Текст книги "Армия обреченных"

Автор книги: Андрей Алдан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

XI. ПЛЕННЫЕ

Наступили, наконец, дни, когда всем разговорам об «интернированных» самой жизнью был положен конец. Советские представители настояли перед американским командованием на том, чтобы лагерь был расформирован.

7-го августа из лагеря Ганакер были взяты и увезены неизвестно куда генералы во главе с Меандровым. А надо сказать, что американские офицеры, посещавшие до этого лагерь, на вопрос о возможности разделения солдат и офицеров, всегда отвечали, что этого не будет… «Ваша судьба, – говорили они, т. е. судьба офицеров и солдат – будет решаться одновременно и нет, поэтому, необходимости разделять вас».

18-го августа 1945 года около 9 часов собрали лагерь по тревоге. Приказано построиться со всеми вещами. Офицеры строятся на правом фланге. В лагере и вокруг него усиленный наряд. Около главных ворот началась посадка на машины. Офицеров направили в лагерь военнопленных № 22, Регенсбург, а солдат с небольшой группой случайно оставшихся офицеров – в лагерь Зоннендорф (около Пассау). Посадка в машины и отправка происходит в крайне нервной напряженности. Никто не знал, куда везут. В последний момент присутствующий при погрузке командир 26-ой бригады полковник Френч сказал: «Вас везут в благодатный лагерь Регенсбург, вы пробудете там недолго и получите отпускные документы». Однако машины были направлены не в Регенсбург, а на Пассау; некоторые солдаты стали выбрасываться на полном ходу. В Мюнхене, Ландсхуте и др. пунктах разнеслась весть, что «офицеры взбунтовались». Американцы открыли стрельбу, 16 чел. убиты и много раненых. «Убитых» и «раненых» погрузили, «как дрова», на машины, «куда-то» отправили.

Сравнительно долгое время, разделенные офицеры и солдаты ничего не знали друг о друге, также ничего не знали и о судьбе вывезенных генералов.

Переход на совершенно определенное положение военнопленных принес, как это не странно, некоторое своеобразное успокоение. Все было ясно: отныне только военнопленные. Потянулись однообразные, скучные дни. В лагере Зоннендорф однообразие заполнялось устройством лагеря и выездом на работы. Там люди хорошо питались, получили зимнюю одежду, а в Регенсбургском лагере офицеры заполняли часы игрой в карты и тоскливым ожиданием обеда, ужина… (Первое время питание в лагере было более чем скудное).

Вскоре, после переезда в новые лагеря, все люди прошли первую офицерскую комиссию («Процессинг»). Стали передавать сведения, исходившие из лагерной канцелярии (комендатуры), что заготовили отпускные документы.

XII. ЛАГЕРНЫЕ «СЛУХИ»

В обстановке тоскливости и неопределенности, рождались самые невероятные «параши» (или «баланды»), т. е. ложные слухи. Вот образцы некоторых (записаны в порядке их «поступления»):

1. «Лично разговаривал с американским солдатом и он сказал, что через три дня Баварию занимают советские войска» (20. VIII).

2. «В Югославскую армию идет набор. Уже есть русские части, которые держатся в секрете» (21. VIII).

3. «Генералы выданы. Ездили на их розыск женщины, и им американцы сказали, что генералов увезли». (24. VIII).

4. «А. А. Власов в американской зоне, около Мюнхена, в старом замке. Его лично видел и разговаривал с ним Б. В.» (28. VIII).

Примечание: 30. 8 автору пришлось разговаривать в Регенсбурге с Б. В. и он действительно рассказал, что «лично видел» Власова. После установлено, что Б. В. по непонятным мотивам просто врал.

5. «В газетах немцы читали, что Баварию отдают советам, а американцы получают Манчжурию (29. VIII).

6. „Все не-немцы должны быть распущены до 15. 9. Немцы (кроме СС и нацистов) распускаются до 15. 10“ (1. IX).

