Текст книги "Гоблины. Пиррова победа"
Автор книги: Андрей Константинов
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
* * *
…Насильно доставленные в застенок подвала понятые жались к сырой кирпичной стенке и наблюдали за происходящим с неподдельным ужасом. Двое задержанных всё это время продолжали лежать на бетонном полу, пугая своей неподвижностью. Так что один из понятых всерьез принял их за покойников. А настойчивое милицейское «будьте любезны, пройдемте с нами на минуточку» расценил как необходимость соблюсти формальности путем подписания акта о приведенном в исполнение приговоре.
– Граждане понятые! – зычно скомандовал старший. – А теперь смотрим и фиксируем крайне внимательно! Коля, Дима – давайте.
– А какой ящик? – шагнули из полусумрака двое, комплекцией своей много больше тянувшие на уважительное прозвище «гоблины».
– Да любой.
Два бойца аккуратно опустили на пол один из верхних ящиков ближайшего ряда и щелкнула замками. Их коллеги невольно подались вперед, заслонив тем самым представшее взорам содержимое от глаз Вучетича. В следующую секунду на подвал обрушилась странная, полным и безоговорочным триумфом никак не оправданная, гнетущая тишина.
– Не понял? – недоуменно произнес старший, которому по должности было положено первым наступить на горло воцарившемуся всеобщему молчанию – Это что за хрень?…
* * *
– …Понятно, – мрачно кивнул Андрей, после того как Трефилов, выдохшись, взял очередную паузу. – И тогда вы, Геннадий Антонович, взалкали былой славы и взревновали к чужой?
– Меня добило ее недавнее интервью в англоязычной версии журнала «Форбс». Эту пустышку, эту соску сопливую назвали восходящей мегазвездой расследовательской журналистики! Чуть ли не преемницей покойной Политковской! – с неподдельной болью произнес Трефилов. – Машка там вовсю распускала хвост и на голубом глазу заявляла, что для нее нет запретных тем. Что она ничего не боится и готова в любом расследовании идти до конца… Вот я и решил ее слегка напугать. Чтобы спесь сбить да гонору поубавить. А там, глядишь, чем черт не шутит, может, она и вправду бы решила уйти в более спокойный отдел. В идеале – в другое издание. Чтобы глаза мне более не мозолила. И вообще.
– С фотосессией на фоне входной двери квартиры Цыганковой – ваша идея?
– Это Ковальчук придумал. Он вообще мастер на такие придумки.
– Я смотрю, ты не особо удивился, когда Андрей рассказал о его аресте? – напомнил Холин.
– Я… Я догадывался о чем-то подобном.
– И давно догадывался?
– С позавчера.
Из дамской комнаты вышла Ольга и вопросительно посмотрела на Мешка. Спрашивая глазами: «Нам как, уже можно вернуться? Или еще подождать?»
– Всё, Геннадий Антонович, – подвел черту Андрей. – Можешь быть свободен. Пока.
Удивлению Трефилова не было предела:
– Как? А разве вы не будете меня… арестовывать?
– Я сказал, уйди с глаз моих! – перекосивившись от нахлынувшего на него чувства омерзения, рявкнул Мешок. – После договорим.
– Давай-давай, топай. Пока твои девки не порвали тебя на клочки на тряпочки, – насмешливо прищурился Холин.
Ужаснувшись подобной перспективе, Трефилов принялся торопливо вылезать из-за стола.
– Только не вздумай сбегать, – предупредил Мешечко. – Этим поступком ты лишь усугубишь свою карму. А она у тебя сейчас… Хреновая, короче, у тебя карма.
Рачительный Холин обвел взглядом принесенные официантом закуски и как бы невзначай поинтересовался:
– Дружище, а ведь нехорошо это.
– Что нехорошо? – втянул голову в плечи Трефилов, ожидая очередного разоблачительного удара.
– Ты девушку в ресторан на обед пригласил. Так?
– Так.
– А сам уходишь, не расплатившись. Вот я и говорю, нехорошо.
Геннадий Андреевич пошарился в бумажнике и выложил на стол тысячную купюру:
– Теперь я могу уйти?
– Нет. Не можешь.
– Почему.
– Потому что к девушке неожиданно присоединились две подруги. За себя, так уж и быть, мы с Андреем Ивановичем расплатимся сами.
Трефилов покорно присовокупил к выложенной тысяче еще две схожие по номиналу бумажки.
