Текст книги "Стерпор"

Автор книги: Андрей Егоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

И снова ошибка. Должно быть, такая уж у меня тяжелая судьба – всегда творить не то, что задумал… Все время спрашиваю себя, как мог я повести его высочество тем коридором, где обитают эти мерзкие твари?! На сей раз коварная ошибка, вкравшаяся в мои топографические расчеты, едва не стоила жизни мне, глупому верзиле по имени Кар Варнан и моему повелителю… Хорошо, что милорд столь милостив – он даже и не подумал попрекать меня за этот просчет. Сказал только: «Ну и устроил ты нам приключение…» Нет мне прощения. Нет мне прощения. Нет…

Я и не думал, что пауки столь мерзкие существа, они вызвали во мне столь гадливое чувство, что я даже не знаю теперь, как мне от него избавиться, как теперь я смогу поглощать пищу, чтобы не прервалась моя жизнедеятельность… Они – тошнотворная эманация всего отвратительного, что только есть в этой жизни, они – ужасающие, вонючие твари, они – скользкие, щетинистые многоножки, они – черные тупые паразиты. Я их давил, давлю и буду давить впредь, ибо они существа, чье бытие оскорбляет свет…

Из записок Ламаса

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В ней подробно исследуется преступный мир Стерпора

После того как мы чудом выбрались из королевского дворца, я принял решение найти для нас новое место жительства. Ни в коем случае нам нельзя было возвращаться на постоялый двор Руди Кремоншира. Я был абсолютно уверен, что там нас ожидает засада, и хотя для моего ясного сознания ее наличие было очевидным, уговорить Кара Варнана, соображавшего не так хорошо, как я, не ходить на постоялый двор, было делом в высшей степени бесполезным. Он уперся, как перекормленный свиног в сезон пахоты, и все твердил о том, что без «дорогих его сердцу вещичек», которые он там оставил, ему будет очень тягостно жить на белом свете. Что это за «дорогие его сердцу вещички», мне не суждено было узнать, но могу предположить, что, скорее всего, что-нибудь из награбленного им и его отъявленными молодцами-товарищами добра…

К сожалению, мы были вынуждены обратиться к этим в высшей степени недостойным господам за помощью, потому что после чудесного спасения от пауков оказались в крайне невыгодном положении. Закутанные в экспроприированные простыни и безоружные, на одной из центральных улиц города, мы могли стать мишенью насмешек и немотивированной агрессии для всех и каждого. К тому же мне и моим сподвижникам нужно было немедленно залечь на дно, чтобы рыскающие по городу патрули «королевских псов» не смогли обнаружить «лишенного наследства», как меня условно прозвали стражи Зильбера Ретца. Обидное и неприятное прозвище. Можно ведь неизвестно что подумать.

Хорошо, что у Варнана было множество друзей из сословия отпетых мошенников и головорезов. Правда, жили они, по большей части, в самых отвратительных местах на свете. Заползли в зловонные норы и редко казали носы в свет. Чаще выбирались ночами – поворовать, пограбить мирных граждан Стерпора. Чтобы добраться до обиталища друзей Варнана, нам, полуголым, похожим в белых простынях на бледные призраки Нижних Пределов, пришлось осторожно красться вдоль домов, выбирая, по возможности, наиболее глухие переулки Стерпора. Наконец, мы очутились в самых грязных трущобах на свете. Люди здесь жили в полуразвалившихся лачугах и просто на улице. Мы, конечно, тоже могли не искать жилье, а расположиться на какой-нибудь мягкой, словно перина, куче отбросов, но, в отличие от Ламаса, мне, как представителю фамилии Вейньет, была непозволительна такая «роскошь». Пока мы важно шествовали через какой-нибудь заваленный рухлядью двор или выбирались из очередного проулка, на нас частенько обращали внимание местные жители. Они немедленно начинали смеяться, показывали на нас пальцами и скалили гнилые зубы, пока Варнан не скидывал простынку и не демонстрировал внушительный бицепс…

– Зовите меня просто Лоб, – заявил омерзительный тип с длинными узловатыми пальцами, когда мы наконец очутились в каком-то пахнувшем нечистотами полуподвале, – я думаю, что смогу вам помочь. Я мог бы поселить вас, милорд, в пансионе мадам Клико.

