книга «Записки полярного летчика».
– Полярный, с очень коротким взлетом и посадкой, крепкий и надежный, лучше не придумаешь, – так она отрекомендовала свою машину, заодно подтвердив все мои предположения и ассоциации. – На нем не страшно куда угодно лететь. Двадцать человек, или две с половиной тонны груза.
– У меня нет две тонны груза, – прикинулся я сиротой, пристраиваясь на месте второго пилота. – У меня вообще ничего нет.
– У тебя есть я.
– Да, теперь ты у меня снова есть, – вынужден был я согласиться.
В салон «оттера» тогда набилось человек десять, еще столько же вылетало следом вторым самолетом. Шестеро, считая меня, были «чужими», как в этом почти умершем мире называли тех, кто провалился сквозь прорехи мироздания из миров других, а остальные были местными, из тех выживших, что осели на территории штата Вайоминг, привлеченные новой независимостью от федерального правительства. Теперь они должны были организовывать новую авиацию штата Вайоминг, пусть из того, что удастся «настервятничать» на брошенных и опустевших аэродромах.
Вообще уже знакомая картина, примерно с такого же эпизода началась моя жизнь в Канзасе, откуда я сбежал. На самолете, который стоит, наверное, по сей момент на аэродроме Рапид-Сити. Жаль, кстати, хороший самолетик – пусть маленький, зато летит далеко и садится где угодно.
Впрочем, там, в Коди, я уже занимался привычным для себя делом – осматривал окрестности с воздуха. Правда, теперь не на «фоксбэте», а на самолетике чуть покрупнее, называвшемся «Эвиэт Хаски» – простеньком моноплане с высоким крылом и на больших «тундровых» дутиках, который производили здесь же, в Вайоминге, в городке Эфтон, что на границе с Айдахо.
Самолет впечатлял. Нет, не внешним видом – тут скорее все было наоборот, ничего выдающегося. И размеры у него были куда как скромными – лишь чуть-чуть длиннее семи метров, и в размахе крыльев самолет едва перевалил за десять, но вот именно способности его вызывали уважение. Мог взлететь с разбегом в двести футов, то есть в шестьдесят метров, и сесть на полосе длиной в триста пятьдесят, то есть чуть длиннее ста двадцати, мог пролететь восемьсот миль, да еще со скоростью в сто тридцать миль в час, или в сто тринадцать узлов, мог нести двух человек и еще под полста кило груза, а еще можно было снять заднее кресло и нести полтора центнера – в общем, хоть куда самолетик, разве что внешне выглядел так, словно его до Второй Мировой придумали. А если точнее, то это отчасти подражание древнему «Пайперу Каб», которому никому и ничего доказывать уже не надо. Хотя по документам это самый современный из всех поршневых самолетов в Америке и даже сертифицирован для ночных полетов.
Самолет этот обнаружила на аэродроме в Коди лично Настя, после чего идея о том, как меня правильно использовать с пользой для общества, созрела автоматически. Причем сразу у всех, включая меня самого. Машину стребовали у местных вроде как в уплату за помощь, и теперь я крутился на ней над окрестными дорогами, выискивая признаки возможных угроз, заодно повышая свои умения, особенно в части посадки этого маленького самолета на дороги и поля. И даже без аварий обходился, несмотря на постоянные ветры. Привык к ней, в общем, причем быстро, потому что в управлении она, по ощущениям, показалась не сложнее велосипеда.
Единственное, что было очень непривычным, – схема с задним колесом, от которой вроде бы давно все отказались. Но как раз мне, с моей недавней практикой на По-2, это оказалось вполне привычным. Тем более что при такой компоновке винт при посадке куда дальше от земли, самолет лучше маневрирует при рулежке, а уж для взлета-посадки в чистом поле это вообще идеальная схема: с передним колесом куда больше риска кувыркнуться на какой-нибудь кочке или ямке.