7. „Всех, кто прошел регистрацию в „Процессинге“ или вообще, прошел комиссию, на днях отпускают“ (6. IX).

8. „Тюрингию, Саксонию и Баварию занимают англичане. Америка получает Манчжурию. В Европе влияние Англии, а на Дальнем Востоке – СССР и США“ (12. IX).

9. На Сталина было покушение в Праге. Убито 16 человек, у Сталина оторвана одна рука и нога и его на самолете отправили в Москву, говорят, что он уже скончался. Власть взяли Вышинский и Берия».

По другому варианту Берия был «убит». (28.IX)

10. «Вчера было получено срочное распоряжение в комиссии по выпуску („Процессинг“) о немедленной подготовке отпускных документов. Все чиновники спешно работали целую ночь, но утром получена телеграмма: задержите отпуска военнопленных до особого распоряжения».. (6. X).

11. «Американские войска идут на восток как по железной дороге, так и походным порядком. Много танков, артиллерии и автомашин» (8. X).

12. «Получено письмо из Ландсхута, где через американцев узнали, что наш лагерь через две-три недели будет распущен». (13. X).

13. «Война на носу. Есть приказ о затемнении, о чем передавали из лагерной канцелярии, и даже комендант блока говорил об этом». (16. X).

14. «Власов находится около Мюнхена. Он вызвал к себе М. и З. и они втроем сидят и пишут оправдательный документ» (18. X).

15. «Власов в Лондоне». (20. X).

16. «Наши регистрационные карточки в комендатуре разбиты по родам войск: отдельно пехотинцы, артиллеристы, танкисты, связисты и т. д. В Мюнхене расклеены объявления, приглашающие всех желающих вступать в американские войска. Сейчас идет набор в воздушные силы» (22. X).

17. «Между американскими и советскими войсками начались бои несколько дней тому назад. Советские части потеряли более 200 человек. Два советских батальона перешли на американскую сторону» (23. 8).

18. «Видели Ф. И. Трухина в Мюнхене. Отпустил бороду и только по росту могли узнать. Живет где-то под Мюнхеном. Из Мюнхена ему возят продукты» (27. X).

19. «Все поляки, записавшееся на добровольный выезд на родину, не отпускаются. Тех же, кто не пожелал записаться, всех отпустили на волю» (28. X).

20. «В Советском Союзе изобретена атомная бомба, размером в теннисный мяч. Бомба обладает чудовищной разрывной силой. Радиус ее действия более 200 клм от точки разрыва» (29. 8).

21. «Есть инструкция о роспуске всех до 15-го ноября в такой последовательности: инвалиды, затем люди старше 50-ти лет и моложе 18-ти лет, солдаты Вермахта, офицеры Вермахта, солдаты СС и унтер-офицеры СС. Мы причислены к Вермахту» (3. XI).

22. «Бавария отходит в советскую зону. Советская граница устанавливается по Рейну (5. XI).

23. „Был арестован Антонов, он сослался на Ф. И. Трухина. Генерал Трухин явился в СІС и удостоверил личность Антонова, поручившись за него. Антонов после этого был отпущен“ (6. XI).

24. „В Регенсбурге прибыл батальон советских войск, якобы, с целью вылавливать дезертиров“.

„Проснешься завтра, а у нас вместо американской охраны будут красноармейцы“.

„А не является ли факт прибытия советского батальона началом оккупации Баварии“. (10. XI).

25. „Власов, Деникин, Керенский и митрополит Анастасий находится в Швейцарии и образовали там Русский Комитет“. (12. XI).

26. „Один немец читал в газете и передавал, что все русские, на основании соглашения союзников, подлежат выдаче на советскую сторону“. (24. XI).

27. „Все, кто летом ушел на сельскохозяйственные работы, получили официальные отпускные документы. Комендант передавал, что и мы скоро будем отпущены“. (29. XI).

28. „В Мюнхене, во всех городах Баварии уже давно идет запись на выезд в Аргентину, Бразилию, Уругвай, Парагвай и Канаду и др. американские страны. Власовцев всех в Бразилию“. (30. XI).

