Текст книги "Русский экзорцист"
Автор книги: Андрей Николаев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 23 страниц)
Глава 16
Волохов перебежал освещенные дорожки скверика и рухнул в траву, застонав от боли. Правая рука висела плетью. Позади слышались крики, но его не преследовали. Приподнявшись, он посмотрел назад. Два милиционера отгоняли любопытных от места происшествия, еще один говорил по рации, показывая рукой то в Сытинский переулок, то вдоль бульвара. Надо было уходить. Скрипнув зубами, он встал на ноги и, тяжело перевалившись через чугунную ограду, пересек проезжую часть. Богословским переулком выбравшись на Бронную, он выбился из сил и остановился, прислонившись к стене дома. В голове мутилось. Он не чувствовал руку вниз от локтя, кисть была неестественно вывернута.
– Вода, – пробормотал он, – Где-то здесь Патриаршие пруды. Где-то здесь…
Придерживая поврежденную руку, Волохов побрел вперед, стараясь держаться в тени домов. Перед глазами все плыло, он пытался читать названия улиц, но буквы расплывались перед глазами, и он наугад брел дальше. Он опять опоздал. Мало того, он проиграл в очной схватке. Спасло его только то, что на Пушкинской площади никогда не бывает безлюдно. Волохов опять почувствовал на себе холодную тяжесть придавившего его к земле аморфного тела. Он сплюнул. Во рту был какой-то гнилостный вкус. Это когда он вцепился зубами во что-то скользкое, податливое, как протухший расползающийся студень. Под ногой загремела пустая пластиковая бутылка. Волохов огляделся. Он был в конце Большой Бронной, слева стояла Хабад Любавическая синагога, значит, он почти вышел к Никитским воротам. Патриаршие пруды где-то справа, но он понял, что не дойдет. Надо присесть и переждать эту боль. Ему попался маленький скверик с памятником, вокруг стояли скамейки. Он упал на одну из них и повалился на бок, на здоровую руку. Я только немного отдохну, совсем немного. Просто полежу и пойду дальше, уговаривал он себя.
Каменный поэт смотрел на него печальными глазами.
Пускай я умру под забором, как пес,
Пусть жизнь меня в землю втоптала,
Я знаю – то бог меня снегом занес,
То вьюга меня целовала… Ст. А. Блока
Это ты мне напророчил или себе, спросил его Волохов.
Он лежал, бездумно глядя на бегущие, подсвеченные огнями большого города облака. Ночной ветер шелестел темными листьями над головой. Он не смог уберечь свою женщину, он не смог одолеть врага в схватке. Он проиграл. Он стал слаб, у него забрали силу, оставив жалкие крохи. «Сын змея лютого, зверь-оборотень, каркодил огнедышащий, что лодьи топит и мосты рушит…». Все в прошлом, все…
Он закрыл глаза. Где-то недалеко ударил колокол, потом еще раз. Улыбка скривила губы в горькой усмешке. Вам придется обойтись без меня. Я сделал, что мог. Попробуйте сами позаботиться и о вере своей, и о людях. Иудеи своих верующих из-за трех морей подкармливают. В синагоге для них не только покой душевный, но и телесная помощь, а православные в своей родной стране роются в отбросах.
Разбирайтесь сами…
Он почувствовал чей-то взгляд и открыл глаза. Над ним склонилось строгое лицо с русой бородкой, серые глаза смотрели жестко, без жалости.
– Ну-ка, вставай, Павел, – Александр Ярославович помог ему присесть на скамейке, – что тут у тебя?
Твердыми пальцами, не обращая внимания на кривящегося от боли Волохова, он ощупал его руку.
– Так, – пробормотал Александр Ярославович, – это поправимо.
Откинув голову Волохова назад, он заглянул ему в глаза, заставил открыть рот.
– Он отравил тебя, Волх Волх – бог-оборотень, бог войны и охоты, владелец вод, сын бога Ящера..
– Мне нужна вода, – прошептал Павел.
– Знаю, язычник. Сиди спокойно.
Придерживая предплечье, Александр Ярославович одним сильным быстрым движением вернул на место сломанный в локте сустав. Мучительно застонав, Волохов стал падать назад.
– Тихо, тихо, уже все.
– Вас в святой инквизиции обучали, – пробормотал Волохов.
– Мы и сами кое-что можем.
