Текст книги "Змеюка на груди"

Автор книги: Андрей Евпланов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

Рыженков тут же согласился помочь, но с условием, что друзья приедут к нему вечером выпить водочки и вспомнить былое.

Фима и Никита дождались сменщика, сыграли партию в шахматы, выпили по бутылке пива и отправились по домам.

У самого дома Фиму обогнал джип. Он с шиком подкатил к подъезду. Из него вышел Самвел, и, с учтивостью дрессированного медведя, подал руку даме. Это была Роза Марковна. Разобравшись кое-как с дамой, Самвел полез в машину и достал оттуда пакеты. Много пакетов толстых и тонких, так много, что шоферу пришлось поставить их на ступени, для того, чтобы распахнуть дверь перед «начальником отдела наружного наблюдения».

Фима не поверил своим глазам: мрачная горилла вдруг обрела человеческий облик. Впрочем, сегодня выдался не самый плохой день – старые товарищи не послали его куда подальше. Значит, что-то все-таки цепляет людей друг за друга в этом мире помимо денег и секса. Может быть, как раз сегодня началась новая полоса в жизни. Это было бы как нельзя кстати. Нельзя же все время ходить вдоль по коврику, который всем кладется поперек.

Он поднялся на лифте на свой этаж, и уже хотел выходить, но услышал знакомые голоса и задержался.

– А виноградные листья я вам на днях завезу, Роза-джан, и гранатовый соус тоже. Мне мама прислала целий банка.

– Хорошо, Самвельчик, только я все равно не запомнила, как готовить эту вашу долму. Ты мне в следующий раз все напиши на бумаге. А насчет пояса ты подумай, с радикулитом шутить не надо.

Они распрощались, и Фима вышел из своего укрытия. «Тетя, вы просто Вальтер Запашный в юбке, по вас цирк плачет. Группа криминальных водил под руководством Розы… Кстати, как ее фамилия?»

Роза Марковна оказалась способным «опером». Она тщательно обследовала все точки, где видели «киргизов», поговорила с телохранителями, которые пытались их задержать, и даже нашла свидетелей из посторонних. И после всего этого у нее создалось впечатление, что «киргизы» не следили за Вартановым, а скорей всего пугали его. Если человек хочет кого-то выследить, он не будет делать это в открытую, иначе, это теряет всякий смысл. «Киргизы» же и не думали прятаться. Они намеренно демонстрировали Алику свое присутствие. Это подтверждал и сам Вартанов, и телохранители, и другие свидетели. Девушка, которая торговала мороженым напротив дома, где помещался офис виноторговца, видела «азиата», которого она, правда, приняла за вьетнамца и даже пыталась с ним заговорить, но он сделал вид, что не понимает ее. Именно поэтому она и пришла к заключению, что он вьетнамец: «Он как будто что-то искал: то на одном месте постоит посмотрит, то на другом и все время оглядывается. Я спросила его, какой номер дома ему нужен. А он как будто не понял меня или сделал вид. Наши-то косоглазенькие все по-русски понимают, а этот зыркнул на меня как с того света и отошел. И взгляд у него был такой неприятный, тяжелый. Мне от него даже не по себе стало. Ночью я долго не могла уснуть, а утром проснулась с головной болью».

Швейцар из бизнес-клуба на Таганке тоже приметил азиата, который вертелся возле клуба: «Такой невзрачный, в белой рубашке. Постоял у подъезда. Я его шуганул, у нас, знаете, публика солидная, а тут всякие попрошайки шляются… Он посмотрел у меня, как на врага народа, и перешел на ту сторону и зашел во двор, я подумал справить малую нужду. Но, видимо, ему приспичило, потому что он пробыл там не менее десяти минут. Потом я видел его еще. Но близко к подъезду он не подходил. Издали смотрел, как гости подъезжают. Никто на него не обращал внимания, но людям Вартанова он не понравился. Самвел и этот, как его, Левон хотели даже его задержать, но он от них ушел. Юркнул во двор и, как в воду канул. И что удивительно, двор-то не проходной».

