Текст книги "Похоронные обряды и традиции"
Автор книги: Андрей Кашкаров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Сороковой день после смерти определялся на поминовение.
Родственники нанимали духовных лиц читать псалтырь по усопшему. Чтение это у иных происходило в двух местах разом: в доме, где умер покойник, и на могиле; для этого устраивался на могиле деревянный голубец или голбец, покрытый сверху рогожей; там стоял образ, и каждое утро при зажженной свече монах, или церковный дьячок, читал псалтырь.
Родственники по покойнику носили скорбное платье, синее или черное, и непременно ветхое, а не новое. В это время траура стыдно было ходить опрятно, как будто это было неуважение к памяти покойного.
Вместе с молитвами об усопших отправлялись кормы, или поминальные обеды. Таких было по желанию родственников и семейных не менее двух и не более четырех: в третий, девятый и двенадцатый и, наконец, очистительный в сороковой день, или сорочины; в этот же день снимался траур.
Чаще всего поминали три раза: толковали, что троекратное поминовение совпадает с переменами, какие испытывает тело покойника в гробу: в третий день изменяется его образ, в девятый распадается тело, в сороковой истлевает сердце. Затем это троекратное поминовение совпадает с верованием о путешествии души на тот свет: в третий день ангел Господень приводит душу на поклонение Богу. «Якож бо от царя земнаго послани будут воины привести некоего и связавши его, поведают ему повеление царево, трепещет же и держащих и ведущих его немилостивно к путному шествию, аще и ангелы от Бога послани будут пояти душу человечу».
Если в этот третий день совершаются приношения памяти усопшего в церкви, то душа получает утешение в скорби преж бывшие ей от разлучения телесного и разумеет от водящего ангела, яко память и молитва ее ради в церкви Божией и так радостна бывает. С тех пор начинаются путешествия ее с ангелом, который показывает ей блаженство рая и муки ада. В девятый день ей дается отдых: душа, сохраняя еще земные привязанности, слетает то к дому, где жила с телом, то к гробу, где лежит тело, в котором была заключена; душа добродетельная посещает место, где она «имеяше обычай делать правду». Тогда душе грешной указывает ангел места, где она согрешала, и ей необходима для ободрения молитва церкви.
Наконец в сороковой день ангел приводит ее снова к Богу, и тогда ей назначается место по заслугам: «добре держит святая церковь в сороковой день, память сотворяя по усопшем».
Глава 2
Православные похоронно-поминальные обычаи и обряды
…Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу:
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
А. С. Пушкин
Похоронные обряды занимают особое место в ритуалах семейного цикла. По сравнению с другими обрядами они более консервативны, так как отражают медленно изменявшиеся представления о смерти и взаимоотношениях живых и умерших. Кроме того, соблюдение установившихся ритуальных действий издавна считалось важным для судеб души в загробном мире, следовательно, было моральной обязанностью родственников по отношению к умершему. Выполнение этой обязанности контролировалось общественным мнением, а также убеждением, что душа покойного может наказать родственников, если что-то будет сделано не так.
С ослаблением этих идей ритуал продолжал поддерживаться этическими нормами. Погребение и поминки рассматривались как особое событие, когда неуместно было проявлять чрезмерную бережливость и пренебрегать обычаями, даже теми, которые могли казаться ненужными и потерявшими смысл. Исправное исполнение похоронно-поминальной обрядности было знаком уважения к человеку, ушедшему из жизни.
Погребальный обряд русских XIX-начала XX веков, каким мы знаем его по исследовательской литературе, архивным описаниям и полевым материалам, складывался в течение длительного периода. В основе его лежит христианский (православный) похоронный ритуал, воспринявший и впитавший в себя многоценные обряды и поверья, сохранившиеся от дохристианских традиций. Языческий погребальный обряд Древней Руси, вытесненный православием, известен лишь в самых общих чертах. Как показывают археологические данные, славяне знали трупосожжение, сооружали курганы и «столпы» (видимо, сооружения в виде небольшого дома на столбах), в которых ставились сосуды с костями, собранными на кострище.