Александр Ярославович наложил ладони на сломанный сустав и прикрыл глаза. Волохов ощутил, как уходит пульсирующая боль и руку охватывает живительным огнем.
– Встать можешь?
Волохов поднялся со скамейки, его шатнуло вперед. Темно-зеленые кроны деревьев, памятник, скамейки – все слилось в один вращающийся круг. Александр Ярославович подхватил его, махнув рукой в сторону стоявшей недалеко черной «Волги».
– Давай сюда, – крикнул он.
Подбежавший водитель помог ему довести Волохова до машины и усадить на заднее сиденье. Александр Ярославович устроился рядом, придерживая Волохова за плечи. «Волга» взревела мотором. Пролетев по Большой Садовой, визжа тормозами, свернули на 1-ю Тверскую-Ямскую. Гаишник на перекрестке даже не оглянулся вслед нарушителю, будто не видел его. На мосту возле Белорусского вокзала машина приподнялась в воздух и, грузно опустившись, чуть не чиркнула днищем асфальт. Охнула подвеска. Справа промелькнул стадион «Динамо». Возле Сокола свернули на Волоколамку.
Волохов дрожал, как в лихорадке.
– Дай-ка воду, – сказал Александр Ярославович, щелкнув пальцами.
Водитель, поглядывая на дорогу, открыл бардачок и, достав пластиковую пол-литровую бутылку с водой, передал ее назад. За окном замелькали деревья парка. Намочив ладонь, Александр Ярославович протер Волохову лицо и поднес бутылку к губам.
– Пей.
Волохов глотнул и слабо улыбнулся.
– Я же неверующий, князь. Мне святая вода не поможет.
– Пей, я тебе сказал.
– Не буду.
– Ну и дурак, – рявкнул Александр Ярославович, – сдохнешь ведь!
– Куда мы едем?
– Куда надо, туда и едем, – князь недовольно засопел, – скоро уже.
Он опустил стекло, повеяло влажной свежестью.
– После моста направо, – скомандовал Александр Ярославович, – вон под те деревья.
«Волга» запрыгала по грунтовке, сбивая росу с высокой придорожной травы. Под деревьями на берегу реки Александр Ярославович вышел из машины. Водитель помог ему вытащить Волохова.
– Костер разожги, – сказал ему Александр Ярославович, поднял безвольное тело на руки и понес к реке.
Зайдя в реку по пояс, он опустил Волохова в воду, придерживая его руками на плаву. Губы Волохова чуть заметно дрогнули. Александр Ярославович наклонился к его лицу.
– Что?
– Отпустите меня.
– Ты что, хочешь…
– Отпустите.
Александр Ярославович отпустил его и шагнул назад. Тело Волохова стало уходить под воду. Некоторое время над поверхностью оставалось его бледное лицо, потом исчезло и оно. Темная вода, булькнув, заполнила полуоткрытый рот. Постепенно пропадая из виду, лицо исчезло в глубине. Постояв немного, Александр Ярославович повернулся и вышел на берег.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
Костер уже разгорался, и он направился к нему, на ходу расстегивая мокрые брюки.
Когда Волохов показался из воды, одежда, развешенная над костром, почти высохла. Александр Ярославович смотрел, как он вышел на берег. Волохов наклонился. Из носа и рта выливалась вода. Кашлянув, он пригладил мокрые волосы и подошел к огню.
– Погреться пустите? – спросил он.
– Присаживайся, обсушись, – Александр Ярославович снял с ветки над костром свою одежду и, одевшись, сделал приглашающий жест.
Волохов развесил джинсы и рубашку.
– Который час? – спросил он, взглянув на проглядывающие из-за облаков звезды.
– А который нужен?
– Даже так? Нагорит вам.
– Я все же не мальчишка какой, – буркнул Александр Ярославович, – как себя чувствуешь?
Волохов потянулся, напряг мышцы, осмотрел локоть.
– В порядке. Готов к труду и обороне.
– Мне показалось, ты сдался.
– Ну, уж нет. Слишком много долгов за мной, – Волохов откинулся на траву и разбросал руки. – Сегодня еще один прибавился. Найти я его найду, но что дальше? – Он облокотился на локоть, – верните мне силу, князь.
– Исключено.
– В следующий раз вы можете не успеть. Вам меня не жалко?
Волохов похлопал себя по груди, поиграл мышцами.
