Текст книги "Тени из преисподней"

Автор книги: Андрей Геращенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Марья Андреевна подошла к двери и прислушалась. С той стороны раздалось странное царапанье, и затем вновь повторился все тот же осторожный стук.

– Кто там? – спросила Марья Андреевна и, не зажигая в коридоре свет, посмотрела в глазок.

Прямо перед дверью стояла незнакомая пожилая женщина лет шестидесяти с повязанным на голове платком. "Из деревни, наверное", – машинально подумала Марья Андреевна и повторила свой вопрос.

– Вам телеграмма, – просипела женщина.

Именно просипела, потому что звуки с глухим шипением вырывались из ее скорее всего простуженного горла.

– Почему же так поздно? – спросила Марья Андреевна и вновь посмотрела в глазок, стараясь определить, стоит ли за женщиной кто-нибудь еще.

Но было похоже на то, что она пришла одна.

– Срочная! – пояснила женщина.

"Ну и что, что в платке – может, просто подрабатывает или пенсии мало и решила подработать, пока есть силы?! А то и того хуже – забрал кто-нибудь свою мать из деревни, а теперь заставляет работать, – подумала Марья Андреевна и потянулась к ключу. Затем, вспомнив, что не зажгла свет, щелкнула выключателем и лишь после этого открыла дверь. С лестничной площадки тут же пахнуло тошнотворным запахом мертвого человеческого тела. "Не моется она, что ли?!" – удивилась Марья Андреевна и отступила вглубь коридора. Женщина медленно вошла внутрь и, не останавливаясь, пошла прямо на Марью Андреевну.

– Давайте телеграмму! – потребовала озадаченная таким странным поведением Марья Андреевна и отступила еще на шаг назад.

С губ женщины сорвалось омерзительное шипение, и она, не поднимая головы и выставив вперед руки, продолжала идти на хозяйку квартиры.

– Что это за выходки?! Что вам нужно? Где телеграмма?! – почти закричала не на шутку встревоженная Марья Андреевна.

Женщина подняла лицо вверх и невидящими глазами покойника посмотрела на хозяйку. В ноздри Марьи Андреевны вновь ударил запах мертвого тела.

– Господи, что же это?! – выдохнула Марья Андреевна и, почувствовав себя плохо, грузно осела на пол, едва не потеряв сознание.

Женщина склонилась прямо над упавшей Марьей Андреевной, и мерзкие ледяные руки легли на шею обезумевшей от ужаса хозяйки квартиры. Прикосновение было таким гадким, что Марья Андреевна пришла в себя и завопила на всю квартиру:

– Лида, здесь какая-то...

Ледяные руки стальным обручем сжали горло и у Марьи Андреевны помутилось в глазах.

Услышав крик матери, Лида вначале в ужасе забилась в угол, но затем, услышав ее надрывное хрипение, взяла себя в руки и, крепко сжимая массивную хрустальную вазу, выглянула в коридор.

Что-то бесформенное навалилось на мать, прижало ее к полу и душило отвратительными пальцами с длинными, давно не стриженными ногтями. Ногти проникали глубоко под кожу и из горла Марья Андреевны уже сочились небольшие кровавые ручейки.

– У! – закричала Лида, будучи больше не в силах смотреть на эту картину, и занесла вазу высоко над своей головой.

Услышав крик, мертвец оставил свою жертву и повернул голову к Лиде. Серо-зеленое лицо женщины уже несло на себе первые отпечатки разрушительного гниения и Лида едва не выронила вазу на пол, поняв, что перед ней труп, который, тем не менее, душит ее мать. Мертвая женщина издала глухой, шипящий звук и начала медленно подниматься с пола, вытягивая свои руки по направлению к Лиде. С длинных, крючковатых ногтей вниз срывались густые капли крови.

– А-а-а! – закричала Лида и изо всей силы ударила труп вазой по голове.

Раздался приглушенный удар, сопровождающийся хрустом проломанного черепа. Ваза оказалась слишком тяжелой и Лида не смогла ее удержать – через мгновение хрусталь разлетелся по паркету на сотни мелких осколков. Мертвая женщина рухнула на пол, едва не накрыв безжизненно лежащую Марью Андреевну.

