Текст книги "Аввакум Захов против 07"

Автор книги: Андрей Гуляшки

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

До чего знакомый голос! Как будто она совсем недавно разговаривала с этим человеком – сегодня или вчера!

Потом человек сказал по радио, что она и уважаемый профессор Трофимов находятся среди друзей на корабле, а сам он, будучи командиром этого корабля, выполняет указание Советского правительства.

– Во время банкета в Морском казино я незаметно опустил в ваш бокал с вином и в бокал профессора немножко снотворного, с тем чтобы, когда вы ляжете спать, ваш сон был достаточно глубоким. Так мы перенесли вас на корабль…

Потом последовало разъяснение, что эта мера, осуществленная по указанию Советского правительства, была продиктована необходимостью «изъять» профессора Трофимова из-под наблюдения западной разведки.

– Советскому правительству стало известно, – сказал знакомый голос, – что НАТО, проявляя особый интерес к предстоящим опытам профессора Трофимова, уже располагает рядом секретных данных. Поэтому Советское правительство приняло решение провести опыты не на Севере, а в другом месте. А для того, что бы это место оставалось в абсолютной тайне, потребовалось, чтобы профессор внезапно «исчез», уехал на корабле под иностранным флагом в неизвестном на правлении.

Последовала пауза.

– Вы успокоились, Наташа? – спросил человек, чей голос ей был поразительно знаком. – Ладно, милая, вставайте и одевайтесь. Ваша одежда в шкафу. Там вы найдете кое-какие вещи, которые вам очень пригодятся для этого морского путешествия. Через полчаса я по стучусь к вам, и мы отправимся с вами пить чай.

Репродуктор умолк. Все казалось таким необычным, странным, как в сказке.

Но так или иначе, через полчаса он будет стучаться к ней, а она все еще в постели, в летней пижаме, да еще в какой – с короткими штанишками. Кто бы он ни был, знакомый или незнакомый, все равно, не станет же она показываться ему в таком виде! Хоть бы штаны были нормальные, а не такие вот, выше колен. Как-никак она секретарь профессора Трофимова, занимается квантовой электроникой, готовится в аспирантуру; и потом она ленинградка. Разве можно перед чужим человеком показаться в пижаме?

Наташа соскочила с постели и чуть не упала. Какая слабость! Она едва держалась на ногах. Сколько же это продолжалось? Со вчерашнего вечера? Но ведь вчера вечером она чувствовала себя отлично. Танцевала на приеме в Морском казино. Танцевала…

Вдруг она прижала руку к груди. Мамочка родная, неужто это правда? Неужели это тот самый голос?

Нет, что творится, никакого порядка на свете! Все вертится, все кувырком…

Но разумеется, в пижаме оставаться нельзя. Да еще в такой – хоть бы штаны были поприличней!

Ей хотелось выглянуть в это раскрытое оконце, но она подошла к зеркалу. Под глазами круги, да какие черные!

Но мысли ее были заняты другим: «Как же они перенесли нас сюда и мы не слышали? Постой-постой, сперва надо посмотреть, где же мы находимся! – Она выглянула в окно. – Море! Как же это они могли переправить нас, что мы даже не заметили?»

Она почувствовала, что краснеет. Надо же! Взяли ее с постели в таком виде, как она легла! Подлецы! Поднесли ей хлороформ к носу, хороши чекисты! Вот почему у нее эти отвратительные круги под глазами.

Открыв узкую дверку и войдя в ванную, она увидела сверкающий никель, граненое зеркало, красивую ванну, и ей показалось, что кое-какой порядок на свете все-таки существует.

Одеваясь, она обнаружила в шкафу чудесный пуловер малинового цвета и синюю юбку ее размера, притом из чистой шерсти. Неужели они вообразили, что она позарится на чужие вещи? У нее достаточно своих. Но пуловер цвета спелой малины так и стоял у нее перед глазами.

И вот, странное дело – правда, удивление ее было не так уж велико, – в каюту вошел Рене Лефевр.

– Представьте себе, я узнала ваш голос! – сказала она. Но руки ему не подала.

– Здравствуйте, дорогая Наташа, – улыбаясь заговорил Рене. – Рад вас видеть в добром здоровье.

