Текст книги "След Ночного Волка"

Автор книги: Андрей Канев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Павелецкий обратился к командиру ивановского ОМОНа подполковнику Варламову:

– Василий Тихонович, вы работали с арестованным Вахой Исаевым, доложите его показания.

Варламов поднялся и стал рассказывать:

– Исаев – молодой парень, сломать его было несложно. Он подтверждает причастность Сурхоева к НВФ, более того, утверждает, что у того имеется в наличии обрез снайперской винтовки с глушителем для стрельбы из автомобиля. Но при нашем осмотре его машины ничего подозрительного обнаружено не было, «Форпост» его не дал, документы, регистрация – все в порядке. Пришлось отпустить. Еще, исходя из его показаний, Сурхоев частенько занимается «охотой» на одиночные машины федералов с целью их обстрела. У меня все.

– Спасибо, садитесь. Майор Быстров, доложите вы.

Из-за стола поднялся командир Краснодарского сводного отряда милиции:

– У нас более полная информация по обстрелу вашей машины. И Леча Хамзатов, и Нугман Сапванов в один голос заявляют о том, что недавно Сурхоев хвастался, будто они с другом подстрелили какого-то милиционера-начальника с Горячеисточненекой. Я думаю, что речь идет именно о Гирине.

– Спасибо, Павел Сергеевич, присаживайтесь. Значит, у нас получается так, что все сходится на этом Сурхоеве. Родом он из Старой Сунжи, там же с семьей и проживает. Что ж, всем спасибо, все свободны. Попрошу остаться Варламова и Милова.

Остальные поднялись и поспешили из кабинета. Павелецкий набрал на мобильнике номер.

– Добрый день, Николай, твоя информация по моим каналам тоже подтверждается. Будем брать, детали и необходимость твоего участия обговорим позже.

Отключил мобильник и обратился к своим подчиненным:

– А теперь обговорим детали предстоящей операции по задержанию этого «Герата», придется подключать еще и местную милицию. Но это в самый последний момент, чтобы информация не ушла к бандитам.

ГЛАВА 29
Три «трехсотых» у «Скалы»

В половине десятого вечера к Павелецкому в кабинет забежал запыхавшийся оперативный дежурный:

– Товарищ полковник, «Скала» сообщила, что в «шервудском» лесу идет активная перестрелка. Кто ведет бой, они со своей «кукушки» не видят.

Павелецкий поднялся из-за стола:

– Группу немедленного реагирования на выезд, моего водителя на выезд, со мной.

Минуты через три бронированный «уазик» шефа и автобус с десятью сотрудниками группы немедленного реагирования мчался по направлению к сто сороковому КПП возле станицы Петропавловской. Когда сотрудники оперативной группы подлетели к контрольно-пропускному пункту архангельского СОМ, одновременно сюда подкатили еще две машины: «уазик» подполковника Евтихеева и неизвестная «Нива». Перестрелка в «шервудском» лесу стихла.

Евтихеев, выпрыгнув из машины чуть ли не на ходу, сразу побежал докладывать полковнику:

– Здравия желаю, Сергей Иванович, как только получил сообщение с нашей «кукушки», сразу с мобильной группой выехали на место происшествия. У бандитов отбили «фээсбэшников», они ехали из Грозного в Червленую. Видимо, за машиной охотились целенаправленно. Все трое «трехсотые», двое тяжело, один легко в ногу.

– А кто в «Ниве» за рулем? – спросил Павелецкий.

– Мой сотрудник.

– В какую сторону ушли боевики?

– В лесополосу в сторону Грозного…

– Может, организовать преследование? – На минуту задумался полковник, потом сам себе ответил: – Пожалуй, поздно…

Николай Александрович с ним согласился:

– Вы правы, поздно, да и темно. Бойцов потеряем, «чехи» в своем лесу, как рыба в воде…

– Они, пожалуй, на это и рассчитывают, что мы кинемся в погоню, поди, засаду уже организовали, – задумчиво произнес Сергей Иванович и приказал: – Раненых занести на КПП, оказать первую медицинскую помощь, сейчас разберемся, что дальше делать.

