сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)
– Девиз приемной комиссии биофака МГУ семьдесят пятого года. Короче, возвращаемся. Есть у меня одна догадка. надо кое-что прикинуть…
Он подвигал плечами, пристраивая поудобнее рюкзак и ремень от кобуры с пистолетом, смотревшейся на его цветастых трусах как диковиннный вытянутый рояль на весеннем лугу, и уже было шагнул прочь от злополучной километровой отметки, но в эту минуту громадные серые глаза Алии вдруг очутились рядом; девушка подняла руку и осторожно провела пальцем по губам Синельникова, потом повернулась и тоже пошла назад, уже почему-то нимало не беспокоясь о том, что свободно колышущаяся майка временами начисто забывает о приличиях. Синельников сглотнул так, что отозвалось эхо, и двинулся следом, находя это довольно интересным занятием.
Они снова забрались в стилсьюты, снова присели на прежнем месте и снова развернули карту со штрихованными сечениями и строчками когтисто-хвостатых букв старинного шрифта.
– Смена декораций, – говорил Синельников. – Мы у начала западного каскада, вот он. Если эти картинки не врут, а мы еще не двинулись рассудком и что-то соображаем, там воды под завязку. А это значит, что будь у нас хоть самая захудалая моторная лодка, мы запросто могли бы долететь до самого Бааль-Дахара.
Алия посмотрела на него отрешенным взглядом и ничего не ответила.
– Но на всей планете нет ни одной лодки и ни одного завалящего подвесного мотора. Аль, ты не спишь? Я предлагаю тебе авантюру. Здесь, в горах, недалеко, у меня есть база. Если какие-нибудь ханыги туда не добрались и не похозяйствовали, там должны быть насос, дрель, аккумуляторы и пара гелиевых баллонов для метеозондов. Насос – это же водометный двигатель. Предлагаю рискнуть, все равно ничего лучше не придумаешь, а так мы можем утереть нос всей вашей фрименской ораве. С ума сойти можно – поплывем. Вдоль по матушке по Дюне. Про нас легенды сложат. Что скажешь?
– Пошли, – сказала Алия.
– Что-то ты уж больно покладистая, – с недоверием заметил Синельников.
* * *
Каменный лес из высоких столбообразных скал, стоящих вплотную друг к другу, – привычный пейзаж для Центрального Рифта, но здесь, в Карамаге, на краю Западной песочницы, это редкость. Но как раз в такое место, милях в сорока от обрыва плоскогорья и привел Алию Синельников. Когда-то, в незапамятные времена, эти ущелья сотрясло очередное землетрясение, обломившее несколько башен – те рухнули, но, подхваченные сплоченными собратьями, не упали на землю и даже не покинули собственных оснований, образовав исполинский не то дольмен, не то шалаш. Внутри завала возникло весьма уютное пространство замысловатой формы с массивной колонной в центре, и наглухо отгороженное от окружающего мира.
– Я сначала просто искал место, где поставить связь, – рассказывал Синельников, когда они с Алией разместились на привал в очередной расщелине прямо над долиной, с высоты машинально оглядывая подходы и проходы. Все было спокойно. – В Арракине особенно не поговоришь, теснотища, дом на доме – ни от сканеров, ни от блокировки толку никакого. А тут – на сто миль кругом ни жилья, ни человека. Поднял антенну, выстрелил сообщение за полторы секунды, и дело в шляпе. Потом мне здесь понравилось – красота немыслимая, а жить – люблю я почему-то вот такие закуты. Обстроился, натащил всего – что попадется по рекламе, все новые чудеса – и штукатурку с силликолловым зерном, и отражающее напыление, трубы небывалые, музыку всякую завел, до воды добурился – там линза неглубоко… Сделал три входа, как в лисьей норе – один главный, второй вниз, в ущелье, третий к вертолетной площадке. Теперь, конечно, это логово уже не секрет, но все же надеюсь, что нам повезет…
– И ты возил туда всяких женщин, – сказала Алия.
– Ну, – начал было Синельников и осекся. – Это что за разговоры? Ты чего?
– Мне с моими ногами все можно, – холодно парировала Алия. – Хорошее правило. Но не будем отвлекаться. Ты там хочешь устраивать свою берлогу отшельника?
Синельников неуверенно кашлянул, собираясь с мыслями.