Она не ответила, только пожала плечами.

– Будем пить чай? – спросил Рене.

В синей рубашке с короткими рукавами, в синих брюках, он был удивительно красив. Невольно привлекали внимание его сильные мускулистые руки.

– Во-первых, я не знаю, кто вы такой и что вы за человек, – сказала Наташа, стараясь казаться совершенно спокойной. – И потом, вам бы не следовало говорить мне «дорогая». В ваших устах это слово звучит неприятно.

– Не беспокойтесь, – сказал Рене. – Я так говорю всем женщинам, которым по виду от пятнадцати до со рока. Вы же знаете, Наташа, что у Запада свой стиль. К сожалению, меня этот Запад отравляет уже целых пятнадцать лет.

– Уж не от этого ли вы произносите все гласные в нос? – сказала Наташа. – Впрочем, это меня не интересует. Послушайте, где профессор Трофимов?

– Профессор Трофимов ждет Наталью Николаеву к завтраку, – с галантным поклоном воскликнул Рене Лефевр. – Вы мне позволите идти впереди?

Они молча проследовали по коридору, похожему на тоннель, и вошли в небольшой салон. Хрустальная люстра на потолке отбрасывала во все стороны яркий свет.

Профессор Трофимов отечески обнял Наташу и поцеловал в обе щеки. Он так осунулся, посерел, словно только что встал после тяжелой болезни.

– Неужто они обошлись с вами дурно? – спросил он.

Наташа покачала головой. На глазах у нее почему-то выступили слезы. Не сказав больше ни слова, он потрепал ее по плечу и жестом пригласил сесть.

Завтракали молча. Рене ухаживал за Наташей, в ответ она лишь холодно кивала головой. Когда все было подано, Рене тихо заговорил по-русски:

– Теперь нам следует окончательно выяснить наши отношения, дорогие мои гости, так как я вижу, что вы все еще смотрите на меня косо. И должен вам сказать – напрасно! Я тут простой исполнитель, не больше. Я – советский гражданин, уже много лет на загранработе. Мне приказано увезти профессора Трофимова куда-нибудь на юг, как можно дальше. Испытания должны были проводиться на Севере, в районе Арктики. Не так ли, профессор? В сущности, вы будете продолжать работу над своим открытием, но в глубокой тайне и в таком месте, где НАТО не сможет вас обнаружить.

– А что же это за место, позвольте вас спросить? – обратился к нему профессор Трофимов. Голос его звучал холодно и глухо.

07 пожал плечами.

– Если бы я знал! – сказал он. – Я бы с радостью удовлетворил ваше любопытство. Но, по-видимому, когда мы отъедем далеко, очень далеко на юг, нам уточнят место.

– Как это понимать «далеко на юг»? – спросил Трофимов.

Южнее сороковой параллели, – ответил 07.

– Он, видимо, думает, что я буду ставить свои опыты с помощью этих серебряных чайничков, ложечек и блюдец? – обращаясь к Наташе, заметил профессор Трофимов.

Она грустно усмехнулась.

07 нахмурил брови и глубоко затянулся табачным дымом.

– Едва ли Советское правительство полагает, что вы будете производить ваши опыты с помощью приборов корабельной кухни. – Он помолчал. – Все необходимое для ваших опытов будет вам доставлено.

Трофимов отодвинул от себя чашку с чаем. Он отпил лишь несколько глотков.

– Я прошу вас запомнить, – сказал 07. – Я выступаю в роли представителя компании, которой принадлежит это судно, и зовут меня Гастон Декс.

– А ваше настоящее имя? – спросил профессор. – Вадим Сергеев, – ответил 07.

– Вадим Сергеев или как угодно, мне все равно! – сказал профессор. – Я вам не верю. И не стройте иллюзий, что когда-нибудь я вам поверю. Вы нас похитили пиратским образом. Советское правительство никогда бы не допустило подобных методов в обращении с честным человеком, с женщиной! Пусть бы даже это были не советские подданные и ничем не примечательные люди!

Профессор, – возмутился 07, – в данном случае речь идет о судьбе вашего открытия!