На погребальный костер или к могиле покойного доставляли в ладье или в санях; с мертвым клали в могилу его вещи. Погребение сопровождалось поминальным «пиром», ритуальными играми и состязаниями – тризной. Еще в начале XII века у вятичей сохранялся курганный обряд погребения.
С утверждением христианства в жизнь вошел и новый, предписанный церковью погребально-поминальный обряд. Христианская обрядность категорически отвергала сожжение умерших.
Хоронить следовало в земле, положив тело покойного «головою за запад». Но вместе с тем продолжали соблюдаться и многие дохристианские обычаи. Сочетанию христианских и языческих традиций способствовали общие идеи вероучения: вера в загробный мир, в продолжающуюся жизнь души и в необходимость заботиться о душах умерших родственников.
У принявших православие русских неправильно толковать двоеверие как равноценность языческого и христианского мировоззрений. Соблюдались те языческие обычаи, которые не противоречили главным идеям христианства, не были направлены против основ вероучения. Оплакивание умерших, захоронение вещей с умершим в могилу, обильные поминальные «пиры» и даже пляски скоморохов на погостах – все эти и другие народные традиции были нехристианского пpoиcxoждeния, и порицались духовенством, но они не отрицали веру в Христа, в христианскую мораль, в необходимость церковных треб.
Поэтому русские люди, сохранявшие в своей жизни обычаи, оставшиеся от предков, с полным основанием осознавали себя христианами. С течением времени дохристианские обряды и представления утрачивали силу или полностью забывались; многое из того, что было свойственно народному быту в XVII–XVIII веков, не говоря уже о предшествующих столетиях, в XIX веке оказалось утраченным.
Тем не менее, в XIX–XX веках похоронно-погребальная обрядность русских сохраняла немало пережитков дохристианских воззрений. Эти пережитки славянского язычества были неодинаковыми в разных областях России, однако различия в обычаях не были столь значительными, чтобы можно было говорить о разных локальных вариантах погребально-похоронной обрядности.
Различия в похоронной обрядности наблюдались в разных социальных группах (крестьянство, купечество, дворянство), но и они, по крайней мере в XIX веке, не носили принципиального характера. Важно подчеркнуть, что наиболее интенсивной жизнью и в полных формах обрядность жила в крестьянской среде. Иным, а в ряде случаев и существенно иным, погребально-поминальный ритуал становился тогда, когда русские отходили от православия. К концу XIX века в русской среде получили распространение разного рода христианские секты. Но это, как говорится, совсем другая история.
Ниже рассматривается только похоронно-поминальная обрядность русских, исповедовавших православие. Несмотря на кажущееся обилие материалов, русская похоронно-поминальная обрядность и связанные с ней представления изучены еще мало.
В этой главе показан ритуал в тех формах, в каких он дошел до нас с конца XIX века. Даты для нас важны потому, что несмотря на свой консерватизм и устойчивость, похоронно-поминальный ритуал к концу XIX века претерпел заметные изменения (в основном за счет забвения или переосмысления целого ряда дохристианских традиций). Кроме того, хронологическая веха в описании позволяет нам в пределах четко определенного периода представить на конкретных примерах изменения, которые в итоге привели к сложению форм обрядности, характерны для современности. Структура погребально-поминального ритуала проста и состоит из нескольких последовательных обрядов комплексов, а именно:
• действия, связанные с предсмертным состоянием человека и в момент смерти, с одеванием покойника и положением его в гроб;
• вынос из дома, отпевание в церкви, погребение;
• поминки, которые после сорокового дня переходили в поминальные обряды, связанные с календарной обрядностью.
