Текст книги "Гоблины. Пиррова победа"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Словом, имиджево у Гурцелая все сохранилось в полном ажуре. Чего нельзя было сказать о «гоблинах». Ведь с точки зрения мафии, своими неуемными «не могу молчать!» и «опер сказал про всех написать» Анзорик окончательно и бесповоротно испортил себе эпитафию. Это все равно как если бы игрок в самый ключевой момент кинул карты на сукно и сказал: «Я – пас». Что реальные пацаны делают с такими игроками? – Правильно мыслите. А что будет с «гоблинами», если замысел реальных пацанов удастся реализовать? Обратно правильно. Отсюда – проблемы и головняк. Здесь, в первую очередь, у заместителя начальника по оперативной работе…

…В общей сложности шарики набегали до начала первого. И лишь тогда, в час, когда офисная перхоть потихонечку начинает готовиться к «бизнес-ланчам», пролетом выше защелкали замки и запоры в пулестойкой, способной защитить от ПСМ, ТТ и охотничьего ружья 12-го калибра двери. Ильдар с досадой свернул игрушку и нехотя поднялся на лестничную площадку. Дверь бесшумно приоткрылась, из-за нее опасливо высунулся орлиный грузинский нос и шумно втянул ноздрями воздух – не пахнет ли опасностью? Однако если сейчас здесь чем-то и пахло, то разве что упревшим от почти полуторачасового сидения на солнечной стороне Джамаловым.

Завидев Ильдара, Гурцелая расплылся в приторно-сладкой улыбке и обозначился уже весь: в летнем белом плаще и белой же шляпе а-ля мафиозо. Следом за ним на порог выпорхнула очередная пассия Анзорика – в легком полупрозрачном пеньюаре и наброшенном на кругленькие плечики коротком халатике.

– О! Граница как всегда на замке, да?! Здорово, Ильдар! Как семья, как дети?

– Твоими молитвами, – пробурчал Джмалов, не в силах оторвать взгляда от пеньюара под которым угадывалось молодое стройное тело и необыкновенно высокая грудь.

– Вика, запахнись, не смущай господина милиционэра, – строго приказал Гурцелая.

Вика покорно влезла в халат вся и поинтересовалась жеманно:

– Когда вернешься, Анзорик?

– Э, откуда я знаю, да? Бизнес, лапочка, вещь непредсказуемая. Туда поехал, сюда поехал, туда – снова ехать надо. Ближе к вечеру позвоню – поедем мясо кушать, кино пойдем, да?

– Я уже скучаю, котик.

– Э, знаю, что врешь. Но все равно приятно, да. Ну, ступай! – Анзори шутливо шлепнул девушку по заду, и та, вернувшись в квартиру, принялась греметь сталью замков. Гурцелая тем временем нажал кнопку вызова лифта. – Ну что, Ильдар, поедем дело делать, да? Ты – свое, я – свое. Ты – за маленькие деньги, я – за большие.

Джамалов, с невероятным усилием воли удержался от грубой ответки и склонив голову к левому плечу, вполголоса предупредил:

– Жека, мы спускаемся.

– Понял тебя: вы спускаетесь, – отозвался откуда-то Крутов.

Осмотрев кабину подъехавшего лифта, Ильдар запустил Гурцелая первым, вошел следом за ним и по-гагарински скомандовал «Поехали!..»

…Джип Гурцелая с заведенным мотором и персональным водителем Дживаном внутри уже был подан к подъезду. Рядом с ним, вертя головой на 270 градусов, стоял Крутов.

– Здравствуй, Женя! Здравствуй, дарагой! – преувеличенно-радостно загомонил Анзорик, выходя из дверей.

– После, в машине поздороваемся, – сквозь зубы выдавил Крутов. – Давай пошевеливайся.

– Невоспитанный ты человек, Женя. Грубый. Смотри, накатаю телегу твоему руководству.

Анзорик и Крутов забрались на заднее сиденье. Спереди сел Ильдар. Хлопнули дверцы. Джип, переваливаясь через «лежачих полицейских», медленно пополз из двора на проспект, и «гоблины» приступили к отбытию очередной повинности. «Милицейские шестерки запустили шестеренки», – как некогда мрачно высказался Вучетич, возвратившись со своего первого «дежурства по телу борзого рейдера».