– Если бы действительно возникла необходимость защитить мое открытие и подобрать более подходящее место для предстоящих испытаний, Советское правительство подобающим образом уведомило бы меня, по говорило бы со мной! – гневно возразил Трофимов, и его худое лицо с резко проступающими скулами побледнело от волнения.

07 пожал плечами.

– Весьма сожалею, – сказал он, – весьма сожалею, но мне не позволено высказывать по этому поводу своих суждений.

– Вы меня высадите в первом попавшемся порту, где есть советский консул, – заявил Трофимов.

– Мне приказано не выпускать вас на берег ни в одном порту, – холодно ответил 07.

– Какой ужас! – прошептала Наташа.

– Ничего ужасного в этом нет, – сказал 07. – Вы сами себе внушаете всякие страхи! Впрочем, – обратился он к профессору, – я снесусь по радио с Москвой и сообщу вашу просьбу, скажу, что вы желаете встретиться лично с официальным советским представителем.

Он встал, подчеркнуто любезно поклонился и пошел к выходу.

– Погодите, Сергеев, – окликнул его профессор, – кажется, вы так себя назвали?

07 кивнул утвердительно.

– Так вот, Вадим Сергеев, для связи с Москвой я не нуждаюсь в посредниках. Я все равно не поверю ни одному посреднику. Что бы вы мне ни говорили, вам меня не убедить. Так что не стоит зря стараться!

– Весьма сожалею, – вздохнул 07. Профессор встал.

– Я желаю сам говорить с Москвой, – сказал он. – И не с вашими людьми, а со своими. Понятно? У меня есть прямая связь с моим научным центром.

07 немного подумал.

– Вы желаете вступить с вашим центром в непосредственную связь, я так вас понял?

– А как же иначе?

– У вас есть точно установленный для радиосвязи час, есть шифр и ключ для расшифровки?

Трофимов взглянул на Наташу.

– Каждую среду в тринадцать часов по московскому времени, – сказала Наташа и встала. – Это моя обязанность, гражданин Сергеев.

– О, я преисполнен глубочайшего уважения к На талье Николаевой, – с улыбкой воскликнул 07.

Затем он сказал, что сегодня как раз среда и что он с большим удовольствием проводит Наташу на судовую радиостанцию, с тем чтобы она могла самолично связаться с Москвой. Это надо будет сделать в двенадцать часов, потому что, когда здесь полдень, в Москве час дня. Пускай она готовит свою шифрограмму, чтобы не терять времени на радиостанции. А он позаботится о том, чтобы там никого не было, пока Наташа будет вести передачу.

В двенадцать часов по местному времени Наташа передала в эфир:

«Мы с профессором находимся на неизвестном корабле, в Средиземном море, нас увозят в неизвестном направлении. Следует ли верить Вадиму Сергееву, который утверждает, что все делается с вашего ведома и по указанию Советского правительства?»

Полчаса спустя из Москвы пришел шифрованный ответ:

«Трофимову и Николаевой. Относитесь к Сергееву с полным доверием. Он действует по нашим указаниям. Счастливого плавания».

Через несколько минут в радиорубку вошел 07.

– Ну как, дорогая Наташа, что тебе ответила родная Москва? Ты убедилась, что я похититель и разбойник?

Наташа спрятала расшифрованный ответ в сумочку.

– Вадим Сергеев, – сказала она. – Если вы не похититель и не разбойник, то это еще не дает вам права обращаться ко мне на «ты» и называть меня «дорогой»!

07 предупредил Наташу, что некоторое время, возможно даже несколько дней, ей и профессору придется постоянно находиться в своих каютах, не выходить на палубу и даже не просить об этом. Этого требуют интересы дела.

Наташа обняла Константина Трофимова и почти сквозь слезы сказала:

– Профессор! Вы ужасно обидели Вадима Сергеева! То, что он говорил нам сегодня утром, – правда, истинная правда! Все эти странные вещи действительно делаются по приказу из Москвы! Я собственными ушами слышала ее голос, сама лично расшифровывала радиограмму! Тут нет никакого обмана, дорогой профессор, это правда!

И она расплакалась, теперь уже от радости.

