Текст книги "Взрыв на рассвете. Тихий городок. Наш верх, пластун"

Автор книги: Андрей Серба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Андрей Серба
Взрыв на рассвете
Повести

Взрыв на рассвете

1

– Пришли.

Сержант остановился первым. Прислонился спиной к дереву, вытер рукавом маскхалата мокрое от пота лицо. Только сейчас, добравшись до пункта, где его группе было разрешено организовать дневку, он ощутил, как устал. И немудрено. Разведгруппа была заброшена в тыл условного противника еще неделю назад, и за это время прошла по лесам и болотам не одну сотню километров.

Вначале десантники совершали рейд в составе взвода. Затем, после нападения на пункт управления ракетной батареи, разбились на отдельные группы и уже действовали самостоятельно, получая задания по рации непосредственно из Центра. Вчера днем они выполнили последний приказ: взорвали железнодорожный мост, и прошло не больше трех часов, как оторвались от преследующего их с собаками «противника». За этот выматывающий рейд устал даже он, участвовавший и раньше не в одном подобном учении и со дня на день ожидающий увольнения в запас. Об остальных солдатах, среди которых двое были первогодками, и говорить не приходится: они едва держались на ногах.

Десантники выходили из камышей, прислонялись к стволам деревьев и друг к другу. Вот появился и замыкающий, ефрейтор Власов.

– Что, командир, перекур с дремотой? – весело спросил он.

Вопрос был задан не без фамильярности, но ефрейтору это было простительно. Он являлся не только заместителем сержанта в группе, но также его земляком и приятелем, вместе с ним завершал службу.

– Угадал, ефрейтор, – в тон ему ответил сержант. Он взглянул на светящийся циферблат часов, обвел взглядом солдат. – Всем отдыхать. Подъем через два часа. Если не поступит другого приказа, утром будем организовывать дневку.

Сержант присел возле ствола дерева на корточки, разложил на коленях карту. Набросив на голову плащ–палатку и скрывшись под ней до пят, он достал электрический фонарик, направил луч света на карту. Квадрат, где находилась группа, был почти посредине огромного массива болот, стиснутых со всех сторон непроходимой чащей белорусских лесов. Никаких населенных пунктов поблизости не было, а ближайший домик лесника обозначен в добром десятке километров от их квадрата. Что ж, место для дневки идеальное.

Сержант выключил фонарик, сложил карту. Прикрыв глаза, задумался. Неоднократно участвуя в различного рода учениях и маневрах, он приобрел немалый опыт. Поэтому с известной долей вероятности сержант мог сейчас представить дальнейший ход действий его группы. Вероятнее всего, после недели интенсивнейшей работы во «вражеском» тылу им дадут несколько часов отдыха, а затем снова бросят в дело. Возможно, самостоятельно, а может, прикажут опять примкнуть к взводу. Но лично для него первостепенное значение имело в настоящее время другое. Прежде чем включиться в дальнейший напряженный ритм учений, выдержать предельную нагрузку, необходимо было как можно разумнее использовать время, предоставленное группе для отдыха.

Сержант сбросил с головы плащ–палатку, поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Десантники, выбрав места посуше и закутавшись от комаров в плащ–палатки, улеглись под деревьями. Лишь ефрейтор Власов находился в секрете на тропе, которую они протоптали во время своего движения среди камышей. В лесу было еще темно, над болотом висел густой рыхлый туман. Лишь на востоке просматривалась полоска серой, мутноватой пелены – приближался рассвет.

Сержант взглянул на часы. До подъема группы оставалось чуть больше часа, и ложиться спать самому уже не имело смысла. Лучшее, что он мог сейчас сделать, это обследовать окрестности в поисках наиболее удобного для дневки места. Сержант снял из–за спины рюкзак и прислонил его к дереву. Повесив на грудь автомат, поднял с земли длинную палку, с которой не расставался во время ходьбы по болотам. Стараясь не шуметь, осторожно направился по границе воды и суши.

