Текст книги "Файл №302. Операция «Скрепка»"

Автор книги: Андрей Измайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Странно… Вроде бы узнаю вот этого, рядом с вашим отцом. Виктор Клемпер. Наци. Не самый выдающийся ученый. Не Вернср фон Браун, словом. Но… самый страшный, если учесть род его занятий.

– То есть?

– Он занимался экспериментами над, с позволения сказать, недочеловеками… Ну, евреи, цыгане… Известная история… Газовые камеры, вакцинация и все такое…

– Вакцинация?! Вы сказали «вакцинация», Лэнгли?

– Я сказал «вакцинация». А в чем дело? Молдер? Мисс Скалли?

– Нет-нет, продолжайте. Снова неконтролируемые ассоциации. Итак?

Газовые камеры, вакцинация и все такое. Во имя торжества пауки, само собой! Если отвлечься от средств, то цели они достигли блестяще!

– Иронизируете, Лэнгли?

– Эмоционально – да. По сути – нет. Клемиер и фон Браун помогли, по сути, выиграть нам гонку с русскими в космосе. Астронавты высадились на Луну раньше Советов. Как говаривал старина Ней л Армстронг, «маленький шажок и гигантский шаг для человечества». О, историческая фраза!

– Простите, Лэнгли, с фон Брауном и его космическими разработками понятно более-менее. Но при чем тут Виктор Клемпер?

– Думаете, в категорию недочеловеков наци включали только евреев и цыган?

– Думаю, нет.

– Вот и мы так думаем. Мы, «Одинокий стрелок». С точки зрения наци, какие-нибудь, например, пришельцы на летающей посуде – тоже ведь недочеловеки. Всяко не сверхчелове-ки. Для наци сверхчеловек – это только наци.

– Лэнгли?!

– Да, Молдер?

– Вы что-нибудь знаете о вакцинации пришельцев нацистскими учеными?!

– Не знаю, Молдер. Но – думаю. Подумаю, что знаю. В общем, я знаю, что думаю. Клемиер готов был пожертвовать и собственной женой ради своих экспериментов. И ведь пожертвовал. Они работали вместе. Та еще сладкая парочка! Виктор и Елизавета Клем-перы! Не расставались ни на миг.

– На фотографии нет женщин, только мужчины.

– Я же сказал: пожертвовал. Официальное медицинское заключение – сердечный приступ. Но что там на самом деле – темный лес!

– Выйдем из лесу, Лэнгли. Кто-либо на фотографии вам еще известен?

– Пожалуй, нет. Извините, Молдер, нет.

– А где могла быть сделана фотография, по вашему мнению, Лэнгли? По месту? Ангар за спинами всей компании – не приходилось видеть его раньше?

– Приходилось.

– Где?! Когда?!

– Право слово, Молдер! Где угодно и когда угодно. Тривиальный ангар. Без особых примет. Можно встретить хоть в пригороде столицы, хоть в дремучей глуши типа индейской резервации. Кстати… гм-гм…

– Да, Лэн?

– Вы, как я понимаю, вернувшись из небытия, поставили задачу пока не «засвечиваться»?

– Точно.

– Вам не кажется, что избранный способ маскировки отчасти сомнителен? Быть незаметным, слиться с толпой, уйти от «хвоста» в этой… одежке…

– Лэнгли! Давайте не будем затрагивать тему моего костюма. Я так скажу: производственная необходимость. И оставим эту тему.

– И тему моих глаз!

– А что у вас с глазами, мисс Скалли?

– Я же попросила!

– Но вы сами о них заговорили… По-моему, нормальные глаза. То есть красивые глаза.

– Правда?!

– Мисс Скалли, я никогда не делаю комплиментов, я только информирую. Красивые глаза! Хотя, конечно, немного…

– Что?!!

– …усталые.

– И всё?!

– А что вы хотели бы услышать еще?

– Нет-нет!.. Разве что… Давайте вернемся к фотографии и посмотрим внимательней, в четыре глаза – моих и ваших.

– В шесть глаз, мисс Скалли. Я Очкарик. Шутка.

– Смешно, да. Фотография, Лэнгли, фотография. Вот этот, за Клемпером? Ходячий скелет? Вспомните, Лэнгли, вспомните!

– Извините, мисс Скалли, нет. – Гантенбайн? Нопфлер?

– Я не могу вспомнить того, что не знаю. Этого человека я не знаю. А вы?

– Нет-нет, продолжайте. Вы обронили «странно» при взгляде на фотографию. Что – странно?

