Текст книги "Мнемоны. Части 1 и 2(СИ)"

Автор книги: Андрей Дорогов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– Нет, – Ника подхватила меня под руку, – тебе нельзя одному. Подсадка шевелится начала. Можешь потеряться, как я.

Я с силой потер глаза. Зрение вроде как возвращалось. К тому моменту как мы выбрались из метро все прошло: и боль, и слепота.

– Быстрей, – я схватил Нику за руку, – на ту сторону, – я кивнул в сторону автобусной остановки.

Она была совсем близко, только дорогу перейти.

Мы перебежали дорогу.

Нам и здесь повезло, в последний момент мы заскочили в готовую отойти полупустую маршрутку.

– Что там случилось? – жарко зашептала мне на ухо девушка.

– Потом, – я поглубже запихнул пистолет в карман, – лучше скажи – номер маршрута какой?

Ника наморщила лоб, вышло смешно и красиво.

Господи о чем я думаю? За нападение на полицейского мне не просто писец, а писец дважды пушистый. А я любуюсь чужой женщиной.

– Двадцать третий, – наконец произнесла она.

Двадцать третий, это не самый плохой вариант. Ничего что в противоположную сторону. Доедем до Бекетова, там пересядем на нужный. Это даже хорошо, что двадцать третий, возвращаться будем другой дорогой. Надеюсь успеем до автозавода доехать, прежде чем менты объявят на меня охоту. Ехать до пересадки десять минут, должны успеть.

Всю дорогу нервы были на взводе, я успокоился только когда мы пересели, и неслись, водитель Пазика торопился, толи стремился обогнать конкурентов, толи нагонял время, в нужную нам сторону.

Автобус был заполнен на треть. Это было плохо. Так нас легче запомнить.

– Ты как? – Спросила Ника, когда мы устроились в конце салона.

Я посмотрел на нее. Выглядела она не в пример лучше, чем при нашей первой встрече. Глаза ясные, со смешинкой в глубине. Мертвенная бледность исчезла. Щеки порозовели и я увидел, на ее лице веснушки. Мелкие и редкие. Терпеть не могу веснушчатых девушек, особенно таких у которых веснушки не только на лице, но и по всему телу. Но сейчас, крошечные рыжие пятнышки на лице Ники показались мне до ужаса симпатичными.

– В порядке. Рассказывай лучше.

– О чем?

– Не притворяйся. О подсадках, ходоках, Стиге и всем остальном.

– Долго рассказывать, давай потом. Ты лучше расскажи, что на станции произошло?

Я помотал головой:

– Ехать нам минут сорок, так что времени тебе на рассказ хватит.

– Это правда долгая история, давай как-нибудь потом.

– Коротко и сейчас. Детали можешь опустить.

– Без деталей говоришь? – Девушка на секунду задумалась. – Ну, слушай.

Но прежде чем она начала рассказывать в кармане зазвонил телефон. Кай.

– Да.

– Вы где? – Голос встревоженный.

Я посмотрел в окно.

– К проспекту подъезжаем.

– На повороте сходите, мы вас на машине подхватим. Оранжевая буханка, не ошибетесь.

– Вы где раньше были? – Вышло зло, от раскачивающейся на неровностях дороги маршрутки, меня начало мутить.

– Ну ты паря даешь, сам твердил – я сам, я сам. Да и машина только сейчас освободилась. Или ты думал у нас целый таксопарк?

– Ничего я не думал. Ладно ждем.

Я спрятал телефон в карман и закрыл глаза. Мутило все сильнее. Тело начала бить мелкая дрожь, а на лбу выступили капли холодного пота.

– Тошнит? – Ника приложила ладонь к моему лбу.

Я кивнул.

– Это подсадка. Но почему так агрессивно и так быстро? – Голос встревоженный. – Я не понимаю.

Я открыл глаза:

– Стиг, сука, мне в башню ногой засадил, как раз после того, как ты мне подсадку передала. Я сознание потерял. Может просто сотряс заработал.

Я замолчал и сглотнул. Сейчас бы выкинуть все из себя, но не в салоне же мне блевать. Ничего скоро выходить, на улице должно полегчать.

Ника покачала головой:

– Это подсадка.

– Ладно, чего гадать. – Я тяжело поднялся. – Давай тормози этого лихача, а то проскочим остановку.

