Текст книги "Дядя Жора (СИ)"

Автор книги: Андрей Величко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

На следующий день я знакомил будущего министра народного контроля с его грядущим полем деятельности.

– Не уверен, что полное отсутствие у контролеров властных полномочий пойдет на пользу делу, – задумчиво сказал он мне.

– Зато я уверен, что их наличие сразу извратит всю затею. Ведь тут смысл в том, что в контролеры люди пойдут под влиянием чувства ответственности перед обществом, чувства справедливости, наконец! Стоит же наделить их властью – и там от карьеристов станет натурально не протолкнуться. А потом и похуже экземпляры полезут... Тут хоть есть надежда, что мандат контролера не будут элементарно покупать.

– Но в предложенном виде система будет работать только тогда, когда власть сама хочет видеть недостатки своих представителей. Однако как быть, если она не захочет?

– А вот тогда – тушим свет, сливаем воду и идем готовить революцию. Потому что если власть не считает, что народ имеет права голоса, так она, зараза, всегда найдет способ сделать так, чтобы это право, пусть даже и где-то записанное, не стоило и ломаного гроша.

– Не понимаю, как человек с вашими воззрениями смог очутиться на самой вершине власти, – усмехнулся Сталин.

– Кстати, не исключено, что со временем я познакомлю вас с подробностями этой истории. Ну, а пока пусть это останется моей маленькой тайной...

Глава 9

В этот раз я ехал в Зимний по приглашению генерального архитектора Российской империи, великого князя Петра Николаевича. Он хотел показать мне макет моего будущего дома, а в ответ на предложение приехать ко мне заявил, что его творение может плохо перенести транспортировку. Может, так оно и было, но скорее князь просто поддался общим настроениям знати – почему-то она без малейшего энтузиазма относилась к перспективам посетить Гатчину. Их послушать – так в том дворце вообще ничего нет, кроме триста пятнадцатого кабинета и подвалов под ним! Просто так я, может, и не поехал бы в Питер, но в Зимнем жила моя дочь, да и жена тоже, так что при любом раскладе раз в неделю я там появлялся. И сейчас я пошел сначала к семье. Потом – обед с величествами, ну а уж в самом конце посмотрим, что мне предлагают для улучшения жилищных условий.

Дочь встретила меня в компании девонширского рекса. Сходив через портал, он не стал, как я надеялся, обрастать шерстью, разве что самую малость на хвосте, а вдруг взял и резко поумнел. Ей-богу, у меня сложилось впечатление, что он начал понимать человеческую речь! Во всяком случае, он очень к месту кивал головой или, наоборот, вертел ей из стороны в сторону, когда слышал явную чушь. А тут как раз подоспел первый день рождения моей дочери Настеньки, так что я взял да и подарил Рекса (теперь уже с большой буквы) ей. Дочь была в восторге. Мари, правда, беспокоилась насчет аллергии, но, присмотревшись к кошаку, согласилась, что даже если это и шерсть, то выпадать она точно не будет, потому что дальше некуда.

Настя, увидев меня, с радостью затопала навстречу, однако, когда я посадил ее на колени, вдруг заявила "у-у-у!" и протянула ручки к кошаку. Тот быстро запрыгнул на другое колено.

– Теперь все в порядке? – поинтересовался я у дочери.

– Угу, – подтвердила она, а Рекс кивнул.

– Знаешь, – поделилась со мной Мари, – я даже слегка беспокоюсь! Настя натуральным образом разговаривает с этим котом, сядут рядом и беседуют... И не засыпает, если он не подойдет и не помяукает что-то. Сказки ей пытались рассказывать – не помогает.

– А кто рассказывал, эта рыжая корова? Да на фоне нее не то что кот, ишак и то Шахерезадой покажется.

– Так ведь Настеньке пора учиться говорить! А этот чему ее научит?

– Думаю, она не только с ним разговаривает. Правда, доча?

– Ага.