– Проект «Скрепка» намеревались свернуть к середине пятидесятых… Но если вы, Молдер, уверяете, что фото датировано 1973 годом…

– Уверяю.

– Ну, не знаю… Мисс Скалли?

– А этот… Клемпер… он сейчас как? Где? Жив?

– Живет и здравствует. За счет американских налогоплательщиков.

– Он что, в Америке?!

– Более того, в Вашингтоне. Вам адресок дать? Карл, запусти принтер, нарисуй нашим друзьям адресок.

– Чуть погодя. Картриж подсел. Фрохи-ки за ним и пошел. Где его носит, черт побери?! Только за смертью посылать!

И – как в дурной оперетте: «Где наш Фрохики?!» – входит Фрохики…

Очкарик-шляпа Фрохики. Он входит. И – остолбеневает:

– Молдер?!! Молдер-р-р?!!

– Я, Фрохики, я.

– Молдер! Вы! Это вы! Карл, Лэн, это же Молдер!!! И вы так спокойно, так безучастно…

– Остынь, Фрохики. Мы твое состояние уже пережили – час назад. Когда Молдер и мисс Скалли появились у нас. Как снег на голову.

– Молдер, Молдер! И вы, Скалли, и вы!.. Невероятно! Дайте я вас обниму, а? Дружески, исключительно дружески! Невероятно! Я полагал, что вы, Молдер, гм-гм, безвозвратно ушли в историю… навечно.

– Ну-ну, Фрохики, дружище, ну-ну. Придется подождать. Меняю вечность на лет эдак еще сорок бренного существования.

– Нет, но надо же! Карл, Лэн! Это Молдер! Живой такой, веселый!

– Эй, Фрохики, остынь. Уже остынь. Это Молдер, да. Живой такой, веселый, да. Ты скажи, ты картридж принес? Где тебя носило, черт побери?! Только за смертью посылать!

– Карл… Я был… в госпитале.

– Где-где?

– В госпитале. Я чуть не рехнулся, когда услышал… Мисс Скалли…

– Что?.Что?! Фрохики, что?!!

– Мисс Скалли, я думал, вы… вас… И я сразу помчался в госпиталь… Госпиталь «Бедная Лиза»…

– Фрохики!!!

– Мисс Скалли, я поехал за картриджем и в пути… В общем, вертел ручку настройки, вертел. .. В общем, поймал полицейскую частоту… В общем, мисс Скалли, они там сообщили…

– Фро-хи-ки!!!

– В общем, в вашем доме два часа назад был выстрел. Соседи на всякий случай вызвали полицию… В общем, мисс Скалли…

– Ну?!!

– Ваша сестра в критическом состоянии. В коме. Выстрел в затылок. Она вошла в дом. Убийца уже прятался там, стоял за дверью. Нажал на курок и скрылся. Оружие бросил тут же. Она упала на пороге, мисс Скалли… Вот… Подробностей не знаю. Но она уже в госпитале. Я сразу, как услышал, – туда. Думал – вы… А это ваша сестра, слава богу! Тьфу, что я говорю! Но она жива, мисс Скалли, жива. Пока… В коме, но жива. Пока… Вот…

Только за смертью посылать, да?..

…И не спрашивайте, что у агента Скалли с глазами, не грешите на щитовидку. Надо ли объяснять, что у человека с глазами, когда он вдруг узнает о гибели младшей сестры (в коме?! но жива! но… пока…) Мелисса!

«Будь я на твоем месте…» – навязчивая идея младшенькой по отношению к старшенькой. И как тебе на этом месте, Мелисса?

«Вас убьют одним из двух способов. Нашлют на вас профессионального киллера. Не исключено, выходца из вашей же конторы. Он прикончит вас либо в доме, либо в гараже. Незарегистрированное оружие останется на месте преступления».

Бежать! Бежать в госпиталь, к ней, к Мелиссе!

– Скалли! Скалли, постой. Скалли!!!

– Я должна быть там, Молдер! Я должна ехать туда! Я должна!

– Нельзя!

– Пуля предназначалась мне, понимаешь?!

– А ты?! Ты понимаешь?! Если они задумали тебя убить, то прежде всего будут искать или поджидать как раз в госпитале.

– Ублюдки!

– Вот именно, ублюдки. И стоит ли доставлять ублюдкам такое удовольствие, как самой подставляться?! Лучше мы их подставим. Ну, подумай сама. Возьми себя в руки и подумай!

– Молдер, лучше ты возьми меня в руки… Молдер, что же мне делать, Молдер?!