Но профессор почему-то не обрадовался этой правде. Услышав ее, он, казалось, стал еще бледнее, глаза его помрачнели, он весь сник.

Константин Трофимов замкнулся в себе, он почти не разговаривал, ел так мало, что едва держался на ногах.

Когда они достигли Танжера, судно стало на якорь не в самой гавани, а у входа в нее, вдали от других судов. 07 сошел на берег и, возвратившись, принес Наташе восточных сладостей, арабскую шелковую шаль и очень милого, потешного ангорского кота.

Чтобы не огорчить Сергеева, Наташа приняла подарки.

А он, прийдя в отличное настроение, так расчувствовался, что разрешил ей часок-другой побыть на палубе.

На пороге стоял 07.

Аввакум чувствовал на себе его взгляд – глаза впились в него, словно хищные звери. Аввакум продолжал набивать трубку.

– Пауль Шеленберг? – спросил 07.

– Профессор Пауль Шеленберг, – спокойно ответил Аввакум.

07 закрыл дверь. Он подошел поближе и небрежно протянул руку. Точно так же небрежно Аввакум протянул ему свою.

– Садитесь, – сказал он.

Трубка была набита, теперь можно ее и раскурить. – Если я не ошибаюсь, вам пятьдесят лет? – спросил 07.

– И несколько месяцев сверх того, – добавил Аввакум.

– Странно! – заметил 07. – Не будь этой седины на висках, вам больше сорока никак не дашь!

– Ох, уж эта мне седина, дьявол ее возьми! – посетовал Аввакум. – И седеть-то начал всего год назад.

С тех пор, как они тенью стали ходить за мной. – Он вздохнул и покачал головой. – Малоприятная история…

07 нахмурился.

Из Фонтенбло ему сообщили, что профессор действительно немного страдает манией преследования, но высказывалась надежда, что это должно исчезнуть.

– Здесь вас никто беспокоить не будет, – заверил его 07.

– Надеюсь! Меня в этом убеждали и там, в Пари же, когда уговаривали взять на себя эту" миссию! – Сделав вид, что сказал лишнее и вдруг опомнился, Аввакум поднял глаза на 07 и спросил недоверчиво: – А, вы, собственно, кто будете? С кем я имею честь разговаривать?

07 вздрогнул: ну и взгляд! Словно шип вонзается в мозг.

– Я? – 07, человек не робкого десятка, поспешно отвел глаза в сторону. – Я на этом корабле единственный, кто знает, зачем вы здесь, кто вас сюда направил и с какой целью.

– Ваше имя?

– Зовите меня Гастон Декс.

– Господин Декс, – сказал Аввакум, – ваш капитан, этот Франсуа, мягко выражаясь, невоспитанный человек. Никакого такта. Ведет меня по улицам Танжера, будто пленного, а в шлюпке, когда мы добирались сюда, нахлобучил мне на глаза какую-то грязную шляпу. Я, черт возьми, десять лет преподавал в Мюнхенском университете!

07 закурил сигарету.

– Франсуа поступил умно, – ответил он наконец. – Это было сделано в интересах вашей же безопасности.

– Я прибыл сюда в качестве вашего сотрудника, – заметил Аввакум. – И требую к себе уважения и соответствующего обращения.

– Что, собственно, вам надо, профессор? – хищники в глазах 07 притаились.

– Бог мой! – пожал плечами Аввакум. – А я все же о вас, французах, лучшего мнения.

– Чего вы хотите? – пробормотал 07.

– Ничего особенного! – рассмеялся Аввакум. – Я бы хотел сойти на берег, но только не с Франсуа, а с вами.

07 даже наклонился к нему.

– А зачем вам понадобилось сходить на берег? Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза. В эти мгновения Аввакум ощутил под ногами легкое дрожание, как будто в каюте вибрировал пол.

– Зачем? – повторил Аввакум.

Пол продолжал вибрировать. В воздухе стоял тихий, едва уловимый гул, будто жужжала невидимая муха: это заработал винт.

07 не сводил с пего пристального взгляда.

– Так зачем же вам понадобилось сходить на берег?