Дрожа всем телом, Лида оттащила труп в сторону, а затем и вовсе выволокла на лестничную площадку.

Первым делом Санеева хотела постучать соседям, но в это время раздался едва слышный стон матери. Лида закрыла на два замка дверь и бросилась за водой.

Минут через пятнадцать после долгих стараний Лиды Марья Андреевна наконец-то смогла открыть глаза:

– Боже, Лидочка, что это было?!

– Не знаю, мама! Как ты себя чувствуешь?

– А где ЭТА ЖЕНЩИНА? – испуганно спросила Марья Андреевна и быстро осмотрелась по сторонам, так и не ответив на вопрос дочери.

– Я вытащила ее на лестничную площадку, – сказала Лида и поправила неуклюже сделанную повязку.

– Как вытащила?

– Когда я увидела, что она тебя душит, я ударила ее вазой, нашей большой хрустальной вазой по голове. Она упала на пол и я вытащила ее на лестничную площадку. Жаль только, ваза разбилась, – хмуро сказала Лида и не узнала своего голоса.

– Какая-то ненормальная. Может она даже покойников на кладбище выкапывает, от нее так мерзко воняло. Так воняло, что мне даже показалось...

– Что показалось, мама?!

– Мне даже показалось, что она – труп. Живой труп! – Марья Андреевна засмеялась странным, глухим смехом.

Лида с беспокойством взглянула на мать и решила сделать перевязку.

Взяв в аптечке свежий бинт, Санеева размотала старую повязку. Раны были глубокими, словно они были нанесены не пальцами, а острыми, железными крючьями.

– Потерпи, надо обработать раны перекисью, – сообщила Лида и принялась за работу.

Марья Андреевна почти все время стонала и подвывала, а в конце и вовсе расплакалась.

– Потерпи, а то потом заживать плохо будет.

– А мне и не надо, чтобы заживало, я уже старая, скоро и так умру! неожиданно сказала Марья Андреевна.

– Ну что ты говоришь?! – Лида укоризненно взглянула на мать.

– Я знаю, что говорю. Это просто приходила моя Смерть. Я давно слышала, что к людям перед смертью приходит Смерть. А ты ее прогнала. Зачем?

– Ты переволновалась, мама. Тебе надо прилечь. Пойдем на кровать, чуть не плача попросила Лида.

– Пойдем, доченька. Это хорошо, что ты не отдала меня Смерти. Ты не отдавай, слышишь?! И никогда не открывай ТУ дверь! Никогда! – закричала Марья Андреевна и со страхом оглянулась на входную дверь.

– Я не открою, – заверила дочь.

– И правильно, никогда не открывай! За этими дверями смерть! Даже выходить будем не через дверь, а через соседей, я завтра поговорю с Женей и он нам пробьет для этого дыру в стене. А если не захочет, я ему заплачу целых пять рублей. Сейчас инфляция, чем меньше денег, тем они дороже. За пять рублей он пробьет дыру и нам уже не нужно будет открывать дверь, за которой находится Смерть.

Бормотание матери было настолько бессвязным и нелогичным, что Лида поняла, что та сошла с ума. Но все же в глубине души продолжала теплиться надежда, что это не сумасшествие, а всего лишь небольшое расстройство сознания после сильного испуга и большой потери крови.

– Мама, тебе надо лечь в постель, – Лида, кусая губы от напряжения, почти тащила восьмидесятикилограммовое тело матери к кровати.

Та вновь принялась бормотать какую-то бессмыслицу, а затем и вовсе потеряла сознание. Но это случилось возле самой кровати и Лиде удалось уложить мать поверх одеяла.

Принеся со своей кровати второе одеяло, Лида укрыла им мать, подтолкнула ей под голову подушку и принялась разыскивать нашатырный спирт.

Но в аптечке не было ни одной пузырька и Лида, отчаявшись, хотела закрыть дверцы, но тут вспомнила, что нашатырный спирт должен быть в одном из флакончиков из-под валерианки.

Сморщив нос, Марья Андреевна мотнула головой и медленно открыла глаза. Увидев Лиду, она в ужасе закрылась руками и закричала диким голосом:

– Мне еще не пора, уходи! Уходи!

– Это я, мама. Успокойся, это я, – Лида уже не чувствовала слез, которые двумя непрерывными струйками стекали по ее щекам.