В том, что двор не проходной Роза Марковна убедилась сама. Это был типичный каменный мешок, узкий и гулкий, как колодец. В двух сторон его окружали глухие стены домов. Во двор только узкие клетки лестничные клеток. Парадные подъезды этих домов выходили на улицу, а черные ходы в другой двор, к тому же они были забиты наглухо. С третьей стороны находилось здание, в котором когда-то помещалось «Ателье по ремонту…». Ателье давно закрыли, а часть вывески сохранилась. И окна и двери были забиты. Каменный мешок заканчивался высокой стеной, к которой прижалась неопрятная помойка. Стена была высокая, но довольно щербатая. Кроме того, во дворе имелось несколько люков неизвестного назначения. «Киргиз» мог уйти от своих преследователей либо через них, либо через стену, но для этого он должен был обладать ловкостью обезьяны.

Фима слушал отчет тети Розы и диву давался, как грамотно она вела расследование. Ему наверно и в голову не пришло бы обратить внимание на какие-то там люки. Нет, что касается криминалистики, то тут женщины определенно способнее мужчин. Особенно бабушки, не даром же Агата Кристи выбрала своей героиней бабулю. Они такие дотошные.

– А этот твой Афанасий действительно фрукт, – подвела черту под свой отчет Роза Марковна. – Он знает больше, чем говорит, но помогать хозяину не хочет. Кстати, аванс он мне таки выдал и ваш паспорт вернул. Я купила продукты. Сегодня приготовлю рыбу-фиш. Вы любите рыбу-фиш?

– Как вам удалось приручить этого костолома?

– Самвел хороший мальчик, такой вежливый. Все рассказывал мне про свою маму. Она у него живет в деревне. Он ей высылает деньги. Там у них в Армении сейчас такие трудности… Пенсий не платят, работы нет. Ой-ой, и за что только на людей такие напасти.

Рыженков встретил приятелей в трусах и в майке. Он жил в довольно просторной, но страшно запущенной квартире. В последний раз Фима был у него год назад. Тогда в прихожей он заметил большую бельевую корзину со всяким хламом. Когда Фима спросил, что это такое, Стас объяснил ему, что это жена вещи с дачи привезла. Вот освободится, и все разложит по местам. Она видно до сих пор не освободилась, потому что корзина была на том же месте. Впрочем, как выяснилось, жена от Рыженкова ушла. Может быть даже из-за корзины, потому что зачем бы ей иначе уходить от Стаса. Он ведь красивый, умный, вежливый и не жадный: сколько раз ему предлагали идти в охрану на хорошую зарплату, а он предпочел свободу.

– Видишь ли, старичок, все равно мы все шестерки, но лучше уж быть шестеркой в колоде у государства, чем у частника. Не так явно ощущаешь себя холуем. Государство понятие невнятное. Это прежде всего, чиновники, но ведь и мы в какой-то степени государство, и если очень зажмуриться, то можно представить , что работаешь на себя. А на фирме тебе не дадут забыться до такой степени, тебе тут же напомнят чей хлеб ты ешь, а это согласись унизительно. Не для того меня мама рожала, чтобы чужой дядька говорил мне: «Фас»!

– Почему бы тебе тогда не создать свою фирму, скажем какое-нибудь сыскное агентство?

– Именно потому, что я не люблю хозяев. Если я стану хозяином, я перестану любить себя, а это полная лажа. Мне придется взять на работу тебя или Никиту. Вы хорошие ребята, но будете сачковать, потому что «совок» не сачковать не может. А мы с вами «совки» до мозга костей, хотя кое-кто из нас и потерся в Америке. Я буду на вас злиться, сношать вас каждый день на летучках, то есть унижать. Вы будете кивать, улыбаться, признавать ошибки, но, в конце концов, меня возненавидите. При этом работать станете спустя рукава в знак протеста и презрения. Когда я увижу, что накачки пользы не приносят, я начну заискивать перед вами, потом стану делать работу за вас. Потом я вас все-таки выгоню, но при этом почувствую себя подлецом. Кто-то из древних сказал, что хозяин рано или поздно становится рабом своих рабов.

– Это как у Экзюпери: ты ответственен за того, кого приручил, – вставил Фима.

– Психи, – сказал Никита, – теперь я понимаю, почему от вас бабы свалили.