* * *

После того как Павел Андреевич и Олег Семенович, «поставив галочки», убыли из конторы, празднование дня рождения Гриши Холина пошло по накатанной дорожке: много водки, еще больше пьяных споров и немного танцев. В последнем пришлось отдуваться Ольге, поскольку Наташа Северова, давшая себе зарок завязать с корпоративными пьянками, удалилась еще раньше верховного руководства.

Сейчас из хриплых казенных динамиков звучал еще более хриплый голос Леонарда Коэна. Ольга танцевала с именинником, а остальные гости, разгоряченные спиртным, сидели за столом и вели извечные ментовские разговоры за ментовскую же жизнь.

– …Да, но ведь есть еще такое понятие, как честь офицера! – ухал из главного калибра Афанасьев – единственный трезвый во всей этой компашке человек.

– Сергеич, не смеши мои полуботинки! – отстреливался короткими очередями Мешок. – Какая «честь»?! О чем ты вообще говоришь?! Если чудом сохранившиеся в нашей системе зубры, навроде Жмыха, попробуют ныне заикнуться о пресловутой чести, уверяю тебя, ничего, кроме здорового ржача в ответ, они не услышат. Такая, знаешь, типичная реакция уличной шалавы на предложение платонической любви!

– Во-во, – поддержал начальника Тарас. – Нет, конечно, под экстазные завывания Газманова из-за праздничного стола подымутся, во фрунт вытянутся и скупую мужскую слезу смахнут. А через два часа, в ближайшем супермаркете, недобрым взглядом обведя аудиторию: «Чего вы там говорите? Сердца? Под прицелом? Ну-ну…»

– Ну, опять завели свою шарманку: супермаркет, евсюковщина. Нельзя персонифицировать всю систему по одной из ее деталей! Причем ничтожнейшей!

Мешечко заговорщицки подмигнул Тарасу:

– Товсь! Сейчас должно прозвучать классическое: «В семье не без урода».

– А ты, конечно, считаешь иначе?

– Я всего лишь считаю, что любая семья в ответе за взращенного ею урода.

– Но так ведь она и ответила! – поддержал Афанасьева огнем с другого фланга Вучетич. – И будет продолжать отвечать и впредь. По крайней мере хочется на это надеяться. Что же касается Евсюкова… Знаешь, исполнительный директор компании «Дженерал Электрик» Джек Уэлч в свое время утверждал, что, «когда скорость внешних изменений в системе превышает скорость внутренних, организация прекращает свое существование».

– Так ведь это он, наверное, энергетические системы имел в виду?

– А какая, на хрен, разница? К своим тридцати двум годам майор Евсюков стал начальником ОВД «Царицыно», получив все сопутствующие внешние атрибуты власти. Но при этом внутренне остался точно таким же моральным уродом, каким и был пять-десять-двадцать лет назад. Вот в какой-то момент его душевная организация и не выдержала – прекратила свое существование…

Отхрипел Коэн, и Гриша, расчистив место, галантно возвратил Ольгу за стол. После чего, на правах хозяина вечеринки, решительно вклинился в перепалку:

– Блин, народ, кончайте уже свои философские дискуссии! Что за манера такая: каждую пьянку превращать в ареопаг?

– Ни фига ты загнул! – поперхнулся колой Тарас. – А это шо такое?

– Не знаю. Просто слово понравилось, – отмахнулся Холин и критическим взглядом обвел стол. – Нормальные люди давно бы стаканы обновили. И вообще! Могу я, хотя бы раз в году, услышать в свой адрес неприкрытую лесть, а? Вот был бы здесь Джамалов… Да, никто не в курсе, где они с Жекой сейчас? И каковы их перспективы попадания за сей не шибко праздничный, но все-таки стол?

– Согласно последним данным, пятнадцать минут назад Ильдар с Жекой вывели господина Гурцелая со спутницей с премьерного показа очередной серии похождений Джеймса Бонда и в настоящее время находятся в движении, – пояснил Андрей, разливая по стаканам. – Но! Отнюдь не к адресу. Так что их перспективы весьма и весьма неперспективны.

– Я бы этого вашего Анзорика…

– Нашего! Не противопоставляй себя коллективу. Тем более что завтра твой черед его пасти.

– Хорошо! Пусть будет нашего. Так вот, я бы этого рейдера недобитого своими собственными руками придушил! Эта тварь в обмен на условный срок сдала своих таких же тварей и теперь спокойно продолжает заниматься всё теми же «тварьскими», делами. Причем под нашей бесплатной охраной!