– Взять себя в руки… Хорошо, иди сюда, я тебя обниму… Тихо, Скалли, тихо. Знаешь, я ведь тоже был почти по ту сторону. Да нет. Я был по ту сторону. И, как видишь, выцарапался.

– Ты не сам. Тебя поднял Алберт Хостин. – . Значит, он сможет поднять и твою сестру!

– Да? Молдер, да?

– Да, Скалли, да.

– Но Алберт Хостин… он же остался в Нью-Мексико. Ни телефона, ни электронной почты, езды тридцать шесть часов.

– Он почувствует. Он сам приедет.

– Как?! Как он почувствует?!

– Этот – почувствует. Я-то знаю. Был случай убедиться. Просто думай о нем, призови его. Ну?

– Да, Молдер, да! Он ведь мне снился, Молдер, он мне снился!

– Это был не сон.

– Знаю, Молдер! Теперь знаю!

– Думай о нем, Скалли! Думай!

– Вот сейчас подумала.

– И я.

– И получится?

– Будем надеяться.

– Да, Молдер, да!.. Но Мелисса! Она сейчас там одна…

– Не одна. Там врачи. И там, не сомневаюсь, уже твоя мать. Ей наверняка сообщили… Она там, у изголовья.

…Она, мать, там, да. Ей сообщили…

– Моя дочь сюда поступила, к вам в госпиталь.

– Имя? Фамилия?

– Мелисса Скалли.

– Агент Скалли? Из ФБР?

– Нет. Это ее сестра.

– Минуточку… Да, есть такая.

– Она… как?

– Ей только что сделали операцию. У нее прострелен череп.

– О-о…

– Миссис! Миссис! Ну-ка! Нюхните! Еще! Теперь таблетку. Запейте.

– О-ох… К ней… можно?

– Пойдемте. Вас проводят. Сюда. Налево. Направо. Вот сюда.

Сюда: «Интенсивная терапия. Посторонним вход запрещен».

Она не посторонняя. Она мать.

Мониторы. Мерное попискивание. Капельница. Забинтованное-перебинтованное нечто на койке. Мелисса? И это Мелисса?

– Мелисс? Это я, мама. Я здесь, я с тобой.

– Миссис… Мы сделали все возможное при таком серьезном ранении. Она в коме. Мозг поврежден. Но мы предпринимаем все, что в наших силах. Мониторы работают круглосуточно.

– Я останусь подле нее.

– Сестра! Принесите миссис Скалли кресло поудобней.

– Мелисса, девочка моя, Мелисса. Это какая-то дикая ошибка, это ошибка, ошибка, ошибка…

Нью-Йорк, 42-я стрит 22 апреля, утро

Причитания безутешной матери про ошибку-ошибку-ошибку – без смысловой нагрузки. Причитания и есть причитания.

Но если про ошибку говорят собравшиеся вместе господа хорошие, соратники, в небезызвестном обширном кабинете на 42-я стрит, это отнюдь не причитания. Это «разбор полетов». И смысловая нагрузка – почти неподъемная.

Ходячий скелет (впрочем, в данный момент – сн. -тчий… в креслах), разумеется, далек от брызгания слюной, стучания кулаком по столу, громогласных проклятий. Ходячий (сидячий!) скелет сама невозмутимость, сама объективность, сама выдержка. Тем более и раздражает.

Мистер Никотин, разумеется, далек от внешнего проявления раздражительности – зачем еще и эту радость доставлять господам хорошим, соратникам! Абсолютная хо-лодпая враждебность у господ хороших, у соратппкои. Типичные бляди, сэр! Им только дай повод…

А Мистер Никотин дал повод, дал. Что там повод! Причину! И у ходячего (сидячего!) скелета все основания тыкать и тыкать носом в дерьмо Мистера Никотина:

– Заметьте, я всегда возражал против радикального решения по фигуранту Скалли. Но если бы я мог хоть предположить, что ваше радикальное решение настолько не сойдется с правильным ответом…

– Гарантию может дать лишь страховой полис! Не ошибается тот, кто ничего не делает, мистер Нопфлер.

– Считаете, что все мы ничего не делаем? За исключением вас, конечно! Вы у нас трудяга! Вы за истекшую неделю такого натрудили – век не разгребешь. Убитая женщина – сестра фигуранта Скалли. Как полагаете, фигурант Скалли удвоит усилия по расследованию обстоятельств преступления? Или утроит? Как полагаете, фигурант Скалли выйдет на нас завтра? Или уже сегодня? Или еще вчера?