– Меня интересуют некоторые книги, – спокойно сказал Аввакум. – Сегодня утром я их увидел в Международном книжном магазине. Одна – о четности элементарных частиц, другая – о свойствах симметрии. Эти книги мне очень нужны.

07 помолчал немного, потом усмехнулся.

– Вы опоздали, – сказал он. – Надо было сказать хотя бы минут на десять раньше. Мы уже снялись с якоря.

– Фу ты, черт подери! – с досадой бросил Аввакум.

– Я непременно сходил бы с вами в город, – усмехнулся 07.

– Не сомневаюсь, – подтвердил Аввакум.

Снова наступило молчание. Муха жужжала все сильней и сильней. Теперь и стены стали вибрировать. 07 поднялся со стула.

– Когда же вы меня представите советскому физику? – спросил Аввакум.

– Успеется, – ответил 07. И добавил уже у двери: – И до этого дойдет черед. Не спешите!

– Дело ваше! – пожал плечами Аввакум. – Если вы думаете, что я умираю от нетерпения увидеть этого советского гения, то это большое заблуждение. – Он тоже подошел к двери. – Я выйду вместе с вами. Не велико удовольствие сидеть все время в коробке вроде этой.

– Весьма сожалею, господин Шеленберг! – холодно усмехнулся 07.

– Что вы хотите этим сказать? – спросил Аввакум.

Некоторое время, дорогой мой, придется вам не выходить из своей коробки, – сказал 07. – Этого требуют наши общие интересы.

– Глупости, глупости! – точно по-шеленберговски возмутился Аввакум. – Подумайте, что вы говорите!

В это мгновение у него была мысль схватить своего противника за горло, выскочить вместе с ним на палубу и спрыгнуть в воду. Он поплывет к берегу, если не подоспеет на помощь какая-нибудь лодка. Но он тут же пришел к выводу, что это абсолютно безнадежно: либо железная дверь окажется запертой, либо его пристрелят на палубе, прежде чем он бросится в воду.

– У вас есть салон, ванная, – сказал 07. – Что вам еще надо? И потом, я ведь не говорил, что это будет длиться вечно!

– Послушайте, господин Декс, – Аввакум сунул руки в карманы, опасаясь, что они могут сами прийти в действие. – Вы напрасно обольщаетесь, уверяю вас! Сообщите куда следует, что я решительно отказываюсь от всякого сотрудничества с вами!

– Ладно, – сказал 07. – Посидите пока спокойненько, отдохните малость, а я тем временем сообщу куда следует то, что вы сейчас сказали.

Винт работал вовсю, теперь уже в воздухе гудело множество невидимых мух.

Целый час просидел Аввакум у иллюминатора. Уже не было видно ни мыса Спартель, ни высоких скалистых берегов с зияющими в них пещерами; все исчезло, остались только вода и небо.

Спартель и узкая полоска земли растаяли слева, а солнце садилось с противоположной стороны, с правого борта: корабль двигался на юг.

Пока можно было понять, что к чему, он еще ориентировался, где находится судно. Но через час или два направление изменится, ночью судно ляжет на другой курс, а на заре и тот изменится – 07 не так глуп, чтоб двигаться напрямик, он будет лавировать. А тогда попробуй сориентируйся без секстанта и компаса!

Если искать способа связаться по радио с Центром, то надо торопиться, надо это делать, пока не поздно. Ведь сейчас еще можно сообщить: «Находимся в океане, в трех часах езды к югу от Танжера», – это все же о чем-нибудь говорит. А завтра единственное, что он сможет сделать, – это послать в эфир короткое сообщение: «Находимся где-то в средней части Атлантического океана», – а этим уже почти ничего не скажешь.

Надо торопиться.

Что ж, он попытается. Только бы передатчик не оказался испорченным! Если он цел, если беда его миновала, тогда ничто не в состоянии удержать его точки и тире, помешать им вырваться в эфир! Даже крылатый сказочный конь их не догонит. Они полетят туда, куда он их пошлет. Что ни знак, то голубь. Стая сказочных голубей, летящих со скоростью света!

– Южнее Танжера, в океане, ищите!..

Прилетят голуби на место, и вступит в действие могучая сила: подводные лодки, самолеты, самолеты-ракеты, корабли, люди – кто ее остановит, эту силу?