Наконец, Марья Андреевна отняла руки, недоверчив покосилась на дочь и подозрительно спросила:

– А ты случайно не превратилась в Лиду, чтобы меня обмануть?

– Нет, мама – это я. Я вызову скорую, ты только не волнуйся.

Лида выбежала в коридор и уже хотела было открыть двери, но тут вспомнила, ЧТО находится за ними и вернулась в спальню.

Мать смотрела на нее все тем же подозрительным, безумным взглядом. Безвольно опустившись в кресло, Лида откинулась на его спинку и комната наполнилась звуками ее рыданий, полных бессилия и растерянности. "Я должна взять себя в руки! Я Должна! В конце концов, я могу взять в руки хотя бы молоток. Где у нас молоток? Я сделаю это. Маме нужно вызвать скорую! Я должна это сделать!" – Лида вытерла слезы и хотела подняться с кресла...

Перед ней стояла мать, неизвестно когда выбравшаяся из постели. Марья Андреевна пристально посмотрела на дочь, взвыла жутким воем и вцепилась ей в шею.

– Что ты, мама?! – хрипя от боли, Лида вырвалась из рук матери и отшатнулась в угол, где нащупала рукой на журнальном столике довольно тяжелый дырокол.

Марья Андреевна с такими же безумными глазами продолжала наступать на дочь. Вскоре она загнала Лидку в угол.

Лида крепко сжала в правой руке дырокол, но тут же выронила его на пол – ударить мать было свыше ее сил. Дырокол упал на паркет и с грохотом закатился под кресло.

Услышав этот звук, Марья Андреевна словно очнулась и принялась срывать с шеи повязку, как будто бы она мешала ей дышать. С оголенных ран вновь хлынула кровь.

– Ох, Лидочка! – тяжело вздохнула Марья Андреевна и грузно осела на пол.

Нашатырный спирт больше не помогал, и Лида, взяв в руки молоток, решила выйти на лестничную площадку.

Медленно, будто во сне, Лида повернула ключ на два оборота и осторожно открыла дверь, словно ожидая увидеть за ней что-то очень страшное. Лестничная площадка была пуста. Посмотрев вниз и убедившись, что на лестнице никого нет, Лида подошла к двери Жени и несколько раз настойчиво позвонила.

16

Накануне Пролович лег спать очень поздно и теперь с раздражением взял трубку пронзительно трещащего телефона:

– Слушаю.

– Спишь ты там, что ли?! – раздраженно спросил Варьянов.

– А что?

– Уже одиннадцать утра.

– Я надеюсь, что ты позвонил не для того, чтобы сообщить мне эту новость?! – огрызнулся Пролович и пожалел о том, что накануне не отключил телефон.

– Только что звонили из милиции. У Санеевой что-то дома произошло: то ли бандитское нападение на квартиру, то ли еще что-то в этом роде. Ее мать только что умерла в реанимации.

– А Лида?! – заорал Пролович, мигом забыв про сон.

– Ее забрали в Витьбу на "9 километр".

– Почему в Витьбу?! В какую, к черту, Витьбу?!

– У нее сильный стресс и, похоже, что-то случилось с психикой, во всяком случае, мне сказали, что она все время рассказывает о каком-то мертвеце, который душил ее мать. Квартиру опечатали, так что туда соваться все равно бесполезно. Можешь съездить в милицию или в психбольницу. Я сейчас позвоню...

Пролович бросил трубку – меньше всего его сейчас интересовало, куда будет звонить Варьянов. С Лидой что-то случилось. Лида попала в беду! Умерла Марья Андреевна, еще недавно с такой наивной непосредственностью возмущавшаяся бездействием милиции, которая не может ничего сделать с рыскающим по городу маньяком. Маньяком? "А вдруг это чудовище-Клименчук проник в квартиру Лиды? Вдруг это он напугал до смерти Марью Андреевну? Надо срочно ехать в Витьбу. Боченко – хороший приятель Варьянова и обязательно устроит встречу с Лидой. Бедная Лида!" – Пролович напяливал на себя первое, что попадалось ему под руку.

Вновь зазвонил телефон. Но Сергею было некогда поднимать трубку запахнув полы серого плащевого пальто, он уже выходил из квартиры.