Пожилые люди готовились к смерти заранее. Женщины шили себе смертную одежду, в некоторых областях было принято задолго до смерти делать гробы или запасаться досками для гроба. Но для глубоко верующего человека главным считалось подготовить себя к этому последнему жизненному шагу духовно, успеть сделать необходимые дела для спасения души. Богоугодными делами почитались раздача милостыни, вклады в церкви и монастыри. Также благочестивым делом считалось прощать долги. Около умирающего собиралось все семейство, ему подносили образа (иконы), и он каждого подошедшего благословлял особо.
Нередко больного соборовали. Соборование (елеосвящение) – это одно из семи таинств православной церкви, которое совершалось над больным. При елеосвящении, так же как и при покаянии, отпускались грехи.
После исповеди умирающий прощался с семьей и родственниками и давал наказы. Для родных и окружающих очень важно было получить от умирающего прощение за обиды, когда-то, возможно, причиненные ему. Выполнение наказов умирающего считалось обязательным: «гневить покойного нельзя, принесет несчастье оставшимся на земле».
Если человек умирал быстро и безболезненно, верили, что душа его попадет в рай, а если перед кончиной тяжело и долго мучился – значит, грехи так велики, что ему не миновать ада. Родные, видя, как мучается умирающий, старались помочь душе покинуть тело. Для этого они открывали дверь, окно, печную трубу, ломали конек на крыше, поднимали верхнюю слегу в крыше дома. Повсюду ставили чашки с водой, чтобы душа, отлетая, омылась. Умирающего полагалось класть на пол, подстелив солому. Умереть на печи считалось большим грехом.
Когда наступала смерть, родственники начинали громко причитать. Предполагалось, что умерший – все видит и слышит. Содержание причитаний было произвольным, все зависело от красноречия плакальщиц.
Интересно, что борьба с этим обычаем, берущим корни издревле, велась в России на протяжении многих веков. В 1551 году обычаи оплакивания покойника был осужден постановлением Стоглавого собора. Но в начале ХVIII века Петру I пришлось еще раз официально запретить плакать на похоронах лиц царского дома.
С наступлением смерти все было направлено на приготовление умершего к похоронам. Эти действия во многом носили религиозно-магический характер. Прежде всего, умершего должны были обмыть. Издавна, как было принято, мужчину обмывали старики, женщину – старушки, но уже к середине XIX века обмыванием в основном занимались только женщины. В каждом селении были старушки, которые обмывали покойников, получая что-либо из одежды покойного – сарафан, рубашку или платок. Часто обмыванием занимались бедные люди. Обмыть тело старались быстро. При этом читались молитвы. Умершего клали на пол, предварительно подстелив под него солому (или какую-либо ткань). Мыли теплой водой с мылом. Расчесывали волосы гребнем или щепочкой гроба. Все предметы, использованные при обмывании, уничтожались: солому сжигали или спускали по воде, или бросали в ров; расческу выбрасывали или клали вместе с покойным в гроб, горшок из-под воды разбивали, бросали подальше на первом перекрестке. Мыло или клали в гроб, или пользовались им позже только в магических целебных целях, воду выливали в места, где люди обычно не ходили, или на костер, в котором сжигалась солома.
О погребальной одежде (в отличие от свадебной или праздничной) удалось собрать не очень много сведений.
Готовить себе одежду для похорон было обычаем широко известным. Приготовленная для погребения одежда отличалась способом шитья, покроя, материалом, цветом. Смертная одежда длительное время сохраняла старинный покрой и традиционные формы, уже вышедшие из моды. Раньше покойников обыкновенно клали в гроб в саванах, сшитых из холста.
После обмывания и «обряжения» покойного клали на лавку в передний угол, зажигали лампадку перед иконами и начинали молиться.
С момента смерти и до самых похорон (хоронили, как правило, на третий день) над покойным читались молитвы специально приглашенными читальщиками. Это могли быть как мужчины, так и женщины. В течение всего времени пока покойник лежал под иконами, к нему приходили родственники, в том числе и из других деревень, а также односельчане, чтобы проститься. Богатых в церковь и на кладбище провожало множество народа. На похороны бедняков принято было идти с приношениями – холстом, свечами, деревянным маслом, ржаной или пшеничной мукой, которые отдавались родственникам усопшего «на помин души».