Болото лежало слева от него. Бескрайнее, густо заросшее камышом, оно словно опрокинулось в гигантскую чашу с высокими, обрывистыми берегами. Крутой откос уже через несколько метров снова полого спускался в низину, переходящую в топкий, залитый водой торфяник, часто поросший тальником и низкорослыми, чахлыми березками. В нос бил резкий запах тухлой воды, гниющих водорослей. Над головой вилось нудно звенящее облако комаров. Ничего не скажешь, приятненькое место…

Тихое, еле слышное журчание воды заставило сержанта остановиться и прислушаться. Нагнувшись, он концом своей палки–слеги раздвинул кусты, растущие по береговому склону, вытянул шею. Ручей оказался рядом с ним.

Присев, сержант набрал воды в ладонь, отпил глоток. Вода была холодной, чистой, без всяких запахов. Совсем не той, что пили разведчики всю последнюю неделю: ржавую, с болотным привкусом, в которую они из предосторожности бросали сразу по две дезинфицирующие таблетки. Напившись и наполнив водой фляжку, сержант выпрямился и бросил взгляд по сторонам. Именно здесь, рядом с родником, и следовало искать место для предстоящего отдыха. Но поскольку этот источник пресной воды мог быть известен и здешним жителям, место для дневки требовалось выбирать поглуше, чтобы даже ненароком не дать себя никому обнаружить. Был же на прошлых учениях случай, когда лесник, заметивший одну из их групп, заподозрил невесть что и поднял на ноги всю округу.

Торфяник для выбора расположения дневки отпадал: насколько хватало глаз, вся его поверхность была залита коричневого цвета водой. Значит, поиски следовало вести в болоте среди камышей. Из курса военной топографии, а также из собственного опыта сержант знал, что в подобного рода местах иногда встречались небольшие, едва возвышающиеся над водой клочки суши, вполне пригодные для временного обитания.

Старательно ощупывая впереди себя дно слегой, сержант медленно двинулся среди камышей. Болото у берега было мелким. Он не мог идти дальше, чем позволяла высота сапог, и все же иногда ему удавалось углубляться в камыши до двух–трех десятков метров. Вдруг конец палки, опущенной в воду, уткнулся во что–то твердое. Остановившись, сержант обследовал неизвестную находку слегой и лишь после этого поднял из воды. Не надеясь только на свет луны, включил фонарик и поднес его к обнаруженному предмету. Им оказался старый, изъеденный ржавчиной наспинный термос непривычной формы, на боках которого кое–где сохранилась защитная краска. Он уже собирался отбросить находку в сторону, как в свете фонарика возле самой горловины промелькнуло фабричное клеймо со свастикой. Сержант еще раз осмотрел термос. И только сейчас заметил, что тот в одном месте насквозь пробит чем–то узким: судя по форме отверстия, ножом или штыком. Повертев находку еще некоторое время в руках, сержант снова опустил ее в воду.

Не успел он сделать еще шаг, как слега опять уткнулась во что–то твердое. На этот раз препятствие было длинным и сравнительно широким, со множеством небольших отверстий, сквозь которые свободно проходил конец палки. Верхний край неизвестного предмета не доходил до поверхности воды сантиметров на десять, и когда сержант осторожно ощупал его руками, он сразу определил, что это. Перед ним были сплетенные из ветвей пешеходные мостки, идущие от берега в глубину болота. В топкое илистое дно оказались вбиты колья, на них положены толстые жерди, поверх которых и был устроен наполовину уже сгнивший настил.

Погасив в себе желание взобраться на мостки и узнать, куда они ведут, сержант вытер ладонью вспотевший лоб и задумался. Неприметный, видимо, единственный на всю округу родничок с идеальной питьевой водой… Уводящие куда–то в глубь болот, спрятанные от постороннего глаза под водой мостки… Немецкий термос, пробитый насквозь… Что это: случайное стечение не связанных между собой обстоятельств или отдельные звенья одной и той же цепи?