– Эх, все люди как люди, один я такой красивый!
– Тьфу, – сплюнул Александр Ярославович, – началось.
Он расстегнул карман рубашки и достал сложенный в несколько раз листок бумаги.
– Вот, держи. Больше ничем помочь не могу. Это телефон корреспондента отца Василия из Ватикана. Прочтешь – уничтожишь. Мы не можем подвергать его опасности. Это – друг.
Волохов развернул бумажку, запомнил цифры и бросил ее в костер.
– Вы полагаете, звонить более безопасно, чем писать?
– Во всяком случае, быстрее. Если он дал свой телефон, значит, ждет звонка.
– Он ждет звонка отца Василия – и, кстати, как я буду с ним говорить? Мы темные, да в лаптях, языков не ведаем…
– Не прибедняйся.
– А имена, что там были, это кто?
– Оппозиция Папе. Фронда. Святой престол – очень заманчивое место. Как ты понимаешь, средств они не выбирают.
– Да уж, – хмыкнул Волохов. – Эх, перекусить бы чего! Вы как насчет шашлычка из колбаски? У меня друг готовит – пальчики оближешь!
– Это твой матерщинник, что ли? Спасибо.
Александр Ярославович поднялся с земли, отряхивая брюки.
– Ладно, Павел. Отдохнули и хватит. Пора за дело, – он подошел к машине и слегка хлопнул ладонью по крыше. Дремавший водитель выглянул в окно. – Заводи.
Словно ожидавшее сигнала солнце стремительно выкатилось из-за крыш домов и повисло в небе над рекой, будто и не уходило на ночь. Сразу загомонили птицы, послышался шум проезжающего по мосту трамвая. Подул ветерок. Волохов поежился.
– Может, до дома подбросите?
– Сам доберешься, – ответствовал Александр Ярославович, усаживаясь на переднее сиденье, – я жду отчет.
– Щаз, – пробормотал Волохов и вспомнил Светку, – только штаны одену.
Он пощупал одежду. Джинсы были мокрые.
В «Книжном мире» на Соколе, подивившись обилию художественной литературы с завлекательными названиями типа «Кривой против Горбатого» или «Вампир придет в полночь», Волохов купил русско-итальянский разговорник, поскольку не был уверен в своих познаниях.
Мимо ресторанчика, где работала Светка, идти не хотелось, и он пошел к ее дому по Балтийской. Затем свернул на Часовую.
Июль по жаре явно уступал июню, хотя для средней полосы это был нормальный месяц середины лета. Было тепло, по небу бежали редкие облака, обещая собраться тучами к вечеру.
Рука была в порядке, хотя небольшая опухоль на месте перелома еще осталась. Хотелось пить, но это было нормальное остаточное явление после отравления. Проточная вода вымыла из тела яд, проникший через поры кожи и слизистую оболочку рта, но каким образом он справится с демоном при следующей встрече, Волохов не представлял.
Он постарался пройти незамеченным в квартиру Светки, чтобы избежать лишних вопросов соседей. Квартира потихоньку приобретала нежилой вид. Смятое покрывало на диване, немытые чашки на столе в кухне. Как это у Светки так получалось, что вроде и не следила за порядком, а было чисто и уютно. Волохов решительно вымыл грязную посуду, протер пыль, где нашел, и открыв холодильник вытащил половину палки копченой колбасы. Хлеба не было, он откусил кусок колбасы и уселся к столу, раскрыв разговорник.
– Так, – сказал он через некоторое время, – по-итальянски я с ним говорить не буду.
Посидев в раздумьях, он решительно встал и направился к телефону.
– Если уж у нас в церковной семинарии учат языкам, то иезуиты наверняка полиглоты.
Волохов набрал номер. Он представил, как электрический сигнал бежит по проводам, или летит через спутник, проникает в коробку телефонного аппарата и взрывается требовательным звонком. Вот сейчас кто-то возьмет трубку и спросит, чего ему, Волохову, надо. И что он ответит?
– Pronto?
– Здравствуйте…, – в голове возникла дикая смесь из полузабытых языков, но он сумел выудить из этой сумятицы что-то конкретное, – Je connais… или sais… mal la langue italienne, …да, плохо с итальянским, а на латыни еще хуже…, mais le latin est encore plus mauvais. Si vous ne parfaits pas selon est francais?
