Текст книги "10 мифов об СССР"
Автор книги: Андрей Колганов
Соавторы: Александр Бузгалин
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
Система бюрократического произвола в управлении сельским хозяйством восторжествовала.
Эта система породила моменты деградации в сельском хозяйстве СССР и ухудшение продовольственного снабжения населения как в городе, так и в деревне. И если в городе произошло ухудшение структуры питания, то в деревне вообще сократилось потребление продовольственных продуктов (см. табл. 3).
Таблица 3
Годовое потребление некоторых продуктов питания на душу населения (в кг)
3 – земледельческое население
НЗ – неземледельческое население
Источник: Мошков Ю. А. Зерновая проблема в годы сплошной коллективизации сельского хозяйства СССР (1929–1932 гг.). М.: Изд-во МГУ, 1966. С. 136.
Таким образом, сталинская политика коллективизации и ликвидации кулачества как класса привела вместо роста сельскохозяйственного производства – к его падению, вместо улучшения снабжения промышленным сырьем к его ухудшению и полному провалу первой пятилетки в легкой и пищевой промышленности, вместо роста потребления продовольствия – к ухудшению питания почти всех слоев населения и массовому голоду 1932/33 года, вместо налаживания планомерной связи между государственной промышленностью и кооперированной деревней – к бюрократическому шаблону и произволу в заготовках, вместо формирования системы сельскохозяйственной кооперации – к ее разрушению и замене ее системой фактически полного огосударствления сельского хозяйства, отягощенной полуфеодальными чертами.
На исправление наиболее очевидных провалов сельскохозяйственной политики эпохи «великого перелома» пришлось потратить долгий ряд лет и немалые ресурсы. А ряд проблем, заложенных в годы бесшабашной коллективизации и раскулачивания, превратился в хронические болезни советской аграрной экономики.
Миф 6
«Малой кровью, могучим ударом…»
Некоторые вопросы военного строительства РККА в 1930–1941 гг.
Проблемы развертывания массовой армии
Современный историк, оценивая готовность РККА к столкновению с вермахтом, непременно обращает внимание на различие подходов к строительству вооруженных сил. И вермахт, и РККА представляли собой к 1941 г. массовые армии, создававшиеся за счет всеобщей воинской обязанности. И вермахт, и РККА развертывались на базе относительно небольшого кадрового костяка, существовавшего в 20-х – начале 30-х гг. Но здесь сходство кончается и начинаются различия.
Причины количественной ограниченности рейхсвера до его развертывания в вермахт были внешними (Версальский договор). Вермахт, хотя его потребности в кадрах унтер-офицеров, офицеров и специалистов в условиях быстрого развертывания массовой армии в конце 30-х гг. удовлетворялись с большим трудом, все же имел сравнительно неплохую готовую кадровую базу. Она обеспечивалась предпринятыми в предшествующий период стараниями пропустить через рейхсвер и вспомогательные формирования как можно больше людей, а также системой непрерывной подготовки и переподготовки кадров в войсках. Кроме того, вермахт имел вполне пригодный для воспитания солдат и офицеров современной армии мобилизационный контингент (Германия была высоко урбанизированной страной – около 70 % населения проживало к 1939 году в городах). Вермахт начал развертывание при почти полном отсутствии современных тяжелых вооружений, но Германия имела необходимую промышленную базу и научно-технический задел для восполнения этого недостатка (первые прототипы танков Pz.I и Pz. II начали создаваться в 1931 году, до 1933 г. разработаны конструкции подводных лодок и они заложены на стапелях и т. д.).
Причины количественной ограниченности РККА до середины 30-х гг. были не внешнеполитическими (как в Германии), а социально-экономическими. Бюджет страны был неспособен обеспечить содержание массовой армии, а промышленность не могла насытить ее современными вооружениями и боевой техникой. Мобилизационный контингент не вполне подходил для воспитания современных солдат и офицеров (в конце 20-х годов почти треть населения была неграмотна, а доля городского населения была около одной пятой). Кадровая часть РККА не смогла поэтому, подобно рейхсверу, выступить в роли кузницы массы хорошо подготовленных резервных военных кадров, и еще в меньшей степени эту задачу решали территориальные формирования.