– Вот это по-нашему, по-гусарски! – удовлетворенно крякнул Холин. – Всё, теперь свободен. Ступай – и не греши больше.
Бесконечно несчастный, сгорбленный и раздавленный журналист-неудачник уныло поплелся на выход. Привыкшему за годы нескончаемой конкурентной борьбы за выживание к беспринципности, а порою и жестокости по отношению к коллегам по профессии, Трефилову сейчас было невыносимо жаль. Нет-нет, жаль вовсе не по собственной глупости содеянного.
Ему было невыносимо жаль себя…
– …И что же нам теперь делать? – отчаянно спросила Цыганкова, дождавшись, наконец, момента, когда мужчины окончательно насытятся.
После того как с уходом Трефилова девушки вернулись за стол, Мешечко, предваряя неминуемые расспросы, объявил, что для начала им следует хорошенько подкрепиться. Поскольку они с Холиным за сегодняшний день «ничего, окромя кофе и сигарет, еще не ели». А когда «мы ем – мы глухи и нем». Так что последующие двадцать минут представительницы прекрасного пола, которым в свете состоявшихся драматических событий кусок в горло не лез, провели в томительном ожидании и в гнетущей тишине. Нарушаемой разве что бухтением подвешенного к потолку заведения телевизора.
– Что делать? – переспросил Андрей, вытирая рот салфеткой и расслабленно откидываясь к мягкой спинке диванчика. – «А вот это вопрос! Ты же меня, Шарапов, без ножа этим вопросом режешь!» Но если серьезно – тема фиговая. В понедельник мы с шефом должны лично докладываться по ней Владиславу Юрьевичу. И что прикажете докладывать? К вам приезжала программа «Розыгрыш»? Первое апреля затянулось? Сотрудники Обнорского развлекаются?
– Кошмар! – схватилась за голову репортерша Иванова. – Стыд-то какой!
– А если за эту историю пронюхают эфэсбэшники, они этого вашего Трефилова запросто могут до кучи. Окучить, – подлил масла в огонь Холин.
– А я, если про эту историю узнают конкуренты «Явки с повинной», уверена, что их восторг будет неописуемым, – вколотила последний гвоздь Прилепина.
– Но лично я, Ольга, считаю, что так им и надо. Пущай огребают. А то – не редакция популярной газеты, а самый натуральный детский сад. Ясельная группа.
– Андрей Иванович! Придумайте что-нибудь! Я знаю, вы можете! Пожалуйста! А я… А мы для вас за это… Любое желание!
– Три, – напомнил Холин. – Я говорю, в сказках обычно три желания исполняют.
– Хорошо. Андрей Иванович, я согласна. Пусть будет три!
Горящие Машины глаза затянулись чарующей поволокой. Она посмотрела на Мешка ТАК, что со стороны мимолетно показалось, что если Трефилов и преувеличивал, рассказывая о «методах работы» Маши Цыганковой, то не слишком. Заметив, как чары девичьего гипноза медленно, но верно начинают действовать на Андрея, Прилепина поспешила вмешаться:
– Если за оставшиеся четыре дня мы не сможем придумать удобоваримую версию, начальнику Главка придется рассказать всю правду. Какой бы дурацкой она ни была.
– Андрей Иванович! Но ведь вы придумаете такую версию? – продолжала «колдовать» Маша.
– Обязательно. Мы постараемся, – не отводя глаз от красотки-журналистки, зомбировано кивнул Мешок.
– А ну, тише все! – рыкнул Холин, неожиданно вскакивая.
Он метнулся к барной стойке, схватил пульт от телевизора и прибавил громкость продолжавшего «бухтеть» телевизора на максимум делений:
«…Я напоминаю, что 43-летний Аслан Агарагимов, известный в криминальных кругах под кличкой Багги, был застрелен сегодня ночью в подъезде собственного дома по улице Фурштадтской, – беспристрастно вещал диктор. – Неизвестный преступник произвел по нему пять выстрелов предположительно из пистолета ТТ. Возбуждено уголовное дело по статье «умышленное убийство»… А теперь – к другим новостям. Ликвидирован прорыв тепломагистрали в Центральном районе города…»
– Всё! Пипец котенку! – с плохо скрываемым злорадством потер руки Григорий. – Знавал я его, Агарагимова. Лет эдак пять назад самолично доводилось задерживать. Мерзота, я вам скажу, редкостная!