– Ну вот, видишь. Просто, если ребенок растет в двуязычной среде, то говорить он, как правило, сразу на двух и начинает. Так что Настенька с рождения будет знать не только русский, но и кошачий, чем плохо!

– Тебе бы только поиздеваться! Сам бы почаще с дитем разговаривал.

– Тогда она будет знать не два языка, а сразу три. Нет, все-таки русский командный лучше начинать учить попозже, где-нибудь лет с четырех. Вот стукнет четыре, подарю ей мотоцикл и займусь педагогикой.

Мари рассмеялась, но, по-моему, зря – насчет мотоцикла я говорил вполне серьезно.

– Но все-таки, – продолжала она ябедничать на Рекса, – он иногда такое вытворяет! Вчера целый час ей что-то рассказывал, так она ко мне пришла чуть не в слезах и не успокоилась, пока я ее кота не приласкала.

– Наверное, делился тяжкими воспоминаниями об английской неволе, – предположил я.

Рекс снова кивнул.

– Вот видишь? Политическая ориентация у него совершенно правильная, плохому он Настеньку не научит.

На обед у величеств была уха, картошка с котлетами, брусничный морс и беседа про Антарктиду – дело в том, что на прошлой неделе англичане озвучили свои территориальные претензии. И это при том, что недавно оттуда вернулась наша экспедиция, натыкавшая российских флагов везде, где только можно! Гоша пребывал в некотором недоумении.

– Понимаешь, – объяснил я, – у них там есть институт новых технологий при Адмиралтействе, а заправляет в нем доктор Буш. Так вот, когда начальство спросило его, что может понадобиться русским в Антарктиде, тот после недельных вычислений выдал результат. Оказывается, если мы рванем там нечто наподобие того, что бабахнуло на Тунгуске, произойдет растопление подледного слоя. И льды, как по смазке, поползут в океан... От айсбергов в Южном полушарии станет не протолкнуться. А потом они растают, и уровень мирового океана несколько поднимется.

– На сколько? – задал вполне резонный вопрос Гоша.

– Буш дал вилку от пяти до ста двадцати метров.

На самом деле эту вилку дал я, а английский гений просто подогнал под нее свои расчеты, но говорить об этом я не стал из скромности.

– Неплохая точность, – улыбнулась Маша.

– Нормальная, клиентам, как видишь, хватило. Так что с пятым материком делать-то будем? Просто так отдавать англичанам – это они первые же и не поймут.

– Вот поэтому и отдать, – предложил Гоша, – пусть ночами не спят, мучаются вопросом, какую на самом деле пакость мы им приготовили.

– Они что, задаром будут мучиться? – возмутилась Маша. – Только продать, причем торговаться буду лично я! Вам доверь – так вы за нее и миллиарда не получите. Фунтов, я имею в виду. Вот только не выйдет ли как с Аляской? Продали, а там золото с нефтью. Дядя, это к тебе вопрос, как к самому эрудированному.

– А причем тут эрудиция? В ближайшие сто лет точно не выйдет, это вы не хуже меня знаете. А что там потом будет – этого даже я не в курсе. Но сильно подозреваю, что еще лет пятьдесят ничего не изменится, а к тому времени или Россия будет то золото в поясе астероидов добывать, или ей станет не до Антарктиды, неважно, чья она. Так что, если сможешь развести народ на приличные деньги – я только "за".

Разобравшись с Антарктидой, я отправился в кабинет генерального архитектора, посмотреть, что там они с Машей придумали в качестве моего московского жилища.

При ближайшем рассмотрении проект оказался не так уж и плох – нечто вроде маленькой крепости с четырьмя башнями по углам и одной, тонкой и высокой, как минарет, в центре.

– Линейка и транспортир у вас тут найдется? – поинтересовался я и, получив просимое, приступил к измерения.

– Не годится, – с сожалением констатировал я минут через десять.

– Почему? – не понял князь.

