Текст книги "Дело профессора Заслонова"

Автор книги: Андрей Константинов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

16

Ближе к вечеру мне позвонила вдова профессора по имени Инна и сказала, что она помнит о своем обещании попытаться познакомить меня со знакомыми ее мужа. И приглашает меня в клуб «У дона Педро», в котором они с мужем периодически бывали.

– О, дон Педро, – сказал я, – я оденусь как настоящая обезьяна. Выберу цепь помощнее и причешу свой ежик покруглее.

– Оденьтесь строго, – оборвала она меня, – костюм, галстук.

Инна была в черном брючном костюме. Я сразу же поцеловал ее в щечку. А потом в ушко. Она не стала демонстрировать отвращение.

Мы выпили по «Маргарите», потом еще по две, и я перешел на джин с тоником, а она на кампари с оранжем.

– Ну что, – спросил я, – где знакомые профессора?

– Сегодня никого не видно. А как ваше расследование?

– Наше расследование замечательно. Зачем ваш муж ограбил монастырь?

– Да вы что, Леша, – сказала вдова, – Витя был верующим человеком, он бы никогда такого не сделал.

– А зачем он сотрудничал с евреями?

– С какими евреями?

– Да такими. Шпионы-евреи. Кто не знает, что каждый еврей – шпион, а каждый шпион – еврей?

– У Вити, кажется, были контакты с какими-то израильскими фирмами. Но вряд ли они занимались шпионажем.

– А что он прятал в квартире дочери?

– А что он прятал?

– Не знаю.

– Так кто же все-таки убил моего мужа? Что думает милиция? Вы не знаете, Леша? – спросила она меня.

– Да ничего она не думает. Она даже не знает того, что я вам сейчас рассказал – ни про священника, ни про пакет. Они, по-моему, вообще дело готовы закрыть.

Потом я расплачивался с официантом за наши джины, кампари и «Маргариты». Денег на такси уже не хватило. Но Инна сказала, что у нее есть.

Она отвезла меня домой. А сама поехала дальше – наверное, к себе домой.

17

Утром я был как огурчик. И подумал: а почему я так спокойно отношусь к смерти профессора: флиртую с его женой, то есть вдовой, мучаю расспросами дочку. И хотя профессор погиб почти у меня на глазах, я не вижу его мертвого лица в ночных кошмарах. Наверное, потому, решил я, что я с ним был очень мало знаком и воспринимаю его как некий абстрактный персонаж некой истории с убийством.

Но почему тогда так спокойна его вдова Инночка? Да и дочка вроде бы не очень-то убивается.

То ли они все вместе его укокошили, то ли профессор был настолько дрянным человеком, что жалеть его некому и не за что.

Но они и могли убить его как раз потому, что он был плохим человеком. Собрались все вместе – дочка с мужем, Инночка, бывшая жена, священник – и выкинули из окна, стерев затем все отпечатки пальцев и аккуратно закрыв дверь.

В общем, решил я, пора завязывать с профессором. Еще один такой поход к «Дону Пед-ро», и я сам выброшусь из окна, предварительно объявив себя банкротом.

18

Я спокойно сидел дома и смотрел ток-шоу «Про это», когда позвонил Спозаранник. Я очень удивился, потому что в такое время Спозаранник уже должен был спать, потому что иначе как он тогда встанет спозаранку?

Спозаранник спросил, видел ли я сегодняшнюю телепрограмму «Мгновения» Ивана Петропавловского. Я сказал, что смотрю только приличные каналы, только приличные программы и только приличных ведущих. В общем, не видел я ее.

– Очень жаль, – сказал Спозаранник. – Господин Петропавловский показал в прямом эфире выступление Валерия Колякина, который перед телекамерой признался в том, что он в состоянии аффекта убил Виктора Заслонова, после чего выбросил его тело из окна.

– А кто такой Валерий Колякин? – не понял я.

– Валерий Колякин, – сказал Спозаранник, – это муж дочери Заслонова.

– И что еще он сказал?