– Все поправимо, все поправимо.

– О, как же, как же! И кто станет поправлять! Непосредственно вы? Или ваш на удивление неудачливый киллер?

– Он профессионал. Позвольте вам напомнить акцию по Вильяму Молдеру.

– О, как же, как же! Большой успех уникального мастера! Пристрелить в ванной больного и беспомощного старика! А позвольте, в свою очередь, вам напомнить акцию по Молдеру-младшему, по агенту Молдеру. Это ведь все тот же ваш уникальный мастер сначала спутал фигурантов, стреляя в окно, а при повторной попытке и вовсе попался?

– Чуть не попался.

– Попался, попался. Агент Молдер подловил его, как неопытного бойскаута. Агент Молдер узнал его в лицо и назвал по имени.

– Агент Молдер больше никогда и никому не назовет моего профессионала по имени. Я отвечаю не только за себя, но и за своих людей. Недоработки одного устранит другой.

– О, как же, как же! Недоработки устраните непосредственно вы?

– В моем распоряжении достаточно профессионалов.

– О, как же, как же! «Полярный волк»! Снимаю шляпу!

– Что вы имеете против «Полярного волка», мистер Нопфлер?

– Ровным счетом ничего. Он у вас забавный. Волк… Весьма забавный. «Ну, погоди!»

– Это вы мне?

– Это я не вам. Это название русского мультсериала. Аналог «Тома и Джерри».

– Вы на досуге смотрите мультфильмы?

– У меня не бывает досуга. Просто своего врага надо знать.

– Своего врага я знаю.

– М-м?

– Фокса Молдера. А вы о ком подумали?

– Конечно же, о Фоксе Молдере. Более ни о ком. Мы ведь с вами друзья, не так ли?

И все присутствующие – друзья, не так ли? Не так ли, друзья?

– Да-а… Таких друзей – за ручку и в музей.

– М-м?

– И в том музее каждого – на отдельный постамент, и – табличку: «Друг»! В качестве эталона. А вы о чем подумали?

– Конечно же, об эталонной дружбе. Более ни о чем. Вот и у фигуранта Молдера с фигурантом Скалли, знаете ли, была эталонная дружба. Она, кстати, уверена, что ее напарник жив. Откуда бы у нее такая уверенность? Желаемое за действительное? Или действительное, оно же и желаемое? Очень трудно потерять напарника, практически невозможно! Даже если против него брошены лучшие силы «Полярного волка». Не так ли?

– Фокс Молдер мертв. Я лично проследил за этим…

– И лично убедились? Сделали контрольный выстрел?

– Стрелять в горячий прах – только пыль поднимать.

– Допустим. А что дискета с икс-файлами? Вы заверяли всех нас, что изъяли ее у фигурантов. Можете нам ее показать?

М-да. Вопросец!.. Курение – вред, но таки позволяет держать паузу и казаться глубокомысленным. Но всему приходит конец. Сигарете тоже. А новую закуривать – уже неявное проявление внутренней сумятицы.

Потому – придавить окурок, словно презрительную точку поставить, и:

– Я не был заранее оповещен, что моя честность поставлена под сомнение!

– Так пленка у вас или нет?..

– У меня.

– Хотелось бы все-таки на нее взглянуть.

– И мне!

– И мне!

Вски-и-инулись, господа хорошие, соратники! Почуяли! Акела промахнулся! Не дождетесь!

– Дискета с икс-файлами в надежном и недоступном месте. Интересы государственной безопасности!

– Недоступном и для нас?

– Само собой. Я же сказал: интересы государственной безопасности.

– Но для вас она доступна?

– Само собой. И завтра я вам всем ее предъявлю.

– Почему не сегодня?

– Потому что завтра.

– Ну, если вы так ставите вопрос…

– Я ставлю ответ.

– Что ж, тогда… до завтра?

– До завтра, господа!

То-то! Знайте свое место, господа хорошие, соратники! Он, Мистер Никотин, как-никак не последний человек в государственной структуре, даже из первых будет. А вы все? Нет, на своей поляне вы все боги и цари. Но у каждого своя поляна. У Мистера Никотина – своя. И не надо, вот не надо заступать границу. Граница на замке! И ключик от замка у Мистера Никотина. А то вообразили, понимаешь ли! Может, вам еще и ключ дать от квартиры, где икс-файлы лежат?!

Знать бы, между прочим, самому Мистеру Никотину, где та квартира!