Даже когда в кабине сидело двое, а баки были заполнены под крышку, самолет легко набирал высоту, легче и быстрее, чем обещал мануал, а баланс машины был настолько идеальным, что даже я, со своим почти что никаким летным опытом, ощущал его таковым. Машина легко приземлялась на два колеса на семидесяти милях в час и точно так же стабильно присаживалась на все три точки на пятидесяти, чуть спарашютировав, что позволяло усадить ее вообще на поле размером с купальное полотенце или даже меньше.
В общем, летал постоянно, ловя себя на том, что делаю это все с удовольствием. Пару раз специально проходил над вусмерть «затемненным» Грейбуллом, убеждаясь в том, что он забит тварями, но по окрестностям они все же разбредались неактивно. Возможно, до нас было слишком далеко и добычи они не чувствовали. А вот я их как-то ощущал, если опускал самолет ниже. Может, даже и не их, а «окно», откуда они выходили. Что-то было такое в этом городке, что хватало ледяной рукой за сердце каждый раз, как я к нему приближался.
Самым трудным для меня оказалось определять ветер при посадках в незнакомом месте. Самолет легкий, тащит и раскачивает его заметно, так что ветер – опасность номер один. Но тоже как-то приспособился, глядя на траву, кусты, сдуваемую пыль.
Весна в Вайоминге немножко странная: вроде и солнце все время, причем заметно припекающее, и в то же время не разденешься – ветер резкий и холодный. Любой свитер продувается им насквозь, так что без куртки не обойдешься. И при этом под солнцем все равно жарко. И все равно холодно. Вот как хочешь, так и понимай. А ветер почти все время дует, недаром я видел с воздуха так много «электроветряков». Один из чужих, механик Мэл Буш, был родом как раз из Вайоминга, разве что из другого слоя действительности, и он мне объяснил это изобилие ветряков очень просто:
– Федеральное правительство давало кучу льгот за «чистую энергию», даже компенсируя владельцам налогами стоимость турбин. Заодно обязывая электрокомпании энергию от них покупать. Поэтому те, кто похитрее, ставили эти турбины и зарабатывали на ветре, причем мухлевали во всем, собирая чуть не металлолом и получая компенсации как за новые, и всякое такое. При этом никакой пользы, кроме вреда, от такой энергии нет, ветер дует сам по себе, вовсе не тогда, когда надо электросетям, и не стихает, когда избыток энергии не нужен. Поэтому она все больше сжигается впустую, но деньги на счет капают. К тому же от турбин шум, они пугают птиц… В общем, не знаю, как в этом слое, но у нас там ситуация здорово напряглась.
Аэропорт в Коди, понятное дело, продувается насквозь во всех направлениях, пространство открытое. Плоская как стол равнина, горы на горизонте – уже по-своему привычный пейзаж. В Боулдере, что в штате Колорадо, все было примерно так же. Разве что устроились мы с большим, чем тогда, комфортом – не в терминале на раскладушках, а в жилых трейлерах, выстроившихся на обнесенной колючкой площадке, бывшей стоянке прокатной компании. Трейлеры устроители лагеря притащили сюда из Каспера, размародерив тамошний «дилершип». В комплекте с трейлерами шел большой генератор на грузовике, в результате чего у всех был свет и все прочие радости обладания электроснабжением, ну и газовых баллонов для кухонь завезли вволю, благо штат Вайоминг, как относительно недавно выяснилось, богат и нефтью, и газом, в этом никакого дефицита нет.
В общем, разместились мы и удобно, и безопасно – подступы к стоянке осветили фонарями и прожекторами, на ночь все наглухо закрывалось, а пробраться через высокие колючие стенки у тварей покуда не получалось. Да и охрану к нам приставили, пусть небольшую, но все же – восемь бойцов национальной гвардии штата на двух «хамвиках» с пулеметами «Ма Дьюс» в поворотных «собачьих будках». Днем, пока люди работали, они патрулировали территорию аэродрома, а ночью дежурили внутри периметра. Ну а я за всем этим с неба приглядывал, откуда мне видно все, ну, когда погода летная.
А охрана – это важно, в эти края и банды с «индейской территории» добирались, и в самом Коди Тьма местами корни пустила. Пусть и не так, как в Грейбулле, что неподалеку, в котором меня недавно чуть не сожрали, но все же твари появлялись время от времени. Хоть и безуспешно: они даже к периметру опасались приближаться, словно чуя неминуемую свою гибель.