– Еще он сказан, что ссора произошла из-за того, что Заслонов считал, что он плохо относится к его дочери. Сделать это признание его заставила совесть или неспокойная душа – не помню точно, как он выразился. Все, больше он ничего не сказал. Выступление было очень коротким.

– А что сказал Петропавловский?

– Петропавловский, предваряя выступление, сказал, что Колякин решил сделать признание в его программе. И он, как настоящий журналист, не мог препятствовать тому, чтобы население знало правду.

– И это все?

– Да, все.

19

Я позвонил утром Петропавловскому и попросил его рассказать, как было дело. Он не был расположен со мною говорить:

– Все, что надо, сказано в передаче. Больше мне добавить нечего. До свидания.

Наконец к обеду пришел Зудинцев.

– Кое-что узнал. Но новости нерадостные, – сказал он. – Валерий Колякин умер.

– Как умер?

– Так умер. Сегодня утром выбросился из того же окна той же квартиры, из которой выкинули профессора.

– И что?

– Я уже был на месте. Со всеми побеседовал. Милиция считает, что это самоубийство. Может, они и правы. Хотя им так удобнее считать: убийца признался, а потом покончил с собой.

– Какие-нибудь подробности?

– Да нет никаких подробностей. Никто не видел, как Колякин вошел в квартиру, но ключ у него был, его нашли в кармане брюк. Никакого беспорядка в квартире. На теле никаких следов борьбы. Конечно, окончательно это должна сказать экспертиза.

– А что с признанием?

– Тут все смешнее. Никакого прямого эфира на самом деле не было. Кто-то привез или подкинул кассету с записью признания Колякина Петропавловскому. И Петропавловский тут же запихнул ее в эфир.

– То есть никто не знает, сделано ли при знание добровольно?

– Никто не знает.

– А кто привез кассету?

– Петропавловский молчит. Вернее, он выдал уже три разные версии. Сейчас он говорит, что ему позвонили – неизвестно кто – и сообщили, что на вахту принесут пакет, в пакете будет запись признательных показаний убийцы известного профессора Заслонова. Через десять минут после звонка какой-то подросток принес пакет. Вот, собственно, и все. Да, сейчас кассета на экспертизе.

– А что говорит дочь профессора?

– Дочь говорит, что не видела своего мужа с утра предыдущего дня, но абсолютно не волновалась, потому что такое и раньше бывало.

20

Я позвонил Светлане Заслоновой. Она была дома, плакала, говорить со мной отказалась.

Я позвонил Инне Заслоновой. Она была дома, не плакала, но говорить со мной тоже отказалась.

Кому еще звонить, я не знал.

Обнорский позвал всех занятых в этом деле.

– Тебе, Леша, – выговор, – начал он с меня. – Тебя видели в ресторане с подозреваемой по делу.

– С какой такой подозреваемой?

– С женой профессора.

– А, с его вдовой. Так я проводил оперативную работу.

– Проводя оперативную работу, вы, Алексей Алексеевич, были пьяны и кричали там чего-то про милицию и про агентство.

Я решил, что лучше молчать и не припоминать Обнорскому его прежние подвиги.

– Ладно, – сказал шеф. – Появился еще один труп. Рассказывайте, чего знаете.

Я не знал ничего. Зудинцев рассказал то, что уже излагал мне. А вот Горностаева, оказывается, проявила инициативу.

– Я выяснила, – сказала она, – кое-что любопытное про отношения профессора и его новой жены.

– А чего это вы, госпожа Горностаева, полезли не в свой огород? – возмутился я. – Родные и близкие покойного – это мой профиль. Вам поручили заниматься его коммерческими делами.

– Андрей, – обратилась Горностаева к Обнорскому, – а нельзя ли задвинуть Скрипку обратно в завхозы?

– В главные завхозы, – поправил я ее.

– Продолжай, – сказал Горностаевой шеф.

– Развод и новая женитьба произошли очень неожиданно. Я нашла бывшую жену Заслонова. Она сейчас работает в Хабаровске. Она говорит, что уверена, у ее бывшего мужа не было до развода никаких романтических увлечений.