29. „Комендант говорил, что Платтлинг это отпускной лагерь для русских. Сейчас оформляются отпускные документы“. (3. XII).

30. „Из Мюнхена получено письмо о том, что наконец-то есть решение американского правительства о русских невозвращенцах. В лагерь скоро приедет комиссия, которой указано в течении одной недели документально оформить выпуск „власовцев“ из лагеря“. (7. XII).

31. „Через коменданта лагеря Гиллиса установили, что окончательный срок нашею роспуска намечен на 10-ое января 1946 г. Вчера об этом говорили в канцелярии“. (31. XII).

Пришел приказ опросить всех, кто и в какие американские страны желает выехать. Украинцев принимает Канада». (14. XII).

Ложных слухов было много. Они распространялись но баракам с быстротой молнии. Часто они рождались в лагере, а затем через женщин уходили «на волю» и через них же возвращались вновь в лагерь, но уже в несколько ином виде. Много «баланды» зарождалось вне лагеря и, как отголосок жизни на воле, приходило в лагерь.

XIII. ЛАГЕРНАЯ ЖИЗНЬ

Жизнь в лагерях, между тем, шла своим чередом. Скоро в лагерь Зоннендорф начали работать кружки по самообразованию и технические кружки. В Регенсбургском лагере открылся ежедневный лекторий. Были прочитаны лекции на самые разнообразные темы, как например, хлебопечение, пивоварение, птицеводство, условия жизни заграницей, цитрусовые растения, виноделие на юге России, географический и этнографический очерк, ископаемые богатства Алтая, флора и фауна отдельных районов России, зарождение и развитие христианства, православие, строение вселенной, атом и атомная энергия, современные достижения электротехники, почему не удался блицкриг в 1941 году, взгляды на войну будущего, история инженерного искусства, история архитектуры, поэзия Есенина, и много других. Работали кружки английского языка. Начались вечера самодеятельности. После переезда в Платтлинг, возобновили работу школы шоферов. Создали кассу взаимопомощи. Разработали устав и положение о суде чести офицеров и о солдатском товарищеском суде.

В общем стремились как-то с наибольшей пользой заполнить досуг и не дать людям опуститься. Многие были заняты производством красивых игрушек, коробочек, шкатулок, портсигаров и пр.

Конечно, в лагерях не все шло гладко. Много было ненужных и вредных споров между бывшими советскими подданными и старыми эмигрантами. С обеих сторон пускались взаимные обидные и ядовитые эпитеты. Старые эмигранты, имевшие эмигрантские документы, в том числе и Нансеновские паспорта, считали, что они имеют право на выход из лагеря, но для этого надо обособиться от остальных. Желая обособиться, они писали письма коменданту и устно заявляли: «Отделите нас, старых эмигрантов, людей культурных и воспитанных, от этих советских дикарей с разнузданными инстинктами» (употреблялись более резкие выражения). Бывшие советские подданные в ответ на это издевались над старыми эмигрантами, вроде того, что всех их называли, «угроза большевиков». Ирония заключалась в том, что большинству старых эмигрантов перевалило за 50 лет; многие из них в личной жизни опустились, а в политическом смысле (как борцы против советской системы) они ничего не представляли.

Принципиальные споры между всеми (во всех бараках) шли в основном по двум вопросам:

Некоторая часть офицеров полагала, что мы сидим в лагере за политическую работу. Все эти кружки, лекции, беседы, говорили они, касса взаимопомощи, издание информации и проч., является формой политической работы, которую американцы запретили. Советская агентура сообщает обо всем «куда следует» и нас, по настоянию советчиков, держат в лагере. Если бы мы занимались политической работой в Кладене, Ганакере и здесь, то были бы давно отпущены.

Генерал Меандров и группа офицеров, поддерживавших его, привели людей в лагерь военнопленных. Руководству, в лице Меадрова, надо было еще в Кладене, или, в Ганакере, дать приказ «разбегаться, кто куда желает».