– Во-первых, сектора обстрела из окон второго этажа не перекрываются, если не высовываться, то получается аж четыре мертвых зоны, я в таком доме жить не согласен. И что это за каланча посередине?

– Она символизирует собой башню из слоновой кости, в которой мудрец будет думать о судьбах мира, – пояснил мне Петр.

– Так вы сначала того му... мудреца найдите, а потом уж стройте ему жилплощадь! И не в моем доме, кстати, а где-нибудь еще. Я же к возвышенным размышлениям не приучен, мне хороший подвал будет нужнее башни. А на этих, которые по углам, будут стоять зенитные батареи? Тогда тем более, этот центральный штырь им половину обзора перекроет. В общем, он тут ни к чему.

По лицу генерального архитектора было видно, что про зенитки он слышит первый раз.

– Да, и крыша должна быть плоской, без парапетов тут и тут, чтобы на ней могли нормально взлетать и садиться автожиры, – продолжил я, – а ворота вообще убрать.

– Как же тогда автомобили смогут попасть во внутренний двор?

– Через тоннель, выход из которого должен быть в виде отдельного здания примерно вот тут, – показал я место на краю стола, – а в самом доме обычная дверь. Ну, не совсем обычная, мне ее на Ижорском заводе сделают, я уже заказал.

О том, что второй тоннель будет идти от дома к пристани, я князю не сказал – в конце концов, к архитектуре он не имеет никакого отношения. Правда, временами мне казалось, что зато он имеет отношение к паранойе... В общем, после той бомбы на крышу я был настроен слегка перебдеть. Кстати, в этих мыслях я явно не был одинок, потому как новый дом Ненашевых в Кесовой Горе строился практически из тех же соображений, что и озвучиваемые мной перед великим князем.

– Так, с внешностью вроде все, – продолжил я, – давайте посмотрим, что у нас тут внутри.

Внутренности были в виде эксизов. Некоторое время я всматривался в них, почти не ругаясь матом при этом, а потом предложил:

– Вот здесь у нас какой-то центральный зал? Давайте сюда и соберем все эти колонны, портики там, или вот это – я, блин, даже не знаю, что это такое, все эти завитушки под потолком... Да, и этих чертей с крылышками тоже сюда. Пол тут пусть и останется с картинками, согласен. Но остальные помещения... В жилых – нормальные окна без выкрутасов на подоконниках, стены с обоями, белый потолок, буковый паркет на полу. В служебных – стены, крашеные зеленой или бежевой краской, пол – продольная доска. Если хотите посмотреть, как это выглядит в натуре, зайдите в казармы гатчинского батальона охраны.

Надо заметить, что с Антарктидой англичане спешили – их делегация приехала через неделю после того разговора. Но за неделю можно много чего успеть – а нам сильно много было и не надо, хватило всего трех действий. Первое из них состояло в том, что Гоша подарил этот южный материк мне. Мотивировалось это тем, что Найденов, будучи канцлером, светлейшим князем, мужем вдовствующей императрицы и много чего кавалером, имеет в собственности всего-то сорок соток земли. Правда, в Нескучном саду, но все равно это профанация! Однако теперь площадь моего землевладения была доведена до четырнадцати миллионов квадратных километров, так что вопрос соответствия размеров поместья титулу отпал.

Второе действие вытекало из первого – персонал организованной нашей экспедицией полярной станции прислал радиограмму, что все население данного материка без исключения считает, что владелец этих земель должен называться не князь, а король. Далее шли подписи антарктического народа общим числом шесть, то есть волеизъявление было стопроцентным. Ну, а третьим пунктом была перерисована распечатанная мной карта обнаруженных в Антарктиде полезных ископаемых. Там были и железо, и никель, и вольфрам, да и много чего по мелочи. Честное слово, я даже начал сомневаться – может, не продавать, а сдать в аренду лет на пятьдесят? Как говорится, такая корова нужна самому.