Естественно, что в таких условиях концепции строительства вооруженных сил в вермахте и РККА не могли быть одинаковыми. Уже к 1931 году партийным руководством была утверждена концепция достижения превосходства РККА над вероятным противником как по численности, так и по вооружениям на основном театре военных действий [264]264
См.: История Второй мировой войны, 1939–1945 гг. М.: Воениздат, 1973, т.1, с. 258.
[Закрыть]. Эта концепция не предписывала прямо курс на противопоставление качественному превосходству вероятного противника (будь то Англия, Франция, Япония или Германия) прежде всего своего количественного перевеса. Но в условиях очевидного отставания качественной составляющей и в сфере вооружений, и в сфере кадрового состава, и в уровне организации – отставания столь значительного, что оно не могло быть преодолено за несколько лет даже ценой экстраординарных усилий, – главным средством противостояния вероятному противнику неизбежно фактически оказывалась ставка на наращивание количественного превосходства.
Разумеется, в 1931 г. прямое столкновение с сухопутными армиями этих стран было маловероятным. Скорее можно было прогнозировать войну с кем-то из стран «санитарного кордона» (или их коалицией), поддержанной одной из крупных держав путем поставок военной техники, посылки советников или даже экспедиционного корпуса. Но и численность, и оснащение РККА были тогда соответствующие.
К моменту массового развертывания в 1939–1941 гг. как вермахта, так и РККА указанные выше различия между ними никуда не исчезли. Несмотря на значительные успехи СССР в проведении индустриализации и ликвидации неграмотности населения, проблемы относительной технической и культурной отсталости все еще не полностью отошли в прошлое.
Кадровые и технические ограничения в строительстве РККА
Промышленность в начале 30-х гг. вынуждена была начинать производство военной техники с прямого копирования зарубежных образцов в танкостроении («Виккерс 6-тонный» – «Т-26», «Кристи М.1930 и М.1931» – «БТ-2») или использования их концепции в качестве отправной базы («Виккерс 16-тонный» послужил прообразом для «Т-28», «Индепенденс» – для «Т-35»), с использования зарубежных образцов для производства моторов в авиации. Некоторые артиллерийские системы также создавались на основе зарубежных (чешских и немецких) образцов. И хотя в 1939–1940 годах были поставлены на конвейер образцы танковой техники целиком отечественной разработки, даже те из них («Т-34 и КВ»), которые превосходили по некоторым параметрам (в первую очередь по вооружению и броневой защите) танки вермахта, несли печать технической отсталости – ненадежность ходовой части и трансмиссии, низкий моторесурс двигателей, плохая обзорность и плохие приборы наблюдения, недостаток и низкое качество бортовых радиостанций. Авиационная техника смогла приблизиться к немецкой, но не смогла сравняться с ней, поскольку в производстве авиадвигателей мы по-прежнему шли за уже известными западными образцами (М-105 – «Испано-Сюиза», «М-62» и «М-63» – «Райт», «М-88Б» – «Мистраль-Мажор»), и только микулинский «АМ-35А» был полностью самостоятельной разработкой (частично к таковым можно отнести швецовский «А-82») [265]265
См.: Герасимов Г.Количественно-качественная характеристика ВВС РККА накануне войны // Авиация и космонавтика, январь 2000 (выпуск 54). С. 5.
[Закрыть]. В результате наши авиадвигатели постоянно были на шаг позади немецких.
Значительную часть призывного контингента РККА продолжали составлять крестьяне или недавние крестьяне, едва овладевшие началами грамоты. С переходом к всеобщей воинской повинности к ним добавились призывники из Средней Азии и Казахстана, многие из которых не знали русского языка.
Экономически и технически СССР продолжал отставать от Германии (с Австрией). Из данных Таблицы 1 видно, что СССР производил меньше основных видов промышленной продукции (кроме нефти), чем Германия с Австрией, не говоря уже об уровне производства на душу населения (отставание практически по всем показателям более чем вдвое) или тем более о производстве Германии вместе с союзниками и оккупированными территориями.
Таблица 1
Экономический потенциал (годовое производство), СССР – 1940 г., Германия с союзниками и оккупированными территориями – 1941 г.
* Вероятно, только грузовые автомобили и автобусы (хотя это и не оговорено в источнике). По данным за 1937 г. было произведено 320,7 тыс. грузовых автомобилей и автобусов, 99,2 тыс. тягачей и 641,8 тыс. легковых автомобилей (Промышленность Германии в период войны 1939–1945 гг. М.: Изд-во иностранной литературы, 1956. С. 86).