– А знаете что, ребята?! – взволнованно сказала Ольга. – Мне кажется, у нас появилась удобоваримая версия…
Докончить она не успела, так как в следующую секунду через парадный вход, игнорируя недовольные окрики охраны, в ресторацию ввалился… Вучетич. Выражаясь высокопарным штилем, лица на нем в данный момент не было. А если и было, то совершенно убитое и потерянное. Недовольство же охраны вызвал тот факт, что Виталий вошел в зал, волоча за собой тот самый деревянный армейский ящик. Всем своим видом сейчас он напоминал добровольца, вызвавшегося в одиночку слазать на передовую, отбить у противника ящик со снарядами и доставить его к своим.
Издалека заприметив в компании «своих» Таню Иванову, Вучетич наградил ее взглядом, от которого репортерше сделалось жутковато. Настолько, что она, ища защиты, невольно вцепилась в рукав Гриши Холина. Между тем Виталий допер «снаряды» и, утирая пот со лба, устало плюхнулся на диванчик. Молча схватил недопитую бутылку минералки и опустошил ее в три глотка. Всё это время обалдевший народ наблюдал за ним с удивлением, граничащим с потрясением:
– И что означает сей перформанс? – первым оправился от шока Андрей. – Ты нашел один из загадочно пропавших чемоданов с компроматом Руцкого?
– Думали, что в Париже ложки, а оказалось – вилы, – сердито сказал Вучетич. – Спасибо вам, Таня, за наколку! Низкий поклон!
– Какую наколку?
– О незаконном обороте оружия, – саркастически прозвучало в ответ.
– Ничего не понимаю. Виталий, ты объясни толком?
– Вот эта гражданка, которая типа журналистка и следопытка, давеча настучала мне, что в соседском подвале на Зодчего Росси некие упыри хранят боеприпасы в масштабах вооружения стрелковой дивизии, – мрачно пояснил Вучетич. – Вот я и того… Короче, ССХ написал.
– А-а! Так Татьяна и есть тот самый «эксклюзивный информированный источник»? – начал догадываться Мешечко.
– Типа того.
– Но ведь ящики действительно армейские? – оправдываясь, вспыхнула Иванова. – Я потом специально на военных сайтах в интернете смотрела. Один в один.
– Ящики армейские. Вот только внутри там, мягко говоря, не патроны.
– А что?
Вучетич тоскливо посмотрел на собравшихся и обреченно выдавил:
– Баяны там.
– ЧТО-О-О?!!!!
– Баяны, – Виталий пододвинул к себе графинчик с остатками водки, наполовинил рюмку, опрокинул ее в себя и хрустнул украденным с тарелки Мешка огурчиком. – Короче, два бизнесмена из Сибири приехали в Питер задолженность перед ихней фирмой выбивать. А у местных здесь уже процедура банкротства полным ходом идет. На счету, естественно, по минусам, перед кредиторами имуществом расплачиваются. Вот конкретно этим сибирским парням и досталась партия баянов-трехрядок. Сто двадцать штук. По девять с половиной тысяч рублей штука.
– А при чем здесь армейские ящики? – изумилась Ольга.
– Так они у них без футляров поставлялись, а сибирякам надо было это дело как-то на родину вывозить. А баян – вещь хрупкая, подверженная внешним воздействиям. Вот они в Сертолово, в воинской части ящики списанные по дешевке и купили. Для упаковки и транспортировки. Оказалось, баян туда… короче, идеально встает.
Первым, не в силах более сдерживаться, начал ржать Холин. Делал он это смачно, в полный рост и голос, так что вслед за ним немедленно подключились, а подключившись – зашлись в форменной истерике, и все остальные. Включая самого рассказчика.
– А один баян, я так понимаю, ты в качестве военного трофея упер? – сквозь слезы поинтересовался Мешечко.
– Почему сразу упер? Я посмотрел: хорошие баяны и недорого. Вот я один и купил у парней. Типа, компенсировал им моральный ущерб, ну и вообще. На самом деле, давно хотел, чтобы сын чем-то полезным занимался. Вот, пусть теперь изучает. А я помогу.
– А ты разве умеешь?
– А то! – приосанился Вучетич. – Я на срочной службе в воинской самодеятельности играл. Меня сам командующий округом лично хвалил.
– Ну так нажми на клавиши – продай талант, – простонал Мешечко.
– Прямо здесь, что ли?