Вообще мы торчали в Коди в командировке, по договору между чужими и Вайомингом, но для меня это был словно очередной медовый месяц. Именно в Вайоминге, в Баффало, я все же нашел Настю. Или она меня нашла, это уж как посмотреть. Или нашлась. Или я нашелся. Да какая разница, кто там где нашелся? Зато у нас теперь был трейлер на двоих. Нормальный такой двадцатичетырехфутовый трейлер с кухней в торце, неким подобием гостиной, спальней, туалетом и душевой – живи сколько хочешь, радуйся тому, что все вот так сложилось.
Странно, что на правильное проведение медового месяца у нас с Настей вообще оставались хоть какие-то силы. Работали с утра до вечера, даже ели все вместе только один раз, когда спускалась темнота и все уходили в здание терминала. А так все больше сэндвичи в коробках с собой носили.
Хоть и появился я в этой компании вроде бы со стороны местных, но быстро примкнул к чужим, как-то начав считать своими именно их. И это не из-за Насти, точнее – не только из-за нее. Главная причина была в другом: мы действительно этому миру чужие. Как называют нас, так оно и есть, зря так не прозовут. И чужие не только потому, что мы не отсюда, а еще потому, что никому из нас, провалившихся сюда сквозь тайные двери Тьмы, не довелось хоронить свою семью, умершую от энцефалита, вызванного прошедшей по миру Суперкорью, и не было у нас на душе именно таких шрамов. Глубоких, кровоточащих, страшных.
Да, были непонятность, потерянность, беспокойство, расставание со своими и страх за них – но это другое, все другое. А что касается меня, так я еще, в отличие от всех остальных чужих, знал.Знал, что ничего не случилось там, откуда я исчез. И меня даже хватиться не успели. Тогда, раньше, по крайней мере. Она, та, с которой я там жил, может быть, до сих пор собирается жарить котлеты и еще не дошла от холодильника до плиты. Время описывает петли, и если за это время в моей жизни были и страх, и кровь, и смерть, и дружба, и любовь, – там не произошло ничего.
И еще я знал, что на самом деле не оставил за спиной ничего такого, о потере чего следовало сожалеть по-настоящему. Ничего настоящего. И именно поэтому с местными мне было трудно, я ощущал себя словно бы каким-то мошенником, обманувшим судьбу и смерть, в то время как всем остальным сделать этого не удалось. Так что да, мне было проще с чужими.
И все равно, несмотря на кошмар происходящего вокруг, на зрелище почти вымершего и разрушенного мира, у меня здесь отсутствовало ощущение той безнадеги, которое постоянно висело над душой в Отстойнике, там, откуда мы вырвались. Не знаю почему, могу только предполагать. Может быть, потому, что это был пусть и почти погибший мир, но естественный, что ли, не оторвавшийся слой действительности, и это как-то ощущалось. А может, и просто потому, что здесь было намного удобней жить, а я этого осознать не могу и в результате философию развожу на пустом месте. Сравнивать даже этот временный трейлер с той квартиркой, в которой мы жили в Углегорске, – ну никак нельзя. Небо и земля, «два мира – две системы», не знаю как еще все это назвать.
И не было там, в Углегорске, ни музыки, ни фильмов, ни каких-то еще развлечений, кроме старых книг, и не было у меня там возможности, как сейчас, лежать на кушетке, закинув ноги на поручень, и тыкать пальцем в планшет, пытаясь ярким шариком сбивать другие шарики такого же цвета, которые лопались с чпокающим звуком, а мне за это набегали какие-то очки и бонусы. Не мог вставить в лэптоп диск и пересмотреть фильм, не мог воткнуть крошечный айпод в стерео и слушать кантри, например. Ничего такого не мог. А вот здесь могу, попутно наблюдая за тем, как Настя поджаривает хлеб в тостере. А тостеров там тоже не было. Ничего там не было. А здесь есть.