Так что сунувшихся к Гоше дипломатов ждал облом – и рад бы помочь, сокрушенно развел руками император, но увы... Вам, господа, надо в Гатчину, могу предоставить поезд.

Приехавшая ко мне делегация начала свою работу с того, что заявила о своих сомнениях относительно законности моих притязаний на Антарктиду.

– Господа, позвольте вам предложить растворимый кофе, – ответствовал им я, – а насчет сомнений... Понимаете, тут ведь важно только наличие их отсутствия у меня. То есть раз уж мне его величество подарил кусок земли, то он мой, независимо от мнения кого-то еще. И вопрос тут не в том, насколько это законно, а в том, насколько эффективно я смогу охранять свои новые владения. Мне, честно говоря, это самому интересно, так что не расстраивайтесь, меня вполне устроит и полный провал данных переговоров.

После чего сэрам была показана карта. Присутствующий в делегации капитан Роберт Скотт сразу заявил остальным, что эта карта явно составлена на основе длительных исследований, а одно из помеченных месторождений (всего лишь слюды) он знает. Разговор потихоньку начал переходить в конструктивное русло. Англичанам были показаны цветные фотографии, причем изображение озера с голубым льдом вызвало у зрителей легкую оторопь. В общем, результатом первого дня переговоров стало то, что делегация, взяв карту и часть фотографий, отправилась в свое посольство для консультаций. И, получив их, начала следующий раунд с того, что вопрос о покупке у меня прав на Антарктиду как-то рассмотреть можно, но вот признать меня королем они никак не могут.

– Да на здоровье, – удивился я, – подумаешь, мелочь какая, надо будет, найдется кому признать.

– Но ведь, даже если предположить невозможное, то есть наличие у вас прав на этот титул, то вы все равно их теряете в результате продажи! – заявил мне сэр Коллингвуд, старший в этой антарктической команде.

– Это не проблема, у меня еще остров есть в море Лаптевых, так что не волнуйтесь. И потом, речь вроде шла не о продаже, а о сдаче в аренду?

В ответ на это сэр заявил мне, что ни о какой аренде речи идти не может, это твердая позиция кабинета.

– Ну, а насчет продажи вам к моей поверенной в делах, то есть ее величеству Марии Первой. У нее прием с четырех, так что вполне успеете и пообедать у меня, если хотите.

Почему-то англы не захотели, а, сев все вчетвером в поданную им "Оку", укатили на станцию, где их ждал поезд в Питер.

С Машей делегация общалась неделю, но не договорились они абсолютно ни до чего.

– Все нормально, – сказала мне племянница, – это же все-таки целый материк, и весьма не задаром... Думаю, месяцев за восемь они дозреют, если не за полгода.

Я же, глядя на закручивающуюся интригу вокруг Антарктиды, только горестно пожимал плечами. О, люди... Не помню, что там в цитате дальше, но ничего хорошего. Ведь знают все про этот материк лет двести, Беллисгаузен его открыл с соблюдением формальностей почти сто лет назад. И все это время никому она была нафиг не нужна! Пока я не отправил туда экспедицию. Зато теперь – вынь им всем да положь. Ладно, англичан я понимаю, норвежцев в общем-то тоже. Но французы-то тут при чем? А уж тем более китайцы. В общем, в сторону Антарктиды даже сейчас плыло два корабля, хотя там зима. Что начнется летом – это просто страшно подумать. А ведь я всего-то только хотел открыть южный полюс!

Вообще-то Маша явно додумалась до нового слова в международных сделках. Ибо продавала она не саму Антарктиду, а мои права на нее! То есть результатом недели переговоров явился проект документа, который гласил – права на Антарктиду есть у Англии, Норвегии и России в лице Найденова. И теперь страны должны разобраться, где чей кусок, а также кто и сколько за него нам должен.