О, боги, это же французский! Откуда? Неужели от той маркитантки Великой Армии…
В трубке долго молчали, потом наконец затараторили так быстро, что Волохов понял лишь, что его спрашивают, кто он.
– Видите ли, … Bonjour…, да еще раз, здрасьте… A resulte tellement, que votre lettre…, в смысле, письмо…, chez le …мм…, отец… pere Vasily, etait lue par moi. Прочитал его я, – закончил он, отдуваясь.
Собеседник заговорил еще быстрей, тон стал угрожающим и Волохов взмолился, прижав руку к сердцу, как будто его могли видеть.
– Подождите, минутку …La minute, monsieur…, ne pendez pas le tube. Нет, не вешайте… Le pere Vasily убит, мертв… est mort. Понимаете? О-о, merde…, нет, это не вам!
На другом конце провода возникло долгое молчание. Казалось, связь прервалась. Волохов постучал по трубке.
– Алло. Пронто?
Собеседник тяжело вздохнул и заговорил, тщательно подбирая слова, как разговаривают с надоедливым ребенком или тупым туристом. Волохов согласно кивал головой, подтверждая, что понимает, хотя на самом деле понял далеко не все. Потом заговорил сам:
– Это случилось …мм… Quand cela a eu lieu, около … ан, де, труа… Environ trois semaines en arriere,… да, три недели. Мне надо …помощь, как будет помощь, … Votre aide m'est necessaire. Экзорцизм! Изгнание! Экзорцизмус…, мать твою…
Пот градом катился по лицу, трубка стала скользкая и Волохов быстро вытер ее о рубашку.
– Книжка, какая книжка?…, ах, в книгах. Dans les livres? Угу…, так, Вир, Боден…, видел. Oui, je voyais les livres. Спасибо, огромное, …Merci, le merci bien. Oui…, постараюсь сообщить. Je tacherai de vous annoncer. Au revoir.
Волохов положил трубку и, облегченно вздохнув, вытер со лба пот.
– Ну, Александр свет Ярославович! Так подставить…
Надо было снова ехать домой к отцу Василию. Волохов забрал с кухни недоеденную колбасу, запер дверь и сбежал по лестнице. У священника могли объявиться какие-нибудь родственники, и тогда взять что-либо из его вещей будет гораздо труднее.
Хорошо, книги я возьму, думал он, стоя на автобусной остановке, но что мне с ними делать? Обряд изгнания должен проводить священник, а я даже не крещен.
Автобус подкатил, как всегда, набитый битком. Волохов помог нескольким старичкам и старушкам выйти из него, потом поспособствовал еще нескольким взобраться на высокие ступени и в результате чуть сам не остался на улице. Не доезжая метро «Октябрьское поле» он вышел у кинотеатра «Юность» и перебежал дорогу.
Бабки, коротавшие время у подъезда, проводили его недоверчивыми взглядами, но он принял независимый вид и гордо прошагал в подъезд.
В квартире священника ничего не изменилось. Волохов заглянул в кабинет. Книги были на месте. Он уже собрал их со стола и сложил в пластиковый пакет, как вдруг какой-то непорядок привлек его внимание. Он огляделся, пытаясь определить, что его насторожило. Взгляд упал на иконы. Волохов подошел поближе к божнице.
Сначала он подумал, что квартиру ограбили и внутри окладов пусто, но потом понял, в чем дело. Иконы внутри окладов были перевернуты вверх ногами. Лики святых прятались под бронзой оклада, тогда как в прорезанных для них отверстиях было то, что раньше скрывал металл.
Чувства обострились, и Волохов ощутил то, что пропустил, входя в подъезд. Здесь был след . Совсем слабый, почти неразличимый, но все же сохранившийся в изолированном помещении. Видимо, сказались последствия отравления, и он не сразу его почувствовал. А может, просто демон уже настолько слился с человеком, что след стал почти не заметен.
Волохов осмотрел комнаты. Везде было то же самое, даже икона Богородицы-Семистрельницы над входной дверью, была прибита в перевернутом виде. Значит, он был здесь, и я опять опоздал. А может, это он поспешил. Как теперь говорят, «кинул понт». Мол, я был здесь, я все знаю, у меня все под контролем! Нет, я не опоздал, а вот он поспешил или не придал книгам значения.
Постояв у входной двери, Волохов прислушался, вышел на лестничную площадку и быстро спустился вниз.