– На чем основано это утверждение? – спросил я.

– Ни на чем. Она просто уверена. Муж сказал ей, что он делает это ради блага семьи. Кроме того, свадьбы не справляли. Никто никогда не видел, чтобы молодые жили вместе. В общем, по-моему, это был фиктивный брак.

– Ты что, хочешь сказать, что его силой заставили жениться?

– Ну, примерно так.

– И зачем?

– Я думаю, схема примерно такая: фирма Заслонова и год, и даже полгода назад была достаточно мощным конкурентом на рынке импорта леса. У профессора была рука в областном правительстве, хорошие контакты с партнерами в Скандинавии. В общем, кто-то захотел прибрать ее к рукам. И сделал это, не устраняя профессора, а введя в качестве контролирующего фактора жену.

– По-моему, бред это. Есть более простые способы установления контроля над фирмой, – сказал я.

– Может, это новое слово в криминальной практике, – ответила Горностаева.

21

На следующий день Зудинцев принес мне посмотреть видеокассету, на которой было записано признание зятя профессора. Потом сказал:

– Слушай, тут у меня есть новости, которые вообще все запутывают. Я проверил твоего священника.

– Знаешь, – ответил я, – эти священники мне уже по ночам снятся. С топорами в руках. Одному моему приятелю тоже как-то снились священники. Ну, на самом деле не совсем священники, а что-то в рясах и с крыльями. Может, ангелы. Или серафимы. Так вот, он, вместо того чтобы стать еще большим праведником, напился, устроил грандиозную драку в доме архитектора. И в итоге получил год условно за хулиганство. Так что сны – они тоже вещие бывают.

– Проверил я твоего священника, – повторил Зудинцев. – Действительно, есть монастырь. Есть подворье. Есть отец Николай. У них на самом деле была какая-то неприятная история с деньгами. Но денег там было немного, поэтому они очень удивились, что мы из Питера по этому поводу их беспокоим. Так, несколько тысяч рублей. Но самое интересное, что примерно в это же время там из храма пропала икона – она-то и стоит каких-то немереных денег. Конечно, никто ее не оценивал, но это какой-то там мохнатый век и оклад из золота. Хотя золото-то тут особо ни при чем. Главное, что вещь древняя, антикварная.

– А что милиция тамошняя?

– Заведено уголовное дело. Разосланы ориентировки. Но подозрений никаких. Потому что они там, в монастыре, даже не знают, когда она пропала – то ли в сентябре, то ли в ноябре.

– Так они моего священника подозревают?

– Да в общем-то нет. Они всех подозревают. То есть никого.

22

Мы опять собрались у Обнорского. Я сказал:

– Один мой приятель как-то сообщил своим знакомым, в том числе и мне, что не прочь был бы завести кошечку или котика. А дело было перед Новым годом. И вот на Новый год ему подарили двух кошечек. И одного котика. Только я ему кошку не дарил, потому что знал, что до добра это не доведет. Потом эти кошки как-то на удивление быстро выросли. И – что вы думаете – стали плодиться и размножаться. А он человек добрый и не может с ними не по – христиански…

– Алексей, давай по делу, – сказал мне Обнорский.

– Так я исключительно по делу. Убийцы у нас плодятся прямо на глазах. Уже имеется три железные версии. Первая: убийца профессора – его зять, и все, что сказано им на пленке, – правда. Мотив – личные неприязненные отношения, усиленные нехваткой денег и пропажей какого-то пакета.

– Версия вторая, – продолжал я, – профессора убила его новая фиктивная жена, которую подослали к профессору некие криминальные элементы. А убила она его потому, что он стал уже не нужен. К тому же и дела его фирмы стали в последнее время идти хуже. Конечно, убивала, наверное, не она сама, а кто-то другой, но сути дела это не меняет.

– Версия третья, – закончил я. – Священник. Он вместе с профессором стащил из монастыря жутко дорогую икону. Икона, кстати, по размерам небольшая. Затем профессор обманул священника, взял икону и скрылся в Петербурге. Икону он положил в пакет и спрятал в квартире своей дочери. Но священник профессора нашел – и убил. И теперь душа отца Николая попадет в ад. У меня все. Теперь нужны руководящие указания – что делать дальше.

