Текст книги "Мы из Конторы"

Автор книги: Андрей Ильин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

Глава 21

Тихо и темно.

Света нет. Телевизор не работает. Радиоприемник тоже. Лишь еле слышно урчит холодильник с вывернутой внутри лампочкой. Так что если его открыть – никакого света не будет и продукты придется искать на ощупь.

Поодаль стоит стол. На столе журнал. В журнале какие-то записи…

Число, время, против них проставлены росписи.

И еще журнал… Навроде бортового. С записями иного характера.

«16 часов 37 минут…

Визуальный контакт с Пришельцем. Пришелец прибыл на микроавтобусе, номерной знак… Был одет в форму работника немецких горэлектросетей (синий комбинезон на лямках, с соответствующими эмблемами). Находился возле объекта двадцать семь минут, сменив уличный фонарь на новый, после чего убыл…»

Ссылка на номер видеозаписи.

Роспись.

Все…

Глава 22

Фотографии.

Одна…

Другая…

Третья…

Тридцать третья…

На фото люди – почти всегда мужчины средних лет.

Мужчина с зонтом…

Мужчина в джинсовом костюме…

Мужчина, выбирающийся из припаркованной машины…

Мужчина на велосипеде…

Мужчина в форме почтальона…

Электрика…

Мужчина в форме электрика карабкается по приставной лестнице на стену, держа в руке фонарь. Чего-то там ковыряется. Спускается…

– Кто это?

– По всей видимости, электрик.

– Я вижу, что электрик. Что он там делал?

– Сменил сломанный фонарь…

Но это было далеко от дома «объекта».

– Как далеко?

– За два квартала.

Это действительно далеко, но тем не менее…

– Вы справились относительно вызова в городских электросетях?

– Нет. Мы посчитали это излишним…

Человек вновь перебрал все фотографии, несколько отложив в сторонку.

– Больше всего меня интересуют вот эти люди. Сконцентрируйте на них свое внимание. И в первую очередь на этом вот электрике…

«Электрик» на фото приставлял к стене свою лестницу. А когда приставлял – чуть обернулся через плечо. Отчего лицо его угодило в объектив камеры.

Никакое лицо – зацепиться взгляду не за что. Скорее всего точно – электрик…

Но проведенная проверка быстро установила, что: никаких сигналов относительно ремонта фонаря в диспетчерском журнале городских электросетей зафиксировано не было, хаусмастер, отвечающий за обслуживание дома, ничего такого не замечал, а жильцы на отсутствие света во дворе не жаловались, отчего никто по указанному адресу для осуществления ремонта не выезжал.

Тем не менее электрик приезжал и фонарь сменил!

Хм…

Что касается микроавтобуса, то скоро стало известно, что он на место несуществующей аварии не посылался, а был угнан неизвестными злоумышленниками, которые спустя час бросили его на автомобильной стоянке перед супермаркетом. При этом криминалисты утверждали, что все ручки, поверхность руля, рукоять переключателя скоростей и приборная доска были кем-то тщательно вытерты.

Но и это было еще не все.

Службы, отвечавшие за техобеспечение операции, сформировали, что ими обнаружено присутствие в эфире сигналов неизвестных радиопередающих устройств, исходящих из квартиры «объекта» и работающих на следующих частотах… И испрашивали разрешение на досмотр жилища с целью обнаружения закладок, «жучков» и иных средств аудио– и визуального контроля.

Но разрешения не получили.

– Не надо ничего искать. Пусть все идет, как идет. Если мы начнем демонтировать микрофоны, «гость» все поймет и скроется, чего допустить никак нельзя. Поэтому ничего не предпринимайте! Решительно – ничего! Пусть все идет, как должно идти!

И обязательно предупредите нашего друга, чтобы он не высовывался и не болтал лишнего. И вообще вел себя адекватно…

И после секундного размышления добавил:

– Дайте заявку на проведение боевой операции.

Предупредите полицию и местные власти…

И готовьте группу захвата.

Мне кажется, она очень скоро понадобится…

Глава 23

Объяснение было бурным.