Ника вдавила кнопку звонка. Маршрутка начала притормаживать.

На улице мне и впрямь полегчало. Я расстегнул куртку подставив тело холодному ветру, позволяя ему выдувать из меня вязкую хмарь. Тошнота отступила и я вздохнул с облегчением. Теперь от ствола избавится и будет порядок. Я огляделся. На остановке пусто.

– Подожди меня, – бросил я Нике.

Отойдя поглубже в тень я снял носки. Отщелкну обойму и снял затвор. Из обоймы выщелкнул патроны. Все тщательно протер. В один носок сунул раму, завязал узлом и кинул в урну. Затвор размахнувшись зашвырнул в темноту. Обойму кинул в другую сторону.

Патроны ссыпал во второй носок завязал его и окликнул, тревожно оглядывающуюся девушку:

– Ника, – я протянул ей узелок, – будь добра кинь в урну.

Я кивнул на мусорку на противоположной стороне дороги.

Она взяла мой носок с завернутыми в него патронами без удивления и брезгливости. Кивнула и перебежала пустую дорогу.

Едва она вернуться, как к остановке подкатил ярко-оранжевый Уазик. С водительского сиденья мне махал Кай.

5

В тепле машины, тошнота, отступившая на улице, вернулась, была она не столь сильной как прежде, но все равно, неудобство доставляла преизрядное. Едва мы уселись на сиденье, Кай вдавил педель газа в пол. Тряска и бензиновая вонь в салоне совсем расклеила меня. Тупо заныла голова, тело охватила слабость и я, безвольной медузой, растекся по неудобному и жесткому сиденью. Я потел словно в лихорадке. Пот был неприятно липким и холодным. Хотелось закрыть глаза и уснуть. Но едва я смыкал веки, меня начинало кружить по салону, словно с жуткого похмелья, а желудок стремился на волю.

Я поймал встревоженный взгляд Кая в зеркале заднего вида:

– Что-то ты хреново выглядишь.

– Подсадка, активничает, – Ника обняла меня за плечи и принялась вытирать лицо, – торопиться надо Кай, как бы она не растворилась.

– Сам вижу. – Кай до хруста сжал зубы. – Быстрее никак, гайцов на дороге как грязи, тормознут, вообще никуда не приедем. Так что терпите. Ты тереби его, не давай отрубиться. Говори чего-нибудь, он пусть отвечает. Вырубится – труба ему.

– Фил, ты терпи, – шептала мне на ухо Ника, она все гладила меня по лицу и гладила, от нежных прикосновений становилось легче, – терпи. Слышишь? Давай не молчи. Расскажи что там в метро произошло. Как ты от мента отбрехался?

– Какого мента? – вступил в разговор до этого молчавший Санька.

– Слышь паря, ты давай все сначала рассказывай, – перебил его Кай, – а то я по телефону ничего не понял.

Я сглотнул, отправляя неприятный комок подобравшийся к самому горлу, обратно в живот и рассказал что произошло. Рассказ помог отвлечься от слабости охватившей меня. Но едва я закончил меня снова начало колотить.

– Дела. – Протянул Кай, взглянул на меня в зеркало заднего вида и добавил. – И дела хреновые. Причем от слова очень. На Стига плевать, этот мудила заслужил того что получил, с ним пусть пахан разбирается, а вот мент в метро... – Кай покачал головой, – я не говорю что ты поступил неправильно, но... – он вздохнул, – это серьезно.

– Бля, Кай, – подал голос Санек, – как бы они план перехват не объявили, не дай Бог нас с ним примут, пойдем как террористы.

Санек беспокойно ерзал, и постоянно поглядывал в зеркала заднего вида, словно высматривал погоню.

– Придурок, ты что – кокосовских боевиков пересмотрел? Какой на хрен перехват, это же Россия.

– Не, ну а че? Расскажет этот ментяра, как его рубанули, о стволе, ты че, хочешь сказать что поллиционеры не зашевелятся? Искать его не станут? Рожа его небось на камерах осталась.

– Я и не говорю что не станут, – Кай взял с торпеды сотовый, – но и бредить не надо, по поводу перехвата, ты еще скажи план "Невод" введут.

Он быстро набрал номер.

– А... – начал Санек.

– Тихо. – Шикнул на него Кай.