Нет такой «квартиры»! Мистер Никотин готов прозакладывать все еще невыкуренные сигареты на весь остаток жизни – нет такой «квартиры», где икс-файлы лежат! Кабинет Фокса Молдера был обшарен скрупулезно – спецы «Полярного волка» ни миллиметра не пропустили, а они свое дело знают, как бы там ни язвил ходячий скелет. И ведь обнаружили закладку – в письменном столе! Но – пусто.

А значит?

Фигурант Молдер таскал дискету с собой, не иначе.

А значит?

От дискеты, как и от фигуранта Молдера, осталась пригоршня праха, не иначе.

А если все-таки иначе, то дискета может быть лишь у напарника, у фигуранта Скалли. Но «Полярный волк» взял ее в оборот уже на полпути от места аутодафе Молдера и… ничего не обнаружил, кроме распечатки.

А значит?

У фигуранта Скалли искомых икс-файлов нет – ни в электронном, ни в печатном виде. Только в памяти. Память у нее, правда, не девичья, но то решаемая проблема – чтобы память отшибло напрочь.

М-да, решаемая-то решаемая, но решена была она из рук вон плохо. Что-то действительно Крайчек в последнее время сильно сдал. Одна неудача, с ликвидацией фигуранта Молдера по месту жительства – допустим, случайность. Но вторая, с ликвидацией фигуранта Скалли по месту жительства – уже закономерность. И не суть, почему Крайчека преследуют неудачи, – сильно ли он сдал или решил переметнуться, или просто обстоятельства так сложились. Не суть!

А значит?

Незаменимых у нас нет. Крайчек исчерпал ресурс. Не пора ли произвести замену в команде? Вместо номера один в команде «Полярный волк» на поле выходит… Да неважно, кто выходит! Рвущихся в игру молодых-да-ранних волчар-командос – как в Бразилии диких обезьян. Главное, отозвать Крайчека – мягко, щадяще. А то и жестко, беспощадно – удалить с поля…

Однако кадровый вопрос кадровым вопросом, но завтра группа господ хороших, соратников, потребует к ответу: дискету, сударь, дискету! за слова надо отвечать! Сам сказал «завтра», ну и где?!

Это он, пожалуй, сморозил – насчет завтра. Придется подсуетиться. Ох, как придется! «Куклу» господам хорошим, соратникам, не подсунешь – они сами кого угодно обмишурят.

А значит?

Получается, в Западную Вирджинию тащиться?! В тоннах и тоннах документов ковыряться?! До потери пульса клавиатуру насиловать, переводя икс-файлы из бумажного в электронный вид?! Не самолично, разумеется, но весь личный состав «Полярного волка» придется на уши ставить!.. Зато получится копия – не отличить от оригинала. Если получится, если успеется – до завтра.

Зря он сморозил, зря. А куда было деваться?! Под сверлящим взглядом ходячего скелета! Бош! Колбасник недобитый! Сраный наци! Езжай в свою Германию и там командуй! «Эрсте колонне маршиерт! Цвай-те колонне маршиерт!» Зазвали вас на свою голову!

А какие были смирные, тише воды и ниже травы, когда пересекли Океан и ступили на землю страны Бога и моей: «Люди добрые! Не подумайте, что мы вас обманываем! Сами мы не местные! Поможите чем можете!»

Еще вопрос – стоило ли им помогать! Вопрос вопросов! Тогда казалось, что стоило. Выгодный бартер!

Нынче же… Им дай палец – руку откусят. А то и целиком проглотят. Наци сраные! Сраные наци!

Коннектикут, Нью-Кеннан Оранжерея «Виктория»

22 апреля, утро

Наци – они и в Африке наци. С поправкой: африканские наци провозглашают лозунг «Бей белых, спасай черных!», а не «Бей черных, спасай белых!». Поправка несущественная. Ибо главное – «бей!». Цвет избиваемых роли не играет. Скажем, у гипотетических загадочных пришельцев из космоса физиономии вообще гипотетически зеленые. А у подавляющего большинства реальных загадочных русских физиономии вообще реально синюшные. А у тех же индейцев, называющих самих себя дене, но отзывающиеся и на навахо, – красные. Ну и? Ежели ты белый, то и взывай: бей зеленых! бей синюшных! бей красных! Так, что ли? Нет уж, нацизму, расизму, шовинизму в любых проявлениях – наше гневное «нет»! Даже и в ныне дикой России, по хорошо инспирированным слухам, официальная доктрина: нацизму, расизму, шовинизму в любых проявлениях – наше гневное «нет»! Правда, они, варвары, как водится, избрали свой особый путь и ярый лозунг «Бей красных, спасай белых!» трактуют не как проявление нацизма-расизма-шовинизма, но как торжество исторической справедливости. Загадочный народец эти русские, загадочный!