– Ммм… Нет. Новую жизнь надо начинать на новом месте. Ну его совсем, этот Магриб с его столицами, махну в Центральный Рифт. Там и пейзаж поживописней, да и вообще…
К двум часам они уже стояли в тени нагромождения циклопических рыже-коричневых колонн и Синельников колдовал у низкой неприметной двери.
– Давай, милая, не упрямься, вспомни, в какие деньги ты мне обошлась…
Механизм внял увещеваниям, и кусок скалы беззвучно уехал внутрь, открыв весьма скромных размеров проем.
– Вот умница моя…. – Синельников обернулся и протянул Алие «вальтер». – По датчикам вроде все нормально, но береженого Бог бережет. С предохранителя я снял, взведи. Пали куда хочешь, ни о чем не думай, попадать буду я. Давай.
Алия гневно фыркнула, но спорить не стала. Синельников, морщась, взвел курки обоих «ройалов» и нырнул в проход.
Это было просторное куполообразное помещение с громадным кубом центральной опоры, освещенное несколькими матовыми плафонами, один из которых, дальний справа, мигал и потрескивал. Застоявшийся, неживой воздух лучше всяких индикаторов давал понять, что здесь уже давно не бывало людей.
– Прекрасно, – сказал Синельников. – В первую очередь достаем насос. Солнечные батареи, естественно, забило, но, как видишь, напряжение есть, нам больше и не надо. Что же, если нас до сих пор не засекли, то на время можем вздохнуть спокойно – сквозь эти стены ни один бес…
Да уж, не поминай нечистого. Синельников даже не успел договорить фразу, как жизнь одним махом развеяла его бесшабашную уверенность. Он смолк, ткнул рукой куда-то в сторону, и в ставшем вдруг прозрачным сегменте стены они увидели, как в прорези свободного от скал пятачка, до упора вывернув тяги, осторожно снижается щедро закамуфлированный орнитоптер класса «Хью».
– Контакт, сцена вторая – те же и Муад’Диб, – рассеянно произнес Синельников. – Что-то уж очень быстро они нас нашли. Подумай – на тебе «жучка» никакого нет? Стилсьют проверяли?
– Проверяли, все чисто.
– Может, имплантант? Сознания не теряла, операции тебе никакой не делали?
– Нет, ничего такого.
– Значит, кто-то из твоих людей жив и заговорил. Инкогнито мое кончилось…
Орнитоптер завис уже над самой землей, Синельников постучал пальцем, и изображение резко приблизилось, стала видна вздымающаяся пыль и подробности рисунка на обшивке; из открытого борта вниз попрыгали один за другим шесть человек в полном боевом снаряжении.
– Понятно… еще двое в кабине. Алюш, у нас две минуты. Во-первых, вот, держи, это противогаз, обычную гранату они швырять не станут, им нужна идентификация, а газовую – за милую душу. Господи, пошли нам профессионалов… Стрелять отсюда нельзя, парни в топтере успеют взлететь, и нам крышка, у них радио. Здесь в стенах кольцевые проходы – девочки налево, мальчики направо, это твой вход. Впускаем всех, ты убиваешь последнего, целься в голову, они в кевларе. Только последнего! И не высовывайся, стреляй из-за прикрытия. Они ребята шустрые, и один или два успеют проскочить за колонну, в мертвую зону. Еще раз повторяю – не суйся! За колонной стена картонная, они об этом не знают и не узнают – я ее «стоункрафтом» запылил, мать родная не отличит…
Синельников, выставив перед собой «ройалы», неожиданно прошелся по помещению вальсирующим шагом.
– Место неудобное, – посетовал он. – Ну не планировал я… Ага, гости у порога. Натягиваем мордовороты, по норам и затаились, с Богом…
Дверь загромыхала, металл взвизгнул о металл, и потом внутрь, вертясь, влетела ребристая банка, источавшая прозрачный оранжевый дым, а еще спустя тридцать секунд вбежали все шестеро сардукаров в респираторах с парными блинами фильтров.
Алия выстрелила, держа «вальтер» обеими руками, голова спецназовца мотнулась в сторону, из черной резиновой хари вылетела крученая струя и растеклась по экрану, по-прежнему занятому размалеванным в беж и зелень орнитоптером; у двери, расставив ноги, стоял Синельников и палил из обоих «ройалов» одновременно – грохотали выстрелы, лязгали затворы, откатываясь назад вместе с длинными стволами; медленно, как во сне, вылетали гильзы и, описав дугу, со звоном катились по полу; потом отшельник прыгнул вперед и, проехавшись по гладким плиткам на собственном плече, принялся опустошать обоймы в угол за колонной, вмиг усеяв узкий простенок дырами, из которых дунуло какой-то трухой.