Первым делом Пролович отправился к Бумагину, рассчитывая, что тот отвезет его на "9 километр".

Проехав почти полгорода, Пролович несколько раз позвонил в дверь друга и лишь затем вспомнил о том, что Валерий уехал в недельную командировку в Минск, а его жена и дочь уже вторую неделю отдыхали где-то у тещи в одной из деревень области.

Обругав себя за рассеянность, Пролович выскочил на улицу и принялся ловить такси. Наконец, остановился синий "Москвич" и высунувшийся частник спросил, куда ему нужно.

– В психбольницу, – глухо сказал Пролович.

– Я серьезно! – разозлился частник.

– Я и говорю – в Витьбу! – раздраженно повторил Пролович, недовольный тем, что таксист воспринял его слова, как шутку. Частник назвал цену и Пролович, даже не расслышав суммы, согласно кивнул головой и потянул на себя дверцу.

На полпути пошел дождь и включенные "дворники" начали делать свою монотонную и вместе с тем достаточно бесполезную работу, пытаясь очистить лобовое стекло от стекающих вниз водяных потоков.

Росшие по краям дороги деревья и кусты постепенно превратились в смутные, серые тени. Видимость была не больше пятнадцати-двадцати метров и таксист ехал с включенными фарами. Он то и дело напряженно вглядывался вперед, опасаясь выехать на встречную полосу. "Сразу видно, что не профессионал", – машинально подумал Пролович и тут же ему показалось, что водитель сбавил скорость больше, чем это было необходимо:

– Нельзя ли чуть побыстрее?

– Видите, какая дорога?! Я на тот свет пока не собираюсь! – не слишком приветливо ответил таксист, видимо, уже жалеющий о том, что он вообще согласился ехать за город.

– Но машина чуть идет!

– На спидометре восемьдесят километров – вполне достаточно для такой погоды! – невозмутимо отрезал таксист.

Минут через десять дождь несколько утих и вновь можно было различить деревья и дорогу – дворники старались вовсю, словно им было стыдно за недавнее бессилие против стихии. Таксист прибавил скорости и через несколько минут "Москвич" свернул в Витьбу. "Лида! Здесь Лида!" – тяжелые, пульсирующие удары крови в висках проникали в самый мозг и Проловичу хотелось изо всей силы сжать голову руками, чтобы хоть как-то унять этот мерзкий грохот.

Таксист назвал какую-то сумму. Сергей достал из кармана первые попавшиеся купюры и, не говоря ни слова, протянул их шоферу. Тот взял несколько банкнот, что-то весело крикнул на прощание и "Москвич" бодро покатил в сторону Витебска.

"Наверное, много денег взял, а я, дурак, даже не посмотрел! Недаром же он так развеселился!" – подумал Пролович, глядя вслед удаляющейся машине, которая вскоре скрылась за поворотом. "Деньги? При чем тут деньги?! Какие еще к черту деньги, если Лида попала в психбольницу?!" – Пролович медленно побрел по направлению к неприветливому серому зданию главного корпуса. Нужно было бежать, лететь, чтобы увидеть Лиду, но чем ближе Сергей подходил к зданию, тем с большим трудом ему давался каждый последующий шаг. И Пролович знал причину этой задержки – он боялся, что в сером и мрачном здание уже не найдет свою Лиду: там будет лишь тень Лида, вернее – там будет лишь телесная оболочка той, ради которой Сергей готов был прыгнуть с Кировского мости или сразиться на дуэли с любым возможным соперником...

Пролович боялся этого и нерешительно остановился возле дверей. Казалось, что никакая сила не может заставить его переступить порог этого страшного дома.

– А вот и вы! Мне утром звонил Варьянов, говорил, что вы приедете!

Сергей вздрогнул от неожиданности и, медленно оторвав застывший взгляд от ступеней, поднял глаза вверх. Перед ним стоял Боченко.

– Вы... бороду сбрили? – спросил Пролович, выдержав продолжительную паузу.

– Молодею, – улыбнулся Боченко, но тут же улыбка исчезла с его лица, едва он взглянул на посеревшего и как-то сразу осунувшегося Проловича.

"Точно средневековый инквизитор", – подумал Пролович, окинув взглядом высокую, худощавую фигуру главврача.