До подъема группы оставалось совсем немного времени. Развернувшись, он двинулся назад, стараясь как можно точнее придерживаться своего старого маршрута. Слегу он оставил, прочно воткнув ее у самого начала таинственных мостков.

Именно к этому «маяку» он и привел через полчаса всю группу. Остановившись на краю болота, сержант подозвал к себе сапера–подрывника.

– Шест видишь?

– Так точно.

– Пойдешь первым. Сначала до шеста, а дальше по настилу, который будет под водой. И помни: ты не на учебном поле.

– Все ясно, товарищ сержант.

Ни болото, ни сами мостки не преподнесли группе никаких неожиданностей. Подводная тропа оказалась сравнительно короткой, примерно сто – сто двадцать метров, и обрывалась так же внезапно, как и начиналась. Шедший впереди группы сапер с миноискателем остановился, подозвал к себе сержанта:

– Смотрите!

Примерно в метре от места, где исчезала тропа, заканчивался камыш. Сразу за ним виднелась неширокая, метров в тридцать – сорок, полоска чистой воды, стиснутая с боков зарослями верболаза и тальника, за которыми снова сплошной стеной поднимались камыши. А в самом конце заводи открывался небольшой островок: едва поднимающийся над водой, с пологими, заросшими кустарником берегами, с группой невысоких березок с тонкими искривленными стволами.

Замерев на месте, сержант пристально всматривался в открывшуюся перед ним картину. Уже наступило утро. Лучи встающего солнца быстро съедали остатки тумана, оставляя в отдельных местах лишь небольшие белесые хлопья. И хотя островок располагался рядом, он просматривался плохо: вся его береговая часть была скрыта клочьями еще нерастаявшего тумана.

Вот это и настораживало сержанта: что там, впереди, на островке? Пустынен он в данный момент или обитаем? Если на нем сейчас люди, кто они: охотники, рыбаки из местных жителей или обслуживающий персонал какого–либо объекта противостоящей им на учениях стороны? Но наполовину затянутый клубящимся туманом островок не давал ответа ни на один из мучивших сержанта вопросов.

Рука подошедшего сзади ефрейтора Власова легла сержанту на плечо, заставив резко повернуться. Отвечая на немой вопрос командира, тот указал глазами в камыши слева от кладки. Там, в паре шагов от них, темнел на воде какой–то широкий продолговатый предмет. Присмотревшись, сержант разглядел грубо сколоченный из древесных стволов плот. Старое дерево почернело, покрылось плесенью. Плот был засыпан сверху толстым слоем листьев и опавших метелок камыша, отчего по цвету почти ничем не отличался от мутной болотной жижи, расстилающейся вокруг. Не удивительно, что они сперва прошли мимо, не обратив внимания на черневшую рядом массу.

Итак, к незаметному лесному роднику, проткнутому насквозь немецкому термосу и подводной тропе прибавились еще две загадки: скрытый в камышах среди болот островок и старый плот. Вряд ли все это простое нагромождение случайностей. Скорее всего, перед ними отдельные фрагменты одной, не понятой еще им картины. Но что за всем этим кроется? А впрочем, какое ему до этого дело? Он что, Шерлок Холмс, Нат Пинкертон, майор Пронин? Ему сейчас важно одно: найти безопасное место для отдыха своей вконец уставшей и измотанной группы. И лежащий передним клочок суши представлял собой как раз то, что требуется. Рядом питьевая вода, сам островок затерян среди болот. На нем можно спокойно отоспаться, высушить мокрую одежду, приготовить горячую пищу. Можно даже спастись от надоевших комаров, бросив в костер побольше сырых веток и влажной травы, не боясь, что дым привлечет к себе ненужное внимание. А поэтому его сейчас должен интересовать только один вопрос: есть ли кто на острове? А если да, то кто?

Сержант взглянул на уже подтянутый ефрейтором к настилу плот, качнул его ногой.