– Но это же бордель! – вскричал Ламас так яростно, словно у него в бороде жили кровососущие паразиты.

– Ну и что? – безразлично проговорил Лоб. – Зато там есть неплохие комнаты, и там вас вряд ли кто-нибудь будет искать…

– Не уверен, что ты прав, – заметил я, – не стоит недооценивать противника.

– А даже если и будут, то не найдут, – усмехнулся Лоб. – Пансион мадам Клико – настоящий лабиринт, там столько потайных комнат, что запросто можно потеряться. И учтите, я вовсе не сторонник перемен в Стерпоре, мне тут все очень нравится, я делаю это вовсе не ради вас, а только из дружбы к нему, – он кивнул на Варнана, – очень парень хороший.

– Нет в тебе духа патриотизма, – проворчал я, оскорбленный до глубины души. Я-то полагал, что он помогает мне, потому что поддерживает мое воцарение на троне. – В то время когда отчизна так нуждается в твоей помощи, Лоб, ты избрал пассивную гражданскую позицию…

– Бросьте, милорд, – махнул рукой приятель Варнана, – я уже наслышан, что вы мастак речи произносить, но меня словами не купишь.

Рука моя инстинктивно метнулась к мочке левого уха, но серьги на месте не оказалось. Я ощутил еще большее раздражение, но, поскольку ни оружия, ни даже угрожающих символов, вроде серьги, у меня не было, я решил проявить истинно королевское терпение к этому неотесанному заблудшему болвану.

– Тебе повезло, что я не вооружен, – глянув на него исподлобья, заметил я, – когда я стану королем, ты узнаешь, что такое моя благодарность.

– Ладно, – усмехнулся Лоб, – только правители обычно забывают о благодарности…

– Я узнал его, милорд, – сказал мне Ламас, когда мы уже покинули полуподвал Лба, – он был придворным брадобреем, лучшим брадобреем во всей Белирии, а когда он поцарапал ухо герцогу де Бонту, его пытали и выкинули на улицу. А какие прически делал, все диву давались.

– Понятно. – Я кивнул, теперь мне стало понятно, откуда у Лба взялась пассивная гражданская позиция – он был жертвой власти. Такие редко возвращаются к политической активности, предпочитая держаться от всяких правителей подальше.

Несмотря на бурные протесты Ламаса против проживания в борделе, для него оказаться в пансионе мадам Клико было существенным продвижением по социальной лестнице. Теперь-то мне было известно, что за существование он вел совсем недавно – спал в виде паучка в потайных коридорах королевского дворца, а в человеческом обличье носил жалкие лохмотья – остатки колдовской мантии и собирал милостыню на улицах Стерпора. В его грязную ладонь ложились медяки щедрых горожан, вместе с прочим нищим сбродом он ожидал, когда Алкес и герцог Ян де Бонт в очередной раз пройдут по улицам Стерпора и явят королевскую щедрость, разбрасывая монеты. Злые мальчишки нередко дразнили старого колдуна и швыряли камни в его низкую, сутулую фигурку, бредущую куда-то по мокрой от дождя мостовой. Эта картина представилась мне так ярко, что я едва не прослезился. Ну да нечего. Теперь Ламас выпрямил спину, одет он был хоть и не по последней моде, но весьма пристойно. Благодаря друзьям Варнана колдун, который вечно все путал, облачился в купеческий костюм, на ногах его сияли пряжками почти новые кожаные туфли, а длинная, нечеловеческого размера синяя рубаха висела почти до колен. Довершал картину небрежно наброшенный на плечи темно-красный плащ. Несмотря на то что мне наряд колдуна казался далеким от совершенства и весьма комичным, словно у странствующих скоморохов из группы «Король и шум», сам он был им до чрезвычайности горд.