Выйдя к метро, он, заметив проезжающее маршрутное такси, махнул рукой. Водитель услужливо подрулил к обочине. Волохов уселся на место возле двери, придерживая пакет с книгами. В салоне было всего два пассажира: паренек, потряхивавший головой в такт музыке в своих стильных наушниках, и худая пожилая дамочка, накрашенная сверх подобающих возрасту пределов.
«Газель» притормозила у следующей автобусной остановки, но потенциальные пассажиры проигнорировали маршрутку, и водитель снова дал газ. Перевалив мост, «Газель» стала перестраиваться в правый ряд.
Почувствовав неладное, Волохов посмотрел в окно. С улицы Зорге, со стороны заправочной станции, стремительно увеличиваясь в размерах, в бок маршрутке вылетел темный джип с массивным «кенгурятником» перед капотом. Волохов метнулся в глубь салона. Водитель «Газели» увидел опасность, попытался вывернуть руль, но было уже поздно. Джип ударил маршрутку с правой стороны. Дверь вдавилась внутрь, посыпались стекла. Пожилая дама пронзительно закричала, закрывая лицо руками. Сквозь выбитое стекло двери Волохов увидел бледное лицо водителя джипа, короткую черную эспаньолку и белесые пустые глаза.
От удара «Газель» выбросило на встречную полосу, где в нее врезался набиравший ход для подъема на мост тяжелый трейлер. Машина опрокинулась на бок, и ее протащило несколько метров, пока трейлер не замер, припечатанный тормозами к асфальту.
После звона стекла и скрипа рвущегося металла тишина показалась нереальной, как безмолвие в ночной ледяной пустыне. Волохов сдвинул с себя постанывавшую даму. Водитель «Газели» копошился в кабине, пытаясь выдавить лобовое стекло. Парень в наушниках был, похоже, без сознания. Пахло бензином.
– Зажигание выключи, – крикнул Волохов.
– Не ори, уже выключил, – ответил водитель сдавленным голосом, – черт, похоже, ногу сломал. Выбраться можешь?
– Попробую.
Волохов огляделся. Боковая дверь была вдавлена настолько, что открыть ее не представлялось возможным. Стекла были выбиты, он высунул из машины голову. Джип исчез, чуть в стороне стоял трейлер, водитель лежал головой на руле. Запах бензина стал невыносимым, под машиной натекла уже целая лужа горючего. Через окна никого не вытащить, понял Волохов и нырнул обратно в салон. Задние двери были заперты и замотаны толстой проволокой. Волохов навалился плечом. Нет, так не получится. Он лег на сиденья и стал бить в двери ногами.
– Парень, они законтрены сверху и снизу, – сказал водитель, – не теряй время, вылезай через окно.
– Ах, они законтрены, – пробормотал Волохов.
Он расслабился и прикрыл глаза. Озноб побежал по телу и когда он вновь открыл их, они стали желтыми, как янтарь. Вертикальные полоски зрачков напоминали застывших в смоле древних насекомых.
– Ах, они законтрены, – прошипел он.
Он глубоко вздохнул, согнул ноги и ударил в дверь.
– Лом нужен, – кричали подбежавшие к месту аварии люди, – тащите лом.
– Спасателей вызвать!
– Отойдите, сейчас рванет.
Выбитые сокрушительным ударом двери порхнули по воздуху, как оторвавшееся крыло бабочки. Из покореженного кузова, пошатываясь, выбрался парень в легкой кожаной куртке. Дико оглядевшись, он снова полез в «Газель». Показавшись в очередной раз в проеме двери, он передал подоспевшим стонущую накрашенную дамочку, а затем потерявшего сознание паренька. Выбравшись сам, он обошел машину, ударом кулака высадил лобовое стекло и помог выбраться водителю.
В двигателе «Газели» что-то заискрило, и народ бросился прочь. Вспыхнувший бензин мгновенно охватил покореженный кузов. Парень в куртке бросился в салон. Его пытались удержать, но он вырвался и скрылся в черном дыму.
– С ума сошел, – закричали вокруг.
– Сделайте же что-нибудь!
– Сейчас рванет.
Парень показался в дверях машины, прижимая к груди пластиковый пакет.
– Беги оттуда, беги скорее.
Парень сделал пару шагов. Взрыв бензобака бросил его на землю и прокатил несколько метров. Его подхватили под руки и потянули прочь от горящей машины.