Обнорский задумался.

– Указания, – сказал он через некоторое время, – будут следующие. Мы прекращаем заниматься расследованием этого дела. Два трупа уже есть. Личности по этому делу оказываются все какие-то малоприятные. И я не хочу, чтобы трупы появились среди наших ребят. В общем, дело закрываем. Все пишут отчеты. Скрипка сводит их в один. Потом один экземпляр отдадим следователю, который ведет дело об убийстве профессора. Один экземпляр пошлем финнам, которые интересовались смертью Засло-нова. Если отчет их заинтересует, они нам что-нибудь заплатят. Если нет – значит, нет. Да, Зудинцев пусть продолжает контакты с оперативниками, которые работают по этому делу, – чтобы мы просто были в курсе. А всем остальным профессорского дела больше не касаться.

23

Это была сумасшедшая неделя. У Спозаранника из-за какого-то вируса полетела вся информация на компьютере, и он доводил меня до исступления своими криками о том, что потеряно все наработанное им за два года честным непосильным трудом. Горностаева категорически отказывалась курить в положенных местах и мыть за собой чашки после кофе.

Кресло Обнорского окончательно сломалось. Его пришлось отдать в ремонт. Теперь Обнорский сидел на простом деревянном стуле, и, наверное, от этого все его решения несли отрицательную энергию. Он требовал от всех заполнять какие-то бессчетные отчеты, карточки учета, бланки и справки. Ощущение было такое, что мы все – работники образцово-показательного паспортного стола.

В довершение всего Соболин разбил редакционную машину. При этом не как-то по-умному, а как кретин – просто вляпался в стенку. Видимо, пытался изобразить из себя крутого парня, но стенка оказалась круче. Ремонт грозил обойтись в тысячу долларов. Соболин кричал, что все отдаст из зарплаты, и одновременно просил длительной рассрочки.

В общем, поехал отдавать машину в ремонт я, потому что понял, что уже никому и ничего больше доверить не могу.

Именно там и тогда – в ремонтном боксе во время замены левого крыла и переднего бампера нашей шестерки – я и раскрыл дело профессора Заслонова.

Откровение пришло ко мне совершенно неожиданно. Я сказал ремонтникам, что заберу машину завтра, и поехал в Озерки.

Светлана Заслонова была дома.

– Здравствуйте, – сказал я ей. – Помните, меня зовут Скрипка. Но не потому, что я скриплю. Вот у меня был приятель, так у него была фамилия Визг. Совершенно уникальная фамилия. И, что удивительно, он на самом деле имел очень тонкий, визгливый голос. А когда вступал в спор – а он постоянно с кем-то спорил, – так просто визжал как автомобиль при экстренном торможении. Но к моей фамилии это не имеет никакого отношения. Она очень музыкальная.

Дочь профессора была, по-моему, несколько ошарашена и моим визитом, и моим рассказом. Видимо, поэтому она сказала:

– Проходите.

Я прошел.

– А ремонт в квартире вы давно делали, – сказал я.

– Вообще не делали, – удивленно сказала она. – Как въехали сюда, так и живем. А что?

– Да вот я обратил внимание на пятно вон на той стене, возле которой у вас ничего не стоит. Оно такой странной формы, напоминает Южную Америку, в которую уже седьмой год мечтает уехать моя знакомая…

– Да, это мы с Валерой как-то поссорились, и я бросила в него ручку со стола. Попала в стену. Ручка оказалась чернильная. Мы собирались пятно чем-то заклеить, но у нас подходящих обоев не было.

– А почему вы такая напряженная? – спросил я тихо.

– Почему я напряженная?

– Наверное потому, что вы вспомнили, что именно у этой стенки снимали признание вашего мужа в убийстве вашего отца, У вас же есть видеокамера?

– Есть.