– А почему бы и нет?
Немного посомневавшись, Виталий все-таки открыл ящик, достал из него инструмент и, для порядку профессионально пробежавшись по ладам, грянул «По долинам и по взгорьям»…
…М-да, о подобном феерическом зрелище в элитном заведении «Фиолет» доселе и знать не знали, и слыхом не слыхивали. Ибо то было – то еще шоу! Настоящее! Из тех, которые в обязательном порядке должны продолжаться.
А в это самое время на соседней улице Ломоносова в гораздо более спокойной, почти камерной обстановке «Хемингуэй-бара» неспешно проходил другой обед – не столь феерический, но романтический. Не при свечах, но на двоих. По счастью, про это онлайн-событие Мешок был не в курсе. В противном случае одной только стопкой меню по голове дело могло и не кончиться. Тем более что сегодня Андрей был при табельном оружии…
* * *
– …Лерочка, я хочу выпить за Его Величество Случай! За то, что он, на закате моей… э-э… скажем так, зрелости… подарил мне встречу с тобой.
– Принимается, Людвиг. Но! С одной оговоркой!
– Какой?
– Не на закате, а на заре твой зрелости.
– Аналогично принимается. Ты ему уже сообщила?
– Извини, нет еще.
– Как же так, Лерочка? Ты обещала на этой неделе!
– Мама немного приболела, и я не рискнула отправлять ее с Алиской на дачу в таком состоянии. Вот, как только они уедут – сразу скажу. Не хочу, чтобы ребенок присутствовал при скандале.
– Полагаешь, скандал неизбежен? А мне казалось, что состоявшиеся взрослые люди способны разумно решить свои внутренние проблемы и найти компромисс?
– О, Людвиг! Ты просто не знаешь моего мужа! Слова «разумно» и «компромисс» – это не про него.
– Понятно. Менталитет от слова «мент»?
– Именно так. Очень точная формулировка.
– Он у тебя как? Типичный «оборотень в погонах» или?…
– Или. По службе Андрей – идеалист до мозга костей.
– Мент-идеалист в наше сугубо прагматичное время – весьма редко встречающийся типаж. Таким выживать особенно трудно. С одной стороны, многочисленные коллеги-прагматики пользуют их в хвост и в гриву. А с другой – всячески их за это презирают… Представляю, как тебе с ним тяжело!
– Нет, Людвиг, не представляешь. Такое может представить только жена такого же ненормального опера… Налей мне еще вина, пожалуйста.
– Слушаю и повинуюсь, моя госпожа… А после – потанцуем?
– А разве здесь можно?
– А разве мы обязаны у кого-то спрашивать?
– Людвиг – ты прелесть!
– Так – да?
– Как скажешь, любимый, так и будет!..
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
КУРОЩЕНИЕ НАЧИНАЕТСЯ
Санкт-Петербург,
5 сентября 2009 года,
суббота, 12:40 мск
– …Я всё! – отрапортовала Алиса, шумно высосав через трубочку последние, как всегда самые вкусные, капельки фанты.
– Я тоже всё, – поддержал почин Денис.
– Народец, может, вы пойдете чутка погуляете? Нам с тетей Олей нужно немного поговорить, по работе.
– Лично я хочу на батут, – безапелляционно заявила Алиса.
– А лично я – сладкую вату.
– Денис, будь джентльменом, уступи даме. Сходите, попрыгайте.
– Ладно уж, – проворчал Прилепин-младший, выбираясь из-за стола. – Пойдем на твой батут! – Денис попытался взять Алису за руку, но та, стремясь к абсолютной женской независимости, пресекла эту его попытку на корню: мол-де, «видали мы таких, кавалеров!».
– Деньги возьмите. Это на двоих.
Алиса зажала в кулачке купюру и направилась занимать очередь. Следом за ней, пихнув руки в карманы, нарочито медленно двинулся Денис, демонстрируя своим видом, что мужская независимость, она всяко покруче будет.
Накануне вечером Андрей позвонил Прилепиной и поинтересовался планами на субботу. Ольга поведала, что этих самых планов у нее – выше крыши: от обещанного сыну похода в зоопарк до кухонно-банно-прачечных хлопот. Заступающий на дежурство по дочке Мешок предложил пересечься ненадолго, дабы обсудить одну совершенно чумовую, по его выражению, идею, которую он, оказывается, вынашивал последние несколько недель. И не просто вынашивал – кое-что в этом направлении уже сделал. «Или такая встреча поставит тебя в неловкое положение?» – на всякий случай уточнил под конец Андрей. Крайне заинтригованная Ольга на это высказалась в том духе, что уж если кого такая встреча и может поставить в подобное положение, так это самого Мешка. Поскольку Прилепина, в отличие от него, «барышня свободная». На том и порешили. И сегодня, в двенадцать утра, встретились на «Горьковской».