– Ничего не поделаешь – таковы правила игры, – философски заметил Вучетич.

– Правила везде одни: человеком надо быть!

– Я прав или мне послышалось? Здесь кто-то хотел свернуть философские дискуссии? – попытался погасить страсти Мешок.

– Ага! Сначала доведут человека до белого каления, а потом «свернуть»…

– Гриша, а можно я скажу тост? – обворожительно улыбнувшись, попросила доселе молчавшая Ольга.

– Не можно, а нужно!

Прилепина поднялась из-за стола, и «курилка» мгновенно затихла, обратив свои взоры к единственной представительнице прекрасного пола.

– Гриша, я хочу пожелать, чтобы судьба, деньги, жена и дети всегда относились к тебе в строгом соответствии с твоей фамилией.

– Это как?

– Холили тебя и лелеяли.

– Как сказала, а?! – расцвел Григорий и обвел собравшийся народ торжествующим и порядком затуманенным взором.

* * *

Занимающий целых два этажа «Владимирского Пассажа» элитный и стильный фитнес-центр в этот вечерний час был скорее «наполовину пуст», нежели полон. Причина тому крылась как раз в элитарности и стильности, выражавшихся прежде всего в ценнике.

Сейчас в левом, в «дамском» его крыле на беговой дорожке старательно сдавала нормативы Вика – обтягивающий спортивный костюм которой выгодно подчеркивал ее классическую «гитарную» фигуру. Со стороны правого крыла за ней наблюдал без особого энтузиазма крутящий педали Гурцелая. С вожделением поглядывая на подругу, он призывно показывал глазами в сторону сауны, но Вика лишь игриво покачивала своей хорошенькой головкой. Мол-де: сначала спорт, а уже потом – баловство [1]1
  Наученные горьким опытом, авторы заранее спешат ответить на возможные обвинения со стороны так называемых «знатоков», обожающих «докапываться до каждого столба». Поясняем: мы в курсе, что фитнес-центр во «Владимирском Пассаже» является спорт-клубом «only for women». Но «Гоблины» – не документальное, а художественное произведение. И поскольку сюжетно-географически нам требовалось, чтобы этот клуб не делился по гендерному признаку, мы сознательно описали его именно таковым. Имеем полное право! Равно как здесь и далее категорически отметаем возможные обвинения в «продакт-плейсменте» тех или иных питейных заведений и географических объектов. Включая город Мурманск.


[Закрыть].

Строго на границе между женским и мужским мирами, на скамеечке, установленной рядом с аппаратом с питьевой водой, сидели, кручинясь, Женя с Ильдаром. Они пили халявную воду и, что называется, бдили.

– …А в конторе сейчас бухают по-черному, – мечтательно зажмурился Джамалов. – Гришка мне уже раз пять звонил. А мы тут гасимся, как мыши.

– Вселенная полна неожиданностей. И, в основном, неприятных, – безразлично констатировал Крутов.

– Прикинь, Жека, как было бы классно, если бы сейчас в этот зал вошел киллер и завалил нашего пингвина к чертям собачьим. Прямым выстрелом в тупую голову. Мы бы сразу освободились, взяли тачку, причем его же – зачем покойнику тачка? – и!.. К столу.

Женя недобро посмотрел на тужащегося на велотренажере клиента и согласился:

– Да, неплохо.

– Как думаешь, это надолго?

– Судя по призывным взглядам самца, который не сводит глаз с двери, ведущей в сауну, впереди у них еще водные процедуры. Переходящие в синхронное совокупление.

– Думаешь? – встревожился Ильдар.

– К гадалке не ходи.

– Бли-ин, ну почему именно в нашу смену!

Джамалов со страдальческим лицом непроизвольно сжал в руке пластиковый стаканчик так, что тот, хрустнув, сломался, и остатки воды залили ему штаны. Образовав неприличное пятно в самом «неприличном месте»…

…На женской половине появилась заступившая на тренерское дежурство Надя Вылегжанина. Завидев ее, лысоватый, атлетически безупречно для своего минимум полтинника сложенный усач, тягавший штангу неподалеку от Гурцелая, отложил железо и, вытирая вспотевшие руки о футболку, поспешил ей навстречу.

– Добрый вечер, Наденька! А я всё гадал: сегодня ваша смена, или я опять всё напутал?

– Добрый вечер, Людвиг Ромуальдович! – улыбнулась Вылегжанина, подставляя щеку для дежурного поцелуя. – Отлично выглядите!