«Фээсбэшников» со стонами и руганью стали вынимать из простреленной в нескольких местах «Нивы». Сотрудники занесли их в помещение КПП, стали рвать одежду, обрабатывать водкой раны и бинтовать. Павелецкий набрал номер на своем мобильном телефоне. Вскоре в трубке раздалось:

– Слушаю, оперативный дежурный временной оперативной группировки, капитан Федоров…

Ханкала была на проводе. Полковник представился:

– Это «ноль-первый» с Грозненско-сельской оперативной группы, срочно соедините меня с «первым».

– С «первым» не могу, он на выезде.

– Тогда со «вторым» (начальником штаба).

Голос оперативного дежурного был сух, чувствовалось, что его обладатель – человек по жизни достаточно несговорчивый.

– У вас точно срочное дело? Он проводит вечернюю поверку с личным составом управления.

– Срочнее не бывает, дело жизни и смерти, капитан.

– Ну что ж, смотрите сами…

И в трубке повисла тишина. Вскоре раздался голос оперативного дежурного:

– «Ноль-первый», «второй» сказал – ждите, он вам сам перезвонит на мобильный телефон. Как поняли меня?

Павелецкий сплюнул себе под ноги:

– Вас понял. – И отключился.

Сразу после разговора с оперативным дежурным Ханкалы полковник вошел на территорию контрольно-пропускного пункта. В блиндаже под «кукушкой» на первом этаже двухъярусных кроватей отдыхающей смены лежали перевязанные раненые. Им вкололи промедол, и ребята рассказывали своим спасителям, как на них напали. Войдя в блиндаж, Павелецкий вполголоса спросил Евтихеева:

– Как раненые?

– Очень плохи, особенно подполковник.

– Что будем делать с ними?

– Их необходимо везти в Грозный в госпиталь «Северный».

– Ночь, опасно, – в задумчивости почесал щеку Павелецкий. – Хотя со мной десять бойцов «гэнээра» (группы немедленного реагирования), да ваших пять…

– Согласен, что чревато. Но для них опасней оставаться с нами, истекут кровью к утру. Ничего не сможем сделать, – покачал головой командир архангельского сводного отряда.

– Я тоже думаю, что их надо везти в госпиталь. Сейчас попытался выйти с этим вопросом в Ханкалу на генерала, чтобы разрешил везти ночью, его нет, он на выезде. На месте только начальник штаба. А он, сам знаешь, какой придурок, какая вожжа под задницу попадет, то и прикажет.

Авантюристичный Евтихеев, чуть не погоревший на ханкалинской проверке, предложил:

– А может, втихаря отвезем, и все?

– Ты хочешь, чтобы с меня завтра погоны сняли? – спросил Павелецкий. – Снимут, лучше спросить разрешения. А вдруг что? Наши же нас и положат, если самостоятельно пойдем на прорыв, на Грозный.

– Пострелять, может, и не постреляют на КПП на въезде в город, там русские стоят, а вот на подъезде к «Северному»…

Одна дорога вела и в Грозненский аэропорт, и в госпиталь внутренних войск «Северный». На подъезде к нему контрольно-пропускной пункт охраняли местные архаровцы. В этот момент в кармане Павелецкого затрезвонила механическая лезгинка. Он поднес к уху трубу мобильника:

– «Ноль-первый», слушаю.

– Это «второй», что вы хотели? – раздался недовольный голос ханкалинского начальника штаба.

– Докладываю, нахожусь на «Скале», со мной три «трехсотых», двое тяжелых, разрешите выезд и дайте зеленый коридор до госпиталя «Северный»…

– Доложите, что произошло, откуда «трехсотые», кто они?