Соблюдая предусмотренный для подобных встреч протокол, шумной ватагой они переместились в летнюю кафешку, где закрепили знакомство пирожными и лимонадами. И лишь когда дети, насытившись, отправились прыгать, их родители получили, наконец, возможность поговорить без свидетелей…
– …Безумно рад тебя видеть! – Андрей бережно взял Ольгину руку в свою и пощекотал кончиком большого пальца тыльную сторону ее ладони.
– Товарищ майор, вы забываетесь! – шутливо нахмурилась Прилепина. – Кругом дети! Причем наши с вами дети!
– Я думаю, товарищ капитан, что наши с вами дети по телику и не такое видали.
– Андрей, перестань! В самом деле увидеть могут. – Ольга настойчиво высвободила ладошку и демонстративно скрестила руки на груди. – Если я не ошибаюсь, у тебя ко мне было какое-то очень важное дело?
– Было. Но, увидев тебя, всю такую…
– Какую?
– Такую красивую и желанную, я как обычно потерял голову и сразу позабыл обо всем.
– Мешечко, если ты сейчас же не прекратишь глумиться, я уйду прыгать на батуте!
– С твоей юбкой это было бы в высшей степени как опрометчиво, так и эротично, – улыбнулся Андрей. – Всё-всё! Молчу! Хочешь говорить исключительно о делах, хорошо, давай о делах. Итак, через неделю, то бишь 14 числа из отпуска выходит Наталья.
– А она в городе или уехала куда?
– Понятия не имею, вроде как кто-то из наших говорил, что в Крым укатила. Ну да не суть. Просто я хотел бы к возвращению Северовой попробовать получить не голословные, а конкретные факты, указывающие на ее причастность к сливу информации.
– Либо на ее НЕпричастность, – напомнила Ольга. – И как ты собираешься это сделать?
– Так же, как и поступал в последнее время: припахать тебя к неохватной рутинной работе, которой еще и придется заниматься во внеслужебное время. – Прилепина уже собралась произнести какую-нибудь ответную колкость, но вдруг поняла, что сейчас Андрей совершенно серьезен. – Извини, но мне действительно больше некому это поручить
– И что за работа?
– Вот. – Мешок достал из кармана флешку и протянул ее Ольге. – По моей просьбе Геша Певзнер вчера закачал сюда списки всех телефонных соединений, прошедших через наш служебный номер, начиная с 20 июня.
– А почему именно с двадцатого?
– Потому что именно в тот день мы приняли пассажира Айрапетяна, – пояснил Андрей, – после появления которого в нашу камеру хранения, собственно, и повалили замутки: одна за другой и одна другой хужее.
– Теперь поняла. И что ты предлагаешь сделать с этими списками?
– Просеять. Отделить зерна от плевел.
– А зерна в твоей интерпретации – это?…
– Это странные звонки и странные номера. Выбивающиеся, скажем так, из общего ряда. Причем в первую очередь меня интересуют звонки, проходившие незадолго «до» и недолго «после» трех, на мой взгляд, ключевых эпизодов.
Ольга задумалась:
– Первый – это убийство Айрапетяна. Так?
– Так точно.
– Второй – стрельба на Фонтанке?
– Обратно точно.
– А третий… Иван Демидович? Поезд?
– Умница, – расцвел Мешок. – Я всегда не устаю говорить, что ты у меня – большая умница.
– Опять «я у тебя»?
– Да. Опять и снова! – воспользовавшись тем, что сейчас Ольга нервно теребила в руке флешку, он попытался снова захватить ее ладонь. Но Прилепина на этот раз была на чеку. – Олька! Ты даже не представляешь, как я хочу тебя!
– Андрей, успокойся! Всё! – Ольга сердито тряхнула челкой, отводя взгляд куда-то в сторону.
– Что всё?
– Всё, наши дети напрыгались.
Мешечко рассеянно обернулся:
– Действительно. Похоже, даже чересчур. Жаль.
– Кого? Их или нас?
