Текст книги "Вечный мент или Светоч справедливости"

Автор книги: Андрей Егоров

– Ублюдки, – процедил я.

– Правда, в любом случае, лучше неизвестности. Может, если ты узнаешь правду, тебе легче станет, а? Неужели ты думал, тебе достанется образчик благочестия. Да и что бы ты делал с такой женщиной? С ними скучно. Даже монашки в монастырях любят блуд. Есть такой городок в России – Севск. А в нем женский монастырь. Так монашки перебрасывали через стену корзину на веревке, тянули в святую обитель мужиков. Местый жандарм прознал про это, пришел вечером к монастырской стене, уселся в козину. Маленько не рассчитал. Когда дамочки его увидели, сильно испугались – и веревку отпустили. Он о землю так грохнулся, что потом несколько лет ходить не мог. Только под себя.

– Что тебе от меня нужно?! – Я резко остановился.

– Я только хочу сделать тебя по-настоящему успешным, – бес попытался придать хитрой физиономии проникновенной праведности, получилось плохо, выдавали бегающие глазки и извечная полуулыбочка. – Знаешь, как в сегодняшней Москве люди ценят успех? Куда больше душевной красоты, эрудиции и прочей херни. Мерилом всего для них является успех. Станешь успешным – будешь счастливым. Ты, конечно, скажешь, что больше всех счастлив натуральный кретин. И будешь абсолютно прав. Но я хочу дать тебе счастье не кретина, а настоящего олигарха – чтобы ты увидел, как может быть благодарен за верную службу ад.

– Вы с этим твоим Аикилем уже все для меня сделали, что могли…

– Зря ты так. Во-первых, Аикиль не мой, а твой… ангел-хранитель. А, во-вторых, это только я о тебе забочусь. А он вечно все портит, убогий пропойца.

– Меня это больше не интересует. Убирайся.

– Что значит «убирайся»?! Мы же еще ничего не сделали. Без помощи адских сил в этом деле тебе никак не обойтись.

– А я сказал – убирайся, – упрямо повторил я, – мне не нужна ваша помощь.

– Ну, хорошо, – Кухериал потеребил бородку, – моя ошибка, признаю. Недооценил человеческую организацию. По образу, по подобию… Я полагал, ты давно уже не такой. Мне казалось, ты выше этих тонких чувств. Ошибся. Каюсь. Извини.

– Какое мне дело до твоего раскаяния, пшел вон…

Я почти бежал прочь, намереваясь навсегда избавиться от назойливого провожатого. Но бес и не думал исчезать, то и дело он попадался мне на пути. Стоял с самым скорбным видом, освещенный луной. Сидел на скамейке, положив ногу на ногу. Подпирал бетонный столб, склонив повинную голову. Весь его облик буквально кричал о жестоком раскаянии. Так продолжалось около получаса.

Потом он вдруг возник прямо передо мной и уперся мне в грудь.

– Ну, хорошо, – выкрикнул Кухериал. – Я покажу тебе, на что способны падшие.

– Угрожаешь?

– Ни в коем разе. Напротив, предлагаю оценить наши возможности. Скажи-ка, Васисуалий, когда ты последний раз был в казино?

– В прошлом году. Не везет мне в азартных играх.

– Повезет. Сегодня же. Идем в казино.

– Спасибо, мне шабаша хватило.

– Сегодня твой день. И ты непременно выиграешь. Сорвешь банк. Вот увидишь.

– Черт побери, – проворчал я. – Ты мертвого достанешь…

Закралась мыслишка – а что, если потусторонние силы, и вправду, помогут выиграть. Вдруг я действительно сорву банк? Если бес говорит правду, можно будет наплевать на этот дурацкий заказ, сразу же снять остальные средства со счета, купить билет на самолет и отправиться в одну из жарких стран. Лишь бы Кухериал ничего не заподозрил.

– И сколько же я, по-твоему, могу выиграть? – спросил я, умело маскируя заинтересованность под деланным безразличными.

– Как повезет, – ответил бес уклончиво, – тебе все равно нужно развеяться. Ты ничего не теряешь.

– И все же, – настаивал я.

– Тысяч сто долларов тебе хватит?

– Нет!

– Пятьсот?