– «Трехсотые» не наши, офицеры федеральных войск, дополнительно, разрешите, доложу завтра при личной встрече. На подъезде к станице Петропавловской их автомашина подверглась нападению боевиков. «Скала» их отбил. Сейчас они находятся на сто сороковом КПП, им оказана первая медицинская помощь. Двое очень тяжелых, разрешите выезд и дайте зеленый коридор до госпиталя «Северный»…

Начальник штаба повысил голос:

– Что они там делали так поздно? Все передвижения без оперативной необходимости запрещены!

Павелецкого стало раздражать непонимание ханкалинского полковника, желваки на его щеках ходили ходуном:

– Товарищ «второй», я не могу доложить, что они тут делали так поздно, но мне ведь тоже пришлось выехать на боестолкновение, несмотря на запрет, это и есть оперативная необходимость. Повторяю, со мной три «трехсотых», двое тяжелых, разрешите выезд и дайте зеленый коридор до госпиталя «Северный»…

В трубке потекло непродолжительное молчание. Затем начальник штаба жестко произнес:

– Я запрещаю вам выезд с ранеными, препроводите их на ПВД «Скалы», там пусть дожидаются утра. Утром получите в сопровождение броню («бэтээр»), или за ними прилетит вертолет. Все.

– Но, товарищ «второй», – попытался возразить Павелецкий, – они до утра не выживут, истекут кровью…

Однако абонент был непреклонен:

– Выполняйте приказание, и завтра ко мне на подробный доклад с подготовленным спецсообщением к девяти утра…

В трубке раздались короткие гудки. Сергей Иванович был зол, ноздри его раздувались.

На памяти у сотрудников был такой случай с одним из начальников северных УВД, его фамилию, имя и отчество история не сохранила, осталось в памяти людской только прозвище – Петь-Петь.

Этот господин в две тысячи третьем году так же, как и нынче Павелецкий, возглавлял оперативную группу в Грозненском районе Чечни. На дворе стояло лето. Начальник временного отдела на своем бронированном «уазике» возвращался в час дня с совещания, которое проходило в Ханкале. За его машиной следовала «буханка» с шестью милиционерами охраны.

А буквально минут за двадцать, не доезжая до «шервудского» леса, подорвалась на установленном фугасе и была обстреляна боевиками колонна солдат внутренних войск, состоящая из небронированных «уазика» и двух «Уралов» с кунгами для личного состава. Досталось «федералам» очень солоно. Из сорока военных десять погибли на месте, включая и командира. Остальные были кто легко, кто тяжело ранены. Первым в колонне шел «уазик», он, изрешеченный пулями по правому борту, приткнулся у обочины. Шедший в центре «Урал», принявший на себя основную тяжесть взрыва, лежал на боку в десяти метрах у дороги. Третий «Урал» пострадал менее всего. Бойцы из третьей машины, сначала принявшие бой с бандитами, теперь бегали вокруг разбитой техники и пытались оказывать первую медицинскую помощь раненым.

Картина была ужасающая. Везде на земле рядом с машинами лежали убитые и истекающие кровью раненые. Подкатив со стороны Ханкалы, Петь-Петь выкатил в проем двери остановившегося «уазика» свое безразмерное пузо:

– Что тут произошло?

К нему подбежал растрепанный, весь перемазанный кровью и грязью, в запыленном камуфляже боец:

– Нас подорвали и обстреляли… – И хотел было снова бежать оказывать помощь раненым, но Петь-Петь зарычал на него:

– Боец, вернуться и доложить по форме!

Солдатик подавил в себе раздражение и гнев и вернулся:

– Товарищ подполковник, колонна войсковой части номер сорок шесть восемнадцать в составе трех автомашин двигалась по маршруту Старые Атаги – Гудермес, старший колонны – командир роты капитан Пастушков. Колонна подверглась нападению боевиков, капитан Пастушков погиб. Больше офицеров с нами нет. Я, прапорщик Горанов, принял на себя командование. После короткого боестолкновения боевики отступили в лес. Доложил прапорщик Горанов.