Источник: История Второй мировой войны, 1939–1945 гг. М.: Воениздат, 1974, т.3. С. 285, 376–378.
Эта отсталость в общем не столь значительно сказывалась в количественном уровне оснащения войск военной техникой и вооружениями. Однако по отдельным направлениям техническая отсталость давала себя знать: более низкий уровень моторизации войск (хотя разрыв был и не столь велик, как это обычно представляют), слабая оснащенность средствами радиосвязи (и недопустимо низкие навыки практического использования радиосвязи), недостаток зенитной артиллерии, крайний дефицит бронебойных снарядов (особенно калибра 76 мм) и их невысокое качество, отставание в радиолокации. Технический уровень вооружений и военной техники РККА был довольно близок к германским образцам, иногда отставая заметно (например, «максим» и «ДП-27» против «MG-34»), а иногда кое в чем и превосходя («БТ-7» против «Pz. II», «БМ-13» против шестиствольного миномета).
Казалось бы, заметное совершенствование качества боевой техники за вторую половину 30-х гг. позволяло РККА после 1939 г. уже не делать основную ставку на количественное превосходство, а базировать дальнейшее военное строительство на движении к качественному паритету, а затем и к превосходству в боевой технике и вооружениях. Но это заблуждение. Во-первых, путем максимального напряжения сил нам удалось приблизиться к техническому уровню германских вооружений, но в большинстве случаев не удалось сравняться с ним, а тем более превзойти. Во-вторых, воюет не техника сама по себе, а люди, вооруженные техникой. Поэтому требуется борьба не просто за высокую техническую оснащенность, но и за превосходство в качестве боевой подготовки и организации войск, чтобы они были способны эффективно применить эту технику. Каковы же были тогда, в конце 30-х гг., объективные границы совершенствования в этом направлении?
Несомненно, было необходимо всеми силами бороться за повышение качественного уровня РККА. Однако перед лицом неизбежного резкого повышения численности вооруженных сил с началом мировой войны РККА не имела никакой возможности более или менее полно обеспечить развертываемые дополнительные соединения (при росте численного состава за 1939–1941 гг. примерно в 2,8 раза) как высококачественным личным составом, так и хорошо подготовленными и обученными офицерскими и техническими кадрами. «В 1938 г. некомплект командно-начальствующего состава РККА (без ВВС и ВМФ) к штатной численности составлял 34 %, в 1939 г. – 32 %. К началу 1941 г. он хотя и снизился до 19 %, но выражался цифрой более 80 тыс. человек. Уровень военного образования начальствующего состава (подчеркнем – мирного времени) к началу Великой Отечественной оказался следующим: 7 % имели высшее военное образование, 60 % – среднее, 25 % – «ускоренное» и у 12 % военное и специальное образование отсутствовало» [266]266
Анатольев Александр, Николаев Сергей Закономерное поражение. Красная Армия могла бы стать по-настоящему боеспособной только к концу 1940-х годов // Независимая газета (НВО) № 26 (341) 1 августа 2003 г. Источник: Проект «Военная литература»: militera.lib.ru
[Закрыть].
Каковы были при таких условиях боевые качества ряда соединений, спешно разворачивавшихся в 1939 г., свидетельствует цитата из стенограммы совещания в Кремле начальствующего состава Красной Армии, посвященного итогам боевых действий против Финляндии, 14–17 апреля 1940 г. Говорит комбриг Пшенников (погиб в 1941 г.), командир 142-й стрелковой дивизии, которая была развернута до штата военного времени накануне «зимней» войны: «Я и командование всех частей прибыли к месту мобилизации дивизии на 3-й день… Дивизия укомплектовывалась до момента отправки последнего эшелона… и отправилась к месту ее назначения с некомплектом людского состава 10 %, конского 23 %, автотранспорта 60 %… Когда мы получили возможность проверить боевую подготовку полученного личного состава, то оказалось, что до 47 % красноармейского состава не знало материальной части положенного ему оружия. Это главным образом относилось к станковым пулеметчикам и ручным пулеметчикам. До 60 % личного состава, призванного из запаса, не стреляло в течение трех последних лет. Командный состав не знал друг друга и бойцов, и наоборот… Тактическая подготовка у наших бойцов и командиров была слабой, особенно для действий в лесистой местности. Пример – из начальствующего состава дивизии оказалось только 17 % знающих компас, карту и умеющих ходить по азимуту. Командный состав, особенно его среднее звено, не умеет использовать мощный огонь пехоты. Управление огнем и движением на поле боя фактически отсутствовали» [267]267
Там же.
