Текст книги "Дождливой осенью"

Автор книги: Андрей Гуляшки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

10

Точно через пять минут зазвонил телефон. – Выполняю ваше приказание, – доложил лейтенант.

– Вам придется еще немножко поработать, – сказал с усмешкой Аввакум. Голос его звучал бодро, в широко открытых глазах сверкали холодные огоньки. – Давеча вы сказали, – начал он, – что инструктор радиоклуба ДОСО Лиляна Стамова вчера вечером выехала в провинцию. Так? Я попросил бы вас связаться с руководством радиоклуба и спросить, куда она уехала, зачем и когда. Я был бы очень рад, если бы вы узнали точное время ее отъезда.

– Эти сведения я могу сообщить вам сейчас же, – ответил лейтенант. – Я уже говорил с руководством радиоклуба и с дежурным техником. Лиляна Стамова, отличная радистка, вышла победительницей на конкурсе и была премирована проездным железнодорожным билетом по круговому маршруту. Она заявила, что будет делать остановки в пути. Вчера вечером она выехала в Пловдив. На вокзале ее провожал дежурный радиотехник.

– Вы говорили с ним?

– От него я и узнал о конкурсе и билете. Он сам посадил ее с вещами в вагон.

– Замечательно! – воскликнул Аввакум. – Ваши сведения просто великолепны. Вы даже не представляете себе, насколько они великолепны! У меня к вам еще одна просьба. Позвоните сейчас же в город Кула и выясните, в котором часу мать Лиляны Стамовой выехала в Софию. Это нетрудно. Домашние вам скажут.

– Но, коль скоро она прибыла сегодня утром в Софию, она, естественно, ехала ночью! – не удержался от восклицания лейтенант.

– Прошу вас. оставьте естественность в покое, – сухо отрезал Аввакум. – Мне надо знать, когда она выехала в Софию. Понятно?

– Понятно. Вы хотите знать, когда мать Лиляны Стамовой выехала в Софию, – по-военному ответил лейтенант.

– Точно так, – подтвердил Аввакум. – И когда вы через четверть часа доставите мне эти данные, не забудьте захватить с собой и фотографию Лиляны. Меня интересует, как выглядит наша радистка. Запомнили?

– Запомнил. Данные об отъезде матери и фотографию Лиляны, – повторил лейтенант Марков и замолчал в ожидании новых указаний.

– Действуйте! – сказал, едва сдерживая улыбку, Аввакум. Он положил трубку и снова уселся в кресло.

Вторая половина дня была полна неожиданностей.

Лейтенант Марков прибыл через полчаса. Принесенный снимок оказался маленьким, со служебного удостоверения и Аввакуму пришлось вооружиться лупой. Со снимка на него смотрело лицо молодой женщины, худой, светловолосой, подстриженной под мальчика. Большие, широко открытые глаза смотрели пристально и твердо. На высоком, слегка покатом лбу тянулись тонкие, почти смыкающиеся на носу брови. Такими же тонкими и прямыми были и неплотно сжатые губы. Неврастеничные губы, как-то неестественно широко раскрытые глаза и пристальный взгляд создавали впечатление о склонности к экзальтации и болезненной чувствительности. Но нельзя было не признать, что с фотографии глядело лицо интеллигентной женщины.

– Ну, – спросил Аввакум, показывая на фото, – что вы скажете об этой особе?

– Деликатная женщина, – ответил лейтенант.

Аввакум неопределенно улыбнулся и покачал головой. Он спросил, что удалось узнать о матери. Лейтенант смущенно замялся.

– Управление милиции утверждает, что она выехала сегодня утром из Кулы в Видин автобусом, который отправляется в пять сорок.

– Это невозможно! – рассмеялся Аввакум. – Вы сами сказали, что мать Лиляны приехала в Софию ночным поездом. А ночной софийский поезд выходит из Видина в восемь вечера. Вот вам расписание – смотрите! Для того чтобы приехать к ночному поезду, вовсе не надо чуть свет выезжать из Кулы. Не так ли? Тому, кто собирается ехать ночным поездом в Софию, удобнее выезжать из Кулы послеобеденными автобусами, либо в четырнадцать тридцать пять, либо в пятнадцать тридцать семь. Как вы объясните этот случай?