Странно, как многое меняют в нашей жизни все эти мелочи. Особенно если ты к ним привык. И когда вдруг их лишаешься, тебе становится плохо и неуютно. Но вроде бы привыкаешь, человек ко всему привыкает, наверное. Я вот привык там, откуда мы сюда попали, и даже перестал скучать почти по всему, кроме теплых салонов машин, с чем в Отстойнике с его антикварной техникой были проблемы. А когда обретаешь их вновь, понимаешь, как же их не хватало. Впрочем, в моей «натуральной» действительности всех этих айподов и планшетов еще не было. Так что на самом деле не знаю, насколько мне их не хватало.
Впрочем, не провались я в первый раз в тот самый Отстойник, не встретил бы Настю, а скучно жил бы в своем доме с нелюбимой, в общем-то, женщиной, занимаясь нелюбимой опять же работой. А теперь… а теперь жизнь впервые обрела настоящий смысл. Нет, смысл не в выживании, это уже попутно, это так сложилось, смысл – в ней. В Насте. В Энис, если угодно, раз уж мы в англоязычном окружении теперь и так ее здесь зовут. Э-нис… никак не привыкну.
– Кофе будешь?
Это как раз Энис. Энэстейша, значит. Не Настя, а то некрасиво может получиться.
Кофеварка уже жужжала, проталкивая через стальной фильтр темную струйку эспрессо и заполняя весь трейлер невообразимым, божественным, прекрасным ароматом. Кофе в Отстойнике не было, поэтому здесь, теперь, я его пью даже вечером, перед сном, и никакой бессонницей не страдаю. Раньше бы такое у меня не прокатило, а сейчас никаких проблем со сном. В награду, наверное. А кофеварку, к слову, добыл я сам из перевернутой фуры с подобным товаром, возле которой почти случайно посадил свою «лайку» на шоссе. Присел просто для практики, потом подумал – дай, мол, гляну, что там за коробки рассыпаны, и раз – нашел такую вот полезную вещь. До этого на кухне была обычная американская, с бумажными фильтрами, наливающая в чашки не кофе, а нелепую и глупую пародию на него.
– Буду, – сказал я решительно, опуская ноги и садясь.
Там, в Отстойнике, еще ковровых покрытий не было.
Тех самых, по которым приятно пройтись босиком и от которых не мерзнут босые ноги. Мелочи, нас окружают тысячи мелочей, улучшающих нашу жизнь, а мы их в силу привычки не замечаем. Мне сразу вспоминается дощатый пол нашей квартирки, покрашенный бурой, мерзкого вида половой краской. Как в моем детстве, если дальше вспоминать, – тогда полы только ею и красили. Не зря же она называлась именно «половой», без всякого сексуального подтекста.
– Ты как, живой?
Имеется в виду то, что у меня сегодня было два вылета, полноценный рабочий день от темна и до темна. Причем летал подолгу, поэтому как садился – сразу бежал в уборную чуть не вприпрыжку.
– Да нормально, привык уже.
– Тебе практики чем больше, тем лучше.
Ну да, а то я не знаю. Но вообще она права, я свои летные «скиллз» [4]4
Skills– навыки, умения (англ.).
[Закрыть]за эти две недели очень сильно улучшил. А мне ведь скоро дальний одиночный перелет предстоит, так что лишними они точно не будут. Закончим здесь, свернемся – и в Монтану, в Грейт-Фоллз, а это четыреста километров. Нет, я на такие дистанции летал и вроде бы даже без особых проблем, и сейчас летаю, если учитывать те расстояния, что я накручиваю над окрестностями Коди, но случаи всякие бывают, так что… собственно говоря, вынужденная посадка как раз и является самой большой проблемой из возможных, так что ее я все больше и отрабатываю сейчас. И вообще Монтана не то место, где хочется сесть на вынужденную: это «индейская территория». И если бы только «индейцы» создавали там проблемы.