[Закрыть].
Помимо уже упомянутых выше проблем с общем уровнем мобилизационного контингента, равно как и с качеством офицерского состава низшего и среднего звена (малограмотные офицеры в этом звене были не редкостью), при таких исходных данных невозможно было добиться качественного перелома в боевой подготовке и организации войск всего за год, остающийся до 22 июня 1941 года.
Качество или количество?
При сложившихся условиях обеспечение количественного превосходства в течение какого-то времени неизбежнодолжно было оставаться необходимым элементом советской военной стратегии.И в общем так оно и было. СССР к началу войны в целом опережал Германию как по наращиванию численности личного состава вооруженных сил (хотя в 1939 общая численность сухопутных войск Германии еще превосходила численность РККА), так и по оснащению их вооружением и боевой техникой.
Производство военной техники и вооружений в СССР и в Германии
Таблица 2
Производство танков
1 без учета самоходной артиллерии
2 первые шесть месяцев.
Источники:СССР 1930–1935 – История второй мировой войны, 1939–1945 гг. М.: Воениздат, 1973, т.1. С. 214; СССР 1937–1941 – http://www.uic.nnov.ru/~teog/tank01.htm ; Германия 1934–1941 – http://www.ipclub.ru/arsenal/angar/WWII/army/germany/gertanks/panzerwaffe.htm ; Германия 1938–1941 (цифры в скобках) – ww2.kulichki.ru/gerwpro3845.htm .
Таблица 3
Производство самолетов
Источники:СССР – Михаил Мухин. Советская авиапромышленность накануне Великой Отечественной войны // Отечественная история, 2003, № 3;
Германия – www.polarcom.ru/~vvtsv/s_doc15.htm
Общая численность сухопутных войск Германии на 1.01.1939 составляла 2,7 млн чел. На середину 1941 г. численность сухопутных войск Германии – 3,8 млн чел., из них против ССР развернуто 3,3 млн чел.
Вооруженные Силы СССР на 31.08.1939 составляли св. 2 млн чел., на 1.01. 1941 – 4,2 млн чел. [268]268
См.: История Второй мировой войны, 1939–1945 гг. М.: Воениздат, 1974. Т.2. С. 199, 377. Т. 3. С. 327.
[Закрыть]
(К сожалению, мне не удалось найти сопоставимых данных по моторизации, оснащению средствами ПВО и связи.)
Еще одним фактором, повлиявшим на решения советского руководства в пользу количественного наращивания войск и вооружений, была завышенная оценка численности вооруженных сил нацистской Германии и уровня производства в ней вооружений и боевой техники. Например, на лето 1940 года численность вооруженных сил Германии оценивалась так: «Всего до 240–243 дивизий, с общей численностью до 8 миллионов человек, 13 900 самолетов и до 9-10 тысяч различного типа танков» [269]269
№ 95. Записка наркома обороны СССР и начальника Генштаба Красной Армии в ЦК ВКП(б) И. В. Сталину и В. М. Молотову об основах стратегического развертывания Вооруженных сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы. / 1941. Документы. Книга первая. М.: Международный фонд «Демократия», 1998.
[Закрыть]. Если в численности дивизий ошибка не очень грубая, то количество танков и самолетов завышено примерно втрое. На май 1941 года численность вооруженных сил Германии оценивалась в 284 дивизии, а группировка войск Германии и ее союзников, могущая быть развернутой против СССР, – в 240 дивизий [270]270
См.: Захаров М. В.Генеральный штаб в предвоенные годы. М.: АСТ: ЛЮКС, 2005. С. 617.
[Закрыть]. Как видим, и здесь разведданные заметно завышают реальную численность вермахта.
Вопрос о том, в какой мере был соблюден правильный баланс между усилиями на количественное наращивание войск и вооружений, и усилиями, обеспечивающими их качественное совершенствование, остается открытым. Впрочем, ход войны с Германией показал, что она вряд ли могла быть выиграна при более низких количественных порогах численности и оснащения РККА. Возможно, по некоторым направлениям военного строительства и было желательно и возможно перераспределение усилий в сторону качественного совершенствования, но точных весов, чтобы измерить верный баланс, у меня нет.