– Перестаньте, Надя, старость всегда отвратительна.

– Какой же вы старый? Вы у нас мужчина в самом соку.

– В самом соку бывают только женщины. А мужчины, они, в лучшем случае, проспиртованы… Надюш, у меня к вам просьба.

– Слушаю?

– Мне нужно оперативно оформить абонемент для одной моей знакомой.

– Без проблем. На какое время?

– На одно время со мной, разумеется.

Вылегжанина понимающе улыбнулась и шутливо погрозила пальчиком:

– А вы, Людвиг Ромуальдович, большой шалун! У вас новое увлечение?

– Увы мне. Похоже, в данном случае нечто большее. Прав был Ларошфуко: старые безумцы еще безумнее молодых.

– Неужели любовь? Браво-браво! Хорошо, на следующее занятие можете приходить со своей избранницей. Кстати, как ее зовут?

– О, у нее очаровательное имя! Валерия! Что в переводе с латинского означает «сильная, крепкая».

– Ну, тогда ей сам бог велел к нам ходить. А фамилия?

– А вот фамилия подкачала. Ну да ничего, надеюсь, это ненадолго.

– О! – изумилась Надя. – Так у вас далеко идущие планы?

– Самые что ни на есть!

– Вот тебе раз! А я так хотела познакомить вас со своей подругой. В одном городе живем, а сами сто лет не виделись. И тут вдруг случайно, буквально нос к носу, столкнулись.

– Бывает. Тогда знакомьте скорей! Иначе, боюсь, будет поздно.

– Она сказала, что подумает.

– Боюсь, что в таком случае она рискует опоздать. Признаюсь вам, Наденька, как на духу: эта женщина – Лерочка – буквально вскружила мне голову.

– Завидую.

– Кому?

– Ей, естественно. Да, так что там у нас с фамилией? На кого оформлять абонемент?

– Мешечко. Ее зовут Валерия Мешечко. Смешно звучит, правда?

– Правда. Так, сегодня у нас что, четверг? Тогда в это воскресенье смело можете приходить вместе. Абонемент для нее я оставлю у охранника.

– Наденька! Вы просто прелесть! Дайте-ка я вас еще раз поцелую. Исключительно дружески…

– Да ради бога! – кокетливо повела плечиками Вылегжанина. – Можно даже и не совсем уж. Дружески…

* * *

Ох и много в репертуаре Леонарда Коэна хрипуче-задушевных баллад! Баллад много, а Ольга – одна. Так что, когда после бодренького по музыке (но не по тексту) «The Future» из динамиков зазвучало классическое «Waiting For The Miracle», Виталий, мгновенно соориентировавшись, первым успел перехватить партнершу. Оставив с носом порядком поднабравшегося, а потому зазевавшегося именинника.

– …Э-э, а ну-ка брысь! Эта дама на сегодняшний вечер абонирована за мной.

– Абонируют ложу в театре, – назидательно изрек Вучетич, не выпуская Ольгу из объятий. – А дам – их приглашают. Короче, отвали.

– Не понял? У кого сегодня день рождения?

– Так вот иди и празднуй. А то вон третий час сидим, а бутылки практически не убывают. Словно бы не пьянка в элитном спецподразделении, а праздничный утренник в детском саду.

– В самом деле? – тревожно задумался Холин. – Погоди-ка, погоди… Как ты сейчас сказал? Детский сад? А ведь ты прав, старина! – Григорий ощутимо хлопнул Вучетича по плечу и возвратился за стол со словами: – Мужики, у меня возникла оригинальная идея.

– Да уж, оригинальности тут хоть отбавляй, – отработанным движением взялся за бутылку Шевченко.

– Да нет, дружище, я не об этом… Вернее, это-то само собой, наливай… «Нет-нет, фраерок, полную»… Короче, только что у меня в голове созрел потрясающий по своей простоте и эффективности план. Под кодовым названием «Детский сад». При помощи этого плана мы, надеюсь, восстановим справедливость.

Мешок быстро переглянулся с коллегами:

– Мне уже страшно.

– Почему? – спросил Афанасьев.

– Потому что всякий раз, когда Гришка намеревается установить справедливость, закон оказывается бессилен.

Холин посмотрел на представителя начальства с пьяной снисходительностью:

– Как говорят на родине поэта-песенника: «Спокийно!» Слушайте сюда, бандерлоги. Нет, сначала все-таки выпейте, а уже потом – слушайте.