– Еще сотни три накинь, только не долларов, а евро, и тогда я, пожалуй, готов поиграть.

– Договорились.

До казино мы добрались на троллейбусе, благо располагалось игорное заведение неподалеку. Билет я ради нескольких остановок покупать не стал. И конечно, немедленно объявились контролеры. Пара крепких ребяток, с красными отечными лицами. Они ворвались в салон, как группа захвата. Кухериал в этот момент рассказывал мне, как в двадцатых годах его человек выиграл на бильярде целое состояние. А все потому, что послушался своего искусителя – и пошел играть.

– Предъявите ваши билетики!

– Хорошая возможность размяться, Васисуалий, – бес возбужденно запрыгал на сидении. – Почему бы тебе не дать им в морду?!

– Потому что я не бью людей без повода.

Я говорил тихо, но они все равно услышали.

– Ваш билет, – склонился надо мной один из контролеров.

– Браток, – сказал я, – извини, не успел…

– Я тебе не браток, морда, – ответил он зло. – Билет давай.

– Он с тобой на «ты», – заметил бес, – никакого уважения.

– Нет билета. Отвянь, – ответил я, начиная заводиться.

– Я тебе «отвяну». Я тебе сейчас так «отвяну»… Колян, – позвал он второго. – Тут это… заяц хамит.

– Тащи на выход, – откликнулся Колян. Он разбирался с целой группой безбилетников – ребята с гитарами в чехлах испуганно таращились на контролера. Тот активно вел агитацию, рассказывал, как плохо ездить без билета, и что с ними будет, если они немедленно не заплатят штраф.

– Как с музыкантами нехорошо, – неодобрительно качнул лысой головой Кухериал, – а ведь они молодые ребятишки совсем. Наверное, еще школьники. Сейчас их выведут на остановке, карманы вывернут и отберут все деньги. Даже мелочь. Знаю я таких подонков, как эти.

– Так, пошли, – контролер бесцеремонно схватил меня за рукав пиджака и попытался заставить встать. Такое поведение мне очень не понравилось.

– Гляди, что делает, Вася, – вскричал Кухериал, – вот гнида!

– Ну, все, – я резко поднялся, и ударил контролера поддых. Он не ожидал нападения. Вскрикнул и отшатнулся. Я решил не останавливаться на достигнутом – и двинул ему в челюсть. Парень рухнул в проходе, но тут же с руганью вскочил.

Давно не приходилось применять навыки рукопашного боя. Я предпочитал действовать на расстоянии, с помощью огнестрела. Контролер оказался упертым молодчиком. Он сплюнул и кинулся на меня. Я поймал его руку, вывернул, так что он сложился пополам и врезал ему коленом по зубам. Парень разогнулся в обратную сторону и повалился на сиденья.

По проходу ко мне уже спешил Колян. Мы сцепились в краткой схватке. Он успел заехать мне по уху, но потом пропустил целую серию ударов – все в лицо – и, упав, сжался в проходе, закрыл голову, ожидая, что я стану его добивать ногами. Жалкое зрелище.

– Может, пристрелить обоих?! – предложил бес. – Все равно ведь дерьмо, а не люди.

Троллейбус остановился, двери открылись. Водитель не решился выйти в салон, где ехал такой страшный пассажир. Я спокойно вышел на улицу, потирая костяшки пальцев. Следом высыпали музыканты. Дожидаться, пока парочка контролеров очухается и вспомнит о безбилетниках, они не стали.

– Спасибо! – крикнул один из ребят.

Я махнул рукой – мол, не за что. И направился к арке, ведущей в ближайший двор.

– Ты куда?! – выкрикнул Кухериал. – А как же казино?!

– Я знаю отличное казино в этой районе. Дворами быстрее…

– Ты же говорил, год не играл?

– Зато год назад провел здесь пару суток.

После драки мне порядком полегчало. Спасибо контролерам троллейбусов и автобусов, они всегда появляются вовремя, если нужно стравить пар. Если бы не эта парочка, пребывать бы мне в дурном настроении долгие часы.

– Ты отлично дерешься, Васисуалий, – проговорил Кухериал, забежал вперед и заглянул мне в глаза.

– И что с того?

– Армейская школа не прошла даром. А Аикиль был против.

– Не понял, – я остановился, – вы, что же, и судьбой моей можете управлять?!