– Аристарх Иванович, дорогой, слушай, тут такая свистопляска... – он быстро пересказал мою историю, – помоги, пробей по своим каналам, что там и как, ладно? Прикрой нас если что. Да. Да. Понял. Позвоню. Куда? На базу. Сам говоришь, хочешь на героя посмотреть? – Я поймал его лукавый взгляд в зеркале. – Приезжай. Минут через двадцать. Если чего... – Он быстро три раза переплюнул через левое плечо. – ... не приключится. Понял. До встречи.

– Юрист это наш. Велел пахану перезвонить. – Пояснил он. – Сам понимаешь, я мелкая сошка, такие дела там, – он кивнул на потолок кабины, – решать должны. Только ты не расслабляйся больно, ты не наш, понял? Из-за тебя можно сказать такая буча произошла. Не влез бы ты, все по другому было бы.

– Не факт, – отозвалась Ника, она сидела рядом и непреставала гладила меня по лицу. – Не факт Кай, если бы я подсадку ему не перекинула, она бы меня сожрала.

– А, – Санек махнул рукой, – если бы он в арке руками махать не начал, мы бы уже на базе были.

– А я тебе говорю, – упрямо повторила Ника, – если бы не он, я бы растворила ее.

– Ника, – Кай тыкал пальцами в клавиши телефона, – не елозь, а то я не вижу – что у тебя к нему козырный интерес. Все тихо.

Он быстро начал что-то говорить в трубку, но я его не слышал. Дурнота с новой силой принялась за меня. Еще чуть-чуть и я потеряю сознание.

– Ника, – позвал я девушку. – Не молчи, расскажи что-нибудь, а то я вырубаюсь.

– Не смей, – голос встревоженный, – не теряйся, потеряешься – мы тебя не вернем.

Я постарался выпрямится:

– Расскажи если не о вас, то о том как ты потерялась, вы вроде как команда.

– Конечно. – Она кивнула. – Стечение обстоятельств. Мы когда от донора возвращались, в аварию попали.

Черт, что за донор такой?

– Козел, какой-то подрезал, – влез в разговор Санька, – мы на встречку вылетели, прямо лоб в лоб, с джипарем.

– Меня головой и приложило, – продолжила Ника. Очнулась в больничке. Ничего не пойму. Вот едем, а вот я уже на койке. Добралась до мобильника, Каю позвонила. Договорились встретиться в той арке, в которой ты меня отбил, – Ника улыбнулась, – от больницы до нее недалеко.

– Мы пока с хозяином иномарки разбирались, пока гайцов ждали, – вновь вступил в разговор Санька, – столько времени потеряли. И самое главное не уйдешь – владельцем тачки числюсь я, а за рулем Кай.

– Я лбом хорошо приложилась, вот подсадка и активизировалась. Когда спишь или без сознания находишься контроль теряешь и процессы растворения защит быстрей идут. Да и удар наверное оболочку повредил. Так что ты держись, сознания не теряй.

– Держись парень, пахан прикроет, – отозвался Кай, закончивший говорить по телефону, – вот только разговор к тебе серьезный, после всей этой свистопляски, будет.

Я молчал, меня слегка отпустило, но говорить не хотелось, больно непонятный разговор получался. Я просто смотрел на покачивающееся надо мной лицо Ники, пытаясь не провалиться в беспамятство, и слушал их рассказ.

– Я отправилась к месту встречи, а по дороге теряться начала, не пойму какие воспоминания мои, какие чужие. Ты, кстати, ничего такого, необычного, вроде как не своего не чувствуешь? Воспоминания там – не свои, чувства?

– Нет, дурнота только, и голова болит.

Они переглянулись.

Вид у Ники был такой, словно она вот-вот заплачет, Кай хмурился все сильнее, а Санек беспрестанно ерзал на сиденье.

– Вот, мы и состыковались, в той арке, – голос у Кая был преувеличенно бодрым, – а тут ты такой красивый, за девушку вступить решился.

– Я и говорю, он во всем виноват. – Вновь не утерпел Санька.

– Это ты, дурак во всем виноват, – закричала Ника, – ты.

– Тихо вы. Все виноваты и никто. – Кай вздохнул. – Судьба, мать ее через колено.