– Я хотел бы видеть нашу медсестру Санееву, она сегодня поступила к вам где-то часов в десять или около того.

– Понимаю. Давайте хоть войдем внутрь, а то здесь можно околеть от холода, – Боченко распахнул дверь и широким жестом предложил Проловичу войти внутрь.

– Можно пройти к Санеевой? – повторил свой вопрос Сергей, едва только они вошли в широкое фойе с низким потолком, который, казалось, нависал над головами, грозя вот-вот обрушиться вниз огромной, многотонной массой.

– У нее сейчас следователь сидит – надо немного обождать.

– Хорошо. Потолки у вас... низкие какие-то, прямо на психику давят, пробормотал Пролович.

– Да?! Никогда не обращал внимания. Вроде бы не такие и низкие. Хотя, ясное дело, раньше выше делали – экономия.

– Что с Лидой?

– С кем?

– С Санеевой?

– Сейчас трудно сказать что-то определенное, нужно будет вначале внять энцефалограмму и подождать результатов анализов. Но на первый взгляд просто сильный шок от пережитого ночью.

– И насколько это опасно?

– В принципе, это может стать толчком для развития параноидального синдрома преследования с возможными последующими рецидивами, но будем надеяться на более благоприятное течение.

– Она знает о смерти матери?

– Нет, мы сочли за лучшее пока не говорить – ее психика может не выдержать такого удара.

– А... мать. Отчего умерла?

– Пока не знаю, но следователь говорил, что у нее на шее было несколько глубоких ран, словно кто-то с огромной силой душил ее за горло. С такой силой, что пальцы проникли глубоко под кожу.

Сергей сидел на жестком и неудобном стуле и напряженно прислушивался к шагам в коридоре, отделенном от кабинета лишь узкой фанерной перегородкой. Наконец, дверь открылась и в комнату вошла Лида. Следом за ней сразу же появился Боченко.

Такое знакомое и, вместе с тем, немного чужое из-за необычной бледности лицо Лиды выглядело почти серым, причем эта серость была вызвана не недостатком освещения, а огромной усталостью. Живыми оставались одни лишь глаза, но эти глаза смотрели так ясно и осмысленно, что у Проловича появились смутные надежды на то, что все пройдет и Лида скоро станет прежней.

– Сергей? – с некоторым удивлением спросила Лида и взглянула на Боченко.

– Вам можно здесь поговорить, – металлическим голосом отчеканил главврач, словно говорил с контуженной или плохо понимающей русский язык.

"Почему он разговаривает с ней, как с сумасшедшей?" – недовольно подумал Пролович и тут же спросил:

– Извините, конечно, но нельзя ли нам поговорить наедине?

– Пожалуй, – после некоторой паузы согласился Боченко. – Но только помните про ваше обещание.

– Хорошо, я сдержу его, – пообещал Пролович.

Перед тем, как привести Лиду, Боченко взял с Проловича обещание, что тот не будет говорить слишком долго и не станет особенно вспоминать о том, что произошло ночью.

– Что с мамой, Сергей? Ты что-нибудь знаешь? – спросила Лида, едва только главврач вышел из кабинета. – Ты ведь не станешь мне лгать, правда?! Я не сумасшедшая и в больнице лишь потому, что мне никто не верит! Что с мамой?! – еще раз спросила Лида, заметив некоторое замешательство Проловича.

– Ей очень плохо, она сейчас в реанимации, – наконец выдавил из себя Пролович, решив, что такое мрачное сообщение покажется Лиде вполне правдоподобным.

– Так я и думала, а главврач мне соврал, что у нее был обыкновенный стресс и завтра ее могут выписать домой. Ее спасут?

– Будем надеяться, – уклончиво сказал Сергей и понял, что Лида ему поверила.

Это сообщение Санеева встретила достаточно спокойно, но лишь потому, что проплакала всю ночь и на слезы у нее уже не было сил.

– Как ты себя чувствуешь? – мягко спросил Пролович.

После того, как Сергей увидел Лиду живой и невредимой, и к тому же во вполне обнадеживающем состоянии психики, к нему вновь начала возвращаться былая уверенность в своих силах, впервые за много лет покинувшая его утром после звонка Варьянова.