Когда мы вошли в пансион, сопровождаемые одним из закоренелых преступников из шайки Лба, оказалось, что тона, выбранные Ламасом, те же, что и у девочек мадам Клико. Их цветастые портреты в полный рост были всюду развешаны на стенах, а сама мадам Клико поднялась нам навстречу из – за накрытого красным бархатом стола. Вид у нее был самый что ни на есть цветущий. Рыжие волосы являли собой верх парикмахерского искусства, тяжелый бюст выглядывал из выреза шикарного кремового платья с рюшечками, дополняли картину черные сапоги на очень высоком каблуке. Ее наряд выглядел бы вполне пристойно, если бы не обилие фигуры мадам Клико. К слову сказать, она была настолько упитанной дамой, что щеки ее почти скрывали уши, из-за округлостей лица выглядывали массивные золотые серьги, болтавшиеся на пухлых мочках.

– Ну-ка, ну-ка, – сказала мадам Клико, рассматривая нас с пристальным и, как мне показалось, совершенно непристойным вниманием, она задержала свой взгляд на утолщении в штанах Кара Варнана, так что он смущенно зашевелился. – Ну что же, Лоб просил передать мне, что вам придется некоторое время пожить в моем, хм, заведении.

– Это так, – откликнулся я, чтобы выручить Варнана.

– Хочу сразу предупредить, – заметила мадам Клико, мгновенно переключив внимание на меня, – покоя здесь не ждите…

– Это как так? – насторожился Ламас.

– Вот так! – отрезала мадам Клико и приблизилась к Ламасу почти вплотную, так что ее бюст оказался на уровне его лица, нос Ламаса почти уперся в ложбинку между гигантских грудей, и он в страхе отпрянул. – Мои девочки – и это знают все – ненасытные фурии, а поскольку клиентов сейчас немного – не сезон, знаете ли, они испытывают острый голод, тоску по мужскому обществу, по крепкому мужскому плечу. Надеюсь, это понятно?

– Понятно, – быстро ответил Кар Варнан.

– Прекрасно. – Мадам Клико снова увлеклась рассматриванием утолщения на штанах великана, потом ткнула туда указательным пальцем, Варнан ойкнул и зарделся. – Некоторых старых, но увлекающихся выносят через эту дверь вперед ногами. – Она пристально поглядела на Ламаса.

– Да что же это такое, в самом деле?! – выкрикнул Ламас. – Милорд, мне что-то не нравится это место.

– Другого выхода у нас нет, – насмешливо сказал я, – думаю, мы сможем достойно ответить на домогательства ваших девочек, мадам Клико. Все, включая Ламаса. Он еще очень крепок телом, могу за него поручиться.

– Думаете, сдюжит? – хозяйка борделя хмыкнула. – Ну что же, – она помедлила, лукаво поглядев на колдуна, – пойдемте, мужчинки, я покажу вам ваши комнаты…

Мы пошли в глубь обширного дома. Я не уставал удивляться его размерам. Большинство комнатушек были проходными, из некоторых в самых разных направлениях вело три-четыре двери, коридоры разветвлялись и петляли. В устройстве этого дома не разобрался бы даже специалист по архитектурным лабиринтам. Вскоре я уже не мог с уверенностью сказать, нашел бы я обратную дорогу, если бы пожелал. Заведение мадам Клико было словно специально приспособлено для того, чтобы сбивать путешественников с толку. С одной стороны, это, конечно, радовало, с другой – серьезно настораживало. Вдруг затеряешься где-нибудь в коридорах и встретишь толпу пышущих буйным жаром страсти девиц. Не самая приятная перспектива, учитывая тяжелое нравственное и физическое состояние – «не сезон» – жриц любви.

Могут и до смерти затерзать. Не резать же девочек мечом, в самом деле.

Комнаты наши оказались в самом дальнем углу пансиона. Чтобы попасть внутрь, нам несколько раз пришлось пройти через раздвижные зеркала и один раз даже через стенной шкаф. Радость у меня вызвало начилие дополнительного выхода в каждой комнате.

– На случай, если клиенту потребуется срочно бежать, – пояснила мадам Клико, – ну и чтобы не идти через весь пансион, когда нужно по каким-то неотложным делам выбраться на улицу. – Она подмигнула Варнану, и великан густо покраснел. – Но я надеюсь, что вы не будете выходить слишком часто, – сказала мадам Клико, снимая ключи с тяжелой связки, – ну и, разумеется, милорд, я рассчитываю на вашу благодарность, когда вы вдруг разбогатеете…

– Я вас не забуду, – заверил я ее.