– Всех, – вздохнул Андрей. – Ну что ж, ничего не поделаешь. Предлагаю на этом рабочую часть нашего мимолетного свидания считать завершенной и плавно переходить к индивидуальным развлекательным программам. Вот только, Олька, ты ведь мне так и не ответила: берешься за халтуру?
– А куда деваться? Берусь.
– Спасибо.
– За такое не благодарят. Слушай, так, может, и вы с нами в зоопарк?
– Увы нам. У Алиски серьезная аллергия на животных – на запах и шерсть. Из-за этого всё наше общение с фауной сводится исключительно к просмотру Animal Planet. Так что мы сейчас на «Диво-Остров».
Родители поднялись навстречу ускорившимся, перешедшим на галоп чадам, и через пару секунд те, с разбегу, синхронно воткнулись: Алиса – в живот папе, Денис – в грудь маме. Ольга и Андрей молча переглянулись, и Мешок показал глазами, что сейчас был бы не прочь оказаться на месте Дениса.
В ответ Прилепина грозно погрозила ему кулаком…
…Поскольку панды в ленинградском зоопарке отродясь не водились («Полный отстой!» – отреагировал на это известие Прилепин-младший), осмотр зверюг начали с вольеров с хищниками («Хоть тигры-то есть?»).
По дороге к тиграм купили по мороженому. Некоторое время Денис молча и сосредоточенно кусал эскимо, а потом вдруг неожиданно притормозил, серьезно посмотрел на мать и задал, видимо, все это время мучивший его лобовой вопрос:
– Ма, а ты случайно не собираешься жениться на дяде Андрее?
– Нет, – ошарашенно уставилась на сына Ольга. – У него есть своя жена, мама Алисы. А почему ты спрашиваешь?
– Да так.
– И все-таки?
– Когда мы с Алисой стояли в очереди на батут, она сказала, что слышала, как ее мама говорила по телефону какой-то тете Анжеле, что собирается разводиться со своим. Как тогда вы с папой.
– Разводиться? Так и сказала? – растерянно переспросила Прилепина.
– Ага, – подтвердил сын и с важным видом, почти дословно, процитировал слова новой подружки: – «Но это не потому, что она сама наставила своему благоверному рога».
– А почему? – автоматически вырвалось у Ольги.
– «А потому что если женщина до тридцати пяти лет не использует своего шанса начать новую жизнь, то всю оставшуюся жизнь она будет вынуждена довольствоваться старой…» Ма, а как их ставят?
– Кого?
– Рога.
– Не знаю.
– На присосках, наверное? – внес рационализаторское предложение сын.
– Да, скорее всего, именно так и ставят.
– Ма, а если они на самом деле разведутся, дядя Андрей ведь может захотеть жениться на тебе?
– Теоретически может, – помедлив с ответом, призналась Ольга.
– Он, вообще-то, нормальный. Но все равно папа мне нравится больше… Ма, а чтобы начать новую жизнь, сначала нужно умереть, да?
– Денис, не уподобляйся среднестатистическому четырехлетнему ребенку, – начала понемножечку заводиться Ольга. – Ты ведь сам говоришь, что уже взрослый.
– А почему четырехлетнему?
– Потому что по статистике четырехлетний ребенок в день задает до четырехсот вопросов. Ой! Смотри, кажется, тигрята повылезали!
«Как же они сейчас кстати повылезали!»
– Где?! Вау! Я побежал! – Дениска со всех ног бросился к вольеру и стал активно вклиниваться в толпу посетителей. Учитывая, что в руке он продолжал держать тающее мороженое, толпа ворчливо расступалась. А Ольга меж тем продолжала стоять как вкопанная, мучительно пережевывая полученную от сына эксклюзивную информацию.
«Ох, матушки мои! Как же далеко всё зашло! Успеть бы обратную дорогу сыскать! А иначе… Иначе – край!..»
Санкт-Петербург,
7 сентября 2009 года,
понедельник, 13:19 мск
В четверть второго со стороны Благодатной улицы, утробно урча дизелем, во двор вкатил брюхатый, носорогообразный джип и, перегородив простор для прочей четырехколесной мелюзги, занял свое привычное место напротив подъезда Гурцелая. Водитель Дживан высунулся в открытое окошко и, как старому знакомому, помахал дежурившему на скамеечке Ильдару.
– Здорово, земляк! Как служба?