Со стороны автотехники слышались стоны и ругань раненых. Петь-Петь свесил правую ногу из машины:

– Каковы ваши потери?

– Пока не могу доложить, подсчитать не успел.

Петь-Петь наконец-то вывалился из «уазика» на грешную чеченскую землю. На шее у него болтался фотоаппарат-«мыльница». Подполковник заорал:

– Так какого хрена ты тут делаешь, целый прапорщик?! Не по форме одет, вымазался где-то как шахтер. Куда-нибудь докладывал об обстреле?

– Так точно, доложили начальнику штаба нашей части.

– Что он сказал?! – продолжал орать Петь-Петь. – И что тебя мотает, как пьяного сантехника?!

– Он сказал, что помощь скоро будет.

– Ладно, иди, занимайся, – сбавил голос Петь-Петь.

Охрана высыпала из «буханки», внимательно оглядывая окрестности. Начальник временного отдела бросил водителю через плечо:

– Иди со мной, пофоткаешь, если что, понял?

– Так точно…

Развернувшаяся картина мини-Куликова поля Петь-Петя не впечатлила. Он сурово переступал через раненые ноги и руки солдат внутренних войск, почти безучастно склонился над погибшим капитаном, и вдруг глаза его загорелись неподдельным интересом. Он сорвал с бычьей шеи фотоаппарат и протянул его своему водителю:

– На, сфотографируй на память. Для истории…

И подполковник наклонился, принимая эффектную позу, словно ставя ногу на тушу носорога где-нибудь на сафари в экваториальной Африке, к трупу командира роты.

– Вы против солнца не становитесь, – попросил водитель, нацеливая на шефа око объектива.

– Хорошо. – И Петь-Петь поменял позицию.

Так, естественно, для истории он фотографировался с другими ранеными и убитыми. В это время в небе над местом трагедии почти дюжины русских матерей закружил вертолет. Летун на милицейской волне вышел по рации в эфир на копошащихся внизу:

– Я борт над вами, я борт над вами, ответьте, прием, прием…

Рация в «уазике» Петь-Петя надрывалась:

– Я борт над вами, прибыл за «двухсотыми» и «трехсотыми», обеспечьте оцеплением и охраной место моей посадки, прием, прием…

Петь-Петь с интересом поднял на вертолет свою кругломордую головенку, помахал рукой и снова продолжил фотографироваться на фоне раненых и убитых.

А рация надрывалась:

– Я борт над вами, ответьте, прием… Если вы не обеспечите оцепление района посадки, я вынужден буду уйти, у меня недостаточно горючего кружить над вами…

А Петь-Петь продолжал фотографироваться.

– Я борт над вами, вы не выполнили требование инструкции, я ухожу на базу, вами не были выполнены требования инструкции, на вас будет составлен подробный рапорт, прием…

И вертолет, сделав эффектный пируэт в воздухе, удалился в сторону Ханкалы. Петь-Петь, насладившись фотосессией в полном объеме, обернулся к преданному водителю:

– Все, хорош, нафотились, поехали на базу.

Он махнул рукой охране:

– По машинам!

И уже было втиснул свою тушу во чрево бронированного «уазика», как будто что-то вспомнил, обернулся, позвал:

– Эй, прапорщик Горанов, ко мне!

К нему подбежал запыхавшийся боец:

– Слушаю вас, товарищ подполковник.

– Ты тут, это, смотри мне, жди помощи, всех перевяжи как надо, трупы сложи направо, а раненых налево, чтобы не перепутались. И смотри мне, форму одежды приведи в порядок. Понял?

– Так точно, – ответил привыкший к дурости некоторых командиров прапорщик и побежал дальше пытаться спасать своих товарищей.

А Петь-Петь взгромоздился в «уазик» и укатил в сторону Толстой-юрта, даже не задумываясь о том, что после его отъезда вовремя не попавшие в спасительный вертолет двенадцать раненых бойцов скончались от потери крови. Всем зачтется по делам их.