– Власов и сапер – на плот. Двигаться мимо заводи через камыши, – тихо приказал он. – Обследовать остров и о результатах немедленно доложить мне.

Ефрейтор вернулся через несколько минут один.

– Все в порядке, товарищ сержант. На островке ни единой живой души.

– Всем на плот! – скомандовал сержант.

– А может… – предложил один из солдат, кивая на конец мостков.

Солнце уже поднялось над болотами, и его лучи ярко освещали неподвижную заводь. Под этими ослепительными лучами был отчетливо виден скрытый под водой толстый ствол дерева–топляка, ведущий от мостков к островку. Но сержант отрицательно качнул головой.

– Нет. Плот должен быть у нас. Тогда всякий идущий к острову пойдет по топляку через заводь у нас на виду…

Островок был невелик, метров пятьдесят на сорок, почти овальной формы. Сапер, поджидая их, лежал на невысоком пригорке и лениво отмахивался веткой от висевшей над ним мошкары. Сержант сбросил с плеч рюкзак, положил его на пригорок и осмотрел подчиненных.

– Власов и сапер, проверьте северную часть островка. Я с Астаховым – южную. Радисту готовиться к связи. А вы, – повернулся он к двум оставшимся без задания разведчикам, – займитесь костром.

Осматривать, по существу, было нечего. Дважды пройдя сквозь кустарник, которым зарос весь южный берег острова, сержант хотел было вернуться на пригорок, как вдруг замер. Он увидел чуть приметный холмик, поросший чахлыми березками, под корни которых уходил черный провал. Подойдя ближе, сержант понял, что перед ним старый, с обсыпавшимися от времени и непогоды стенками вход в землянку. Остатки ступеней и стенки густо поросли травой, сам вход и видневшаяся в его конце деревянная дверь оказались чуть ли не доверху заваленными старой прелой листвой. Дверь была плотно прикрыта, вместо ручки в ней виднелась обыкновенная ржавая скоба. С нее сержант и не спускал глаз. Кто знает, может, за этой дверью и скрыта тайна островка.

– Сапера! Быстро! – приказал он Астахову.

И когда оба явились, сержант кивком головы указал саперу на вход в землянку.

– Проверь!

Сапер, знавший о существовании целой системы мин–сюрпризов и скрытого размещения подрывных зарядов, вначале проверил лаз и дверь с помощью миноискателя. Затем привязал к скобе конец длинного капронового шнура и, отведя всех на безопасное расстояние, дернул его. Дверь медленно, со скрипом отворилась, и за ней открылся черный прямоугольник землянки. Сержант почувствовал, как у него от нетерпения зачесались ладони.

– Внутрь пойдем вдвоем, – сказал он саперу. – А ты, – взглянул сержант на Астахова, – останешься на всякий случай снаружи. Произойдет что–либо непредвиденное – действуй по обстановке.

В дверях землянки оба разведчика остановились. Сержант не спеша обвел помещение лучом фонарика. Обыкновенная землянка с обшитыми досками стенами, с низким неровным потолком–накатом. Слева в стенку вбито несколько гвоздей, на которых висело полуистлевшее, покрытое плесенью тряпье. Дальний правый угол был затянут брезентом, полностью скрывавшим эту часть помещения.

– Туда, – указал сержант лучом света на прикрытый брезентом угол.

Выставив впереди себя миноискатель, сапер осторожно двинулся в указанном направлении. Вот и брезентовый полог. Отыскав возле стены его край, сапер, не выпуская из рук опущенного к земле миноискателя, ударом ноги отбросил полог в сторону, а сержант тотчас же направил в открывшуюся щель луч фонаря. Он не успел еще ничего разглядеть, как сапер, резко отпрыгнув назад, едва не сбил его с ног. Стараясь сохранить равновесие, сержант инстинктивно оперся свободной от фонаря рукой о стену. Но пальцы, не найдя опоры, лишь скользнули по влажным заплесневевшим доскам, и он рухнул на брезент. На землю сержант не упал только потому, что наткнулся грудью на что–то твердое.