Это, однако, не значит, что в деле строительства РККА не было допущено серьезных (я бы даже сказал – крайне серьезных) просчетов.
Расчеты и просчеты
Первыйиз них – противоречивость стратегической доктрины Советского руководства. Она, с одной стороны, фактически исходила из признания относительной качественной отсталости РККА, которую надо было компенсировать количественным перевесом, но одновременно – и из крайне завышенного представления об уровне боеспособности РККА, якобы делающем возможным развернуть широкомасштабные маневренные наступательные операции едва ли не немедленнос самого начала войны, при любых условиях, и против любого вероятного противника.Из такого подхода вытекали:
• убеждение (не только ничем не подкрепленное, но и прямо опровергавшееся теми данными, которыми не только располагало, но которыми оперировало военно-политическое руководство) в способности РККА упредить противника в развертывании;
• убеждение в способности первого эшелона прикрытия, выделявшегося по мобилизационному плану, выполнить свою задачу, несмотря на то что им не обеспечивалась уставная плотность войск в обороне даже при фактическом соотношении сил (а советская разведка к тому же переоценивала силы вермахта, которые тот мог выделить для войны с СССР!);
• убеждение в способности второго эшелона и резерва войск приграничных округов перейти в наступление при их незначительном количественном превосходстве над противником или даже при отсутствии такого превосходства (впрочем, при заметном превосходстве в боевой технике).
Так, руководство РККА перед войной намеревалось:
• переиграть вермахт в скорости развертывания (хотя знало, что это физически невозможно, если противник сам проявит инициативу в развертывании [271]271
Лишь примерно за полтора месяца до войны этот факт «внезапно» был осознан и появился известный документ Василевского с предложением о нанесении упреждающего удара по вермахту (обычно датируемый 15 мая 1941 г.) – некоторые писатели окрестили его планом «Гроза» и выдают за реальный оперативный план войны, – который, впрочем, в остающиеся сроки мало что мог изменить, ибо гонка развертывания к концу мая уже была РККА проиграна.
[Закрыть]);
• переиграть его в глубоких маневренных операциях (для которых противник имел заведомо больший боевой опыт и организационно-кадровые предпосылки, а затруднения РККА в проведении таких операций были очевидны по опыту больших маневров, похода в Польшу и войны с Финляндией);
• реализовать свое количественное превосходство в боевой технике так, как будто РККА может обеспечить тот же уровень ее боевого применения, что и противник.
Это были, очевидно, нереалистичные предпосылки, в чем должен был нас убедить, по крайней мере, опыт финской войны. И, кстати сказать, в чем-то убедил. И выводы были сделаны соответствующие, по многим направлениям, – улучшить, усилить, укрепить… Но это касалось в основном тактической подготовки войск (для чего тоже уже не оставалось времени), а вот реалистической переоценки стратегии и построенных на ней оперативных планов сделано не было вообще.
Втораясерьезная ошибка заключалась в донельзя топорном проведении развертывания дополнительных соединений в первой половине 1941 г. Эти соединения развертывались при явном некомплекте офицерских кадров и кадров технических специалистов, причем некомплект по некоторым специальностям приводил к созданию в ряде соединений практически ни на что не способных подразделений обеспечения. Эти соединения развертывались при некомплекте личного состава и военной техники. Эти соединения развертывались в том числе и в приграничных округах, причем их развертывание там продолжалось и в период нарастания непосредственной угрозы перехода Германии к военным действиям. Такие недостатки в сравнительно небольшой степени касались мотострелковых дивизий, и в гораздо большей – авиационных и танковых дивизий мехкорпусов и корпусов ВДВ.
В результате в приграничных округах были сосредоточены новые соединения, обладавшие низкой боеспособностью, причем более низкой, чем те части и соединения, на базе которых они развертывались, – если, скажем, более или менее боеспособную танковую бригаду развернуть в дивизию, разбавив ее новобранцами или плохо подготовленными запасниками, при некомплекте военной техники (собранной к тому же «с бору по сосенке» – «Т-26» из подразделений непосредственной поддержки пехоты, «БТ-2» и «БТ-5» из учебных частей и т. д.), при недостатке офицеров и специалистов, большая часть которых к тому же вообще не служила в танковых войсках, без тыловых и медицинских служб, без транспорта, то у нас уже не будет боеспособной бригады. Это могло бы быть более или менее терпимо, если бы эти соединения не дислоцировались в зоне прямой угрозы попасть под первый удар вермахта, не имея времени на дооснащение, пополнение и организационное сколачивание. Несколько утрируя, кто-то назвал такое состояние формируемых соединений «организованными кадрами военнопленных».