– Значит, так, – разгневанно сказал Павелецкий подполковнику Евтихееву, – пойдем в «Северный» без разрешения, пятью машинами. Ты на своем «уазике» впереди, затем машина «фэйсов», следующая моя, потом автобус с «гэнээр» и ранеными, замыкает колонну «буханка» с твоей мобильной группой. Вопросы?

– Нет вопросов.

Павелецкий заглянул в блиндаж и рявкнул:

– Грузить раненых, готовиться на выезд!

Евтихеев потирал руки в предвкушении адреналина в свою тресковую архангельскую кровушку:

– Вот это я понимаю, вот это по-нашему.

– И пусть потом погоны снимают, – вдруг совершенно по-хулигански подмигнул ему полковник.

Перед выездом Павелецкий набрал номер телефона начальника милиции общественной безопасности Грозненского отдела внутренних дел полковника Вахи Вагапова. Человека старой советской формации, начавшего служить в чеченской милиции еще в конце семидесятых.

– Ваха, здравствуй, это Павелецкий.

На том конце мобильной связи радостно произнесли:

– А-а, салам малейкум, дорогой, так поздно звонишь, какая беда постучалась в твои ворота?

Павелецкий улыбнулся:

– Беда, Ваха, нужна твоя помощь. Я в Петропавловке, у меня на руках трое раненых фээсбэшников, истекают кровью, времени рассказывать детали нет. Везти мне их в госпиталь сейчас Ханкала не разрешила, но до утра они недотянут, истекут кровью. Я принял решение их везти. Мне нужна твоя помощь. Прозвони по всем КПП по пути моего следования, чтобы нас не задерживали, а дали зеленый коридор. Я иду колонной в пять машин, два «уазика», «Нива», автобус и «буханка». Помоги.

– Сделаем, дорогой, езжай. Я только не смогу решить вопрос на въезде на трассу к аэропорту и госпиталю, сам знаешь, там стоят «кадыровцы», а с ними может договориться только сам Кадыров.

– Спасибо тебе…

И колонна тронулась в нелегкий путь. Все КПП прошли без задержек. Как и предупреждал Вагапов, сложности возникли на КПП перед «Северным». После безрезультатных двадцатиминутных переговоров, многочисленных звонков и согласований, ведь колонна ненавистных федералов шла без боевого распоряжения с подписями, номером и печатями, Павелецкий громко, чтобы слышали и охранники контрольно-пропускного пункта, приказал своей группе немедленного реагирования:

– Открывайте шлагбаум самостоятельно, если окажут сопротивление, приказываю стрелять на поражение!

Вскоре раненые лежали уже на операционных столах. Никто из них не погиб. На следующий день «первый» сначала попенял Павелецкому за непослушание начальнику штаба, а затем похвалил за спасенные жизни. Победителей, как говорится, не судят, да и каждому воздастся по делам его…

ГЛАВА 30
Госпиталь «Северный»

Доктор Василий Михайлович Зольников просто ненавидел ездить в госпиталь внутренних войск МВД России «Северный». Нелюбовь эта была связана со многими факторами.

Во-первых, на жарком южном солнце изжаришься, пока дождешься, когда тебя пропустят на первом КПП перед развилкой дорог в госпиталь и в Грозненский аэропорт.

Во-вторых, долгое ожидание на КПП самого госпиталя «уазика»-буханки, на котором прибывших раз в полчаса отвозили по территории к нужному лечебному корпусу.

В-третьих, привезенных из боевых условий больных мог не пропустить на территорию госпиталя какой-нибудь зарвавшийся старший на КПП прапорщик из-за непочищенных, покрытых пылью фронтовых дорог берцев или неуставной по войсковым меркам камуфлированной формы.

В-четвертых, огромные очереди больных никогда ни у одного кабинета полностью не рассасывались, а медлительные, а зачастую и подвыпившие врачи работали только в строго отведенные ими самими для работы часы. Так, с утра кабинеты были открыты с десяти до двенадцати. Затем наступал супердлительный обед до шестнадцати часов. Оканчивался прием больных в восемнадцать.