– Есть только одно логичное объяснение, – ответил лейтенант. – И оно очень просто: наши люди ошибаются. Их утверждение, что мать Лиляны выехала сегодня утром, не отвечает истине. Она выехала из Кулы в Видин вчера после обеда и прибыла в Софию ночным посадом. Если бы она выехала сегодня утром из Кулы, то сейчас бы сидела на видинском вокзале, потому что ближайший поезд отправляется из Видина на Софию в тринадцать тридцать четыре. А нам известно, что мать Лиляны сию минуту принимает ванну в бане Овча-Купел или же разгуливает по софийским улицам. Следовательно, в информацию наших товарищей из Кулы вкралась какая-то ошибка. Если вы настаиваете на этой подробности, то я вторично свяжусь с Кулой и докажу нашим из управления, что они ошибаются.

Пока лейтенант с горячностью излагал свою точку зрения, Аввакум молча смотрел рассеянным взглядом в окно. Дождь шел не переставая. Некоторое время оба молчали.

– Вы кончили? – спросил Аввакум.

– Если вы настаиваете, – повторил лейтенант, – я еще раз поговорю с Кулой.

Аввакум с досадой отмахнулся.

– Незачем, – сказал он. – Наши из кульского управления абсолютно правы.

На лице лейтенанта отразилось удивление, смешанное с испугом.

– Я вас не понимаю, – пробормотал он. – Как могут они быть правы, когда старуха здесь? Мы ее своими глазами видели!

Аввакум поглядел на часы. Было около двух.

– Лейтенант Марков, – сказал он, – вы еще не обедали. А я, к сожалению, не могу вам ничего предложить. – Он усмехнулся. – Моя квартира холостяцкая, бедная. У меня к вашим услугам только коньяк и кофе. Поэтому поспешите отобедать в каком-нибудь ресторане. Подкрепитесь как следует, потому что нам, пожалуй, придется поработать допоздна. Продолжайте наблюдение за квартирой на улице Гурко. Если понадобится, будем поддерживать связь между собой по тому же коду. Вот и все… Приятного аппетита!

Когда лейтенант ушел, Аввакум размял плечи и весело улыбнулся. Он налил себе рюмку коньяка, но только пригубил ее. Затем подошел к столу, взял карандаш и по своему обыкновению составил заключительное «уравнение» из известных и неизвестных на данный момент.

Лиляна Стамова

а) Получает в награду проездной железнодорожный билет по круговому маршруту две недели назад;

б) Заранее заявляет, что будет делать остановки в пути;

в) Откладывает отъезд на две недели. (Почему? Чтобы дождаться «хорошей» погоды в ноябре?);

г) Едет в Пловдив. На вокзале ее провожают. Причем за несколько часов до начала передачи тайной радиостанции. (Случайность?..);

д) Но вчера вечером она принимала в радиоклубе шифрограмму тайной радиостанции. В двадцать три тридцать;

е) После половины двенадцатого вечера нет никаких поездов на Пловдив;

ж) Следовательно, поездка в Пловдив – блеф с целью обеспечить на всякий случай алиби или сбить с толку контрразведку.

Стаменка Стамова

а) Сегодня утром в десять часов вышла из квартиры дочери на улице Гурко;

б) Чтобы оказаться сегодня утром на улице Гурко, ехала ночным поездом Видин – София;

в) Чтобы поспеть к ночному поезду Видин – София, выехала из Кулы в Видин вчера после обеда;

г) Но управление милиции утверждает, что она выехала из Кулы автобусом, который отправляется в пять сорок утра;

д) Поезда Видин – София отправляются со станции Видин в тринадцать тридцать и в шестнадцать часов;

е) Следовательно, она едет дневным поездом и прибудет в Софию сегодня в двадцать два часа;

ж) И, следовательно, женщина которую заметили около десяти часов в доме на улице Гурко, была не Стаменка Стамова, а кто-то похожий на нее.

Выводы: Лиляна Стамова здесь.

В том, что Лиляна – та самая Нина, о которой упоминалось в шифрограмме, не было никакого сомнения. Ясно было, что Лиляна-Нина находится в столице, что связь между «отъездом» Лиляны и «приездом» матери не случайна, а заранее глубоко обдумана и рассчитана.