– Так ты же сам в военкомат пошел. А мог, как все остальные, скрываться.

– Это было мое решение. Мое, ты понял?

– Кто же спорит? Твое, конечно. Просто оно совпало с моим. Вот и все. Где бы ты еще получил такую школу для своей нынешней работы, а, Васисуалий?! Работал бы сейчас каким-нибудь фрезеровщиком, и в ус не дул.

Я сердито поглядел на Кухериала.

– Может, будь я фрезеровщиком, я был бы счастливее.

– Где твое честолюбие? – возмутился бес. – Как можно быть счастливым фрезеровщиком?

Я вспомнил улыбчивого спокойного паренька, с которым вместе служил. По его словам, он всю жизнь только и мечтал о том, чтобы работать токарем. Где-то он сейчас?! Осуществил ли свою простую мечту? Быть может, он счастлив. И его душу не раздирают такие же противоречия, как мою. А еще, ему, наверняка, не является лысый бес-искуситель, утверждающий, что является его благодетелем.

– Фрезеровщик тоже может быть счастлив, – твердо сказал я. – И хватит об этом. Пришли.

Казино, куда я привел Кухериала, не отличалось ни известностью, ни изящной отделкой парадного подъезда. Серое здание с покосившейся блеклой вывеской. Почти неприметное в городском ландшафте. Конечно, не Лас-Вегас, но я-то знал, что неброский фасад – лишь прикрытие. В этом маленьком казино крутились большие деньги. И делались самые крупные ставки в Москве. Заведение принадлежало бандитам. Играли здесь по-честному. Я слышал об этом от слишком многих знакомых, чтобы сомневаться. Да и приходили сюда не те люди, которых можно за здорово живешь обвести вокруг пальца, и потом спокойно жить дальше.

– Очень уютное место, – одобрил Кухериал. – Тебя здесь не прирежут?

– С чего это вдруг?

– Ну, знаешь… В таких заведениях деньги мало выиграть, их нужно еще унести.

– Здесь все по-честному.

Я подошел к двери. Бандитское казино напоминало закрытый английский клуб. Посторонним вход заказан. Но я знал пароль.

В холле дежурило несколько громил. Все с физиономиями, на которых при желании можно запарковать самосвал. Ко мне подошел один из них, с такой покореженной в драках физиономией, что возникало подозрение – самосвал на его лице уже парковался.

– Вы приглашены? – хмуро поинтересовался он.

– Нет. Но я по важному делу.

Парень, который придумывал пароль, интеллектом не блистал.

Передо мной распахнули массивные металлические двери, в которые первым проскользнул Кухериал. И побежал по залу, причмокивая, словно лакомка в кондитерском цеху.

– Игровые автоматики, блэк-джек, рулеточка… Лет сто не был за игорным столом. Как же я тебе завидую.

Хотя кричал он на все заведение, никто не обращал на беса внимания. Я имел еще одну возможность убедиться, что кроме меня Кухериала никто не видит.

– Куда бы мне сесть? – хмуро поинтересовался я, делая вид, что размышляю вслух, – на самом деле я обращался к бесу.

– Как куда?! Absque omni exceptione [11]11
  Вне всякого сомнения (лат.)


[Закрыть], за рулетку. Рулетка – королева казино.

Я устроился за игорным столом рядом с толстым типом в сером костюме. Кинул купюру крупье. Получил горсть разноцветных фишек. Бес выглядывал из-за левого плеча.

– Ставь все время на черное, – скомандовал он.

Я передвинул несколько фишек на игровое поле. Толстяк поглядел на меня с интересом. И сделал ставку на красное. Решил играть против меня. Занятное развлечение для тех, кому больше нечем развлечься. Если Кухериал не врет, сегодня этот господин порядком разорится. Я покосился на толстяка. Тот криво улыбнулся, качнул головой – сыграем? Я давно заметил, у некоторых людей не в меру развит соревновательный инстинкт. Хорошо, когда такие типы встречаются за игорным столом, где от их выигрыша или проигрыша не зависит жизнь других людей. Хуже, когда на оживленной автотрассе. И начинают играть в догонялки, подвергая риску мирных автолюбителей.