Ссужали и деньгами – для оплаты похоронных расходов; участвовали в похоронах и конкретными действиями: одни рыли могилу, другие обмывали тело, третьи шили сван. Неимущих и безродных хоронили и поминали на средства всего общества (всем миром, всей землей). Мир и Земля считались синонимами общества, народа.
Таким образом, смерть односельчанина становилась событием в жизни всей деревни, и касалась не только самых близких, но и всех окружающих. Родные не оставались со своим горем наедине. Кутья, мед и овсяный кисель были обязательными кушаньями на поминальном столе (рассмотрим их ниже). Корни этого обычая уходят в далекое прошлое.
По окончании обеда все расходились по домам. На этом заканчивались обряды собственно погребального ритуала и начинались поминальные обряды. Поминовение по усопшим родственникам справляли на третий, девятый, двадцатый, сороковой дни, в годовщину и в праздники. На помин души в доме ставили чашку с водой и блином или куском хлеба. Этот хлеб через сутки подавали нищим, а воду выливали за окно. Так, продолжалось сорок дней.
Особой сложностью обрядовых действий и торжественностью выделялся сороковой день после смерти, так называемые сорочины, когда, по народным представлениям, душа посещала дом в последний раз. Во многих местах все действия, проводимые в этот день, назывались проводами или окликанием души. На сороковой день приглашалось много народу, и делался обильный стол. В основном обряд 40-го дня в разных губерниях. проходил по единому сценарию: обязательно посещали церковь, если она была в пределах досягаемости, потом шли на могилу умершего, а затем дома устраивался обед.
Конечно, в каждом уездном городке, селе, деревне имелись свои местные особенности. Так, в Калужской, Архангельской губерниях в этот день приносили в церковь пироги. Поминовение умерших совершалось и в Троицкую субботу (и эта старинная традиция когда-то была осуждена Стоглавым собором). Но впоследствии церковь объявила Троицкую субботу одной из родительских, и она в народной традиции стала основной, наиболее распространенной поминальной субботой.
Умершие не подвергались забвению. Обычаи и обряды поминального цикла способствовали постоянному обращению к ним, посещению их могил, проявлению заботы об умерших в виде молений и особых трапез, а также ряда других обрядовых действий.
Сохранение памяти об умерших и регулярное «общение» с ними являются важным нравственным принципом, выражающим убеждение народа в необходимости беречь родственные и соседские связи, на которых покоился сложившийся веками бытовой уклад.
Погребально-поминальная обрядность живет в любом народе как составная часть его культурных традиций; в ней отражаются особенности человеческих связей и моральных норм, определяющих состояние общества в тот или иной период. Уважение к мертвым свидетельствует об уважении к живым. Если в обществе деформированы и ослабли семейные, родственные и дружеские узы, бессмысленно ожидать проявления глубоких чувств к тем, кто покинул этот свет. Укрепление традиций, связанных с памятью об ушедших, позволяет думать, что в нашем обществе, несмотря на все трудности и социальные эксперименты, сохранены здоровые основы.
Рассмотрим похоронно-поминальные обычаи и обряды в подробностях.
Особенности похоронного обряда в старину
Похоронный обряд оказался одним из наиболее консервативных элементов культуры благодаря устойчивости определяющих представлений, на базе которых он сформировался. Не случайно христианизация именно в этой области не принесла сколько-нибудь существенных результатов. В центре погребального ритуала оказался страх, причем не страх перед смертью, а страх пред мертвым, он-то и поддерживал строгость соблюдения и поразительную устойчивость данного ритуала в течение многих веков. Чувство страха привело к рождению целой когорты взаимосвязанных ритуалов. Эти обряды имели предохранительную цель, они должны были способствовать тому, чтобы оградить живых от злого, подчас губительного влияния мертвых.