Приведу кое-какие цифры, пусть и отрывочные, которые характеризуют это состояние:
«Вот данные по некоторым соединениям на июнь 1941 г.: в 35-й ТД 9-го МК КОВО вместо 8 командиров танковых батальонов имелось 3 (укомплектованность 37 %), командиров рот – 13 вместо 24 (54,2 %), командиров взводов – 6 вместо 74 (8 %). В 215-й МД 22-го МК КОВО не хватало 5 командиров батальонов, 13 командиров рот, укомплектованность младшим командным составом – 31 %, техническим – 27 %. 11-й мехкорпус ЗапВО был обеспечен командными кадрами на 36 %.
Большинство мехкорпусов не имело необходимого количества вооружения и боевой техники. Укомплектованность к середине июня 1941 г. составляла: по автомобилям – 39 %, тракторам – 44 %, ремонтным средствам – 29 %, мотоциклам – 17 %» [272]272
Дроговоз И.«Железный кулак РККА». Танковые и механизированные корпуса Красной Армии 1932-41 гг. М.: Техника-молодежи, 1999 г., гл.2.
[Закрыть].
Кроме того, проводилось усиленное оснащение войск в приграничных округах новейшими образцами танков и самолетов при катастрофической нехватке для них обученных экипажей, что не только резко снижало эффективность боевого применения новой техники, но и ставило эту технику под угрозу захвата противником (что и произошло) [273]273
См.: http://www.russ.ru/forums-new/war-ist/messages/21905.html.
[Закрыть].
При этом организационная структура создаваемых мехкорпусов игнорировала практический опыт вермахта в войне на Западе и наш собственный опыт при походе в Польшу, Прибалтику и в финской войне. Штаты мехкорпуса были перегружены танками при нехватке мотопехоты и моторизованной артиллерии. Недоставало автомобилей, особенно специальных, для обеспечения снабжения. Вновь создаваемые в 1940 году мехкорпуса, при имевшихся средствах связи и навыках управления у командного состава, были чересчур громоздкими и трудноуправляемыми структурами, включая две танковых и моторизованную дивизию, множество корпусных частей, 1031 танк (вместо прежних корпусов трехбригадного состава с 560 танками). Непонятно, почему не было реализовано принятое в ноябре 1939 г. решение о развертывании моторизованных дивизий с более или менее приемлемой структурой [274]274
См.: Захаров М. В.Генеральный штаб в предвоенные годы. М.: АСТ: ЛЮКС, 2005. С. 151, 156–158.
[Закрыть]. Корпусное звено также можно было сохранить, но не делать его чрезмерно громоздким.
Не следует на этом основании признавать ошибкой само намерениекомандования РККА обеспечить перевес над вермахтом в количестве имеющихся подвижных механизированных соединений. Однако практическая реализация этого намерения, равно как и выбранная для мехкорпусов организационная структура, были, как я постарался показать, обременены грубыми просчетами [275]275
Вероятно, рациональнее было бы в 1940 г. сократить количество танков в танковых дивизиях и, соответственно, штатную численность мехкорпуса (увеличив тем самым удельный вес мотопехоты и артиллерии), свести к середине 1941 г. количество «готовых» мехкорпусов к 15–16, за счет этого увеличить штат и фактическую численность автомобилей, улучшить укомплектование специалистами, офицерским составом, артиллерией, вывести из штатного состава наиболее устаревшие танки и тем самым создать более комплектные и поворотливые соединения. Не отрицая необходимости в перспективе развернуть мехкорпуса сверх этого количества, формирование дополнительных мехкорпусов следовало бы отнести целиком во внутренние округа.
[Закрыть].
Третьясерьезная ошибка состояла в принятии мобилизационного плана (МП-41), который исходил не из фактически имеющихся ресурсов для ведения боевых действий и возможного прироста этих ресурсов в результате перестройки экономики на военный лад, а планировал мобилизацию и развертывание войск в случае начала военных действий на основе таких количественных установок, которые по многим позициям могли быть удовлетворены только через 2–5 лет.