Но при всем при том никто из собеседников не проронил ни единого слова! Потому что слово – не воробей, вылетит – и поминай как звали…

Пришедшее по электронной почте письмо было предельно вежливым.

«Guten Tag, Herr Baumgartman!» – прочитал половник Городец.

Если Herr Baumgartman, то, значит, ему. Он теперь тот самый, язык сломаешь, хер!

Ну и что они ему на этот раз пишут?

Немецкий полковник Городец знал так себе, понимать – понимал и даже с грехом пополам мог объясниться на околобытовые темы, а вот переводил с трудом. Всю свою жизнь – в школе, а после в военном училище и на спецкурсах – углубленно он изучал французский, отчего в прошлом своем ведомстве отвечал все больше за франкоговорящих врагов России. А вышло вон как – жить пришлось в Германии…

«…Искренне надеемся на ваше хорошее здоровье и хотим облегчить вашу жизнь»… – перевел он. Очень примерно.

Хотя в их заверения он не поверил – кабы искренне хотели облегчить, то написали бы не по-немецки, а по-русски! Но боши иных языков, даже международного английского, признавать не желают, рассылая все свои депеши исключительно на родном, на немецком!

Ну и зачем он им на этот раз понадобился?

«Дорогой друг…»

Ага, дорогой – держи карман шире! Не такой уж дорогой, если судить по выплачиваемому ему ежемесячному пособию. Если судить по нему, то от силы – шапочный знакомый…

«Хотим предупредить вас, что к вам прибыл гость»…

Что?.. Гость?..

Полковник перечел последнюю строку. И посуровел.

Да, верно, – гость! Вот почему они сообщаются с ним посредством электронной почты, вместо того чтобы позвонить, – опасаются прослушки! Неужели все так серьезно?

Что там еще?..

«Хотим заверить вас, что нами делается все необходимое для обеспечения вашей безопасности и покоя!..»

Полковник Городец со злостью хлопнул кулаком по столу. Так, что монитор подскочил.

Заверяют!.. Вот ведь идиоты непроходимые… как запор!.. Нет чтобы предупредить предметно, сообщить, откуда исходит угроза! Так нет, они его успокаивают, будто он дите малое, неразумное! Втемную с ним играют, в кошки-мышки!

Рассвирепевший полковник придвинул к себе клавиатуру и, с трудом находя на ней немецкие буквы, стал набивать текст:

«Guten Tag»!..

Я очень рад, что германские власти столь трепетно относятся к моему здоровью и озабочены моей безопасностью, но тем не менее я желал бы знать чуть больше, чем мне соизволили сообщить, так как, хочу напомнить, эта информация касается непосредственно меня и моей жизни и передоверять столь важное, на мой взгляд, дело кому-нибудь другому мне бы не хотелось!..

Примерно так хотел ответить полковник Городец. На что его запаса немецких слов не хватило. Эх… ему бы по-русски да с прибавкой крепких выражений, на которые столь богат родной язык! Тогда бы он им объяснил, тогда бы растолковал, что почем и кто такой есть полковник Городец!

…Пригласили, блин, на рыбалку червяка!.. Нацепили на крючок, подобно живцу, бросили в мутную воду и заставляют трепыхаться, даже не сообщая, на кого устроили рыбалку! Тоже, в бога душу мать, – партнерство называется: одни на берегу за удочку держатся, другие в реке бултыхаются, рискуя в любое мгновенье на чужой зубок попасть!

Счас он им, паразитам, отпишет!..

Но написал Herr Baumgartman коротко и сдержанно. Наверное, из-за неумения строить сложные фразеологизмы на плохо знакомом ему языке.

Поблагодарил своих немецких друзей за проявленную заботу и попросил дать дополнительную информацию, дабы он мог быть им более полезен.

Написал и отправил…

Но долго сидеть в бездействии не смог. Чуял он, что немцы не солгали, что враг где-то рядом, притаился, а он, как последний лох, ничего не может сделать! Совсем ничего!