Но где в этот момент Лиляна-Нина? И кто та женщина, двойник ее матери, которую видели утром в квартире на улице Гурко?

У Аввакума уже созрели в голове ответы на все эти вопросы. Он вывел их теоретически из своего уравнения, определив неизвестные величины через известные. Теперь надо было действовать – приближался условленный час встречи Асена с курьером заграничного центра.

Перед тем как выйти из дома, он осведомился по телефону у полковника Манова, удалось ли расшифровать радиограмму. Ответ был отрицательным.

Машина довезла его до перекрестка улицы Гурко с бульваром Толбухина. Сойдя на тротуар, Аввакум раскрыл зонтик и, наклонив его вперед, чтобы закрыть лицо, быстро зашагал к дому, где жила Лиляна. Он медленно поднялся по лестнице, остановился у двери правой квартиры второго этажа и осмотрел замок. Знакомая конструкция поддалась без особого труда его универсальной отмычке. Спокойно и уверенно он отпер дверь и не спеша вошел в квартиру с усталым и чуть скучающим видом, будто к себе домой.

Закрыв за собой дверь, он опустил защелку замка и некоторое время стоял неподвижно, весь превратившись в слух.

Он оказался в маленькой, почти пустой прихожей. Кроме старой вешалки справа от двери, в ней ничего не было. Да и на вешалке ничего не висело. Прихожая без вещей вызывала ощущение одиночества и пустоты.

В сумраке смутно вырисовывались две двери – слева и против входа, – окрашенные коричневой краской. Судя по расположению квартиры, Аввакум определил, что дверь напротив входа ведет в комнату, окна которой выходят на улицу. Так как квартира была однокомнатной, нетрудно было догадаться, что другая дверь ведет в кухню.

Стараясь не производить шума, он приоткрыл дверь комнаты и чуть слышно постучал. Никто не откликнулся. Тогда он открыл дверь пошире. Шторы были опущены, и в комнате тоже царил полумрак, как в прихожей. Виднелась неубранная постель, стоящий в углу гардероб и туалетный столик с зеркалом в резной раме; у кровати можно было разглядеть две табуретки – вот и вся меблировка. Среди этой скудной обстановки только одно привлекло внимание Аввакума – на белеющих простынях постели лежала куча женской одежды. Бросался в глаза необычный вкус хозяйки: черная юбка из грубого домотканого сукна, из такого же сукна безрукавка, да еще шерстяная кофточка – полное одеяние пожилой крестьянки соседствовало с тонким, изящным бельем городской девушки. На коврике перед кроватью валялись две пары чулок – вязаные из черной грубой шерсти и шелковые, нежные, почти воздушные.

Аввакум усмехнулся и покачал головой. Он тихонько вышел из комнаты и прильнул ухом к двери, ведущей в кухню. Ничего не было слышно. Но сквозь щель и замочную скважину просачивались тонкие струйки пара, клубившиеся в холодном воздухе. Пахло теплой водой и душистым мылом. Очевидно, за кухней была ванная, откуда и шел теплый пар. Там кто-то мылся. И этот «кто-то» был не кто иной, как владелица разбросанной по кровати одежды.

Он вернулся в комнату и стал искать, где бы спрятаться. Угол за гардеробом был неплохой позицией, но отнюдь не наблюдательным пунктом. Аввакум быстро распахнул дверцу гардероба, раздвинул в стороны развешанные платья и с радостью отметил, что в тонких досках спинки зияли трещины, достаточно широкие для того, чтобы сквозь них наблюдать из-за гардероба хотя бы одним глазом. Он повернул ключ, чтобы выпустить задвижку замка и не дать дверце захлопнуться наглухо, и раздвинул платья, оставив между ними достаточный просвет. Затем отодвинул гардероб настолько, чтобы пролезть в угол, глянул в «амбразуру» и удовлетворенно кивнул головой.