Но пять минут спустя Аввакум уже лежал ничком на постели и от горя и отчаяния кусал губы. Голуби отказывались лететь! Передатчик не работал.

В каюте в темном сумраке жужжали рои невидимых мух.

Атлантический океан, 29 июля 196… г.

Дальше события развивались так.

Вечером 28 июля 07 связался с Фонтенбло и спросил, как ему следует обходиться с Шеленбергом – сделать ему некоторое послабление или держать его в изоляции до тех пор, пока Константин Трофимов не приступит к своим опытам. Оскар Леви возмутился и ответил очень резко. Какая там изоляция, бог с вами?! У Шеленберга и без того с нервами неблагополучно. Неужели он хочет сделать его неработоспособным? Главное, не спускать с него глаз – пусть он себе гуляет, пусть немного разговаривает с Трофимовым, одним словом, надо делать вид, будто ему предоставлена полная свобода!

Двадцать девятого июля 07 сообщил Аввакуму, что он может бывать на корабле, где ему захочется, свободно прогуливаться по палубе, что опасная зона уже позади. Но пускай господин Шеленберг не обижается – есть на судне два места, которые табу для всех, кроме него самого, капитана Франсуа и его помощника Смита. Одно из них – каюты Трофимова и его секретаря. Он и сам увидит, что у трапа, ведущего туда, всегда стоит вооруженный матрос. Разумеется, он его познакомит с советским ученым, но лучше всячески избегать вести с ним на корабле какие-либо разговоры. У Трофимова должно сохраниться впечатление, что он – абсолютно инкогнито. Под вторым помещением имеется в виду судовая радиостанция. Согласно внутреннему распорядку вход в радиорубку посторонним строго воспрещен. Господину Шеленбергу лучше соблюдать осторожность, чтобы не сунуться туда по рассеянности, – там стреляют без всякого предупреждения.

Затем 07 предупредил, что он «Шеленберг» только для него, Франсуа и Смита. Для всей остальной части человечества он – Жан Молино, профессор физики из французского города Нанси.

Итак, проведя двое суток взаперти, словно узник, Аввакум, теперь Жан Молино, вышел на палубу, чтобы улыбнуться белому свету глазами свободного человека.

В сущности, это не Аввакум, а океан улыбался: безбрежный, голубой и такой ласковый, он приветствовал его тысячами своих рук.

Аввакум неподвижно стоял у низкого борта, любуясь простором, вслушиваясь в шум волн, которые шипели и клокотали у него под ногами. Шагах в двадцати от борта из глубины показался дельфин. Его блестящее тело сверкнуло в воздухе серебряной дугой и тут же скрылось под водой, оставив на поверхности несколько охапок снежно-белой пены.

В первые минуты, казалось, Аввакум весь ушел в мир чувств и ощущений. Ветер коснулся его лица, взъерошил ему волосы. Он готов был поклясться, что более приятного прикосновения никогда в жизни не ощущал. При появлении дельфина глаза его заулыбались. Один из бесчисленных обитателей океана приветствовал его своим дугообразным, серебристым «салют».

Насладившись воздухом и простором, он стал замечать блестящие пятна летучих рыб – они сверкали тут и там над поверхностью воды, словно фарфоровые блюдца. Среди брызг на какое-то мгновенье вспыхивали крохотные радуги, как будто чья-то рука рассыпала разноцветные бусы. Вслед за серебряным салютом дельфинов океан приветствовал его пестрым конфетти летучих рыб.

Так прошли первые минуты свободы. Солнце уже отдалилось от горизонта на несколько локтей. Лучи его, еще наклонные, уже изрядно припекали. Они обрушивались на палубу со стороны левого борта. «Курс – юг-юго-запад», – подумал Аввакум. Это была первая отчетливая мысль, мелькнувшая в его мозгу.

Наконец дошла очередь и до судна. Что же это все-таки за судно? Это был танкер, небольшой, грузоподъемностью в три тысячи тонн, быстроходный. Пока сидел взаперти в своей каюте, Аввакум пришел к мысли, что судно, на которое он попал, сравнительно небольшое – судя по качке. А сильная вибрация стен убеждала в том, что двигатель у него очень мощный, а поэтому оно быстроходно. Теперь можно было убедиться, что он не ошибся – вода за бортом бурлила и шипела так, будто ее разрезал огромный раскаленный нож.