Меня все больше уносило куда-то вдаль. Казалось, не в грязном салоне разбитого авто я еду, а качает меня на морских волнах. Хрип работающего двигателя сменился звуками ночного леса.

– Он уходит! Уходит! Кай, что делать?

Донесся до меня женский плач. Кто это? И кто уходит? И куда?

Лицо Ники, склонившееся на до мной, начало странным образом трансформироваться. Изменился овал лица, глаза сменили цвет на голубой, волосы удлинились, из темных и вьющихся став светлыми и прямыми. Губы, ставшие сочнее и больше, что-то шептали. Кажется имя, только я никак не мог разобрать чье.

Ника трясла Фила за плечи. Он уходил. Тело обмякло и начало сползать с сиденья. Девушка попыталась удержать его, но он был таким тяжелым. Все что ей удалось, это не дать ему ударится головой о пол кабины. Ника склонилась над ним, глаза почти закатились, а голова болталась на шее словно у покойника. За льющимися потоком слезами она почти ничего не видели.

– Кай, – рыдания сотрясали худенькое тело, – Кай помоги, он почти отключился.

Кай с рычанием повернулся к ней. Грязно выругался. Парень почти ушел. Дыхание редкое, только веки чуть подрагивают.

– Не давай ему отключится, Ника, не давай. Нам ехать пять минут. Как хочешь, но приведи его в себя. Хочешь водой обливай, хочешь по морде бей, но что бы он очнулся.

– Держи, – Санек протянул Ники, полтора литровую бутылку с водой. – Лей на него, и уши растирай.

Девушка начала лить холодную воду на голову Фила. Глаза его заморгали, губы зашевелились что-то шепча. Ника принялась с силой растирать ему уши, а после, в отчаянье, размахнулась и с силой залепила ему две оглушительные пощечины.

Хлясь! Хлясь!

Что-то больно ударило меня по лицу. Лицо незнакомки пропало. На меня опять смотрела Ника.

– Что? Зачем? – Губы почти не повиновались.

– Фил, не отключайся. Мы почти приехали.

– А? – Я попытался сесть. Ника бросилась мне помогать. – Как?

– Ты, дурак, чуть не ушел, – девушка плакала и смеялась одновременно.

– Нет, как ты узнала мое настоящее имя?

– У тебя что других забот нет? – Ника обхватила мою голову руками и прижала лицо к груди. – Еще чуть-чуть и ты бы не вернулся.

– Кха-кха-кха, – я прочистил горло, странно, но я чувствовал себя почти нормально – ни тошноты, ни боли, только одна эта проклятая слабость. – Не, я не помру, пока не узнаю как.

Через тонкую ткань футболки я, под мягкостью груди не стесненной бюстгальтером, чувствовал как бешено колотится ее сердце.

– Тогда ты никогда этого не узнаешь.

– Приехали. – Кай начал тормозить. – Слава Богу, успели.

6

Я сидел в мягком и удобном, похожем на стоматологическое кресле, голова была облеплена датчиками. Двое в белом, похожие словно близнецы, нависали над монитором к которому вели провода от моей головы, и что-то чирикали на своем птичьем языке. Про себя я назвал их Вася и Петя.

– Ты глянь, что он с подсадкой сделал, – говорил Петя, – оболочка почти растворилась.

– Точняк, – соглашался Вася, – еще минут десять-пятнадцать и она рассосалась бы. Это же надо такой агрессивный мозг иметь.

– Агрессивный, это еще мягко сказано, – вторил ему Петя, – это не мозг, это хищник какой-то. Ты глянь на его лобные доли.

– Ха-ха-ха – хищник, это ты точно сказал. У него не синапсы, а осьминоги какие-то, так облепить подсадку.

– Ну что извлекаем?

– Можно подумать, мы можем отказаться.

– Эх, – мечтательно произнес Петя, – а я бы посмотрел, что с ним произойдет, когда он подсадку растворит.

– Я вам посмотрю. – Вмешался в разговор третий голос.

Говорившего я не видел, он стоял за моей спиной. Но сочный и властный баритон я узнал. Обладатель голоса уже говорил со мной по телефону. Пахан – как называл его Кай. Или шеф, по словам Ники. Я попытался повернуть голову чтобы посмотреть на него.

– Объект, сидите, – недовольно воскликнул Петя, всплескивая руками, – все настройки собьете, а у нас и так времени мало.