Ну не умел полковник Городец ждать у моря погоды, потому что по натуре и всем занимаемым должностям был командиром, привыкшим командовать и брать ответственность на себя! Даже на самых первых ступенях военной карьеры, когда командиром разведгруппы в тыл условного противника в рейды ходил – и тогда он облечен был правом принятия решений, которым все безоговорочно подчинялись. Потому что иначе в разведке нельзя! Это лапотная пехота может позволить себе гнить в окопах, ожидая приказа вышестоящего начальника, а разведчик от начальства за тридевять земель, а то и вовсе под землей в глубоком схроне или под водой, по самые уши в болоте, – как ему тот приказ передать? Вот и выходит, что он сам себе голова и вышестоящий командир. Такие его права! Но и спрос с него немалый – по самому высшему пределу: ошибешься, дашь маху – не свои, так противник к стенке прислонит!

А эти его заверяют!.. Хоть сами, может быть, порох не нюхали, а все больше чернила!..

Эх… ему бы теперь в драку, пусть в последнюю, лишь бы не сидеть вот так, истуканом, от которого ни черта не зависит!..

Потомился полковник, да не выдержал – вскочил, забегал по квартире, километры нарезая, а после, в нарушение данных ему инструкций, подошел к окну, притиснулся и сбоку на самую малость отодвинул в сторону жалюзи. Глянул на улицу.

Ну и где он там, черт, притаился?

В той пятиэтажке?

Или в этой?

Или где-нибудь в автомобиле засел?

Или залег, бордюром прикинувшись, высматривает подходы, ищет лазейку в обороне, как на передовой. А ведь и найдет – наши ребята не чета Гансам, если прицепились, так просто не отстанут – пролезут, протиснутся, просочатся сквозь любые кордоны да явятся по его душу!

Насчет армий – кто посильнее будет – вопрос открытый, про то ответ только большая война дать может. За пехоту или танкистов он тоже зарекаться не станет, а вот разведка наша кому угодно сто очков вперед даст! Их «зеленые береты» против наших хлипче будут – день-другой в засаде поторчат и скисают, требуют себе свежей смены белья, горячего кофе, фрау с мамзелями под бочок и страховок с надбавками за антисанитарные условия. А наши в дерьме по самую маковку, не жрамши, не спамши, с одной флягой спирта на троих неделю вылежать могут, не шелохнувшись, собственной слюной питаясь. А после, как встанут, никому мало не покажется!

Если такой сюда пришел, свой пришел, то держись!

А другой и не мог: со своими – свои счеты сводят, дабы искупить вину и смыть пятно с мундира.

Его – смыть!

Не исключено, что это будет кто-то из его бывших однокашников или сослуживцев, или приятель, с которым они вместе на задания ходили, или лучший друг. Вполне вероятно, что – друг… Не потому, что он более виноват, чем остальные, что не разглядел подле себя перебежчика, а потому, что лучший друг знает его лучше других и, значит, сможет прогнозировать его реакции. Ему и карты в руки!..

Кто же это будет?

Может, Игорь…

Или Федор…

Или сосед по лестничной клетке и друг семьи Сашок…

Почему бы и нет – вполне вероятно… Когда он ушел, с них наверняка стружку от загривков до самой задницы спустили, так что на добрую встречу однополчан рассчитывать не приходится.

Что плохо!

Но и хорошо. Тем, что их действия он может предугадать, – чай, в одних академиях учились, в разведку вместе ходили, понимали друг друга даже не с полуслова, а с полувзгляда… И тут уж не до дружбы. Тут уж – кто кого!

И где он теперь может быть?..

Глядит бывший полковник российской армии, бывший гражданин России Городец в окошко на милые немецкие пейзажи – на ухоженные газончики с вазончиками, на ровнехонько припаркованные машины, на аккуратно до тошноты подстриженные кустики, накрытые черепицей крыши и видит вовсе не их, а видит поле боя с минными полями, растяжками, проволочными заграждениями, секретами, засадами, настороженными на чужака световыми ракетами и сигнальными приборами. Ищет, пытается угадать, где, в какой ложбинке, за каким кустом затаился противник. Откуда тот глядит на него!..