– Во всяком случае – не настолько плохо, чтобы здесь находиться. Забери меня отсюда, я хочу поехать к маме.

– Видишь ли, тебе нужно немного отдохнуть и Боченко... Он ведь отвечает за тебя и выпишет не раньше, чем через неделю... Да и квартиру опечатали, это важно для следствия. Можно, конечно, было бы пожить пока у меня, но Боченко... Он очень строгий и сейчас ни за что тебя не выпишет...

– Я могу пока пожить у тебя, у тебя ведь две раздельные комнаты.

– Но...

– Мне обязательно нужно увидеть маму. Ты ведь сказал, что она в реанимации? Я знаю, что ты сказал правду. А вдруг она умрет и я не смогу ее увидеть?! Ты должен забрать меня отсюда! Должен! Слышишь?! Варьянов очень хорошо знает Боченко, попроси Варьянова! Я должна увидеть маму! – Лида говорила с таким жаром, что Пролович даже испугался, как бы эта неожиданная горячность не принесла ей вреда.

– Я постараюсь сделать это как можно скорее, – наконец сдался Пролович, решив, что Лиде у него и в самом деле будет гораздо лучше, чем в сумасшедшем доме.

– Хочешь, я расскажу тебе, что случилось ночью? Или ты уже все знаешь?

Пролович лишь пожал плечами. С одной стороны он не хотел нарушать своего обещания, данного Боченко, с другой же ему хотелось узнать обо всем именно от Лиды, которая была непосредственным свидетелем того, что произошло прошедшей ночью.

– Вчера днем я видела психа, который когда-то заглядывал в окно нашего кабинет. Потом... Потом он, видимо, пошел за мной до самого моего дома, я даже видела его в подъезде. Правда, мой сосед Женя и его друг проверили весь двор, но ничего так и не нашли. А вечером... А вечером пришла незнакомая женщина и сказала, что принесла телеграмму. Мама открыла дверь и в комнату вошла мертвая женщина. Понимаешь – мертвая?!

"Все же у нее сильный стресс, если не сказать больше", – вздрогнул Пролович, услышав реплику о мертвеце.

– Я вижу, что ты мне не веришь?! – возмутилась Лида и ее еще минуту назад бледное лицо покрылась заметной розовой краской.

– Нет, почему же, я тебе верю, – не слишком убедительно пробормотал Пролович.

– Я знаю – и ты, и главврач, и следователь – вы все считаете меня сумасшедшей. А вместе с тем в городе есть какое-то страшное и необъяснимое зло. Я чувствую, что между этой мертвой женщиной и тем психом есть какая-то связь. И это злая связь! Мне страшно, Сергей! Поверь мне! Забери меня отсюда!

– Успокойся, пожалуйста, – Сергей взял Лиду к себе на колени, обнял за плечи и несколько раз провел ладонью о ее красивым волнистым локонам.

Немного успокоившись, Лида продолжила свой рассказ. Теперь Пролович уже явственно видел, что она не в себе и с горечью вслушивался в ее безумные, как ему казалось, слова.

– Когда я выглянула на лестницу, там никого не было. Я принялась стучать в дверь к соседу. Женя проверил подъезд, затем вызвал скорую и... Врач забрал маму, позвонил в милицию и... в Витьбу. И вот я оказалась здесь. Еле упросила, чтобы хоть Варьянову сообщили, даже тебе не разрешили позвонить.

– Лида, я конечно, понимаю, что тебе сейчас тяжело, но, может быть, к вам в квартиру ворвалась не женщина, а тот самый маньяк?

– Нет, это была женщина. Это была МЕРТВАЯ ЖЕНЩИНА, я слышала невыносимый запах разлагающегося трупа.

– А может быть... А может этот маньяк переоделся в женскую одежду?

– Я об этом не подумала. Нет, знаешь, я бы его запросто узнала. Это был не он. Ты мне веришь?

Лида смотрела на Проловича таким ясным и вместе с тем пронизывающим взглядом, что он не решился лгать:

– Дело в том... Понимаешь, Лида... Ну сама посуди, как можно думать, если человек рассказывает о том, что какая-то мертвая женщина проникла в квартиру и затем уби... напала на жильцов?

– Ты хотел сказать какое-то слово на "у"?

– Ударила.