– Сидите, молодой человек, сидите, – на мое плечо легла рука, – раз уж вам так не терпится меня увидеть, я предстану пред ваши ясные очи.

Обладатель баритона обошел кресло. Высокий и статный. Карие глаза под покатым лбом, но не влажно-томные, как бывает у обладателей темных глаз, а жесткие, словно режущая кромка охотничьего ножа. Прямой нос, неожиданно пухлые губы над квадратным, с ямочкой, подбородком. Прическа – волосок к волоску. На вид лет пятьдесят, вон виски словно снегом припорошенные. Но лицо гладкое, только две глубокие складки идущие от носа к подбородку, да морщинка между густых бровей. Темно-серый костюм стоимостью пару тысяч баксов. Туфли небось тоже не дешевые.

– Меня зовут Аркадий Петрович.

– Я...

Аркадий Петрович поднял руку:

– Филипп Торов, я все о вас знаю.

– Если можно, просто Фил.

– Можно, – Аркадий Петрович улыбнулся.

– У нас все готово, – почтительно обратился к нему толи Вася, в может Петя, они постоянно перемещались и я путал их, – можем начинать.

– Начинайте. – Вот вроде обычное слово, произнесенное спокойным тоном, а становится ясно кто тут хозяин, а кто только указы исполняет.

Аркадий Петрович отступил в сторону.

Толи Вася, толи Петя закричал:

– Никки, дорогуша, давай в соседнее креслице, голубушка. – Тон масляный, так и хочется засандалить ему в глаз, а лучше в оба.

– Она зачем? – Я напрягся, увидев как Ника, усаживается в стоявшее напротив меня кресло. – Подсадка, у меня.

Вокруг нее тут же засуетился Петя, или Вася, прилаживая к голове датчики.

– А без нее никак?

– Видите ли, молодой человек, когда делается подсадка, ходоком создается код, или шифр без которого достать ее нельзя. – Объяснил Аркадий Петрович.

У меня родилось два вопроса, которые я и озвучил.

– А как же она, мне ее передала?

– От человека к человеку сколько угодно, а вот чтобы подсадку в прибор вытянуть и нужен шифр.

– Пусть она его скажет. – Я почему то упорно не называл Нику по имени.

Аркадий Петрович, улыбнулся:

– Я понимаю ваше беспокойство, за эту юную особу, но... но, во-первых с ней ничего плохого не случится, а во-вторых, код к сожалению не буквенно-цифровой, а скорее образный, то есть шифр – это ряд образов, возникающий в мозгу ходока, в момент загрузки подсадки.

– Фил, не волнуйся, – я все таки посмотрел на Нику, тепло улыбающуюся мне, – все будет хорошо. Я проходила это, и не раз. Больно не будет.

Я отвел глаза.

Петя, а может Вася поставили между нами треногу с закрепленной на вершине зеленой, многогранной призмой, похожей на ту, с помощью которой Ника перекинула подсадку мне, только раза в два побольше.

Петя с Васей повозились с минуту настраивая свет, а после скомандовали хором:

– Смотрим на призму, глаза не отводим. Раз. Два. Три.

Зеленый луч ударил мне в глаза, в мозгу образовалось сосущее чувство, какое бывает если поднести шлаг работающего пылесоса к руке. Только шло оно из глубины головы. Чувство нарастала, из меня словно выдирали что-то. А потом миг краткой боли и все исчезло. Буквально все. Я потерял сознание.

– Вот срань Господня, такое первый раз, клянусь Аркадий Петрович, – сквозь вату заложившую уши, я слышал как блажит толи Вася, толи Петя, – это нонсенс, объект потерял сознание, это до чего же ему не хотелось подсадку отдавать.

– Что с ним? – Голос Ники встревоженный, на грани истерики.

Я чувствовал ее ладони на своем лице.

– Да все нормально, он уже очнулся.

Я открыл глаза, проморгался.

Вокруг меня столпились все. Аркадий Петрович, Кай, Санек и конечно же Ника. Девушка гладила меня по щекам. Я чувствовал ее, странно сладкие, слезы на своих губах. Только Вася с Петей держались в стороне, что-то рассматривая на просвет.

– Аркадий Петрович, вы только посмотрите, – голос Васи-Пети, удивленный, как у монашки, обнаружившей что она в один миг лишилась девственности, – он не всю ее отдал.