Народ послушно опустошил стаканы, и Григорий, перейдя на полушепот, принялся с азартом озвучивать основные тезисы своего гениального плана. Не прошло и минуты, как все, ему внимающие, за исключением Бориса Сергеевича, начали похохатывать, а потом, не удержавшись, так и вовсе принялись ржать в полный голос. Из чего следовало, что в стихийно родившемся плане и в самом деле имелись зачатки гениальности.

– …Обрати внимание, Виталий! По-моему, там зреет какой-то заговор.

– Во-во. Причем без нашего участия.

– А вы, молодые люди, танцуйте-танцуйте, – среагировав на насмешки, отмахнулся от танцующей пары Холин.

– Ну уж дудки! – заявила Прилепина и, высвободившись из рук партнера, вернулась к столу. – А ну-ка быстренько колитесь: что вы тут замышляете?…

* * *

В начале двенадцатого «ночной извозчик» Афанасьев категорически заявил, что ждать более не намерен и если кто сегодня желает быть доставленным, должен незамедлительно подняться и пройти на погрузку.

Желающих оказалось трое. Двое из них прошли на посадку своим ходом. А вот третьего пришлось грузить с привлечением дополнительной рабочей силы. Как не трудно догадаться, третьим был наклюкавшийся до положения риз именинник…

…Застоявшаяся во дворе «маршрутка» резво неслась по вечерним питерским набережным. Борис Сергеевич, которому все эти корпоративные пьянки осточертели хуже горькой редьки, торопил развозкой, мечтая добраться до дому хотя бы к часу ночи.

Приняв неудобное полугоризонтальное положение, Холин с невинным лицом младенца тихонечко посапывал, и сидящая напротив Прилепина наблюдала сейчас за ним с легкой улыбкой.

– …И пьян, и умен – два угодья в нем, – перехватил ее взгляд Мешок.

– Если здесь ты имеешь в виду ваш план по укрощению господина Гурцелая, лично я не считаю его умным. Да, а почему «Детский сад»?

– А почему бы и нет? В конце концов, дело не в названии, а в содержании.

– И где ты там умудрился узреть содержание? По-моему, весь этот ваш якобы план – глупость несусветная.

– А хотя бы и так. Если конечная цель достигнута, неважно – глупость это или нет.

– Про цель я, кстати, тоже не поняла.

– Цель очень простая – напустить побольше жути и ужаса нечеловеческого на самодовольного павлина Гурцелая. Если удастся, то, во-первых, мы сделаем его более управляемым, а во-вторых, попробуем состричь с него энное количество купонов. Например, в виде спонсорской помощи.

Прилепина посмотрела на Андрея сердито. Откровенно давая понять, что сей незатейливый планец пришелся ей не по вкусу:

– Я понимаю, Гришка – тот еще авантюрист. Да и Тарас, в принципе, такой же. Но я испытала настоящий культурный шок, когда услышала, что вы с Виталием поддержали эту бредовую идею!.. Андрей, ты же разумный человек! Неужели ты не понимаешь, что в подобные игры можно заиграться так, что потом костей не соберешь?! Не забывай: при всей своей эпатажности, господин Гурцелая – самый натуральный бандит! На нем трупы! Пускай и недоказанные!

– Правильно, Ольга Николаевна! Так их растак! – поддержал Афанасьев, все это время, оказывается, прислушивавшийся к спору в салоне. – Я тоже считаю, что в этой затее самое разумное – разве что название. Так и есть: «детский сад, штаны на лямках».

– Сергеич, ты бы лучше газку прибавил, чем чужие разговоры слушать. Нам после Холина еще Ольгу на Юго-Запад забрасывать.

– Можем и прибавить, как скажете, – втопил Афанасьев. – Но план ваш всё равно полное говно.

– Именно потому, что Гурцелая – бандит и мразь, мы имеем полное моральное право устроить ему небольшие хлопоты, – игнорируя столь резкие оценки, продолжил развивать свою мысль Мешок. – Чтоб жилось не столь вольготно и беззаботно, как это ему удавалось до сих пор. Анзорик по жизни привык людей утюгами-паяльниками прижигать, вот пускай теперь и сам немного повертится. Голой жопой на раскаленной сковороде.