Упитанный посетитель казино вызвал у меня антипатию с первого взгляда. Интересно, кто он такой, ведь в бандитское казино обычных людей не пускают. Может, какой-нибудь авторитет? Я глянул на его руки. Наколок не наблюдалось. Но несколько толстых, как сардельки, пальцев украшали золотые перстни. Один с крупным драгоценным камнем.

– Ставки сделаны, – крупье запустил шарик, и он понесся по чертовому колесу рулетки.

– Как тебе толстяк? – спросил Кухериал. – Не нравится мне его рожа.

Я ничего не ответил. Не хватало еще, чтобы этот надутый индюк решил, будто я сумасшедший или накачан под завязку наркотой.

Выпало черное. Крупье придвинул ко мне несколько фишек. Толстяк на проигрыш никак не отреагировал.

– Ставь снова на черное, – скомандовал Кухериал.

Я выполнил указание. Мне начинала нравиться эта игра.

Мой «соперник» поступил так же, как и в прошлый раз – поставил несколько крупных фишек на красное.

Как и следовало ожидать, я снова выиграл.

Через каких-нибудь десять минут передо мной на игорном столе лежала целая груда фишек. Что касается толстяка, то он, ворча и поглядывая на меня с неудовольствием, убрался восвояси.

– Сыграем по-крупному, – предложил Кухериал. – Сорвем банк.

В этот момент я доверял ему безраздельно. Когда двадцать раз подряд выпадает черное, кто угодно уверует в безграничные возможности темных сил.

– Ставим также? – поинтересовался я. Я уже общался с бесом, не думая о том, что кто-то может услышать. Пусть решат, что их посетитель с приветом. Какая мне разница. Я богат.

– Само собой. На черное.

– Погоди-ка. Я сейчас вернусь.

Будучи абсолютно уверен в успехе, я поставил все. И даже сверх того. Сбегал к банкомату, снял кучу наличных, купил на них фишки. И поставил.

Шарик попрыгал по делениям, и лег на красное…

– Это все герцог Мамон, – торопливо объяснял Кухериал, – надо было заручиться его поддержкой, прежде чем играть. Я полагал, он не будет вмешиваться в такую мелкую подтасовку. Кто же знал, что это заведение принадлежит ему. Надо было идти в Golden Palace, в Космос, или еще куда…

– Слушай сюда, бес, – я наклонился к маленькой лысой сволочи, – мне нет никакого дела до твоей болтовни. Я уже имел возможность убедиться в том, что все, что ты предлагаешь – пустышка. У меня больше нет никаких причин тебе доверять. Я даже не знаю, кто ты такой, на самом деле.

– Я – твой бес-искуситель! – вскричал Кухериал: – Дай мне последний шанс. Давай просто поговорим. Сядем в каком-нибудь тихом уголке, и я все тебе расскажу.

– Меня это больше не интересует! – отрезал я. – Сначала ты влез мне прямо в душу, потом лишил меня кучи денег. Что тебе еще от меня нужно? – Я поднял руку, намереваясь его перекрестить. Получится досадить бесу – хорошо. А не получится – мне все равно, попытка – не пытка.

– Постой, Васисуалий! – вскричал Кухериал. – А хочешь узнать, как мир устроен?

– Ты это серьезно? – Насупился я.

– Конечно, серьезно. Никто из ныне живущих не знает. А ты будешь знать. А? Как тебе такое предложение?

– Даже не знаю. – Я тяжело задумался. В принципе, перекрестить беса я всегда успею. Если уж мне встретилось потустороннее существ, пусть поведает что-нибудь поучительное об устройстве вселенной. Может, когда-нибудь пригодится. – Ну, хорошо, – согласился я. – Давай, рассказывай.

– Тебе действительно интересно? – бес выглядел удивленным.

– Само собой. Сам сказал. Никто из людей не знает. А я буду знать. Эта мысль меня греет.

– В очередной раз убеждаюсь, каким интересным человеком я тебя вырастил. Многограннность твоей натуры, Васисуалий, иной раз меня просто поражает.

– Лесть не исправит ситуацию.