А вот у нас, в Америке, в стране Бога и моей, любой наци априорно чувствует себя неуютно. Общественное мнение, понимаешь! И душевный, а равно и физический комфорт бывших наци обретешь, только если прикинешься добропорядочным старцем, в далекой молодости бежавшим от наци же в страну Бога и мою. При этом неплохо скандировать: «Мы не наци! Наци не мы!» Тогда живи-доживай свой век в райских условиях, и никакой суд не страшен, даже Страшный суд.

Что есть райские условия? Что есть рай в общепризнанном понимании?

Как же! Идиллия. Теплынь. Колибри. Орхидеи. И никто не донимает малоприятными вопросами: «Где вы были в ночь с Пивного путча на утро подписания акта Капитуляции?!» Вот – рай…

Добропорядочный старец Виктор Клем-пер – за одну остановку от рая. При жизни. В Нью-Кеннане он. Это час-полтора езды от Нью-Йорка на северо-восток. Нью-Кеннан так и кличут в массах: Next Stop Paradise, то бишь. Следующая Остановка – Рай. Это ж какие средства нужно иметь, чтобы обосноваться среди особнячков и вилл Нью-Кенна-на! Здесь, знаете ли, обитают не самые нищие граждане страны Бога и моей] А добропорядочный старец Виктор Клем-пер и есть не самый нищий гражданин страны Бога и моей. Вопрос о первоначальном капитале отметается как неуместный. Работал он всю жизнь, жадно работал, вот и заработал! Работа делает свободным, не так ли? Свободным от бытовых неурядиц, от посторонних, от мук совести…

Он, добропорядочный старец, на склоне лет интересуется исключительно одним: орхидеи еще не зацвели? орхидеи уже зацвели? орхидеи пока не отцвели? Оранжерея у него в Нью-Кеннане, оранжерея! Названа «Викторией» исключительно производно от имени владельца. Не от «Победы», а от Виктора. И не донимайте, пытливые: «На что вы намекали, называя прибежище „Викторией“? Это в смысле вашей победы над исторической справедливостью, да?! Выпьем, мол, за победу, за нашу победу!» Не донимайте! Просто владелец – Виктор, оранжерея – «Виктория». Идиллия. Теплынь. Колибри. Орхидеи. Садовник – Виктор Клемпер, грузный, кряжистый, эдакий отставной боксер-тяжеловес. Но мозги у него, в отличие от ушибленных боксерских мозгов, по-прежнему работают и работают и… делают свободным – судя по умудренному взгляду. Подобный взгляд – прерогатива сущего праведника, за годы и годы настрадавшегося от большой сволочи, либо прерогатива большой сволочи, за годы и годы поизмывавшейся над праведниками, да-а-а…

Да какая же он сволочь! Он садовником родился и садовником умрет. Все цветы ему надоели, кроме… орхидей? И все люди ему надоели. Кроме… Да без «кроме»! Все.

И вы тоже, молодые люди, гости непрошеные – маскарадный hombre с милейшей фройляйн… э-э, простите, мисс).

Вы здесь неугодны, молодые люди. Что вам угодно, молодые люди?

– Виктор Клемпер?

– Молодые люди, по правилам этикета не мешало бы сначала представиться, нет?

– Фокс Молдер.

– Дэйна Скалли.

– Очень приятно.

– По вашему тону не скажешь.

– Вы наблюдательны, фройля… мисс. Но по правилам этикета принято говорить «Очень приятно».

– Итак?

– Что?

– Виктор Клемпер? Знаем, что – Виктор Клемпер, но по правилам этикета принято осведомляться, прежде чем…

– Вам знакомы правила этикета, молодой человек? По вашему облачению не скажешь. Вы как сюда добрались? На мустанге? На пироге?

– На машине.

– Где вы ее оставили?

– На площадке перед оранжереей.

– Так вот, вас не затруднит вернуться к ней, сесть за руль и – покинуть меня так же, как вы добрались сюда? Видите, я очень занят.

– Чем?

– Цветочками. Моими цветочками. Будете проходить мимо – проходите. И ни в коем случае не заденьте своим… серапэ. Они такие хрупкие, капризные.

– Мистер Клемпер! Вы, в отличие от ваших цветочков, не создаете впечатление хрупкого и капризного. Зачем же вы со мной так? И с леди?