Как было раньше
Особое место среди языческих обрядов занимал обряд погребения. На протяжении длительного периода сильно колебалось соотношение двух основных видов погребального обряда – сожжения (особенно у восточных и частью у западных славян) и трупоположения (с ХI-ХII веков принятого повсеместно). Часто хоронили или сжигали в лодке (пережиток старинного водяного погребения). Первобытное погребение скорченных трупов, которым искусственно придавалось положение эмбриона в чреве, было связано с верой во второе рождение после смерти. Поэтому умершего хоронили подготовленным к этому второму рождению. Предки славян еще в бронзовом веке поднялись на новую ступень и отказались от скорченности.
Потом появился обряд погребения, порожденный новыми воззрениями о душе человека, которая не воплощается вновь в каком-либо другом существе (звере, человеке, птице), а перемещается в воздушное пространство неба. Культ предков раздвоился: с одной стороны, невесомая, незримая душа приобщалась к небесным силам, столь важным для тех земледельцев, у которых не было искусственного орошения, а все зависело от небесной воды. С другой стороны, благожелательных предков, «дедов», необходимо было связать с землей, рождающей урожай. Это достигалось посредством закапывания сожженного праха в землю и постройки над погребением модели дома – «домовины».
Простейший похоронный обряд у славян состоял в следующем: «Аще кто умряше, творят трызну надъ нимъ, и посемъ творяху краду велику (особый костер, «крада» – крадущий из нашего мира положенные на него предметы) выкладывается в виде прямоугольника, высотой по плечи человека. На домовину дрова должны быть дубовые или березовые (без примеси осины). Домовина же делается в виде ладьи, лодки. Причем нос ладьи ставят на закат солнца. Самым подходящим днем для похорон считается пятница-день Мокоши. Покойника одевают во все белое, закрывают белым покрывалом, кладут в домовину милодары и поминальную еду. Горшок ставят в ногах покойного (покойник должен лежать головой на запад), «възложахуть и на краду мертвеца сожжаху».
Поджигает старейшина, либо жрец, раздевшись по пояс и стоя спиной к краде. Краду поджигают днем, на закате, чтобы покойный «видел» свет и «шёл» вслед за уходящим солнцем. Внутренность крады набита легковоспламеняющейся соломой и ветками. После того, как огонь разгорится, читается погребальная молитва:
«Сесва оне ыде А тужде отроще одьверзещеши врата ониа. А вейдеши в онъ-то бо есе красен Ирий, А тамо Рарека тенце, Якова оделяшещеть Сверьгу одо Яве. А Ченслобог ученсте дне нашиа А рещет богови ченсла сва. А быте дне сварзеню Ниже быте ноще. А усекнуте ты, Бо се есе – явски. А сыи есте во дне божстем, А в носще никий есь, Иножде бог Дид-Дуб-Сноп наш» Перевод?.
По окончании молитвы все замолкали до тех пор, пока к небу не поднимался огромный столб пламени – знак того, что умерший поднялся к Сварге (бог), а потом собравши кости (у северян кости не собирали, а насыпали сверху малый холм, на котором устраивалась тризна), бросив сверху оружие и милодары, участники тризны расходились, чтобы набрать в шлемы земли и насыпать уже большой могильный холм). «Вложаху в судину малу (глиняный горшок) и поставяху на столпе (в маленькой погребальной избушке «на курьих ножках») на путехъ (на пути из селения к закату солнца), еже творять и ныне». Обычай ставить избушки «на курьих ножках» над могилой сохранился в Калужской и Рязанской областях до 30-х годов XX века.
Умершие делились на две категории.
Это «чистые» покойники, умершие естественной смертью: от болезни, старости, – их называли обычно, безотносительно к возрасту и полу – «родителями». Другая категория – «нечистые». Это умершие (мертвяки, заложные), погибшие неестественной, насильственной или преждевременной смертью: убитые, самоубийцы, утопленники, опойцы (те, кто умер от пьянства), колдуны. Отношение к этим двум категориям умерших было также различно: «родителей» почитали, смотрели на них, как на покровителей семьи, а «мертвяков» боялись и старались обезвредить.