– Это отнюдь не лесть. Кому сейчас интересно знать реальные вещи о природе мироздания, о боге, апокалипсисе и прочей религиозной мути? Пожалуй, небольшой горстке священнослужителей, которых как только не называют – и «оккультистами в Православии», и «отступниками от истинной веры», «сектантами» и «раскольниками». Даже в магазинах, где продают церковную литературу, с величайшим трудом можно достать основополагающие труды Православного мировоззрения – Толковую Палею, Стоглав, Типикон. Ты хотя бы названия такие знаешь, Васисуалий?! А для прежнего обитателя Руси, веришь ли, все это – настольные книги.

– Зато сегодня можно купить Библию в картинках, – заметил я.

Кухериал склонил рогатую голову – Библия в картинках его расстроила.

– Учат детей всякому, – пробормотал он. – Должен тебя предупредить. Мне, конечно, известно куда больше, чем любому церковнику, но знания мои тоже ограничены. Ведь кто я? Всего лишь мелкий бес, мечтающий возвыситься и занять достойное место в демонической иерархии. Все, что я знаю, – лишь крупица подлинных знаний.

– Брешешь ты все, рогатый.

– Вовсе нет. Вселенная непознаваема. А высшая сила, которую вы считаете богом, лишь одно из существ, которому принадлежит данный материальный отрезок времени и пространства. бог волен совершить на этом отрезке все, что ему заблагорассудится, но сила его небезгранична. Он, как великий диктатор, перед которым все преклоняются, но постоянно сомневаются в его могуществе, власти над миром и даже в том, что он олицетворяет добро. Впрочем, я сомневаюсь, что тебе будет интересно, если я начну излагать теологический концепт. Тебя куда больше интересует практическая физика в ее идеалистическом представлении. Не так ли?

– Черт побери! – вспылил я. – Ты можешь говорить человеческим языком?

– Так чтобы даже идиот понял? – подсказал Кухериал.

– Короче, кончай из себя умника корчить. А то я за себя не отвечаю.

– Само собой, я очень постараюсь, корчить из себя идиота. Чтобы ты меня тоже понял.

– Нарываешься, бес, – я сложил персты в горсть, продемонстрировал Кухериалу. Угроза подействовала. Он отшатнулся, поняв, к чему я клоню.

– Я все понял, Васисуалий, чем ругаться, давай лучше направим наши стопы в бар, хлопнем по стаканчику портвейна. И я потешу твое любопытство, ответив на все вопросы о текущем мироустройстве. Расскажу все, что известно мне.

– Ладно, – согласился я. – Только как ты себе это представляешь? Тебя же никто не видит. Получается, я буду сидеть и разговаривать сам с собой. Хочешь, чтобы бармен вызвал скорую психиатрическую помощь?

– Есть одно заведение на Сухаревке, там на нас никто не обратит внимания. Полетели?

– Твоя спина уже не болит?

– Ради такого дела моя спина потерпит.

– Мне будет приятно сделать тебе больно.

– Мне будет приятно доставить тебе радость своей болью…

– За словом в карман не лезешь.

– Беру пример с тебя, Васисуалий. Просто беру пример с тебя.

Заведение располагалось в полуподвале. Неброская вывеска «Бар» сливалась с кирпичной стеной. Если бы Кухериал не обратил мое внимание, я бы прошагал мимо. В помещении царил полумрак. Атмосферой «бар» напоминал пельменную времен застоя. Потрепанного вида мужчины кучковались вокруг высоких столиков, разливая в пластиковые стаканчики неопределенного цвета пойло. Несмотря на наличие свободных мест, забулдыги сбивались в стайки. Глаза немного попривыкли к полумраку, и я смог понять природу стаек. Каждого пьяницу сопровождали двое – бес и ангел, причем оба пребывали в изрядном подпитии. Кухериал, я заметил, глядел на своих коллег с изрядной долей высокомерия.

– Видишь, Васисуалий, – зашептал он, – до чего они довели своих людей. Если бы не я, Аикиль и с тобой сотворил бы нечто подобное. Радуйся, что я у тебя есть.

– Я радуюсь. Про себя.

Отличал от пельменной заведение только наличие десятка сидячих столиков и небольшой подиум, на котором унылый гитарист перебирал струны и хриплым голосом пел. Песенка заинтересовала меня причудливым сюжетом и запоминающейся мелодией. Поэтому я остановился, чтобы послушать.