Откуда?..

Может, с той вон крыши?

Или из того канализационного колодца?..

Чего же немцы ждут, отчего не прочесывают местность?.. Им бы сюда собак – их, немецких, натасканных на людей овчарок, да пройтись с ними по округе! Или население опросить! Или по точкам, откуда только его окна видны, мелкой гребенкой облавы пройтись… А они!..

Эх!..

И снова – э-эх!..

Развязали бы они ему руки, дали пару ребят посмышленей в подчинение да выпустили на оперативный простор – он бы вмиг это дело расщелкал! Так нет – не дают, и даже оружия не дают, ничего не дают – приманкой держат!..

Э-э-э-эх-х!!

Вновь хлопнул полковник кулаком по стене. Своим, пудовым, по их немецкой хлипкой стене, так что стекла оконные зазвенели и штукатурка посыпалась!..

И чего он так разнервничался?.. Уж не оттого ли, что пропустил приход врага, что ничего не заметил да и не поверил сперва, что понадобилась кому-то его никчемная, гроша ломаного не стоящая жизнь?

Он – не поверил, а немцы – поверили!

И не пропустили!..

Может – так!

Вот и психует полковник, крушит немецкие стены, что давят его с четырех сторон, будто тюремные своды. Только стены-то здесь при чем – разве стены в чем-нибудь виноваты?..

А кто виноват?

И что делать?..

С тем, кто виноват!..

Глава 24

И чего это он там так чем-то по чему-то колотит?

По стене?.. Уж не головой ли?..

А раньше по клавиатуре…

Что это он там так отчаянно стучал? И кому? А после топтался по квартире, будто слон по посудной лавке?

Странно все это!.. Непонятно!..

А на экране ноутбука хоть бы какое шевеление! Так нет ничего – молчат зашторенные квартиры, будто там все вымерли!

Значит, все, можно снимать их с наблюдения?

Если следовать логике, то – да. Никто в них не заходит, никто не выходит, бликов света, сквозняков, иных косвенных признаков, свидетельствующих о присутствии за закрытыми окнами людей, – нет.

Пусто там!

Но, кроме логики, есть еще интуиция, которой что-то не нравится. Вот эти немецкие, которые будто из альбома, картинки – домики, деревца. Этот немецкий покой. Который как… кладбищенский.

Конечно, на интуицию можно было бы и плюнуть, коли все против нее! Что это за зверь такой – интуиция. Логика – она объективна, она основывается на вполне материальных чувствах, на: увидеть, услышать, пощупать, понюхать, на попробовать на зубок… А что такое интуиция? Где она в организме хоронится, что ее обычно не слыхать, чем окружающий мир воспринимает?

Бойцы говорят, что – задницей. Так и говорят:

– Задницей чую!

И обычно не ошибаются.

Как же это понять-то – отчего столь тонкое чувство располагается в столь неблаговидном месте? Что ему – иного, более подходящего в целом организме уголка не нашлось, что оно под хвост забилось?

Но ведь верно – чует это самое место, ох, чует! Больше, чем глаза, уши и нос, вместе взятые. Чует… на саму себя приключение!

И теперь – чует! Верно, оттого, что оно не железное!..

Хотя – все против!

«Объект» ведет себя тихо, никуда не звонит, и никто ему не звонит, оружием не бряцает, зубами не скрипит. Ведет себя вполне адекватно.

Впрочем, он бывший полковник ГРУ, эти держать себя в рамочках умеют – приучены. Так что не исключено, это игра.

Что дальше?

Дальше – охрана. Которой могло не быть, но которая есть и которая денно и нощно бдит, отсматривая подступы к жилищу предателя.

Охрана как охрана – пара сменяющихся через сутки филеров, что сидят, не высовываясь и ничем себя не выдавая.