– Кстати, о хозяевах. Вот, что тут накопали мне по Вартанову, – Рыженков достал из портфеля листок бумаги, и надел очки и прочитал: Вартанов Алексей Григорьевич, родился 9 сентября 1954 года в селе Крунг Октемберянского района Армянской ССР. Отец – председатель колхоза, мать – домохозяйка, после окончания школы приехал в Москву, где поступил в МЭИ. Видимо папе это стоило стада барашков, потому что сынок вступительные сдал на одни трояки. В институте Вартанов активно занимался общественной работой, бел секретарем комсомольской организации факультета. После института Алексей Григорьевич ушел в бизнес, организовал МЖК, потом компьютерную фирму, сейчас возглавляет группу, которая импортирует вино, натуральную пробку и морепродукты из Испании, Португалии и Франции. Женат. Имеет недвижимость на Коста Брава в Испании, виллу. Женат. Жена – Вероника Вартанова, до замужества Корытова, домохозяйка. Детей нет.

В общем, чист твой Вартанов, в уголовщине не замешан. Крыша у него, правда, криминальная, но это скорее беда, чем вина. Деньги видимо прячет, но какой дурак их будет показывать при наших-то чиновниках. Обдерут государевы люди, как липку и голышом по миру пустят.

А вот по его финансовому директору Афанасию Винникову явно СИЗО плачет, дважды судим за мошенничество и кражу, подозревается в связях с наркобизнесом.

Это твои клиенты, Фима? У них, что собака пропала или лошадь, а может попугай?

– Нет, Стас, их кто-то преследует. Скажи, пожалуйста, что слышно в Москве про киргизскую преступную группировку?

– А нет такой группировки, есть грузинская, армянская, азербайджанская, чеченская и еще десяток других, а киргизской нет. Приезжают оттуда отдельные наркокурьеры и то не часто.

– Ладно вам, мужики, все о делах и о делах.

– Разливай, Стас, а Ефим нам расскажет, как в Америку съездил.

– Вы знаете анекдот про то, как еврей в Израиль ездил? – сказал Фима, когда приятели выпили по первой под селедочку с картошкой. – Так вот уехал Рабинович в Израиль на ПМЖ. Через месяц пришел в советское посольство и попросился обратно. Ему разрешили вернуться. Через месяц он опять попросился в Израиль. Ему говорят: «Вы уж определитесь, где вам лучше». А он им: «Что тут дрек[3]3
  Дерьмо (идиш).


[Закрыть], что там, но дорога…»

– Что ты там делал, Ефим, баранку крутил на Брайтон-бич?

– А вы знаете историю о том, как Рабинович песок в Израиль возил? – Приятное тепло растеклось по телу Фимы, ему вдруг стало хорошо и уютно, как давно уже не было, хотелось быть остроумным и веселым, и его понесло. – Едет Рабинович в Израиль на велосипеде и везет с собой ящик с песком, килограммов так на сто. Таможенники, конечно, обалдели – такого еще не было. Все перекопали – нет ничего в песке, проверили – не золотой ли. Оказался обычный песок. Делать нечего – пропустили. Через неделю опять песок везет, Опять проверили и пропустили. Он опять везет. Их начальник чувствует – что-то не то, а поймать за руку не может. Тогда он позвал Рабиновича к себе в кабинет, закрыл дверь и говорит: я тебе ничего не сделаю и товар твой не конфискую, только скажи мне, по честному, в чем заключается твой гешефт[4]4
  Интерес, дело (идиш).


[Закрыть], чем ты торгуешь? Как чем, – говорит Рабинович. – Велосипедами.

– Во дает, – залился смехом Деркун. – А при чем тут песок?

– Я тебя умоляю, Никита, – сказал Рыженков. – Не бери в голову – бери на грудь.

– Не, Стас, уважаю евреев, жизнерадостные ребята, их дерут, а они крепчают. Прими меня, Ефим, в свою нацию.

– Не советую, – сразу посерьезнел Стас. – Это все равно, что всю жизнь ходить под следствием. Вроде и свободен, но в любую минуту тебя могут вызвать к следователю, и, чем это закончится еще не известно…

– Святая правда, – согласился Фима. – Но даже не в том дело. Чтобы стать евреем нужно пройти обрезание, а ты знаешь, Никита, что отрезают пропорционально прожитым годам. Тебе уже за сорок, подумай о жене…

– Да ну вас, мужики, – обиделся Никита. – Давайте лучше о бабах. Есть тут у меня одна парикмахерша, в твоем вкусе Ефим. Роскошная дамочка, и цену себе знает.