 
Ко мне в ночи явился бог.
Он говорил, что одинок.
Ведь ходит он в кумирах
От Сотворенья мира.
 
 
А я ответил строго,
Что время полвторого.
И завтра совещание,
Все, Отче, до свидания.
 
 
И больше не являлся бог.
Зато пришел другой – двурог.
И говорил мне дьявол,
что я себя прославил.
 
 
А я ответил строго.
Что время полвторого.
И завтра совещание,
Рогатый, до свидания. [12]12
  Здесь и далее стихотворения автора.


[Закрыть]
 

– Пошли, – Кухериал дернул меня за рукав, – наслушаешься еще.

– Это он сам сочиняет?

– Сам, как же, держи карман шире. Видишь, рядом с ним типчик с тупой мордой, заслушался?

Возле ног музыканта сидел с мечтательным видом неприметный маленький бесенок. Вид у него был совсем зеленый. В прямом смысле. Физиономия имела болотный оттенок. И шкура местами отливала зеленью.

– Он и сочиняет, – сообщил Кухериал. – Музыкантишка, конечно, воображает, будто это он сам такой талантливый. Ничего подобного. Без Ховенаила он ни на что не способен.

Я посмотрел на бесенка с уважением. Перед людьми искусства… и прочими созданиями, имеющими дело с творчеством, я всегда робел. Если приходилось застрелить какого-нибудь деятеля искусства, меня неизменно охватывало сожаление. К счастью, в их биографии неизменно находилось что-нибудь предосудительное, и тогда рука становилась тверда, и я отправлял их на тот свет со спокойным сердцем. Отчего-то разного рода извращенцы, вроде любителей однополой любви и растлителей малолетних, среди творческих работников встречаются куда чаще, чем среди простых объектов, вроде депутатов и банкиров.

Мы подошли к стойке. За ней возвышалась унылого вида монументальная женщина, из той породы, что никогда не улыбается на работе, считая сей акт доброжелательности никчемной тратой времени и сил. Она отгоняла пухлой ладонью навязчивых мух, пребывая в сильном раздражении.

– Прейскурант на стене! – проговорила буфетчица, не разжимая губ. То ли от лени, то ли боялась, что мухи залетят в рот.

Я сделал шаг в сторону, ткнулся взглядом в серую бумаженцию, где карандашом было написано, что меню заведения включает в себя всего два вида портвейна – «777» и «13», бутерброды с сыром и соленый огурец (1 шт.)

– Бери тринадцатый, не ошибешься, – посоветовал Кухериал, – лучше сразу бутылку. В стакане сильно разбавляют. Она на такие дела мастерица.

– Ты, я смотрю, завсегдатай, – не удержался я от колкости.

– Захаживаю, когда надо обсудить деловые вопросы, – откликнулся бес, ничуть не смутившись.

Бутылка портвейна «13» стоила тридцать два рубля четырнадцать копеек. «777» намного дороже – целых сорок семь рублей, ровно.

– Коммунизм, – пробормотал я.

– И не говори, – согласился бес, – славное местечко. Впрочем, Карлу и Фридриху здесь бы вряд ли понравилось. Привыкли, понимаешь, к комфорту немецких пивных. А здесь мы наблюдаем конечный результат их утопических теорий. Обожаю здесь бывать!

Я его восторгов не разделял. Тем не менее, мы взяли бутылку портвейна «13», два бутерброда с сыром и соленый огурец (1 шт.). Он оказался мягким, очевидно, лучшие годы овоща остались позади.

Откупоривая бутылку, Кухериал философски заметил, что открытый портвейн намного вкуснее закрытого. Уверенной рукой разлил портвейн по стаканам. Поднял посудину, в которой плескалась желтоватая жидкость, и продекламировал:

 
Пока нам старость не видна,
спешим, мы – полные сосуды,
но всех судьба допьет до дна,
и сдаст пустых в «Прием посуды».
 

– Сам сочинил? – поинтересовался я.

– Нет. Один поэт. Счастливчик. Талантище. Хотя при жизни порой бывал порядочной свиньей. Скончался в девяносто девять – от цирроза. И сразу же отправился к нам. Ох, и талантливый был малый. Большой грешник, между прочим. Я его частенько вспоминаю и цитирую. У него почти по любому поводу можно было славное четверостишие найти. Сейчас в аду читает свои творения самому Люцифугу Рокофалу. Вот тоже его, например:

 
Вся жизнь моя – обычное говно,
в рутину погружается поэт,
так глубоко, что даже не смешно,
говна полно, а вдохновенья нет.
 