Наши бы там, на родине, тащили службу по-другому – наши бы сидели в квартире, не выходя неделями, куря и не кашляя, отсыпаясь тут же наброшенном на пол матрасике, сливая унитаз из ведра, чтобы тот не шумел, и вместо полноценного мытья обтираясь опять-таки мокрыми полотенцами, дабы их нельзя было просчитать по шуму льющейся воды. Засели бы и – умерли.

Немцы так не могут – профсоюзы не позволяют. Видно, напрягать зрение свыше десяти часов и не принимать горячую пищу и душ реже чем раз в сутки им их правилами запрещено. Вот они и шныряют туда-сюда с завидным постоянством, словно сверяясь по часам! Их он всех давно изучил как облупленных во всех видах – с налепленными на рожи бородами и без оных, с усами и бритыми подбородками, с очками и без. Все они сидят у него в компьютере. От них он сюрпризов не ждет!..

Так в чем же дело…

В интуиции? Которая в…

И хоть она в… не прислушиваться к ней он не может! Так их учили…

Филер с пятидесятилетним стажем учил, который еще за фашистскими атташе и прочими дипперсонами хвостом ходил, на пятки им наступая.

И хоть честно показывал им, как нужно ходить, как смотреть, как праздного прохожего изображать, как встать лучше, чтобы в глаза не бросаться, хоть в двух шагах от «объекта» торчишь, а и тот говорил:

– Что глаза – глазами всего не увидишь! Нутром глядеть нужно. Как засвербит в груди – так, значит, чего-то не то.

Да в подтверждение рассказывал, как через десять лет после операции одной, в которой шпиона по-глупому упустил, сам же его словил! Поехал на курорт в Анапу, бродил себе в панаме по пляжу, на дам глазел, винцо попивал, шашлык кусал, и вдруг будто проколол его кто шампуром от шашлыка, им только что съеденного!

Чует – что-то не то!.. Солнце, пляж, море, девки в купальниках, он сам в трусах – мирная курортная жизнь, а все равно что-то не то!

Что?.. Рехнулся он, что ли?

Плюнул на все свои сбережения, пошел купил другой шашлык и стал его жрать и по пляжу гулять. А как дошел до того самого места вновь, его к нему будто пригвоздило. Просто аномалия какая-то!

Тут уж он перестал сам с собой бороться, а стал смотреть. По сторонам. Да не на девок, а на всех подряд. Да не в упор, а исподволь, как на работе, в теньке под грибок забравшись.

Смотрит да каждое лицо на детали разбирает – на уши, на глаза, на подбородок, на овал лица… будто словесный портрет составляет!

И ведь точно – показалась ему одна курортная физиономия знакомой! Знал он того типа, хоть и в ином обличье – в обличье советника по культуре посольства Великобритании. А здесь он, будто русский, резвился, в семейных до колена трусах!

Подполз ближе, стал с какой-то дамой флирт разводить, да с одной лишь целью, к объекту поближе подсесть. Комплименты раздает, винцом ее поит, а сам ушки на макушке – слушает. И слышит, что англичанин тот по-русски шпарит и откликается на имя Иван. Ванька то есть. Хоть самого его зовут сэр Беджамин или что-то в этом роде.

А чего бы ему русака изображать, коли он коренной англичанин с родословной, как у породистой суки? Неспроста это!

Послушал он, сопроводил его до частного сектора, где тот комнату на пару с каким-то инженером снимал, да сам в местное отделение КГБ побег.

Так и так – сказал – на пляже вашем городском матерого шпиона выявил, коего две пятилетки назад самым бездарным образом упустил, за что на меня было наложено справедливое взыскание. А теперь вот – узнал. И что интересно – англичанин тот, гад, под русского рядится!

А кабы не так, кабы он себя выдавал за того, кем был, – я бы к вам не пришел!

Посмеялись местные кагэбисты, но все же послали по названному адресу милиционеров, коли сигнал был. Те документики у жильцов проверили – все чин чинарем, паспорта, прописки, штампы жен и детей.

Козырнули, извинились.