– Ты что, сдурел? Что у тебя там, деньги что ли?
Парень счастливо улыбнулся и погладил пакет.
– Книги…
Глава 17
Боли не было, была странная слабость и зуд на руках и на теле. Светка открыла глаза. Над ней нависала огромная хирургическая лампа, похожая на летающую тарелку. Лампа едва светилась, давая минимум света. Осторожно повернувшись на бок, Светка спустила на пол ноги и только потом, упираясь в кресло руками, поднялась сама. Перед глазами все плыло. Сколько времени прошло, как она попала сюда? Сохранились лишь обрывки воспоминаний, заполненные то ужасной болью, то неземной негой. Увидев, что она голая, Светка взяла с кресла простыню и завернулась в нее. Голова немного кружилась, но это было даже приятно. Как после шампанского. Возле стены, под огромным зеркалом, на водяном матрасе спал парень, лицо у него было спокойное, даже умиротворенное. Он улыбался кончиками губ. Симпатичный парень. Почему-то она была уверена, что он ее любит. И не просто любит, а боготворит. Опираясь на кресло, она подошла к зеркалу, занимавшему всю стену.
Приглушенный свет освещал сзади ее закутанную в простыню фигуру. Пошатываясь от слабости, она вернулась к креслу, развернула лампу и снова взглянула в зеркало. Зрение постепенно прояснялось. Светка опустила глаза и с удивлением посмотрела на свои руки. Дыхание у нее перехватило. Медленно, словно преодолевая страх, она распахнула простыню… То, что она увидела в полутьме, поразило ее.
– Это я, – собственный голос показался ей чужим, тонким и слабым, как у заболевшего ребенка.
Груди превратились в полураскрытые бутоны роз, подрагивавшие тонкими красноватыми лепестками. На каждом бутоне сидела стрекоза, покачивая прозрачными, блестевшими нитками золота крылышками.
Пальцы разжались и простыня сложилась у ног мягким снежным сугробом. Она снова посмотрела в зеркало, потом, словно не веря глазам, провела пальцами по телу, ощупывая покрытые сухой корочкой поблескивающие золотом длинные шрамы. Светка покачала головой.
– Это не я, это сон. Это не могу быть я…
Кончики пальцев онемели. Она шагнула назад, приподнимая руку, словно желая оттолкнуть от себя чужое тело, и, теряя сознание, упала на пол, опрокинув медицинский столик.
Разбуженный звоном раскатившихся по кафелю инструментов, Дима привстал на матрасе. Увидев лежащую на полу девушку, он на коленях приблизился к ней. Она лежала немного на боку, раскинув руки. Ее рассыпавшиеся волосы казались продолжением золотой паутины. Едва касаясь нежной кожи, он провел пальцами по ее телу, следуя контурам бедра. На глаза навернулись слезы. Он закрыл их. Из уголка глаза выскользнула слеза и, щекоча пробежав по щеке, исчезла на губах.
– Я буду молиться тебе. Мы все будем…
Он счастливо улыбнулся, ощущая на губах соленую влагу.
Знакомый голос возник как всегда ниоткуда.
– Ты прав, мы все будем молиться ей. Но сейчас ей плохо. Помоги ей войти в наш мир спокойно и безмятежно.
Дима вытер ладонями слезы и, отыскав шприц, сделал Светке укол. Она не очнулась, только разгладилось нахмуренное лицо. Потом он выдавил на ладони прозрачный гель и стал растирать ее тело, осторожно поглаживая заживающие рубцы.
«Газель» погребальным костром полыхала посередине проезжей части. Черный дым отогнал толпу любопытствующих зрителей на приличное расстояние. Послышались сирены приближающихся пожарных машин.
Джип, ударивший «Газель» в борт, исчез, словно испарился. Пожарные расчеты, разматывая шланги, отогнали толпу еще дальше. По огню ударили пеной, и он на глазах стал пропадать, словно прятался под землю.
Второй на место происшествия прибыла «скорая помощь». Водитель маршрутки, через слово матюгаясь, пытался объяснить врачам причины аварии, хотя им они были явно неинтересны. Волохова бегло осмотрели, протерли лицо и слегка обгоревшие брови спиртом. От приглашения проехать в больницу он отказался. Подоспела съемочная группа какого-то телеканала. Корреспондент с микрофоном наперевес с ходу устремился к лежащему на носилках водителю «Газели». За ним поспешал оператор с камерой на плече.