– И твою благосклонность. – Мадам Клико с явным удовольствием шлепнула зазевавшегося Варнана по заднице, и он отчаянно вскрикнул. – Хорошая попка, – с удовлетворением произнесла хозяйка борделя, погрозила ему пальцем и удалилась, виляя бедрами. Могу поспорить, если бы одно из них случайно ударило в стену, то она не выдержала бы и развалилась…

Несмотря на то что мы обрели новое место дислокации, Варнан продолжал настаивать на том, чтобы отправиться на постоялый двор Руди Кремоншира и забрать некоторые «дорогие его сердцу вещички». Уговорить его не совершать этот опрометчивый поступок, как я уже убедился, было делом совершенно бесполезным.

А между тем Зильбера Ретца не следовало недооценивать. Может, у него и были какие-нибудь недостатки, связанные со здоровьем или общением с прекрасным полом, не знаю, но начальником королевской стражи он был отменным – работал споро и профессионально. Убежден, что только благодаря его слаженной и уверенной деятельности все это в высшей степени ненормальное королевство Стерпор до сих пор не погрязло в абсолютном хаосе анархии и вседозволенности и пребывало в состоянии относительной стабильности. Правда, меры наведения порядка, которые применял Зильбер Ретц, были далеки от совершенства. Практиковалась порка, выжигание клейм на нежных частях тел, причем как у мужчин, так и у женщин, отрезание некоторых нежизненно важных органов, а самые рьяные нарушители закона, а также те, кто был уличен в неуважении к правящей власти, отправлялись на рудники, откуда мало кто возвращался.

Несмотря на то что я относился к подобной методе поддержания порядка с осуждением, после увиденного в Стерпоре, в том числе в детстве, у меня зародились сомнения, что этот народ можно воспитать и держать в узде законности иным способом. Столичные граждане ведь даже не стали слушать мою замечательную речь – великолепный образец тонкого ораторского искусства, который одобрил бы даже Альфонс Брехкун, а предпочли, словно стадо тупых свиногов, разбрестись по своим делам. Еще, несмотря на то что были крайне недовольны правящей властью и в душе, возможно, готовы были поддержать меня, они называли меня «болтуном» и палец о палец не хотели ударить, чтобы хоть как-то улучшить свою жизнь.

Итак, Кар Варнан не удержался и отправился на постоялый двор Руди Кремоншира. Его рассказ о происшедшем там поверг меня в самое веселое расположение духа. Благо все закончилось хорошо. Не для всех, правда, но в дальнейшем нам удалось частично исправить содеянное и даже обрести нового союзника – инженера боевых машин…

Когда великан рывком распахнул дверь и вошел на постоялый двор, Руди Кремоншир стоял за стойкой и перелистывал книгу постояльцев. Увидев бывшего жильца, он вздрогнул всем телом и замер, вытянувшись в струну. Беспечность Варнана не позволила ему сразу заподозрить неладное. А между тем хозяин вел себя довольно странно, к шкафу за его спиной была прислонена алебарда, которую великан заметил много позже, а в самом доме царила подозрительная тишина – так тихо на постоялом дворе не было никогда. Обычно из комнат доносились пьяные крики, стук глиняных кружек, смеялись дамочки, а картежники громко выкрикивали размеры ставок.

– Мои приветствия, – мрачно буркнул Варнан, ожидая, что Кремоншир вот-вот потребует с него плату за комнату, он уже собирался пойти к лестнице, ведущей наверх, когда хозяин громко вскрикнул.

Варнан с недоумением обернулся.

– Э-э-э, занозил палец, – пробормотал Руди Кремоншир, указывая на грубо сколоченные доски, они скрывали дыру в дубовой стойке. При этом он активно моргал обоими глазами.

Нервный тик, решил Варнан и направился к лестнице. Хозяин повторно вскрикнул, но и на этот раз весьма безрезультатно – великан даже не обернулся, он решительно игнорировал все предупреждения хозяина.