«Ройалы» смолкли, вытолкнув из вороненых затылков горбатые фиги личинок. В образовавшейся тишине раздался сначала металлический стук, а затем два щелчка – это Синельников выбросил пустые магазины и вставил новые; не снимая противогаза, он указал пальцем в сторону двери, видимо, приглашая смотреть на монитор, и снова исчез в боковом проходе.
Несмотря на заливший экран кровавый потек, Алие было прекрасно видно, как у откинутой двери кабины выросла длинная фигура и каким вроде бы даже неспешным, почти фермерским движением Синельников просовывает ствол под бронежилеты. Закончив, он помахал ей рукой, и Алия вышла наружу, с удовольствием содрав с себя пучеглазое чудище респиратора.
– Мы, кажется, разжились транспортом, – сказал Синельников, подходя. – У кого-то из наших друзей должен быть таймер – надо узнать, через сколько времени их хватятся. От души надеюсь, что твой братец не прислал отдельную команду для входа со двора.
– Ты ранен? – ахнула Алия.
– Да нет, ерунда, больше макинтош продырявили. Тоже ведь и они стрелять умеют… Вот преимущества стилсьюта – не надо ни бинтов, ни пластыря.
Вновь натянув противогаз, Синельников зашел в разгромленное жилище и вскоре вернулся с маленьким алюминиевым цилиндриком в руках. Впрочем, мысли его были заняты другим.
– Ах, будь ты неладна, – горько вздохнул он. – Густавсбергский унитаз. Настоящий старинный фаянс… Вдребезги. И что мне было взять левее? Ладно, пошли посмотрим.
Забравшись в орнитоптер и стащив с мертвого пилота наушники, Синельников сбросил труп на землю, сел в кресло и подсоединил таймер к положенному гнезду. На черном дисплее вспыхнули желтые составные цифры индекса и заскакали секунды и десятые секунд, подъедающие сплющенную восьмерку с четвертью.
– Это что за новости, – нахмурился Синельников. – Откуда же эта братва летела? Ладно, пусть так… Что-то плохо они нас ищут. Если это не какая-то изощренная хитрость, время у нас есть. Давай грузиться, и улетаем отсюда.
– Ты умеешь водить эту штуку?
– Кто же не умеет? – удивился Синельников.
– Я не умею.
– Ну, это ерунда, вроде велосипеда, один раз показать, и все.
– А нельзя прямо на нем полететь в Джайпур? Догонят?
Отшельник в ответ постучал по дисплею.
– Меньше восьми часов до того, как Муад’Диб затрубит в рожок – ай люли-люли, да лови его, лови. Горючим заправиться негде. Потом – нет ничего проще, чем запеленговать орнитоптер. Тут наверняка есть опознавательный контур, и пока мы его найдем, из нас сделают решето. Нет, грузимся – и давай бог ноги. Поиграем в Черную курицу и подземных жителей.
Сверло с гудением вгрызлось в металл, выпустив зеркальную спираль стружки, и тут же вышло, оставив отверстие, в которое немедленно сел болт с шайбой и притянул полукруглую скобу с гофрированным пластиковым шлангом.
– Поворотное сопло, – пояснил Синельников, откладывая ключ. – А эта палка будет у нас изображать румпель – право руля, лево руля. Ты что такая задумчивая сегодня?
Воспользовавшись случаем, Синельников нагрузил топтер так, словно собирался строить авианосец, а не моторную лодку. Избавившись от машины ("Пусть-ка поищут твои отпечатки!»), они долго перетаскивали это хозяйство сначала в сложный ступенчатый колодец, потом – в тоннель, и дальше, уже на бетонном скосе над безбрежной гладью водохранилища первой цистерны, Синельников устроил настоящую верфь. Никакой помощи ему не требовалось, и Алия, обхватив колени, только сидела и наблюдала за работой удалого отшельника, поглядывая на мониторы выведенных наружу датчиков движения. Синельников обматывал строительной изолентой громадные, похожие на сардельки, надувные баллоны для метеоисследований, поливая их клеем, собирал палубную решетку, приваривал пленочное днище их будущего корабля, монтировал контакты на аккумуляторы и при этом что-то мурлыкал себе под нос: «Злато сняли монголы, пам-пам-парам, а глину – ветра, пум-пурум… запрокинувши голову, пум-пум-пум-пум, русский солдат… та-ра-рам, и затычки для задницы, пам-пам-пам-пам, с левой резьбой…»
– Что это за страна, откуда ты родом? – спросила Алия.