– Мы находимся на месте очередного ДТП, которые, увы, так нередки на московских улицах. К сожалению, есть пострадавшие, – зачастил корреспондент, делая озабоченное лицо. – Крупным планом лицо водителя, – скомандовал он оператору и сунул микрофон шоферу под нос, – Скажите, кто виноват в аварии? Вы сегодня употребляли спиртное? У вас сломана одна нога или сразу две?
Водитель приподнялся на носилках и жестом попросил поднести микрофон еще ближе. Корреспондент услужливо шагнул вперед.
– Пошел ты на х…!!! – гаркнул побагровевший от злости мужик, – гондон штопаный. Дайте хоть сдохнуть спокойно, кровососы поганые…
В толпе заржали.
– Видимо пострадавший еще не совсем оправился от шока, – прокомментировал речь водителя проворно отскочивший корреспондент.
«Скорая» забрала пострадавших и, включив сирену, умчалась. Свидетели происшествия потихоньку расходились – никому не хотелось терять время в милиции. Водитель трейлера, набивший солидную шишку на лбу, сидел в кабине, поджидая гаишников. Волохов смешался с любопытными и, потихоньку выбравшись из толпы, зашагал домой. Пакет с книгами не пострадал, только в нескольких местах пластик расплавился от попавших брызг горящего бензина. Поймав частника, Волохов назвал адрес и облегченно откинулся на сиденье. Еще раз пронесло, но так долго продолжаться не может. Рано или поздно он не успеет среагировать на опасность.
Водитель старенького «Москвича» долго принюхивался. Потом, косо взглянул на Волохова.
– С пожара, что ли?
– А вон, видел, «Газель» горит? – Волохов ткнул пальцем через плечо.
– Да, видел. Ну, горит и горит. Чего ж теперь, самим в огонь прыгать?
– А народу-то сколько! Всем интересно.
– Интересно в женской бане, – отпарировал водитель.
– С этим, конечно, не поспоришь, но говорят: интереснее всего наблюдать за горящим огнем, бегущей водой и за тем, как работают другие. Нет?
Водитель хмыкнул и согласился.
Из дома Волохов позвонил Александру Ярославовичу и рассказал о том, что увидел в квартире отца Василия и о дорожном происшествии. Тот долго молчал, потом, тяжело вздохнул.
– Слушай, Павел, а ты не подумал, что он знает, где ты обитаешь?
– И что делать? Опять в лесу жить? Нет уж, благодарю покорно. Все-таки в квартиру попасть сложнее, чем захватить врасплох в лесу. Тем более что след уже практически не ощущается.
– Ну, как знаешь, – Александр Ярославович опять вздохнул, – отдыхай пока.
– А с книгами что?
– Мне надо подумать. Завтра я тебе позвоню.
Волохов умылся, отключил телефон и, развернув пакет, прошел в кухню. Разложив книги, он решительно подвинул табуретку и уселся за стол.
– Отдыхай, – пробормотал он, – а Светка?
Спать он лег далеко за полночь, так ничего и не почерпнув из мудрости средневековых теологов. Проверил, заперта ли дверь, подставил под ручку стул и, усмехнувшись жалкой баррикаде, плюхнулся в постель. Простыни, казалось, еще хранили тепло Светкиного тела. Волохов закрыл глаза и постарался побыстрее заснуть.
Александр Ярославович позвонил на следующий день ближе к вечеру и назначил встречу на площади Тельмана возле памятника. Дома сидеть надоело, и Волохов пришел пораньше, купил банку пива и устроился на мраморном бордюре под фигурой вождя немецкого пролетариата. Вокруг слонялись будущие студенты МАДИ. Осенью те из них, кто поступит в институт, оккупируют площадь вокруг памятника со спокойной уверенностью, что именно здесь можно спокойно выпить пивка, не оглядываясь отлить в ближайших кустах, закадрить сокурсницу или перехватить денег до стипендии. А пока, нервно переходя от группы к группе, абитуриенты выясняли, кто куда поступает и кто из приемной комиссии лояльно относится к молодежи. Волохов прислушался к разговорам.
– …да ты что, Семеныч – зверь! Валит всех подряд.
– А Лидия?
– Девок не любит, а с пацанами более-менее.