– Ой, гевалт[5]5
  Караул! (идиш).


[Закрыть], не надо, – замахал руками Фима. – У меня нет таких денег.

На следующий день Фима проснулся с головной болью. Язык во рту был как рожок для обуви, в живот кто-то напихал кирпичей. Он не сразу сообразил, где находится, и долго смотрел на ободранные стены и потолок в разводах. Что было вчера, он с трудом вспомнил, но вот планы на сегодня совершенно не укоренились в голове. А ведь что-то они с Никитой хотели предпринять.

Фима свесил ноги с кровати и уставился в пол. Процесс мышления никак не запускался. Видимо вчера он совершенно посадил мозговой аккумулятор. И тут зазвонил звонок.

– Алло, Ефим, услышал он энергичный голос Деркуна. – Ты еще дома, а я тут на Солянке, «Киргиз» здесь крутится, надо брать. У меня с собой только газовый пугач. Захвати с собой что-нибудь посущественнее, и не забудь браслеты. Все, жду.

Фима бросился в ванную и чуть не сбил Розу Марковну.

– Ефим, я сварила вам яйца в мешочке. Куда вы бежите сломя голову?

– Брать «киргиза».

– Зачем? Вам же не за это платят. Нужно только узнать что им нужно.

– Отвяньте, тетя, вот возьмем и узнаем.

Никита расхаживал возле ворот особняка взад-вперед, как зверь в клетке. Тигр…нет, пантера, он был весь в черных джинсах и в кожанке, Время от времени он поднимал руку и поглядывал на часы.

Фима издали помахал ему рукой, он заметил и пошел навстречу. Но произошли события, которые скомкали теплую встречу собутыльников.

Из ворот особняка выехал зеленый «Фиат», и остановился у проезжей части, чтобы пропустить поток машин. И в это время автоматная очередь прошила лобовое стекло автомобиля. Никита моментально сориентировался, откуда стреляли, и бросился в подъезд дома напротив. Фима ринулся за ним, доставая на бегу из брючного кармана незаконную «беретту». Дверь в одну из квартир на лестничной клетке третьего этажа была распахнута настежь. Некоторое время Блюм и Деркун, прислушивались, что происходит в квартире.

– Ушли, – Сказал Фима и проскользнул в прихожую.

Квартиру видимо собирались ремонтировать: мебель вывезли, пол застелили газетами. Прихожая была заставлена мешками с цементом, упаковками плитки, банками с краской. В одной комнате стояли грубо сколоченная малярная времянка, в другой возле открытого окна лежал «калаш».

– Ушли через чердак или через другую квартиру, – сказал подошедший Никита.

– А может и через подвал, пока мы брали штурмом квартиру, – предположил Фима.

– Пойдем посмотрим пока менты не наехали.

– Ты иди на чердак, а я посмотрю, что там в подвале.

Дверь в подвальное помещение была заперта на замок, щеколда оторвана. Из-под ног Фимы юркнула здоровенная крыса. Здесь было душно и смрадно. Сплетения разнокалиберных труб напоминали внутренности какого-то гигантского животного.

– Вот так, наверно выглядело чрево кита, в которое угодил библейский Иона, – вдруг пришло в голову Фиме.

Сквозь грязные окошки-щелки под потолком пробивался тусклый свет. Одно окно было разбито. Фима приставил к стене, валявшиеся на полу кирпичи и не без труда выбрался из окна во двор.

Посредине двора был разбит сквер с качелями, «стенками» для лазания, песочницей и мрачного вида «теремком на курьих ножках». Возле песочницы Фима заметил матерчатую перчатку. Он поднят ее и сунул голову в дверь теремка. И тут чья-то сильная рука зажала ему рот. Одновременно он ощутил укол в области лопаток. Фима высвободиться, но руки ему не подчинились. Он хотел лягнуть неведомого противника ногой, но ног у нег не было. Весь белый свет вдруг превратился в точку, а через некоторое время погасла и она.

Очнулся Блюм на кухне. Он был накрепко привязан к батарее. Напротив него, за кухонным столом сидели двое азиатов в одинаковых белых рубахах навыпуск синих портках. Он были как два фарфоровых изолятора на столбе – холодные и безучастные.