Но вот внутренности моего строящегося домика отстоять так и не удалось. Послушав князя Петра о моих планах, Маша подключила к делу тяжелую артиллерию, то есть Мари. С тем, что центральную башню надо убрать, моя ненаглядная еще согласилась, но на остальном встала насмерть. Мол, тебе положение не позволяет жить в казарме! И мне, кстати, тоже, добавила она. В общем, сошлись на том, что три комнаты моих личных апартаментов будут сделаны по моему вкусу, а все остальное – по первоначальному проекту. И теперь в Нескучном начиналось строительство, которое обещали закончить к следующей осени.

Глава10

Вот оно, пожалуй, и началось, – подумал я, прочитав телеграмму от нашего шанхайского консула. Документ гласил, что туда прибыло два парохода с туристами из Соединенных Штатов.

Собственно говоря, сведения от короля Эдика о том, что главным направлением готовящихся нам пакостей будет Китай, и что по этому вопросу между Англией и Штатами достигнуто полное согласие, таким уж откровением не являлись. Дело было в том, что формирование из тамошних китайцев пехотной бригады и ее годичную подготовку у американцев скрыть никак не получалось. Зато англичане в этом процессе конспирировались очень сильно, так что мы даже с некоторым трудом нашли признаки их участия в подготовке борцов за свободу. Теперь должно было произойти восстание в Пекине, и туристы, движимые вдруг вспыхнувшими национальными чувствами, просто не смогут его проигнорировать. Но мы начали действовать, даже не дожидаясь заварушки в китайской столице.

В Харбине к маньчжурскому наместнику явилась делегация от Социалистической Партии Китая во главе с ее председателем Чэнь Чаншэном. Наместник поначалу порывался было оную делегацию просто арестовать, но сделать это оказалось несколько затруднительно, ибо как раз в это время на площади перед дворцом происходили плановые учения российской миротворческой бригады. Да и японский консул со своей стороны сообщил мандарину, что таковые его действия Империя Ямато просто не поймет... Так что делегация была принята наместником, и произошла краткая, но содержательная беседа, по результатам которой вся китайская администрация Харбина оказалась арестованной. В тот же вечер было объявлено, что Манчжурия отделяется от Китая, и теперь тут будет построено общество согласия. Парламентские и президентские выборы – через месяц (голосуйте за СПК!), а пока власть принимает на себя Временное правительство. Ура, товарищи! Наконец-то сброшено ярмо династии Цин, триста лет тиранившей Манчжурию.

В Монголии произошло в общем то же самое, но в соответствующих масштабах, то есть при поддержке всего одной десантной роты. Но зато действо там разу обрело красивое название – "Великая Октябрьская Социалистическая Революция".

Естественно, на следующий же день вспыхнуло восстание в Пекине, где главным был генерал Юань Шикай. Поднятые им части уже на второй день заблокировали императрицу Цыси с примерно тремя тысячами дворцовой стражи в Летнем дворце. На озере Куньминху неизвестно откуда взявшиеся три торпедных катера разнесли в пыль Мраморную Лодку, где любила обедать Цыси – правда, понятно, что в этот раз ее там не было. Некоторое время еще работала радиостанция дворца, засоряя эфир истошными воплями "спасите" на всех языках, но к исходу вторых суток осады она заглохла. Американские же добровольцы под командованием Сунь Ят-Сена быстро брали под контроль южные провинции. В самой же Америке набирало силу движение в поддержку свежих ростков свободы и демократии...

Неясным пока оставалось одно – кто же тут главная фигура? В то, что действия англичан и штатовцев не скоординированы, мне не верилось. Впрочем, еще меньше верилось в то, что генерал Юань сможет мирно ужиться с Сунь Ят-Сеном.