– Да ничего: служим – не тужим. А у тебя?
– Тоже неплохо.
– Как там твой первоклассник?
– Отлично. Вчера первую в своей жизни двойку получил.
– Лиха беда начало.
– Чего?
– Я говорю: то ли еще будет!
– Это точно.
Предвещая выход, запиликал домофон, и из подъезда вальяжно выплыл господин антирейдер в сопровождении Холина. Через пару секунд все трое – «гоблины» и барин, погрузились в прохладное чрево машины стоимостью всего-то в сто пятьдесят милицейских окладов. («В попугаях» оно, конечно, дороже будет.)
– Куда едем, Анзори Паатович? – обернулся к хозяину Дживан.
– В «Амбассадор».
– Понял.
Джип плавно и величаво тронулся с места.
Операция «Детский сад» началась…
…Женя Крутов стоял у приоткрытого на пол-локтя окна на площадке между вторым и третьим этажами и сосредоточенно разминал пальцы правой руки: после двух дней тренировок со столь экзотическим оружием они, с непривычки, побаливали. Лежащий на подоконнике самопальный арбалет работы кустаря-одиночки Вучетича, заряженный свежевыкрашенной черной стрелой, он предусмотрительно накрыл курткой – на случай внезапного прохода кого-то из жильцов.
Из арки напротив неторопливо выкатилась мишень и, включив поворотники, притормозила, пропуская машины, идущие в сторону Московского проспекта. Более-менее отработанным за выходные движением Крутов вскинул арбалет, затаив дыхание, прицелился и нажал на спуск. Черная стрела с легким свистом метнулась в направлении цели…
…Джип Гурцелая вырулил на Благодатную, но уже в следующую секунду неожиданно просел на переднее левое колесо.
– Не понял?! Че за фигня? – удивился Дживан.
Заглушив мотор, он выглянул в окошко, смешно вытягивая шею.
– Что там у тебя? – недовольно спросил Гурцелая.
– Анзори Паатович! Мужчины! Там… там…
Потрясенный увиденным, водитель всё никак не мог сформулировать и докончить фразы. За него это сделал сидящий по левому борту Джамалов: выскочив на проезжую часть, он словно бы инстинктивно пригнулся и, с ходу оценив обстановку, нервно скомандовал:
– Сдавай задом! Быстро! Назад, во двор!!!
В неуклюже пятившийся раком джип Ильдар заскакивал уже на ходу…
…С грехом пополам зарулили во двор, вернувшись к исходной точке так и не начавшегося путешествия.
Остановились. Бледный как смерть Дживан обернулся к Джамалову, как к человеку, сохраняющему подобие спокойствия с немым вопросом: дескать, теперь что?
– Гриша! – тревожно и отрывисто заговорил Ильдар. – Дуй в подворотню! Прикрой нас спереди и срочно запроси «пепелац». Похоже, у нас проблемы. Только осторожнее. Как бы там еще и огнестрел не отыскался!
Холин понимающе кивнул и без лишних слов покинул машину. Слегка охреневший от происходящего Анзори Паатович растерянно наблюдал, как тот, пригибаясь и осматриваясь по сторонам, бегом пересекает двор и скрывается в арке.
– Кто-нибудь мне объяснит, что здесь происходит, да?
– Я тебе объясню, – мрачно зыркнул на Гурцелая Ильдар. – Потом. Если захочешь. А пока – лучше голову пригни. Береженого… ну, сам знаешь. – После этого он опасливо выбрался из джипа, присел на корточки и с немалым усилием вытянул из колеса железную стрелу.
Возвратившись в салон, Джамалов протянул хозяину трофей:
– Держи, я так понимаю, эта посылка адресована персонально тебе.
– Что за хрень? Это типа такие шутки, да? Со мной шутки кто-то вздумал шутить, да?! – закипела-забурлила горячая южная кровь Анзори Паатовича.
– Боюсь, что шутки-то как раз закончились.
– В каком смысле?
– В прямом. Сейчас у Гришки газету заберем – сам увидишь.
– Какую еще газету?
– «Явка с повинной», сегодняшний номер.
– Анзори Паатович! – вскинулся Дживан. – У меня есть эта газета. Специально купил – там большое интервью с Литвой напечатано.
– С кем?!! – напрягся Гурцелая. – А ну дай сюда!
Водитель достал из бардачка газету, и Анзори Паатович принялся нервно шелестеть страницами.