– Конечно, со стороны это звучит просто дико, но поверь, Сергей, весь ужас в том, что это правда. Мне страшно! Забери меня отсюда!

Дверь распахнулась и на пороге появился Боченко. Лида вскрикнула от неожиданности и вскочила со стула, но затем, увидев, что это всего лишь главврач, смутилась:

– Извините, пожалуйста. Вы вошли как-то незаметно...

– Ничего страшного. Это вы меня извините. К сожалению, ваше время..., Боченко выразительно посмотрел на Проловича.

– До свидания, Лида. Я постараюсь сделать все возможное, – Пролович хотел сказать что-нибудь еще, чтобы на прощание подбодрить Лиду, но так и не нашел подходящих для этого слов.

Уже выходя из кабинета, Лида задержалась у дверей, обернулась и сказала:

– Я не сумасшедшая, поверь, Сережа! Мне страшно, Сережа, забери меня!

К горлу Проловича подкатился комок, глаза заволокла пелена и он лишь кивнул головой...

Боченко проводил Лиду и вскоре вернулся:

– Ну, как первое впечатление? Насколько она изменилась, ведь вы ее хорошо знали до того, как все произошло?

– Честно говоря, я не заметил у нее никаких особых отклонений, но...

– Договаривайте.

– Она мне рассказала, что на ее мать напала мертвая женщина.

– Вот видите, в данном случае налицо расстройство рассудка, которое может перейти в настоящую шизофрению. Обратили внимание на то, что она все время боится?

– Да, – недовольно кивнул головой Пролович.

Сергея раздражало то, что Боченко, как ему казалось, старался не внушить ему веру в выздоровление Лиды, а отнять последнюю надежду на это.

– Так что придется ей немного у нас полежать.

– Но ведь вы сами слышали, она утверждает, что не сумасшедшая?! Причем утверждает волне осмысленно.

– Ни один сумасшедший, как правило, не считает себя больным. Так что ее опровержения абсолютно ничего не доказывают.

– Но... Может быть дома ей было бы лучше?

– Однако, насколько я знаю, она жила вдвоем с матерью и после смерти последней у Санеевой не осталось никого из родственников. А одна она сейчас жить не может. Пока, во всяком случае. Так что этого самого "дома" у нее как бы не существует.

– Но... Она могла бы жить и со мной. Вы сами слышали – она хотела, чтобы я ее забрал.

– Вы ее любите?

– Да, – Пролович нервно достал сигарету, закурил без разрешения и тут же, смутившись, погасил ее о край фарфоровой пепельницы, стоящей на столе.

– Вы курите, не стесняйтесь. Я так и думал. Поймите, я не ханжа, но есть закон и по этому самому закону я не могу позволить вам увезти ее к себе. Хотя, может быть, ей и в самом деле было бы сейчас лучше с вами, чем здесь.

– Но ведь это абсурд?! Циркулярами и инструкциями нельзя предусмотреть всех жизненных ситуаций.

– Если бы вы были расписаны, к примеру, с этим не было бы никаких проблем.

– Мы распишемся.

– Это не так просто. Во всяком случае сейчас, когда Санеева не в себе, это почти невозможно. И это, я вам скажу, не такой уж плохой закон.

– Чем же он так хорош?

– Хотя бы уже тем, что хоть как-то защищает душевнобольных от злоупотреблений со стороны циничных людей.

– Каких злоупотреблений?

– Например, их могут под разными предлогами брать для того, чтобы заставлять работать.

– А у вас не заставляют?! – вспыхнул Пролович.

– Должны же они хоть что-то делать, – уклончиво ответил Боченко.

– Надеюсь, Лида не будет работать?! – в голове Проловича послышались металлические нотки.

– Само собой. Работают только... Это неважно. Я могу обещать – с Санеевой будут обращаться хорошо. Знаете, все те ужасы, которые сейчас модно рассказывать о психушках, не всегда имеют место в действительности.

17

Пролович сидел в шикарном пляжном кресле и подставлял лицо теплым солнечным лучам, ласково греющим его смуглые щеки. На пляже больше не было ни единого человека, только в соседнем шезлонге сидело что-то неопределенное, закутанное в толстый шерстяной плед.

– Вам не жарко? – спросил Пролович и удивленно взглянул на соседа.