– …эх, надо было на лапу дать!
– Так и сейчас не поздно.
– Знать бы кому…
Черная «Волга» остановилась напротив памятника в назначенное время. Александр Ярославович вышел, скептически огляделся и махнул Волохову рукой, приглашая в машину.
– Здесь поговорить не дадут, – пояснил он, – садись вперед.
Волохов устроился рядом с водителем. На заднем сиденье, рядом с Александром Ярославовичем примостился тощий пацан с длинными завязанными в хвост волосами и в черной рубашке, застегнутой под горло. Мягкий, еле заметный пушок на щеках свидетельствовал, что бриться он еще не начал.
Проехав здание МАДИ, свернули в ближайший переулок.
– Павел, познакомься, – сказал Александр Ярославович, – это Иван. Вы будете работать вместе.
– …
Волохов обернулся. Парнишка, хлопая длинными ресницами, доброжелательно смотрел на него теплыми карими глазами.
– Что молчишь?
– Можно вас на пару слов, – сказал Волохов, выбираясь из машины.
Они отошли на несколько шагов.
– Что это значит?
– Это значит, Павел, что он проведет обряд изгнания, а ты ему обеспечишь для этого все условия, – жестко сказал Александр Ярославович.
– Это же мальчишка!
– Он рясофорный монах, он знает четыре языка, в том числе латынь, он изгоняет бесов одним наложением рук!
– Вы не представляете…
– Я прекрасно все себе представляю, Волохов. Именно поэтому я выбрал его. Священники – народ подневольный. Здесь, в Москве, строжайшая вертикаль церковной власти, бюрократия не хуже, чем в Думе. Ни один священник не сможет отлучиться без согласия начальства. Иван из дальнего монастыря, игумен отпустил его без лишних вопросов, взяв с меня слово, что с ним ничего не случится. И я дал ему слово!
– А я нет, – резко сказал Волохов. – Я сам под ударом, а вы мне предлагаете еще мальчишку сопливого…
– Все, Волохов, разговор окончен, – Александр Ярославович отошел к машине, наклонился и постучал в стекло.
Парнишка неловко вылез из «Волги» и встал рядом с ним, тиская в руках полотняную сумку. Черные мешковатые брюки болтались на тощих бедрах.
– Ну, здравствуй, – Волохов обреченно вздохнул и протянул руку.
– Здравствуйте, – ладонь у паренька была хрупкая, как елочная игрушка.
– Говорят, ты языки знаешь?
– Да, – Иван покраснел и опустил глаза.
– И бесов изгоняешь?
Паренек покраснел еще сильнее.
– Несколько раз у меня получилось.
– Вот что, молодые люди, – сказал Александр Ярославович, – дел невпроворот, так что познакомитесь в процессе работы.
Сев в машину, он захлопнул дверцу, но, подумав, опустил стекло.
– Волохов, подойди сюда. Отвечаешь за него, понял? – сказал он, понизив голос.
– Я и так за все отвечаю! Давайте, валите все на меня, беззащитного, безответного…
– До свиданья, Иван, – попрощался Александр Ярославович, не обращая на Волохова внимания, и захлопнул дверь.
Стоя рядом, они смотрели, как «Волга» выехала на Ленинградку и затерялась в гуще автомобилей.
– Что в сумке-то?
– Крест, икона, святая вода, ряса.
– Ох-хо-хо… Ну, пойдем, отрок.
Волохов повел паренька через Ленинградский рынок – есть хотелось неимоверно. Не торгуясь, он купил у небритых продавцов «настаящие» крымские помидоры, огурцы и зелень, яблоки и позднюю клубнику. Знакомый запах заставил его свернуть за палатки. Трое мужиков торговали свежей рыбой. Волохов выбрал крупного сазана. Иван предложил свою помощь, Волохов передал ему сумки и пошел в мясные ряды. По дороге купили квашеной капусты, картошки и салата. Парная свинина стоила, как вырезка занесенного в красную книгу исчезающего животного. Напоследок прикупив сладостей, хлеба, молока и яиц, они, нагруженные, как ишаки, поспешили домой. Я тебя откормлю, думал Волохов, посматривая на мальчишку. Ты у меня станешь упитанный и розовый, как Хрюша из «Спокойной ночи, малыши». Иван семенил за ним, стараясь не отстать, но успевая в то же время глазеть по сторонам.