Вильгельм уже получил толстые намеки на то, что, если он не станет поддерживать марионеточные режимы в Монголии и Манчжурии, то немецкую колонию в Циндао не тронут. Но эта ситуация с нами была уже оговорена заранее, так что кайзер согласился, даже не моргнув глазом. Впрочем, особенно моргать ему было и некогда, ибо как раз в это время он присутствовал на высочайшем смотре Еврейской Казачьей Армады, которая, будучи добровольческим формированием, недавно выразила единодушное желание отправиться в Манчжурию. Стройными рядами добровольцы проходили мимо трибуны, на которой торчали два императора и один канцлер – да уж, подумал я, до их строевой подготовки нашим далеко. И как, однако, ответственно относятся к порученному им делу! Взять хотя бы верховного атамана Хаима Дорфмана – ну прямо совсем ничего общего с Людендорфом, кроме пяти букв в фамилии. Даже усов не пожалел! А наши, блин, еще и не все свои имена выучили, тоже мне поцы. Впрочем, в дороге будет время подзубрить... Вслед за пехотой мимо нас с лязганьем проползли бронированные чудища с теми самыми поцами, и смотр закончился. Прямо с него части отправлялись к месту погрузки в эшелоны.

Прошедшие перед нами танки представляли плод моей фантазии на тему – а что будет, если скрестить английский МК-1 с нашим Т-35 ? Получилось нечто с гусеницами вокруг корпуса и двумя полубашнями по бокам, как у первого английского танка, но сверху имелась еще одна большая башня с трехдюймовкой плюс четыре пулеметных. Это убоище весило сорок две тонны, перевозиться могло только на специальной платформе, а своим ходом развивало аж пятнадцать километров в час. Как и положено танку, оно имело броню – спереди тридцать пять миллиметров, с боков двадцать пять, сзади и сверху десять. Несмотря на свое чисто показушное назначение, подумал я, против больших масс плохо вооруженной и необученной пехоты эти монстры могут и неплохо себя показать. Интересно, хорошо ли китайцы бегают?

Авиация, предназначенная ко вмешательству в грядущий конфликт, уже находилась в Иркутске. Это были два десятка "Кошек", тридцать пять их лицензионных сестер Ju-07 и шестьдесят фоккеровских "Валькирий" – машин, сделанных на основе "Ишака", но с убирающимся шасси и большим разнообразием бомб на внешней подвеске.

К середине ноября можно было сказать, что ситуация прояснилась. Увы, Англия с Америкой спелись окончательно... И если в ихних газетах или даже высказываниях политиков еще были разночтения относительно того, кто в этом альянсе главный, то лично мне все было ясно. Обе страны надежно контролировались сплотившейся группой Ротшильдов, которых теперь правильнее было называть американскими, Рокфеллерами и наследниками Джи Пи Моргана. Альперовича в это высшее общество пока не пускали, но считали если и не до конца своим, то сильно сочувствующим. Потребности данной оравы были незамысловаты – нужна большая война. Вообще-то не очень критично, кого с кем, но лучше против кого-то из нашей Большой Четверки, остальные сами втянутся. Но противник требовался как минимум из соизмеримой весовой категории – потому как представить, что и, главное, как быстро произойдет с Австрией, например, под ударами России и Германии, мог даже самый тупой индивидуум. В этом смысле Китай представлял собой идеального, так сказать, партнера – совершенно неисчислимые людские ресурсы, большие трудности со снабжением для стран четверки и возможность нанесения существенного ущерба России, а если понадобится – то и Японии. Кстати, именно положение последней было наиболее двусмысленным – хотя срок союзного договора с Англией и истек, но экономика от полного разрыва с владычицей морей пострадала бы очень сильно.

Внутрикитайский же расклад лишился всякой таинственности на Великой Ноябрьской Всекитайской конференции, где два народных вождя, Сунь Ят-Сен и Юань Шикай, под гром оваций встретились, поклялись в вечной дружбе и тут же назначили друг друга президентом и премьером. Но Юань еще до президентства выглядел несколько больным, а потом ему и вовсе поплохело, так что на четвертый день своего срока он взял и скончался. А вот не надо было вокруг себя столько английских советников разводить! В общем, выпавшее из ослабевших рук знамя подхватил Сунь Ят-Сен, который получил почти официальный титул "отца китайского народа", и вот уже неделю как тот самый народ под руководством своего папочки хоронил героя революции, надорвавшего силы в борьбе за народное счастье.