Приведу длинную выдержку с характеристикой этого мобплана:
«МП-41 разительно отличался от своего первоначального варианта – проекта мобплана в октябре 1940 г. Если второй документ составлен с учетом реальных возможностей, более-менее сбалансирован, обеспечен материальными и людскими ресурсами, то первый – как бы «перспективный»: чтобы привести его в действие, требуется «изыскать» дополнительно тысячи танков, орудий, минометов. Особенно рельефно это выражается в обеспечении запланированных формирований военного времени танками (подсчет ориентировочный, без учета ВДВ, учебных, запасных и прочих частей): согласно проекту мобплана октября 1940 г. требовалось 19 448 машин, а по МП-41 – 35 680. А на 1 января 1941 г. имелось 21 564 танка.
В первом случае потребности мобилизационного развертывания в целом удовлетворяются наличием танков (оговоримся, что реальная картина была сложнее, и для формирования мехкорпусов пришлось взять танковые батальоны почти всех стрелковых дивизий, за исключением дальневосточных). По мере поступления от промышленности новых современных машин старые «Т-26» и «БТ» можно было бы в плановом порядке ремонтировать и иметь некоторый резерв, а частично – и списывать. Во втором случае – обеспечить даже мехкорпуса и танковые дивизии удалось бы не ранее чем через два года, потребности мобилизационного развертывания – через три года, а перевооружиться на современные танки – вообще в необозримом будущем, до наступления которого «тянуть лямку» должны были все те же Т-26 и БТ. При этом надо иметь в виду, что ресурс двигателей типа М-17, устанавливавшихся в танки БТ и Т-28, составлял от 100 до 300–400 часов работы в зависимости от времени их изготовления, а знаменитый дизель В-2 в те годы едва преодолевал 100-часовой рубеж.
Предвоенные планы, в частности в МП-41, содержат еще несколько «подводных камней», к наиболее опасным из которых относится полное игнорирование накопления ВВТ в запасах РККА с целью оперативного восполнения потерь, понесенных войсками в первые несколько месяцев войны. В НКО отнесли вопросы восполнения потерь к сфере планирования работы промышленности в военное время, т. е. ограничились включением соответствующих показателей в мобилизационную заявку наркомата. Хотя это можно понять – имевшихся ресурсов едва хватало (а чаще не хватало) даже для спланированных формирований, какие уж тут резервы. Хорошей иллюстрацией этого служит артиллерийское вооружение, положение с которым было (по сравнению, например, с танками) относительно благополучным.
Из данных таблицы ясно: незначительный резерв имелся лишь по стрелковому оружию и отдельным артиллерийским системам, не имевшим решающего значения. Войска, оснащенные подобным образом, потеряв часть вооружения в первый, самый напряженный период боевых действий, не смогли бы восстановить боеспособность – обеспечивающим органам просто нечего было бы подать на замену утраченного. И опять, как и в примере с танками, ситуация могла бы измениться только через несколько лет после утверждения МП-41.
Примечание:
* исходя из планов серийного производства на 1941 г.
** винтовки, карабины, пистолеты-пулеметы, пистолеты, револьверы.
(Графа «Примечание» в таблице указывает число лет, за которое потребность по МП-41 могла быть удовлетворена полностью. – А. К.)
Выше мы называли план МП-41 «перспективным». Действительно, для того чтобы получить возможность реализовать заложенные в нем идеи, Красной Армии требовалось несколько лет «перестройки и ускорения» в условиях мирного времени. Более того, на это время многие (если не большинство) соединений и частей приводились в практически небоеспособное состояние. Подобным образом тогдашний Генеральный штаб, организатор всех основных процессов в армии, имел право вести себя только в одном случае – при наличии абсолютных гарантий мира на все ближайшие годы. Однако в действительности такими «гарантиями» оказалось лишь мнение Сталина и его окружения» [276]276
Анатольев Александр, Николаев Сергей. Закономерное поражение. Красная Армия могла бы стать по-настоящему боеспособной только к концу 1940-х годов. Проект «Военная литература»: militera.lib.ru Источник: Независимая газета (НВО) № 26 (341) 1 августа 2003.
[Закрыть].
Понятно, что при объявлении мобилизации такой план мог сыграть лишь дезорганизующую, а никак не мобилизующую роль.
Четвертаяошибка заключается в развертывании массовых огульных репрессий против высшего командного состава РККА буквально накануне резкого увеличения численности вооруженных сил.