Бандиты с аппетитом уплетали вареную колбасу, ломти которой они отрезали от батона огромным тесаком.

– Салям алейкум, – выдавил из себя Фима.

Один из бандитов помахал тесаком у него перед глазами и приложил палец к губам – молчи.

Фима напряг память, чтобы вспомнить что-нибудь киргизское и выдал:

– Якши, амангельды, аскар акаев, чингиз айтматов, блин…

Бандиты никак не прореагировали на его эрудицию. Фиме стало страшно. Лоб его покрылся испариной. Чтобы немного успокоится, он стал осматривать помещение. Медленно-медленно он обследовал глазами замызганную газовую плиту, полку с алюминиевыми кастрюлями и поварешками, допотопный холодильник. Ни одна из этих убогих вещей не говорила о характере своего владельца или владельцев. Стол, табуретки, веник в углу – абсолютно безликие, казенные предметы. Где-то он уже видел такую кухню. На столе нож, очень необычный, нечто среднее между топором и ножом, как такие ножи называются?

Взгляд Фимы пополз по стене вверх и… На бельевой веревке под потолком висели женские трусики. Фима плохо разбирался в женском белье, но даже ему было понятно, что эта вещь не из гардероба госслужащей или работницы макаронной фабрики. Черные, шелковые, кружевные, как они оказались в этой пещере Али Баба и разбойников? Может эти головорезы убили фотомодель?

– Эй, мужики, скажите, наконец, что вам надо? – снова заговорил Фима. – Я подозреваю, что вы меня с кем-то перепутали. Давайте разберемся…

Но бандиты не хотели разбираться. Один из них взял со стола тряпицу, на которой лежала колбаса, и запихал ее пленнику в рот.

Насытившись, бандиты дружно рыгнули, попили воды из-под крана, хотя на полке стояли стаканы и вышли из кухни. Некоторое время слышались их голоса, но разобрать о чем они говорили, и на каком языке было невозможно. Потом хлопнула дверь.

«Ушли, – подумал Фима. – А что если они ушли насовсем? Может у них принято так убивать людей: распять на батарее и оставить умирать с голоду».

И тут ему в голову почему то пришел анекдот. Встречаются раввин и католический прелат. Раввин из вежливости спрашивает:

– Как дела коллега?

– Да ничего, – отвечает прелат, – вот дали новый приход побогаче прежнего.

– Как, и это все?

– Ну почему же, если я буду заботиться о пастве и хорошо молиться, меня могут сделать епископом.

– И это все?

– Если я буду еще лучше заботиться о пастве и усердно молиться, меня могут произвести в архиепископы.

– Но теперь таки все?

– Могу стать кардиналом.

– Хорошо, а дальше?

– Папой Римским.

– Ну, знаете, не могу же я стать богом…

– Вот как, а у нас один таки стал.

«Ну нет, такая перспектива мне не грозит, – рассмеялся про себя Фима. Слишком много я грешил. И потом, если бы они хотели меня убить, то прикончили бы на месте. Что-то им от меня надо, но допрашивать меня, видимо, не их прерогатива. Они шестерки, а говорить со мной будет главный. Надо успокоиться и подготовиться к его приходу. Не стоит умирать прежде, чем тебя убили».

Чтобы успокоиться Фима вновь стал изучать обстановку кухни. И вспомнил. Точно такая же кухня была в номере общежития, где жили иностранные студенты МГУ. Однажды его пригласил к себе однокурсник из Польши. Поляк хотел продать какие-то рубашки. Они сидели на такой же точно кухне, пили «Выборову» и закусывали копченой колбасой. И тут же в голову пришло название ножа – мачете. Такими ножами-топорами кубинцы рубят сахарный тростник, это показывали по телевизору, а индейцы расчищали дорогу в сельве. Неужели он попал в лапы иностранцев?

Совершенно «растопырившись» умом Фима расслабился и задремал. Очнулся он только тогда, когда услышал, как кто-то возится с замком. Через некоторое время дверь на кухню открылась и перед ним предстала его бывшая жена Нинель собственной персоной.