Все его действия были всесторонне обдуманы, и для непредвиденной случайности не оставалось места. Если бы его заметили в прихожей, он бы ответил, что позвонил, а дверь оказалась незапертой, показал бы удостоверение инспектора пожарной охраны и все равно сумел бы осмотреть каждый уголок квартиры. Если бы за гардеробом не оказалось удобного места для наблюдения, он спрятался бы за кроватью или под ней, использовав классический опыт застигнутых врасплох любовников… Можно было совсем не прятаться и тоже достигнуть цели, но ценой нежелательного саморазоблачения. И, в конце концов, если бы события не громоздились одно на другое и не шла борьба за каждую минуту, Аввакум успел бы так изменить свою внешность, что обошелся бы без игры в пятки. Так или иначе, но в его непрошеном посещении все нежелательные случайности были исключены. Аввакум лишь проверял на месте свои умозаключения, действуя сообразно с обстановкой.

Через несколько минут после того, как он занял свой наблюдательный пост в углу, дверь открылась и в комнату вошла какая-то фигура с накинутым на плечи полотенцем и в купальной шапочке. В сгущающемся сумраке лица нельзя было различить, и Аввакум начал проклинать себя за то, что забился в угол, но уже ничего не мог сделать.

Фигура присела на краешек постели, чтобы полотенце успело впитать влагу. Затем она подошла к окну и, проверив, плотно ли закрыты шторы, повернула выключатель, не спеша сняла шапочку и потянулась. Розовое мохнатое полотенце само скользнуло к ее ногам.

Посредине комнаты стояла, сияя молочной белизной кожи, молодая женщина с продолговатым, тонким лицом, высоким лбом, большими, широко открытыми карими глазами; у нее была девичья фигура: высокая грудь, мальчишеская талия, подтянутый живот.

Аввакум ничуть не удивился. Он знал, что перед ним стоит Лиляна Стамова – радистка ДОСО. Он был заранее готов и к метаморфозе, которая начала развертываться у него на глазах.

Лиляна натянула шелковые чулки и провела по ним рукой, а поверх надела толстые шерстяные, перехватив их под коленями резинкой, как это делают деревенские старухи, и, поднявшись с постели, стала похожей на белую птицу в сапогах. Надев тонкое белье, она облачилась в черную домотканую юбку, шерстяную кофточку и безрукавку. Вырядившись столь странным образом, она стала перед зеркалом, откупорила несколько банок и пузырьков и с искусством, которому Аввакум мог позавидовать, принялась терпеливо превращать свое лицо в старческое. Исчезла перемычка меж бровей, волосы на лбу и висках слегка побелели, сеть мелких морщинок пролегла на щеках и под глазами. Резиновые наклейки под губами растянули рот, образовав длинные, глубокие складки, спускающиеся к подбородку. Осталось только набросить на голову большой черный платок, и тогда перед зеркалом оказалась пожилая крестьянка, худощавая и прямая, со следами былой красоты на лице и в осанке.

Она надела простые черные башмаки на резиновой подошве, накинула на плечи короткий кожушок, который вынула из гардероба, почему-то вздохнула и с явной неохотой ушла.

Через несколько секунд вслед за ней сбежал по лестнице и Аввакум.

В подъезде он чуть не столкнулся с лейтенантом Марковым.

– Я уже стал беспокоиться, – сказал лейтенант. – Собирался силой ворваться в квартиру.

– Благодарю! – сказал с усмешкой Аввакум. – Я недурно провел там время. – Он показал глазами на пожилую женщину, идущую шагах в двадцати впереди. – Узнаете эту персону?

– Да ведь это мать Лиляны! – удивился лейтенант.

– Не мать Лиляны, а сама Лиляна, – почти прошипел Аввакум. – Идите рядом и, пожалуйста, поближе, чтобы не мокнуть под дождем. Ваш испанский берет стал похож на блин. Возьмите меня под руку!

Пройдя по бульвару, они расстались на перекрестке. Аввакум подозвал свою машину, а лейтенант последовал за Лиляной.

Вернувшись домой, Аввакум подкинул в камин дров и, сняв с полок целую кипу книг, взгромоздил их на стол. У него вдруг возникло желание поработать над своей книгой о древних памятниках и античных мозаиках, и вся эта литература могла понадобиться ему для справок. Но усталость взяла свое. Он опустился в кресло, устроился поудобнее у огня и закрыл глаза. Через несколько минут он погрузился в дремоту, тихую, как моросивший за окном дождь.