А наши эшелоны ползли на восток... Единственно, что пока оставалось неясным – это решится ли новый Китай на войну сразу, то есть до завершения подвоза необходимого вооружения, да еще и зимой. Судя по тональности речей "Отца", он таки собирался решиться именно на это. Так что через два дня в Зимнем должно было состояться подписание союзных договоров Монголии и Манчжурии с Россией – для экономии времени и денег за один присест, тем более что эти договора были совершено одинаковыми, отличаясь только буквами "онгол" и "аньчжур" в названиях стран. Текст же гласил, что мы обязуемся защищать эти государства от любой агрессии. В ответ они должны будут призвать в армию потребное количество народа, но не более десяти процентов от общей численности, воевать под нашим оперативным командованием и поставлять стратегическое сырье и материалы с прибылью не более пятнадцати процентов.

Наша стратегия в предстоящей войне строилась на только что разработанном понятии «экономически активная оборона», идея которого принадлежала мне, а детальная разработка делалась немецким генштабом. Суть ее была в том, что оборона от обладающего огромными людскими ресурсами противника должна строиться на основе самоокупаемости. То есть вдоль китайско-манчжурской границы спешно создавались пять мощных укрепрайонов – соответственно, между ними было четыре прохода достаточной ширины. Противник наверняка найдет эти проходы и в конце концов начнет наступать именно там. Местность же за проходами заранее оборудуется коммуникациями и временными укреплениями на особо опасных направлениях, с тем, чтобы наступающие части, двигаясь по направлению наименьшего сопротивления, попадали в «мешок». Противоположная от линии фронта сторона каждого «мешка» заранее снабжалась концлагерем. Соответственно попавшему в эту ситуацию противнику будет предоставлен абсолютно свободный выбор – или помереть с голоду, дожидаясь, пока китайцы через Красный Крест оплатят содержание своих пленных, или признать себя виновными и добровольно взять обязательство отработать четыре года на Транссибе и насыпке сахалинской дамбы, где их будут кормить и даже платить аж до двадцати копеек в день – правда, условно, то есть с выдачей по окончании срока.

Представляя этот план кайзеру, я немного беспокоился, что его рыцарская натура вдруг не приемлет такого образа действий, но он, наоборот, сразу заявил – только что продемонстрированная узость мысли меня не красит. Почему это я решил, что искупать вину можно только в Сибири? В Германской Африке оно выйдет ничуть не хуже... В общем, мы договорились о том, что возмущенный нашим варварским отношением к пленным кайзер внесет за какую-то часть требуемые деньги через Красный Крест, ну, а дальше вступят в силу законы о несостоятельных должниках. Количественно же мы решили делить гостей примерно в соотношении два к одному. Два, понятно, нам – все же у нас существенно выше объем потребных работ. Разница компенсируется Германии акциями возводимых объектов.

За всей этой суетой я чуть не забыл про грядущее итальянское землетрясение. Впрочем, совсем забыть мне не дал бы третий секретарь, в обязанности которого после случая с Мосиным входило, получив от меня кодовое слово или фразу, в нужное время передать мне его под расписку. Но за три дня до того, как этот секретарь принес бы мне написанное мной же слово «Мессина», ко мне на прием явился директор Международного Сейсмологического Института Борис Борисович Голицын и сообщил, что обстановка на юге Италии внушает опасения. И это не только его мнение, но и других ученых. В общем, судя по динамике процесса, где-то в начале весны там возможно сильное землетрясение, сказал он и попросил дополнительное финансирование для организации станций наблюдения по месту событий. Деньги я ему выделил, все равно ничего организовать он не успеет, до толчка оставалось восемь дней, и, сделав задумчивую морду лица, произнес:

– Да, по моим сведениям там действительно может сильно тряхнуть – баллов этак на девять, если не на десять. Но ведь можно спровоцировать данный процесс, тогда толчок произойдет раньше, но будет существенно слабее. Вы с теорией сейсмического резонанса знакомы?