– Хорошо, – сказал я, – настроение чувствуется. В буквальном смысле погружается?

– Конечно, нет. Хотя, как у нас в аду говорят, в кипящем котле холодных мест нет, это утверждение является верным вовсе не для всех. Взять хотя бы этого гения стихосложения. Он у нас на привилегированном положении. Придворный стихотворец, так сказать. Котел с охлаждением. Никакого говна. Только шампанское и минеральная водица. По желанию. Постоянная температура воды около тридцати градусов. Да и погружается он в котел нечасто. В основном, использует емкость в качестве ванны. Но мыться не любит. Все опасается, что кто-нибудь из рогатых перепутает, и врубит пламя на полную катушку. Как видишь, некоторым, – Кухериал подмигнул, – даже в аду уготованы особые условия для комфортного бытия. И у тебя там все будет Васисуалий, если, конечно, ты покончишь со Светочем справедливости, погасишь его навсегда. Я в тебя верю. Ты ведь гениальный киллер. Не правда ли? Ты ведь и сам о себе так думаешь. Настоящий талант. А талантливые души – они везде ценятся. И в онтологической иллюзии. И в аду. Взять хотя бы Данте Алигьере. Сочинитель средней руки, прямо скажем. А какие почести ему оказывают за прославление ада. Вот написал человечек, что побывал при жизни в аду, и все – помер и получил славу, почет, уважение, деньги…

– А что, он, и вправду, побывал при жизни в аду? – заинтересовался я.

– Конечно, нет, – Кухериал презрительно скривил губы. – Общался со своим бесом-искусителем. А тот порассказал ему небылиц. Хотел своего человека прославить таким образом. Ну, и прославил. Наговорил, конечно, кучу бреда. Данте написал свою поэму в тысячу триста четвертом году. Темный, непросвещенный малый, смуглый лицом, как простолюдин. Подумай, какой отсебятины он мог насочинять…

– Данте. Не читал. Я из поэзии только «Кто говорит? Слон» Чуковского помню, – пробормотал я.

– Это тоже немало с твоим-то профилем деятельности, – заверил Кухериал и поднял граненый стакан. – Ну-с, выпьем за успех нашего мероприятия, дорогой мой убивец!

Я нахмурился:

– Нельзя ли потише?

– Не волнуйся, здесь все свои.

Я оглянулся. Присутствующие не обращали на нас никакого внимания, занятые выпивкой и неспешной беседой.

– Просвещенные люди не нуждаются в боге, – услышал я громкие слова одного из них, – бог – это больная фантазия психически не очень здоровых или не очень образованных людей. Все они нуждаются в помощи, а возможно и лечении. К тому же страдают излишней агрессией по отношению к здоровым нормальным людям. Они лишены внутреннего нравственного стержня, только страх наказания от внешнего воздействия – бога – принуждает их быть людьми. Им неведом моральный внутренний закон сам по себе. Их следует изолировать от светского общества в случае проявления религиозной агрессии или принудительно лечить. Ради их же спасения. Иначе они способны на чудовищные преступления именем своих богов, как все одержимые навязчивой идеей маньяки. Терпимыми к ним можно быть только до тех пор, пока они не проявляют агрессии и не угрожают цивилизованным людям, науке, просвещению, морали светского обществу и государству.

– Именно так, – подтвердил другой пьянчужка, – цивилизация должна защищать себя от угрозы нового Средневековья, невежества, религиозного мракобесия и фанатизма. Малейшие попытки вмешательства в светскую жизнь должны беспощадно пресекаться всеми возможными законными способами и средствами.

– Какие интересные люди, – заметил Кухериал.

– Да уж, – буркнул я. Кабачок оказался под завязку набит не только пьянчугами, но и философами.

– Через пару лет один из них покончит с собой, – продолжил бес, – и будет предаваться тем же рассуждениям за огненными вратами. Другой тяжело заболеет, ударится в религию, но бог ему ничем не поможет.

Мы чокнулись.