Сама Настя в Грейт-Фоллз слетать успела, перекинув туда груз каких-то запчастей к самолетам и несколько человек из местных. Утром улетела, вечером вернулась. Все же самолет, как ни крути, он транспорт быстрый, даже такой вот винтовой. Впрочем, реактивные теперь и не летают нигде, кроме Анклавов – уцелевшей территории Соединенных Штатов Америки, да и там не слишком часто: не хватает летчиков и обслуживающего персонала, со всякой наземной электроникой проблемы, так что там тоже все больше винтовые и турбовинтовые стараются использовать.
– Там жить-то хоть можно, в Грейт-Фоллзах этих? – поинтересовался я как-то.
– Тоже в трейлерах, – пожала она голыми плечами. – Нормально.
Разговор, как у нас обычно получалось, происходил в постели. Днем друг друга не видели, с утра сразу бежали на работу, а зато вечером, вернувшись… про медовый месяц я упоминал, он был как раз в самом разгаре, так что по возвращении в трейлер мы прямо к нему и приступали. А потом, после всего, уже и на разговоры тянет.
– Но мы же там сменами, так что вернемся туда, досидим смену – и улетим в Колд-Лэйк, а там у меня дом хороший, у самого озера, тебе понравится. – Она перевернулась на живот, потянувшись и положив подбородок на руки. – В окно с утра выглянуть – просто наслаждение. Вода, сосны, тишина… хорошая такая тишина, знаешь, какая бывает там, где люди живут.
– Не как в Углегорске? – Я нагнулся и поцеловал ее в копчик.
– Нет, не как там, – засмеялась она, отмахнувшись и заехав мне по затылку. – И кровать там кла-а-ассная! Тебе точно понравится.
Чужие, которых собралось в одном месте уже несколько десятков тысяч, обосновались в Канаде, разумно расположившись подальше от Анклавов, и, в общем, умнее выдумать и не могли, потому что сразу получили в свое распоряжение и плодородные земли провинции Альберта, откуда в свое время потоком шло в СССР зерно, и «битумные пески» возле Колд-Лэйка – неисчерпаемый источник нефти, благодаря которой анклав чужих не боялся зимних холодов. В общем-то вся уцелевшая цивилизация, насколько я понял, вокруг таких вот источников и расположилась. Нефть осталась кровью цивилизации.
Настя жила в городке Колд-Лэйк, той его части, что расположена на берегу озера. Была еще новая часть города возле большого аэродрома, где раньше была база канадских ВВС и где теперь, на остатках ее былого величия, существовала авиация анклава, однако Настя предпочитала ездить на работу дальше, но жить у воды. Хотя бы в память о том факте, что порождения Тьмы всегда боялись проточной воды.
– Там вообще-то здорово, честно, – говорила она. – Город очистили, тварей мало, заходят редко, озеро огромное, летом купаться можно запросто, а так… не знаю, что там тебе надо?
– А с бандами как?
– Банды… банды бывают, да. Раньше было тихо, говорят, а теперь они почувствовали, что там что-то можно взять, появились проблемы. Но отбиваемся – все же нас больше, и базы канадской армии не все вывезли или взорвали, многое нам досталось. Не больше проблем, чем в Отстойнике, разве что жизнь лучше.
– Хотя бы это радует.
Жизнь теперь лучше, верно. А в общем, все как везде. Как в Канзасе было, как здесь, в Вайоминге. В Анклавах, говорят, безопасно, но нам в Анклавы нельзя. Совсем. Нас там как почетных доноров используют, особо не спрашивая на это никакого согласия. Это, кстати, для обитателей анклава чужих тоже пока новая информация, которую я еще никому не раскрывал. И пока не знаю, кому и как ее раскрывать.
Работа на аэродроме шла по плану, самолет за самолетом «вставал на крыло» и перебирался на аэродром Баффало, который быстро стал тесноват для такого скопления. Затем целый конвой грузовиков нагрузили всевозможными запчастями и прочим полезным имуществом и отправили его следом, заодно прицепив к машинам жилые трейлеры. И последние из нас, кроме меня, погрузились в «Твин Оттер», после чего самолет покинул бетон полосы в Коди. А следом взлетела моя бело-оранжевая «лайка», окончательно освободив место от человеческого присутствия.