Варнан поднялся наверх, вспомнил, что ключ от комнаты утерян в королевском дворце, в сердцах толкнул дверь, она оказалась незаперта. Проницательностью Варнан явно не отличался, он и тогда не почувствовал неладное, а решил, что одно из двух – либо мы забыли закрыть дверь, либо нас ограбили. Второе представлялось ему более вероятным. Он поспешно распахнул дверь, перешагнул через порог и на миг остолбенел: апартаменты, долгое время служившие ему домом, теперь напоминали поле боя. Вещи были вынуты из сундуков и разбросаны по комнате, великолепный шкаф лежал на боку – его содержимое валялось рядом, а главное – «исчезло большое количество дорогих моему сердцу вещей, – подчеркнул Кар Варнан, – нажитых непосильным трудом». Он сделал вперед только шаг, и в то же мгновение из глубины коридора на него кто-то прыгнул.

Двое храбрых, но глупых стражей повисли на широких плечах великана, но явно оказались с ним в разных весовых категориях. Варнан устремился вперед, пробежал несколько шагов по дощатому полу, резко развернулся и вышвырнул обоих в окно. Выбив рамы, несчастные с дикими криками полетели вниз и крепко приложились о каменную мостовую. Поглядев в дыру, которая раньше была окном, Варнан увидел на пострадавших синюю форму и безошибочно определил в них «королевских псов». Тут он почесал в затылке и впервые подумал, что, возможно, Дарт Вейньет все-таки был прав и не стоило сюда соваться…

Послышался топот большого количества обутых в кожаные сапоги ног, Варнан обернулся и увидел, что из коридора в комнату вбегают стражи. Эти оказались умнее предыдущих – они уже тянули из ножен мечи, несколько стражей держали на изготовку алебарды. Мгновенно оценив ситуацию, Варнан ринулся на стену, ведущую в соседнее помещение, пробил ее лбом, как тараном, и в куче известковой пыли явился пред изумленными жильцами. Два влюбленных вельможи лежали под белой простыней и ласково ворковали, когда он явился, словно кара небесная, посланная им за грехи, окутанный белым облаком известкового раствора. Оба яростно завизжали. Варнан не стал здесь долго задерживаться, промчался по комнате вихрем, сорвал с петель дверь, взял ее на изготовку за неимением другого оружия, оказавшись в коридоре, стукнул дверью одного не слишком расторопного стража, перегородил проход и побежал к лестнице.

Внизу, загибая пальцы, причитал хозяин постоялого двора. После того как Руди Кремоншир услышал вверху страшный грохот, он принялся в уме подсчитывать убытки, понесенные в результате пленения здоровяка. Полагаю, о пробитой стене он тогда и помыслить не мог. В это мгновение послышался дробный гул, это по лестнице, широко ступая и почти не цепляясь за перила, стремительно мчался Кар Варнан. Оказавшись внизу, он развернулся, ухватился за основание лестницы и резко дернул ее на себя. Руди Кремоншир почувствовал, что его постоялому двору наступает конец, он закричал так, словно его пытали в подвалах священной анданской инквизиции. Весь дом вздрогнул и зашевелился, со стороны могло показаться, будто началось землетрясение, потом лестница с треском подалась, и Варнан, напрягши бугры рельефных мышц, резко завалил ее в сторону. Куски полированного дерева полетели в разные стороны, один просвистел возле головы хозяина и впился в обивку двери его каморки, несколько тяжелых бревен, составлявших основание, рухнули на пробитую прежде кулаком Варнана стойку и разбили ее вдребезги.

Сверху, с этажа, отрезанного теперь от внешнего мира, кто-то кинул алебарду. Великан подхватил ее на лету и запустил обратно. Послышался сдавленный крик, и тело королевского стража рухнуло вниз, куда-то в обломки лестницы. Варнан развернулся и ударом ноги вышиб дверь. Его ступня застряла в крепких досках, некоторое время он тряс ногой, пытаясь освободиться от качественной тяжелой створки, ему удалось это сделать только после того, как он ухватился за нее руками и разломал на части. Варнан выбежал на улицу.