Его разбудил пронзительный телефонный звонок. Было уже темно, и он зажег свет В трубке пророкотал басовитый голос полковника Манова. Полковник просил его перейти на радиоприем. «Я сообщу тебе интересную новость», – сказал он. Аввакуму показалось, что полковник даже задыхается от волнения.

После кодового сигнала послышался вопрос:

– «Ракип»?

– «Дауд», – ответил Аввакум.

– Поздравляю «Дауда» с большим успехом, – сообщил полковник. – Мы только что задержали Лиляну Стамову, Асена Кантарджиева и одну посольскую птицу. В наших руках соответствующий пакет. Все трое встретились в зале ожидания Подуянского вокзала.

– Из шифрограммы узнали о месте встречи? – спросил Аввакум.

– Шифрограмма до сих пор не прочитана, – ответил полковник. – Заслуга целиком твоя.

– Ошибаетесь, – возразил Аввакум. – В этом деле мое участие ничтожно Большая заслуга принадлежит моему помощнику. Вам следовало бы его поздравить, а не меня!

Полковник хотел еще что-то сказать, но Аввакум отстукал «Конец!» и снял наушники.

Он взглянул на часы – скоро девять. Аввакум вспомнил, что со вчерашнего вечера ничего не ел, и горько усмехнулся. Чувство одиночества и смутной беспричинной тоски снова сжало сердце.

Он надел плащ и вышел. Не успел он сделать несколько шагов, как за спиной хлопнула дверь в квартире доктора. По желтой тропинке, которая пролегала от освещенных окон до мостовой, бежала Виолета в накинутом на плечи прозрачном дождевичке. Она подошла к нему так близко, что он почувствовал на лице ее дыхание, и сердечно протянула ему руку, как близкому, старому другу.

– Вы помните наш вчерашний разговор? – спросила она. Аввакум кивнул головой.

– Вы знаете, – сказала она, приблизившись к нему вплотную, – сегодня я вернула ему его подарок и написала, чтобы он не считал меня своей невестой. Между нами все кончено. Что вы скажете на это?

– Я очень рад! – улыбнулся Аввакум. – Это чудесно. Помолчав немного, она сказала:

– Зайдите к нам в гости. Дедушка будет на седьмом небе от радости. А когда он ляжет спать, я опять поиграю вам, как вчера. – Она заглянула ему в глаза. – Хотите?

– Благодарю, – ответил Аввакум. Он поднял воротник плаща и закашлялся. – Весьма благодарен. Но в этот вечер я занят. Буду ужинать со своей бывшей женой…

– Бывшей женой? – прошептала Виолета.

За занавеской гостиной мелькнул высокий силуэт Йорданы. «Готовит праздничный ужин», – подумал Аввакум.

– … и двумя своими детьми, – добавил он. – Раз в месяц я ужинаю со своей бывшей женой и детьми.

Виолета плотнее закуталась в дождевик и покачала головой.

– Приятного ужина, – сказала она и, резко повернувшись, быстро зашагала к дому. Каблучки ее сердито стучали по желтой полоске.

Аввакум вышел на улицу.

* * *

А что же я? Можег быть, кто-нибудь из вас заметил, что для меня не нашлось места в этой, третьей, части приключений Аввакума? Благодарю ту добрую душу, которая заметила это. Такие уж сложились обстоятельства. В то время я был очень занят: помогал деду Реджепу и другим славным кооператорам Видлы готовить скот к зимовке. Правда, и Фатме трудилась не покладая рук, но дело не очень спорилось, потому что скота было много, а работников мало. К тому же она слишком часто смеялась, и притом без причины. Бусы на ее груди шаловливо приплясывали, и это, конечно, тоже мешало работе.

А зимой к нам приехал Аввакум. Он прожил у меня дней десять. Зима выдалась снежная, кружили метели, сугробы засыпали все пути-дороги. Я по обыкновению пек картошку в горячей золе очага, а он курил трубку, молчал и задумчиво глядел на языки пламени, лизавшие еловые поленья. Но мне все же удавалось иногда выудить из него словечко, и, хотя их набралось немного, по ним можно было догадаться и обо всем остальном.