Судно было трехпалубным, но только в кормовой части. Тут находились каюты, навигационные рубки, помещения для команды – в общем все. До самого же носа простиралось ровное пространство – своего рода железная улица шириной в десять-двенадцать шагов и длиной шагов в девяносто, огражденная с обеих сторон железными перилами. Она возвышалась всего на полтора метра над уровнем воды. Трюм танкера, его резервуары находились внизу, ниже уровня воды. На носу корабля возвышалась радарная установка, виднелись провода радиоантенны, на ветру полоскался канадский флаг.

С первой палубы Аввакум спустился по винтовому трапу на Железную улицу. В воздух взлетали мелкие брызги. Вспененная, как в корыте для стирки, клокочущая вода убегала назад. Океан дышал прямо в лицо. его необозримая сине-зеленая грудь то вздымалась, то опускалась, и небо бежало над ним, словно подвижный стеклянный свод. Отсюда дуги, описываемые дельфинами, казались не столь сверкающими, а летучие рыбы были розовато-синими.

Аввакум услышал позади себя знакомый голос:

– Доброе утро, господин профессор!

Смит Кондор, кажущийся добряком при появлении улыбки на его лице. Сейчас он улыбался, и Аввакум кивнул ему головой.

– Не следует глядеть на воду! – сказал Смит. – От этого мутит. Мы вспарываем океан со скоростью восемнадцать узлов.

– Это невероятно! – удивился Аввакум.

Вполне вероятно, – ответил Смит.

– Ах, я забыл! – засмеялся Аввакум. – Наше судно – яхта, но она не яхта, потому что это танкер, и так далее…

– А вы весельчак, – заметил Смит. – В бридж играете?

Аввакум ответил, что в свободное время он играет только в бридж, иногда испытывает свое счастье за игрой в покер, случается и баккара.

– Скажи пожалуйста! – изумился Смит. – Тогда мы с вами станем добрыми друзьями.

– Надеюсь, – ответил Аввакум. – Но мне кажется, нужны еще двое.

– Они налицо, – сказал Смит.

– Может, вы имеете в виду Франсуа? – спросил Аввакум.

Смит сделал кислую мину.

– Тогда эти двое – люди низшего разряда! – Аввакум поджал губы и разочарованно покачал головой.

– По-вашему, радист Ганс – человек низшего раз ряда?

– Радист – средний разряд, дьявол его возьми! Но может быть, вы и его помощника сунете мне под нос?

– Ну нет! – поморщился Смит. – Помощника Ганса воротит при виде карт. Они приятели с Франсуа.

– Определенно, – подтвердил Аввакум.

– Ого! – Кондор расцвел в улыбке. – Да вы славный парень!

– Дьявол его возьми! – засмеялся Аввакум.

– В нашем распоряжении два часа – до обеда, – загадочно сказал Смит.

– Верно, – согласился Аввакум. – Но, триста чертей и драный козел в придачу! С тех пор, как мы покинули Танжер, я впервые вышел на воздух, даже судно не осмотрел как следует!

– Вам еще надоест смотреть на него! – заметил Смит. – Да и что в нем любопытного? – Он указал головой на палубы: – Офицерские каюты и ваши апартаменты. Повыше – наши гости и господин Гастон Декс, наш командир. А на самом верху – капитанский мостик, рубка управления, радиостанция. Вот и все!

Аввакум лихорадочно соображал: «Гостей разместили в средней части, по соседству с 07. Палуба здесь обращена к корме. Несколько иллюминаторов выходит сюда, но они закрыты и расположены достаточно высоко…»

– Действительно, – согласился Аввакум. – Этот танкер – довольно скучное корыто! – Он повернулся спиной к ветру и закурил сигарету. Потом спросил: – Ну что, приближаемся к экватору?

Веселый Кондор сразу же посерьезнел. Еще немного, и он будет похож на настоящего кондора.