Один из «королевских псов», совершивший стремительный спуск через окно и лежавший в обломках рам, к своему несчастью, успел прийти в себя, он сидел и тряс головой, не совсем понимая, как получилось, что он оказался на мостовой. Пробегавший мимо Варнан резко пнул его в подбородок, так что несчастный опрокинулся навзничь, а будущий начальник королевской стражи Стерпора широкими скачками помчался прочь, распугивая величавой статью прохожих…

– Похоже, я был прав, Кар, – заметил я, услышав из его уст подробный рассказ о неудачном визите на постоялый двор, – давай условимся, ты оставишь свое упрямство, своеволие и впредь будешь слушаться моих приказаний, или, боюсь, место начальника королевской стражи мне придется отдать кому-нибудь другому.

– Нет, только не это, – вскрикнул Варнан, – это же моя мечта с детства!

– Тогда я на тебя рассчитываю. – Я не смог сдержать веселья и наконец расхохотался – рассказ Кара меня здорово позабавил.

– Бог все видит, милорд, – обиженно сказал Варнан, – вот, мне кажется, вы потешаетесь надо мной из-за того, что я, может, чего не понимаю, а это неправильно.

Он был настоящим везунчиком, этот великан с добродушным и тупым лицом. Из любой, даже самой отчаянной ситуации он неизменно выходил невредимым, при этом не делал для себя ровным счетом никаких выводов. Для того чтобы делать выводы, нужно обладать зачатками интеллекта. Он же просто продолжал существовать в своей довольно примитивной системе координат, где бытовали удовольствия, радости и простые пути их достижения. Его тупоголовый бог улыбался Варнану с небес и следил за тем, чтобы с его любимцем не случилось ничего плохого…

А мои боги продолжали отвешивать мне пинки. Достаточно упомянуть о том, что с самого начала в пансионе мадам Клико мне оказалось обжиться тяжелее всех, потому что я заинтересовал девочек гораздо больше, чем мои спутники. Оно и понятно – все же потомственный принц дома Вейньет. Царственная осанка. Внушительная внешность. Живой ум. Правильная красивая речь. Нападения на меня поначалу случались довольно часто, и я сильно сопротивлялся, потом как-то втянулся, так что все стало чаще происходить по обоюдному согласию. Затем я уже сам стал стучаться в некоторые двери. Впрочем, не столь часто, как это делали Кар Варнан и Ламас. Девочки заваливали нас подарками, старались угодить и привлечь наше внимание.

Невыносимая жизнь постепенно стала налаживаться. Единственное, что неизменно заботило меня и все время портило настроение, – одержимость идеей вернуть принадлежавшие мне вещи, в том числе Мордур и обожаемую серьгу. Варнан пообещал вывести меня на людей, которые занимаются тем, что достают самые немыслимые ценности по заказу. Я все больше поражался обширности связей «любимца тупоголового бога».

– Когда пьешь много светлого эля, милорд, – сказал Варнан, – друзья как бы сами собой появляются.

– Это не друзья, а соэльники, – нравоучительно заметил Ламас.

– Ну какие они соэльники? – обиделся Варнан. – Настоящие друзья всегда помочь готовы, ну и я им тоже в случае чего…

Ему удалось договориться о встрече с одним таким другом, и как-то вечером мы втроем отправились побеседовать с ним. У меня с самого начала почему-то возникла стойкая уверенность, что этот незнакомец сможет оказать помощь в деле возвращения фамильного меча законному владельцу, и я не ошибся.

Когда мы шагнули под своды арки, где было условлено встретиться, из ночного мрака стремительно вышел высокий человек с головой, замотанной черным платком так, как это обычно делают пираты. Сходство дополнял единственный глаз, нехорошо сверкнувший из темноты.

– Это Ревва по прозвищу Опасный, – представил одноглазого Варнан.

– Рад знакомству, – сказал я и подумал, что прозвище ему подходит как нельзя лучше – вид у Реввы был самый зловещий, его единственный глаз посверкивал люто, и если правду говорят о том, что глаза – душа человека, то душа у Реввы была черной, как задница свинога, вступившего в период половой зрелости.

– Если нужно кое-что позаимствовать, – сказал одноглазый, – я тот, кто лучше всего сможет помочь в этом деле, но у меня есть некоторые общие условия.

Я оглянулся на Варнана, он казался невозмутимым.