Они передали Аркадию Петровичу стеклянный куб с заключенным в нем сферой. Вася или Петя бросился к монитору, лихорадочно защелкав клавишами.

– Глядите, я такое первый раз вижу. Она растворяет... Все, он всосал ее в себя. И еще жив, и даже не сошел с ума. Чудеса.

– Что случилось? – На удивление я чувствовал себя бодро, и самое главное здраво.

Молча Аркадий Петрович протянул мне призму. В глубине ее я разглядел сферу, размером чуть больше мячика для пинг-понга. Приглядевшись внимательней, я понял что сфера была не цельной, а состоящей из большого количества шариков разного диаметра. Размером от сантиметра до нескольких миллиметров.

– На правый нижний угол смотри, – голос Аркадия Петровича спокойный, но напряженный, – если слово угол применим к сфере.

Я всмотрелся в шар. В нем был изъян. В сфере явно не хватало, маленького шарика, примерно миллиметрового диаметра.

– Как ты себя чувствуешь? – Осторожно поинтересовался Кай.

Я подвигал головой, осторожно высвободился из Никиных рук и встал. Сделал пару шагов.

– В норме.

– Голова не болит? Тошнит? Видений никаких нет? Воспоминаний, вроде как чужих? – Ко мне подскочил Вася-Петя. Начал щупать мою голову, заглядывать в глаз.

– Нет.

Я освободился от его цепких лапок.

– Ну что же, молодой человек, будем считать что вам неслыханно повезло. – Задумчиво произнес Аркадий Петрович пристально глядя на меня.

– Будем. – Я кивнул и посмотрел на Нику. – Может быть теперь вы объясните, что все это значит. Ходоки, подсадки?

– Конечно, а как же, – Аркадий Петрович словно передразнивая меня кивнул ухоженной головой, – обязательно расскажем.

7

Я грел в руках толстостенный бокал с виски, и слушал Аркадия Петровича. Слушал и почти не удивлялся. Себе, так спокойно воспринимающему странную информацию, удивлялся, а тому что мне рассказывал Аркадей Петрович – нет. Он сидел напротив меня, с таким же бокалом виски в холеной руке, и задумчиво, глядя куда-то поверх моей головы, говорил. Кай, Санек и Ника разместились на небольшом диванчике за его спиной.

– Мы мнемоны. Так мы себя называем. Продавцы памяти – так нас зовут другие.

– Какие другие?

– Те кто у нас покупает эту самую память. Только это не память конечно. Вернее не совсем память. Скорее чувства, эмоции, переживания отраженные в воспоминаниях. Да не абы какие, а настоящие, истинные так сказать. Правда и это, не совсем правильное определение. – Он грустно улыбнулся, пригубил бокал и продолжил. – Мы сами до конца не знаем чем торгуем.

– А кто знает? – Виски приятно обожгло горло.

– Боюсь, что никто. Тот, кто первый открыл возможность переноса... – он замолчал словно подбирал слово, – памяти, пусть будет памяти, для краткости, мертв. Мы лишь продолжатели дела.

– Значит есть и другие продавцы?

– Есть. В нашем городе, кроме нашей группы и Стига, работают еще две группы. В любом городе миллионнике их не меньше трех. Мы со Стигом работаем в разных плоскостях.

– А что становится с теми, у кого вы забираете память?

– Это хороший вопрос. Именно поэтому мы и работаем в разных плоскостях со Стигом. Он, если можно так сказать, криминал в нашей среде, мы – продолжая аналогию, занимаемся легальным бизнесом. Да и интересы относительно качества памяти у нас разные. Всякая чернуха и порнуха нас не интересует.

Он опять отпил виски покатал его во рту, наслаждаясь вкусом. Я не торопил его.

– Люди, у которых мы забираем воспоминания, их соответственно лишаются.

– Просто забывают?

– Помнят, но они, как бы лишены эмоционального заряда, просто констатация факта. А такие события, лишенные чувственного фона быстро стираются. Так что можно сказать что да – они их забывают.

– Кто же тогда согласится продавать их? Это же как лишится души.

Аркадий Петрович покачал головой:

– На счет души это не к нам. Мы душами не торгуем.

– Вы поняли аналогию.