Подал голос мобильник, и Андрей достал из кармана трубку:

– Слушаю, Ильдар! Что там у вас?… Как?… Я спрашиваю: закончили на сегодня?… Нет?… Где?… Вот скотина!.. Ладно, держитесь. Завтра у вас законный отсыпной, так что в конторе можете не появляться. Только обязательно оба будьте на связи, мало ли что… Да… И Женьке передай. Всё, пока.

– Они что, еще не закончили? – по интонации разговора догадалась Ольга.

– После кинотеатра Гурцелая со своей мочалкой по имени Вика поехал в фитнес-центр на Владимирском. А сейчас они, отдыхая после физических нагрузок, делают заказ в ресторации «Фортеция».

– А наши чего? – не поворачивая головы, поинтересовался Афанасьев.

– А наши, по-шараповски, глушат кофий и бдят на входе.

– Не бздим – выходим! – не открывая глаз, пьяно отреагировал на последнюю фразу Холин.

– Молчи уж, юбиляр хренов! Гришк, знаешь, что роднит тебя с прекрасным весенним садом? Вам обоим пора вставать на просушку.

– Вопрос не ко времени. Обратитесь весной и по форме, – промычал юбиляр.

– А фитнес-центр случайно не тот, который во «Владимирском Пассаже»? – неожиданно вспомнив, уточнила Ольга.

– Он самый. А что?

– У меня там бывшая однокурсница работает. Инструктором.

– Так это же чудесно! – просиял Мешок. – Слушай, Олька, а давай-ка ты к ней на днях подскочишь и под каким-нибудь залегендированным предлогом переговоришь?

– На предмет?

– На предмет частоты появления в их заведении господина Гурцелая. Описание морально-волевых качеств, равно как вредных и не вполне привычек клиента, также приветствуется.

– Это приказ?

– Нет. Всего лишь дружеская просьба.

– Тогда не поеду. Я уже сказала: мне не нравится эта затея.

Андрей нахмурился:

– Хорошо. Если тебе так проще, будем считать, что это приказ.

– А что, Андрей Иванович, с начальником подразделения эту тему вы уже согласовали?

– Ох и язва ты, Олька!

– Главное, чтоб не сибирская, – донеслось из «прекрасного весеннего сада». – Остальные лечатся!..

Санкт-Петербург,

Южное кладбище,

30 августа 2009 года,

воскресенье, 13:42 мск

«Вот так и живем: завтра – день рождения, послезавтра – похороны».

Южное кладбище – жуткое кладбище. Представьте себе триста га чистого поля, на которых уместилось под пять миллионов захоронений. Второй Петербург! При этом если у центрального входа еще живет какая-то дающая тень растительность, то метров через сто-двести начинается настоящая пустыня, где теснятся и громоздятся, налезая одна на другую, могилы-могилы-могилы… И, словно бы в насмешку, магистральные аллейки-дорожки, петляющие между ними, носят романтические названия – березовая, ореховая, вишневая…

Вот уж воистину – парк. Не культуры, но вечного отдыха…

…Временно превращенная в катафалк «маршрутка» стояла неподалеку от свежевырытой могилы в далеко не самом престижном, но и не совсем «отстойном» участке кладбища. Трое «гоблинов», на долю которых выпала миссия забрать гроб с Демидычем из морга, мрачно курили в сторонке, дожидаясь приезда остальных участников скорбной церемонии.

– Плохая примета – покойника на служебной машине перевозить, – ворчливо заметил Афанасьев.

– Преподобный Иоанн Кронштадтский говорил: «Не верьте в глупые приметы, не будьте суеверными, и приметы не будут сбываться».

– А мне, Женя, твой Кронштадтский не указ. Сейчас вон модно иконки-образа на приборную панель лепить. И что, многих это спасало от ДТП?

– А что, Сергеич, ты небось и черных кошек, и баб с пустыми ведрами по параллельным улицам объезжаешь? – усмехнулся Холин.

– Если есть такая возможность – обязательно.

– Чем бензин казенный жечь, ты бы их лучше давил.

– Кого? Баб или кошек?

– И тех и других.

– Очень остроумно, – проворчал Афанасьев. – Гришк, ты бы, чем зубоскалить, лучше бы Мешка набрал. Узнай, где их черти носят? Выходной день: Пулковское свободно, Волхонка пустая. Мы с севера за тридцать минут долетели, а они из центра больше часа добраться не могут.

– Да звонил я ему, минут десять как.

– И чего?

– На подходе. Говорит, Анечка с батюшкой долго провозились – им из Парголово никак не выбраться было. На Выборгском-то снова ремонт затеяли! Я с них просто фигею, Сергеич! Каждый год асфальт перекладывают!