– Я внимательно слушаю…

– Во-первых, – Ревва начал загибать пальцы, – мои ребята могут брать там, куда мы забираемся, все, что им заблагорассудится, то есть ограничений быть не может, за исключением, разумеется, той вещицы, которую необходимо достать…

– Вещиц, – поправил я.

– Ну, хорошо, вещиц. Не суть важно. Во-вторых, заказчик отправляется с нами. Это важное условие.

– Что ж, – сказал я, – это, пожалуй, можно. Я пойду с вами.

– Отлично, – кивнул одноглазый, – по первому пункту тоже нет возражений?

– Никаких. Мы направляемся в королевский дворец… Грабьте на здоровье. – Я широко улыбнулся.

– Во дворец?! – Глаз разбойника утратил хитрость и стал заметно шире, но уже через мгновение он сузился еще больше. Ревва весь подобрался и стал похож на готового к прыжку хищника. – Вы что, меня разыгрываете?! – и бросил сердитый взгляд на Варнана.

– Нисколько, – сказал я, – мне нужно попасть во дворец, чтобы забрать фамильный меч, серьгу, шляпу и еще несколько принадлежащих мне предметов.

– То-то я смотрю, лицо мне твое… ваше, – поправился одноглазый, – знакомо… так вы – Король оборванцев – Дарт Вейньет, я как-то раз видел ваш портрет в Центральном королевстве, – пояснил он, – правда, было это очень давно, я уже лет семь как там не появлялся…

– Так мы можем рассчитывать на твою помощь? – спросил я, немного раздосадованный тем, что меня все еще называют Королем оборванцев, с тех пор как я грабил караваны в Гадсмите, прошло довольно много времени, но общественное мнение оказалось штукой очень устойчивой.

– Конечно, конечно, – поспешно сказал Ревва, лицо его растянула зловещая улыбка, – Король оборванцев всегда может на меня рассчитывать. Мы заберем ваш меч и что там еще, обязательно заберем. Но сначала надо разведать обстановку, попробуем обойтись без лишнего шума. К чему нам шум? Может быть, нам удастся подкупить кого-нибудь из слуг. Или договориться с другими людьми во дворце. Глядишь, ваши вещицы сами приплывут нам в руки… А если нет, по крайней мере, слуги смогут разнюхать, где эти вещицы находятся, нарисовать нам точную карту. Но, надеюсь, до этого не дойдет. Проникнуть в королевский дворец невозможно, там столько стражи…

– Я там уже был! – сказал я.

– Да?! – От восхищения разбойник едва не подавился собственным языком, он даже закашлялся и принялся колотить себя в грудь. – Значит, это правда, то, что про вас говорят?

– А что про меня говорят?

– А говорят, что вы наш, свой в доску, слухи до нас быстро доходят. – От накатившего на него возбуждения Ревва сложил ладони в кулаки и потряс ими.

– Возможно, – уклончиво ответил я, – мне бы хотелось, чтобы все было сделано быстро. Мне нужны эти предметы срочно…

– Доверьтесь профессионалам, милорд, – заметил одноглазый, – поверьте, Ревва для вас горы свернет. Давайте встретимся в этой подворотне завтра на закате, у меня уже будут все необходимые сведения.

– Хорошо, – согласился я, – договорились.

Ревва приложил руку к груди, слегка поклонился, повернулся и мгновенно растворился во мраке, словно его и не было.

– Он знает свое дело, – заметил Варнан, – с самого рождения грабежами занимается…

На следующий день на закате я в сопровождении Ламаса и Варнана был на том же месте. Ревва снова вынырнул из тени – возник перед нами, словно был не обыкновенным вором, а опытным чернокнижником.

– Сведения получены, – сказал одноглазый, счастливо улыбаясь от того, что может оказать услугу самому Дарту Вейньету – Королю оборванцев.

– Я внимательно слушаю.

– Вообще-то все складывается не слишком удачно для вас, милорд, – заметил Ревва. – Моим людям удалось разузнать, что король собирается передать ваши вещи Ордену темных заклинателей.

– Ясно, я знаю, что он хочет со мной разделаться…

– О да! И, думаю, если вещи окажутся там, вы не протянете даже неделю.