Расставшись с Фимой, Никита бросился на чердак, и проник туда без особого труда. Чердачная дверь была не заперта, а приперта доской изнутри. Деркуну ничего не стоило открыть ее ударом ноги. С чердака можно было свободно выйти на крышу. К одной из стен были пристроены леса, по которым киллер, скорей всего, и спустился на землю. Никиту последовал его примеру.

На противоположной стороне улицы, возле «Фиата», уже собралась небольшая толпа: мужчины кавказского типа, видимо из охраны офиса, тучный молодой блондин, судя по тому, что рассказывал Фима, это был Афанасий, девушка-мороженщица, пара случайных теток, бомж с клеенчатой сумкой. Охранники громко переговаривались по-армянски.

На тротуаре возле машины лежал человек в синей рубашке с галстуком. Голова его была прикрыта пиджаком.

– Живой? – спросил Никита.

– Какой живой, – махнул рукой один из охранников. – Пуля между глаз, будешь живой, да.

. – Нэсовместимо с жизнью, – добавил другой кавказец.

– Он украл у меня смерть, – сказал Афанасий, не открывая глаз от покойника.

– Хозяин?

– Дирэктор, – сказал охранник раздумчиво, так, как будто засомневался в том может ли покойник занимать должность.

– Кажный день кого-нибудь убивають, – вставила тетка. – При Сталине разве ж такое было? А цены? Давеча пошла покупать картошку, так денег только на полкило хватило.

Из-за поворота показалась милицейская машина и Никита поспешно перешел улицу. Связываться с милицией ему не хотелось, в кармане у него был газовый пистолет. Мало ли что у них в голове, еще вздумают обыскивать. Доказывай потом, что тебе по штату положено. К бывшим коллегам менты относятся особенно подозрительно.

Блюм так и не появился, значит, напал на след. Интересно, какие у него соображения насчет этого убийства? Надо будет позвонить ему вечерком. А сейчас хорошо пообедать. Все-таки хлопотное это дело сыск, никогда не знаешь, где и в какое время будешь обедать. То ли дело охрана: захотел поесть – достал бутерброды. Сухомятка, конечно, зато по часам.

Вот уж кого Фима не ожидал увидеть сейчас так это свою бывшую супругу. Зато она, кажется, ничуть не была удивлена встрече.

– Скотина, – зловеще процедила она сквозь зубы. – Хотел получить гонорар без свидетелей, думал бабки зажилить. Правильно сделали, что тебя, козла, накололи. Вот и сиди здесь на привязи, как собака, пока не окочуришься. А я пальцем не пошевелю.

И тут же вопреки своему обещанию, она присела на корточки возле Фимы и достала у него из карманов расческу и триста долларов двадцатками. Пересчитав купюры, она выдернула у него изо рта тряпку и стала ею бить Фиму по щекам.

– А это, чтобы тебе неповадно было укрывать деньги от семьи. Ты подумал, сукин сын, на что нам с детьми жить? Алиментов ты не платишь, потому что у тебя, видишь ли, а у самого бабок хоть жопой ешь. А ведь мать мне говорила, чтобы я не выходила замуж за еврея, потому что все вы лживые и алчные.

– Чья бы крова мычала, – огрызнулся Фима.

Но Нинель нравилось себя заводить, в эти минуты она искренне ощущала себя жертвой, а этого ощущения ей не хватало, как некоторым людям в организме не хватает кальция. Они понимают, что это несъедобно, но все-таки едят глину.

– Ты из-за своей жадности разрушил наш брак, а я-то еще, дура, думала: ничего что еврей, был бы человек хороший. Как я в тебе ошиблась.

– Нин, может, хватит спектакля, – прервал ее излияния Фима. – Не старайся быть большей стервой, чем есть на самом деле. Тут нет посторонних. Деньги ты уже взяла и еще получишь. Только отвяжи меня поскорей, а то с минуты на минуту сюда могут вернуться бандиты, тогда и тебе не поздоровиться.

– Вот еще, испугалась я твоих китайцев, – огрызнулась Нинель, но веревки все-таки развязала.

– Быстро уходим, – скомандовал Блюм, и потащил сопротивляющуюся Нинель к выходу.