– Шестая и седьмая. – подсказал Ильдар. – В свете происходящих событий, советую обратить внимание на последний абзац.
Гурцелая уткнулся в подвал двухполосного интервью и вполголоса зачел:
– …В камере стараюсь жить, соотносясь с высказыванием Бродского: «Тюрьма – недостаток пространства, возмещаемый избытком времени». Поскольку времени у меня сейчас действительно навалом, занимаюсь спортом, разбираю шахматные партии. Очень много читаю.
– А какую книгу вы читаете в данный момент?
– Кому-то это может показаться смешным, но в настоящее время я с удовольствием перечитываю Стивенсона. Большинство знает его исключительно по «Острову сокровищ», однако в литературном плане я гораздо выше ставлю его «Черную стрелу». Всем своим друзьям и коллегам, равно как и врагам, – настоятельно рекомендую.
Анзори Паатович отшвырнул газету, снова взял в руки стрелу, повертел ее и вопросительно посмотрел на Ильдара:
– Так ты думаешь, что это…
– Тут и думать нечего: самый натуральный тонкий намек на толстое обстоятельство, – кивнул Джамалов и неприлично спокойно для стрессовой ситуации взялся рассуждать: – А вообще, ты не находишь, что со стороны Литвы это весьма благородный поступок? Эдакое рыцарское «иду на вы»? А ведь мог и безо всякой предупредительной стрелы, просто из гранатомета засандалить. Как в случае с Пашей Капышем, помнишь? [9]9
Ильдар вспоминает беспрецедентное по своей дерзости убийство, случившееся в Санкт-Петербурге 26 июля 1999 года. В тот день в самом центре города, на Университетской набережной, из гранатомета был обстрелян джип «Шевроле», в котором находились генеральный директор Балтийской Финансово-Промышленной Группы (БФПГ) Павел Капыш и его охранник. В состоянии необратимого шока, с оторванными ногами Капыша доставили в клинику Покровской больницы, где тот скончался, не приходя в сознание.
[Закрыть]
– Издеваешься?
– Всего лишь пытаюсь заглушить внутренний страх лошадиной дозой цинизма. Не знаю как Дживану, а лично нам с Гришкой не шибко климатит взлететь на воздух с тобой за компанию. Я не к тому веду, что компания у нас плохая, просто…
– Мужчины! – заскулил водитель, которого размышлизмы Джамалова, похоже, запугали окончательно. – Может, мы лучше в дом поднимемся? А то стоим здесь бельмом посреди двора. Вдруг они и правда того?
– Чего того?
– Добивать нас придут.
– Успокойся, Дживанчик, благородные рыцари так не поступают. Между вызовом и самим поединком обязательно должно пройти какое-то время.
– Кто рыцарь? Литва рыцарь?! – истерично заблажил Гурцелая. – Да он падаль подзаборная! И не Литве мне беспределы предъявлять!
– Анзори, будь человеком: скинься в тюбик! Там сыро и прохладно, – скривился от его визга Джамалов. – О! Вот и «пепелац» прибыл! – Во двор въехала ведомая Афанасьевым «маршрутка», с полудня заблаговременно отстаивавшаяся на Московском. – Молодец, Сергеич, оперативно сработал!.. Всё, Анзори, скоренько перегружаемся. Дживан, дружище! А тебе я желаю трудовых подвигов с колесом! И не переживай – шмалять не станут. Людям Литвы ты если и интересен, то исключительно в наборе…
* * *
Вопреки инструкциям, о ЧП, случившемся на улице Благодатной, руководство «гоблинов» в известность поставлено не было. Во-первых, в данный момент оно держало ответку перед начальником ГУВД по теме журналистки Цыганковой, а во-вторых, ЧП это было предварительно разработано и санкционировано самим майором Мешечко. А вот полковнику Жмыху за эту самодеятельность знать было совсем необязательно.
– …В ходе оперативной проверки, проведенной силами сотрудников нашего подразделения, установлено, что угрозы в адрес журналистки газеты «Явка с повинной» Марии Цыганковой (творческий псевдоним «Лев Цыганов») отправлял криминальный авторитет, ранее неоднократно судимый Аслан Карзаевич Агарагимов, 1967 года рождения, – молодцевато докладывал Павел Андреевич, обращаясь к «святой троице»: начальнику ГУВД Пиотровскому и симметрично висящим над его головой портретам Самого и Самого-Самого.