– Как же быть?

– Есть выход, – он хитро усмехнулся и потер ладони, – во дворец мы проникнуть вряд ли сможем, это исключено, да и охраняется он отлично. Отряд, который понесет вещички заклинателям, по слухам, будет очень многочислененным, так что это тоже отпадает…

– Ну почему, если собрать большое количество народа, вооружить всех… – Мне представилось, как я отдаю команды воинам, они вступают в бой, заносят над головами мечи и разят неприятеля. Сладостность этой картины заставила мою голову закружиться.

– Очень крупный отряд. – Ревва покачал головой. – К тому же вы забываете, милорд, что мои ребята не воины, а профессиональные воры, они не захотят вступать в открытый поединок, это не для них.

Мои грезы мгновенно рассеялись.

– Что же ты предлагаешь? – спросил я.

– Мы ограбим лабораторию заклинателей, никто даже не предполагает, что кто-то решится на такое, а мы сделаем это. – Одноглазый гордо вскинул подбородок, сложил руки на груди и замолчал, ожидая, как я отреагирую на его предложение…

– Ну, давайте, грабьте, – сказал я. Ревва даже обиделся, не уловив в моем ответе восторженности.

– Все не так-то просто, – заметил он изменившимся голосом, – вот именно, не так-то просто, и я вам скажу почему, там внутри полным-полно ловушек, причем не обычных, а магических… Некоторые срабатывают не сразу. Сегодня я туда полез, а завтра для меня уже сколотили ящик… Смекаете, милорд?

– С нами пойдет колдун, – я кивнул на Ламаса, – он разрядит ловушки, проследит за тем, чтобы магия нам не грозила.

– Ну, нет, – Ламас отскочил в сторону, – не хочу я с темными заклинателями связываться, себе дороже… Я против! Против! Решительно против!

– Тебя никто и не спрашивает, за ты или против, – властно сказал я, – если я приказываю тебе, значит, надо идти. Ты меня понял? Ты поступил ко мне на службу!

Ламас в ответ промолчал, только из бороды его посыпались синие искры, а потом она стала дымиться. Ревва с удивлением уставился на колдуна единственным глазом.

– У тебя борода горит, – спокойно заметил я.

– Ай-ай-ай! – закричал Ламас и заметался по улице, потом увидел лужу, упал на колени и резво сунул в нее лицо, послышалось шипение, и вверх поднялась тучка светлого пара.

– Не знаю, пригодится ли нам этот колдун, – заметил одноглазый, – как-то не вызывает он доверия… Борода у него горит ни с того ни с сего.

– Уфф… – Колдун вынул лицо из лужи, грязная вода стекала по лбу и бровям, капала с бороды и кончика длинного носа. – Ладно, – сказал он, – я, конечно, пойду, но поход надо тщательно спланировать…

Последнее время меня сильно волновало психическое здоровье Ламаса. Он был сам не свой, постоянно заговаривался, бормотал какую-то тарабарщину, совершал очень странные поступки и питал совершенно маниакальную ненависть к паукам. Едва ему случалось заприметить черную точку, перебирающую худенькими лапками где-нибудь на дальней стене, он вскакивал, начинал махать руками, подобно ветряной мельнице, и бешено кричал: «Вот черт, они все же добрались до нас!» Его резко схваченный жилистой рукой башмак летел в сторону безобидного паучка. Глазомер у него был не-то чтобы очень, а потому Ламас всегда промахивался, но не желал оставлять «лазутчика» в живых, он вскакивал и бежал, высоко задирая худые колени, за удиравшим со всех ног «злоумышленником». Редко кому удавалось уйти от гнева Ламаса. Пауки умирали мгновенно, снимем шляпы перед его добросердечием, ведь он мог бы и помучить их – отрывать лапку за лапкой, морить голодом… да мало ли что мог еще выдумать съехавший с катушек колдун? Иногда он творил какие-нибудь несусветные заклятия, а порой магия вырывалась из него сама, как, например, произошло с самовоспламенившейся бородой. Порой мне казалось, что он опасен для окружающих. И все же в некоторых ситуациях Ламас оказывался весьма полезен.