Я остановлюсь на этом несколько подробнее, поскольку в настоящее время в противовес прежней тенденции максимально раздувать и преувеличивать масштаб репрессий [277]277
Например, среди прочих этим занимался записной враль А. Н. Яковлев, кумир либеральной интеллигенции (см.: А. Н. Яковлев.Жириновскому и другим «патриотам» в жирных кавычках // Известия. 25.04.1995).
[Закрыть]проявляется противоположное стремление – преуменьшить масштаб репрессий, принизить их влияние на состояние вооруженных сил, встать в позицию оправдания или полуоправдания Сталина. Эта тенденция проявляется не только в работах публицистов (скажем, у В. Суворова или В. Бушкова), но и у профессиональных историков.
На чем строится эта новая тенденция? Как и противоположная, на подтасовке фактов. Во-первых, как правило, из подсчета исключаются репрессии 1939–1941 гг. Во-вторых, уволенные из РККА не в связи с арестом исключаются, безо всяких оснований, из числа репрессированных, хотя подавляющее большинство из них затем арестовывалось. В-третьих, исключаются массовые политические чистки 1933–1936 гг. (и даже у самых «добросовестных» – 1933–1935 гг.) с последующими репрессиями против уволенных командных кадров. В-четвертых, исключаются из подсчета репрессии в ВМФ (а зачастую – и в ВВС). В-пятых, факт необоснованного увольнения или ареста тысяч командиров с последующим (иногда весьма не быстрым) возвратом в строй трактуется чуть ли не как позитивное событие! В-шестых, игнорируется влияние на РККА повальных репрессий против хозяйственных и научных кадров, в том числе непосредственно связанных с военной промышленностью. В-седьмых, снова пропагандируется иезуитский тезис о виновности репрессированных. В-восьмых, частенько «забывают» о весьма неравномерном влиянии репрессий на разные категории командных кадров.
В результате в некоторых публикациях общая оценка потерь офицерских кадров из-за политических репрессий сводится к 17.776 человек [278]278
См.: www.geocities.com/CapitolHill/Parliament/7231/army.htm
[Закрыть]. Попробуем дать более объективную картину потерь кадрового состава РККА в результате репрессий, опираясь на те же официальные документы, которыми оперируют сторонники преуменьшения масштаба репрессий (см. табл. 4).
Таблица 4
Выбытие командных кадров в РККА (1934–1939 гг.)
1 Только арестованные и осужденные
– Нет данных
Источник: Черушев Н. С. Статистика антиармейского террора // Военно-исторический архив. 1998, № 3.
Таким образом, по этим далеко не полным данным (поскольку большая часть уволенных по политическим мотивам в 34–36 гг. впоследствии так же арестовывалась), только безвозвратные потери офицерского состава РККА за 1934–1939 гг. из-за репрессий составили никак не менее 19074 человек. Кроме того, 10 704 человека прошли через мясорубку политического шельмования, многие – через арест, следствие и осуждение, прежде чем быть восстановленными в кадрах РККА. К этим цифрам следует добавить невыясненное количество репрессированных в ВВС и ВМФ, примерно 12–14 тыс. офицеров, уволенных по политическим мотивам в 1933–1936 гг. – они не выделяются отдельной строкой в общей статистике уволенных за эти годы (большинство из них затем были арестованы, но уже как гражданские лица, и в статистику НКО не попали) [279]279
К. Е. Ворошилов на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) сообщал о 22 тыс. уволенных по политическим мотивам в 1934–1936 гг. (без ВМФ), что превышает общее число уволенных за этот период по справке Щаденко. Кроме того, Ворошилов называет общую численность командно-начальствующего состава РККА (без ВМФ), что расходится как с его же данными о процентной доле уволенных, так и с приводимыми мной данными из справки Щаденко (см.: Стенограмма февральско-мартовского (1937 г.) Пленума ЦК ВКП(б) // Военно-исторический журнал, 1993, № 1. С. 56).
[Закрыть], а также небольшое число репрессированных в 1940–1941 гг. Кроме того, следует учесть возвращение в строй в тех же 1940–1941 гг. некоторых уволенных и осужденных (по приблизительным данным – около 10 тыс. человек). На основании этих данных можно сделать грубую оценкупотерь офицерских кадров РККА из-за предвоенных репрессий – она составляет примерно 24–26 тыс. человек, из которых погибли (по приговору, во время следствия, и в лагерях), предположительно, около половины.