XIV. «АМЕРИКАНЦЫ ХОТЕЛИ, ЧТОБЫ МЫ РАЗОШЛИСЬ»

Что касается первого вопроса, то о нем и не стоит говорить. Люди, считавшие, что кружки и лекции являются причиной сидения в лагере, – не правы. Они, отчаявшись когда либо выйти на свободу, изыскивали любые «основания» для оправдания кажущейся нелогичности действий американских кругов в отношении «власовцев».

Споры по второму вопросу более существенны. На самом деле, внешне создалось впоследствии впечатление, что американцы сознательнодавали возможность к самороспуску лагеря. В Кладене (1126. 5), также как и в Фридберге и в деревне Верхн. Лангендорф, охраны совсем не было. В Ганакере (28. 5. 18. 8) хотя и была охрана, но она осуществлялась формально. Вокруг лагеря был проволочный забор в один ряд, преодолеть который в любом пункте не представляло трудности. Надо было просто поднять нижнюю проволоку и пролезть. Более того, отмечено много случаев, когда постовые солдаты самолично поднимали и поддерживали проволоку, чтобы беглецу из лагеря было удобнее подлезть под нее с мешком на спине. Это происходило днем или в сумерках. Иногда, чтобы соблюсти «приличия», группа беглецов подговаривала двух художников. Художники с бумагой, наколотой на доску, приходили на берег реки, где находилось большинство жителей лагеря, усаживали постовых солдат лицом к реке и начинали рисовать их портреты. А в это время беглецы в числе 5–10–15 человек, с мешками и вещами в руках, буквально в десяти метрах от сидящего спиной к ним американского солдата, уходили за проволоку под хохот купальщиков. Американский солдат знал, зачем его так посадили и, иногда, некоторые спрашивали: А сколько, дескать, «манов» должно уйти, пока я сижу и гляжу на реку? Все были довольны: довольны беглецы, спокойно ушедшие из лагеря, доволен и художник, получивший за работу десяток сигарет, доволен и солдат, получивший свой портрет (иногда очень и очень не плохой). Так, по существу, потворствовали американские солдаты уходу из лагеря. В то же время возвращающихся в лагерь (с «пикировки») американские солдаты или совсем не пускали в лагерь, или встречали их пинками, или, во всяком случае, задерживали их и направляли в комендатуру, откуда они попадали на гауптвахту.

Из лагеря Ганакера убежало 1396 человек, т. е. в среднем по 16 человек ежесуточно. Были ночи, когда из лагеря скрывалось более ста человек. И не было ни одного случая, чтобы убежавших без документов задержали где-нибудь в Мюнхене, Ландау, Ландсхуте, Маллерсдорфе, Дегендорфе или в другом пункте и вновь возвратили в лагерь. Все убежавшие как-то устраивались, «оформлялись» и пр.

В конце июня и в начале июля американцы держали лагерь на голодном пайке, словно говоря: «Да уходите вы, чорт вас возьми!» Комендатура лагеря ни одного разу не заинтересовалась фактической убылью людей. Строевые записки, изредка представлявшиеся штабом лагеря в американскую комендатуру, никем, видимо, не проверялись и не сличались (штаб, правда, всячески маскировал убыль, но если бы комендатура сличила строевую записку от 15-го июня до 15-го июля, то убыль людей была бы безусловно установлена).

Все это, повторяю, могло создать впечатление, что американцы, не имея права сказать, чтобы люди расходились, своими действиями как бы толкали на это, стараясь распустить и разукрупнить лагерь. В официальных заверениях они продолжали говорить, что лагерю ничего не угрожает, что судьба всех разрешится в ближайшем будущем и, безусловно, благоприятно. Один из офицеров, мистер Н. (фамилию назвать неудобно) дал генералу Меандрову «честное» слово, что если лагерю будет угрожать реальная опасность, то он об этом сообщит ему.