Через несколько секунд они уже были в длинном коридоре, куда выходило множество дверей. Две негритянки с пакетами в руках, которые о чем-то живо говорили по-русски, посторонились и с любопытством уставились им в след. Теперь Фима был совершенно уверен, что находится в университетском общежитии для иностранных студентов. Тетка на вахте много значительно улыбнулась Нинель, и та ответила ей едва заметным кивком.

Когда беглецы ушли от общежития довольно далеко, Фима отпустил руку супруги.

– Ну а теперь рассказывай, как ты меня отыскала?

– Нашел дуру.

– Согласен. Если будешь молчать, ни рубля больше не получишь. Пусть Колобасов сам кормит своих отпрысков. Довольно вам сидеть у меня на шее.

– Думаешь такой крутой, ничего, мы на тебя управу найдем.

Фима выхватил сумочку и рук бывшей супруги и вынул оттуда свои деньги.

– Подлец, – возмутилась Нинель, – какой же ты, Блюм, подлец.

Но, увидев, что вокруг никого нет, перешла на более спокойный тон.

– Я же тебя, гада, сразу вычислила, еще, когда ты в первый раз приехал в этот офис на Солянке. Я шла к тебе домой, чтобы сказать, что подаю на тебя в суд за неуплату алиментов, и вдруг вижу – ты выскакиваешь из подъезда с выпученными глазами и садишься в джип. Я тут же схватила частника и поехала за тобой. Потом дождалась пока ты уйдешь, и все выяснила у охранников насчет их конторы. Эти кавказцы, когда увидят красивую бабу, сразу теряют голову. А сегодня поехала туда на всякий случай, может, думаю, узнаю за какие бабки ты на них работаешь. Вышла из метро, иду, а ты мне навстречу с двумя какими-то косоглазыми. Прошел мимо, и не заметил меня, хотя я не успела спрятаться. Так, думаю, надо посмотреть, куда они навострили лыжи. А вы приехали в общагу. Я часа три ждала тебя на скамейке в сквере. Смотрю, косоглазые ушли, а тебя все нет. Подошла к вахтерше, говорю, тут мой алкоголик с двумя китайцами не проходил? Еще скандалить начнет, он буйный у меня, когда нажрется, еще ножом кого-нибудь пырнет. Она говорит – это не китайцы, а мексиканцы. Они приходят к одной своей землячке, Марии, из 669-й комнаты. Ну, думаю если сейчас не вмешаюсь, эта баба из него вытрясет все деньги…

– Подожди, – остановил супругу Фима. – Ты говоришь, я шел с этими двумя… И как я выглядел?

– Как всегда по-дурацки. Наверно травил им анекдоты, потому что сам размахивал руками и покатывался со смеху, а у них рожи были, как будто деревянные.

– Значит, я был в полном сознании, и они держали меня под руки.

– Ты никогда не бываешь в полном сознании, а шел ты сам, и никто тебя не держал. Может хватит делать из меня идиотку. Давай деньги и катись.

Фима отсчитал две двадцатки, сунул в сумочку и протянул ее Нинель:

– Спасение жизни, такого подлеца, мерзавца, скотины и урода как я больше не стоит.

Нинель, хотела было разразится новыми проклятиями и уже закатила глаза, но передумала, плюнула Блюму под ноги и гордо удалилась.

«Вот стерва, – подумал Фима, глядя ей в след, – но как хороша, особенно задница. Память тут же услужливо подсунула ему черные трусики на веревке, и мысли плавно перетекли в другое русло. „Маша-мексиканка… мачете… а что, если это были не азиаты, а индейцы, краснокожие, они ведь тоже, кажется, относятся к желтой расе? Допустим это так. Вполне возможно, что Вартанов имел дело не только с испанцами и португальцами, но и с каким-нибудь наркокартелем из Нового Света. Допустим даже, что индейцы выследили меня, когда я заходил в эту гиблую контору, и захотели узнать, что у меня с ней общего. Но как им удалось сделать так, чтобы я одновременно был в сознании и без сознания. Вкололи какое-то колдовское снадобье? Зомбировали? Похоже, Блюм, ты опять влип в паршивую историю. Получается прямо, как у Фенимора Купера: «Шоколадное сердце – враг индейцев“.