Желая поскорее выпрямиться, он стал отталкиваться от неизвестного предмета рукой, натыкаясь пальцами на какие–то продолговатые коробки, рычаги, кнопки, путаясь в проводах.

– Ты чего? – выпрямившись, недовольно спросил он сапера.

– А вы сами посмотрите, – тихо отозвался тот.

– За тем и пришел. Отойди…

Сержант занял место сапера у конца полога, откинул его в сторону. И едва сам не отпрянул назад.

Прямо у ног лежал скелет, в шаге от него – еще один, а в самом углу землянки, возле маленькой железной печки–бочонка – третий. На костях кое–где виднелись остатки мундирного сукна, там, где раньше были талии, валялись форменные ремни с потускневшими пряжками. На одном из черепов держался околыш эсэсовской офицерской фуражки, кости ног ниже коленей были спрятаны в истлевших, бесформенных, съежившихся сапогах.

У самого брезента возле стены стоял грубо сколоченный деревянный стол. На нем был установлен пульт управления со множеством кнопок и сигнальных лампочек, две из которых тускло горели. Рядом стояла полевая рация с выброшенной вверх антенной, перед столом – две самодельные табуретки. У печки лежал немецкий автомат с примкнутым магазином, еще один шмайссер висел на стене. Рядом со скелетом с офицерской фуражкой валялась запыленная пистолетная кобура.

Но не вид скелетов и не оружие в землянке привлекли внимание сержанта. Он как зачарованный смотрел на уставленный аппаратурой стол, на пульт управления с прошитой автоматной очередью панелью, на два светящихся огонька сигнальных лампочек.

– Товарищ сержант, а ведь вначале ни одна лампочка не горела, – раздался у него над ухом голос сапера. – Наверное, их включили вы, когда упали на стол.

– Ты и столб свалишь, – зло, не скрывая досады, буркнул сержант.

– Дело не в этом. Смотрите… – Сапер прислонил к стене миноискатель, достал электрический фонарик, направил его луч на один из стоявших на столе приборов. – Это немецкая подрывная машинка. А это, – луч фонаря скользнул дальше, – система для подрыва радиофугасов. Все это, – пучок света остановился на панели с лампочками, – пульт управления дистанционного подрыва узлов минных заграждений. У нас в учебном центре подобным старьем целый класс заставлен. И если горят эти две лампочки, значит…

Сапер замолчал и посмотрел на сержанта.

– Согласно инструкции, мы обязаны немедленно сообщить об этом в штаб, – твердо закончил он.

– Знаю, – сухо ответил сержант. – Но как командиру группы мне известно и другое: выходить в эфир раньше назначенного срока мы не можем – «противник» рядом. Так что приходится ждать…

2

Заложив руки за спину, капитан неторопливо шел по верху дамбы. В принципе, ему уже было ясно все, что случилось сегодня утром на бегущей внизу дороге. Взрыв, прогрохотавший в полукилометре южнее и превративший бетонное полотно на стометровом участке в трехметровой глубины траншею, по замыслу подготовивших его минеров являлся вспомогательным и мог иметь два назначения. Прогремев вместе с основным, он мог отрезать путь наступающим назад, отдав их во власть хлынувшей на дорогу воды. Прозвучав после основного, он мог уничтожить первые спешащие к месту главного взрыва аварийно–восстановительные группы и затруднить движение к взорванной дамбе последующих. Но какое бы он ни имел назначение в действительности, капитану было важно совсем другое: главная часть узла заграждения находилась здесь, на лежавших вдоль дороги дамбах, и основной взрыв должен был прогреметь в этом месте. Определить это помог прозвучавший сегодня утром взрыв. Воздушная волна, ураганом пронесшаяся над дамбой, снесла в одном месте на значительном расстоянии слой земли, обнажив порыжевшие ящики со взрывчаткой, авиабомбы в фабричной обрешетке, огромные полутонные фугасы и соединяющие все это в единое целое провода.