В-пятых, врачи просто не любили свою рутинную работу, а значит, ненавидели больных солдат, которые своими хворями заставляли ее выполнять. Никто не брал на себя хоть какую-то мало-мальскую ответственность за поставленный диагноз и выписываемые препараты. А еще все комиссионно и поодиночке делали все для того, чтобы попавший в беду боец, боже упаси, не получил бы за свои раны государственную страховку. А еще за все это военным врачам «закрывались» двадцать боевых дней в месяц со всеми вытекающими отсюда благотворными последствиями. Короче говоря, список прегрешений госпитальных медиков можно было бы продолжать и продолжать.

Но, несмотря на все вышесказанное, майор Зольников был человеком хоть и впечатлительным, но очень ответственным, поэтому часто переступал через «не хочу» и вывозил больных сотрудников оперативной группы в этот евросмонтированный на пустыре неподалеку от Грозного городок с красным крестом. Вот и сейчас он сопровождал в госпиталь на тыловой «буханке» бойца, у которого от непосильных хозяйственных работ на строительстве КПП и пересыпке мешков с песком выскочила межпозвоночная грыжа. Рядом сидели еще двое, один с подозрением на перелом руки, второй с длительной высокой температурой.

Доктор ехал, смотрел за окно и вспоминал, насколько раньше, до две тысячи пятого года, было все серьезней на Кавказе и в отношении людей в военной форме, и в отношении больных бойцов в военной форме. Да и вообще думал о своей жизни.

Он родился в декабре шестьдесят шестого в Сыктывкаре. Отец Зольникова, к тому времени уже бывший на милицейской пенсии, уволился в запас старшим лейтенантом. Он служил в Марьиной роще участковым, самом бандитском столичном месте. Отец ушел из жизни для Василия рано, когда парню исполнилось только двадцать лет. Ему было тогда семьдесят три года. Мать работала в больнице медсестрой.

Сразу после школы юноша поступил в Сыктывкарское медицинское училище на отделение санитарно-фельдшерского дела. Поработать по специальности на гражданке не успел, призвали в армию.

Все два года Зольников служил в Калуге-1 в учебном полку связи санинструктором. После армии учился в Архангельском государственном медицинском институте по специальности лечебное дело. Штудировал хирургию, терапию и гинекологию. Интернатуру проходил на базе первой республиканской больницы. Там и проработал до девяносто седьмого года. Затем пошел служить в МВД, в медицинский отдел.

В первую командировку в Чечню выезжал в двухтысячном году. Был с июня по сентябрь в составе ОМОНа города Воркуты. Стояли в Старопромысловском районе Грозного. Временный пункт дислокации располагался в кинотеатре имени Максима Горького.

В шесть часов утра пятого июля на бронированном «КамАЗе» выехали двенадцать человек, в том числе старшим группы Зольников. Василий Михайлович ехал в кабине с водителем и еще одним сержантом. В кузове разместились девять омоновцев.

Он в этот день был по графику ответственным офицером, в обязанности которого входило вывезти людей на блокпост и там произвести замену дежурной смены. Доктор делал это не впервые и поэтому был очень удивлен пустотой улицы. Обычно в эти ранние часы люди идут на рынок со своими мешками, но в этот день на улице не встретилось ни одного человека.

Зольников, оглядываясь вокруг, сказал:

– А народ-то где?

Сидящий рядом сержант пожал плечами:

– Может, спят еще…

Машина успела отойти от ворот буквально метров пятьдесят, как раздался взрыв фугаса.

Взрыв произошел, видимо, раньше, чем планировали боевики, в трех метрах от «КамАЗа». Бронированным был только кузов, кабина не имела брони. Взрывной волной выбило стекло, внутрь полетели щебень и земля. Машина въехала в облако черной гари вперемежку с пылью.

Доктор крикнул:

– Жми на газ!