Он грустно улыбнулся:

– Не все события приятны и несут счастье, радость. От некоторых хочется избавится. Другим просто нужны деньги. Третьи... Третьи как раз хотят забыть хорошие воспоминания.

– Это кто же захочет избавится от приятных воспоминаний?

Аркадий Петрович пожал плечами.

– Влюбленные, любовь которых ушла. Старики которым больно вспоминать прошлое, пусть даже и хорошее, например об ушедших жене или муже, предавших, как им кажется, детях, друзьях. И вообще, с этими воспоминаниями история не простая. Не все события, которые на сегодняшний момент видятся нам плохими, на самом деле так уж плохи, как нам кажется. Мы ведь изымаем не просто воспоминания, а воспоминания окрашенные истинными чувствами и эмоциями. Так что, те воспоминания, что сейчас нам кажется отрицательным, на самом деле в момент их проживания, были очень даже положительными. Просто с течением времени заряд эмоций из положительного превратился в отрицательный. Так бывает и очень часто. Да и от плохих воспоминаний люди с радостью избавляются.

– Кто это интересно хочет приобрести плохие воспоминания? – Удивился я.

– Вы не поверите, Фил, но на это товар спрос большой, почти такой же как и на приятные воспоминания.

– Хорошо, я понял. – Голова шла кругом, когда я пытался осознать все то, что мне сейчас рассказал Аркадий Петрович.

– Где вы берете... – я не знал как назвать людей продающих свои воспоминания.

Аркадий Петрович мне помог:

– Доноров. Так мы называем тех, кто делится с нами памятью. Наша команда в основном получает материал от стариков, в домах престарелых, и как бы цинично это не звучало в хосписах у умирающих.

Последнее замечание меня слегка покоробило, но в принципе не удивило.

Аркадий Петрович заметив мою реакцию, добавил:

– Часто воспоминания приносят большую боль, чем смертельная болезнь. И конечно, мы изымаем воспоминания исключительно по добровольному согласию, за соответствующую плату.

– Вы покупаете любые воспоминания?

– Да, кроме убийств и сексуального насилия.

– Эта подсадка, та что побывала у меня она из хосписа?

– Нет, – Аркадий Петрович покачал головой, – Ника не работает с больными.

Я посмотрел на девушку, Ника сидела поджав под себя ноги и низко опустив голову. Я не видел ее лица.

– Это подсадка была собрана в доме престарелых. Директор, мой человек, сообщил что несколько человек хотят избавится от воспоминаний.

– Сколько?

– Пятнадцать.

– А то воспоминание, что растворилось во мне, чье оно?

– Не знаю, и теперь вряд ли мы это поймем.

– Что бывает с теми кто растворяет в себе подсадку?

– В лучшем случае умирают, в худшем – впадают в кому, из которой не выходят. Между этими состояниями огромный спектр, от шизофрении, до дебилизма и полной потери себя как личности. Та подсадка, что нес ты, гарантированно убила бы тебя. Пятнадцать личностей в одной голове, это очень много.

– А как же быть с теми кто покупает память?

– Процесс внедрения чужого воспоминания длится долго – от суток до трех, в зависимости от размера, и производится во сне. И никогда несколько воспоминаний, тем более от разных доноров, не внедряются одновременно. Так что, это вполне безопасно.

– Вы покупаете только воспоминания?

– Да.

– А например знания, умения, навыки?

– С умениями и навыками все просто, они больше в теле чем в мозгах, так что перенести их невозможно. – Аркадий Петрович улыбнулся. – Со знаниями сложнее, они чаще всего разбросаны по отдельным полям мозга и собственно к воспоминаниям имеют опосредованное отношение.

Он очень хорошо владел собой, и даже не отвел взгляда. Но по тому, как крепче сжались, самую малость, пальцы на бокал, как Кай быстро посмотрел на него, как Ника нервно поправила волосы, я понял что он как минимум не договаривает.

Я молчал обдумывая сказанное. Мне не мешали.

– Подсадки как-то влияют на ходоков?

– У вас, Фил цепкий ум и вы очень внимательны. Да влияют. Они вызывают у ходоков, тех кто переносил много подсадок, определенные, не совсем обычные с обывательской точки зрения, способности.

– Какие?