– Это на севере. Там снег. Все ходят на лыжах. Как говорится, передвигают ноги по замерзшим осадкам.
– Ты не хочешь говорить об этом.
– Да, не хочу.
– Почему?
– Потому что Россия – это не страна, а болезнь, и русский – не национальность, а диагноз. Когда-то было иначе, а теперь так. Впрочем, допускаю, что так было всегда. И хватит об этом.
– Тебе тяжело.
Синельников встал перед ней, свесив руки.
– Послушай, уж не просто так человек все бросает и забирается к черту на рога в пустыню, чтобы стать отшельником. Между прочим, у нас сейчас спуск на воду и испытания. Иди сюда и помоги мне.
Лодка звучно шлепнулась о воду. Синельников осторожно прошелся по решетчатому днищу.
– Погоди, – сказал он. – Ее же надо как-то назвать. Без этого нельзя. Придумай какое-нибудь имя.
– Я не знаю, – растерялась Алия. – Какие имена бывают у кораблей?
– И я не знаю. «Стерегущий»? «Грозящий»? Не «Аврора» же… «Нимиц»? «Бисмарк»? Был такой крейсер «Киев»… Нет. Знаешь, давай назовем эту лодку «Ордынка».
– А что это значит?
– Так называлась улица, где я рос. К тому же в этом слове есть что-то кочевое, соответствует ситуации… Итак, нарекаю тебя «Ордынкой»… Полагается разбить бутылку шампанского, но с шампанским у нас тут некоторая проблема… Отложим. Краткие испытания – и отчаливаем. В Арракине уже наверняка знают, где лежит разбитый орнитоптер. Что-то мне подсказывает, что ты не мастер спорта по плаванию.
– Это точно.
– Господи, у тебя, оказывается, красивая улыбка! Долго же ты это скрывала… Ладно, рискну здоровьем в одиночку. Ну-с… плыви, мой челн…
Насос из артезианской скважины на штыре с пластиковой кишкой без усилий и почти бесшумно пронес по недвижной черной поверхности скрепленные решеткой сардельки-баллоны и Синельникова вместе с ними; «Ордынка» промчалась вперед, назад, и круто переложенный румпель заставил ее прянуть вбок, гулко захлопав по воде пластиковым брюхом.
– Православный, глянь-ка, с берега народ, посмотри, как Ванька по морю плывет, – пропел Синельников. – Держи ее за нос, грузимся – клади винторезы, я отключу технику…
Ни вес экипаж, ни походного имущества никак не отразился на осадке, Синельников скомандовал: «Отдать швартовы!» – нажал на гашетку дрели, и бетонный причал, отпрыгнув назад, растворился в темноте.
– Как капитан, назначаю тебя впередсмотрящим, держи карту и считай горловины цистерн. Ошибешься – нам век из этих подземелий не выбраться, аккумуляторов хватит на двое суток, дальше – адью. Кстати, послезавтра придется где-то вылезать и разворачивать солнечные батареи…
Утомленные странствиями, они устроились на ночлег на какой-то платформе – листе рифленого металла, подвешенном к потолку зала на вмурованных крючьях в метре над водой.
– Что-то здесь ставили в былые времена, – предположил Синельников. – Генератор или компрессор…
Тщательно привязав лодку, путешественники расстелили захваченные из карамагской берлоги спальные мешки, но возбуждение дня еще не улеглось и, несмотря на усталость, спать никому не хотелось.
– Что ты там все время записываешь в этот блокнот? – со своего края платформы спросила Алия. – Ты еще и писатель?
Синельников хмыкнул.
– Я не писатель, но, видишь ли, какая штука… Это трудно объяснить. Бог создал человека по образу и подобию. А Бог – он же творец, значит, и мы должны что-то творить… в соответствии с высшим замыслом. А что мы творим? Скачем по дюнам да крошим друг друга… не творим, а вытворяем. Просто срам… Ох, что-то я и в самом деле начал проповедовать… Вошел в роль, ничего не скажешь… В общем, стало мне однажды обидно. Вот я и принялся записывать, что в голову придет по ходу дела. Может, творца из меня и не выйдет, но хоть что-то осмыслю.
– И что же ты осмыслил?
– Да здесь много интересного. Дюна – это философия.
– Философия?