Итак, надо было дать негласный приказ о самороспуске или нет? (Приказ генерала Меандрова мог быть дан в форме намека старшим офицерам: «Чтож, господа, наше положение неясное и неопределенное и неизвестно, что нас ожидает. Надо самим устраивать свою судьбу. Всякий пленный имеет право бежать».

Даже сейчас, когда прошел мрачный и горестный для бывших воинов РОА 1946-ой год, даже и сейчас трудно ответить на поставленный вопрос. Если бы такой «приказ» – намек был бы дан и люди действительно в одну-две ночи разошлись бы, то совершенно неизвестно, как бы на это были вынуждены реагировать американские власти под давлением советских представителей. Ясно одно, что американские власти были бы вынуждены принять соответствующие меры, и неизвестно коснулись бы они или нет всех русских, находившихся в то время на свободе, и не только русских, а вообще всех невозвращенцев.

Может быть, в последующем, кто-нибудь из видных американских лиц, хотя бы в своих личных мемуарах, коснется этого вопроса и ответит на него.

Сейчас пока судить трудно. Есть сторонники «самороспуска» (люди говорящие, что тогда надо было уходить) и есть люди, которые и ныне считают, что приказ о самороспуске давать не следовало.

XV. ПОЧЕМУ Я НЕ УБЕГАЛ ИЗ ПЛЕНА

Очень характерно письмо генерала Меандрова, написанное им в лагере Ландсхуте в начале января 1946 года, незадолго до памятных событий (19-го января) в лагере Дахау. Правда, в этом письме генерал Меандров говорит только о себе и о руководящих офицерах, но по существу он говорил о всех, сидевших в лагере.

– «Почему я не убежал (убегал) из американского лагеря военнопленных?»

Этот вопрос неоднократно задавали мне многие и я решил обстоятельно ответить на него.

Еще до окончания войны, наши части перешли на сторону американских войск. Мы верили, что великая демократическая нация, в лице американского командования, поймет нас и даст нам политический приют. Мы вверили свою жизнь американцам и, я полагаю, что надо быть последовательным и добиваться благоприятного для нас решения вопроса о нашей судьбе.

Мне могут возразить, что прошло уже более 8-ми месяцев, но наша судьба не решена. Более того, были случаи насильственной репатриации. Да, единичные случаи были, но общего и окончательного решения о русских невозвращенцах еще нет. Его нужно ждать. Долго ли? Не знаю, но глубоко убежден, что спокойствие, выдержка, организованность нам помогут больше, нежели индивидуальные попытки побегов из лагерей и нелегальная жизнь на свободе. Наоборот, последнее ухудшит судьбу многих.

Медленное разрешение нашей судьбы является следствием нашей вины, вины руководителей движения. Они не могли поставить в известность правительство и общественность демократических стран о сущности нашего политического движения, зародившегося в стане врага. Если бы о нем знали и правильно понимали нас, хотя бы в период Ялтинской конференции – ее решения о репатриации были бы вероятно иными. Чтобы правильно решить нашу судьбу, необходимо глубоко и всесторонне изучить как наше движение, так и нас самих. Поверхностное, формальное решение было бы ошибочным и, следовательно, роковым для нас. Наше политическое движение стремилось дать нашему народу ту социальную справедливость, ту правду народную, к которой извечно стремился многострадальный народ. Он боролся за нее и в период княжеских междоусобиц, и во время монгольского ига, и в смутное время, и при крепостном праве. Боролся, но не находил ее и в большевизме. Ознакомьтесь с русским эпосом и фольклором, и вы услышите в былинах, сказаньях, сказках, в поговорках, пословицах и песнях народных тяжесть судьбы и могучее стремление к жизненной правде и победе правды над кривдой.

Наше движение зародилось стихийно. Это особенно важно понять. Десятки тысяч людей, без всякого руководства, движимые собственным сознанием неправды своего бытия, выступили на борьбу против власти, которую они считали не народной, несправедливой. Если нас можно обвинять, то разве только в том, что мы поздно, слишком поздно приступили к организации этого стихийного народного (движения) – протеста. Им воспользовались немцы в своих захватнических целях, и русский народ, без руководства, слепо обманутый лозунгами германской пропаганды, проливал братскую кровь. Мало, очень мало, вырвали мы из рук немцев русских людей, позволили им обманывать их.