Капитан остановился, еще раз огляделся вокруг. Да, участок для узла заграждений выбран расчетливо и со знанием дела.

Хватаясь руками за ветви орешника, которым густо заросли склоны дамбы, капитан спустился на дорогу и быстрым шагом двинулся назад, к трем грузовикам. Возле них суетились солдаты, сгружая саперное имущество. Подтянутый старший лейтенант в ладно подогнанной полевой форме четко доложил, что группа разминирования готова приступить к работе.

Прищурив глаза от солнца, капитан внимательно посмотрел на двух стоявших перед ним офицеров: рапортовавшего старшего лейтенанта и совсем еще молоденького лейтенанта. Непосредственно на разминирование, или, как они говорили, на «живое дело», с ним пойдет кто–то один, другой будет обеспечивать техническую и хозяйственную сторону работ. Конечно, у старшего лейтенанта более солидный опыт, но… Всего лишь неделя, как он вернулся из отпуска. А это в их деле значит много.

Пальцы минера часто сравнивают с пальцами хирурга, пианиста, часового мастера. Это так. Минеру, так же, как и им, необходимы непревзойденная тонкость и чувствительность осязания, ювелирная точность движений, безошибочная мгновенная реакция. Но как ему еще нужны внутренняя собранность, постоянная настороженность, воля и хладнокровие. Все это не приходит само, а вырабатывается и закрепляется только в процессе настойчивых тренировок и опасной, кропотливой работы. Стоит на короткое время потерять контакт с «живым делом», позволить рукам не браться за инструмент, утратить чувство неотступно находящейся рядом с тобой смертельной опасности – и может случиться непоправимое.

И капитан сделал свой выбор.

– Лейтенант, готовьте группу разминирования, – тоном, не терпящим возражений, приказал он. – Инструктировать буду лично. А вы, старший лейтенант, займитесь оцеплением.

Райвоенком не первый раз встречался с директором школы и давно привык к его манере разговора: неторопливой, обстоятельной, где было тщательно взвешено и выверено каждое слово. Но сейчас, когда на территории района шло сложное разминирование и была дорога каждая минута, директорская медлительность раздражала его.

– Армейскому командованию стало известно, что фашисты, стремясь любой ценой сбить темп ожидаемого наступления наших войск, приступили в Белоруссии к созданию ряда узлов минных заграждений. Чаще всего это делалось в лесах, на болотах, на труднопроходимых участках местности – там, где, разрушив коммуникации, можно было на сравнительно длительный срок приостановить и задержать продвижение наших войск. Один из таких узлов заграждений, по данным войсковой разведки, создавался в зоне действий нашего партизанского отряда. И однажды в наш штаб пришла с Большой земли радиограмма. Нам приказывалось обнаружить и разведать возводимый фашистами узел заграждений. Время для выполнения этого задания было отпущено самое жесткое…

Голос директора звучал тихо, спокойно. Речь лилась медленно, плавно, и военком еле сдерживался, чтобы не поторопить его.

– Я являлся начальником отрядной разведки, и выполнение полученного приказа было поручено мне. Определив несколько наиболее подходящих для узлов заграждений мест, я отправил к ним две разведгруппы. Все выбранные мной участки находились на единственной во всей округе шоссейной дороге. Гитлеровцы охраняли ее как зеницу ока. Словом, наши разведчики шли в самое пекло. Немудрено, что одна группа погибла целиком, а вторая вернулась в половинном составе. Сведения, доставленные уцелевшими разведчиками, были неутешительными: узла, как такового, обнаружить не удалось. Но, по данным нашей местной агентуры, в северном районе дамб, который было приказано этой группе тщательно обследовать, производились какие–то земляные работы. Причем только немцами, без привлечения военнопленных или местного населения. Сам район дамб усиленно охранялся, и как раз при попытке проверить полученные от агентуры сведения группа и наткнулась на засаду, из которой едва вырвалась.