– Я, молодой человек, не создаю впечатление. Я такой, какой есть. Честь имею.

– Да? Имеете? Честь? Уверены?

– Молодой человек, закончим общение, а?

– Еще не начинали, мистер Клемпер. Или вы предпочитаете – герр Клемпер? Значит, говорите, «Я такой, какой есть»?

– Что вам угодно, молодой человек?!

– Зовите меня просто мистер Молдер. Я же представился. Агент ФБР Молдер. Фокс Молдер.

– О, ФБР! А документик можно?

– Документик можно. Документы, герр Клемпер, в порядке.

– Спасибо. А ваша дама?

– Она тоже.

– Из ФБР?

– Да.

– А документик можно?

– Придется поверить на слово. Она тоже из ФБР. Агент ФБР Скалли.

– Гм. И что угодно двум агентам ФБР от мирного садовника?

– Садовника? Мирного?

– Я, знаете ли, садовником родился и садовником умру…

– Герр Клемпер, вы знаете, что это не так. Мы знаем, что это не так. И?

– Зовите меня просто мистер Клемпер. Для лучшего взаимопонимания, если нам, конечно, удастся его достичь.

– Попытаемся.

– Попытка, конечно, не пытка, мистер Молдер, но… Возможно ли взаимопонимание между агентами ФБР и… мирным садовником? Как там говорится: я имею право хранить молчание, я имею право на адвоката, я имею право…

– Мистер Клемпер. Ваша ирония сейчас не к месту и не ко времени. Забудем о ФБР. Я пришел к вам не как юридическое лицо к юридическому лицу. Я пришел к вам частным порядком – как сын человека, с которым вам доводилось вместе работать и работать. Мистер Клемпер, вы знаете, что это так. Мы знаем, что это так. И?

– Предположим. И?

– Давняя история. Вы ведь, когда пересекли Океан и прибыли в Америку, сразу были востребованы нашим правительством?

– Я был востребован вашим правительством и поэтому пересек Океан. Давайте не путать причинно-следственные связи.

– Давайте. И?

– Что – и?

– Над чем вы здесь у нас работали и работали?

– Послушайте, мистер Молдер… Вы знаете, что я знаю, что вы знаете. К чему ворошить?.. Сами сказали: давняя история. Я старик. Воспоминания о прожитом, даже приятном, нагоняют на меня тоску, в преддверии скорого ухода из этого мира.

– Давняя история – приятное прожитое, герр Клемпер?

– Мы же договорились – мистер Клемпер.

– Мистер Клемпер.

– Послушайте, мистер Молдер… Я сказал: воспоминания о даже приятном.

– То есть та давняя история вам неприятна?

– Послушайте, мистер Молдер… Вы не против, если я буду говорить не с вами, а с мисс Скалли? Просто не могу избавиться от ощущения, что общаюсь с каким-нибудь Чингачгуком.

– Рецидив? Предубеждены против наших цветных братьев?

– О, ну что вы! Я сугубый интернационалист! Просто не могу избавиться от ощущения, что вот-вот лишусь скальпа. И потом, извините… запах. Вы, извините, когда последний раз мылись? Мои орхидеи и то не в силах перешибить…

– Мистер Клемпер! Повторюсь, ирония сейчас не к месту и не ко времени.

– Уж какая тут ирония! К тому мне, хоть и старику, приятней беседовать с цветущей женщиной, чем, извините… с вонючим hombre. А вы пока побудьте на расстоянии, на мои цветочки посмотрите, понюхайте.

– Что ж, мистер Клемпер… Скалли?

– Да, Молдер. Да.

– Так-то лучше, молодые люди. О, каков парфюм! Совсем другое дело! Что за парфюм, дорогая фройляйн? «Пятое авеню»?

– Это мой естественный запах.

– Ну-ну, не обижайтесь на старика. У всякого возраста свои причуды.

– Экий вы причудливый, мистер Клемпер! Итак?

– Итак, дорогая фройляйн? Вы знаете, что я знаю, что вы знаете. Итак?

– О давней истории. Она, говорите, нагоняет на вас тоску. Потому что История с большой буквы обошла вас? Или потому что вы обошли ту историю с маленькой буквы?

– Что вы, дорогая фройляйн! Кто я для Истории с большой буквы?! Фрейд, Менге-ле, фон Браун – вот величины, которыми знаменит уходящий век. А кто такой Клемпер? Если и вспомнят о нем, то лишь как о мяснике. Была, дескать, такая история… с маленькой буквы.

– История с маленькой или большой буквы не объективна ли?