Да послали бдительного гражданина куда подальше. Очень далеко!.. Да посоветовали ему поменьше на солнце загорать, а побольше холодного пива пить и мороженого жрать, что помогает от перегрева.

Потому что ничем он историю свою подтвердить не мог, так как был на тот момент в отпуске и удостоверение в плавках не носил.

Да только он не успокоился, а пошел на междугородную станцию и звякнул своему начальству. Те, зная его, послали на место проверенных товарищей, которые взяли того курортника на пляже за одно место. Потому что за шиворот по причине его голого вида – не могли. Взяли да все это дело по-быстрому размотали. Верно – шпионом он оказался, соблазняя на пляже под видом Вани одного ответработника, допущенного к оборонным секретам страны.

Товарищей из местного КГБ за отсутствие надлежащей бдительности и разгильдяйство при исполнении погнали из органов взашей, определив спасателями на местную станцию ОСВОДа. А бдительному филеру вынесли благодарность за выявление особо опасного иностранного шпиона, премию выписали и отпуск по новой дали, посчитав все то, что он до того отгулял, командировкой!

Во как!..

– Так то что – телепатия, что ли? – удивлялись курсанты.

– Кой хрен вам на рыло телепатия – глаза это, вот эти самые. Два. И память. Это я на раздетых баб пялился, а глаза не только их, а все видели. И того субчика тоже. Увидели, срисовали да рожу его вот сюда – стучал он себя в лоб пальцем – отправили. А тут уж память сработала, хоть я ее о том не просил! Потому как мы все, что в своей жизни видели, помним, хоть и не помним!

Я-то шашлык лопал, а голова моя работала, то замечая, что я не желал!

Глядеть надо да замечать. Больше того, чем вы видите! Мы ведь лишь на что нам интересно обращаем внимание: молодые пацаны – на девку с ногами от ушей, девки – на хлопцев гарных, старики – на скамейку, куда можно присесть, прежде чем упасть, «зайцы» – на контролеров, а у кого живот прихватило – те все больше сортиры замечают. Спроси пацана, сколь ребят симпатичных мимо него за час прошло – ни в жизнь не ответит! А про девок спроси?.. Или про скамейки? Скамейки он не то что не сосчитал, а даже ни одной не заметил. Как старики – длинноногих девиц! И туалетов, коли у него поноса не случилось. А походит тот парубок за дивчинами полдня, да приспичит ему, хоть узлом завязывайся, тут уж он ни один сортир или на худой случай кустики мимо не пропустит! И тех девах с их ногами, что прежде ни одной не пропустил, замечать враз перестанет до того, как сможет оправиться! А только одни будки с буквами «М» и «Ж».

Вот вам и вся интуиция!..

Так что, если исходить из этого, то… что-то он видит такое, что… в упор не видит! Не замечает!

Что?

А дьявол его знает! А только что-то ему здесь не нравится. Не нравится – и все тут! Что-то он… тем самым местом чует. Которое, несмотря на не самое свое удачное местоположение, чаще всего не ошибается!..

Как же его проверить? Вернее, себя?

Еще смотреть?

Можно и смотреть… Конечно – смотреть! Но только смотреть – маловато будет. Тут бы не только глазами, но и ножками потрудиться. И ручками… Чтобы пощупать… И убедиться… Чтобы выманить из щелей тех, кого глазами не видать. Если, конечно, они есть!

А коли нет – так и суда нет!..

Еще сутки он лежал в своем убежище, отслеживая крыши, чердаки и «слепые» окна.

Ни-че-го!..

Видно, и впрямь ничего так не углядеть. Видно, надо выбираться из своего логова, чтобы сомнения свои проверить…

Надо?

Надо-бы!.. Аккуратненько, что называется – на цыпочках…

Поздней ночью из горы старых вещей, сложенныхв клетушке на чердаке жилого дома, выбрался человек. Выбрался, с трудом разогнулся, расправил затекшие от долгого лежания и однообразия позы мышцы и, выждав, когда в подъезде будет тихо, спустился вниз, выйдя на улицу…

Ножками…