Дав вернувшимся разведчикам день отдыха, я снова отправил их к дамбам, приказав любой ценой определить точное место и характер производимых немцами работ. А на следующее утро фашисты начали операцию по прочесыванию нашей партизанской зоны, стремясь обезопасить свой тыл перед ожидаемым наступлением советских войск. Против отряда был брошен кадровый полк. Немцы вчетверо превосходили нас в силах, и по приказу командования бригады мы стали отступать в болота. Уже в дороге нас догнали посланные мной повторно к дамбам партизаны. Отправлял в разведку семерых, а вернулись двое и те раненые. К дамбам они не дошли, также угодив в начатые немцами по всей округе облавы и прочесы. В бою с карателями и легли пятеро моих ребят, а оставшиеся двое, едва держась на ногах от полученных ран, уже были не в состоянии выполнять задание. Этой же ночью на наши сигнальные костры была сброшена армейская разведывательно–диверсионная группа, которой наш отряд, согласно полученному ранее приказу Центра, должен был оказать помощь в уничтожении узла заграждения.

Директор замолчал, провел рукой по подбородку. Его взгляд был направлен мимо военкома. Казалось, что сейчас не только его мысли, но и он сам находится не здесь, в мирном школьном кабинете, а где–то далеко за этими стенами, в боевом прошлом бывшего партизана.

– Группой командовал молоденький лейтенант, с ним было шестеро солдат. Задание они имели одно – к моменту выхода наших войск к дороге парализовать узел заграждения и не дать фашистам задержать бросок наших танков к Минску. А места узла заграждения, расположения основных его зарядов, план скрытых подходов к ним должны были предоставить группе мы, разведка нашего отряда. Должны, но не смогли этого сделать.

Я сразу ввел лейтенанта в курс дела, объяснил без прикрас наше положение. Но что ему было до моих объяснений? Он имел приказ, который обязан был выполнить независимо от сложившихся обстоятельств. Помочь ему я не мог уже ничем. Отряд был почти окружен, немцы старались загнать нас поглубже в болота и там уничтожить. Нашу маневренность сковывали раненые, семьи, беженцы, обоз. Словом, положение складывалось весьма незавидное. И не только для нашего отряда, но и для всей бригады. Поэтому штаб приказал мне оказать лейтенанту посильную помощь и заняться выполнением своих прямых обязанностей по выводу отряда из кольца окружения. Я так и поступил. Что произошло с лейтенантом и его группой дальше, мне не известно. А об узле заграждения могу сказать следующее. Я, конечно, допускал возможность его создания, но каких–либо конкретных данных об этом не имел. Могу даже признаться, что только сейчас, после вашего сообщения о взрыве на шоссе у дамб, я окончательно поверил в реальность его существования.

– Каковы были планы лейтенанта, куда он ушел? – быстро спросил военком, когда директор замолчал.

– Не помню, – виновато развел тот руками. – Положение в отряде в ту пору сложилось тяжелое, своих дел невпроворот. Так что было не до любопытства. Припоминаю, что лейтенант разговаривал с одним из моих раненых партизан, которые ходили в разведку на дамбы, а потом попросил у меня проводника, хорошо знающего окрестные болота. Такого человека я ему дал.

– Кто он? Жив сейчас или нет?

– Кто знает. Наверное, нет. Потому что был он из местных и, останься в живых, обязательно хоть раз наведался бы после войны сюда. В отряде его звали Студентом. До войны он учился в консерватории, а в наши края, в свое родное село, приехал на каникулы. У него было что–то с легкими, он вечно кашлял, и мы держали его при штабе. Тем более что он неплохо говорил по–немецки и вел у нас все допросы. Вот его–то я и дал лейтенанту в проводники.

– О группе лейтенанта больше ничего не слышали?