– А то ты не знаешь на чью дачу та трасса ведет?!

– Знаю. Что не на мою, – буркнул Холин. – Слышь, Сергеич, я вот что подумал: раз уж всё одно к одному, может, попросить вашего отца Михаила, чтобы он заодно и «пепелац» освятил? Сам-то я не шибко верю во всю эту музыку, но с другой стороны – хуже от того всяко не станет. Или попам на ментовские машины западло святую воду тратить?

– Нет, Гриша, им, как ты выражаешься, «не западло», – со знанием дела вмешался в разговор Крутов. – К примеру, у нас в ОВО весь автопарк еще в 2006-м освятили. Дабы… – Женя напрягся и процитировал по памяти: – «Ангел небесный хранил колесницы и людей, находящихся в них, от бед и аварий, от несчастий и огорчений».

– Ладно ОВО, эти-то хотя бы гласные службы, – охотно поддержал довольно странную тему Афанасьев. – А вот лично мне водилы знакомые из «наружки» рассказывали, что у них точно такая канитель была. Со святой водой и окроплением.

– «Семерошникам»-то на хрена? – удивился Григорий. – Этих котов помойных не ангел – «непроверяйка» охраняет.

– Не скажи. Там у народа своих заморочек хватает. Мигалки им не положены, спецокраска – тоже, крутых тачек практически нет. Им же главное – не выделяться. Потому все кому не лень «опушников» подрезать норовят, дороги не уступают. Словом, демонстрируют глубочайшее презрение.

Холин с сомнением покачал головой:

– В презрение охотно верю, но вот техническую сторону мероприятия я себе слабо представляю. У «семерки» даже само месторасположение гаража – секретное. И чего ж, неужели попа запустили в святая святых?

– Ну да. Запустили, – подтвердил Афанасьев. – Один из экипажей «наружки» специально отправили в храм за батюшкой и доставили его в гараж с тщательным соблюдением режима секретности. Чуть ли не глаза завязывали священнослужителю!

– Блеск! И чего?

– И тот, соответственно, провел чин освящения служебных автомобилей, которые отныне ни в коем разе не должны попадать в неприятные истории на дороге. Кроме того, освящение должно было обеспечить машинам «наружки» защиту от поломок и угонов.

– Ну и как? Обеспечило?

– Понятия не имею.

– Кошмар какой! На дворе двадцать первый век, а тут – натуральной воды мракобесие.

– Знаешь, Гриш, я бы советовал тебе не рассуждать о вещах, в которых ты абсолютно не разбираешься и не понимаешь, – предостерегающе сказал Крутов. – К слову, мракобесие здесь ни при чем. Просто ожидание чуда есть одна из слабостей русского народа.

– Глыбко! – похвалил Афанасьев. – Сам придумал?

– Нет. Это Бердяев сказал.

– Хорошо сказал.

– Это какой Бердяев? Часом, не замначальника 5-й ОРЧ? – заинтересовался Холин.

– Нет. Это русский философ. Классик и, по большом счету, гений, – провел краткий ликбез Крутов.

– Понятно. Но, кстати, этот, который из ОРЧ, тоже любил это дело.

– В смысле выпить?

– Выпить само собой. А потом пофилософствовать. Помню, собрались мы как-то в «Ровеснике», был такой злачный шалман на Большом Сампсониевском. Накатили, как водится, пивка с водярой. А Бердяев возьми да и выдай, причем экспромтом: «Если бы алкоголя не было, его надо было бы придумать как средство благодарности: иной раз «спасибо» бывает мало, а деньги – не к месту, да и обидеться могут хорошие люди» [2]2
  Здесь по части «экспромта» кто-то явно слукавил: или Гриша, или цитируемый им Бердяев. На самом деле сия «крылатая фраза» принадлежит перу флотского писателя Виктора Юрьевича Белько.


[Закрыть].

– И этот хорошо сказал, – согласился Афанасьев.

– Слушай, Жека! – Холину все никак не давало покоя таинство окропления. – А вот если, к примеру, освятить личное табельное оружие? Будет оно тогда само в «десятку» палить?

– Если не ошибаюсь, теоретически священнослужители могут освятить любую вещь, которая дорога человеку. Но! При условии если она не противна Богу, – объяснил Крутов. – Так что на табельное оружие чин освящения наложен быть не может. Условно говоря: с божьей помощью прицел не поправить.