Дома его ждал струдель, Никита и звонок Рыженкова. Если первое и второе было приятным сюрпризом, то звонок, скорее, озадачил. Стас не скрывал своего раздражения тем, что его приятели оказались, пусть весьма отдаленно, причастными убийству виноторговца. Если следователю станет известно, что накануне своей гибели Вартанов встречался с частным детективом, он, вне всякого сомнения, захочет потянуть за эту ниточку.

– И тогда вы окажетесь по уши в дерьме, и я с вами, – заключил Стас.

– Неужели так серьезно? – Фима сделал вид, что ничего не понимает.

– А ты как думал. Среди бела дня на улице автоматной очередью убит бизнесмен.

– Ну, этим сейчас никого не удивишь. Это ведь не Березовский и не Брынцалов, бизнесмен средней руки. Таких отстреливают сотнями на бескрайних просторах нашей обновленной родины, и никого это особенно не беспокоит.

– Дело обстоит серьезнее, чем ты думаешь. Заместитель Вартанова подозревается в связях с международной торговлей наркотиками. В Москве сейчас гостит некий Рахманкулов Молдабек Мирзоевич – министр сельского хозяйства одной из среднеазиатских республик. По нашим сведениям, он контролирует возделывание и сбытом конопли во всем регионе. У него кличка Мирза. Все догадываются, что он промышляет наркотой, но за руку его еще никто не поймал. И президент их догадывается, но ничего с ним поделать не может. Этот Рахманкулов, видишь ли, из клана, который испокон веку соперничает с кланом президента. Не имея серьезных улик, его нельзя трогать, иначе родичи, а это полстраны, поднимут кипеш, и президента не переизберут на четвертый срок. Так вот Афанасий встречался с Мирзой. После убийства Вартанова, он исчез. Сказал секретарше, что плохо себя чувствует, ушел с работы и как воду канул.

– Это основная версия следствия?

– Нет, одна из трех возможных версий. Вторая – его могла заказать жена, чтобы завладеть его капиталом и имуществом. Секретарша сказала, что у них в последнее время были серьезные трения из-за любовника. Вартанову неожиданно решил ехать. Возможно, ему кто-то позвонил, хотя секретарша звонка не помнит. Он попросил Афанасия, который должен был ехать на таможню, отложить свою поездку, и сел в его машину.

– А третья версия?

– Третья – это вы с Никитой. Бывшие сотрудники органов, а ныне самозванные сыщики, запросто могли шантажировать предпринимателя, а когда он не поддался на шантаж – убить. Тем более, что вас хорошо запомнила и описала девушка-мороженщица. Я не знаю, какие у тебя на самом деле были отношения с Вартановым, но лучше тебе сейчас держаться подальше от его конторы. Занимайся собачками, кошечками, а лучше телочками. – Я все понял, Стас. Дело Trade group Realta, считаю закрытым. Тем более, что за мои услуги больше некому платить, – Фима положил трубку и всерьез взялся за струдель.

Роза Марковна с умилением смотрела, как он уплетает ее кулинарное творение. Обидно, конечно, что сорвался выгодный контракт, но аванс все-таки удалось получить, и потом «мальчик». Про себя она звала Фиму «мальчиком». За время своего пребывания в Москве, она успела привязаться к своему непутевому родственнику и даже полюбить его. Своих детей у нее никогда не было, но она привыкла быть мамой для всей харьковской родни. Но после всей родни в ее сердце, приютившем бедного Фиму, еще оставалось порядочно места, и она погладила взглядом по мощному загривку Никиту, припомнила неприкаянного Самвела и вздохнула.

– Ешьте, мальчики, в следующий раз я испеку вам рулет с маком. Вы любите рулет с маком?

Сколько раз в трудные минуты своей жизни Фима Блюм клялся себе начать жизнь сначала, как только минует гроза. По сути, это были обеты судьбе, хотя он этого никогда не осознавал. В детстве он давал зарок никогда не обманывать родителей, если они не спросят, кто разгрохал сахарницу из китайского сервиза. В юности он хотел всерьез заняться английским, и для этого в день читать страницу из Диккенса в оригинале, если отец останется жив после инсульта. Став взрослым, Фима не оставил этой привычки, только теперь зароки лишились былого разнообразия и размаха. Теперь он из раза в раз говорил одно и то же: если сейчас пронесет – женюсь на Рите. Буду вести размеренный здоровый образ жизни, устроюсь юрисконсультом в солидную фирму, заведем детей.