– Нет, потому что я – Брежнев, – ответил сосед и из пледа и в самом деле, выглянуло хорошо знакомое Сергею лицо с большими, сросшимися бровями.

"Вот это да, как же я рядом с Брежневым оказался? Надо же – с такой личностью встретился!" – радостно подумал Пролович, но, не желая выдавать своего восторга, невозмутимо спросил:

– А разве Брежневу не может быть жарко?

– Нет – я очень старый и меня плохо греет кровь. Поэтому мне всегда холодно.

– А почему вы без охраны?

– Потому, что на нее не хватило пленки.

– Как это?

– Присмотритесь ко мне внимательнее – я ведь черно-белый, – Брежнев почти полностью раскрылся и тут Пролович обратил внимание на то, что бывший генсек и в самом деле похож на объемное изображение черно-белого телевизора.

– Но почему же так? Как же это получается? – удивленно спросил Сергей.

– Очень просто. Еще перед смертью меня засняли на кинопленку и теперь я могу жить вечно, но только в черно-белом изображении. А на охрану не хватило пленки, – пояснил Брежнев.

– Что же вас на цветную не засняли?

– Не было. Ну и как ко мне теперь относятся?

– Вначале ругали очень, а теперь перестали – Горбачев гораздо хуже.

– А может искупнемся? – предложил Брежнев и вошел в воду прямо в костюме.

Огромная волна поглотила его в свое чрево и бывший генсек исчез в пучине. Сергей уже хотел было броситься на помощь, но тут его пронзил слабый, едва различимый призыв Лиды:

– Сережа, помоги! Сережа!

"Сейчас спасу Брежнев, а затем помогу Лиде", – решил Пролович и подошел к воде. Но тут вновь раздался призыв о помощи. На этот раз он прозвучал гораздо громче и настойчивее:

– Сережа! Сере...

Все вокруг закружилось в сумасшедшем, пестром вихре. Перемешавшиеся море, пляж и небо неожиданно превратились в огромную трубу и Пролович почувствовал, что со свистом несется к ярко очерченному кругу выходного отверстия.

– Сережа!

Сергей изо всех сил рванулся вперед и вылетел наружу.

Он завис перед окном незнакомой комнаты. Сергей заглянул внутрь и у него тут же все похолодело внутри. В больничной палате прямо над Лидой склонилось мерзкое человекообразное чудовище, похожее на вампира с синим лицом. Лида в ужасе вжалась в кровать и беспомощно закрылась руками.

Переборов первоначальный страх, Сергей отлетел немного назад и, разогнавшись, с силой выбил окно и ворвался в комнату. Вампир удивленно поднял голову, затем привстал и тут же получил страшный удар в грудь. После удара он с грохотом отлетел к противоположной стене, Пролович тоже не удержал равновесия и упал возле кровати. Вампир уже почти поднялся на ноги и раскрыл свой хищный рот, обнажив два омерзительных, острых клыка. Сергей вскочил и вновь бросился на чудовище. Ему удалось вонзить пальцы глубоко в шею вампиру и вскоре Пролович почувствовал, как тело его врага начало обмякать и сползать вниз. Пролович понимал, что никогда нельзя знать наверняка, насколько безопасен внешне убитый враг и решил на всякий случай выбросить его в окно.

Упав с десятиметровой высоты, вампир ожил и принялся карабкаться наверх. Улучив момент, Пролович запустил в него большим осколком огромного стекла, который, словно, нож, разрезал вампира на две половины. Обе половины рухнули вниз. "Кажется, на этот раз он успокоился надолго", – подумал Пролович и внимательно осмотрел комнату – от его наблюдательности теперь зависела его жизнь и жизнь Лиды.

– Сережа, это ты?! Он хотел выпить мою кровь! – сообщила Сергею пришедшая в себя Лида.

– Все будет хорошо. Главное – покинуть этот дом и покинуть быстро! ответил Пролович и обратил внимание на странный синий бюст, стоящий на столе в самом центре комнаты.

Во-первых – в нем легко можно было узнать черты Клименчука, а во-вторых – глаза у бюста были живыми и смотрели на Проловича с почти ощущаемой врачом ненавистью, к которой примешивалась некоторая доля удивления.