Портвейн оказался еще омерзительнее, чем мне представлялось. В горло он не тек, а заползал земноводным, обдирая гортань чешуйчатой спиной и острыми плавниками. В желудке повел себя лучше – быстро всосался в пищеварительный тракт, внушив мне положительный настрой, что, учитывая события последних недель, было весьма непросто. Водка, к примеру, на меня действует совсем иначе – по мере употребления я зверею.

– Ну, – сказал я, – рассказывай.

– О мире? – бес запихал в рот бутерброд с сыром и принялся его пережевывать, громко чавкая. В этот момент, несмотря на явные антропологические признаки, на человека он совсем перестал походить. Больше всего напоминал павиана с вытянутой невыразительной мордой. Неестественно двигались тяжелые челюсти, глаза то и дело скашивались к кончику носа, на лбу проступали темные вены. Продолжался процесс жевания довольно долго. Наконец Кухериал все-таки проглотил злополучный бутерброд и уставился на меня с удивлением, как будто не совсем понимал, где находится, и как здесь оказался.

– Сухаревка, – напомнил я. – Заведение для философствующих о боге алкашей.

– Я думаю, с чего лучше начать.

– Начни с главного.

– То есть с меня?

– Лучше с меня.

– Ну и самомнение у тебя, Васисуалий, – развеселился Кухериал. – Но ты абсолютно прав. Человек – венец творения. Все, что ты видишь вокруг, до чего можешь дотронуться, и то, существование чего ты можешь только предположить, подчинено одной высшей цели – бытию человека. То есть и тебя тоже, Васисуалий. Человек состоит и трех компонент – Дух, душа и тело. Бессмертен только дух. Кстати, именно поэтому мертвые не возвращаются к живым, и поэтому живым кажется таким страшным прикоснуться к миру мертвых. О присутствии духа почему-то постоянно забывают, подменяя это понятие душой. Душа отвечает за чувства, переживания человека. Дух воплощает знания, мышление. То есть, собственно, сознание. Душа и тело, по Библии, бренны, дух же бессмертен. Именно он попадает на высший суд. И здесь кроется интересная истина. Представь себе существо, лишенное страданий физического тела, а заодно и его душевной составляющей – чувств и переживаний, привязанностей прожитой жизни. Эдакий эфирный робот, воплощенный подобно ангелу лишь в духовной сути. Какое ему дело до привязанностей земного бытия? До живых, оставшихся здесь? Ведь он больше не испытывает чувств. При этом, что странно, бог – сострадательная личность, на что указывают многие строки в посланиях книги книг, несмотря на образ и подобие, – он способен испытывать даже «ревность» и «гнев». Причем, в последнем проявлении весьма преуспел – и Люцифера сотоварищи с небес изгнал и Адама с Евой из рая вместе со всеми потомками. Видишь, я уже начал рассказывать о мире…

– Издеваешься?

– Абсолютно серьезен. Движение планет и звезд, их положение в пространстве, расширение Вселенной, поглощение материи черными дырами, присутствие темной материи и антивещества и еще многое-многое другое – все это определяет место и судьбу каждого отдельного человека в этой подчиненной воле высшего существа Вселенной. Хоть отцы церкви и отвергали астрологию самым решительным образом, смею утверждать, астрология отнюдь не лженаука. Просто астрологи древности отчего-то считали, что вселенная неподвижна. Но мы-то знаем, это не так. Прежде чем я начну свой рассказ, Васисуалий, мне бы хотелось, чтобы ты принял на веру один факт. Присутствие идеального начала как первопричины всего бытия должно стать для тебя бесспорным. Атеистическое сознание попросту не воспримет то, что я могу тебе рассказать. Да и глупость это несусветная. В священной книге так и написано, тот, кто не верит в бога – безумец. Атеизм может декларировать только круглый дурак. Или наш ставленник. Вроде того, что сидит за соседним столом и распинается битый час перед студентом духовной семинарии. Смотри, Васисуалий, и наука, то есть квантовая физика, на ее современном этапе существования окончательно пришла к идее отсутствия объяснительной причины материи в виде первовещества, и поставила вопрос о существовании идеального начала мироздания, то есть бога. А раз бог существует, что почти уже доказано современной физикой, то мои представления о мироздании можно принять на веру.