– А вот это у каждого свои. Кай например может находить людей по метальному слепку, Ника, – Аркадий Петрович посмотрел на девушку, – может отличать правду от лжи.

Я смотрел на девушку, и мне казалось, что сказанное Аркадием Петровичем не совсем правда.

– У вас какие способности, и у Санька?

– У Санька никаких, он никогда не был ходоком, склад ума другой, он работает в прикрытии. А у меня... – Аркадий Петрович снова улыбнулся – пусть это останется тайной.

– Хорошо тайна так тайна. У меня остался один вопрос, но ключевой. Зачем вы, все это мне рассказали?

– Все очень просто. – Аркадий Петрович допил виски и отставил стакан в сторону. – Я хочу предложить вам работу.

– Ходоком?

– Сначала в прикрытии, а там и ходоком.

– Я могу отказаться? – я прикрыл глаза, размышляя над предложением.

– Конечно, но... – он замолчал.

Я чувствовал на себе взгляды. Выжидающий – Аркадия Петровича, изумленный – Кая, безразличный – Саньки и умоляющий Ники.

– Но?

Я открыл глаза и в упор посмотрел на Аркадия Петровича.

– Давай на чистоту, Фил. Ничего, что я на ты?

Я кивнул, не отводя взгляда от его жестких глаз.

– Ты думаешь, пока ты лихо разруливал ситуацию, которую создал сам, я сидел перед камином, попивал вино и наслаждался музыкой? Я изучал тебя и твою жизнь. Можно сказать под микроскопом изучал – тщательно и внимательно. У тебя острый и живой ум, но таких много, ты вдобавок решителен, мгновенно принимаешь решения, не рефлексируешь по поводу своих действий. Таки тоже есть. Но вот тех, у кого есть первое и второе, таких единицы. Ты великолепно закончил институт, по престижной профессии между прочим, и что?

– И что?

– Вот именно, кто ты сейчас? Вместо того, чтобы применять свои мозги и силы в деле, достойном мужчины, ты перебиваешься случайными заработками. Ты мог бы найти себе применение в любом виде деятельности, а вместо этого паяешь схемы, и чинишь мобильники.

– Мне никогда не нравилась выбранная мною профессия.

– И я о том же. Ты думаешь ходоки и прикрытие это все? Это лишь вершина айсберга. На меня работает много людей – аналитики, системщики, юристы, программисты и многие другие. Принести подсадку, это не просто забрать воспоминания и доставить их сюда. – Он обвел помещение руками. – Это тщательное планирование каждой операции, чтобы не возникало таких форс мажоров как сейчас. Множество нюансов, от выбора донора и покупателя, до тщательно сокрытия нашего существования от непосвященных.

Я молчал.

– Ты хоть представляешь, что будет, если люди узнают о нас и о том чем мы занимаемся?

– Так я могу отказаться?

Аркадий Петрович обречено вздохнул:

– Конечно. Мы в любой момент можем прийти и изъять воспоминания об этом вечере.

– Изъять, у меня? Вряд ли.

– Или просто купить их у тебя.

– Продавать воспоминания? – Я покачал головой. – Никогда. Душой не торгую, что бы вы там не говорили. Но обещать, что никому не расскажу о вас, могу. Да и не поверят мне, возникни у меня такое желание.

Я поднялся. Посмотрел на Нику – вид у нее был несчастный.

– Но, я подумаю.

– Жаль, что он не согласился, такой материал пропадает, – Аркадий Петрович смотрел в широкую спину уходящего парня и удрученно качал головой.

– Ну ты, шеф даешь, – Кай рассмеялся, – вот вроде и ума палата, и людей видишь насквозь, словно рентгеном просвечиваешь, а его не просчитал. Он вернется, зуб даю, вот увидишь. На штуку баксов забиться могу. Бубновый интерес у него здесь, почище любого делового имеется.

Он посмотрел на Нику и подмигнул ей.

8

Я вертел в руках мобильник никак не решаясь набрать номер. Наконец открыл исходящие вызовы – вот они, одиннадцать цифр, вдавил кнопку, слушая сигнал вызова.

– Таша.

– Да. – Не голос – смесь эмоций. Радость, страх, ожидание и... и обреченность, словно она знало что-то такое, о чем я и не подозревал.

– Таш... Я... Я еду домой.

Часть 2. Таша.

2 – 3 августа.

1