– Вот. Вы убили вашего отца. Наверное, это не было запланированное убийство. Просто он уличил вас в краже. И вы ударили его пепельницей. А потом выбросили папу из окна.

– Вы несете чушь.

– Вас видели выходящей из подъезда его дома в утро убийства.

– Кто?

– Свидетельница. Потом о вашем поступке – вернее, проступке – узнал ваш муж. И вы уговорили его взять убийство на себя. Вы записали на пленку его заявление. Наверное, вы хотели передать эту пленку в милицию, но потом решили, что если ее показать по телевизору, будет надежнее. Позвонили Петропавловскому. Попросили мальчишку занести пленку в студию. Мы нашли этого подростка. Он опознал вас.

– Вы сошли с ума. Зачем мне было записывать эту пленку?

– Я не сошел с ума. Я думаю, что вы сказали мужу, что видеозапись нужна только на самый крайний случай, если вас будут подозревать в убийстве. Потом вы договорились с мужем встретиться в квартире отца. Попросили его открыть окно, заглянуть вниз. Под каким предлогом – не знаю. И выбросили его из окна. И вас опять-таки видели. Вас видел священник – тот самый, который порубил вам топором вешалку. Помните?

Светлана молчала. Я подумал, что ее сопротивление уже сломлено. И продолжил:

– Да, забыл сказать, все это произошло из-за того, что вы украли спрятанную отцом икону в золотом окладе. Он сначала заподозрил вашего мужа, потом вас. И оказался прав.

– Уходите.

– Не уйду. Признайтесь, Светлана.

– Я вызову милицию.

– Вызывайте. Им-то вы все и расскажете.

Она не вызывала милицию. И не признавалась. Ситуация становилась тупиковой. Хуже того – она становилась дурацкой. Но закончилось все еще хуже. Светлана Заслонова вдруг сказала:

– Если вы не уходите, уйду я.

И ушла. Я остался. Осмотрел квартиру…

Потом тоже вышел, захлопнув дверь, и поехал к Обнорскому.

24

Обнорский мрачно сидел на простом деревянном стуле и ничего не говорил.

Я ему уже почти все рассказал.

– Понимаешь, это она убила. И я подумал, что смогу ее расколоть. Я понял, что это она, когда вспомнил, что пятно, которое заметно на пленке, я видел в ее квартире.

– Откуда ты взял показания свидетелей? – наконец спросил Обнорский.

– Они были. Почти. Старушка из дома профессора говорила, что видела какую-то женщину в день убийства.

– А священник?

– Священник не говорил. Но он мог видеть. Он же одно время ночевал рядом с этим домом.

– А подросток?

– Подростка я придумал для большей убедительности.

Обнорский замолчал очень надолго. Я думал, навсегда.

– Значит так, Алексей. Ты отстраняешься от всех дел, кроме хозяйственных. Тебе пока строгий выговор. А там посмотрим. И сейчас же вместе с Зудинцевым поезжайте к следователю, который ведет это дело.

25

Самое удивительное, что я был прав. Светлану Заслонову задержали в аэропорту. Через день она созналась.

Вот только в том пакете была не икона, а векселя одного очень известного банка на очень приличную сумму.

Все оказалось, конечно, не так уж и загадочно. У дочери профессора был приятель. Очень близкий. Настолько близкий, что непонятно, почему она вышла замуж не за него, а за Валерия. И этот приятель задолжал каким-то своим приятелям большие деньги. Светлана решила помочь. Просила у отца. Тот отказал, Тогда она стащила векселя. Профессор в конце концов выяснил, кто предъявил векселя к оплате. Прошел по цепочке. И вышел на дочь. Тут произошла сцена, в результате которой профессора не стало.

Что еще рассказать об этой истории?

Отец Николай так больше и не объявился. Ни у нас, ни в милиции.

А практически всю лесозаготовительную отрасль на Северо-Западе контролирует сейчас группировка Рушана.

Горностаева по-прежнему страдает недостатком культуры, выражающимся в демонстративном неисполнении требований к личному составу.

А с меня выговор сняли. Искупил дальнейшей непорочной службой.