– Господин профессор, – сказал Смит. – Нашим гостям возбраняются две вещи. Во-первых, забираться на капитанский мостик, во-вторых, спрашивать о маршруте.

Аввакум усмехнулся.

– Мне бы в голову не пришло, что на танкерах существует такой порядок – дьявол его возьми! – ни о чем не спрашивать! Это все из-за нефти, не так ли?

Смит кивнул головой.

– Оно и понятно, – заметил Аввакум. – Нефть – вещество легковоспламеняющееся.

Тот же день. Два часа пополудни

С левого борта в голубой дали кружилась какая-то птица, вероятно альбатрос. Аввакум приставил к глазам руку и загляделся в ту сторону. Ему показалось, что на горизонте над маревом возвышалась, врезаясь в небо, горная вершина. Почти прозрачная, она как бы висела в воздухе, где-то между голубым небосводом и синеющим океаном.

У него уже глаза заболели от напряжения, но он все смотрел и смотрел в ту сторону. Потом стали проступать какие-то пятна, похожие на огромные чернильные кляксы. Над этими пятнами поднималась призрачная вершина. Она уже не висела, а твердо стояла на поверхности океана, среди темнеющих пятен.

С того момента, как он ступил на корабль, Аввакум впервые ощутил прилив радости: каждому известно, что в этих широтах есть только одна уходящая в небо вершина – вершина Тенериф на острове Тенерифе!

Здравствуйте, Канарские острова!

Теперь ему кое-что известно.

Это «кое-что» в дальнейшем пригодится, будет служить – хотя бы первое время – ориентиром.

Над входом в каюты висели круглые электрические часы, по которым сменялся караул. Стрелки показывали точно два часа дня. Аввакум посмотрел на свои часы – на них было три. Войдя в салон, он снял с полки один из томов Большой энциклопедии и стал искать карту часовых поясов.

Его часы показывали время по Гринвичу, а корабельные, выходит, – время западнее этого меридиана с разницей в один час. Этот следующий меридиан проходил почти точно посередине Канарских островов.

Аввакум перевел стрелку своих часов. Если через день или два корабельные часы «отстанут», это будет означать, что танкер движется в юго-западном направлении и держит курс на Южную Америку. И наоборот: если они убегут на час вперед по сравнению с его часами, корабль идет на юго-восток, и, следовательно, держит курс на Кейптаун, следует к мысу Доброй Надежды.

Как ни приблизительна была эта ориентировка, его все-таки можно было пользоваться при условии, что •штурман регулярно переводит часы согласно долготам, в которых движется корабль.

Весьма странное впечатление производила царившая на корабле тишина. Ни возгласов не было слышно, ни смеха. Часовые у входа на среднюю палубу стояли на своих местах неподвижно, словно каменные изваяния. Если и появлялся какой-нибудь матрос, занятый своим делом, то двигался он как бы на цыпочках, сосредоточенно, не глядя по сторонам.

Атлантический океан, 30 июля 196… г.

В это утро Смит появился на палубе в ослепительно белом кителе, в новой фуражке, выбритый до синевы.

– Вы случайно сегодня не именинник? – спросил Аввакум.

Смит посмотрел на него с удивлением и отрицательно покачал головой.

– Морская традиция требует, чтобы при пересечении основных широт офицеры были в парадной форме! – ответил Смит.

Основные широты!

Значит, корабль пересекает Северный тропик! Спасибо белому кителю и новой фуражке! Кто сказал, что вещи не умеют говорить?

Но как сообщить своим, что они пересекают Северный тропик и что по времени они находятся на один час западнее Гринвича? Как?

Сверху, у пего над головой, неожиданно раздался веселый смех. Смеялась Наташа. Однако казалось, что смех этот доносится откуда-то издалека, преодолевая на своем пути множество стен. Как одиноко звучал он – словно в пустыне!

Смит указывает рукой: – Глядите!

Слева от борта, примерно в ста метрах, виднеются два фонтанчика. Две светлые дуги, но с огромными хвостами и плоскими мордами. Киты! Они плывут почти параллельно танкеру, сопровождая его и как бы состязаясь с ним.

– Не сравнить с теми, что на юге, но все же киты! —важно замечает Смит.