Если покойник, по народным верованиям, был чем-то обделен во время похорон (например, не был соблюден обычай обязательной жертвы ему), то он «не простит, а свое возьмет». В некоторых дошедших до нас источниках [1], например, рассказывается, что «когда умер отец, бычка по традиции не закололи-тощий он был после зимы, и пошло: то подавится скотина, то сдохнет».
Интересна и другая история, описанная в литературе [2]. В любом случае – посажено ли дерево на могилу или же оно вырастает из нее – могила всегда поливается.
Поминальный пир, в котором возлиянию (поливанию) отводилась одна из основных ролей, был известен почти всем народам мира. Для славянских язычников, если следовать рассказам «Повести временных лет» (XI–XII вв.) было характерно его совершение как до, так и после погребения (тризна).
Возлияние до погребения служило, по-видимому, символом скорого неизбежного перехода в мир иной. У угорских словенцев, когда человек умирал, ему лили на лицо воду.
В старой Руси умирающего омывали еще живым, что должно было способствовать легкому и безболезненному переходу в из жизни в смерть.
Если сведения о допогребальном языческом возлиянии отрывочны и не до конца прояснены, то представления о посмертной жертве мертвому – в форме погребального пира, сохранились значительно полнее. Поминальный пир, совершавшийся после погребения, был многоплановым по своей сути. Цель языческой тризны состояла в необходимости отогнать злые силы от живущих.
Благодаря сохранившемуся описанию погребальных обрядов радимичей, вятичей, северян, кривичей, сделанному в свое время Нестором, мы располагаем теперь достаточными сведениями [3].
Так, например, Б. А. Рыбаков в статье «Нестор о славянских обычаях» воспроизводит и комментирует текст Нестора. Понятие «тризна» сводилось к представлениям о боевых играх, ристаниях, то есть особых обрядах, призванных отогнать смерть от оставшихся в живых, демонстрировавших их жизнеспособность [3].
Языческую тризну нужно рассматривать прежде всего как оберег. Если допогребальные возлияния должны были облегчить переход в «новую» жизнь (и служили символом этого перехода), то послепогребальная тризна способствовала тому, чтобы уберечь живущих от злого влияния мертвых. Со временем обе формы объединились в послепогребальный поминальный пир. Эти традиции и их объяснения, несколько модифицировавшись, действуют у православных и ныне.
Земля, что рожает, была для древнерусского народно-языческого сознания, доподлинной матерью, ей и мертвым (для кого земля стала новым домом) приносились жертвы. Обрядовая устойчивость «кормления» мертвого и творимых в его честь возлияний, сохранение цели ритуала (дух мертвого нужно задобрить, чтобы получить от него желаемое) характерна для славян. Например, в «Повести временных лет» рассказывается о жертвоприношениях в Киеве: «И сказали старейшины и бояре: «Бросим жребий на отроков и девиц, на кого падет он, того и зарежем в жертву богам» [1].
Существовали также обряды «мнимых» похорон, часто выполнявшиеся матерями, у которых болело дитя. Обряд заключался во вхождении в контакт со смертью. Этот контакт осуществлялся в разных формах.
Например, имело место слово или песня. Ритуал возник как следствие более раннего оберега от злого влияния, которое способно оказать существо, находящееся в стадии «перехода» из жизни во смерть. Страх перед вредоносной силой новорожденного вызвал к жизни самые различные формы противодействия этой силе.
Священный характер имела пляска смерти и ритуальные танцы вокруг нее. Танцуя у колыбели умирающего ребенка, мать вступает в контакт со смертью, отгоняет и убивает ее.
Например, у белорусов в момент приступа родимца «мать покрывает дитя белым покровом и, держа над ним зажженную свечу, курит ладаном» [8]. Устраивается обстановка, при которой кажется, что кто-то скончался.