«КамАЗ» взревел, и в этот момент с двух сторон начался перекрестный обстрел. Те, кто были в кузове, через бойницы открыли ответный огонь. Добравшись до блокпоста, сразу же заняли оборону. Перестрелка шла еще минуты две, до боевиков было метров триста.

Дежурный блокпоста доложил на ПВД о подрыве и обстреле. Тогда командиром отряда в Чечне был нынешний мэр Воркуты Будовский, он дал команду группе немедленного реагирования, та незамедлительно оцепила район обстрела. Задержали двоих подозрительных чеченцев. Но при них оружия не оказалось. Лишь вся одежда была мокрая и грязная. Подозреваемых в нападении сдали в военную комендатуру. Оттуда вскоре приехали саперы, посмотрели, сказали:

– Бронетанковый снаряд подорвали.

– Ни фига себе, – присвистнули бойцы.

Ни один из них в ходе боя не был ранен, ехавшие в кабине «КамАЗа» получили незначительную контузию.

Вообще, в двухтысячном году каждый день обстреливали блокпосты. Однажды в августе случился долгий ночной бой, который длился с одиннадцати часов вечера до четырех утра.

Нападение было на сам пункт временной дислокации, стреляли с соседних зданий. Основной огонь велся из развалин школы, автоматы строчили с крыши и с третьего этажа. Плотность обстрела была мощная. Стреляли и из гранатометов. Вокруг территории, прилегающей к бывшему кинотеатру, и во дворе были вырыты добротные окопы. Омоновцы заняли свои позиции и стали отстреливаться. Одному бойцу повезло, когда он попытался высунуться чуть больше, чтобы лучше рассмотреть сектор обстрела, пуля сбила ему каску с головы.

Услышав, что в районе кинотеатра имени Горького идет бой, оперативный дежурный Грозненской военной комендатуры связался с дежурной частью воркутинского ОМОНа:

– Что у вас там происходит?

– Стреляют со стороны бывшей средней школы.

– Какова интенсивность огня?

– Предположительно бандгруппа человек двадцать.

Было слышно в трубке, что дежурный военной комендатуры доложил кому-то обстановку по внутренней связи. Потом снова переключился на разговор с кинотеатром:

– Помощь нужна?

Оперативный ответил комендатуре:

– Живой силой нет, но вот если бы вы долбанули по школе пару раз из миномета, у нас и профессиональный, еще со срочной службы в армии, корректировщик огня имеется.

– Сделаем, – бодро сообщили из комендатуры, и связь прервалась.

Бой то затихал до одиночных выстрелов, то вновь разгорался с прежней силой. Наши омоновцы рассосались по окопам. Минометчики комендатуры сделали три пристрелочных выстрела в район средней школы. А четвертым, пятым и шестым выстрелами попали в крышу этого здания.

Когда боевиков закидали минами, на какое-то время наступило затишье. Омоновцы успели перегруппироваться, вышли на позиции гранатометчики. И со стороны кинотеатра пошел интенсивный огонь из подствольных гранатометов. Так до четырех утра и перестреливались.

Пошли утром саперы смотреть, есть ли растяжки. И обнаружили очень много крови. Видно, мины и гранаты попали в цель, и несколько боевиков убили или ранили. Утром трупов уже не нашли, их унесли подельники. Радовало то, что кровь была на всех этажах. Нашли две трубы – остатки от гранатометов, разбитый бинокль. Стреляных гильз насчитали около пяти тысяч.

От мыслей о прошлой жизни доктора отвлек водитель:

– Товарищ майор, подъезжаем к КПП, приготовьте боевое распоряжение, а то не пропустят.

Зольников открыл папку, стал в ней копаться:

– Да куда они денутся, пропустят…

Машина подкатила к первому контрольно-пропускному пункту. Доктор вздохнул и стал вылезать из «буханки» с «бээркой» на перевес. Начинались бюрократические мучения, а куда от них по современной российской жизни деваться?..