– Дорогая фройляйн! Знаете мои работы? Знаете, чего мы добились?

– Вы как наци? На деньги, запятнанные чужой кровью?

– Дорогая фройляйн! Не надо нотаций. Жизнь коротка, искусство вечно. Искусство экспериментатора – тоже искусство. Я много старше вас. И если не умней, то мудрей. Мы тогда были молоды и захвачены экспериментом. Как вы сейчас захвачены расследованием… Или преследованием, дорогая фройляйн?

– Вы угодили в н-неудачный исторический период.

– Отношусь к этому философски. Времена не выбирают, дорогая фройляйн. В них живут.

– И умирают, между прочим. В результате ваших захватывающих экспериментов.

– Не без того, не без того. Но и вы отнеситесь философски. Те эксперименты изменили мир. И к лучшему.

– Ценой жизней тысяч и тысяч ни в чем не повинных людей.

– Наука требует жертв.

– А совесть?

– О, мой бог! Дорогая фройляйн, как вы еще молоды! Нет, вам не понять… Совесть, говорите? Моя совесть всегда со мной и… и, позвольте, я не буду афишировать наши с ней отношения. Я умру так же, как и все. Десятком лет раньше, десятком лет позже – разница? Принципиальная разница? Все в землю ляжем, всё прахом будет. В общем, все умерли.

– Все умирают по-разному!!!

– Молдер! Не вмешивайся! Мы с мистером Клемпером беседуем!

– Не-ет, Скалли! Я уже нанюхался его охре… орхидей! Дорогая, умоляю – кусочек дерьма!

– Молдер-р-р!

– Пусть, дорогая фройляйн, пусть. Тем более мы почти закончили.

– Не-ет, герр Клемпер! Вы еще не ответили мне, сыну человека, с которым вы работали и работали! И попробуйте не ответить! Я тогда… Тогда я… Не знаю, что с вами сделаю!

– Не знаете, а говорите. А я знаю. Например, ударите меня, старика. Это красиво? Это некрасиво. Совесть вас замучает. А я за свою жизнь снес столько ударов, что еще один – мертвому припарка. Или, например, убьете меня, старика, – из табельного оружия. Так я уже изложил вашей даме свое философское отношение к жизни и смерти: все умирают…

– Но по-разному! Мой отец, с которым вы работали и работали, получил пулю! Его пристрелили! И сдается мне, я знаю почему! И вы тоже знаете!

– Спокойней, молодой человек, спокойней! Что вы, как Чингачгук вспыльчивый-необузданный! Сейчас мы медленно-медленно спустимся с горы…

– Я спокоен. Продолжим?

– Попробуем.

– Цель оправдывает средства, так?

– Так. Да.

– И что за цель преследовала работа, в которой участвовал мой отец?

– Лучше вам не знать.

– А я хочу! Хочу все знать!

– Вам нужна правда? Или – истина?

– Правда! Истина!

– Разные понятия, мистер Молдер.

– Одинаковые!

– Да нет же. Вот у меня тридцать лет назад погибла жена. Несчастный случай. Это правда. А истина… Кто знает, мистер Молдер, кто знает…

– Казуистика!

– Логика. Существуют нюансы, не зная которых, вы будете спать спокойно.

– К дьяволу нюансы! Мой отец… он тоже был убийцей?! Как вы?!

– Во-первых, это и есть нюанс. Во-вторых, я не убийца.

– Убийца!

– Я селекционер. Вот сейчас селекционирую цветочки. Заметьте, не втаптываю их в грязь, не срезаю под корень, не морю голодом, а приближаю их к идеалу. Селекционеру, как и хирургу, иногда приходится делать пациенту больно, чтобы потом ему было хорошо. Вам понравились мои цветочки?

– Пациент сам приходит к врачу лечиться!

– Когда знает о своей болезни. Или хотя бы подозревает. Более я ничего не скажу. Вы утомили меня… О, извините, дорогая фройляйн, к вам это не относится… Но я действительно несколько утомился после вчерашнего.

– После вчерашнего?

– Отмечал годовщину одного из самых выдающихся деятелей Истории. Истории с большой буквы, молодые люди. 21 апреля, м-да…

– Как же, как же!

– О, дорогая фройляйн, знаете, о ком я?

– Представления не имею. Но некий господин тоже считает эту дату достойной всяческого отмечания. Такой… пожилой господин. Где-то ваших лет. Но потщедушней. Такой… ходячий скелет.

– Нопфлер?

– Вы сами назвали.

– Старый пердун!