Я сделал это отступление от поставленного мною вопроса для того, чтобы подчеркнуть исторические традиции борьбы русского народа за правду и стихийный, доподлинно народный характер нашего движения. Одновременно это свидетельствует о том, что мы не изменники Родины, не преступники, а участники политического движения за лучшее будущее нашего народа, за национальный трудовой строй, основывающийся на истинных принципах демократии. Мы не преступники, потому что нас десятки и сотни тысяч, и мы руководствовались не личным, а народным благом Родины.

Из под стражи бегут люди, осужденные и боящиеся правосудия. За нами нет вины и мы готовы выступить перед судом доподлинно демократических стран. И мы будем оправданы. У нас есть веские основания говорить так.

Нужно ли в этих условиях бежать из лагеря и скрываться как преступник от законного преследования американской полиции? Конечно, нет! Я считаю, что своим побегом я добился бы только обратного. Этим поступком я показал бы, что считаю себя виновным и бегу от наказания.

Представьте себе, что могло бы получиться, если бы мы все разбежались из лагерей. Специальными полицейскими мерами, рано или поздно, мы были бы возвращены в лагеря с более строгим режимом. При этом пострадали бы и те, кто сейчас на свободе и законно пользуется ею. На всех нас, русских, стали бы смотреть, как на преступников. Последствия были бы более чем трагические.

Представим еще, что убежали бы те, кто занимал руководящие должности в нашем движении. Как должны были бы реагировать на это остальные? Они сказали бы: «Нас бросили на произвол судьбы». Какой бы выход они нашли, – трудно сказать, но ясно одно, что их действия были бы для нас и нашего движения позорными. И этот позор заклеймил бы тех, кто в тяжелую минуту убежал спасать свою жизнь. Наше движение постигла неудача. Мы не собираемся продолжать борьбу, но обязаны выйти из этой борьбы с честью. Выход этот должен быть честный, правдивый, какими были и наши идеи. Это наш святой долг.

Сидеть за проволокой тяжело. Все мы находимся между жизнью и смертью. Приезд советских представителей, уговоры, кончающиеся угрозами, мрачные слухи… Временами кажется, что нам уже нет сил переносить зловещую неопределенность нашего положения. Усилием воли поддерживаем в себе надежду, что судьба разрешиться благоприятно для нас. Чувство самосохранения свойственно каждому человеку. Оно нашептывает заманчиво: «беги, будешь свободен, будешь жить!»

Это период слабости душевной. Его можно побороть и быть готовым умереть, если не получишь законную свободу. Умереть достойно, спокойно, с твердой верой, что наша правда народная в конце концов победит, и русский народ будет великим и свободным. – «Так надо и так будет:..»

Надо всё же помнить, что в лагере было больше таких людей, которые не хотели бежать из лагеря Ганакер, например, из общего числа прибывших туда, включая и сводный полк, за время с 28. 5 по 18. 8 ушло 20 %, хотя при существовавшей системе охраны могли уйти все. Более того, когда уже произошли памятные события 19. 1. 46 в Платтлинге, группа платтлингцев в количестве 800 человек, направлялась в лагерь Бургау. Перевозка совершалась по существу без охраны. Из 800 человек убежал только один. В дальнейшем эта группа находилась в Бад-Айблинге и ей было известно о второй выдаче в Платтлинге, происшедшей 13-го мая. И все же эти люди в августе месяце писали на имя коменданта письма, в которых выражали надежду, что их не выдадут.

Что это – доверчивость русских людей или убеждение в своей невиновности? Скорей всего незнание сложного механизма взаимоотношений между сильными государствами, когда при их политических расчетах летят головы невиновных. Печально, что разменной монетой оказались наиболее честные русские люди.