– Ничего. Правда, был один случай. Наши части сразу ушли на запад за немцами, а меня назначили комендантом района. Милиции еще не было, и мои хлопцы сами добивали в лесах немцев, полицаев, прочую нечисть. И однажды ко мне доставили неизвестного. Он был ранен, без сознания, а одет так, что его можно было принять за кого угодно: за нашего и за немца, за полицая и власовца. И кто–то из моих хлопцев сказал, что раненый похож на одного из тех солдат, что были с лейтенантом. Лично у меня такой уверенности не имелось, и поэтому, отправив его в госпиталь, я на всякий случай сообщил о нем в «Смерш».

– Как могли бы вы объяснить факт, что узел заграждения, созданный немцами четыре десятка лет назад, оставался невредимым до наших дней? Что помешало фашистам воспользоваться им?

Директор неопределенно пожал плечами.

– Не имею представления. Война есть война, и на ней могут случаться самые неожиданные вещи.

– И последний вопрос. Не могли бы вы помочь нам установить фамилии участников заброшенной в ваш отряд армейской разведгруппы?

– Помогу с удовольствием. Сразу после войны я писал что–то вроде воспоминаний для нашей областной газеты. Напечатать не напечатал, но черновики сохранил до сих пор. Фамилий тех солдат и лейтенанта я, естественно, не знаю, но, располагая данными о времени и цели их заброски, вы по своим каналам можете их установить.

Машина легко и бесшумно неслась по автостраде. Шофер был опытен, так что скорость почти не ощущалась. Откинувшись на спинку сиденья и полузакрыв глаза, генерал целиком ушел в свои мысли. Еще вчера вечером у нею были совершенно другие планы…

Служебный телефон зазвонил поздно ночью, но генерал настолько привык к подобным звонкам, что нисколько этому не удивился. Голос, прозвучавший в трубке, был ему незнаком.

– Здравия желаю, товарищ генерал–лейтенант…

И дальше последовал разговор, порядком удививший даже его, человека военного, издавна привыкшего ко всяким случайностям. Неизвестный ему полковник из штаба округа на западе нашей страны сообщал, что у них обнаружен немецкий узел минных заграждений времен войны и сейчас идет его разминирование. Но работа усложняется тем, что саперам неизвестны ни план узла, ни система его подрыва. Не обнаружен также и пункт управления узлом. И поскольку это тот самый узел заграждения, который в 1944 году должен был вывести из строя он, теперь генерал, а тогда лейтенант, руководство области и командование округа просят его прибыть к месту разминирования для ускорения работ. Передавая просьбу, полковник подчеркнул, что если сорок лет назад руководимой им группе удалось парализовать этот узел, то и сейчас его знания помогут в разминировании.

У генерала, привыкшего ценить каждую минуту своего времени, уже вертелся на языке отказ. Действительно, чем он мог помочь в разминировании, если и в глаза не видел узла заграждений, о котором говорил полковник? Более того, он не знал даже приблизительного места его расположения и не обладал какими–либо конкретными данными о нем. Так что вся информация, которой он располагал по интересующему полковника вопросу, могла быть сообщена им сейчас по телефону. Однако последние слова собеседника заставили его изменить решение.

– Товарищ генерал, мы потревожили не только вас. Нами приглашен еще один участник вашей тогдашней группы.

Генерал почувствовал, как сразу пересохло во рту и гулко застучало сердце.

– Кто именно? – спросил он.

– Лейтенант запаса Вовк, – спокойно прозвучал ответ.

– Вовк? Неужели… – голос генерала осекся.

– Так точно, товарищ генерал, ваш бывший старшина жив. И завтра прибудет в район разминирования.

– Хорошо, ждите и меня.

Опустив трубку на рычаг, он еще некоторое время стоял у аппарата. Вовк, старшина Вовк, так ты, оказывается, жив? Тот, которого он знал всего неделю, но который остался в памяти на всю жизнь…