– А жаль, – словно бы даже расстроился Холин. – Хоть какая-то польза.

– Ну, наконец! Едут, – всмотрелся в клубы поднимающейся вдали пыли Афанасьев. По разбитой дороге, тяжело переваливаясь через ухабы, катил кортеж из двух автомобилей. Причем на фоне черного «Вольво» отца Михаила потрепанная «лохматка» Мешка смотрелась еще «истрепаннее»…

…Через минуту полку «гоблинов» ощутимо прибыло: из машины Андрея выбрались полковник Жмых, Наташа и Ольга. С отцом Михаилом приехала Анечка. Лица у вновь прибывших были сосредоточенно-серьезны и угрюмы, один только батюшка оставался спокоен и деловит. Что, собственно, и неудивительно: ему, как с пролетарской прямотой прошептал Ольге Холин, «по должности положено».

Афанасьев молча пожал руки руководству:

– Ну что, будем выносить? А то местные землекопы уже подходили-намекали, что у них скоро обеденный перерыв.

– А на переучет покойников они тут часом не закрываются?… Ладно, давайте, потихонечку. Я смотрю: отец Михаил уже почти перевоплотился. Из автолюбителя в божьего человека, – последнюю фразу Андрей произнес с легким оттенком не то сарказма, не то обыкновенной мужской зависти по отношению к личному автотранспорту служителя культа.

Мужчины вынесли гроб из «маршрутки» и осторожно установили на заранее принесенные «копателями» козлы. После чего выжидающе уставились на степенно подходящего отца Михаила.

– Гроб открывать не будете? Прощаться с покойным?

– Нет, – ответил за всех Андрей. – Мы уже прощались. Позавчера, в морге судмедэкспертизы. Думаю, Иван Демидыч на нас не в обиде. Опять же, стоит пощадить нервы наших дам.

– Что ж, тогда будем начинать… Молодые люди, будьте любезны, затушите сигареты.

Все, доселе курившие, спешно затушили сигареты, и священник приступил к процедуре отпевания. Если само слово «процедура» в данном контексте вообще уместно. Хотя чего еще можно ожидать от бюрократизированных по самое «не могу» ментов?…

* * *

По воскресеньям в редакции «Явки с повинной» традиционно обитала всего одна живая душа – душа дежурного вахтера. Весь остальной журналистский народ отдыхал от трудов праведных, тем более что погоды этим летом стояли неправдоподобно изумительные.

Тем неожиданнее было вахтеру Виктору Васильевичу запустить сегодня в контору сразу двух сотрудников службы расследований. Судя по заплаканным глазам руководителя службы Маши Цыганковой и встревоженной мордашке ее коллеги и подруги Тани Ивановой, у девушек явно что-то стряслось. Вот только не того полета птицей был вахтер, чтобы, проявляя сочувствие, справляться о делах служебных. Тем более что обе девки были молодые, симпатичные, а потому проблемы могли и не иметь непосредственного отношения к делам редакционным. А дела амурные – материя слишком тонкая и деликатная…

– …Дура ты, Машка! – сердито отчитывала Таня подругу, с отрешенным видом уставившуюся в заставку на своем ноутбуке. – Ну почему ты Обнорскому сразу не сказала? Теперь он, бог даст, только через неделю вернется.

– А что он сделает, твой Обнорский? Охрану ко мне приставит? – холодно осведомилась Цыганкова.

– А почему бы и нет?

– Щас, размечталась! На какие шиши? Нам, вон, ставки гонорарные с прошлого месяца урезали. А ты хочешь, чтобы шеф на секьюрити для рядовой журналистки раскошелился.

– Ну, во-первых, ты у нас не рядовая журналистка, а звезда. Я бы даже сказала – мегазвезда!

– Кончай прикалываться, а? И без того тошно.

– Ничего я не прикалываюсь, – загорячилась Татьяна. – Или ты можешь назвать в этом городе хотя бы еще одного журналиста, у которого брали интервью для англоязычной версии «Форбс»? Молчишь? Вот то-то же!.. Ну, и что ты собираешься теперь делать?

– Не знаю. Домой идти боюсь. Заночую сегодня здесь, в редакции. А завтра…

– Никаких редакций! Сегодня ты ночуешь у меня! А завтра мы с тобой идем в милицию!.. Блин, Машка, у тебя же полно знакомых ментов! Тебя же сам начальник Главка знает! Позвони ему!