– Знаком. Вот только... вы меня, ваша светлость, извините, но это бред, а не теория.

– Ну ладно, не нравится вам она, но людей-то обижать зачем? Светлостью вон обзываете, несмотря на то, что я вас, как человека, именую Борисом Борисовичем. А насчет теории – да, согласен, у автора избыток фантазии не очень удачно наложился на недостаток знаний, но что-то в ней, по-моему, есть. И я настроен все-таки провести ее проверку – так быстро, как только в моем ВЦ смогут вычислить подходящую точку воздействия. Ну, и взрывчатку подвезти, это тоже требует времени. Кстати, вашему институту выделяется два электронных программируемых вычислителя, с ними все расчеты можно будет делать в десятки раз быстрее. А как у вас народ на них работать научится – допущу к машинному времени на ВЦ, к тому времени там и более серьезные агрегаты будут стоять.

Утро шестнадцатого декабря я встретил невыспавшимся, чуть простудившимся и потому злым, как собака. Нет чтобы итальянцам устраивать у себя землетрясение не по григорианскому, а по юлианскому каледарю! Тогда сейчас был бы разгар рождества, и бабах был бы куда уместней... С другой стороны, саперы тогда могли бы, пожалуй, и принять за воротник, что чревато. А вообще сам виноват – захотел посмотреть, как четыре килотонны взрываются, вот и сиди тут в наспех отрытой землянке у перископа, любуйся. Кстати, а капонир-то для «Тузика» успели отрыть? А то ведь придется обратно на открытой «Оке» ехать, если самолет взрывной волной заденет! Впрочем, ординарец уверял, что все в порядке, а самому тащиться на мороз и ветер было лень.

Из соображений не возить боеприпасы черт знает куда расчеты показали, что одна из точек воздействия находится как раз между Сестрорецком и Выборгом, где я сейчас и сидел. До взрыва оставалось десять минут.

По истечении этого срока я смотрел левым глазом на часы, правым – в перископ, а головным мозгом решал помаленьку возникающую задачу.

Плюс десять секунд. На Камчатке у меня эти взрывники службу продолжать будут!

Плюс пятнадцать. Нет, на Георгиевской Земле лучше...

Плюс двадцать. Пожалуй, пока Антарктида еще моя, загоню уродов на Южный полюс.

Плюс двадцать две... И тут над горизонтом вспыхнуло зарево. Честно говоря, я ожидал большего – и цвет не очень яркий, и форма какая-то неправильная, не шар, не гриб, а что-то медузообразное...

– Время! – закричал соседний наблюдатель, и мы быстро скатились в отнорок метром ниже. Секунд через пять до нас дошла ударная волна. Тоже, в общем, ничего особенного – помню, когда на перешейке в ста метрах от калединской землянки рванул снаряд японской мортиры, так и то впечатление было посильнее.

– Вас не контузило? – заорал наблюдатель мне прямо в ухо.

– От вашего вопля? Вроде нет, но повторять все равно не надо. Полезли, что ли, наружу?

Мы вылезли, и я обозрел окрестности. Никаких особых разрушений не наблюдалось, кроме двух упавших деревьев, но одно из них точно было сухое. В общем, и чего мне в Гатчине не сиделось?

С самолетом ничего не случилось, и через десять минут я летел домой. На небе висела луна, на земле, где надо, горели огоньки, так что после пятидесятиминутного полета я спокойно сел в Гатчине. В кабинете разделся, сполоснул морду холодной водой, развел кофе покрепче и начал ждать новостей. Впрочем, первая даже не дала мне толком хлебнуть кофе – в Риге землетрясение! Слабое, балла три – три с половиной, жертв и разрушений нет, но паника скоро будет.